Текст книги "Париж"

Глава 8

1462 год

Жан Ле Сур восседал в таверне, которую называли «Встающее солнце». Ле Сур означало «глухой».

Не то чтобы Ле Сур плохо слышал. Напротив. Он услышал бы, как иголка падает на землю за дверью. Говорили, что он слышал даже мысли людей. Ну а если кто-нибудь хотя бы подумал достать нож, у того человека не было бы шанса, потому что Ле Сур тотчас же приставил бы к его горлу свой нож и, вероятнее всего, перерезал бы от уха до уха – не по злобе, а из предосторожности. Красное Горло – так его еще называли.

Но обычно его все же звали Ле Сур, потому что, раз вызвав его гнев, исправить положение было невозможно: он был глух к мольбам. Второго шанса он не давал. Бесполезно было пытаться уговорить или переубедить его. Он не знал, что значит милосердие. На территории, состоящей из дюжины улочек по одну сторону старого рынка Ле-Аль, Ле Сур был королем. А таверну «Встающее солнце» он считал своим двором.

Кроме названия, ничего солнечного в таверне не было. Грязный переулок, в котором она стояла, был темным и узким. В соседней аллее, где жил сам Ле Сур, с трудом разошлись бы две кошки, а верхние этажи нависали так тесно, что с одной стороны на другую могла бы перепрыгнуть и мышь. Стены источали запах мочи.

Названия улиц вполне соответствовали их состоянию: там были улица Ленивой Шлюхи, Дерьмовая, Воровская и другие, еще хуже. И обитали там шлюхи, карманники и еще кое-кто похуже.

Жан Ле Сур был крупным сильным мужчиной с пышной гривой черных волос. Он сидел за дощатым столом по центру таверны. Вокруг толпились несколько человек, на вид – натуральные убийцы, и лишь один, с орлиным профилем и землистым цветом лица, вполне мог сойти за священника-расстригу или нищего изобретателя. За спиной Ле Сура стоял его сын Ришар – мальчик десяти лет, с по-детски пухлым лицом, но с такой же копной черных волос, как у отца.

В дверь вошел сутулый мужчина. На голове его белела тонзура, свидетельствуя о принадлежности к духовному сословию. Припадая на ногу, будто подбитая птица, он направился прямо к столу в центре и, достав из-под рубахи какой-то предмет, положил перед Ле Суром. Тот взял принесенное и внимательно рассмотрел. Это был медальон на золотой цепочке.

– Необычная штука, – сказал Ле Сур и передал украшение человеку, похожему на ученого.

Тот изучил медальон, заметил, что вещица сделана не в Париже, и вернул обратно.

– Мы разузнаем, что стоит твоя вещь. – Ле Сур повернулся опять к сутулому. – Ты получишь свою долю.

Таковы были правила в королевстве Ле Сура. Все украденное приносилось ему. Он находил покупателя и делился прибылью с вором. Эту систему пытались обойти два человека, один из которых был найден с перерезанным горлом, а второй исчез без следа.

Заметив своих приятелей, Сутулый отошел в глубину комнаты. Жан Ле Сур возобновил разговор с ученым. Но не прошло и пяти минут, как дверь таверны распахнулась вновь. На этот раз на пороге стоял незнакомец, и шум разговоров в низком зале стих.

Это был молодой человек лет двадцати, со светлыми волосами и голубыми глазами. На нем была короткая накидка, из-под которой торчал меч, что означало принадлежность к аристократическому роду. А факт его появления в этой таверне говорил о том, что Парижа он совсем не знает.

Убийство аристократа может оказаться опасным делом, однако обитатели этого квартала не испытывали пиетета перед титулами. Один из стоявших ближе к двери беззвучно поднялся и, с ножом в руке, встал позади незнакомца в ожидании сигнала от Ле Сура.

В то же время Сутулый в углу скользнул в тень. Потом сказал что-то негромко своему соседу, тот подошел к Ле Суру и зашептал ему на ухо.

Ле Сур задумчиво воззрился на пришельца. Остальные почтительно ждали. Все знали то, чего не знал молодой человек: его шансы уйти живым из «Встающего солнца» были невелики. Их практически не было.

Ги де Синь приехал в Париж всего на неделю, только вчера. Сюда его прислали родители, и с того момента, как он прошел через ворота Сен-Жак, он мечтал только о том, как бы поскорее уехать обратно.

Потому что Париж был порченым городом. Это началось век назад, когда пришла «черная смерть» и убила почти половину его жителей. Теперь процесс разложения зашел еще дальше. А самое страшное то, что, несмотря на чуму, голод и войны, Париж разросся, словно сорняк. На правом берегу построили новую стену, в сотнях метров от старых укреплений Филиппа Августа, так что Лувр оказался глубоко внутри городской территории, и бывший Тампль тоже. Деревенские тропки превратились в узкие улицы, сады – в трущобы, ручьи – в сточные канавы. В этом мрачном, Богом забытом городе проживало уже двести тысяч душ.

Забыл ли Бог о Париже? Однозначно да. Уже более века, как Бог покинул и всю Францию. А почему? Мало кто из французов сомневался в ответе. Все дело в проклятии тамплиеров.

Отец юного де Синя объяснил ему это, когда Ги был мальчиком.

– После того как король Филипп Красивый арестовал тамплиеров, он пытал некоторых из них годами. Он заставил своего «карманного» папу римского запретить орден во всем христианском мире. В конце концов он схватил Жака де Моле, Великого магистра ордена, человека безупречного поведения, и сжег на костре. Во время казни, уже окутанный клубами дыма, де Моле проклял короля и всех, кто принял участие в уничтожении тамплиеров.

– И это проклятие сбылось? – спросил Ги.

– В полной мере.

В течение года умерли и король, и его ставленник папа римский. Но это было только началом. Через несколько лет умерли и все сыновья Филиппа Красивого, в результате чего власть оказалась в руках другой ветви королевского рода, Валуа.

Даже на этом проклятие не исчерпало себя. Дочь Филиппа была замужем за английским королем из семейства Плантагенетов, и вскоре неугомонные Плантагенеты тоже стали помышлять о французском троне.

Более ста лет тянулась война, то вспыхивая большими битвами, то на время затихая.

Перед нашествием «черной смерти» и после него английские лучники разбили рыцарей Франции в сражениях при Креси и Пуатье. Плантагенетам отошла Аквитания и половина Бретани. Шотландия, старинный союзник Франции, на время отвлекла англичан. Но к концу зловещего XIV века король Франции сошел с ума; и в хаосе, который последовал, жадные Плантагенеты пришли снова, чтобы посмотреть, не удастся ли ухватить еще чего-нибудь под шумок.

Когда отец Ги был подростком, король Англии Генрих V сокрушил французов у Азенкура и женился на дочери французского короля. Все шло к тому, что Плантагенеты заполучат корону Франции.

Но потом Бог наконец смилостивился. Как и тысячу лет назад, когда Он научил святую Женевьеву, как спасти Париж от гунна Аттилы, так и теперь он послал крестьянскую девушку Жанну д’Арк, чтобы она вдохновила мужей Франции. Ее жизнь была короткой, но ее наследие продолжало жить. Постепенно англичан оттеснили обратно, и теперь во Франции им почти ничего не принадлежало.

Можно ли сказать, что проклятие тамплиеров снято с несчастной Франции? Вернулся ли христианский мир к нормальной жизни?

Возможно. По крайней мере, папа римский опять был единственным и правил из Рима. После семидесяти лет французских пап с двором в Авиньоне и полувека соперничающих пап и антипап, католическая схизма исчерпала себя.

Но что являет собой Париж? Гнездо порока. Оплот тьмы. И судя по тому, что видел сейчас перед собой молодой де Синь в таверне «Встающее солнце», в ближайшее время ожидать рассвета не приходилось.

Ле Сур выбил пальцами короткую дробь на досках стола, и в таверне стало тихо. Он посмотрел на юного аристократа:

– Вы здесь впервые, месье. Чем я могу вам помочь?

Он говорил негромко, но сразу чувствовалось, кто здесь главный.

– Я кое-что разыскиваю, – спокойно ответил Ги.

Он не мог оценить степень опасности, угрожавшей ему, но с младых лет помнил наставления отца: «Никогда не выказывай страха перед животными и чернью».

– Что же вы ищете?

– Золотой медальон. Он был на цепочке. Ценность его невелика, но мне подарила его бабушка перед самой своей смертью, и по этой причине он мне очень дорог.

– Почему тогда вы пришли сюда, месье, в таверну «Встающее солнце», где можно встретить только честных людей и поэтов?

Если молодой человек и расслышал в вопросе иронию, то предпочел не подать виду.

– Я видел человека, который меня обворовал, и проследил за ним. Уверен, что он вошел именно сюда.

– Никто не входил в эту дверь за последний час, кроме вас, – любезно проговорил Ле Сур. – Так ведь? – спросил он у зала, и сорок глоток эхом повторяли его заявление, пока Ле Сур не поднял руку.

В тот же миг все как один смолкли.

Юный Ги де Синь обвел взглядом таверну. В темных углах почти невозможно было что-либо разглядеть.

– Тогда вы не станете возражать, если я удостоверюсь лично, что этот человек не проник сюда через другой вход? – полувопросительно произнес он.

Ле Сур прищурился. Этот молодой аристократ, хоть и чужак, не мог не осознавать, что сейчас находится полностью в их руках. Спокойная самоуверенность, дерзкая отвага юноши понравились королю воров.

– Прошу вас, – сказал он.

Ги де Синь быстрым шагом обошел помещение. Он знал, что в любую секунду ему грозит гибель, но отступать не мог. Тем более что в тени он нашел Сутулого.

– Вот он, – объявил де Синь. – У него тонзура как у священника, но это он.

Ги слышал о том, что в Париже карманники и другие мошенники сами брили себе голову в надежде, что в случае поимки их будет судить снисходительная к клирикам Церковь, а не суровый прево. Похоже, так поступал и этот вор.

– Ты, идиот! – крикнул Ле Сур Сутулому. – Выйди вперед, пусть господин обыщет тебя.

Сутулый подчинился. Ги де Синь ничего не нашел.

– Этот служитель Господа провел здесь с нами весь день, – провозгласил Ле Сур. – Но я знаю нескольких человек в нашем квартале, с которыми он имеет сходство. Должно быть, вам попался кто-то из них. – Он умолк и продолжил через несколько мгновений другим тоном, вкрадчивым и опасным: – Надеюсь, месье, вы не считаете меня лжецом.

Ги де Синя оставили в дураках. Он это знал, и они это знали. Но последние слова Ле Сура были вполне однозначны: если де Синь обвинит его во лжи, то не выйдет отсюда живым.

Тем не менее нужно было сохранить хотя бы каплю чести.

– У меня нет причин называть вас лжецом, – спокойно ответил юноша.

Он осторожно передвинулся на открытое место, где можно будет вынуть меч и воспользоваться им. Если на него нападут, то он успеет уложить хотя бы одного или двоих. Этот маневр не остался незамеченным, но пока не возымел последствий.

И тут Ле Суру пришла в голову идея. Он глянул на сына, который внимательно наблюдал за происходящим. Ришар видел, что слово его отца является законом. Он понимал, что при желании отец может убить этого молодого аристократа. Вот как велико могущество Ле Сура!

Но король воров задумал продемонстрировать сыну кое-что получше. Не унизить ли этого аристократа, не заставить ли его извиниться перед вором и только потом отпустить восвояси? Конечно, титулованный юноша может отказаться, и тогда придется все-таки убить его. Зато если он исполнит волю Ле Сура, то уйдет живым, но поджав хвост. В любом случае сцена будет некрасивая, недостойная отца, который хоть и по-своему, но все же хотел быть героем в глазах сына.

Нет. Лучше будет продемонстрировать свое величие. Не монарх ли он в собственном небольшом царстве? И разве все эти благородные мужи во дворцах не такие же люди, как и сам Ле Сур?

– Вероятно, я смогу помочь вам, месье. Приглашаю вас за мой стол.

Ги де Синь напряженно размышлял. Очевидно, это ловушка. Он не сможет видеть, что происходит за спиной, и не сумеет достать из ножен меч. Сесть за стол означало подставить горло под нож.

– Вы мой гость, месье, и находитесь под моей защитой. – Ле Сур прочитал его мысли. – Отклонив приглашение, вы нанесете мне кровное оскорбление.

Де Синь по-прежнему колебался. Неожиданно ему на помощь пришел «ученый», сидящий справа от Ле Сура.

– Вы можете без опаски сесть, месье. – Его речь выдавала человека с хорошим образованием. – Более того, я бы советовал вам это сделать.

Думая, что ступает по земле в последний раз, де Синь подошел к столу и сел на предложенное место – напротив Ле Сура и спиной к таверне.

Главарь приказал сыну, словно оруженосцу, наполнить вином бокал для гостя.

– Я Жан по прозвищу Ле Сур, – представился он. – Этот месье, – он указал на ученого, – мой друг мастер Франсуа Вийон. Он известный поэт, его дядя преподает в университете. – Ле Сур ухмыльнулся. – И его дважды изгоняли из города.

– За проступки, которых я не совершал, – добавил поэт.

– Не совершал, – согласно повторил Ле Сур. – Как видите, месье, вы в обществе достойных и честных людей. – Он глянул на юного Ришара. – А этот юноша, который налил вам вина, мой сын.

Имя Вийон ничего не сказало Ги де Синю. Он заметил, как поэт срезал с яблока кожуру длинным острым кинжалом, который лежал теперь на столе, и не мог удержаться от предположений, что это оружие не всегда служит столь мирным целям.

– Я Ги де Синь из долины Луары.

Ле Сур обернулся к Вийону.

– Мне известно это имя, – сказал поэт. – Благородное семейство.

Ле Сур был доволен. Впервые за его столом сидел представитель знатного рода. Теперь Ришар убедится, что его отец знает, как вести себя с благородными господами.

– В долине Луары много поместий, – заметил Ле Сур, подвигая молодому человеку блюдо сладостей.

– И большинство из них, как и наше, совсем запущены, – откровенно признался де Синь.

– Печально слышать это. Можем ли мы узнать, в чем причина?

Главаря воров это вовсе не касается, подумал де Синь. Однако в нынешней своей ситуации юноше не оставалось ничего, кроме как подыграть хозяину.

– Судьба не благосклонна к нашим краям уже давно. Эпидемия чумы не принесла ничего хорошего.

Это было очень мягко сказано. В 1348 году, когда эпидемия достигла Франции, их деревня пострадала особенно сильно. Из всей семьи де Синь выжил только один мальчик десяти лет, и его единственным наставником в жизни стал фамильный девиз «Согласно Божьей воле». Очевидно, Бог желал, чтобы род не прервался, и этого оказалось достаточно, чтобы мальчик не сдался. Но пришлось ему совсем не легко.

– Наша семья в то время занимала важное положение, – с противной усмешкой сказал Ле Сур. – Мой прадед был лучшим ловцом кошек в Париже.

Парижские власти, убежденные, что разносчиками чумы являются не столько крысы, сколько кошки, способствовали уничтожению огромного количества этих животных. Однако де Синь не мог понять, шутит его хозяин или говорит всерьез.

– Но окончательно разорила наше родовое гнездо Англия, – продолжил он. – Мой предок погиб в сражении при Креси. Через десять лет его сын был пленен при Пуатье, и за него пришлось платить выкуп. Так мы потеряли бо́льшую часть земель.

– У того парня была неплохая компания, – заметил Ле Сур. – При Пуатье английский принц Эдвард Вудсток пленил короля Франции. Его посадили в крепость Тауэр в Лондоне.

– И вся Франция должна была собирать деньги, чтобы выкупить его, – с кислой миной добавил Вийон.

Ги де Синю показалось, что Вийон не считает короля достойным той цены, которую за него заплатили.

– Потом по нашей земле прошлась английская армия наемников и разграбила то, что оставалось, – продолжал невеселый рассказ юноша.

– Они разграбили половину Франции, – согласился Ле Сур. – Хуже саранчи.

– У нас было всего одно поколение на то, чтобы оправиться от понесенных потерь, после чего англичане пришли вновь. Мой дед погиб при Азенкуре. – Ги помолчал, озирая всех с гордым видом человека благородного происхождения, чьи дела, может, шли и неважно, но чьи предки с честью сражались за страну и короля.

Ле Сур медленно кивнул. Он, живущий ножом, не мог не испытывать уважения к тем, кто погиб от меча. Если он хотел видеть за своим столом аристократа, то вряд ли нашел бы кого-то лучше, чем юный де Синь – аристократ и по рождению, и по духу. Значит, правильно он сделал, что не убил его сразу.

– Разорение моей семьи было довершено во времена Жанны д’Арк, – ровным голосом продолжил молодой человек, – причем не кем иным, как моим родным отцом. Но не думаю, что мне стоит и далее утомлять вас рассказами о наших несчастьях.

– Это вовсе не утомительно. – Против своей воли Ле Сур проникался симпатией к благородному юноше. – Прошу вас, продолжайте.

Ги де Синь открыл было рот, но тут до него дошло, что он может совершить роковую ошибку. У него еще не было шанса узнать политические пристрастия Ле Сура. Ги лихорадочно пытался что-нибудь придумать, но было уже поздно. Придется ему рассказать свою историю и надеяться на лучшее.

– Тогда Парижем правили Бургундия и Англия, – начал он. – Но уже заговорили об Орлеанской деве Жанне д’Арк.

То был злосчастный период в жизни государства. После того как бедный король впал в безумие, его семья вручила власть регенту. Но любое регентство означает проблемы, и вскоре две ветви многочисленной королевской семьи сцепились в борьбе за власть. Одну возглавлял герцог Орлеанский, вторую – герцог Бургундский, также голубых кровей, потому что после смерти всех прежних правителей Бургундии ее огромные территории, включая фламандские города текстильщиков, вернули короне – Бургундию отдали младшему сыну короля. Бургиньоны благоволили активной торговле с Англией, которая поставляла шерсть для богатых фламандских городов. Орлеанская партия, известная как арманьяки, опиралась на сельскую Францию.

Вскоре две стороны сошлись в открытой схватке. Герцог Бургундский договорился с торговцами Парижа, и вскоре столица перешла под контроль бургиньонов, а сына сумасшедшего короля, дофина, и упавших духом арманьяков вытеснили в долину Луары и старый Орлеан.

Плантагенеты очередного поколения, словно гиены, пришли урвать кусок истекающего кровью тела Франции. Стоило ждать, что бургундская партия постарается договориться с ними и заключит сделку. В конце концов, торговцы английской шерстью были их деловыми партнерами.

Они поддержали притязания Плантагенетов на трон Франции.

Когда странная крестьянская девушка Жанна д’Арк появилась со своим поразительным посланием: «Святые сказали мне, что дофин – истинный король Франции» – и воодушевила партию арманьяков на продолжение борьбы, бургиньоны забеспокоились. Когда Жанна и арманьяки выгнали англичан и миропомазали дофина на царство в Реймсском соборе, бургиньоны пришли в ужас.

Но потом им удалось захватить Жанну д’Арк, и они продали ее англичанам, а те осудили ее как еретичку и сожгли на костре.

Его отец, пояснил Ги де Синь, пустился в опасное путешествие в тот чудесный миг, когда Жанна только появилась в долине Луары с посланием от Бога. Решительно настроенный сыграть свою роль в истории Франции, он намеревался продать последнюю землю и купить снаряжение для участия в битве. Сначала он пытался найти покупателя в Орлеане, но там царил спад, на его предложение спроса не было. Но старший де Синь знал в Париже одного торговца, которому можно было доверять. Там же проживала его старая тетя, с которой он не виделся много лет. И вот под благовидным и правдоподобным предлогом визита к родне он добрался до города и продал-таки землю. Торговец, оказавшийся тайным сторонником арманьяков, пообещал де Синю, что вернет землю, если тот найдет деньги по истечении пяти лет.

– Очень довольный собой и с сундучком монет, мой отец собирался наутро покинуть Париж и на ночь остановился в таверне. Там были и англичане, но для них он был всего лишь еще одним французом. Зато группа солдат-бургиньонов заподозрила его в чем-то, и один из них стукнул моего отца по голове. Когда он очнулся, то ни его коня, ни сундучка с деньгами не было.

Ги де Синь умолк и посмотрел на Ле Сура. Не зря ли он это рассказал? Многие парижане симпатизировали бургундской партии и их торговцам. Не утратил ли он расположение здешнего хозяина? Не перережут ли ему горло в ближайшем будущем?

Юноша заметил, что Ле Сур поднимает руку. Он тут же схватился за меч, но рука просто опустилась ему на плечо.

– Проклятые бургиньоны! – прорычал король воров. – Если есть кто-то, кого я ненавижу больше англичанина, так это бургундца. Значит, ваш отец не смог пойти в бой вместе с Жанной д’Арк?

– У него не было доспехов и коня. Но он все равно пошел воевать – не рыцарем, как собирался, а простым пехотинцем. Он сказал, что это стало его паломничеством.

– Ах, браво, юноша! – вскричал Ле Сур. – Чудесно! – Он схватил свой бокал и поднял к потолку. – Давайте выпьем в честь Орлеанской девы, – призвал он, – и тех, кто сражался за нее!

Ги де Синь позволил себе улыбнуться. Все получилось. Он рискнул, и риск оправдал себя.

Дело в том, что данную историю, в отличие от всего остального, он выдумал, причем только что. Героическая повесть была куда красивее, чем правда: его отец еще в молодости глупо растратил бо́льшую часть скромного наследства. И де Синя позабавило то, что этот жестокий разбойник поверил ему.

– Скажите же, месье, какое дело привело вас в Париж? – почти заботливо обратился к своему гостю главарь воров, когда все выпили. – Вы желаете служить нашему новому королю?

Прошел всего год с тех пор, как Людовик XI взошел на французский трон. Но сразу стало ясно, что новый король намерен многое изменить. Отец Людовика был вполне доволен уже тем, что благодаря Жанне д’Арк сохранил свои растерзанные войнами владения. Нынешний властитель не скрывал, что хочет большего. Честолюбивый, хитрый и беспощадный, он планировал уничтожить оппозицию и привести Францию к славе. И был готов на все ради достижения этих целей.

Если бы у семейства де Синь хватило средств на покупку доспехов и хорошей боевой лошади, то служба у короля могла бы стать неплохой карьерой для единственного наследника рода. Но у них таких денег не нашлось, и причина, по которой Ги послали в Париж, была куда прозаичней.

– Я приехал, чтобы познакомиться с невестой, – ответил он без энтузиазма.

Сватовством занимался друг его отца – нашел девушку из богатой купеческой семьи, и родителей Ги удовлетворило предложенное приданое. Тем не менее отец оставил окончательное решение за сыном.

– Поезжай в Париж и посмотри на девушку, – сказал он. – Если вы совсем уж не понравитесь друг другу, мы все отменим. Хотя, – добавил он, – я знаю несколько супружеских пар, которые прекрасно уживаются, несмотря на отсутствие взаимных симпатий. Если вы не проникнетесь друг к другу отвращением, это уже будет неплохо для начала.

Знакомство предстояло на следующий день.

– Ваша невеста благородных кровей? – поинтересовался Ле Сур.

– Из семьи торговцев, – выговорил де Синь негромко.

Было очевидно, что перспектива такой женитьбы его совсем не радует.

– Будьте осторожней в суждениях, молодой человек. – Вийон, внимательно слушавший весь разговор, покачал головой. – Это Париж, а не деревня. Не отзывайтесь презрительно о третьем сословии.

Из трех сословий, которые короли Франции время от времени призывали, чтобы уведомить о новых законах и налогах, первые два – знать и духовенство – искони считались более важными. Но времена менялись.

– Вспомните, – продолжал Вийон, – еще в дни Креси и Пуатье Парижем почти единолично правил Этьен Марсель, городской прево и предводитель торговцев и ремесленников. Именно он начал строить огромный ров и насыпать валы, которые стали потом новой крепостной стеной города. Даже король имел основания бояться его. Сегодня богатейшие купцы живут как аристократы, и, презирая их, вы рискуете.

– Все так, – заметил Ле Сур, – но мне кажется, что месье де Синь с большей охотой женился бы на знатной женщине.

И Ги де Синь залился румянцем.

Ле Сур оглянулся на сына. Судя по лицу юного Ришара, он ловил каждое слово. Он учился жизни. Разумеется, от него не укрылось, как де Синь зарделся от смущения, и теперь ему самое время увидеть, как его отец избавит аристократа от дальнейшей неловкости, сменив тему разговора. Не переставая восхищаться собственной утонченностью, Ле Сур перевел взгляд на поэта.

– Прочитайте нам одно из своих произведений, месье Вийон, – произнес он, словно король, обращающийся к придворному.

– Как пожелаете.

Поэт потянулся к кожаной сумке у ног и достал несколько листов бумаги, на которых можно было разглядеть длинные столбцы, написанные четким вытянутым почерком.

– В прошлом году, – в качестве вступления произнес Вийон, – я закончил большую поэму под названием «Завещание». Она состоит из нескольких частей. Я прочитаю вам пару баллад из нее.

Первая баллада была короткой. В ней поэт задавался вопросом о том, что сталось с классическими богами, с Абеляром и Элоизой, с той же Жанной д’Арк. В конце каждой строфы звучал рефрен: «Но где же прошлогодний снег!»[1]1
  «Баллада о дамах прошлых времен», из перевода Н. Гумилева. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть]

 
Mais où sont les neiges d’antan?
 

Вторая баллада походила на первую по форме и не без юмора повествовала о былых властителях. Где теперь знаменитый папа Каллист, где король шотландцев, где бурбонский герцог? Где теперь достойный король Испании, чье имя он запамятовал? И опять каждый стих в балладе заканчивался одной и той же строкой: «Там, где и Карл Великий ныне»[2]2
  «Баллада о сеньорах былых веков», из перевода Ю. Корнеева.


[Закрыть].

– Превосходно, – сказал король воров. – А есть ли у вас что-нибудь новое?

– Я начал кое-что. Пока у меня только фрагменты. – Поэт пожал плечами. – Надеюсь закончить, пока жив.

 
Frères humains qui après nous vivez
N’ayez les cœurs contre nous endurcis
Car, si pitié de nous pauvres avez
Dieu en aura plus tôt de vous mercies.
 
 
Прохожий, здесь присевший отдохнуть,
Не вздумай нас насмешками колоть.
К нам, бедным, сострадателен ты будь,
Чтобы и к тебе был милостив Господь![3]3
  «Баллада о повешенных», перевод Н. Н. Бахтина (Новича).


[Закрыть]
 

Это было стихотворение о заключенных, в тюрьме ожидающих казни. Поэт успел сложить всего лишь пару строф. Но пока Вийон читал их, в таверне установилась странная тишина. Все умолкли и погрустнели, потому что именно эта судьба была уготована им почти наверняка, и слова поэта наполняли печалью, горечью и в то же время состраданием.

Слушая стихи, Ги де Синь проникся их ритмом и мелодичностью. Кем бы ни был этот странный человек, учености ему было не занимать, а вот гляди-ка – общается с убийцами. Может, он и сам отъявленный вор, но при этом слагает произведения, которые трогают сердца других преступников.

Когда Вийон закончил, некоторое время все молчали.

– Господин Вийон, – наконец сказал Ле Сур, – ваши стихи следует печатать в книгах.

– Не возражал бы, – иронично усмехнулся поэт, – но мне это не по карману.

– Ваш родственник-профессор не мог бы вам помочь?

– Он терпит меня иногда. – Вийон пожал плечами. – Это все, на что я могу рассчитывать. И виноват в этом только я сам.

Ле Сур кивнул, отхлебнул вина, затем снова направил внимание на де Синя:

– Наш Вийон – прекрасный поэт, вы согласны?

– Согласен.

Ле Сур задумчиво обвел глазами комнату и шумно вздохнул.

– Такова наша жизнь, – проговорил он, словно отвечая каким-то своим мыслям. Затем, после нового глотка вина, занялся не решенным еще делом. – Итак, месье де Синь, давайте вернемся к вашей пропаже. Вы можете описать мне ваш медальон?

– Он из золота. На нем узор – как мне кажется, византийский. Бабушка всегда говорила мне, что медальон привез из Святой земли ее отец.

– Не могу сказать вам, где сейчас этот медальон, месье, но если я поспрашиваю кое-каких людей в своем квартале, то смогу кое-что разузнать. Однако кража подобна войне. Кто бы ни завладел вашей вещицей, он не расстанется с ней без выкупа.

– Могу предложить сотню франков, – сказал де Синь.

Когда один королевский франк официально равнялся старомодному ливру, то есть примерно полукилограмму серебра, сто были целым состоянием. Но время и девальвация сделали свое дело, значительно понизив стоимость этой суммы.

– Мне показалось, что ваш медальон стоит дороже, – заметил Ле Сур.

– Вероятно, но дать больше я не могу.

– Ну что же, – принял решение король воров, – ничего не обещаю, но посмотрю, что сумею сделать. В этом квартале я имею некоторое влияние. Что скажете?

Ги де Синь прикрыл глаза на мгновение. Он не обманывался, нет. Этот разбойник, скорее всего, отлично знает, где сейчас находится медальон. Но если вежливость поможет вернуть украшение, то почему бы не подыграть?

– Вы очень добры, – сказал он. – Буду премного вам обязан.

– Тогда давайте выпьем за это! – воскликнул Ле Сур, вдруг оживившись. – Поднимете ли вы со мной бокал, как человек чести? Знаю, это заведение не то место, куда вы хотели бы зайти, месье, но… – Он оглядел зал таверны и закончил громко и отчетливо, чтобы услышал каждый из присутствующих: – Вам всегда будут рады за моим столом, и с этого дня все люди, которых вы здесь видите, – ваши друзья. – Он пристально посмотрел в глаза де Синю, словно желая показать, что он тоже в своем роде человек чести. – Если на улицах Парижа, месье, у вас возникнут неприятности, только упомяните, что Жан Ле Сур – ваш друг, и вам не причинят вреда.

Это велеречивое заявление, скорее всего, было недалеко от истины. Воры из других кварталов не захотят связываться с человеком, пользующимся покровительством столь известного главаря, как Ле Сур. И если бы Ги де Синь был жителем Парижа, то понял бы, что ему поднесли дар куда более ценный, чем его золотая безделушка из Святой земли.

Тем не менее он поднял свой кубок и поблагодарил хозяина за гостеприимство и дружбу. А Ле Сур глянул на сына и потом опять обвел взглядом таверну с видом довольного собой монарха. Он снова сказал себе, что короли по сути своей ничем не отличались от него. И в этом, надо заметить, Ле Сур был абсолютно прав.

– Мой сын Ришар проводит вас, чтобы мы знали, где найти вас, – сказал он.

И хотя Ги не испытывал желания показывать юному разбойнику дорогу к дому отцовского приятеля, возражать он не стал, ведь это был единственный способ получить медальон обратно. В очередной раз заверив друг друга во взаимном уважении, аристократ и вор попрощались. Ги де Синь вместе с Ришаром покинул таверну.

На следующий день состоялось знакомство с девушкой. Семейство Ренар жило в хорошем доме на правом берегу рядом с рекой. Дочь купца, по имени Сесиль, оказалась недурна собой. У нее были рыжие волосы и бледное овальное лицо. Кое-кто даже называл ее красивой. Друг старшего де Синя, хорошо знавший семью Ренар, сопровождал юношу во время визита и на обратном пути сказал Ги:

– Вы ей понравились. И родителям тоже. Так что решение за вами, молодой человек. – Интонация договаривала остальное, а именно: «Ты будешь дураком, если откажешься от такого приданого».

– Она согласна жить в деревне? – спросил Ги.

– Конечно согласна.

– Она была молчалива сегодня, но ее семья много говорила о Париже.

– Разумеется. Ничего другого они просто не знают. Сесиль полюбит деревню, когда там окажется. – Приятель отца хмыкнул. – Мы же не думаем, что, если сейчас невеста девственна, ей не понравится быть замужем!