Текст книги "Спасти товарища Сталина! СССР XXI века"

7

«Веди смелее нас, Буденный, в бой! Пусть гром гремит! Пускай пожар кругом!» – воет мобильник.

Приоткрыв глаза, смотрю в мир сквозь частокол ресниц. Солнечный свет упрямо бьет в приоткрытые шторы. Мобильник подпрыгивает на тумбочке, под аккомпанемент утверждения: «И вся-то наша жизнь есть борьба!»

Это мелодия моего начальника.

Протягиваю руку, стараясь не двигать головой – пива оказалось слишком много для короткого сна в четыре часа. На мобильнике десять пятьдесят утра.

– Слушаю, – прижимаю трубку к уху, губы едва шевелятся.

– Петров, мне нужно срочно с тобой побеседовать, – слышится сухой голос начальника, называемый у нас «официальным».

Или готовит разнос по работе, или ожидается взыскание за сегодняшнее опоздание.

– Я просил подполковника Деева, – говорю со слабой надеждой.

Захарыч, похоже, забыл обо мне…

– Да, он передал. Ужасная история, хулиганы в наше время в Москве! Немыслимо просто, – начальник в дополнение к официальному голосу необычайно деликатен, и я окончательно просыпаюсь. – Нам необходимо поговорить.

Он замолкает на мгновение, но добавляет неожиданно:

– По вчерашней работе.

Ох, черт… Видимо, Деев в докладе по завершению операции отразил факт моего неудачного знакомства в эфире. А это пахнет «строгачом» с потерей определенной части заработной платы. А уж на партсобрании пропесочат как следует. К гадалке не ходи.

– Понял, – от разговора не отвертеться. – Когда?

– Немедленно, – произносит начальник и вешает трубку.

Вот тебе и «С добрым утром»…

Поднимаюсь медленно, словно многотонная башня. Сажусь, пинаю вяло пивные бутылки по полу. Разнос обеспечен. Приказание прибыть немедленно может служить только признаком крайней необходимости. Мой начальник, полковник Каинов, хоть и из кадровых офицеров, но солдафонством не страдает и выкручивать руки без нужды не станет. А значит, разговор обещает быть жестким и прямым. Как выражается Деев – «без вазелина».

Шлепаю обреченно в ванную. Щупаю перед зеркалом свежую щетину. Уныло смотрю в свое измятое скомканным коротким сном отражение. Жизнь такая нудная вещь. Каждый день одно и то же. Тот же идиот в зеркале смотрит на тебя по утрам с надеждой, приглядываясь – ну что же, ты уже стал самым-самым? Он только стареет. И ждет ответа.

Смотрю в розоватые глазки субъекта в зеркале и мысленно посылаю его ко всем чертям. Ограничиваю утренний туалет чисткой зубов, для снятия перегоревшего за ночь аромата пива, и споласкиванием лица. Бриться не буду. Вдобавок к покрасневшим белкам глаз, подсвеченным недосыпом и принятием алкогольных напитков перед сном, редкая щетина прекрасно дополнит вид идущего «по наклонной» ведущего эксперта. Пусть ругают. Заслужил. А вчера еще и дружинников обманул. Проверочка бдительности, мол. Если и об этом станет известно – могут в должности понизить. А это на восемь рублей оклада меньше. М-да-а-а…

Прихлебывая из кружки кислый кофе, медленно одеваюсь. Настроение мне окончательно портит правый носок из единственной чистой пары, выпуская в дырку мой мизинец. Глядя на свой голый палец, по совокупности последних событий прихожу к выводу, что из черной полосы жизни я, наконец, перешел в совершенно черную.

8

Болит голова. Маленький дятел вцепился острыми коготками в затылок и узким длинным клювом-шилом тычет в мякоть мозга. Зря я сегодня утром решил снять стресс. Нужно было ложиться спать. Просто – спать, тихо и покойно, как дите в люлечку. К сожалению, понимание очевидных преимуществ трезвого образа жизни обычно приходит только на утро.

– У себя? – останавливаюсь у столика секретаря.

Девушка поднимает на меня взгляд:

– Вы по какому вопросу?

– Вызывали.

У секретарши тонкие неуверенные губы. И складочки в самом углу рта, когда она улыбается. Совсем как у той девчонки в магазине.

– Вы, извините, – она не знает меня в лицо, но стесняется обидеть.

Совсем молоденькая девочка. Или я слишком постарел за эту ночь, называя двадцатилетних блондинок девочками.

– Петров. Ведущий эксперт. Отдел «К».

Секретарша смотрит в ежедневник:

– Ах да. Подождите немного, – поднимает на меня глаза, улыбается смущенно. – Начальство там большое. Ну, вы понимаете…

– Понимаю, – сажусь в угол так, чтобы микрофон беспроводной гарнитуры был направлен в стеклянную стенку кабинета, прикрытую изнутри опущенными жалюзи.

По движению в узких прорезях видно, что в кабинете двое. Нажимаю кнопку гарнитуры. Моя гарнитура не только замаскированная рация. Но и сверхчувствительный направленный микрофон с узким фокусом.

– Другие кандидатуры есть? – незнакомый мужской голос.

– Он – лучший, – уверенно говорит мой начальник. – Просто – лучший. Остальные и рядом не стояли.

– Но он ведь даже не офицер, – печально произносит его собеседник.

– Это – плюс.

Секретарша нажимает кнопку внутренней связи, и в кабинете пищит вызов.

– Слушаю, Аня, – говорит полковник.

Это смущающееся юное чудо зовут Аней. Стоит запомнить. Секретарша говорит, с интересом косясь на меня серыми глазками:

– Здесь Петров прибыл.

Совсем молоденькая. Ей пока все здесь интересно и кажется, что за неказистой внешностью похмельного технического эксперта может скрываться тот самый Штирлиц, который Макс Отто и штандартенфюрер. Только что из Берлина, сосредоточенный и скромный красавец-мужчина, водивший за нос весь Третий рейх и империалистов Запада.

Глупенькая.

– Он здесь, – сообщает Каинов собеседнику.

Прямо передо мной на высоте человеческого роста раздвигаются пластины жалюзи, и неизвестный долгим взглядом разглядывает меня. Я, как человек более деликатный, делаю вид, что весьма заинтересован конструкцией пластикового стула перед собой и взгляда его не замечаю.

– Не впечатляет, – после паузы говорит собеседник полковника и отпускает жалюзи.

Ну почему я никому не нравлюсь? Хоть бы раз кто за целую жизнь пощадил мое самолюбие. Ах эти бесчувственные, злые люди…

– У него уникальные способности. Блестящий аналитик. А уж в информационной безопасности нет опаснее взломщика, – уверенно произносит Каинов.

Вот как. Гм… Кажется, самое время поговорить с начальством о повышении зарплаты.

В кабинете долгая пауза, шелестит лопастями вентилятор. Кто-то барабанит пальцами по столу.

– Лучше его нет, – повторяет полковник.

– Без опыта оперативной работы…

– Я уверен, что, кроме него, никто другой не справится, – упрямится мой начальник.

Эта странная фраза интригует меня, и я непроизвольно прижимаю пальцем гарнитуру к уху, чтобы лучше слышать.

– Он – технарь. Он не умеет ни ходить, ни дышать, ни слушать. Вообще, он умеет стрелять?

– Алексей Исаевич, – примирительно говорит Каинов. – Мы ведь его не на ликвидацию посылаем…

Жизнь полна открытий, черт возьми. Судя по имени-отчеству, сквозь жалюзи меня наблюдал сам генерал Переверзев.

– И хорошо, – говорит примирительно генерал.

Долгая пауза.

– Не глянется он мне, – добавляет после долгого раздумья Переверзев. – Что-то в нем не так. Я скажу – нет.

– Алексей Исаевич, – вкрадчивый голос полковника, – я уважаю ваше решение и ваш опыт чекиста, но… внешность здесь не главное.

– Я не говорю о внешности, – хмыкает генерал. – Он не готов, вот и все…

– Он – лучший хакер Советского Союза. Да и в мире, я уверен, вряд ли найдется хоть кто-то, способный составить ему конкуренцию.

Генерал деликатно покашливает, интересуется:

– Вы уверены, что он лучший?

– Уверен. Как и в том, что сейчас он слушает нашу дискуссию, товарищ генерал.

– А он нас слушает?

– Никаких сомнений.

Секундная пауза. В узких прорезях жалюзи качается грузный силуэт.

– Гм, – голос генерала. – Ну… пусть заходит…

– Петров, заходи, – говорит, не повышая голоса, Каинов.

Я поднимаюсь, улыбаюсь неловко секретарю:

– Простите, Аннушка. Меня приглашают, – и поворачиваю ручку дверного замка кабинета начальника технической службы КГБ СССР полковника Каинова.

9

Генерала Переверзева вживую я раньше не видел. По понятным соображениям портретов его в газетах не печатали, на трибунах по праздникам он не стоял, рукой демонстрациям трудящихся не помахивал. Оказался он совершенно лысым мужиком простецкой внешности, с крупной головой, тяжелыми чертами лица и острым, живым взглядом.

– Ведущий эксперт Петров прибыл по вашему приказанию, товарищ генерал, – останавливаюсь перед длинным столом для совещаний.

Каинов глядит искоса на начальника.

– Присаживайтесь, товарищ ведущий эксперт, – кивает задумчиво Переверзев.

Скромно опускаюсь на крайний в ряду стул. Тот факт, что меня пригласили не для выволочки, а, более того, присутствие в кабинете одного из первых лиц КГБ СССР придает мне наглости, и я с интересом ответно рассматриваю лицо генерала. Когда еще представится удобный случай.

– Скажите, Петров, – прерывает недолгое молчание взаимного изучения Переверзев, – почему вы не вызвали милицию по телефону, как поступил бы любой нормальный человек на вашем месте?

Мгновенно понимаю, о чем он говорит, и напоминание о погибшей юной кассирше портит мне настроение.

– А не было времени на беседы, товарищ генерал. Представиться, назвать адрес, пару вежливых переспросов и уточнений ситуации – и мои мозги на стене. Вы же знаете эту долгую песню с дежурными отделений – ваше имя, ваш адрес, номер паспорта, где трудитесь, чем болели. В эпоху искоренения преступности они уже и разговаривать-то разучились…

Генерал прищуривается, в глазах зажигается острый огонек:

– А сломать за пару секунд систему безопасности, получается, проще?

– Для меня – проще, – рублю рукой воздух, замечаю, как Каинов надувает щеки и понимаю, что не по чину разговариваю, стараюсь смягчить. – Я хорошо знаю эти системы, товарищ генерал. Хай-тек здания, управляемые с одного пульта. Лифты, гаражи, подвалы, видеонаблюдение – и все одной кнопкой…

– Откуда знаете?

– Мне было интересно, – рассказывать о том, как в процессе изучения я сломал сеть нового Всесоюзного центра торговли, недавно открытого в столице и о котором много писали в прессе, нет желания. – Книги, журналы, технические публикации – все это доступно.

– Почему после вызова милиции не ушли? – генерал сверлит меня требовательным взглядом. – Судя по записям камер наблюдения, был прекрасный шанс выйти через подсобные помещения и не встречаться с прибывшим на место нарядом. Вы находились недалеко от двери.

Его вопрос бросает меня в прошедшую ночь. Вновь перед глазами копошащиеся у стеллажа фигурки хулиганов с палками. Дверь подсобки в пяти шагах. И исчезнувшая девушка. И притворяться нет ни малейшего желания. Пусть думает обо мне что хочет.

– Я видел тело охранника, но не знал, что с кассиршей. Молодая девушка, комсомолка. Если бы я заблокировал их в торговом зале вместе с ней неизвестно, что было бы, понимаете…

Генерал неожиданно кивает, поворачивает голову к полковнику и вновь кивает:

– Сообщите мне ваше решение до восемнадцати.

Встает, протягивает мне широкую ладонь:

– Приятно было познакомиться.

Пожимает мне руку и выходит.

10

Как только за генералом закрывается дверь, Каинов берет быка за рога:

– Ты видел материалы, которые слил вчера по операции три-ноль?

– Видел, – чего тут упрямиться.

– Тактико-технические характеристики ракет помнишь?

Так, что же там было…

– Сто километров полета, три квадратных километра поражения из одного чемодана. На память не жалуюсь, товарищ полковник.

– И о рекомендованном применении помнишь?

Помню.

– Сооружения и здания. Высокая проникающая способность, защиты нет.

Полковник молчит.

– А что… намечается? – настораживаюсь.

Он молчит. Как там было сказано в руководстве… Кажется, «вентилируемые наземные и подземные сооружения».

– Метро? – высказываю догадку.

Полковник поднимается, открывает маленький холодильник и при виде запотевших бутылок с минералкой «Боржоми» у меня непроизвольно сжимается гортань.

– Хочешь? – предлагает он рассеянно.

– Не откажусь, – киваю.

Каинов открывает бутылку, разливает по стаканам:

– В непростое время мы живем с тобой, Алеша.

Вот тебе раз. По имени за восемь лет совместной работы он меня еще ни разу не называл. И это настораживает.

– В очень непростое время живем, – повторяет он.

Подходит к окну, раздвигает шторы. Над Лубянской площадью, над Москвой высится Башня Сталина и сам Вождь, гранитный, стометровый, приветствует нас с высоты Башни поднятой рукой.

– Ты никогда не задумывался, Алеша, что было бы с нашей страной, с нами, если бы Его не было? – говорит неожиданно Каинов.

Комок внезапно подступает к горлу, и я не могу ответить. Я действительно никогда не думал, что такое возможно. Как Его может не быть?

– Что было бы, если бы Он позволил себе оставаться обычным человеком? – голос Каинова удивительно мягок. – Если бы Он умер? Ведь все умирают, таков закон природы, от этого не уйти никому. Если бы тогда, в пятьдесят третьем, когда сердце Его не выдержало забот о стране, Он не принял этого решения? Что было бы с нами? С нашей страной?

– Не знаю, – шепчу, пораженный открывшейся возможной пропастью жизни без Него.

Сталин всегда был с нами. Как Солнце. Как воздух. И всегда мудро правил Великий Кормчий своим кораблем с гордым именем Союз Советских Социалистических Республик. С ним победили войну. С ним победили разруху и послевоенный голод. С ним развитой социализм повсеместно становится коммунизмом. Как же без него?

– Если бы Он позволил себе умереть, к власти пришли бы балаболки да кукурузники, – говорит жестко Каинов. – Те, кто прятался за его спиной, кто жил для себя, не для Родины. Растащили бы страну, разворовали. Отдали бы удельным князькам право решать судьбы народов. Тех, кто о своей мошне думает, не о людях. Продали бы. И потом развалили. Может быть, и не было бы сейчас Советского Союза, нашей могучей Родины. Остались бы, словно обломки корабля, только несколько мелких стран со своими разноцветными флагами и со своими местечковыми болезнями, вроде парши на голове…

– Нет, не может так быть, – подобное мироустройство кажется бредом, не укладывается в голове, поверить в это невозможно, никак не возможно.

– Скажи, что было бы с этими малышами-государствами под натиском Саддама?

Ответа не требуется. Мы оба знаем, что случилось с миром, разделенным теперь на Имаматы. С миром, в котором страны поодиночке пытались противостоять агрессии Саддама Хусейна и его Совета Революционного Командования.

– Не было бы и нас с тобой, Алеша, – Каинов возвращается к столу, опускается в кресло. – Если бы Он не отказался тогда от изменившего ему тела. Если бы не велись разработки со дня смерти Ленина, позволившие сохранить жизнь мозга. Не каждый бы на это решился. А Он верил! Верил в нашу науку. Верил в коммунизм как никто другой! И в то, что наше дело – правое! – Каинов грохнул кулаком по столу и внезапно изменился лицом, поглядел на меня с мальчишеской улыбкой. – И знаешь, у него уже шевелятся пальцы! Он скоро выйдет к людям!

– Да здравствует товарищ Сталин! – я вскочил, слезы побежали по моему лицу.

– Садись, Алеша, – полковник смутился, вынул платок, смахнул блеснувшие на его ресницах капли. – Садись…

Вздохнул, покачал головой:

– Наша великая Родина в опасности. Никогда еще не было так трудно нашей стране. Никогда еще не было так сложно сдерживать врага. Мы со всех сторон окружены врагом. Ежедневно на границах нашей Родины происходят сотни террористических актов, гибнут люди. Саддам, после уничтожения Америки, дальновидно отказался от тактики выжженной земли в отношении СССР. Ему нужны наши ресурсы. Нефть, газ, уголь, лес. Наши люди, рабы, исполняющие его волю. Править сожженной землей он не желает, – полковник поглядел мне прямо в глаза, прошептал зловеще: – И чтобы поразить нас в самое сердце, Саддам принял решение убить товарища Сталина.

У меня похолодело под ложечкой.

– Тебе, конечно, известно, что такое Башня Сталина, – продолжил Каинов. – Это не только символ Советской Власти и победы коммунизма. Это – Дом Вождя. Укрепленная крепость с обширным подземельем, несокрушимая ни ядерными ударам, ни напалмом. Сколько ни пытались проникнуть туда смертники – даже приблизиться не смогли. И благодаря этому Сталин с нами! И Советский Союз свободен от врагов.

Так ясно и хорошо было в тот момент на душе, что снова хотелось плакать.

– Нам стало известно от наших товарищей, работающих в подполье, что в секретных лабораториях Саддама на севере Англии разработана специальная партия химического оружия ВСС-18. Это и есть то самое оружие, о котором ты читал в документах Саидова. Проникающее за считаные минуты в любое сооружение, разъедающее бетон, словно кислота…

Полковник опустил стакан на стол:

– О планах Саддама мы узнали слишком поздно. Три дня назад СМЕРШ провел спецоперацию в Северной Англии по захвату и уничтожению этой секретной химической лаборатории. Успешную операцию. Охрана и ученые секретной лаборатории уничтожены. Сооружения взорваны. Только ракет в лаборатории не оказалось.

– Как? – вырвалось у меня.

Каинов вздохнул тяжело, будто это он лично допустил просчет с захватом оружия:

– Вот так, Алеша. Чертежи, разработчики, запасные части – на месте. Готовые ракеты исчезли. Двадцать пять комплектов смертоносного яда.

– Не может быть, – ахнул я.

– Может, – Каинов жестко поглядел на меня. – Еще как – может. Враг хитер и коварен, Алеша. И след этих ракет утерян. И теперь эти ракеты могут быть где угодно. Где угодно…

– Даже… в Москве, – закончил я его мысль.

– Даже в Москве, – его взгляд отяжелел. – И вот вчера ты приносишь информацию о ракетах! Понимаешь, что это для нас значит? Ниточка, тонкая ниточка к спасению Вождя, – полковник вновь поднялся, остановился у окна. – Сам по себе Ахмет Саидов, у которого эти данные обнаружились – мелкая сошка, третий советник консульства Европейского Имамата. Однако, по нашим данным, он является членом радикальной террористической организации «Красные скорпионы», действующей в самом Европейском Имамате. А «скорпионы» – ребята не простые. Это наемники, воевавшие на стороне Саддама, и его бывшие приверженцы, самые преданные, самые беспощадные, непримиримые. Они, как видишь, тоже ищут ракеты. Только с другой целью. Чтобы убить Саддама.

– Вот как? – мысль о том, что в стане врага не все гладко приободрила.

– Именно так. Они нам не союзники. Они ненавидят СССР и считают Хусейна предателем за то, что он отказался от тактики «выжженной земли» в отношении СССР. Считают его трусом, недостойным уважения. Однако же в одном наши цели совпадают – найти ракеты. И если ракеты окажутся у «скорпионов» и они смогут ими воспользоваться в своих целях – тоже нас устраивает. В Европе сейчас набирает силу либеральная политическая ветвь, и, если Саддама не станет, есть все шансы, что Имамат станет более миролюбивым.

После стакана минералки мир для меня становится гораздо проще. Я – эксперт информационной безопасности. Мои действия функционально ограничены.

– Что нужно делать? – я поднимаюсь, замираю по стойке «смирно». – Скажите, что ломать – сломаю и раскодирую.

Полковник молчит.

– Нужно отсканировать Интернет – сделаем, товарищ полковник. Где проявится хоть намек – найдем и источник и данные, – обещаю твердо. – Отдел «К» не подведет.

– Тут задача не тривиальная, Леш.

От его доверительного тона веет настоящей, сводящей судорогой мышцы опасностью.

– Мы понимаем, что задача может показаться тебе слишком рискованной. И, более того, она действительно смертельно опасна, – говорит он тихо, почти вкрадчиво.

Неловкая пауза. Мне очень не хочется спрашивать, но он молчит, ждет вопрос, и я проталкиваю сквозь непослушное горло:

– Что? Что нужно сделать?

– Есть заслуживающие доверия сведения, что «Красные скорпионы» ищут хакера. Занимаются этим их прикормленные агенты через легальные коммерческие компании по всему миру. Они проводят испытания кандидатов, чтобы заполучить лучшего из лучших. Нам известно имя одного из таких кадровых агентов. Это некто Пэррис, работающий в компании «Honey Mill Inc.», зарегистрированной в Английском секторе Европейского Имамата. Ты ведь слышал об этом, верно?

Действительно, информацию о конкурсе в Интернете я встречал. Специалисты из Европы на нескольких закрытых форумах обсуждали предложение от «Honey Mill Inc.». Денег обещали в полтора раза выше среднего рыночного уровня. Конкурс, кажется, планировался недели через две, в начале мая.

– Верно, – киваю в ответ. – Я докладывал об этом в сводке об интернет-активности на прошлой неделе.

– Пусковые комплексы ракет содержат электронные ключи, которые, по нашим данным, хранятся отдельно от самих химических чемоданчиков. Где – неизвестно. Без ключей ракеты неуправляемы. Запустить можно, но наводить на цель нельзя. Мы предполагаем, что «Красным скорпионам» известно местоположение химических ракет ВСС-18, только ключей у них нет, и, после взрыва спецлаборатории, взять их неоткуда. Получается, что специалист по взлому и перепрограммированию им нужен, чтобы получить доступ к управлению пусковых комплексов.

Смотрю в пустой стакан. Я знаю, что он скажет дальше. И мне становится страшно, так страшно, что коленки мои подрагивают.

Но полковник замолкает. Он видит мой испуг. Мне стыдно, мысли лихорадочно скачут.

Все решено. Окончательно и бесповоротно. Конечно, я не герой. Не разведчик. И никогда не мечтал им стать. Разве что в детстве, после первого просмотра «Семнадцати мгновений весны», совсем недолго. Я был уверен всегда, что я не смогу стать Штирлицем. Не смогу вести тонкую психологическую игру, водить противника за нос изо дня в день. И разговаривать с врагами как с друзьями. И все же мне придется это сделать.

Смогу ли я? Хватит ли сил?

Механически вынимаю из кармана сигарету, и она ломается в дрогнувших пальцах. Отказаться нельзя, да я бы и не стал отказываться. И все же как это оказалось страшно, даже представить, что впереди смертельно опасная игра на территории врага за жизнь, за Вождя, за свою великую Родину.

И плечи давит ощутимо груз обрушившейся ответственности.

Это тяжелый груз. Понимать, что от тебя зависит твоя Родина. Все и каждый. И пастухи в черных бурках, ведущие свои отары перевалами Кавказа. И трактористы целинных земель, глядящие бессонными глазами в ветровые стекла своих стальных коней. И геологи в обветренных куртках, бредущие каменистыми россыпями Забайкалья. И оленеводы в мохнатых шкурах, правящие упряжками далеко за полярным кругом. И студентки в коротких юбчонках, читающие Маркса в библиотеках. Я ощутил, как странно и мистически каждый из них незримо зависит от меня, надеется на меня сейчас.

Так же, наверное, чувствует и товарищ Сталин, заключенный в своей башне, в своем недвижном теле. Лишенный возможности увидеть их всех, он помнит о каждом, и каждый думает о нем, и надеется на него. И в праздник и в будни с именем Сталина просыпается Советский Союз, могучая, свободная держава.

И так будет всегда. Я все сделаю, чтобы так продолжалось в веках.

И я чувствую внезапно, что Вождь слышит и мои мысли, и мои сомнения. И кажется мне, что статуя Сталина с башни едва-едва наклонила ко мне свою голову, вглядываясь в меня с надеждой и доверием мудрыми глазами Великого Кормчего. И передает мне незримый приказ.

– Есть, товарищ Сталин, – шепчу я вслух.