Текст книги "Игры в вечность"

4

По левую руку светлые горы Унгаля, по правую – темные горы Унхареша. За спиной шелестит набегающими волнами священное озеро Нух.

А он? На какой стороне?

Эмеш шагал по черному граниту дороги и старался думать только о делах, но о делах получалось плохо. Последнее время мир вывернулся наизнанку, обнажая незащищенное сердце, и сердце нестерпимо ныло под порывами ветра.

Он ведь просто человек, что он мог сделать? Если даже Ут не смог, который написал «выход» и прогнал бабочек, который умел летать, как птицы… Он не умел и того.

Они с Аттом, пожалуй, еще подергаются в агонии сотворенного ими мира, не долго, для очистки совести, потом махнут рукой и уйдут, чтобы жить дальше. Впрочем, как теперь жить дальше – он тоже не знал. И как Атт будет… сможет ли теперь вернуться? Без дочери.

Но все равно, что бы они не делали – все бесполезно, он не видел ни единого способа, ни единого правильного пути. Честнее отвернуться. Да, честнее. Но как уйдешь?

До конца – упрямо шептал человек в нем.

Одним ударом! – громко спорил бог.

Но Эмеш не умел ни так, ни так.

У самых врат, на больших плоских камнях, сидели Кайраш и Нима, привычно переругиваясь из-за грязной посуды. Вот уж кого совершенно не касалась история с концом света, так это их. Они наверно даже и не знали, что твориться вокруг. Ничего, однажды бабочки прилетят и сюда.

– Привет, – сказал он.

Кайраш обернулся, внимательно осмотрел Эмеша с ног до головы и насторожено принюхался, морща нос.

– Ты Саир? – серьезно спросил он.

– Да.

– Что-то не очень похож.

Эмеш развел руками – может и не очень. Он изменился?

* * *

Лодочник, как ни в чем не бывало, занимался своими делами. Наверняка он пережил не один конец света и то, что происходило наверху, его мало интересовало. Скоро работы ему прибавится…

Пришлось немного подождать, пока старый демон усаживал в лодку двух молодых охотников, судя по одежде из южных степей. Не люди, тени людей, блеклые и пустые… какими же они были раньше?

Эмеш уселся на песок и принялся ждать. Ждать пришлось долго, Уршанаби совершенно не собирался спешить, степенно, с достоинством работая шестом. Лодка мерно покачивалась на волнах. Наверно, так оно и полагается, смерть не терпит суеты.

В конце концов, лодка ткнулась носом в песок. Гостя демон, казалось, не замечал вовсе.

– Я пришел поговорить с тобой, – не вставая с места, окликнул его Эмеш.

Уршанаби лениво обернулся в его сторону, задрал подборок, довольно шевеля редкой бородкой, сдвинул панамку на затылок.

– Что-то ты зачастил к нам.

– Мне надо поговорить.

– Говори, – согласился лодочник, и алый дракон на борту лодки принялся задумчиво чесать лапой за ухом.

Легко сказать – «говори», если бы он знал вопросы, то может быть и сам нашел бы на них ответы. Так что он хочет узнать? Что этот старый демон может сказать такого, чего он не знает и сам? Пожалуй, ничего. Но ведь зачем-то он пришел.

– Я не знаю, что мне делать, – признался, наконец, чувствуя, как опускаются руки.

Лодочник склонил голову на бок, разглядывая, оценивая.

– Тогда или домой, Сар, отдохни.

– Я не могу вернуться домой. У меня больше нет дома.

– Глупости, – снова усмехнулся демон, – ты можешь вернуться не хуже любого другого. Там все по-прежнему, ничего не изменилось. Ты даже ключи найдешь.

– Я не хочу, – сказал твердо.

– А что хочешь?

– Сражаться хочу.

Лодочник булькнул, закаркал, видимо это должно было изображать смех.

– Ну-ну, – сказал он, – не наигрался?

Наигрался. Еще как! Если б ты только знал, лодочник, как наигрался, сил больше нет. По горло сыт этими играми.

Ответить было нечего.

Что он хочет? Спасти мир? Глупо. Очень глупо, даже смешно. Тем более смешно, что мир как-нибудь спасется и без него. Ведь он это знал, твердо знал. Он может уйти, но мир останется. Треснут небеса, треснет земля, но мир уцелеет, по-новому соберется из кусков. Ведь так? Да – молчаливо подтвердил лодочник, мир не погибнет, он просто должен перестроиться, вылупиться из скорлупы. Ты же не хочет остановить, не позволить? Вот тогда он точно погибнет, рано или поздно задохнется и начнет гнить изнутри.

Тогда что?

Какой-нибудь Ной в своем ковчеге забьется в нору…

Эмеш вдруг поймал себя на забавной мысли – ему ужасно неловко признаться, что хочет помочь людям, он изо всех сил пытается придумать оправдания, найти другие причины. Хочет доказать, что этот мир ему зачем-то нужен, он не хочет домой, хочет сделать этот мир своим домом.

А на самом деле – просто ответственность за этих людей. Совесть? Ведь он сделал их сам, вылепи из глины. Они как дети. У него никогда не было настоящих детей.

– Сегодня я научился убивать, – сказал он зачем-то.

Лодочник безразлично пожал плечами, словно это было все равно.

– Что ж, молодец. Тебе это надо. Даже боги рождаются в крови и грязи, иначе никак. Теперь остается научиться воскрешать и дарить жизнь.

Эмеш хотел было возразить – он всего лишь человек, он не сможет никогда… Сможет. Если он действительно хочет остаться, то есть только один путь. А, значит, придется уметь и это, уметь по-настоящему. Не только забирать – это может каждый дурак. Дарить и воскрешать.

Красный дракон повернулся и смотрел на него нарисованными глазами, не мигая. Ждал.

– Я решил играть до конца, – твердо сказал, вставая.

Лодочник пожал плечами.

– Это больше не игра.

– Не важно. Я хочу до конца, что бы это ни было.

– Конец может оказаться там, – демон махнул рукой за Реку.

– Не хуже чем любой другой.

Было уже не страшно. Хватит.

– Ты знаешь, что делать? – демон ехидно щурит золотой глаз.

Да, он знает. Как ни странно, но он действительно знает. Есть только один путь. Ведь так?

Теперь у него есть вопрос. Самый важный.

– Скажи мне только одну вещь, лодочник – мог ли Утнапи сам прогнать своих бабочек?

Уршанаби довольно прикрыл глаза, пошевелил губами, словно пробуя вопрос на вкус. Похоже вопрос ему подошел.

– Это правильный вопрос, Саир, – сказал он, – может быть единственно правильный из всех, что ты готов был задать, и я отвечу тебе, – демон ухмыльнулся, выставляя напоказ все свои многочисленные рыбьи зубы, аж мороз по коже. – Я скажу: мог. И ты бы мог. И даже тот царь, которого ты приводи сюда, и даже тот пастух, которого ты хотел привести… Любой человек может, это заложено в вашей природе. И ты, и Утнапи, и те люди, которых вы лепили по образу и подобию. Нужно только ни минуты не сомневаться, и тогда мир будет слушаться вас, как послушался лабиринт. Это еще слишком молодой мир, ему легко слушаться людей. Потом будет сложнее, когда мир повзрослеет, одеревенеет со временем, застынет в устоявшихся рамках. Пока он еще молодой, зеленый и гибкий, можно гнуть, как хочешь. У тебя, как и у всех вас, есть истинная сила, совсем не та, распределенная по ролям, что была дана вам в начале игры. Забудь про то, что ты морской бог. Помни что ты человек, которому под силу все. Все. А теперь иди, меня ждет работа.

Махнул, отвернулся.

Идти? Куда? Что делать?

Эмеш стоял, стараясь собраться с мыслями, осознать. Да, наверно он сможет…

Сейчас пойдет, Уршанаби все равно не скажет больше ничего.

Стоял, ковыряя ногой песок. Тихо шуршала белоснежная галька…

На берегу уже начали собираться тени, ожидая своей очереди уйти навсегда на тот берег, в Илар, или как еще говорили – Тат-Фишу, Страну-Без-Возврата. Что там? Ад или рай? Неведомые земли…

Эмеш невольно присмотрелся. Тени – керуби, возможно те, которых он убивал этой ночью. Они не видели его, мертвые – живого, они и друг друга-то едва воспринимали, двигаясь, словно во сне, отрешено, слепо… одна за одной. Только две тени держатся за руки, словно боясь потерять друг друга в наступающей темноте, мужчина и женщина. Эмеш едва не вскрикнул когда понял – Думузи и Лару. Едва удержался, чтобы не подбежать, попробовать заговорить.

Не стоит тревожить мертвых.

Он стоял, судорожно глотая ставший вдруг сухим и колючим воздух, не чувствуя уже ничего, он совсем разучился чувствовать. Стоял и смотрел, как Уршанаби деловито рассаживает тени на скамейках лодки, места хватило всем, какой бы маленькой ни казалась его посудинка. Эмеш точно знал – так надо, сколько потребуется места, столько и будет.

Все еще никак не верилось.

Так не бывает.

Он все смотрел… Вдруг на мгновение его взгляд пересекся с отрешенным взглядом тени, Лару вздрогнула. Узнала? Мертвый прямо глянул в глаза живому, бескровные мертвые губы беззвучно шевельнулись, – «прости», понял Эмеш, не слыша слов. Одно мгновение, один тихий всплеск воды и все кончилось, тени, только тени, не замечающие даже друг друга.

Только тогда Эмеш почувствовал, как подкашиваются ноги, едва не рухнул на песок.

Мир действительно перевернулся.

Увидеть так близко, на самом деле… ведь это реальность.

Ларушка, девочка… ну, как же так! Как же так?!

Если бы Утнапи смог…

И я бы смог – осознал, наконец, до конца. Если б я смог – она была бы жива! Теперь поздно.

Под взглядом мертвого, игра окончательно перестала быть игрой.

Уже отвернулся, чтобы уйти.

Нет. Хватит! Уходить и отворачиваться больше нельзя. Нужно что-то делать, и прямо сейчас, прямо здесь! К чему тянуть? Лодка все дальше, скользит по блестящей глади реки…

Еще плохо понимая, что он собирается делать, Эмеш стащил с ног сандалии, бросил на берегу, и с разбегу кинулся в воду. Кожу разом обдало огнем, он едва не задохнулся от боли, едва не ослеп… «Совсем сдурел! Так нельзя!» – в панике орал ошалевший разум, но тело упрямо делало свое, уж плавать-то морской бог умел, как никто другой. Догнал лодку, одним рывком взлетел на борт. Сердце заходилось от собственной наглости.

Ничего. Откуда-то точно знал – так надо. Похоже он становится всезнающ, как ни крути. Хорошо. Так надо.

Уршанаби наблюдал с интересом.

– На тот свет невтерпеж?

– Поворачивай! – приказал громко. – Я беру их с собой.

Демон засмеялся, гулко, раскатисто, лодка вздрогнула от его смеха.

Демон. Эмеш только сейчас, вблизи, стоя с ним в одной лодке, понял, насколько Уршанаби не человек. Как бы не был похож, как бы не скалил бесчисленные рыбьи зубы – он не живое существо, и даже не мертвое, ибо мертвое когда-то было живым. Он никогда не был живым, никогда не дышал… он… оно. Оболочка, тряпичная кукла, которую дергает за ниточки невидимая сила. Оно лишь притворяется живым, но жизнь ему чужда. Оно…

Так страшно, как сейчас, Эмешу не было еще никогда в жизни.

Вот он истинный демон, лицом к лицу. Это на самом деле.

Только поздно боятся. Бросившись в реку смерти – поздно бояться, надо было раньше.

– Поворачивай, демон! – сказал твердо.

Демон задумчиво покачал головой.

– Полагаешь, ты можешь их забрать? А как же жизнь за жизнь?

– Можешь забрать в обмен мою. Если сможешь!

– Одну за всех?

– Хватит с лихвой!

Рука сама потянулась вниз, скользнула по борту лодки, уверенно схватила что-то… красного нарисованного дракона? Неужели правда? Да, именно так. Так надо. Дернуть его, тряхнуть за хвост, и вместо дракона в руках огненный меч. Ладони жжет, но ничего, он уже привык.

Эмеш держал меч обеими руками, выставив вперед, и отблески пламени сверкали в желтых птичьих глазах.

– Греби, я сказал!

– Ты убьешь меня? – вместе с отблесками, в желтых глазах светится живой интерес.

– Я заставлю тебя подчиниться!

Как ни странно, демон кивнул, довольно оскалился и развернул лодку.

Эмеш не удержался, вздохнул с облегчением – драться с демонами ему не хотелось, он еще боялся, ведь такого просто не может быть… не может быть с ним… в самом деле. Но было. И отступать поздно. Если бы пришлось – он бы, ни на секунду не усомнившись, снес лодочнику башку, вот этим самым мечем. Не важно как, и не важно, что было бы потом.

А прыгнув из лодки на землю, почувствовал, как меч ускользнул из рук, вновь становясь красным драконом. Правильно. Так надо. Он с лодкой одно, не разделить. Он даже одно целое с Уршанаби. И голова шла кругом, отчаянно пытаясь понять.

Впрочем, незачем понимать. Понимать он будет потом. В тишине. Когда сделает все, что должен.

Эмеш едва ли не силой вытащил тени из лодки, все до единой, они не упирались, просто застыли столбом. Потом стащил с запястья желтый пластиковый браслет, тот самый, без которого не выйти из Илара, размахнулся и кинул в реку. Больше не понадобится. Даже засмеялся от этой мысли. Сразу стало как-то легко.

Крепко схватил за руки Лару и Думузи, потащил наверх. Идут ли за ним остальные – было все равно, оборачиваться не хотелось. Он как Орфей вел наверх прекрасную Эвридику… впрочем нет, ее Орфея он вел то же. А кто он сам теперь?

Теперь остается научиться воскрешать и дарить жизнь.

Он учится – как умеет.

* * *

Кайраш лежал на спине и глазел в небо.

– Повесь браслет вон туда, – откуда-то из-за спины грустно сказала Нима, она еще не знала всего.

Потом обернулась к нему не спеша, хотела что-то сказать и замерла на месте, настороженно нюхая воздух. И вдруг оба скорпиона оказались на ногах, пред ним, ощетинились, зашипели дико, так что тени попятились. Смертоносные жала сверкнули, наливаясь ядом.

Нет, Эмеш не испугался.

– Я его выбросил, – сказал лишь, смеясь.

Он больше не боится, он даже не станет убивать – просто уйдет, забрав тени с собой.

Теперь ему можно все.

5

Эмеш долго смотрел на небо и никак не мог понять, день сейчас или ночь. Солнце тусклым-тусклым блином висело в зените… или это луна?

Только потом понял – это боги ушли, скоро не будет ни дня, ни ночи.

Атт был у себя, в огромном, опустевшем дворце. На верху, в кожаном кресле, за большим, черным, полированным столом. Задумчиво вертел что-то в руках, Эмеш так и не успел разглядеть что, ладонь быстро сомкнулась, надежно пряча маленькую вещичку.

– Ну как? – мрачно спросили небеса, не оборачиваясь и не слишком-то надеясь на ответ.

Эмеш покачал головой – слишком сложно, чтобы объяснять. Они стояли втроем у двери.

– Папа, – всхлипнула тень за его спиной.

Впрочем, уже не тень, вдали от Илара она все больше и больше обретала плоть.

Атт вздрогнул, поднял глаза и едва сдержался, чтобы не закричать, сразу поняв все. Вскочил, подбежал на негнущихся ногах, боясь даже дотронуться, не то, что обнять. Он понимал, что произошло, но никак не мог поверить, руки дрожали…

Только сейчас Эмеш, наконец, понял, что сделал.

– Я отбил их у Уршанаби, – виновато улыбнулся он. – Теперь все будет хорошо.

А ведь он, черт возьми, всемогущ! Он умеет воскрешать мертвых и не боится демонов. По-настоящему.

Крупные слезы катились по морщинистым щекам небес, словно капли дождя.

– Спасибо, – едва слышно шепнули губы.

Как хорошо, что Атту ничего объяснять не надо, он все понимал и сам. Эмеш был несказанно благодарен небу за это понимание. Как можно объяснить? Река, Илар, огненный меч… Атт не будет расспрашивать, к чему? Нужны ли ему подробности, когда он ясно видит главное. Демоны так, шелуха, демоны далеко… его дочь рядом, теперь все будет хорошо.

И, конечно, он сейчас не будет уговаривать Эмеша вернуться домой, вместе с остальными.

Теперь Эмеш точно знал – его место здесь.

Теперь точно знал – так правильно. Так надо. Это легко.

Все вдруг становилось таким простым и ясным, когда выбор сделан и перед тобой только один путь. И он уже идет по нему, он не сможет вернуться, не сможет свернуть. Дом остался слишком далеко позади. Дома больше нет, и, кажется, – не было никогда. Он больше не тот Эмеш, которым был, он другой. Этот Эмеш родился здесь, и здесь его дом. Это его мир.

Смотрел на Атта и улыбался.

А ты иди домой, великий владыка небес, – молча говорил он, – мне так будет проще, когда один на один, не оглядываясь больше на всех вас, не имея грозного неба над головой и сияющей армии за спиной. Уходи, так мне будет легче рассчитывать только на себя. И верить.

Я справлюсь. Я уже почти научился.

Атт все стоял, сжимая в объятьях дочь. Долго стоял, наверно день и ночь успели поменяться местами. Эмеш не мешал, в таких делах мешать нельзя. Потом Атт повернулся к нему.

– Мы остались одни тут, Сар, больше никого. Ты чувствуешь?

Эмеш закрыл глаза, слушая пустоту. Да, он чувствовал, пустота была рядом, не за хрустальным куполом, она была прямо здесь, заглядывая мертвыми глазами ему в глаза. Не было больше никого. Улыбнулся счастливо.

– Ты знаешь, что делать? – спросил Атт.

Эмеш кивнул. Он знал, хоть и не понимал еще до конца как. Но после Илара он знал – верный путь сам ляжет под ноги, нужно только поверить, не усомнится, довериться этому пути. Не бояться.

– Ты справишься?

Снова кивнул. Справится. Он действительно верил сам. Теперь точно справится.

Атт кивнул.

– Ну, удачи, Саша. Я верю в тебя.

Эмеш не удержался, ухмыльнулся во весь рот – когда в тебя верит само небо, сомневаться нельзя.

Больше ничего не говорили, ни единого слова.

Атт подошел, пожал Эмешу руку, его ладонь оказалась широкой, крепкой и жесткой. А на другой ладони лежали ключи. От дома. Там. Большой, длинный, блестящий – от входной двери, и маленький, с потертой пластмассовой верхушкой – от гаража. Настоящее сокровище, ценнее которого нет.

Они люди, что бы там с ними ни случилось. Просто люди.

И трое из них сейчас возвращался домой, все еще плохо веря в свое счастье.

Один остается. Его дом здесь.

6

– Эй, парень.

Кинакулуш остановился, замер, глядя на стоящего в стороне человека. Хотел что-то сказать, но передумал.

Думузи сделал шаг вперед.

– Я хочу поговорить.

– Со мной? – глухо поинтересовался пастух.

– С тобой и твоим братом.

– Хорошо.

* * *

Думузи выпросил у Атта несколько часов, чтоб «закончить кое-какие дела», причин он объяснять не стал. Еще несколько часов, и они будут дома. Это было так странно, что казалось неправдой, никакого дома нет, и не было никогда. Слишком давно. Как там будет?

Но только с каждой минутой воспоминания возвращались – его дом… серенькая кирпичная пятиэтажка углом, кусты сирени у подъезда, какая-то бабка с тазиком вечно развешивает на улице белье… узкая темная лестница и дверь, обитая красновато-бурым дерматином, чуть ободранная с угла, а за дверью, дома… Думузи на минуту закрыл глаза, стараясь поверить. Эх, там мама, отец, старшая сестра и дядя Женя, мамин брат, еще толстый полосатый кот Барсик. Заметили ли они его отсутствие в триста лет? Ведь говорят, что вернутся они туда же, откуда ушли. Не верится, что скоро все это снова будет. Он сам слишком изменился.

По-прежнему – не будет. Но все же будет вечно орущий телевизор, огромная кастрюля супа в холодильнике и будильник, звенящий в самый неподходящий момент. Будет? Странно.

Как может снова все это быть?

Он бог, дикий ветер степей.

Кто он?

Все так перемешалось.

Нет, он больше не бог, бога больше нет.

Что-то изменилось. Щелкнуло. Резко и страшно. Это от того ли, что он скоро вернется домой, и этот мир станет лишь сном? Или оттого, что умер недавно? Илар, Река. Не хотелось такое вспоминать, внутри все сжималось – живым не стоит помнить мир мертвых и желтые глаза лодочника. Не стоит. И еще больше не хотелось вспоминать, что было до того. Те бабочки, огонь… Нет, не стоит. Ничего не было. Это только игра, только игра – повторял сам себе, нельзя умереть и воскреснуть на самом деле. Не было. Не было!

Однажды, когда он состарится, в том своем мире, все будет совсем иначе, никакого Илара, никакого лодочника…

Или нет? Кто знает.

Сейчас не время.

* * *

Еще немного он побудет тут богом. Еще есть дело.

Впрочем, дело скорее для человека.

Вот и пришли. Мальчик-Илькум замер на поле, к нему спиной, красноперая стрела ползет к уху, замирает на миг и срываясь с тетивы, летит в цель. Точно, в яблочко, вонзаясь в хвост предыдущей, расщепляя пополам. Кто-то радостно улюлюкает, а Илькум лишь оглядывается растеряно. Думузи встречается с ним взглядом.

А ведь не мальчик уже. Повзрослел за эти несколько дней, возмужал, хоть, кажется, ничего не изменилось в лице, только взгляд стал суровый, тяжелый. Да еще круги под глазами – устал, нелегко им тут.

– Илькум, я хочу поговорить.

Стрелок даже не удивился.

– Уходи, – серьезно сказал он.

– Мне нужно поговорить. Потом я уйду и больше никогда не вернусь.

– Уходи сейчас, – сказал Илькум. – Нам не о чем говорить.

Кинакулуш подошел, что-то шепнул брату на ухо, похлопал по плечу, тот долго думал, и в конце концов кивнул.

– Хорошо.

* * *

Они сидели в стороне, у стены, и что-то не клеилось.

– Так ты пришел забрать меня с собой? Зачем?

Думузи ходил туда-сюда, не находя себе места, судорожно сжимая и разжимая пальцы, он и не знал толком, что сказать, не был готов сейчас к этому разговору, но времени уже нет. Наконец, остановился, заглядывая Илькуму в лицо.

– Ты мой сын…

– И что? Тебе всегда было плевать, – холодно произнес стрелок, сжимая зубы. – Тебе никогда не нужна была моя мать, и я тоже не нужен. Что вдруг теперь?

Думузи тихо кашлянул, пытаясь собраться и найти слова…

– Возможно, этому миру скоро придет конец, я не могу ничего с этим сделать. Единственное, что я могу – забрать несколько человек с собой.

– Я никуда не пойду.

– Но тогда ты погибнешь, – Думузи с трудом сдерживался, чтобы не сорваться на крик, не схватить и тащить силой.

– Знаешь, отец, – Илькум медленно и очень отчетливо произнес это слово, – когда-то я так хотел, чтобы ты обратил на меня внимание, хотел, чтоб ты пришел, хоть посмотрел на меня… но кто я для тебя? И кто для тебя моя мать? У тебя их были сотни, ведь так? Не качай головой, это не важно. Знаешь, я так хотел быть достойным тебя, хотел стать героем, совершить подвиги… Чтобы ты заметил меня. Чтобы гордился. Смешно? Пожалуй. Но как иначе? Я так хотел…

Илькум, тяжело дыша, облизал пересохшие губы, слова давались с трудом и уши горели от волнения.

– Знаешь, Ветер, это все твой дар, – зло продолжал он. – Это ни на миг не позволяло мне забыть кто я такой. Как насмешка. Да, я хотел быть достоин. А когда дар вдруг исчез – я испугался, словно вся жизнь перевернулась, и я не знаю больше куда идти. Зато потом стало так легко… Правда. Я вдруг понял, что могу жить, как захочу, просто, для себя, никому ничего не доказывая. Уходи, Ветер, и забирай все с собой. Мне не нужно. Мы тут как-нибудь справимся сами.

– Справитесь? – не поверил Думузи. – Как?

– Уходи.

– А ты? – спросил у Кинакулуша.

Тот лишь усмехнулся. Он тоже не пойдет.

Он еще пытался что-то говорить, доказывать. Бесполезно. Илькум слушал и качал головой.

– Хорошо, – сказал Думузи, наконец. – Прощай. И удачи вам всем.

Была даже глупая мысль остаться тоже. Но если останется он, то вместе с ним останется Лару, а вместе с ней Атт. «Уходите», – очень отчетливо сказал Эмеш, – «Я справлюсь один, вы будете только мешать». Эмешу, который вывел их за руку из Илара, сложно не верить. Несмотря ни на что, вопреки всему. Он справится. Хотя, что может сделать человек?

Повернулся, чтобы уйти. За спиной стоял царь.

– Кто ты? – потребовал он.

– Думузи.

Имя прозвучало как-то неправильно, фальшиво. Не слишком-то ветер похож сейчас на бога, да после Илара – считай, совсем не похож. Бог умер там. Сила божественная еще осталась, но вот величия больше нет.

Тизкар долго стоял размышляя, оценивая.

– Что ты хочешь?

– Мы уходим. Возможно, этот мир скоро погибнет… – он говорил прямо, почему-то казалось, что царь и так должен все знать. Царь смотрел равнодушно, похоже, так и было, он все знал. – Я могу взять несколько человек с собой, в свой мир.

– Сколько?

Думузи набрал воздуха в грудь, выдохнул, покачал головой.

– Думаю человек пять-шесть… на самом деле я точно не знаю, но пятерых проведем точно.

Глаза Тизкара жестко сощурились.

– А остальные?

Думузи не стал отвечать.

– И кого ты возьмешь? – спросил царь?

– Могу взять тебя.

– Меня? – царь усмехнулся. – Я не пойду. Мое место здесь. Как я могу бросить их?

– А чем ты сможешь им помочь?

На этот раз царь отвечать не стал – к чему, и так ясны все причины. Думузи больше не возражал, к чему? Все уже сделали свой выбор.

– Я хотел взять Илькума, – отчего-то тихо, словно оправдываясь, сказал он, – но он не захотел.

– Очень хорошо, – ровно сказал царь. – У меня на счету каждый воин.

Думузи с трудом сглотнул. Их ждет битва, с Урушпаком. Пойти что ль к урушпакскому царю, запретить воевать?

– Я могу сделать, что войны не будет.

Тизкар шумно выдохнул, стиснул зубы.

– Не надо. Нам нужна эта война.

Думузи не стал возражать. Пусть война – так им проще.

– Мы уходим… – совсем-совсем тихо, глядя в сторону.

Зря он пришел.

– Идите.

Царь ухмыльнулся.