Текст книги "Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в"

Глава 3
«Разрешено закрыть занавесками окна»
Проведение коронации

Генерал-адъютант Павел Колзаков, один из приближенных цесаревича Константина Павловича, был человеком известным в Варшаве. Он прожил долгую жизнь и скончался, когда на престоле уже находился Александр II. Колзаков оставил воспоминания о временах своей службы в Царстве Польском. Он достаточно подробно, буквально день за днем, описал коронационные торжества 1829 г., не забывая при этом фиксировать как действия первых лиц, так и реакцию публики. Во время коронационного въезда в город, пишет Колзаков, «народу кругом, по улицам, в окнах домов и на кровлях было видимо-невидимо», в последующие дни «балконы и окна были наполнены дамами… было гулянье и большое стечение публики». В день коронации Павел Андреевич и вовсе «насилу мог добраться до дому сквозь толпу, которая густыми массами стояла у дворца и по улицам… экипажей было так много, что… двигались в несколько рядов»[477]477
  Колзаков К. П. Воспоминания Колзакова, 1815–1831 гг. С. 449–452. Это описание подтверждается и польскими исчточниками. См., например: Lipiński T. Zapiski z lat 1825–1831. Kraków, 1883. S. 134.


[Закрыть]. Что может удивить в таком изложении? Ровным счетом ничего – перед нами описание, вполне обычное для событий подобного уровня.

Организаторы действа, как кажется, должны были рассчитывать именно на всеобщий интерес. Подобный сценарий развития событий император, надо полагать, не исключал. Но готовился он все же к другому. В печатном «Церемониале» коронации 1829 г. обращает на себя внимание красноречивая приписка – жителям города «при проезде кортежа по улицам города разрешено закрыть занавесками окна»[478]478
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 3.


[Закрыть]. Решение зафиксировать в основном документе церемонии столь странное «дозволение» не может не удивлять, ведь такой протокол использовался во время траурных мероприятий. Например, церемониал символических похорон Александра I в Варшаве в 1826 г. оговаривал, что жители улиц, по которым пройдет шествие, могут закрыть окна первого этажа[479]479
  AGAD. F. 197. № 675. K. 98.


[Закрыть]. Вероятно, Николай I не вполне понимал, чего в действительности стоит ожидать от коронации, и опасался неприятия. Такое эмоциональное состояние императора подтверждается и другими источниками. Глава Третьего отделения Бенкендорф в письме Дибичу из Варшавы говорил об этом прямо – «мы как будто ничего не видели», а император «боялся, что он увидит то, что он видеть не хотел»[480]480
  Шильдер Н. К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. Т. 2. С. 454.


[Закрыть]. Въезжая на улицы ликующей Варшавы на правах триумфатора, Николай не чувствовал себя таковым.

Въезд Николая I, Александры Федоровны, наследника престола и свиты в Варшаву состоялся 5 (17) мая. Императорский кортеж подъехал к столице Царства Польского со стороны Праги[481]481
  Пятницкий П. П. Сказание о венчании русских царей и императоров. С. 59.


[Закрыть]. Император проехал всю дорогу от границы города до Варшавского замка верхом. Наследник Александр Николаевич и великий князь Михаил Павлович, демонстрируя единство династии, как и надлежало, ехали по обе стороны от монарха[482]482
  Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. С. 375.


[Закрыть], а императрица – в карете, запряженной восьмеркой лошадей.

Кортеж пересек Вислу по специально сооруженному для этих целей мосту[483]483
  Lipiński T. Zapiski z lat 1825–1831. S. 133.


[Закрыть] и оказался наконец в городе. На Закрочимской улице кавалькада остановилась у костела францисканцев – первого католического собора на пути Николая I. Здесь будущего короля ожидали представители высшего католического духовенства, а архиепископ Варшавский и примас Царства Польского Ян Павел Воронич[484]484
  Его не стоит путать с князем-примасом Польши, архиепископом Гнезненским.


[Закрыть] подал монарху крест для целования[485]485
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 3; Пятницкий П. П. Сказание о венчании русских царей и императоров. С. 59.


[Закрыть]. Современник так описывает произошедшее: «Император остановился перед католическим кафедральным собором, где к великому удовольствию приверженцев этой религии, он причастился святой водой и принял знаки уважения духовенства»[486]486
  Бенкендорф А. Х. Воспоминания. 1802–1837. С. 408; Об этом эпизоде см. также: Львов А. Ф. Записки композитора Алексея Федоровича Львова // Русский архив. 1884. № 4. С. 241.


[Закрыть]. Под звуки 101 пушечного залпа императорский кортеж подъехал к Варшавскому замку, войдя в который монаршая чета сразу же направилась в «греческую часовню при дворце» для православного молебна[487]487
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 3; ГА РФ. Ф. 109. Оп. 3а. Д. 3199. Л. 8; Kurjer Warszawski. № 12. S. 5 (553); Львов А. Ф. Записки композитора Алексея Федоровича Львова. С. 241; Лилейко Е. Варшавский замок. С. 72.


[Закрыть].

Во время въезда великий князь Константин Павлович и его супруга княгиня Лович встречали венценосную пару по отдельности, но при этом в двух самых знаковых точках: Константин – у Пражских ворот, а княгиня Лович – у Варшавского замка. И хотя «Церемониал» указывал, что у входа в замок Николай и Александра будут встречены «людьми обоего пола из числа придворных, не включенных в кортеж»[488]488
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 3.


[Закрыть], другие источники заметили гендерное разделение, которое сформировали организаторы действа. Великий князь приветствовал Николая в сопровождении военных, а его жена ожидала монарха и императрицу у замка вместе с дамами[489]489
  Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 44; Krasiński J. Z pamiętników Józefa hr. Krasińskiego. Uroczystości dworskie w czasie koronacji cesarza Mikolaja. S. 414.


[Закрыть].

События этого дня омрачил случай, ударивший, вероятно, по самолюбию Константина Павловича: во время церемониального шествия лошадь цесаревича заупрямилась, а потом и вовсе рванулась в сторону от направления движения свиты. Великому князю, который, по описаниям современников, буквально пребывал в бешенстве из‐за того, что не мог обуздать животное, пришлось спешиться и пешком пройти мост и часть города, пока ему не нашли другую лошадь. Бенкендорф так прокомментировал произошедшее: «…следуя за императором со шпагой в руке, великий князь, казалось, был полностью лишен того удовлетворения, на которое он мог рассчитывать, представляя во всем блеске находившиеся под его командованием войска. Он казался потерянным, и его вид внушал страх всем тем, кто находился под его командованием, и кто привык видеть немилость в раздраженных глазах своего разгневанного командира. Это происшествие, несмотря на всю свою малозначимость… поразило всех присутствовавших»[490]490
  Бенкендорф А. Х. Воспоминания. 1802–1837. С. 408; Lipiński T. Zapiski z lat 1825–1831. S. 136.


[Закрыть].

На следующий день великий князь Константин Павлович представил императору генералов, штаб– и обер-офицеров, а также членов своей свиты. В течение дня монарху также представились министры, сенаторы и депутаты от воеводств, высшее духовенство, дамы и иностранцы[491]491
  РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 24. Л. 277; Колзаков К. П. Воспоминания Колзакова, 1815–1831 гг. С. 450.


[Закрыть]. Затем последовала целая череда парадов, приемов, балов и праздников[492]492
  Подробнее см. Приложения.


[Закрыть]. В период торжеств император, наследник и великий князь Михаил Павлович появлялись в польских мундирах[493]493
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 3; Lipiński T. Zapiski z lat 1825–1831. S 135. Примечательно, что в свите императора находился «гардеробский помощник», в обязанности которого входил исключительно досмотр над «польским конно-егерским мундиром» императора (РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 24. Л. 21). См. также: Ковальчикова А. Отец-благодетель. Видение поляками «нашего российского владыки» // Россия – Польша. Образы и стереотипы в литературе и культуре. М., 2002. С. 9.


[Закрыть]. Императрица столь же неизменно представала перед публикой в нарядах, цветовая гамма которых отсылала к польским национальным цветам[494]494
  Niemcewicz J. U. Pamiętniki czasów moich: dzieło pośmiertne. Lipsk: P. A. Brockhaus, 1868. S. 319.


[Закрыть]. Одиннадцатилетний наследник Александр Николаевич охотно говорил по-польски, демонстрировал знание польской истории и расположение к Конно-егерскому полку, шефом которого являлся[495]495
  Северная пчела. 1829. № 58. С. 2; Lipiński T. Zapiski z lat 1825–1831. S. 134; Фалькович С. М. Польское общественное движение и политика царской администрации Королевства Польского (1815–1830). С. 407; Kowalczykowa A. Królewskie wizyty Mikołaja I w Warszawie.


[Закрыть], а сам император представлял старшего сына офицерскому обществу Варшавы как «хорошего поляка»[496]496
  Фалькович С. М. Польское общественное движение и политика царской администрации Королевства Польского (1815–1830). С. 407; Zajewski W. Koronacja i detronizacja Mikołaja I w Zamku Królewskim. S. 15–28. Нельзя в полной мере согласиться с утверждением М. Д. Долбилова, что указание первых лет царствования Николая I на необходимость наследнику быть «столь же хорошим поляком, как и хорошим русским» выражало «формулу управления исключительно разнородной империей» (Долбилов М. Д. Поляк в имперском политическом лексиконе // Понятия о России. К исторической семантике имперского периода. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 299). Очевидно, что формулировка как таковая содержала в себе и отсылку к конкретной польской ситуации и коронационным планам Николая.


[Закрыть].

Административный совет Царства приложил серьезные усилия для распространения информации о предстоящей церемонии: еще в апреле по воеводствам были разосланы сотни экземпляров печатного объявления о коронации[497]497
  AGAD. F. 191. № 19 (161). K. 11–12v, 24, 26–32.


[Закрыть]. Процедура получения новости депутатами сейма, которым надлежало прибыть в Варшаву за несколько дней до церемонии, предполагала подписание соответствующего уведомления. Это установление было аккуратно выполнено и великим князем Константином Павловичем, который в качестве депутата от Праги собственноручно подписал аналогичный документ[498]498
  Ibid. K. 24–25.


[Закрыть]. Стремление Константина продемонстрировать свою сопричастность депутатской корпорации, указать на то, что он является «одним из», не может не поражать, особенно если вспомнить стратегии выстраивания образа власти Романовых в самой России, где речь в значительной мере шла о систематическом подчеркивании «инаковости» по отношению к подданным[499]499
  Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1.


[Закрыть].

За три дня до церемонии конные группы, состоявшие из герольдов в одеждах, сшитых на средневековый манер[500]500
  Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 44. Во время московской коронации императора герольды также были «одеты по древнему обычаю» (РГИА. Ф. 437. Оп. 3. Д. 287. Л. 3).


[Закрыть], разъезжали по Варшаве и зачитывали объявление о будущей коронации[501]501
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 4.


[Закрыть]. В нем, помимо основной информации, содержался призыв молиться «за Короля и Королеву, чтобы Господь Всемогущий одарил милостью и благословлением царствование Его Величества… сохранялись мир и спокойствие, во славу Его Святого Имени и ради неувядаемого процветания Королевства»[502]502
  Там же; О коронации Его Императорского Величества. С. 419.


[Закрыть]. По городу распространяли печатные молитвы, а в день, предшествующий коронации, во всех костелах Царства Польского прошли вечерние службы с пением Te Deum[503]503
  В русском варианте «Тебя, Бога, славим» (РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 4 об.).


[Закрыть]. Неудивительно поэтому, что число поляков, привлеченных зрелищем и собравшихся в Варшаве, в том числе из соседних областей, было значительным[504]504
  [Kołaczkowski K.] Wspomnienia generała Klemensa Kołaczkowskiego. Krakow, 1900. Ks. III. S. 110.


[Закрыть].

Отдельно следует сказать о присутствии на коронации европейских дипломатов. Министерство иностранных дел Российской империи не сразу определилось с тем, необходимо ли приглашать последних на коронацию. П. Г. Дивов, служивший в тот момент управляющим Министерством иностранных дел, зафиксировал в своем дневнике разговор с вице-канцлером, состоявшийся менее чем за месяц до церемонии. Не без некоторой иронии дипломат сообщает, что пытался выяснить, «следует ли выдавать паспорты посланникам, ежели им придет фантазия ехать в Варшаву»[505]505
  Дивов П. Г. Из дневника П. Г. Дивова (1831 г.). С. 620.


[Закрыть]. В итоге вопрос был решен положительно.

Интерес к церемонии проявили представители Австрии и Германии. С поздравлениями в Варшаву прибыли австрийские, прусские, баварские, саксонские и вюртембергские дипломаты[506]506
  Северная пчела. 1829. № 61. С. 2.


[Закрыть]. Очевидно, с точки зрения дипломатии мероприятие было отнесено к категории относительно локальных, связанных главным образом с кругом стран – участниц разделов Польши.

Информация о церемонии разошлась достаточно широко. Сохранилось, например, поэтическое обращение к Николаю по случаю коронации, написанное и изданное во Франции[507]507
  Milly A. de. Hommage offert à sa Majesté Nicolas I-er, Empereur de toutes les Russies, à L’ occasion de son couronnement comme Roi de Pologne [1829].


[Закрыть]. При этом автор текста, назвавшийся депутатом Франции, представил нарратив, отличный от актуального в Варшаве. Он прославлял приверженность императора Николая, как и его предшественников – Екатерины II и Александра I, закону, а поляков изображал склоняющимися перед властью монарха и преподносящими ему корону[508]508
  Ibid. P. 4–5.


[Закрыть]. Коронация описывалась как символ надежды, как действо, свершающееся по заветам «нашего ангела» Александра, как обещание будущего, которое вызывает радость Европы и улыбку Франции[509]509
  Ibid. P. 6–8.


[Закрыть].

К моменту въезда николаевского кортежа в город место проведения коронации было полностью готово. В наши дни зал Сената (Сенатская палата), одно из главных помещений восстановленного после Второй мировой войны Варшавского замка, – это большой двусветный зал, оформленный в золотых и красных тонах. Теперешний декор зала может стать прекрасным источником по истории памяти современной Польши. Оформление палаты, в торце которой стоит трон и витрина с экземпляром Конституции 1791 г., а на стенах размещены гербы Польши, Литвы и территорий, маркированных как исторически польские (вкл. Смоленск), отсылает к событиям, произошедшим или возникшим в национальном воображении задолго до того, как Николай I возложил здесь на себя корону Царства Польского.

Император, конечно, увидел это пространство совершенно иным. Согласно «Церемониалу коронации», в зале у торцевой стены было установлено тронное место – высокий помост в девять ступеней, на котором разместили два кресла для Николая и Александры, а также стол для регалий[510]510
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 3. Польский исследователь И. Гжелюк, отдельно занимавшийся вопросом использования тронов во время коронации Николая I в Варшаве, указывает также, что в документах Национального музея в Варшаве есть указания, что после Советско-польской войны 1919–1921 гг. и заключения Рижского мира (1921 г.) Польше были возвращены три трона-кресла. Два из них описаны следующим образом: «…PZS 2127, Кресло тронное резное, позолоченное, покрытое красным бархатом фиолетового оттенка с двойным широким и высоким галуном, на спинке есть накладное резное украшение, венчающееся короной. Старый номер: Музей Ленина 2710а. PZS 2128, аналогичный предыдущему. Старый номер: Музей Ленина 2710b.». Кресло под номером PZS 2127 в настоящий момент находится в Вавеле, второе (PZS 2128) – в Тронном зале Королевского замка в Варшаве. По мнению исследователя, из‐за отсутствия комментария в инвентарной описи невозможно связать третье тронное кресло (PZS 2129) с варшавской коронацией. Кроме того, в «Инвентарной описи Королевского замка Варшавы от 1837 г.» под позицией 2081 в качестве «тронного кресла царя Николая I» оно описано как «…тронное кресло с венцом (от 1786 г.), с фигурами, символизирующими Мир и Справедливость на спинке» (Grzeluk I. Zachowane elementy symboliczne z ostatniej koronacji na Zamku. P. 79).


[Закрыть]. Помост был с трех сторон окружен позолоченной балюстрадой. Над ним укрепили балдахин темно-красного цвета с позументом, бахромой с кистями, а в верхней части – вензелем Николая I и страусиными перьями. По одну сторону от трона было устроено другое возвышение (в семь ступеней) для государственных регалий, по другую (в три ступени) – помост для министров и Административного совета[511]511
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 3.


[Закрыть]. Переводя с языка семиотики на язык деклараций, опорой императорской власти в Польше назначалась администрация Царства Польского, место представителей которой оказывалось зримым и признанным.

В зале находились и устроенные в виде амфитеатра трибуны для зрителей, а на балконах были отведены места для дам. Обитая бархатом и золотой бахромой, внешняя сторона трибун и балконов была украшена расположенными на одинаковом расстоянии друг от друга щитами с гербом Царства Польского и вензелем Николая I в виде буквы «М», обозначавшей полонизированное имя императора «Миколай»[512]512
  Щиты, украшавшие тронное место и троны-кресла из зала Сената, были вывезены в Россию после восстания 1830–1831 гг. Часть из них была выставлена в Оружейной палате. В 1921 г. эти предметы были также возвращены Польше. Щиты сейчас находятся в коллекции Национального музея в Варшаве. Музейное описание, приведенное И. Гжелюком, гласит: «Щиты, от трона Николая I из Коронационного зала Королевского замка в Варшаве. 12 штук, овальные, часть покрыта бархатом ярко-красного цвета. На лицевой стороне резное изображение польского орла… с металлической литерой „М“. У четырех сохранились… короны, все… сильно изношены». В инвентарной описи они значатся под номером PZS 2130 (Grzeluk I. Zachowane elementy symboliczne z ostatniej koronacji na Zamku. P. 76, 79).


[Закрыть]. Это хорошо видно на картине неизвестного художника «Коронация Александры», на которой изображены два длинных ряда зрителей – чиновников и военных – и, в параллель им, ряды нарядно одетых дам, сидящих на балконе. Интересно, что в александровское царствование балконы занимались зрителями, допускавшимися на заседания сейма. Современник так описывает все происходящее здесь в то время: «На заседания палат пускалась публика, и большинство ее составляла женская аристократия. Всякая оппозиционная выходка вызывала громкие знаки одобрения, и чем резче была эта выходка… тем громче дамы кричали браво, тем усерднее махали платками»[513]513
  Ципринус. Николай Николаевич Новосильцев. С. 1737. В 1825 г. практика публичных сеймовых заседаний была отменена (Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 41).


[Закрыть].

Хотя церемония была задумана как светская, абсолютизировать значение этой установки не следует. Отметим, что все предшествующие церемонии, связанные с позиционированием власти российских монархов в Польше (например, объявление о создании Царства Польского или символические похороны Александра I), разворачивались в рамках католического дискурса. Для каждого из подобных мероприятий ключевым эпизодом предсказуемо оказывалось действо в католическом соборе. Так, провозглашение Царства Польского 8 (20) июня 1815 г., сопровождавшееся многочисленными празднествами, было выстроено вокруг чтения в варшавском соборе Св. Яна александровского манифеста, акта «короля Саксонского увольняющего от присяги жителей Герцогства Варшавского» и принесения здесь же присяги на верность российскому императору[514]514
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Т. 1. Д. 585. Л. 1 об. – 5 об.


[Закрыть]. Равным образом кульминацией упоминавшихся грандиозных символических похорон Александра I стала католическая служба. Неудивительно поэтому, что для проведения коронации в пространстве зала Сената расположили «алтарь», или «престол», как называли его русские источники, на котором было установлено распятие[515]515
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 3 об.; Kurjer Warszawski. № 129. S. 5 (553); О коронации Его Императорского Величества. С. 428–429.


[Закрыть].

Символичным было и использование в оформлении зала традиционного польского малинового цвета. Именно так материалы коронации описывают тон бархата, выбранного для декора балдахинов над императорским помостом и украшения мест для зрителей. Горностаевые мантии Николая и Александры были малиновыми[516]516
  Lileyko H. Siennicki Paweł. S. 233; Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 44; Kicka N. Pamiętniki. S. 170–171. Коронационное платье Александры Федоровны хранится в фондах Национального музея в Варшаве.


[Закрыть]. Судя по каталогу Национального музея в Варшаве, коронационное платье Александры Федоровны также было красным[517]517
  Katalog wystawy Powstania Listopadowego z uwzględnieniem czasów przed i popowstaniowych, Warszawa, 1931. S. 170 (poz. 1477).


[Закрыть].

Помимо помещений замка, подготовленных для коронации[518]518
  В число представительских помещений коронации был включен также Тронный зал второго этажа. Именно здесь хранились привезенные инсигнии, именно отсюда Николай и Александра отправились на коронацию в зал Сената. Примечательно, что к этому залу примыкает Кабинет европейских монархов. Это помещение, фактически объединенное с Тронным в единое представительское пространство, было создано Станиславом Августом Понятовским и служило королю для секретных встреч. Здесь, в полукруглом маленьком кабинете, размещались портреты монархов – современников Станислава Августа, включая Екатерину II.


[Закрыть], особое церемониальное оформление получила площадь у замка и улица, прилегающая к собору Св. Яна: здесь были расставлены деревянные галереи для зрителей, рассчитанные на 3 тыс. человек[519]519
  Gutkowski J. Ceremoniał koronacji Mikołaja I na króla polskiego w Warszawie. S. 5.


[Закрыть]. Большую часть приготовленных мест занимали дамы[520]520
  По сообщению польской прессы, здесь могли размещаться до 2 тыс. дам (Kurjer Warszawski. 1829. № 136. S. 591).


[Закрыть]. Для прохода монаршего шествия был устроен помост, обтянутый красным сукном[521]521
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 7.


[Закрыть].

Согласно «Церемониалу», в день коронации по сигналу, данному 21 залпом из пушек, приглашенные к участию чиновники и военные должны были собраться в замке, а затем начать церемонию перенесения инсигний из Тронного зала в собор Св. Яна[522]522
  Там же. Л. 4 об.


[Закрыть]. Все привезенные из Петербурга регалии пронесли по улицам в предписанном иерархическом порядке от наименее к наиболее значимому предмету. Открывала шествие цепь ордена Белого Орла, за которой вынесли государственную печать и знамя, меч, мантию, державу, скипетр и, наконец, корону. Отметим, что все регалии выносили исключительно чиновники и военные Царства Польского, никто из приехавших с Николаем из Петербурга в процессии задействован не был. Так, панир (знамя) вынес на подушке генерал И. Красинский, меч – военный министр Царства Польского М. Гауке, скипетр – князь А. Чарторыйский. Нести корону, вероятно, с намерением сделать отсылку на власть, принадлежащую Сенату, было доверено его президенту графу С. Замойскому[523]523
  О коронации Его Императорского Величества. С. 421–422.


[Закрыть].

В дверях собора инсигнии встречали примас Воронич и католическое духовенство. В костеле регалии были благословлены и отправлены в замок тем же порядком[524]524
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 4 об.


[Закрыть]. В этой части шествия император и императрица участия не принимали, а как только освященные в костеле регалии доставили в замок, Николай и Александра Федоровна направились в православную церковь замка, где «слушали… обедню»[525]525
  Жуковский В. А. О короновании государя императора Николая Павловича (1829 г.). Отрывок из письма. С. 461.


[Закрыть].

Их возвращение в Тронный зал дворца знаменовало начало основного действа. По знаку церемониймейстера началось шествие в зал Сената, которое открывали гвардейцы. За ними в предписанной последовательности следовали чиновники, сенаторы, представители Административного совета. За ними располагалась секция с регалиями, повторявшая по структуре шествие в собор. За инсигниями шли Николай I и Александра Федоровна, члены императорского дома, придворные дамы и генералитет[526]526
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 5–5 об.


[Закрыть]. О прибытии императора и короля в зал Сената возвестил колокольный звон и пушечная стрельба.

Обряд коронации состоял из нескольких этапов. Фактически церемония в зале Сената начиналась и заканчивалась молитвами примаса Воронича, указывавшими на то, что все действо освящено католической церковью. После прочтения первой краткой молитвы «о благословении Его Величества Императора и Короля» примас подал монарху мантию и корону. Согласно установленному церемониалу, Николай сам возложил на себя эти регалии. Затем новый польский король надел на Александру Федоровну, преклонившую колени, цепь ордена Белого Орла, а «две почтенные дамы» прикололи ее к мантии[527]527
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 6.


[Закрыть]. За этим последовала кульминация коронации – император Всероссийский и король Польский, взяв в руки скипетр и державу, предстал перед публикой, а примас провозгласил троекратно «Vivat rex in aeternum!» («Да здравствует король!»)».

Следует отметить, что как в польских источниках, так и в литературе, посвященной коронации, часто упоминается последовавшее за словами примаса молчание публики. Его именуют «гробовым» и расценивают как своего рода зловещее предзнаменование[528]528
  Kicka N. Pamiętniki. P. 170; Skarbek F. Dzieje Polski. Poznań, 1877. T. 2: Krolestwo Polskie od epoki początku swego do rewolucji listopadowej. S. 265–266; Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 46.


[Закрыть]. О. С. Каштанова справедливо замечает по этому поводу, что «в действительности молчание присутствующих объяснялось тем, что церемониал коронации не предусматривал индивидуальных проявлений бурного ликования и не оставлял никаких инструкций на этот счет»[529]529
  Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 46.


[Закрыть]. Действительно, «Церемониал» предписывал публике, присутствующей на коронации, «принести поздравления… королю и императору» троекратным поклоном, дамам надлежало склониться в глубоком реверансе[530]530
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 6.


[Закрыть]. Кроме того, фразу «Да здравствует король!» должна была сопровождать интенсивная пушечная стрельба и звон колоколов всех варшавских костелов, а значит, ощущение гнетущей тишины – не более чем легенда, сформированная ретроспективным взглядом на событие.

После того как пушечные выстрелы и звон колоколов затихли, началась вторая часть действа, во время которого Николай преклонил колени и произнес молитву. В. А. Жуковский воспринял эту часть коронации как самую эмоциональную: «За сим последовало трогательное, разительно-величественное действие: монарх России и Польши, украшенный венцом прародительским, преклонил колено пред невидимо присутствующим Богом, произнес молитву за себя и за народ, вверяемый его любви промыслом: лицо его было оживлено чувством, и твердый голос его иногда прерывался от сильного движения душевного; внимавшие исполнены были глубокого благоговения и проливали слезы благодарности»[531]531
  Жуковский В. А. О короновании государя императора Николая Павловича (1829 г.). Отрывок из письма. С. 462.


[Закрыть]. Схожее описание оставил А. Х. Бенкендорф, сообщавший, что император прочел «перед невидимо присутствующим Богом… молитву за себя и за народ, вверяемый любви его промыслом», а все «внимающие исполнены были глубокого благоговения и проливали слезы благодарности»[532]532
  ГА РФ. Ф. 109. Оп. 3а. Д. 3199. Л. 9.


[Закрыть]. Момент, когда монарх поднялся, послужил сигналом к тому, чтобы все присутствующие опустились на колени и примас, также стоя на коленях, прочел молитву во здравие короля.

По завершении церемонии Николай, Александра Федоровна и все присутствующие в сопровождении духовенства совершили церемониальное шествие к собору Св. Яна. По описанию Жуковского, сохранившемуся, что примечательно, в материалах Третьего отделения, то есть представляющему официальную версию произошедшего, при появлении на площади нового польского короля «всё, всё воскликнуло в один голос: сия огромная туча народа, которая от самого низа площади движущеюся массою возвышалась до кровель высоких домов, сей громозвучный приветственный клик, с коим сливался звон колокольный и гром выстрелов пушечных, сие блестящее безоблачное небо, озарявшее царя торжествующего и народ его прославляющий, всё сие вместе составляло картину единственную»[533]533
  Там же. Л. 9–9 об.


[Закрыть]. Шествие прошло по уложенным помостам, вдоль которых были выстроены лейб-гвардии Литовский, Польский гренадерский и Волынский полки, а также Саперный и сводный гренадерский батальоны, егеря и пехота[534]534
  РГВИА. Ф. 25. Оп. 161а. Д. 593. Л. 82.


[Закрыть]. Его открывал «примас Царства Польского, предшествуемый крестоносцем… и сопровождаемый епископами»[535]535
  Львов А. Ф. Записки композитора Алексея Федоровича Львова. С. 242.


[Закрыть]. В костеле состоялось богослужение.

День завершился огромным королевским обедом, во время которого поднимались тосты за короля, королеву, королевскую семью и «за всех верноподданных и за благоденствие Королевства»[536]536
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 7 об.


[Закрыть]. Тосты сопровождались оружейными залпами[537]537
  Число пушечных залпов составило 61, 51, 31 и 21 соответственно (Там же).


[Закрыть]. В конце вечера перед королевской четой и собравшимися гостями выступали Никколо Паганини и польский скрипач Кароль Йозеф Липинский[538]538
  Kurjer Warszawski. 1829. № 139 (25 мая). S. 603; Lipiński T. Zapiski z lat 1825–1831. S. 143; Жуковский В. А. Дневники 1829 г. // Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. / Гл. ред. А. С. Янушкевич. Т. 13. Дневники, письма-дневники, записные книжки, 1804–1833. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 308; Gutkowski J. Ceremoniał koronacji Mikołaja I na króla polskiego w Warszawie. S. 8.


[Закрыть]. Вечером город был иллюминирован[539]539
  AGAD. F. 191. № 19 (161). K. 39. Описание событий этого дня нашло свое отражение и в одной из записных книжек императрицы Александры Федоровны (ГА РФ. Ф. 672. Оп. 1. Д. 412. Л. 17 об. – 18). Другие заметки, оставленные женой Николая I за этот период, сохранились в Ф. 728 (Коллекция документов рукописного отделения Зимнего дворца) ГА РФ.


[Закрыть].

Высказанная некогда в письме брату идея Николая избежать во время коронации торжественности («Будет уместно, если коронация окажется очень простой и ограничится двумя днями без каких-либо праздников… кроме (формального) обеда и бала поляков»[540]540
  Переписка императора Николая Павловича с великим князем цесаревичем Константином Павловичем. Т. 1 (1825–1829). С. 325; Кизеветтер А. А. Император Николай I как конституционный монарх. С. 402–418.


[Закрыть]) реализована не была. За коронацией последовала череда бурных празднований[541]541
  Коронации предшествовал период подготовки и репетиций (Krasiński J. Z pamiętników Józefa hr. Krasińskiego. Uroczystości dworskie w czasie koronacji cesarza Mikolaja. S. 416–417).


[Закрыть] – многочисленные обеды, театральные представления, грандиозный народный праздник в Уяздове, прием в дворцовом комплексе Лазенки[542]542
  Golejewski H. Pamietniki. T. 2. S. 204.


[Закрыть] и несколько «блистательных» балов, из которых один был дан «городом», а второй – президентом Сената графом С. Замойским[543]543
  Ibid.; Krasiński J. Z pamiętników Józefa hr. Krasińskiego. Uroczystości dworskie w czasie koronacji cesarza Mikolaja. S. 416–417, 426; Niemcewicz J. U. Pamiętniki czasów moich: dzieło pośmiertne. S. 320; О коронации Его Императорского Величества. С. 433–435; Gutkowski J. Ceremoniał koronacji Mikołaja I na króla polskiego w Warszawie. S. 3–9.


[Закрыть]. Император и императрица, появляясь в сопровождении великих князей Константина и Михаила, наследника, принца Карла Прусского и герцога Александра Вюртембергского, исправно посещали все мероприятия[544]544
  Судя по сохранившимся источникам, сестра Николая I великая княгиня Мария Павловна и ее муж, герцог Веймарский, должны были приехать в Варшаву после коронации. В конце апреля князь Волконский писал доверенному лицу великого князя Константина графу Куруте, прося разместить сестру императора с максимальным удобством: «Ея Высочество Великая Княгиня Мария Павловна изволит прибыть в Варшаву после отъезда Ея Величества государыни императрицы (Александры Федоровны. – Прим. авт.)» (РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 24. Л. 236, 390). В Варшаве ожидали также приезда прусского принца Вильгельма и ландграфа Гессен-Гомбургского (Там же. Л. 236, 277).


[Закрыть].

С точки зрения внешнего антуража Николай действительно «повторил» церемонию для поляков. Здесь были и въезд в столицу с демонстрацией единства императорской фамилии, и присутствие высших военных, гражданских и придворных чинов, и полный набор государственных регалий, и, наконец, возложение императором на себя короны. Последовательность некоторых элементов в известной мере напоминала московскую коронацию 1826 г. Николай I был встречен у ворот Варшавы великим князем Константином Павловичем, что было повторением встречи Николая I у границы древней столицы московским военным губернатором с чинами. В большинстве своем совпадала и логика выноса предметов. Если в Москве шествие регалий открывалось цепью ордена Св. Андрея Первозванного, то в Варшаве – цепью ордена Белого Орла; в обоих случаях его замыкала корона[545]545
  Последовательность выноса других регалий в московской и варшавской коронации несколько отличалась (РГИА. Ф. 437. Оп. 3. Д. 61).


[Закрыть].

Польская коронация, впрочем, отличалась от московской целым рядом знаковых моментов. Во-первых, Николай I не короновал в Варшаве императрицу Александру Федоровну. На нее был возложен орден Белого Орла, но не корона[546]546
  Во время церемонии Николай не возлагал на себя цепь ордена: к тому моменту он уже был его кавалером.


[Закрыть]. «Церемониал коронования Его Величества Николая I»[547]547
  В названии «Цермониала» указание на коронование Александры Федоровны отсутствовало.


[Закрыть] отдельно оговаривал, что Александра Федоровна войдет в зал Сената в порфире и короне[548]548
  РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 5.


[Закрыть]. Тремя годами ранее в Москве все выглядело иначе. Согласно «Отечественным запискам», «Его Величество на императорском престоле Своем призвал Ее Величество Государыню Императрицу Александру Федоровну (которая – к увеличению всеобщего умиления поверглась неожиданно на колени) и, сняв с Себя корону, прикоснулся оною к главе Ее и потом возложил на главу Ее Величества меньшую корону; как потом возложил на Нее порфиру и цепь Ордена Св. Апостола Андрея Первозванного»[549]549
  Историческое описание Священнейшего Коронования и Миропомазания их Императорских Величеств Государя императора Николая Павловича и Государыни Императрицы Александры Федоровны // Отечественные записки. 1827. № 31 С. 198.


[Закрыть]. Во-вторых, в Варшаве церемония была формально светским действом, и речь не шла о помазании. В этом смысле для императора эта коронация не стала священнодействием. Вместе с тем это отнюдь не сняло вопроса о религиозной составляющей, как, вероятно, рассчитывал Николай.

Церемония сопровождалась проявлением аффектированных форм поведения со стороны публики. Речь не только о бурных приветствиях и столпотворении на улицах, которое зафиксировали представители свиты Николая и приближенные великого князя Константина Павловича[550]550
  Официальный язык описания коронации польской стороной был не менее эмоционален (AGAD. F. 191. № 19 (161). K. 14; Ковальчикова А. Отец-благодетель. Видение поляками «нашего российского владыки». С. 9).


[Закрыть]. Сохранились многочисленные воспоминания представителей как российской, так и польской стороны о том, что красное сукно с помоста, по которому коронационная процессия прошла от Варшавского замка до собора Св. Яна и обратно, было разорвано и разобрано на сувениры[551]551
  Об этом см.: Gutkowski J. Ceremoniał koronacji Mikołaja I na króla polskiego w Warszawie. S. 7; Пятницкий П. П. Сказание о венчании русских царей и императоров. С. 61–62.


[Закрыть]. Журнал «Отечественные записки» так сообщал своим читателям об этом эпизоде: «…добрые поляки по окончании коронации кинулись на алое сукно, до коего касались стопы Помазанника и Его Августейшей Супруги, и старались получить хотя малейший лоскуток оного, дабы принесть в семейства свои и хранить там свидетельством сего счастливого события для соплеменных народов»[552]552
  О коронации Его Императорского Величества. С. 435.


[Закрыть].

Отметим и финансовую сторону дела. Новый польский король полностью оплатил варшавскую коронацию. Материалы польского казначейства свидетельствуют об этом прямо: в документе от 15 (27) августа 1829 г. значится, что «в соответствии с желанием Светлейшего Государя, высказанным министрам… дня 20 мая (1 июня) текущего года… счет всех расходов на коронацию… должен быть представлен Государю»[553]553
  AGAD. F. 191. № 19 (161). K. 174.


[Закрыть].

Решение Николая оплатить все расходы за проведение коронации не было спонтанным, как это может показаться из приведенного сообщения. Переписка министров императорского двора и финансов раскрывает детали расчетов, которые планировалось произвести. П. М. Волконский так описывал Е. Ф. Канкрину схему договоренностей с министром финансов Царства Польского князем Ф.‐К. Друцким-Любецким: «Перед отъездом моим из Санкт-Петербурга получил я от Вашего Высокопревосходительства два кредита на неопределенную сумму: один на имя министра финансов Царства Польского князя Друцкого-Любецкого, а другой на имя банкиров Шихлеров в Берлин. По первому из кредитов получил я деньги в Варшаве… и сверх того князь Друцкий-Любецкий предложил мне продолжить брать и в Берлин потребные деньги на расходы из находящегося здесь Польского казначейства с возвратом потом оных из государственного казначейства. Находя с моей стороны предложение сие выгодным, потому что казна избавится от сего платежа банкирам денег за Комиссию и других расходов, я покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство уведомить меня: согласны ли Вы с сим предложением князя Любецкого и нет ли к тому каких-либо препятствий»[554]554
  РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 24. Л. 391.


[Закрыть]. В отличие от Волконского министр финансов Российской империи Е. Ф. Канкрин не был убежден, что предлагаемый Ф.‐К. Друцким-Любецким вариант настолько выгоден, ведь возвращать деньги в польскую казну пришлось бы наличными, «между тем как в случае заимствования денег у банкиров в Берлине они будут получать уплату из фондов наших в Амстердаме находящихся, что в настоящих обстоятельствах было бы более облегчительно». В итоге Канкрин оставил решение вопроса на усмотрение Волконского, которому, по мнению министра финансов, было проще на месте определить, какой вариант является оптимальным[555]555
  РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 24. Л. 406–407а.


[Закрыть]. У нас нет информации относительно того, какой путь выбрал министр императорского двора. Не приходится, впрочем, сомневаться, что вся история с коронацией для России проходила по категории «расходы».

В конце лета 1829 г. казначейство направило в Министерство внутренних дел Царства Польского, собиравшее документы на оплату, множество счетов – на оплату 66 тыс. злотых за иллюминацию и украшение национального театра[556]556
  AGAD. F. 191. № 19 (161). K. 174.


[Закрыть], на 195 350 злотых за украшение зала Сената[557]557
  Gutkowski J. Ceremoniał koronacji Mikołaja I na króla polskiego w Warszawie. S. 3.


[Закрыть], за содержание в столице войск и пр.[558]558
  Одним только российским войскам в Варшаве было выдано 17 081 руб. 92 ½ коп. серебром (РГВИА. Ф. 35. Оп. 5 (246). Д. 2790 (св. 331). Л. 56 об.).


[Закрыть] По подсчетам Е. Гутковского, общая сумма затрат на коронацию составила 586 804 злотых 11 гр.[559]559
  Gutkowski J. Ceremoniał koronacji Mikołaja I na króla polskiego w Warszawie. S. 3.


[Закрыть] В российской историографии фигурируют другие цифры, основанные на утверждении дореволюционного историка П. М. Майкова, который полагал, что на коронационные расходы из казначейства Российской империи было выделено 1 209 613 флоринов. К этой сумме стоит также прибавить не учтенные в этих документах траты на ремонт мостовых и фасадов в Варшаве[560]560
  Lipiński T. Zapiski z lat 1825–1831. S. 134.


[Закрыть], подготовку и поведение императорской поездки в столицу Царства Польского и обратно, а также поощрительные выплаты, осуществлявшиеся как по пути, так и в самой Варшаве[561]561
  Майков П. М. Царство Польское после Венского конгресса. С. 157. Эту сумму называет также О. Р. Айрапетов (Айрапетов О. Р. История внешней политики Российской империи. Т. 2. М.: Кучково поле, 2017. С. 164).


[Закрыть].

Стоит отметить и замечание польских источников личного происхождения о том, что коронация стала временем повышенной коммерческой активности[562]562
  Kołaczkowski K. Wspomnienia generała Klemensa Kołaczkowskiego. Krakow, 1900. Ks. III. S. 123.


[Закрыть], то есть размещения большого числа заказов и получения прибыли. В рост, конечно, шел и символический капитал – раздавались многочисленные награды и ордена, производились повышения по службе.

Согласно материалам, которые были собраны в Польше уже в начале 1850‐х гг., по случаю коронации было амнистировано 3915 преступников, отменено штрафов, долгов и разного рода взысканий на сумму 8 586 216 руб. серебром[563]563
  Рапорт наместника Царства Польского Его Императорскому Величеству // Сборник РИО. СПб., 1896. Т. 98. С. 592–615.


[Закрыть]. Подарком было и решение Николая I сократить польский долг перед Российской империей и снизить процент по польскому займу – постановление об этом пришлось ровно на период между коронацией 1829 г. и сеймом 1830 г.[564]564
  Подробнее об этом см. главу 7.


[Закрыть]

Существенно, однако, что все эти милости, послабления и прощения не были отмечены в официальных документах как императорские дары, как это традиционно делалось в манифестах в связи с московскими коронациями. Император не решился указать полякам на сам факт дарения, полагая, очевидно, что его вклад в общее будущее братских народов обеспечен, очевиден и не может быть оспорен.