Текст книги "Говардс-Энд"

16

Леонард принял приглашение на чай в следующую субботу. Но он был прав: визит был безнадежно испорчен.

– Сахар? – предложила Маргарет.

– Кекс? – предложила Хелен. – Большой кекс или эти маленькие вкусненькие плюшки? Боюсь, вы сочли наше письмо довольно странным, но мы вам все объясним – не такие уж мы странные, как может показаться, не такие уж ненормальные. Просто иногда нас переполняют эмоции.

В качестве дамского угодника Леонард отнюдь не блистал. Он не был итальянцем, и уж тем более французом, у кого светская болтовня и обходительность в крови. Его юмор был юмором кокни, не открывающим двери воображению, и Хелен невольно осеклась, услышав: «Чем больше дама желает сказать, тем лучше», – произнесенное весьма игриво.

– О да, – сказала она.

– Дамы придают блеск…

– Да, я знаю. Милые дамы – это настоящие лучи света. Позвольте передать вам тарелку.

– Вы довольны своей работой? – вмешалась в разговор Маргарет.

Теперь осекся Леонард. Он не допустит, чтобы эти женщины совали свой нос в его работу. Они были частью романтического, как и эта комната, в которую он наконец проник, с удивительными очертаниями человеческих фигур, колыхающимися на стенах, и даже этими чашками с тонкими краями, украшенными ягодами лесной земляники. Но он не допустит, чтобы романтическое вторглось в реальную жизнь. Потом придется чертовски дорого заплатить.

– Да, вполне, – ответил он.

– Вы работаете в «Порфирионе», не так ли?

– Да, именно так, – ответил он и добавил довольно обиженно: – Удивительно, как распространяются слухи. – Что же тут удивительного? – спросила Хелен, которая не поняла хода его мыслей. – Это было написано крупными буквами на вашей визитной карточке, и если учесть, что мы написали вам туда, а вы ответили на бланке с адресом…

– Вы назвали бы «Порфирион» крупной страховой компанией? – продолжала свою мысль Маргарет.

– Зависит от того, что понимать под крупной.

– Под крупной компанией я подразумеваю солидное, надежное предприятие, обеспечивающее своим служащим неплохую карьеру.

– Не могу вам ответить – одни сказали бы так, другие иначе, – нервно произнес служащий. – Что касается меня… – Он покачал головой. – Я верю половине того, что слышу. Может, даже и меньше. Так спокойнее. Тем, которые самые умные, больше всех и достается, чему я часто бываю свидетелем. Осторожность никогда не помешает.

Он глотнул чаю и вытер усы. Вскоре они превратятся в такие, что вечно лезут в чашку; без сомнения, нет смысла их растить – одна возня, и к тому же немодно.

– Я согласна с вами, и поэтому мне бы хотелось знать: это солидная, надежная компания?

Леонард не имел об этом ни малейшего представления. Он знал, что происходит во вверенной ему части огромной махины, но и только. Он не хотел проявлять ни осведомленности, ни неведения, и в этих обстоятельствах самым безопасным было вновь покачать головой. Для него, как и для большинства британцев, «Порфирион» был компанией с рекламных плакатов – гигантом, изображенным в античном стиле, однако прилично задрапированным, который держит в одной руке горящий факел, а другой указует на собор Святого Павла и Виндзорский замок. Внизу обозначена внушительная сумма. А выводы делайте сами. Этот гигант требовал от Леонарда заниматься расчетами, писать письма, объяснять правила новым клиентам и повторять старым. Гиганту была присуща непоследовательность – это Леонард тоже знал. С показной расторопностью «Порфирион» заплатил бы за каминный коврик миссис Мант, но потихоньку уклонялся бы от выплат крупных сумм и сражался с недовольными в судах. Но его истинный бойцовский вес, его прошлое, его защита от других членов коммерческого Пантеона – все это было так же скрыто от простых смертных, как эскапады Зевса. Пока боги сильны, мы мало что о них знаем. И лишь в дни их падений в небеса бьет яркий луч света.

– Нам сказали, что «Порфириону» крышка, – выпалила Хелен, – и мы решили сообщить вам. Поэтому и написали.

– Один наш знакомый считает, что компании не хватает вторичного страхования, – сказала Маргарет.

Теперь Леонард знал, что ответить. Нужно заступиться за «Порфирион».

– Можете передать своему знакомому, – сказал он, – что он глубоко заблуждается.

– О, прекрасно!

Молодой человек слегка покраснел. В его кругах ошибиться значило подписать себе смертный приговор. А эти две сестрицы совсем не боялись ошибиться. Напротив, они были искренне рады, что их ввели в заблуждение. Пагубным для них было лишь зло.

– Так сказать, заблуждается, – исправился он.

– Что значит «так сказать»?

– То есть я бы не сказал, что он абсолютно прав.

Тут Леонард совершил явный промах.

– Стало быть, отчасти он все же прав, – сказала та, что постарше, быстрее молнии сообразив, что к чему.

Леонард ответил, что, если уж на то пошло, все люди бывают правы лишь отчасти.

– Мистер Баст, я не разбираюсь в бизнесе и осмелюсь предположить, что мои вопросы звучат глупо, но не могли бы вы мне пояснить, что делает предприятие надежным или ненадежным.

Леонард со вздохом откинулся на спинку стула.

– Наш знакомый, тоже человек дела, был совершенно уверен в крахе компании. Он сказал, что до Рождества…

– И посоветовал вам уносить оттуда ноги, – заключила Хелен. – Но я не понимаю, почему он должен знать больше, чем вы.

Леонард потер руки. Его подмывало сказать, что он вообще ничего не знает о компании. Но для этого он был слишком вымуштрован. Он не мог сказать, что компания ненадежна, потому что это означало бы раскрытие коммерческой тайны, но не мог и сказать, что она надежна, потому что это в той же мере означало бы раскрытие коммерческой тайны. Он попытался дать понять, что компания занимает промежуточное положение, с широкими возможностями движения в обоих направлениях, но замолчал при виде искреннего взгляда четырех глаз. Все-таки он едва отличал одну сестру от другой. Одна была более красивая и энергичная, однако сестры Шлегель до сих пор представляли для него сложное индийское божество, чьи размахивающие руки и противоречивые речи были продуктом деятельности одного сознания.

– Что ж, посмотрим, – произнес он и добавил: – Как сказал Ибсен, «всякое бывает».

Ему не терпелось поговорить о книгах и получить сполна все, что ему причитается, в этот романтический час. Но минуты убегали одна за другой, а дамы весьма неумело обсуждали вопросы вторичного страхования или восхваляли своего неизвестного знакомого.

Леонард досадовал все больше – и, возможно, был прав. Он сделал несколько расплывчатых замечаний о том, что не принадлежит к тем людям, которым неприятно, когда их дела обсуждаются посторонними, но сестры намека не поняли. Мужчины проявили бы больше такта, а вот женщины, хотя и тактичны во всем остальном, в таких вопросах крайне назойливы. Они не понимают, почему мы предпочитаем набрасывать покров тайны на свои доходы и перспективы. «Каков в точности ваш заработок, и сколько вы ожидаете получить в будущем июне?» Перед ним были женщины, исповедующие свою теорию, считающие, что скрытность в денежных вопросах абсурдна, что жизнь станет правдивее, если каждый укажет точный размер золотого острова, на котором стоит, обозначит длину и ширину тканевой основы, в которую будет вплетена уточная нить, представляющая собою то, что к деньгам не относится. Иначе как же нам правильно соткать узор?

Драгоценные секунды убегали, а Джеки и убогая жизнь приближались. Больше Леонард не мог терпеть и, прервав разговор о делах, начал лихорадочно перечислять названия книг. На мгновение его пронзила острая радость, когда Маргарет сказала: «Так, значит, вам нравится Карлейль?» – но после этого дверь открылась, впустив «мистера Уилкокса и мисс Уилкокс», впереди которых прыгали два щенка.

– О, дорогие мои! О, Иви, как здорово! – закричала Хелен и тут же опустилась на четвереньки.

– Мы захватили с собой этих ребят, – сказал мистер Уилкокс.

– Я сама их воспитываю.

– Правда? Мистер Баст, идите сюда и поиграйте со щеночками!

– Мне уже пора, – резко ответил Леонард.

– Но сначала немножко поиграйте со щеночками.

– Это Ахав, а это Иезавель, – сказала Иви. Она была из тех, кто называет животных именами наименее удачливых героев Ветхого Завета.

– Мне пора идти.

Хелен была слишком увлечена щенками, чтобы обратить внимание на его тон.

– Мистер Уилкокс, мистер Ба… Вам правда пора? До свидания!

– Приходите еще, – пригласила Хелен, сидя на полу. Тут Леонарда прорвало. Зачем ему приходить еще?

Какой с этого толк?

– Нет, не приду, – сказал он без обиняков. – Я заранее знал, что ничего из этого не выйдет.

Большинство людей дали бы ему уйти: «Мы несколько ошиблись. Попытались познакомиться с человеком другого класса – оказалось, что это невозможно», – но сестры Шлегель никогда не играли с жизнью. Они попробовали подружиться и готовы были отвечать за последствия.

– Я считаю, что вы сейчас сказали грубость, – парировала Хелен. – С чего это вы на меня набросились? И гостиная сразу же откликнулась эхом вульгарной перебранки.

– Вы спрашиваете, почему я на вас набросился?

– Да.

– А зачем я вам здесь понадобился?

– Чтобы помочь вам, глупый вы мальчишка! – закричала Хелен. – И не повышайте на меня голос.

– Мне не нужно ваше покровительство. Мне не нужен ваш чай. Мне без вас было очень хорошо. Зачем вам понадобилось меня тревожить? – Он повернулся к мистеру Уилкоксу. – Пусть этот джентльмен скажет. Я спрашиваю вас, сэр, разве я должен терпеть, когда копаются у меня в мозгах?

Мистер Уилкокс обратился к Маргарет с насмешливым видом сильного человека, умеющего прекрасно владеть собой.

– Мы явились не вовремя, мисс Шлегель? Можем мы вам как-то помочь, или нам лучше уйти?

Но Маргарет ничего не ответила.

– Я имею отношение к ведущей страховой компании, сэр. Получаю, как мне показалось, приглашение на чай от этих… да-а-ам. – Последнее слово он протянул. – Прихожу – и они начинают копаться у меня в мозгах. Скажите, разве это учтиво?

– Крайне неучтиво, – сказал мистер Уилкокс, а Иви шумно вдохнула, почувствовав, что теперь отца следует бояться.

– Вот, слышите? Очень неучтиво, говорит этот джентльмен. Вот! Вам недостаточно? – И указывая на Маргарет: – Вы не можете отрицать! – Его голос стал громче: Леонард вошел в ритм своих сцен с Джеки. – Но раз из общения со мной можно извлечь пользу, тогда другое дело. «О да, пошлите за ним, устройте ему перекрестный допрос, покопайтесь у него в мозгах». О да! Но посмотрите на меня, я парень тихий: я законопослушный. И не хочу неприятностей. Но я… я…

– Вы… – сказала Маргарет, – вы… вы…

Иви рассмеялась, словно оценив остроумную реакцию. – Вы тот человек, который пытался идти, ориентируясь на Полярную звезду.

Снова смех.

– Вы видели восход.

Смех.

– Вы пытались убежать от туманов, которые всех нас душат, убежать, минуя книги и дома, к истине. Вы искали свой настоящий дом.

– Не вижу никакой связи, – сказал Леонард, разгоряченный от глупой злости.

– И я не вижу. – Последовала пауза. – Каким вы были в прошлое воскресенье – и какой вы теперь, мистер Баст! Мы с сестрой вас обсуждали и хотели помочь; мы также полагали, что вы сможете помочь нам. Мы пригласили вас сюда не из благотворительности – она нас тяготит, – но потому что надеялись, что между прошлым воскресеньем и другими днями появится связь. Какой прок от ваших деревьев и звезд, вашего восхода и ветра, если они не становятся частью обычной жизни? В моей их не было никогда, но мы думали, они присутствуют в вашей… Разве нам не приходится бороться с серостью наших будней, мелочностью, заученной веселостью, подозрительностью? Я борюсь тем, что помню своих друзей; другие, с кем мне довелось быть знакомой, помнят какое-нибудь место… любимое место или дерево… Мы думали, вы один из таких людей.

– Конечно, если произошло недопонимание, – пробормотал Леонард, – мне остается только уйти. Но я хотел бы заявить… – Он остановился. Ахав и Иезавель крутились у ног Леонарда, придавая ему нелепый вид. – Вы копались в моих мозгах, чтобы выудить служебную информацию… Я могу это доказать… Я…

Он высморкался и ушел.

– Ну а теперь я могу помочь? – спросил мистер Уилкокс, обращаясь к Маргарет. – Могу я сказать ему в холле пару теплых слов?

– Хелен, иди за ним… сделай что-нибудь… ну хоть что-нибудь… чтобы этот дурень понял.

Хелен колебалась.

– В самом деле, – сказал гость, – разве это так необходимо?

Хелен тут же выскочила.

– Я мог бы вступить в разговор, – продолжил мистер Уилкокс, – но почувствовал, что вы справитесь сами, и не стал вмешиваться. Вы были восхитительны, мисс Шлегель, поистине восхитительны. Поверьте моему слову, очень немногие женщины смогли бы такого утихомирить.

– Да-да, – рассеянно проговорила Маргарет.

– Сбили его с толку длинными фразами – просто потрясающе! – воскликнула Иви.

– Да уж точно, – усмехнулся ее отец, – особенно про «заученную веселость». Великолепно!

– Мне очень жаль, – сказала Маргарет, взяв себя в руки. – На самом деле он неплохой человек. Ума не приложу, что на него нашло. Вам, конечно, было крайне неприятно.

– Для меня это сущие пустяки.

Теперь мистер Уилкокс сменил тон. Он спросил, будет ли ему позволено говорить как старому другу, и, получив разрешение, продолжил:

– Не следует ли вам быть более осторожными?

Маргарет рассмеялась, хотя ее мысли унеслись вслед за Хелен.

– А вы понимаете, что это вы во всем виноваты? – спросила она. – Вы в ответе.

– Я?

– Это тот самый молодой человек, которого мы должны были предупредить насчет «Порфириона». Мы его предостерегли – и смотрите, что получилось!

Мистер Уилкокс рассердился.

– Едва ли я могу назвать ваше заключение справедливым.

– Конечно, оно несправедливо, – отозвалась Маргарет. – Просто я подумала, как все в мире переплетено. В основном это наша вина – не ваша и не его.

– Не его?

– Нет.

– Мисс Шлегель, вы чересчур снисходительны.

– Да, это правда, – кивнула Иви несколько осуждающе.

– Вы слишком хорошо относитесь к людям, а они в ответ ведут себя вызывающе. Я знаю мир и знаю такой тип людей, и как только я вошел в комнату, сразу понял, что вы отнеслись к нему не так, как следовало бы. Людей такого типа надо держать на расстоянии. В противном случае они забываются. Печально, но факт. Они не нашего круга, и с этим надо смириться. – Да-а.

– Ну согласитесь же, мы никогда не стали бы свидетелями этой сцены, если бы он был джентльменом.

– Я с готовностью соглашусь, – сказала Маргарет, меряя шагами комнату. – Джентльмен оставил бы свои подозрения при себе.

Мистер Уилкокс посмотрел на нее со смутной тревогой.

– В чем же он вас подозревал?

– В том, что мы хотели извлечь выгоду из этого приглашения.

– Невыносимый наглец! Но каким образом?

– В том-то и дело – каким образом? Просто ужасное подозрение, которое разъедает сознание. Хоть какое-нибудь разумное объяснение или проявление доброжелательности рассеяли бы его опасения. Обыкновенный бессмысленный страх, который превращает мужчин в невыносимых наглецов.

– Возвращаюсь к моему первоначальному тезису. Вам следует быть более осторожными, мисс Шлегель. Слугам надо приказать не пускать таких людей в дом.

Она повернулась к нему с искренним видом.

– Позвольте, я объясню вам, что именно нам понравилось в этом человеке и почему мы хотели с ним встретиться.

– Это все ваши умные рассуждения. Я никогда не поверю, что он вам нравится.

– Нравится. Во-первых, потому что его привлекают путешествия – так же как и вас. Да, вы ведь любите ездить на автомобиле и стрелять. А ему интересно ходить в походы. Во-вторых, его привлекает то особенное, что есть во всяком путешествии. Первым на ум приходит слово «поэзия»…

– А-а, так он из тех, что зовутся писателями.

– Нет, о нет! То есть он мог бы им быть, но писал бы отвратительно. Его голова набита шелухой от прочитанных книг, шелухой культуры – ужасно! Мы хотим, чтобы он промыл свои мозги и пришел к чему-то настоящему. Мы хотим показать ему, как он может встать вровень с жизнью. Как я уже говорила, либо друзья, либо местность… – она помедлила, – либо какой-нибудь очень дорогой человек, либо очень дорогое место кажутся мне необходимыми, чтобы изжить серость будней и вообще осознать, что эти будни серые. Если есть такая возможность, хорошо было бы иметь и то и другое.

Что-то из сказанного Маргарет вовсе не привлекло внимания мистера Уилкокса, и он пропустил это мимо ушей. Но что-то он уловил и раскритиковал с замечательной ясностью.

– Вот в чем ваша ошибка. И ошибка эта весьма распространенная. У этого молодого невежи есть собственная жизнь. Какое вы имеете право полагать, что она неудачная или, как вы говорите, серая?

– Дело в том, что…

– Минуточку. Вы о нем ничего не знаете. Возможно, у него есть свои радости и интересы – жена, дети, уютный маленький домик. Именно здесь мы, люди практичные, – он улыбнулся, – более терпимы, чем вы, интеллектуалы. Мы живем и даем жить другим, считая, что в целом все не так уж плохо, что обычный, ничем не примечательный человек вполне способен сам разобраться в своих делах. Я вполне допускаю… Глядя на лица клерков в моей собственной конторе, я вижу, что они скучные, но мне неизвестно, что стоит за их внешностью. То же самое, между прочим, и с Лондоном. Я слышал, как вы браните Лондон, мисс Шлегель, и, смешно сказать, разозлился на вас. Что вы знаете о Лондоне? Вы смотрите на цивилизацию со стороны. Я не имею в виду вас, но во многих случаях такое отношение приводит к болезненной неудовлетворенности и социализму.

Маргарет признала силу его позиции, хотя она подрывала возможности воображения. С его словами рушились некоторые сторожевые заставы поэзии и, пожалуй, сострадания, и Маргарет отступила к тому, что называла «второй линией обороны», – к перечню конкретных фактов, связанных с обсуждаемым случаем.

– Его жена – изрядная зануда, – просто сказала она. – Он не пришел домой вечером в прошлую субботу, потому что хотел побыть один, а она решила, что он у нас.

– У вас?

– Да.

Иви захихикала.

– У него нет уютного домика, как вы предполагали. Он искал что-то интересное вне дома.

– Какой испорченный молодой человек! – воскликнула девушка.

– Испорченный? – переспросила Маргарет, которая ненавидела испорченность больше, чем сам грех. – Когда вы выйдете замуж, мисс Уилкокс, разве вам не захочется иметь интересы вне дома?

– Так он, судя по всему, получил что искал, – лукаво вставил мистер Уилкокс.

– Уж это точно, отец.

– Он путешествовал пешком по Суррею, если вы это имели в виду, – сказала Маргарет, еще решительнее зашагав по комнате.

– Вот так так!

– Это правда, мисс Уилкокс.

– М-м-м! – послышалось со стороны мистера Уилкокса, который счел эпизод забавным, если не risqué[29]29
  Рискованный (фр.).


[Закрыть]. С большинством дам он его не обсуждал бы, но в данном случае исходил из репутации Маргарет, считавшейся женщиной эмансипированной.

– Он сам нам сказал, а он не стал бы лгать о таких вещах.

Отец и дочь рассмеялись.

– Вот здесь мы с вами расходимся. Мужчины лгут о своей должности и перспективах, но не об этом.

Мистер Уилкокс покачал головой.

– Простите, мисс Шлегель, но я знаю этот тип.

– Я уже вам говорила, что он нетипичный. Он искренне увлечен путешествиями. Он уверен, что наше самодовольное и ограниченное существование – это не все. Он вульгарен, истеричен и напичкан книгами, но не надо думать, что этим все исчерпывается. В нем есть и мужественность. Да, именно это я пытаюсь сказать. Он настоящий мужчина.

При этих словах их взгляды встретились, и оборона мистера Уилкокса пала. Маргарет смогла добраться до его мужской сути, нечаянно задев за живое. Женщина и двое мужчин – они образовали магический треугольник, и мужчина испытал глубокое волнение, переходящее в ревность, когда почувствовал, что женщину привлекает другой мужчина. Любовь, говорят аскеты, раскрывает наше постыдное родство с животными. Пусть так, это еще можно стерпеть, но ревность – вот настоящий позор. Именно ревность, а не любовь, непереносимо связывает нас с птичьим двором, рождая в воображении двух задиристых петухов и самодовольную курочку. Маргарет разбила самодовольство мистера Уилкокса, потому что была цивилизованной. А он, будучи нецивилизованным, все еще чувствовал раздражение, хотя и восстановил оборону, вновь предъявив миру свои бастионы.

– Мисс Шлегель, вы два милых создания, но вы и в самом деле должны быть осторожны в этом немилосердном мире. А что по этому поводу говорит ваш брат? – Не помню.

– Но у него наверняка есть какое-то мнение?

– Смеется, если я верно припоминаю.

– Он очень умный, не так ли? – сказала Иви, которая познакомилась с Тиби в Оксфорде, и он ей крайне не понравился.

– Да, пожалуй. Но интересно, что там делает Хелен.

– Она слишком молода, чтобы выполнить такую миссию, – сказал мистер Уилкокс.

Маргарет вышла на лестничную площадку. Ни звука. И цилиндр мистера Баста исчез из холла.

– Хелен! – позвала она.

– Да! – ответил голос из библиотеки.

– Ты там?

– Да. Он недавно ушел.

Маргарет направилась к сестре.

– Так ты одна тут сидишь, – сказала она.

– Да… Все в порядке, Мег. Бедное, бедное создание!

– Возвращайся к Уилкоксам, расскажешь мне позже. Мистер Уилкокс весьма озабочен и немного взвинчен.

– О, я его терпеть не могу! Ненавижу! Бедненький мистер Баст! Он пришел поговорить с нами о литературе, а мы все о делах. Такая путаница у него в голове, но его стоит спасать. Мне он ужасно нравится.

– Молодец, – сказала Маргарет, целуя ее. – Но теперь иди в гостиную и при Уилкоксах о нем не говори. Изобрази легкомыслие.

Хелен послушалась и вела себя с жизнерадостностью, которая лишний раз убедила гостя – эта курочка наверняка ни в кого не влюбилась.

– Он ушел с моим благословением! – воскликнула Хелен. – А теперь – щеночки!

Уезжая, мистер Уилкокс сказал дочери:

– Меня по-настоящему беспокоит, как живут эти девочки. Они довольно умны, но, Бог мой, как непрактичны! Когда-нибудь, и, может, очень скоро, они зайдут слишком далеко. Такие девочки не должны жить в Лондоне одни. Пока они не выйдут замуж, за ними следует присматривать. Нужно к ним почаще наведываться – лучше мы, чем никто. Они ведь тебе нравятся, да, Иви? – Хелен – нравится. Но я не выношу ту, зубастую. И я не называла бы их девочками.

Иви выросла красивой. С темными глазами и девическим румянцем, проступающим из-под загара, она была крепкого сложения, и ее губы выдавали твердость характера. Она являла собою все лучшее, что могли произвести Уилкоксы в смысле женской красоты. В настоящий момент единственными существами, внушавшими ей любовь, были отец и щенки, но для нее уже плели матримониальную сеть и через несколько дней она проникнется симпатией к некоему мистеру Перси Кахиллу, а он в свою очередь проникнется симпатией к ней.