Текст книги "Король-Предатель"

* * *

Едва придя на собрание, Фомлин понял, что ничего хорошего ему сегодня не светит. В центре круга, образованного столпившимися на площади гномами, самодовольно ухмыляясь, ожидал начала обсуждения дел и судеб Квартала Лех. Рядом с ним, широко расставив ноги и скрестив на вызывающе выпяченной груди руки, стоял не кто иной, как сам предводитель Сопротивления, защитник Квартала и опекун детворы – Дорки. Над обоими, словно скала, возвышался здоровенный гном, чьё лицо не было обезображено интеллектом и заботой о чём бы то ни было.

Этого жлоба Фомлин знал лучше, чем ему того бы хотелось. Норин. Дурачок, вымахавший в гигантского увальня, будто рост и мышцы могли компенсировать отсутствие мозгов. Пару раз конфликты с его участием заканчивались весьма плачевным образом для гномов, перешедших дорогу Дорки. Трое отправились на встречу с Праотцом, ещё дюжина на всю жизнь осталась калеками. Вот уж кому точно не место на собрании, если, конечно, сегодня планируется обсуждение насущных проблем, а не кулачной бой.

– Так-так, значит, Лех всё-таки сдержал своё обещание. Или угрозу, если называть вещи своими именами. Похоже, нас ждёт сегодня весёленькая «дискуссия»! – Фомлин покосился на стоящего слева от него Пастыря, но тот, похоже, решил применить выжидательную тактику, лишь буравя суровым взглядом Норина. Надо признать, это имело воздействие, здоровяк стушевался и виновато потупил взор, будто провинившийся малец перед строгим наставником.

– Боюсь, ты слишком долго кормил нас «завтраками» и обещаниями, Фомлин, – поглаживая пухлыми ручками внушительных размеров живот, ответствовал Лех. – Друзья, я прекрасно понимаю, многие из вас с предубеждением относятся к Сопротивлению, которое возглавляет Дорки, присутствующий с нами сегодня, но давайте смотреть правде в глаза. Наш самопровозглашённый староста стремительно теряет влияние и не справляется с присущими его положению обязанностями!

Вместо нормальной пищи, нам подсунули откровенное гнильё, кое есть решительно невозможно! Ладно, можно было бы перетерпеть это унижение, кабы, как обещал Фомлин, дело и правда состояло в установлении торговых отношений и плодотворного сотрудничества с новым поставщиком законнорожденных. Но прошёл уже чуть ли не месяц, долбанный месяц! А у нас нет не только качественной пищи, нам с вами вообще жрать нечего! Позавчера я распродал последний ящик гнилокартошки, да-да, иначе называть ЭТО нельзя, а у моих коллег товар закончился ещё неделю назад.

И что же делает наш замечательный «староста»? Отправляет вновь и вновь в гости к законнорожденным своего безбородого питомца в надежде, что тот заключит выгодную сделку. Я понятия не имею, как ему удалось договориться в первый раз, но, судя по всему, то была просто случайность чистой воды. Безбородый может лаять и бросаться на наших малышей, но его способности к дипломатии оказались сильно преувеличены!

Знаю, Дедушка, мы должны быть милостивы и терпеливы, но всему есть предел! Доколе будут продолжаться наши страдания?! Кто сможет положить конец мучениям угнетённых и восстановить справедливость и равенство?! Фомлин? Почему же он до сих пор не сделал того? Не сделал вообще ничего!

Есть только два ответа на сей вопрос: либо он не может изменить ситуацию, либо просто не хочет! Мы все знаем, к законнорожденным Фомлин всегда относился с бо́льшим трепетом и уважением, чем к собственным сотоварищам!

Лех выпалил всё единым порывом, не давая возможности никому из собравшихся вставить ни слова, словно боялся, что его речь кто-то прервёт. Дорки стоял, пуча глаза на Фомлина, видимо, желая прожечь взглядом дыру в голове старосты.

– Ого! Несомненно, Лех, ты можешь предложить нам решение проблемы, я даже догадываюсь какое! Поднять бунт, отнять у законнорожденных то, что причитается нам по праву и всё в том же духе. Ты ведь для этого сюда Дорки привёл?

Чувствующий поддержку торгаш, однако, не смутился даже на грамм:

– Фомлин, вот только не надо утрировать. Ты нас совсем за идиотов тут держишь?! Все прекрасно понимают, что от пролитой крови пострадают не одни только законнорожденные. Но если стелиться под каждую мразь, волею судеб родившуюся в другой пещере, об тебя так и будут вытирать ноги все кому не лень! Самая добрая собака вынуждена порой огрызаться, чтобы её не забили просто так, забавы ради!

Пример Пастыря, видимо, был весьма заразителен, раз даже Лех начал вставлять в свои речи метафоры.

– «Дипломатия» звучала красиво и убедительно, но не принесла положительных результатов. Мы не можем больше сидеть, покорно склонив головы, и ожидать подачек, давать которые никто не собирается! Запомните братья, вместе мы сила! Сплотившись, мы сможем начать диктовать свои условия власть имущим! Не отбирать, но перераспределять блага по необходимости!

В последовавшем за пафосной трепотнёй Леха всеобщем молчании, Фомлин с сожалением отметил на лицах многих собравшихся следы сомнений и душевных метаний. Даже из числа тех гномов, коих он всегда считал сдержанными и благоразумными. Как и предсказывал Пастырь, голод сильнее голоса разума, а толпа подвержена эмоциональной истерии вдвойне.

Будто прочтя его мысли, пророк громко захлопал в ладоши, обезоруживающе улыбаясь собравшимся. Фомлин с облегчением выдохнул. Разрядить обстановку лучше, чем у Дедушки, у него не получится, а от всех логических доводов и умозаключений сейчас никакого толку не будет, как пить дать.

– Дети мои, настал тот самый трудный час, о котором я столь долго вещал! Напрасно злитесь и мечите недобрым взглядом на старосту, не его вина в происходящем! Наоборот, он оттягивал неизбежное так долго, как мог.

Нас провоцируют, вынуждают напасть первыми, дабы обвинить и покарать безжалостной дланью королевского правосудия! Вижу я как вам тяжело, как вы устали от голода, безнадёги и неопределённости в завтрашнем дне. Именно в этот момент вас станут искушать сильнее всего, говорить воодушевлённые речи и призывать к преступлениям!

Не всякий сумеет сдержаться, не каждый пересилит зверя внутри. Но тот, кто пойдёт войной на брата своего, пусть и вознёсшегося в сердцах выше Праотца Всеобъемлющего, обречёт не только себя, но всех родных своих, всех любимых и близких! Проявите выдержку, братья и сёстры мои. Мы переживём, мы одолеем невзгоды! Не ценой крови брата, но нашим долготерпением. Нашей верой!

Сомнения на лицах собравшихся сменились чувством вины. Вот только далеко не у всех. И уж точно никакие колебания не затронули Дорки.

Вызывающе сплюнув прямо в пустой центр круга, лиходей выступил на шаг вперёд. Презрительно обводя взглядом окружающих, Дорки говорил, словно рубил сплеча:

– Ждать? Терпеть? Пережить голодуху и нищету, забившись каждый в свою нору? Отличный план! Замечательный!

Только вы забыли учесть одну маленькую деталь. Без жратвы сил у вас не прибавится. Сейчас вы можете дать отпор, заставить поделиться грёбаных богачей, но через неделю-другую и пару шагов еле сделаете!

Никто из вас не знает по-настоящему, что такое голод, как истощает он силы и волю. Я прошёл через это, я долго терпел и страдал. И знаете что? Никакого чуда не произошло. Праотец не спустил на меня свою благодать, и ни одна сволочь не поделилась со мной даже гнилокартошиной! Всем было просто насрать, что я умираю! Всем!!!

Дорки уже не говорил, а орал, брызгая слюной во все стороны.

– И тогда я совершил то, что мне следовало сделать задолго до того, как голод чуть меня не убил. Я отнял пищу. Исколотил палкой какого-то пьяного гнома, но набил себе брюхо.

Знаю, вы ненавидите и осуждаете меня, но другого выхода не было. Сдохнуть или отнять? Что ж каждый решает сам за себя. Лично я подыхать точно не собираюсь! А вы, если хотите, сидите и ждите, пока не сможете с места сдвинуться! Только не скулите потом как побитые собакоморды, а несите ответственность за свои решения как подобает мужам! Как приличествует настоящим мужчинам, а не трусам и лизоблюдам! – последние слова Дорки были явно адресованы Фомлину с Пастырем.

На лицах гномов вновь проступили сомнения, а староста, глядя на расплывшегося в широкой улыбке Леха, гадал: всю ли речь сочинил толстый барыга или главарь банды всё же добавил что-нибудь от себя? Насколько помнил Фомлин, от избытка переживаний, совести или нехватки пищи и женского внимания Дорки не страдал никогда. Разве что трогательный рассказ относился к юности обиженного несправедливостью гнома, свидетелем которой он не был.

– Отличное выступление, Дорки, я бы даже сказал превосходное! Не думал, что ты так хорошо умеешь излагать свои мысли. Подумать только, будто всю жизнь на подобных собраниях выступал! – постаравшись придать голосу как можно больше сарказма прокричал, перекрывая бурчание толпы, Фомлин. – Только ты тоже учёл не всё.

Во-первых, экономическая модель «захотел-отобрал» работает только в масштабах рэкетирства владельцев небольших лавочек. Чтобы забрать что-то у законнорожденных, шайки хреново вооружённых оборванцев недостаточно. Посмотри на Маронона, вот там да, целая армия! Бери что хочешь, никто и пикнуть не посмеет! А кого собрался вести ты? Подавляющее большинство жителей – старики, женщины и дети. Молодёжь пашет с утра до ночи на презираемых тобою законнорожденных, чтобы прокормить свои семьи. Им не до восстановления справедливости и прочих грандиозных свершений.

Во-вторых, ты вообще, когда-либо задумывался, откуда в Квартале берутся деньги? Учитывая, что мы ничего не производим, не выращиваем, не строим… Всё, чем мы живы это служение власть имущим! Даже отняв у них здесь и сейчас, ты лишишь своих сограждан будущего! Захотят ли законнорожденные платить, пусть хоть и те гроши, что сейчас, своим слугам, единожды позарившимся на нажитое поколениями имущество? Далеко не факт.

И наконец, в-третьих. Где гарантия того, что Король станет безучастно смотреть на наши светлые рвения о «всеобщем равенстве»? Со стражами не справиться ни нам, ни законнорожденным вместе взятым! Это профессиональные воины, понимаешь? Хорошо обученные, дисциплинированные, вооружённые до зубов и защищённые самой лучшей бронёй! Почему бы Маронону не решить поднапрячь своих псов, дабы те не просто так штаны просиживали, а отработали свой паёк? Что-то мне подсказывает, ты первым в нору зароешься и будешь сидеть тихо-мирно, носа не высовывая, при подобном раскладе!

Пастырь одобрительно кивал, а настроение собравшихся в который раз за сегодняшнее собрание поменялось в выгодную Фомлину сторону. Дорки аж весь исходил от злости и ярости, но Лех придерживал того за рукав и быстро шептал что-то на ухо. Норин же просто стоял с открытым ртом, растерявшись от такого обилия информации и умных слов.

В конце концов, Дорки, кажется, сумел взять себя в руки, ну или, по крайней мере, удержался, чтобы не броситься с кулаками на старосту, пророка и всех несогласных.

Лех вновь выступил вперёд, закрывая тем самым сегодняшний митинг:

– Что ж, друзья, не могу сказать, что я согласен с Фомлином, но мериться с ним силами в красноречии ни я, ни Дорки, на равных, к сожалению, не способны. Он взывает вас к покорности, взывает убедительно, но подумайте и о словах нашего Защитника! Сейчас у нас есть выбор, но скоро его уже может не быть. Либо мы возьмём то, что нам требуется силой и выживем, либо помрём. Хотите сидеть и ждать чудесного избавления? Отлично, пожалуйста, ждите. Ни я, ни кто-либо другой не вправе решать, как вам жить и как умирать.

Но умоляю вас, хотя бы не сидите, сложа руки! Готовьтесь. Смастерите оружие, тренируйтесь, как бы ни было мало у вас сейчас сил. Дорки пообещал помочь всем желающим. Безусловно, он лучший боец в Квартале и его опыт, столь ценный в сей час нужды, будет безвозмездно передан каждому, кто решится бороться за свою жизнь и нашу честь.

Я умываю руки, друзья, мне нечего больше добавить. Решать вам. Время покажет, кто был прав. И кто доживёт, чтобы непредвзято рассудить сегодняшний спор…

* * *

Очередной жёсткий тычок в живот окончательно сбил дыхание Скалозуба. Сделав пару вялых, неуклюжих отмашек от безжалостных выпадов, выбившийся из сил гном запросил пощады:

– Стоп! Хватит! Да остановись же!!!

Вошедший в раж Кларк с видимой неохотой прекратил атаки тренировочным копьём.

Несмотря на то что вместо стального наконечника древко было обмотано плотным комком ткани, Скалозуб нисколько не сомневался – уже к вечеру его избитая тушка расцветёт сине-фиолетовыми цветами. А о завтрашнем пробуждении и думать страшно! Затёкшее тело, болезненно реагирующее на каждый поворот и малейшее мышечное растяжение… Знаем, знаем, испытывали сие удовольствие не раз и не два.

Настаивать на полном контакте, безусловно, было опрометчиво и излишне самонадеянно, но пусть лучше поболят недельку-другую синяки, чем лежать, истекая кровью, нарвавшись на славного бойца Сопротивления. Боль и страдания лучшие учителя, любил говаривать Пастырь, хоть и в совершенно ином контексте. В данном случае, в мудрости старика сомневаться не приходилось.

– Всё ещё считаешь копьё примитивным оружием, а, Безбородый? – расплылся в довольной лыбе Кларк. – Топоры, молоты, булавы… Это всё, конечно, очень здорово и эффективно в битве закованных в тяжёлую броню воинов, ибо от дробящих ударов доспехи спасают слабо, но и у копья есть целая масса своих преимуществ!

Изготовить намного проще. Научиться элементарным колющим ударам тоже несложно. Бо́льшая по сравнению с одноручным оружием дистанция для нанесения удара несколько нивелирует требования к защите, которой ни у кого из бедняков нет. Я безумно удивлюсь, если на весь Квартал сыщется хоть одна проржавевшая кольчуга! Добавь сюда возможность наносить урон в плотном строю, без километровых замахов… что ещё для счастья надо?! Идеальный вариант для необученной толпы голодранцев! Я даже, уж прости меня грешного Праотец, стал с некоторым уважением относиться к Дорки. Не думал, что у него хватит мозгов использовать оружие древних.

– Что-то мне подсказывает, Дорки не сам к тому и пришёл. За нашим героем-защитником стоит некто гораздо более осведомленный… – Фомлин, долгое время молча наблюдавший за тренировкой Кларка и Скалозуба, рассуждал вслух, сидя на облюбованной всеми старшими гномами лавочке. – Я даже считаю, что этот инкогнито вовсе не Лех, а кто-то из власть имущих. Совершенно очевидно, головорезов финансируют и обеспечивают всем необходимым для их «благородной и праведной миссии».

– Ты слишком сгущаешь краски, Фомлин, – Скалозубу наконец удалось отдышаться и немного успокоить бешено стучащее сердце. – Вряд ли кто из законнорожденных стал бы сам себе могилу копать, вооружая чернь.

– Безбородый, властью обладают не только твои, гм-хм, то есть наши, бывшие товарищи по сословию. Ты разве не слышал, о чём постоянно толкует Пастырь? Нас хотят стравить с законнорожденными, чтобы мы обескровили и поубивали друг друга. Кому, по-твоему, это выгодно? Лишь нашему любимому Королю, дабы сэкономить еду и ресурсы, обеспечить ими своих верных псов. Маронон предал Союз свободных рас, а теперь решил предать свой народ! Подавить саму возможность свободы воли, воспитать новое поколение в духе военной диктатуры, дабы править вечно и безоговорочно!

Скалозуб криво усмехнулся:

– Править кем? Горсткой солдатни, которая и шаг сделать не может без указания сверху? Не думаю, что Король настолько рехнулся, а уж поверь, к его благоразумию у меня претензий не меньше, чем у тебя, Фомлин. Что бы он ни задумывал, я не верю, будто Маронон желает уничтожить народ, которым правит не одно, не два, а пёс знает сколько поколений подряд!

Староста насупился, явно собираясь ему возразить. Спор двух образованных гномов вещь, конечно, чрезвычайно интересная, но, к сожалению, чаще ведущая не к истине, а к взаимным упрёкам, обидам, претензиям. Потому вмешавшийся со своим безмерным любопытством Кларк пришёлся в сей раз как нельзя кстати:

– Всегда было интересно, какого хрена Маронон так долго живёт? Если он предал людей и всех остальных ещё поколения четыре, эдак, назад, сколько же ему сейчас лет? Ведь он был королём задолго до Рокового дня… Как вообще такое возможно?

– Как-как, жопой об косяк! – раздражённо пробурчал сбитый с мысли Фомлин. – Откуда нам знать? Может, он кровь девственниц по утрам пьёт, или у него эльфы были в роду!

Глаза у Кларка чуть не вылезли из орбит. Если в первое объяснение ещё худо-бедно можно было поверить, то в брачный союз эльфа и гнома… всё равно что пытаться скрестить собакоморду и кротосвинку!

Скалозуб высказался менее категорично:

– Скорее всего, здесь замешана магия. Какая именно, тебе вряд ли кто скажет. Есть, разумеется, ещё официальная версия самого Короля. Так называемое Благословение предков, что-то похожее на концепцию Богоизбранности в теологии Праотца, только намного примитивнее. «Избранный сын рода гномов, ведущий народ в светлое будущее!». Думаю, не стоит углубляться в сей сивый бред. Пропаганда правящей элиты никогда не отличалась направленностью на умных и думающих. А чернь, та любую чушь схавает. И чем нелогичнее, но эмоциональнее впариваемая идея, тем лучше. Блин, Кларк, опять ты своими вопросами увёл меня в сторону!

Однако добродушная, по-детски наивная улыбочка Кларка, как обычно, позволила тому выйти сухим из воды.

«Эх, мне бы так научиться. Глядишь, Пастырь, Хиггинс и Фомлин не смотрели бы на меня каждый раз словно на идиота, стоит задать очередной волнующий мой разум вопрос».

– Ладно, успеем ещё порассуждать, кто за кем стоит. Я пока склонен думать о цепочке Дорки, Лех и кто-то из приближённых самого Короля, – Фомлин встал со скамейки и широко потянулся, с удовольствием похрустывая косточками. – Ну, ребята, вы как хотите, а лично я проголодался! Советую вам умыться и подтягиваться к ужину. Не известно, сколько ещё продлиться этакая «блажь».

Если с утверждением старосты насчёт коварного замысла Короля Скалозуб не был готов согласиться, то желание оного отведать пищу разделял полностью. Да и странно бы было не разделять такое желание. После хорошей тренировки еда в гнома просто влетала! И судя по наливавшимся с каждым днём силой мускулам, шло кушанье куда следует.

Вот только «блажь», похоже, скоро закончится. Кротосвинки Хога захворали и дохли одна за другой. Та же напасть стремительно сводила на нет популяцию слепокур. Фомлин всеми силами выхаживал больных зверюшек, но тщетно. О причинах беды можно было только гадать, знания старосты касались преимущественно огороднической сферы, ветеринаром он не был. И хотя теперь каждый день Скалозуб получал на ужин здоровенный кусок мяса, из-за непонятной болезни сушить и запасать его было слишком рискованно, все понимали, если злосчастье не прекратится в самое ближайшее время, на весь Квартал останется лишь одна маленькая овощная ферма.

«Долбанный Рыжеруб, не подведи! Я разжевал тебе всё, что мог. Неужели так сложно засунуть на час-другой свою гордость куда подальше и дать парочку взяток в обмен на возможность выживания тысячи бедняков?! Неужели это так трудно…»

Несмотря на обилие сытной пищи, ужинали все в мрачном молчании. Скалозуб решительно пережёвывал один кусок мяса за другим, макая каждую порцию в густой грибной соус. Тем не менее изысканный вкус не приносил сегодня особенной радости, с тем же успехом он мог бы съесть пресное варево. Даже вечно неунывающий Кларк выглядел глубоко задумавшимся, а Фомлин рвал зубами свой стейк с таким зверским видом, что Скалозубу стало немного не по себе.

Умиротворённым казался лишь Хиггинс. Старательно нарезая свинину маленькими кусочками, чтобы легче было жевать, умудрённый годами гном, похоже, не разделял всеобщего уныния:

– Мне кажется, вы излишне переживаете по поводу увеличения численности Сопротивления, – старик обращался ко всем сразу и ни к кому в частности, уставясь в свою тарелку и не переставая ловко орудовать ножом с вилкой. – Да, отдельные личности присоединились к Дорки и его банде, но в сравнении с общим числом жителей Квартала это по-прежнему лишь горстка гномов. Причём пошиба далеко не самого лучшего.

Недовольные дебоширы, практически всегда, самые ничтожные и самые безответственные граждане. Нормальные гномы занимаются каждый день своим делом, добывая ресурсы и пропитание себе и сородичам. Те же неудачники, что неспособны ни к чему продуктивному, вопят и истерят, поливая грязью абсолютно всех, начиная с родителей и заканчивая Королём с власть имущими. Так они снимают с себя ответственность за собственную нереализованность и неспособность взять ситуацию в свои руки. Жалкие гномы, коих, слава Праотцу, всегда меньшинство.

А все их пафосные лозунги и идиотские рассуждения насчёт «швободы», равенства и справедливости – не более чем самообман и запудривание мозгов окружающим. Как же, борцы за светлое будущее, ха! Какое будущее могут построить неудачники и глупцы, если они до сих пор не смогли привести в порядок даже собственную жизнь?! Не стоит воспринимать их слишком серьёзно.

Фомлин уже открыл было рот, собираясь возразить старому мастеру, но Пастырь опередил его:

– Хиг, ты, конечно, исключительно прав в описании портрета рядового бойца Сопротивления, но, к сожалению, хоть эти дебилы и недалеко ушли в развитии от малолетних детишек, при достаточной численности они будут представлять собой реальную силу. И угрозу для всех. Как для законнорожденных, так и для самих себя и, что самое печальное, для всех остальных более-менее адекватных жителей Квартала, которые пострадают от братоубийственной войны в первую очередь. В агрессии обвинят всех нас, от мала до велика, не считаясь, что вина большинства просто в том, что они родились в одной пещере с закомплексованными «воинами швободы». Так что повод для беспокойства у нас всё же есть, причём весьма серьёзный.

– К тому же учти, что количество недовольных с каждым днём будет только расти, – вступил в разговор, расправившись с очередной порцией мяса, Фомлин. – И скоро в бой пойдут не одни нерадивые маргиналы, но абсолютно все голодные и отчаявшиеся. Говорят, Дорки и Лех выдают ежедневные пайки всем решившим вступить на путь борьбы за «право и равенство». Мало кому, к сожалению, приходит в голову задаться простым и очевидным вопросом: откуда вдруг у этих двух «благодетелей» взялся в таком количестве провиант?!

– Может, они тоже ферму завели, – Кларк с невинным видом пожал плечами. – А если серьёзно, мы с вами едва ли каждый день не пируем, хотя запросто могли накормить целую прорву желающих! Тогда ни в какое Сопротивление народ никогда не пошёл.

– Кларк, мы ведь обсуждали с тобой эту тему, и не один раз, – Фомлин удручённо вздохнул, словно разочарованный непроходимым тугодумием своего подопечного. – Накорми голодного разок просто так, от доброты душевной, и он потребует, чтобы ты обеспечивал его пищей вновь и вновь. А наш излишек продовольствия вызван поголовной гибелью стада, но отнюдь не успешным разведением оного! В результате, когда халявная свинина закончится, против нас ополчатся вообще все жители Квартала!

Глупо верить в гномскую благодарность. Ты ведь частенько ходишь вместе со мной на собрания. Хоть раз кто-нибудь добрым словом отозвался обо мне или сказал спасибо Безбородому за ту партию грибокартошки? А вот помоев вылили, Праотец упаси! Гнильё, отрава, корм для свиней и тому подобная «признательность».

Во-вторых, я и так распродал почти за бесценок всем лавочникам, кроме Леха, естественно, большую часть мяса погибших животных. Сказал, что так и этак, скоропортящийся товар, мясо больных кротосвинок, чудом удалось провезти контрабандой. Хорошо бы, мол, народу поскорее продать, да подешевле. Угадай, что сделали по сему счастливому обстоятельству наши барыги? Правильно, задрали розничные цены на мясо так, что проще собственную ногу отрезать и сожрать, чем маленький кусочек купить! Нашли время состояния сколачивать, ну не дебилы ли, честное слово?!

Так что не надо смотреть на меня обиженными щенячьими глазками, Кларк. Всё что мог, я сделал. Работать на всеобщее благо должны все. Всем следует прилагать усилия по мере возможности, а не только сидеть и сопли размазывать, ожидая благодати откуда-то свыше!

Фомлин в сердцах резко отодвинул свой стул и, не проронив больше ни единого слова, удалился. На тарелке остался недоеденный стейк.

– Одна надежда на Безбородого и его Рыжесруба, – вздохнув, в очередной раз исковеркал имя рыжебородого гнома Пастырь. – Уж заломить сильно цену на грибокартошку, даже у самого отъявленного торгаша в Квартале рука не поднимется. Ибо за такое могут и голову оторвать!

Пророк ободряюще улыбнулся:

– Не думаю, что наш законнорожденный друг настолько туп и не сумеет обойти бюрократические заморочки ради собственной выгоды. Главное – его тёпленьким взять, пока он на радостях весь товар своякам не продал или оптовые цены для нас не поднял до небес! – старый гном печально покачал головой. – Эх, нет веры словам власть имущих. Нету, и, боюсь, не будет её уже никогда.