Текст книги "Король-Предатель"

Завершил проповедь старичок в своём излюбленном высокопарно-саркастическом стиле:

– Ступайте, дети мои! Запомните всё, что слышали и видели вы сегодня! Передавайте из уст в уста братьям и сёстрам своим! Нельзя сидеть сложа руки, ожидая великих событий, но каждый должен заниматься делом!

Да, и сыщите плотника или кузнечных дел мастера. Пора низвергнуть с трона императора, довольно гонял он в корытце дерьмо!

Ступайте же, чада! Теперь среди вас я, всяк знает, где меня отыскать.

Нехотя гномы начали разбредаться. Кларк вновь принялся жонглировать разноцветными светлокамешками, развлекая немногочисленных ребятишек. Пастырь беседовал в сторонке с небольшой кучкой особо ретивых прихожан. Хиггинс выглядел сколь же счастливым, столь и усталым. Подмигнув Скалозубу, старый учитель удалился, сказав, что будет ждать его «дома».

Один только Фомлин стоял напряжённым, до тех пор, пока Бойл не вернулся вместе с задумчивым гномом, несущим увесистый ящик. Поняв, чего от него хотят, умелец широко раскрыл глаза, но потом пожал плечами и молча стал рыться в ящике с инструментами.

Скалозуб вздрогнул от сильных ударов молотка по колодкам и вдруг ощутил поистине невероятную благодать, когда верхняя створка со скрипом приподнялась над шеей.

Он будто управлял чужим телом, настолько странным было ощущение вновь обретённой подвижности. Не веря происходящему, пробывший невероятное долгое время в жутко неудобной позе гном едва распрямил одеревеневшую спину.

Сразу закружилась голова. Земля ходила ходуном, и чтобы не упасть, Скалозуб был вынужден вновь вцепиться в колодки.

Отвращение к орудию публичного унижения, однако, быстро пересилило страх падения. Словно дитя, бывший пленник сделал маленький неуверенный шаг, затем другой и, наконец, оторвался от ненавистных колодок.

Только сейчас он заметил, что оставшиеся на площади гномы затихли и смотрят на него, как на нечто сверхъестественное. Пастырь подсказал остолбеневшему Кларку захлопнуть рот и пародирующими неуклюжую походку Скалозуба шажками подковылял к освобождённому.

– Сколь же долго ты просидел на корытце, раз почти разучился ходить? – увидев нервное мотание головы, пророк успокаивающе поднял руки. – Ладно-ладно, не боись, Безбородый! Нынче ты свободный член почётного общества нищих! Ну, или почти что свободный, учитывая клятву послушания, хе-хе-хе.

Фомлин и Бойл обступили с двух сторон Скалозуба, взяв того под руки.

– Извини, что приходится поторапливать, но нам стоит добраться до моей берлоги как можно скорее, – Фомлин казался взвинченным, то и дело оглядывался по сторонам, словно ожидая нападения. – Боюсь, далеко не всем придётся по нраву твоё освобождение. Отпустили тебе грехи или нет, для большинства ты всё ещё зло во плоти. Думаю, встреча с Дорки и его мордоворотами не лучший способ отпраздновать второе рождение, ты согласен? То-то и оно. Давайте ребята, двигаемся. Вести расходятся быстро, но мы должны быть быстрей.

Так же, под руки с двух сторон, как его когда-то приволокли на злосчастную площадь, Скалозуба теперь уводили прочь. Всё дальше от колодок, «трона», боли, страданий и унижений. Чему лишённый бороды, но обретший новое мировоззрение гном был сказочно рад.

Глава 7. Уважение

Вино сообщает каждому, кто пьёт его, четыре качества. Вначале человек становится похожим на павлина – он пыжится, его движения плавны и величавы. Затем он приобретает характер обезьяны и начинает со всеми шутить и заигрывать. Потом он уподобляется льву и становится самонадеянным, гордым, уверенным в своей силе. Но в заключение он превращается в свинью и, подобно ей, валяется в грязи.

Абу-ль-Фарадж

– Что значит, Безбородого отпустили? – от столь вопиющей наглости у Дорки перехватило дыхание. Ему стоило немалых усилий сдержаться, чтобы не побежать сломя голову наводить порядок в Квартале. Учитывая, что большинство его бойцов после вчерашней попойки были всё ещё не в себе, эта идея могла закончиться плохо. – А моим мнением поинтересовался хоть кто-нибудь? Или Фомлин у нас теперь новый король?!

– Эээ, так его же Дедушка отпустил, а не Фомлин. Дедушка сказал, что так правильно. Значит, Безбородый хороший. Ага? – здоровенный гном неуверенно переминался с ноги на ногу, не понимая бурной реакции главаря Сопротивления. Именно так они называли свою малочисленную, но очень опасную группировку.

– Норин, порой твоё тугодумство просто выводит меня из себя! Вместо того чтобы бежать сюда со всех ног, слушал своего любимого «дедушку» до последнего! Безбородый хороший, надо же такую дичь сказануть…

Огромный гном втянул голову в плечи, опасно набычившись, но Дорки не обратил на это внимания. Он уже давно вдоль и поперёк изучил переростка и хорошо знал, чего от того ожидать, как им управлять и использовать недюжинную силу в своих интересах.

Хотя поначалу он сильно тревожился, понимая, что в драке против здоровяка у него шансов нет, но Норин внутри был словно ребёнок. Добродушный, наивный и… до невозможности глупый. Почти дурачок. Если прямо не указать, что и как делать, тот так и будет стоять развесив уши, с открытым ртом, и соображать до Второго пришествия Мерхилека, что же имел в виду собеседник.

– Дед не так прост, как кажется. Он не стал бы напрямую вмешиваться в дела Квартала. Держу пари, пророк «отпустил грехи» законнорожденному по увещеванию Фомлина! Не знаю точно, что замышляет этот высокомерный грёбаный выскочка, но ему совершенно точно нужен был Безбородый. Иначе, с какой радости вокруг того постоянно кто-нибудь да вертелся? То старый хрыч, то те двое ребят? Нужно было сразу догадаться, тут дело нечисто…

Дорки расхаживал взад-вперёд по небольшой комнатушке, сосредоточенно думая. Норин молчал, с недоумением пялясь на своего вожака.

– Если Пастырь открыто поддерживает Фомлина, у нас могут возникнуть серьёзные неприятности. Слишком многие с открытым хлебалом внимают всему, что говорит наш якобы великий пророк. И хватит супиться, Норин! Понимаю, тебе нравится слушать деда, но сейчас не время валять дурака! Сопротивлению грозит опасность!

Не знаю, какую ценность представляет собой Безбородый, но как минимум он очень умён. Не чета нам, беднякам, – Дорки громко хлопнул кулаком по ладони. – Нельзя допустить, чтобы Пастырь, Фомлин и Безбородый объединились и настроили народ против нас! Мы спасение Квартала! Мы, а не всякие мозговитые шибко ушлёпки!

Норин почесал голову:

– Нада их убить, да? Жалко Дедушку…

«Вот же прямолинейный тупица…» – несмотря на значительно меньший рост, Дорки, казалось, навис над гигантом:

– Нет, Норин, нет! Что такое ты говоришь?! Слишком много внимания приковано сейчас к Безбородому и пророку. Их трогать нельзя ни в коем случае!

Наоборот, нам следует затаиться. Пожалуй, не стоит даже так трепетно охранять лавочников и прочих наших друзей…

Присмотримся к действиям горе-союзничков, а потом… когда поймём, что же они замышляют… в нужное время, в подходящем месте… для всеобщего блага, и чтобы в будущем другим неповадно было… накажем ублюдков со всей возможной жестокостью.

* * *

Хотя дорога от площади до дома Фомлина заняла не так много времени, Скалозуб неимоверно устал. Поясницу как будто набили ватой. За долгое время полустояния-полусидения в согнутой позе мышцы спины так затекли, что с трудом могли поддерживать тело в вертикальном положении. Если бы не Фомлин и Бойл, подпиравшие Скалозуба плечами с обеих сторон, тот бы поцеловал землю не раз и не два.

В отличие от Пещеры ремёсел, с её геометрически выверенными прямыми улицами и аккуратно огороженными поместьями, Квартал черни представлял собой хаотичное скопление натыканных повсюду строений. Большинство домов были построены вплотную друг к другу, и явное несоответствие их габаритов мозолило глаза привыкшего к строгой упорядоченности законнорожденного. Скопления построек пересекались под разными углами с другими комплексами также без какой-либо закономерности.

Дом Фомлина находился посередине небольшой россыпи строений у самого края Квартала, огораживая собой часть пещеры. Хотя домики соприкасались стенами не везде, наваленные между ними нагромождения хлама напоминали настоящие баррикады, так что проникнуть внутрь комплекса окромя через единственную массивную дверь было бы достаточно сложно. Странный выбор жилья для пусть и неформального старосты, ведь по пути Скалозуб видел много пустующих домов. Гораздо логичнее было бы поселиться поближе к центру Квартала, а не жаться к его окраине.

Тем не менее дом есть дом, и возвращение в родные пенаты, всегда радость для хозяина и его близких.

Навстречу гостям выбежала собакоморда, радостно вихляя маленьким хвостиком. Будучи от рождения слепыми, четвероногие друзья гномов обладали превосходнейшим слухом и обонянием, а потому всегда первыми чуяли приближение как хозяина, так и опасности. Уткнувшись длиннющей мордой в бедро Фомлину, псина жалобно заскулила, требуя незамедлительной ласки.

– Чоппи, ты мой хороший! Ну ладно, ладно тебе, можно подумать, сто лет меня дома не было! – Скалозуб и не представлял, что всегда обеспокоенный и напряжённый гном может быть столь ласковым и добродушным. Как следует потискав и почесав пса, хозяин дома направил его к своим спутникам. – Вот, познакомься с нашими гостями. Давай, дружочек, обнюхай как следует всех.

Пастырь ласково погладил собакоморду по голове, отчего та, привстав на задние лапы, принялась благодарственно лизать старику лицо.

– Смотри-ка, ведь помнит ещё! Ахах, Чоппи, хорош целоваться! Иди познакомься с нашим новым товарищем. Безбородый, дай ему обнюхать ладони.

Скалозуб осторожно протянул псине раскрытые руки. В последние голодные годы количество собакоморд значительно уменьшилось даже среди законнорожденных. Несмотря на сильную привязанность к хозяевам, животные оставались хищниками: их требовалось кормить мясом, а не грибокартошкой, им нужно было достаточно места, чтобы побегать и поохотиться. За всё время, пока Скалозуб находился в колодках на площади, он ни разу не видел ни одной собакоморды, подозревая, что всех четвероногих друзей гномы давно пустили на жаркое. Сложно судить за столь неблаговидный поступок жителей Квартала, тем паче, что голодные животные представляли бы серьёзную опасность для окружающих. Огромная вытянутая пасть была одинаково хорошо приспособлена как для залезания в норы, так и для того, чтобы оттяпнуть чью-либо конечность.

Ритуал первого обнюхивания представлял большую важность, так как в дальнейшем собакоморда относилась к гостю с гораздо меньшей настороженностью и без прямого приказа хозяина ни за что не вцепилась бы тому в глотку.

Чоппи с видимым подозрением понюхал ладони Скалозуба, лизнул средний палец, затем звучно чихнул. Обойдя гнома, собакоморда заинтересовалась открытой лодыжкой. Скалозуб старался не дёргаться, несмотря на сильную щекотку, вызываемую влажным носом любознательного четвероногого.

Внезапно он понял, что псина мочится на него.

– Эй, ты чего творишь?! Пошла вон, тупая собака! Сука! Фу-у-у! Фу-у-у!!! Фомлин, убери её от меня!

Однако хозяин пса, Пастырь и Бойл вместо помощи зашлись безудержным смехом.

– Видно, ты так долго стоял столб-столбом, что Чоппи не почувствовал разницы! – Дедушка не мог упустить шанс проявить своё остроумие. – Чоппи, не ссы на дядю, ха-ха-ха!

Скалозуб тщетно пытался вытереть ногу о землю, забыв о недавнем чувстве физического дискомфорта и усталости.

– Какой ты, оказывается, брезгливый у нас, Безбородый! – Фомлин наконец унялся от смеха. – Ты бы так шустро ногами передвигал, когда мы сюда шли, а то тащили тебя всю дорогу точно мешок с барахлом!

Теперь Скалозуб чувствовал себя пристыженным вдвойне.

– Ладно, всё равно тебя надо как следует отмыть и переодеть, а то несёт как от нужника! – староста снова посерьёзнел. – К тому же отныне ты стал свой в доску для нашего четвероногого друга! Верно, Чоппи?

Собакоморда игриво запрыгала между гномами, будто соглашаясь с хозяином. Четверо товарищей вошли в жилище, которому предстояло стать общим домом для всех.

Неуверенно переступив через порог, Скалозуб оглядел просторную общую комнату. По сути, кроме пары табуреток, скамейки и большого стола смотреть было решительно не на что. Никакого камина и прочей роскоши здесь, само собой, не присутствовало. Практического смысла в открытом очаге всё равно никакого, а от строительства в чисто декоративных целях ради экономии нередко отказывались даже члены Домов. Да и не все находили в светлокамнях, имитирующих пламя огня, эстетическое удовольствие. По прямому же назначению, то бишь для обогрева и приготовления пищи, гномы эксплуатировали массивные закрытые печи со сложной системой дымоотвода.

Существовала, однако, легенда, что до Рокового дня в доме каждого уважаемого гнома стоял камин, в котором горели дрова. Может, так оно когда-то и было, но теперь в качестве топлива оставшиеся в изоляции гномы могли использовать лишь одно доступное средство, хоть и имеющееся в избытке – каменный уголь. На его растопку шибко не налюбуешься. Если, конечно, не хочется вычищать потом от пыли и сажи весь дом, вдобавок дыша страшной вонью. Пещерные карликовые деревца никто в качестве топлива никогда не использовал. Те росли слишком медленно, а потому древесина ценилась и использовалась преимущественно для изготовления инструментов, мебели, да бумаги для многочисленных бюрократических процедур.

Вошедший последним Чоппи лениво разлёгся на подстилке рядом с дверью, положив длинную морду на скрещенные перед собой лапы. Фыркнув, собакоморда «уставилась» мутными слепыми глазами на собравшихся в гостиной товарищей.

Сидевший на пошарпанной скамье Хиггинс, который добрался до дома раньше остальных, неуклюже привстал, приветствуя Пастыря.

– Хиг! Старый пройдоха! Как же давно я не видел тебя, ух! – старики душевно обнялись, хлопая друг друга по спинам. – Ещё не развалился, а? Выглядишь очень уставшим. Сколько раз я тебе говорил себя поберечь, что ж тебе вечно неймётся?! Прошло время лихой нашей молодости, пора угомониться уже, понимаешь?

Хиггинс лишь добродушно улыбался, слушая очередную нравоучительную тираду от Дедушки.

– А ты, я смотрю, как будто и не стареешь вовсе, дружище. Такое представление учудил! Планировал или импровизация? Колись давай, тут все свои.

– Ну ты даёшь, Хиг! Не знаешь, что ли, меня? Конечно, большую часть продумал заранее. Но и без спонтанности не обошлось, – пророк подмигнул Скалозубу. – А твой ученик не столь уж пустоголовый, видал, как заливал у всех на глазах? «Простите меня», «я так раскаиваюсь», – тонким голосочком передразнил Дедушка, – так искренне, что его самого чуть на слезу не пробрало, ха!

Скалозуб встал посреди гостиной как вкопанный, ошарашенно слушая непринуждённый разговор двух стариков про его покаяние.

– Эй! Чего застыл, Безбородый? Закрой рот и марш принимать водные процедуры! Давай-давай, у меня аж дыхание от вонищи твоей перехватывает! – Пастырю, похоже, было всё равно где выступать, перед толпой в центре площади или перед парой гномов в Праотцом забытом доме в трущобах. Старик был артистом до самого мозга костей, а потому не мог упустить случая продемонстрировать своё актёрское мастерство.

Фомлин жестом указал Скалозубу следовать за собой.

– Пойдём. Обсудим всё позже, – увидев, что Скалозуб по-прежнему стоит, не отрывая взгляда от Пастыря, хозяин дома вздохнул. – Не волнуйся, успеешь ещё наговориться и наслушаться. Эти два старика все уши тебе прожужжат, поверь, я знаю, о чём говорю.

– Ну-ну, попрошу относиться с должным почтением к мудрецам! Вам, молодёжь, ещё учиться и учиться, пользуйтесь, пока есть возможность, – Дедушка важно надулся. – А теперь прочь с глаз моих, пожалейте мой бедный носик!

Отвернувшись от зажавшего нос и отгоняющего гномов прочь от себя брезгливым жестом пророка, Скалозуб зашагал следом за старостой.

Фомлин, не проронив больше ни слова, провёл его мимо кухни, где вовсю порхали над приготовлением ужина две гномихи преклонного возраста. В животе заурчало. Войдя в малюсенькую умывальную комнату и удостоверившись, что лохань до краёв наполнена водой, хозяин дома удовлетворённо кивнул:

– Ополоснись пока тут. Доколе от тебя несёт как от дикого орка, нет смысла топить баню. Вряд ли кто-то захочет париться, задыхаясь от ядрёной вони, – Фомлин чуть поколебался – Извини уж за прямоту, но раскочегаривать парилку ради тебя одного слишком хлопотно.

Оставшись в одиночестве, Скалозуб с отвращением сбросил с себя пропитавшиеся потом, кровью, а кое-где и его экскрементами, лохмотья. Швырнув старую одежду в угол, замученный гном неуклюже, но с превеликим удовольствием залез в глубокую лохань с тёплой водой.

Закрыв глаза от неземного блаженства, буквально несколько часов назад приговорённый на мучительную смерть законнорожденный отмокал, расслабляя затёкшие мышцы. Вернее, теперь то был уже бывший законнорожденный, ибо произнесённая клятва лишила Скалозуба права причислять себя к власть имущим даже в мыслях.

«Почему ни Хиггинс, ни Фомлин, ни Бойл или Кларк не предупредили меня? Если Пастырь так легко признаётся, что готовил проповедь заранее, кто-то из них точно планировал моё освобождение. Тогда почему мне не дали даже тонкий намёк?! Ведь я мог так легко всё испортить одним неверным словом… – Скалозуб вздрогнул от мысли, что имел все шансы до сих пор торчать на площади прикованный к многострадальным колодкам. А то и отправиться в гости к Праотцу, забитый насмерть толпой. – Надо как следует расспросить обо всём Хиггинса. И понять, что делать дальше. Ведь не доброты душевной ради пророк устроил весь этот спектакль. И что из сказанного на площади было правдой, а что манипулированием доверчивой паствой…»

– Балдеешь? – он настолько разомлел и глубоко погрузился в раздумья, что не заметил, как вошёл Фомлин. – Лежи-лежи. Вот, – хозяин положил аккуратно сложенную одежду на табуретку и, неприязненно морщась, поворошил носком сапога лохмотья, что столь долгое время носил Скалозуб. – Пожалуй, твоё старое барахло надо сжечь. Надеюсь, ты не станешь против этого возражать?

Скалозуб отрицательно покачал головой. О чём он уж точно не будет скучать, так о позоре и муках на площади, а также всему, что с тем связано.

– Хорошо. Скажу Гмаре, чтоб убрала за тобой, когда намоешься. Можешь не торопиться, но и не увлекайся, а то ужин остынет.

Упоминание еды заставило Скалозуба пошевеливаться покруче любых указаний. Как следует пройдясь мочалкой по телу, освежившийся гном почувствовал себя значительно лучше. Однако его озабоченность не прошла.

Наследник не существовавшего ныне Дома Среброделов отчасти был рад, что в умывальне нет зеркала. Без бороды, невероятно исхудавший, с не до конца зажившими ссадинами, едва ли он представлял собой лицеприятное зрелище.

«Праотец милостивый, до чего же я всё-таки нытик! Совсем недавно у меня не было ни малейшей надежды на будущее, а теперь я жалею себя из-за сущего пустяка. Всеобъемлющий даст, отрастёт борода гуще прежнего. Эх, и впрямь есть чему поучиться у стариков, им вон, похоже, всё нипочём».

Переодевшись в чистую светло-серую тунику, Скалозуб вернулся в гостиную, где гномы, рассевшись за длинным столом, ожидали скорого ужина.

– Эгей, Безбородый, отлично выглядишь! – широко улыбаясь, Кларк поднял большой палец вверх. – Знаешь, так непривычно было смотреть на пустые колодки, когда вы ушли. Такое ощущение, будто ты и впрямь стал главной достопримечательностью площади! Надо поставить туда кого-нибудь снова, чтоб не было так тоскливо.

– Поосторожней со своими желаниями, юноша! – Пастырь восседал в кресле словно император. – Они имеют свойство исполняться самым неожиданным образом. И далеко не всегда так, как нам того на самом деле хотелось. Ведь вряд ли ты мечтаешь пройти славным путём Безбородого и украсить площадь сам?

– Ой, прости Дедушка. Нет, особым желанием не горю, – неунывающий Кларк, как всегда, находился в приподнятом расположении духа. – Стоя в колодках, будет трудновато жонглировать камешками, ха-ха!

Во главе стола, как и положено, сидел хозяин дома. Напротив, обводил присутствующих подчёркнуто пафосно-высокомерным взглядом пророк. Бывший учитель ювелирного мастерства сидел по правую руку от Фомлина. Скалозуб сел рядом с ним. С другой стороны устроились серьёзный Бойл и жизнерадостный Кларк. Юная парочка противоположностей забавно смотрелась вместе. Прежде они поочерёдно следили за Скалозубом, пересекаясь лишь при передаче своей эстафеты, а потому различие их темперамента не слишком бросалось в глаза. Бойл задумчиво уставился в пустую тарелку, а Кларку, казалось, так и неймётся начать играться со столовыми приборами. Только присутствие Дедушки сдерживало сверхактивного гнома.

Все молча сидели, смотря друг на друга, пока одна из женщин не начала накрывать стол. У Скалозуба, привыкшего в бытность законнорожденным к качественной пище, глаза чуть не вылезли из орбит, когда он увидел принесённые блюда.

– Быть того не может! – пусть и не очень большой, но жирный кусок мяса кротосвинки, лежащий на тарелке, могли себе нечасто позволить даже члены влиятельных Домов. Питательный деликатес стал стоить чудовищно дорого после истребления Жизнетворцев. – Откуда? Как?…

Сидящие за столом гномы заулыбались.

– Ешь скорей, холодное мясцо не столь вкусное, – резонно заметил Фомлин. – У нас, черни, есть свои маленькие секреты.

С видимым удовольствием засунув сочный кусок в рот, заправила бедняков невнятно добавил:

– Не думай, конечно, что это наш обыденный рацион, но в честь сегодняшнего события можно себя немного побаловать. Приятного аппетита!

Следуя примеру хозяина, к трапезе приступили и остальные. Лишь Пастырь немного помедлил, воздав хвалу Праотцу за чудесный ужин и укорив молодёжь за отсутствие благодарности к Всеобъемлющему.

Мясо таяло во рту. Обильно сдобренное грибным соусом, с гарниром из свежих помидоров и огурцов… о таком ужине Скалозуб не мог даже мечтать. Особенно учитывая, что последние недели всё его питание состояло из жидкой кашицы, да насквозь прогнившей грибокартошины.

– Невероятно! Так вкусно я не ел, наверно, целую вечность! – Скалозуб разве что тарелку не облизал.

Улыбающаяся гномиха принесла Фомлину бутылку водки. Поблагодарив женщину, тот наполнил стопки для всех кроме пророка.

– Дедушка, ты по-прежнему принципиален? Может, всё-таки выпьешь с нами чуток за компанию?

Пастырь поморщился:

– Ты же знаешь, Праотец не одобряет распитие спиртных напитков: «Всё, что опьяняет вас, не должно входить в уста ваши. Каждого, кто дурманящие напитки употребляет, Всеобъемлющий ещё при жизни напоит гноем мерзостным! Ибо пойло отвратное пробуждает всё худшее и низкое в гноме, проявляя скверну и грязь доселе скрываемые».

Фомлин вздохнул и закатил глаза:

– Да-да, гореть всем нам в аду. Безбородый, ты-то, надеюсь, опрокинешь стопку другую?

Скалозуб радостно потянулся за рюмкой в предвкушении обжигающего тепла, растекающегося по всему телу, расслабляющего мышцы, облегчающего душевные переживания…

Жёсткая рука сидевшего рядом Пастыря легла ему на запястье.

– Безбородый пить не будет! Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Доколе не отрастёт вновь до пояса его борода! – на попытавшегося было протестовать Скалозуба, пророк посмотрел словно на несмышлёного ребёнка. Сухая рука старика с недюжинной силой сжала запястье, заставив гнома поморщиться и оставить попытки дотянуться до уже наполненной стопки. – Ты дал клятву, Безбородый. Во всём слушаться гласа Праотца. Во всём!

Оставалось только сокрушённо вздохнуть, соглашаясь со строгим спасителем.

– Эх, ну и хрен с этими правильными ребятами. За свободу! – четверо гномов чокнулись рюмками, и, выдохнув, влили в себя грибную водку.

– Ааа, хорошо пошла! – хозяин дома закусил оставшимся огурчиком. – Гмара настоящее золотце, знает толк в том, как настоять крепкую водочку. Ух!

Пастырь неодобрительно покачал головой.

– Да ладно тебе, Дед, иногда можно себя маленько порадовать, – Хиггинс выглядел непривычно задорным и глубоко удовлетворённым жизнью. – Не каждый же день есть такой повод. Ты даже не представляешь, поскольку часов мы дежурили вокруг Скалика, чтобы ему башку никто ненароком не оторвал!

– Та-а-ак, старому алкашу больше не наливать! – пророк ухмыльнулся. – Ишь, как разомлел. От одной стопочки-то!

Все, включая Хиггинса, рассмеялись. Настроение было превосходное, только у Скалозуба немножко сосало под ложечкой из-за столь неожиданного запрета на выпивку.

– Что вы, точнее мы, собираемся делать дальше? – решился задать терзавший его вопрос гном.

– Не знаю как вы, а я лично собираюсь выпить ещё по одной! – Фомлин вновь наполнил стаканы. – Ваше здоровье, Дедушка!

Похоже, с серьёзными разговорами придётся повременить, понял он.

Пастырь поманил Скалозуба к себе:

– Пойдём, посидим немножко на свежем воздухе, пока наши друзья празднуют твоё освобождение. Ты ведь не откажешься составить компанию старику?

– Мужики, можно я с вами? – с надеждой в голосе обратился к встающим из-за стола Кларк. Походило на то, что молодой гном уже захмелел, но покинуть вошедшую в раж компанию в открытую не решался.

– Ты-то куда намылился, Кларкус?! – искренне возмутился староста. Физиономия обычно хмурого и серьёзного гнома под воздействием алкоголя начинала всё более смягчаться и разрумяниваться.

– Ох, Фомлин, прости. Чевот я накушался, вот и хотел прогуляться с Безбородым и Дедушкой за компа…

Хозяин дома громко стукнул рюмкой по ни в чём не повинной столешнице:

– Сидеть, я сказал! Эти непьющие пускай себе валят, а ты давай с нами!

Несмотря на протесты юного гнома, по правде говоря, не слишком-то и активные, выпивала решительно наполнил до краёв едва опустевшие стопки.

– И запомни, Кларкус, – Фомлин поучительно покачал поднятым вверх указательным пальцем. – Безграмотно говорить «накушался». Некультурно, режет слух и вообще. Правильно говорить «нажрался», ха-ха-ха!!!

Проигнорировав громкий хохот развлекающихся мужчин, пророк и его невольный подопечный направились к выходу во внутренний дворик. Встретившись в дверях с вытирающей руки пожилой гномихой, Пастырь рассыпался в любезностях:

– Ваша великолепная стряпня достойна быть воспетой в песнях бардов, моя госпожа! Сегодня вы славно порадовали дедулю, благодарствую от всей души!

Гномиха вся расплылась от удовольствия, видно было, что её нечасто балуют похвалой.

– Спасибо, добрая хозяюшка, – промямлил следом Скалозуб, за что удостоился сурового взгляда Пастыря.

– Прошу не судить строго моего юного протеже, ему ещё очень многое предстоит уяснить. С вашего позволения, – отвесив галантный поклон, старичок двинулся к выходу.

– Болван, ты мог её обидеть! – шикнул пророк. – Гмара и Жмона – бывшие служанки пропавшей жены Фомлина. Он приютил их, но звать кого-то из них хозяюшкой – перебор.

– Прости, Дедушка, я не знал… – Скалозуб покраснел, как съеденный им только что помидор.

– Конечно, не знал! – отчитал его Пастырь. – Поэтому и помалкивай лучше. Лишний раз промолчишь, не вляпаешься в очередное дерьмо, а то и за умного сойдёшь. Вон, бери пример с Бойла.

Скалозуб весьма удивился царившей во внутреннем дворике темноте. В отрезанной комплексом построек от остальной части Квартала пещере не было ни сталактитов-светлячков, ни светлокамней.

Впрочем, глаза гномов от рождения были прекрасно приспособлены к полумраку. В тусклом свете, просачивающимся из-за крыш невысоких домов, вырисовывались зелёные насаждения, видимые Скалозубом прежде разве что на картинках. При таком освещении было трудно оценить весь масштаб садоводческих угодий, но и того, что он сумел разглядеть, оказалось достаточно, чтобы поразить повидавшего жизнь гнома до самых глубин естества.

Кроме обвинённых в измене Жизнетворцев, никому из законнорожденных не дозволялось входить в сады Королевской пещеры, в лучшие времена служившие житницей всего Оплота. Выращивать же в поместьях что-либо, кроме грибов, было решительно невозможно. Потому вид ухоженных растений в Квартале черни никак не укладывался в сознании бывшего власть имущего.

Не самый приятный запах навевал мысли о веществе, использовавшемся в качестве удобрений…

Пастырь, конечно, не мог не заметить замешательства своего подопечного, однако ничего не сказал, лишь указал на лавочку, стоявшую неподалёку. Навершие посоха в руке пророка излучало мягкий синевато-фиолетовый свет, придавая старцу мистический образ древнего жреца или могущественного рунописца.

– Присаживайся, мой безбородый друг, нам есть о чём с тобою потолковать.

Тон пророка был непривычно серьёзен, а окружающая гномов темнота не добавляла атмосфере позитива и жизнерадостности.

– Понимаю, у тебя сегодня был крайне тяжёлый, эмоционально насыщенный день и не собираюсь докучать тебе нудными проповедями, но есть вещи, которые ты должен сразу и ясно понять, дабы не пребывать во власти иллюзий.

Пусть не вводит тебя в заблуждение превосходный ужин, которым нас порадовал Фомлин. Не стоит также думать, что это, – Пастырь обвёл рукой ряды растений, – способно решить проблему.

Скалозуб хотел было спросить пророка о насаждениях, но тот указал властным жестом, что с вопросами лучше повременить.

– Как ты, должно быть, заметил, в Оплоте давно назревает продовольственный кризис невиданных доселе масштабов. Если говорить простым языком – еды на всех не хватает. Жители Квартала и раньше особо не жировали, но стольких неурожаев подряд не было ранее отродясь.

Казнь всех представителей Жизнетворцев была фатальной ошибкой Предателя. Никто, кроме них, не обладал необходимыми для выживания города знаниями. То, что ты видишь здесь у нашего старосты, лишь слабый отголосок умений тех гномов.

– Как Фомлину удалось…

– Не перебивай! Ты услышишь всё, что требуется знать по порядку, – пророк выдержал паузу, смотря на нервно поёрзывающего на лавочке Скалозуба. – Никто точно не знает, какова истинная причина истребления Жизнетворцев, но последствия гораздо плачевней, чем пытаются показать служащие его поганого величества. Королевские амбары и склады почти опустели, а шансы, что очередной урожай не сгниёт, не усохнет, да даже просто хотя бы проклюнется, – крайне маловероятны с нынешними горе-садовниками.

И как ты думаешь, за счёт чего главные власть имущие будут решать проблему в первую очередь? Может, они утянут свои пояса? Ха, да ни за что никогда! Всегда, запомни, всегда все управленческие промахи власть решает за счёт нижестоящих, за счёт самых слабых и обездоленных. Считаешь, кого-нибудь во дворце беспокоят умирающие от голода оборванцы? Или, может, у кого-то из важных чиновников всколыхнётся вдруг совесть? Пффф, если уж Маронон нашёл в своё время достаточно оправданий, дабы предать все разумные расы, много ли у него найдётся переживаний для бедняков, коих он лет сто воочию не видал?!