Текст книги "Падение Империи Гутенберга"

Пройдя примерно пол-дороги, Макс стал думать, как поступить. Он чувствовал, что должен что-то сделать.

У него нечасто были такие состояния. Один-два раза в год. Не чаще. За исключением последнего месяца. И каждый раз он понимал, что именно всё это означало, слишком поздно. Когда уже было совсем невозможно что-либо изменить. Если бы кто-нибудь слушал то, что он говорил тогда, и записывал бы… Но никого такого не было. Дети были маленькие, он и так иногда подумывал, что стоило бы ограничить с ними контакты. А то вдруг это заразно. А перед Эмилией ему и так было стыдно. Она тянула одна всю семью. На её месте любая другая давно бы выгнала такого бесполезного родственника, а Эмилия ещё кормила его, одевала, никуда не гнала. Хотя если бы она стала его выгонять, он бы ушёл. Без вопросов. Так, наверное, в самом деле, было бы лучше. Друзей у Макса не было, да и кто с таким дружить станет. И получалось, что никто не мог помочь ему разобраться с тем, что к нему… приходило. Оно приходило ненадолго, он знал это. Минут на десять, не больше. А после того, как все заканчивалось, он не мог вспомнить ничего. Только какие-то осколки, фрагменты. И таким неузнанным всё и оставалось до тех пор, пока событие не происходило. Тогда этот набор, ворох каких-то информативных обрывков складывался в совершено логичную картину. Естественно, слишком поздно. Макс буквально третировал себя, заставляя снова и снова вспоминать…

Вдруг его кто-то тронул за рукав.

– Мужчина, вам плохо? – перед ним стояла дворничиха с метлой и совком. Чего она там метет в такой дождь?.. Он с таким удивлением смотрел на неё, как будто она только что прилетела на летающей тарелке. Неужели это снова случилось, и он опять отключился прямо посередине улицы? Второй раз за день…

– Простите.

– Может, скорую вызвать?

– Нет. Спасибо. Я тут близко живу.

– Идите присядьте на скамейку, – женщина махнула рукой в сторону автобусной остановки. Скамейка там была под навесом, автобус только что ушел, так что свободное место пока ещё было. Макс послушался, прошёл к скамейке и неожиданно тяжело опустился на нее. Остановка была без стенок, только с крышей, и ничуть не защищала от ветра, а тем более от холода. Зато теперь дождь попадал на него, только если под навес внезапно задувал ветер. Пока он сидел, к остановке подошло несколько человек. Несмотря на жесточайшую пробку, из-за непогоды пешком идти никто не хотел. Минут через пятнадцать подъехал автобус. Все загрузились в него, и Макс остался на остановке один, продолжая наблюдать за окружающими. У скамейки бродил голубь, подергивая маленькой головой в такт каждому своему шагу. Мимо пробежала девушка без зонтика, зябко кутаясь в кожаную курточку. Прошли двое молодых людей в спортивных костюмах, лузгавшие семечки и плевавшие шелуху прямо себе по ноги. У обочины, едва не окатив его водой из лужи, разлившейся у самого тротуара, остановилась машина. Отодвигая ноги от бурой волны, мигом залившей тротуар, Макс вяло задался вопросом, почему это самые большие и глубокие лужи располагаются исключительно рядом с остановками общественного транспорта. Из салона автомобиля доносились громкие звуки радио. Передавали новости.

– Переходим к местным новостям! – голос ведущего излучал оптимизм и бодрость. – На улице Пушкина из-за дождя подтопило подземный переход, в мусорном баке на юге города женщина нашла целый миллион мелкими купюрами, они были завернуты в пакет…

Из машины вылез толстый мужчина с чемоданом и, с силой хлопнув дверью, пошёл куда-то по улице. Автомобиль, взвизгнув тормозами, отвалил от остановки, опять подняв водяную волну.

Наблюдая, как дворничиха убирает мусор с заплеванного тротуара, Макс силился вспомнить… Обложка книги с человеком в старинном костюме… Чёрные листья, мечущиеся на невидимом ветру на оранжевом фоне… Большое старинное здание, зияющее пустыми окнами… Оно пустое сверху донизу, ни перекрытий, ни стекол в окнах, а вниз, ниже уровня земли, уходила пасть подвала… Солнце, в густом тумане почти невидимое…

К нему подбежала собака. Небольшой задорный пёсик с курчавой рыжей шерсткой, лопоухий, весь мокрый. Он поднялся на задние лапы, встав передними на колени Макса, оставляя на них грязные следы. Обнюхав его, собака фыркнула. Сопли и слюни полетели прямо Максу в лицо. Очнувшись от раздумий, он посмотрел на пса.

– Макс! Ко мне! – к остановке широким шагом подходил молодой парень в модных джинсах на низком поясе, цветастой майке и ветровке. От его окрика Макса передёрнуло. Собачку как будто сдуло – так быстро она рванулась с места, едва не порвав ему штаны когтями. Наблюдая, как песик радостно скачет и крутит хвостом, дожидаясь, пока хозяин застёгивал карабин поводка у него на ошейнике, Макс подумал, что сам похож на такую вот собаку. Макс, ко мне… Макс, сидеть… Макс, охраняй дом… И больше ничего и не требуют. С другой стороны, чего ещё можно требовать от собаки?

Да. Собака. Причём бесполезная. Даже не комнатная, которая хотя бы радует своим видом. И не овчарка, которая ловит преступников. И не лабрадор, помогающий плохо видящим. И не сенбернар, спасающий людей из-под снежной лавины… Макс вспомнил фильм, который смотрел в детстве. Про сенбернара Барри, спасшего в горах сорок человек. Он спас сорок человек, а сорок первый убил его… Эмилия тогда так плакала, что мать отругала Макса за то, что он позволил ей вообще смотреть это кино.

Но нет. Он даже не может претендовать на лавры собак. Он всего лишь камень на шее у младшей сестры, отпугивавший от неё своим видом нормальных мужчин.

Посидев на лавке ещё минут десять и продрогнув окончательно, Макс заставил себя встать и двигаться к дому дальше. Идти, в принципе, было недалеко, всего три автобусные остановки, но сегодня ему казалось, что конца этому путешествию не будет. Похолодало, дождь пошел сильнее. Свернув во дворы – так было быстрее – Макс побрёл по раскисшим детским площадкам, пустым в такую погоду, по растрескавшемуся асфальту вдоль стареньких облупившихся пятиэтажек. Людей не было, только редкие собачники, ёжась от холода, семенили за своими питомцами, перепрыгивая лужи. Макс уже не перепрыгивал. Кроссовки давно уже были мокрые насквозь и противно чавкали при каждом его шаге. Последнюю пару сотен метров он мог думать только о горячем чае и сухих носках. Перебежав в неположенном месте последнюю дорогу, он тигриным прыжком перемахнул через лужу у своего подъезда и, не снижая темпа, буквально влетел в открытую дверь.

Замок на двери был сломан уже недели две. В подъезде было темно. Лампочки здесь били с удивительным постоянством. Сам Макс думал, что это не хулиганы вовсе, а психованная тётка с первого этажа. Её, кажется, даже воры и грабители боялись. Двери в её квартиру не было – она самолично года два назад, повинуясь каким-то только ей ведомым импульсам, сняла дверь с петель и оттащила на помойку. Делала она это удивительно энергично, ругаясь на весь подъезд и в три часа ночи. Теперь каждый желающий мог заглянуть в её жилище, но таких тут не было. Насколько Макс знал, все родители в доме пугали ею своих отпрысков, и те боялись её, как чумы. Во всяком случае, Коля и Веня всегда пробегали мимо квартиры этой чудной на очень большой скорости. В этот дождливый день, судя по шуму, доносящемуся из-за заскорузлой занавески, закрывавшей вход в её квартиру, злобная карга осталась дома. «Слишком разумный поступок для неё, – подумалось Максу, – даже странно». Едва она услышала его шаги, как тут же разразилась таким потоком брани, что захотелось заткнуть уши. Несмотря на ругань, Макс не пошёл сразу наверх, а сначала проверил почтовый ящик. Ничего. То ли в самом деле почты нет, то ли Эмилия по дороге на работу всё забрала с собой. По лестнице Макс поднимался не спеша, раздумывая, стоит ли идти сразу домой или зайти за мальчишками к тёте Тане. Добрая женщина наверняка накормит его и чаем напоит. И уютно у неё, не то что у них… Остановившись между третьим и четвертым этажом, он сел на ступеньку давно немытой лестницы, чтобы отдышаться. Макс обычно всегда делал тут остановку. Даже в семнадцать он не мог за раз пройти наверх пять этажей. Мать ругалась на него за слабость и хилость, но Макс всё равно не мог одолеть все пять этажей одним махом. Отдыхая, он, как обычно, рассматривал стены подъезда. Все сплошь разрисованные. Названия рок-групп, лидеры которых уже давно нянчили внуков, если только еще не спились; подростковые признания в любви, написанные теми людьми, которые, наверное, уже раза два женились и разводились; номера телефонов, которые давно уже невозможно набрать с современных телефонов. Ремонт тут не делали лет сорок. Как и в их квартире. Иногда ему хотелось, пока Эмилия на работе, отодрать и вынести оттуда всё, что возможно. Обстановка просто душила его. Едва входя в квартиру, он сразу вспоминал мать, постоянно пилившую его за то, что вместо сына у неё родилась неведомая зверушка… Но ремонт был просто мечтой. Макс вообще не зарабатывал, Эмилия получала ровно столько, чтобы они вчетвером ноги не протянули, а больше им денег неоткуда было брать.

Встав, он дошёл до четвёртого этажа и позвонил в дверь тёти Тани. Дверь ему открыл Веня.

– Привет, Макс! Тётя Таня испекла пирог с лимоном! Мы как раз собираемся пить чай! Будешь чай? – племянник взял его холодную руку своими липкими от сладкого пальцами и потащил в кухню.

– Буду, – как и всегда, когда он приходил сюда, Макс сразу успокоился и даже заулыбался, когда к нему вышла раскрасневшаяся от жара плиты пухлая соседка и пригласила к столу.

Наблюдая за тем, как Макс мыл руки, а потом шёл в кухню, оставляя мокрые следы на линолеуме, Татьяна Павловна Куропаткина, как всегда, очень его жалела. И за что мужику такое? Мало того, что сам, как глист, худой, похож на паука, так еще и с головой не очень… Максик был умным мальчиком. Татьяна Павловна помнила его, ещё когда он в школу ходил. Очень начитанный, любознательный, пытливый. Но в школе сплошные проблемы. Сколько раз она, смотря в окно или сидя на скамейке у подъезда и разговаривая с подругами, наблюдала, как парень возвращался из школы. Весь битый так, что живого места нет, часто в порванной, грязной одежде. Ещё в начальной школе ему выбили то ли три, то ли четыре зуба – Татьяна Павловна помнила еще, как ругалась его мать, что надо идти к зубному. Тяжело ей было осилить поход к стоматологу, даже работая на двух работах. Макс никогда не вылезал из двоек, писал как курица лапой и с ошибками, а уроки физкультуры для него были бесконечной пыткой. Тем не менее, он был одним из самых умных людей, которых она знала в своей жизни. И при этом с головой у него порой было совсем плохо. Сама Татьяна Павловна считала, что его вечно пьяный папаша побил как-то раз своего сына слишком сильно, от чего Макс был теперь иногда какой-то чудной.

Они собрались вокруг стола, и Татьяна Павловна стала разливать всем чай по чашкам и раскладывать по блюдечкам лимонный торт. Она любила печь сладкое. Проблема была только в том, что все рецепты у неё были на довольно большие порции, и одна она их съесть не могла. Еще поэтому Куропаткиной так нравилось, когда приходили гости.

Братья только сделали по паре глотков чая и съели по ложке торта, а Макс уже сидел перед пустой посудой, облизываясь и с надеждой поглядывая на кухонный стол, где под салфеткой лежало еще несколько кусков.

– Давай еще положу, Максик? – вот уж лишнего куска торта ей точно было не жалко.

– Да нет, не надо, тёть Тань…

Он всегда отказывался. А она его не слушала, подкладывая добавку, так как видно было, что Макс на самом деле голоден. Эмилия не морила его голодом, но только когда сама готовила, а потом кормила всех. Если же Макс оставался один с детьми, он не ел ничего. Может быть, считал, что объедает их. Но теперь-то она его хотя бы покормит. Братья смеялись и паясничали за столом, пока Коля не перевернул чашку с чаем, расплескав его по всей скатерти. Татьяна Павловна услала их в комнату смотреть мультфильмы, а сама стала вытирать лужу. Макс все это время молча ел, а Куропаткина радовалась. Ей не нравилось одиночество. Хорошо, когда кто-то приходил.

Макс и Эмилия гостили у неё с тех пор, как сами были детьми. Их мать работала на двух работах все дни недели, иногда даже и по ночам, и двое детей иногда буквально жили у тети Тани по нескольку дней. Она к ним привыкла. С Эмилией проблем не было. Она играла в куклы, рисовала или читала. А потом, когда пошла в школу, дисциплинировано делала уроки или гуляла во дворе с такими же дисциплинированными подружками.

А вот её брат был гораздо более непоседливым. Во-первых, он постоянно задавал вопросы. Не то, чтобы Татьяну Павловну это раздражало, но на детские вопросы отвечать не просто, для этого постоянно надо думать, а её это утомляло. Он вечно рылся в её книгах, спрашивая про содержимое. Книги достались ей ещё от отца с матерью, которые, как и многие представители их поколения, очень любили читать. Сама Куропаткина после того, как закончила школу много лет назад, их особо не открывала. Она вообще не особо любила читать книги, предпочитая им журналы с кроссвордами и рассказами о знаменитостях с фотографиями. Это было гораздо менее депрессивно и угнетающе, чем содержимое большинства книг. Обычно Макс быстро сдавался, переставал к ней приставать, выбирал себе подходящий том и уходил в какой-нибудь угол читать.

С детьми Эмилии было еще проще, чем с ней самой. Новое поколение. Вполне достаточно было включить телевизор и найти там какие-нибудь мультфильмы. Оба мальчика сразу выпадали из действительности на неограниченное количество времени.

Макс наелся быстро. Дети в комнате всё смотрели какой-то фильм. Тетя Таня была обладательницей довольно большого пакета каналов, за который исправно платила, и среди них были и семь каналов для детей, где постоянно крутили мультики и детские фильмы. Эмилия и Макс довольствовались коллективной антенной, и таких каналов у них не было. Теперь Колю и Веню невозможно было оторвать от семейного фильма то ли про касатку, то ли про дельфина, и он решил просто подождать, пока кино кончится, и не устраивать произвол. Сложив посуду в раковину и будучи изгнанным в комнату в ответ на предложение помыть посуду, Макс вышел из кухни и прошествовал на диван, стоявший в комнате у окна. На этом стареньком диванчике он провёл немало часов с очередной книжкой из стоявшего тут же рядом шкафа. Хлопнувшись на пыльное сидение, он устало посмотрел на зеркальные дверцы, за которыми рядами стояли книги. Пахло пылью и пирогом. От выпитого горячего чая его разморило, холод больше не донимал, и Макс позволил себе просто лениво рассматривать книги, как делал до этого много-много раз. Жюль Верн… Как он всегда завидовал его дружным между собой отважным героям! Джек Лондон. Тургенев. Гоголь… Он неизменно трясся в детстве от его «Вечеров…». Достоевский… Макс вспомнил, как лет в одиннадцать достал один из его томов, прочитал название на нём и тут же потащил его к тете Тане, смотревшей в другом углу комнаты какой-то слезливый дневной сериал.

– Тёть Тань.

– Чего, Максик? – голос был участливый, а глаза её по-прежнему крайне внимательно следили за тем, что происходило на экране.

– Это про кого? Книга про кого? Название чудное… «Идиот». Ругательное какое-то.

Она оторвалась наконец от телевизора и как-то странно посмотрела на него.

– Это про одного человека. Который был такой добрый, что другие не могли в это поверить и называли его идиотом.

Насколько он потом помнил нудные школьные разборы этого произведения, её описание было самым точным и ёмким.

Тот самый том по-прежнему стоял на прежнем месте. Он смотрел на него и вспоминал выражение лица тёти Тани, когда он спросил её:

– Это про кого?

Она говорила ему другое, но глаза её ответили:

– Это про тебя.

На следующий день дождь прекратился. Как отрезало. Люди щурились с утра на яркое солнце, уверенно встававшее на совершенно чистом от облаков небосклоне. И больше дождя не было. Ни разу за несколько следующих недель. В первый же день солнечной ясной погоды температура поползла вверх. Поначалу теплу даже радовались, но недолго. Ласковые солнечные лучи с каждым днем становились все злее и злее. Казалось, весь город с окрестностями поместили в какую-то гигантскую духовку и включили нагрев до максимальной температуры. Сначала первые несколько дней напоминало это всем парник. Была очень высокая влажность после бесконечного дождя, а в сочетании с жарким солнцем духотища получалась убийственная. Достаточно было выйти на лицу из-под кондиционера, как одежда намокала от пота в течении минуты, не больше. Потом стало ещё хуже. Вся влага испарилась, а жар продолжал накатывать на город волна за волной, и с каждым днем температура только повышалась. За почти четыре недели она поднялась с пятнадцати до тридцати девяти градусов в тени.

О презентации сообщили в середине июля.

Эмилия с убитым видом рассматривала целую башню из ящиков с книгами. Придется, наверное, до обеда возиться, чтобы разложить это все по полкам. Рядом с ней стояли Нинка Карачарова из иностранных языков и Лариса Пронина из отдела экономики и финансов.

– Обалдеть! – высказалась Карачарова – эффектная блондинка с почти прокрашенными корнями волос и круглым улыбающимся лицом. – Одних этих Мерфи притащили целую коробку! Я что, двужильная, что ли?!

– Девочки! – из-за стеллажа с книгами на немецком языке вывернулся Бочкин и злорадно заявил: – С книгами необходимо покончить как можно скорее. Клиенты не должны спотыкаться о коробки. А после смены в десять жду вас всех на собрании. Быть всем, Пронина! Не отпущу ни под каким видом! Собрание важное! Долгова! Почему у тебя на полках книги раскиданы?! Как ты собираешься клиентам товар предлагать, если он в таком виде? Штрафов давно не получала?!

Глядя вслед удаляющемуся начальнику, Карачарова оскалилась:

– Козел.

– Могла бы этого и не говорить, – устало проговорила Эмилия, – это констатация факта. Я бы ещё и не так его охарактеризовала. Язык поганить не хочу.

– На собрании он будет про эту идиотскую презентацию рассказывать, – сказала Лариса, с усилием снимая с горы верхний ящик – она была маленькая и субтильная, хотя при этом могла на удивление много поднять, из-за чего имела сходство с муравьем.

– Какая такая презентация? – насторожилась Нина, снимая за ней следующий, забитый большими рабочими тетрадями по испанскому языку. Их толстая мелованная бумага делала ящик просто неподъёмным.

– А такая, – Пронина, казалось, была счастлива осознанием того, что даже Карачарова, знавшая все сплетни магазина без исключения, не обладала информацией о грядущей презентации.

– Я тоже ничего не слышала, – присоединилась к ним Эмилия, выбирая из ящиков книжки для своей секции.

– Я вчера заходила к ним с заявлением на отпуск и слышала, – стала рассказывать Лариса, – в начале следующего месяца в ночь с пятницы на субботу в магазине состоится закрытая презентация новой книги.

– Чьей? – одновременно спросили Эмилия и Нина.

– Кукушкина.

– Кукушкина?

– Того самого Кукушкина?!

– Да! Того самого!

Книги Петра Кукушкина, писавшего на самые злободневные социальные темы весьма грязным и сальным языком, продавались во всех книжных магазинах города, как горячие пирожки, несмотря на весьма кусающиеся цены. Но только у «Империи Гутенберга» был с ним подписан контракт о том, что презентации всех новых книг, а также встречи с читателями Кукушкин должен проводить только у них, на Обвалова, 3. Страницы его произведений буквально сочились грязью и мерзостью и огромным количеством ненормативной лексики. Читателям это всё нравилось, книги на полках не залеживались.

– А что за книга? – у Карачаровой засверкали глаза, она была давней поклонницей Кукушкина, с удовольствием консультируя всех клиентов, у кого возникал по его книгам какой-нибудь вопрос, ведь Кукушкина издавали даже на иностранных языках.

– Не знаю, – с явным сожалением проговорила Пронина, – при мне они название не говорили. Вроде как про нынешнее поколение кибер-трутней.

– Про кого?! – переспросила Нина.

– Я цитирую. Поколение кибер-трутней.

– Шухер! Затычка! – прошипела Эмилия.

Подхватив большую стопку книг про вампиров с молодыми людьми на обложках с внешностью моделей из рекламы нижнего белья, потащила в свою секцию. Бочкин внимательно и как-то настороженно следил за их действиями, а особенно, как ей показалось, за ней. Его бдительность никогда не ослабевала. Каждый день штрафы за нарушение трудовой дисциплины сыпались на работников магазина, как из рога изобилия. Ненавидели Бочкина все сотрудники магазина и с весьма редким единодушием. Естественно, директор его любил и отмечал регулярными премиями.

До самого вечера Эмилии некогда было даже присесть и перевести дух. После двенадцати пошел поток покупателей. Одни хотели одно, другие – другое. За день она несколько раз читала чуть ли не целые лекции о творчестве разных писателей-фантастов; выбирала вместе с покупателями книги в подарок; долго говорила о разнице между оборотнями и вампирами с одной девушкой, не знавшей, что купить (та была так серьёзно настроена, как будто они существовали на самом деле); зачитывала вслух оглавление одной из книг для старушки, забывшей дома очки; долго выбирала книгу для молодого человека, хотевшего почитать «что-нибудь вроде Моби Дика»… А в промежутках между бесконечными диалогами с «покупосами», как называла клиентов Карачарова, таскала книги с места на место, не один десяток раз поднявшись и спустившись по стремянкам, чтобы добраться до верхних полок.

Наконец уже в шестом часу вечера, в ожидании вторичного наплыва покупателей, решивших посетить магазин после работы, Эмилия поняла, что выбилась из сил. Еле дождавшись окончания длинной беседы с любителем Шекли, она объявила остальным консультантам, что пошла на перерыв, и, чувствуя, что ноги уже начинают дрожать, двинулась к лестнице, ведущей вниз – там в подвале у работников были раздевалки и маленькая столовая. В столовой стояло несколько столиков с пластиковыми стульями вокруг, там можно было съесть то, что принёс из дома, а в углу стояли для общего пользования холодильник, маленькая микроволновая печка и электрический чайник, покрытый изнутри таким слоем накипи, что работал он чуть ли не десять минут, чтобы согреть чашку воды.

Закончив смывать с пальцев типографскую краску, Эмилия дошла до столовой. Там она вытащила из холодильника пластиковую коробку с рыбными палочками, на которой было криво выведено чёрным фломастером «Долгова», швырнула её в микроволновку и стала ждать, в нетерпении постукивая вилкой по столу.

– Долгова! Эмка! – с соседнего стола ей махала Тупа, как все за глаза звали Светлану Алексеевну Туполеву, старшего менеджера по продажам в отделе хобби. Она была самая пожилая во всём штате сотрудница, работала чуть не с самого открытия магазина, но и не думала уходить на пенсию. Руководство постоянно подсылало к ней новичков для обучения – никто не мог так быстро ввести новенького в курс дела, как Тупа. Её все знали и любили точно также, как терпеть не могли Бочкина.

– Да, Светлана Алексеевна! – Эмилия прошла к её столику, забыв на минуту о рыбных палочках.

– Слышала о собрании? Я всех спрашиваю. Серёжа просил предупредить ещё раз, чтобы никто не ушёл.

Только для Тупы Бочкин был Серёжа – само по себе это было не удивительно, так как она работала в «Империи Гутенберга» ещё до того, как Сергей Бочкин пошел в начальную школу. Эмилию неизменно коробило то, как она звала этого козла, но виду она не подавала.

– Да, в курсе. Спасибо, Светлана Алексеевна. Он нам сегодня об этом говорил уже.

– И ещё не раз бы сказал, но он уехал сегодня в пять и будет только после девяти.

Эмилия обрадовалась. День без Затычки будет почти приятным. Радостно поедая пресные рыбные палочки, она приступила к чаю, таская за ниточку чайный пакетик в кружке с кипятком и наблюдая за обедающими. В основном те смотрели старенький кинескопный телевизор, стоявший в углу на полке, прикрученной к стене над микроволновкой. Телек показывал плохо, но сквозь рябь всё равно можно было что-то разглядеть. Жуя почти безвкусный обед, Эмилия тоже устремила взгляд в экран. Передавали прогноз погоды. Худенькая девушка вышагивала вдоль карты, покрытой разными значками, цифрами и стрелочками, и радостным голосом рассказывала, что жара продолжится и даже усилится. При этом она все время улыбалась, от чего, на взгляд Эмилии, походила на маньячку из какого-нибудь второсортного ужастика…

– Эмка! К тебе можно? – рядом с ней на пластиковый стул с хлопком опустилась Пронина. – Тут рядом розетка, а зверёк разрядился, – она потрясла перед Эмилией планшетом.

– Да, давай, садись, – Эмилия еле проговорила эти слова, стараясь не плеваться недожёваными рыбными палочками. Лариса Пронина была большой поклонницей всевозможных гаджетов и каждую свободную минуту сверялась со своими электронными друзьями.

– Прикинь, я тут с одним придурком познакомилась. Такой ухлопок, – Лариса, воткнув зарядку планшета в розетку, скользнула поближе к Эмилии, очевидно решив похвалиться очередными находками в сети. Она обожала знакомства в Интернете, а также не стеснялась высказывать собственное мнение на всякие злободневные темы на всевозможных форумах.

– Чего за ухлопок? – Эмилия с интересом потянулась к экранчику гаджета. У неё самой даже мобильного телефона не было – не то чтобы он стоил такие уж запредельные деньги, просто был ей не нужен. Родственников у неё, кроме детей и Макса, не было, с работы вполне могли позвонить и на домашний, а соседи просто стучались в дверь (звонок у них был сломан) или оставляли ей в почтовом ящике записки примерно следующего содержания: «Собрание жильцов подъезда на первом этаже воскресенье 21:30». Со своим первым и, видимо, единственным гражданским мужем она познакомилась именно по Интернету, поэтому когда все кончилось, старый компьютер, с помощью которого она выходила в сеть, по её просьбе был отнесён Максом на помойку. Больше Эмилия не хотела иметь ничего общего ни с Сетью вообще, ни с теми ненормальными придурками, которые бродят по её просторам. Человек, с которым намереваешься жить вместе в реальном мире, должен предпочитать его виртуальности. Значит, в сети его быть и не должно. Пронина же просто ловила кайф от того, что представлялась на всяких сомнительных сайтах знакомств настоящей оторвой без комплексов, а потом зачитывала вслух послания всех озабоченных под хохот собравшихся.

– Смотри. Пишет, козел: «Отдамся тебе, милая, за бутылку пива!», – Лариса водила по планшету пальцем, прокручивая переписку. – А я ему: «Ого! А какое желание сильнее с утра? Отдаться или напиться?». А он…

К ним подсело ещё двое человек, когда соседи поняли, что Пронина снова устроила громкую читку. Знакомствами и незатейливым трёпом в сети занимались почти все, но шоу из этого умудрялась делать только она. Вокруг неё собирались как вокруг юмориста, а Пронина, упиваясь вниманием к своей персоне, зачитывала самое интересное и смешное. Эмилия смеялась вместе со всеми, пока не заметила, что её обеденный перерыв уже почти закончился.

Может быть, из-за жары или ещё по какой-нибудь причине, но покупателей было не так много. Так что Эмилия большую часть времени до десяти вечера проболтала с Ниной и Ларисой, стоя у стойки информации и только время от времени проходилась по секции, поправляя книги, неизменно раскидываемыми по полкам находившимися в активном поиске покупателями. Бочкин сгинул из магазина почти до конца рабочего дня, и время пролетело незаметно. Он появился уже к закрытию, когда все ходили вдоль стеллажей и выстраивали книги ровными рядами. Разбирая очередной завал, устроенный клиентами на одной из полок, Эмилия вновь удивилась их крайней неаккуратности. Книги были навалены как попало, многие оставлялись в раскрытом виде корешками вверх, с замятыми углами страниц. Ей было их жалко. Как так можно?! Эмилия всегда представляла себе, сколько деревьев уничтожено для того, чтобы эти книги вообще появились, сколько народа работало над этим. И так варварски портить. Непонятно. Сама она росла в такой семье, где ребенка могли отлупить, если он за столом играл с хлебом, а к книгам всегда было отношение, как к настоящей ценности. Это была одна из причин, почему Эмилия решила работать в книжном магазине. Раздумывая обо всем этом, она неспешно разгребала очередную полку, когда сзади подскочил Бочкин:

– Долгова! Про собрание помнишь? Через полчаса на первом этаже в отделе хобби.

Не дожидаясь ответа, он двинулся дальше. «Пошёл портить людям настроение!» – пронеслось у нее в голове.

Полчаса спустя Эмилия спустилась в отдел хобби и встала рядом с Карачаровой, жующей яблоко.

– Я не опоздала?

– Нет. Затычки пока нет.

Все собирались ещё минут десять. Эмилия вяло подумала, что с таким графиком работы домашние скоро забудут, как она вообще выглядит. Прислонившись к стеллажу с книгами по народной медицине, она молча смотрела в одну точку, никак не реагируя на то, что происходило вокруг. Прошло ещё минут семь, прежде чем все на самом деле собрались. Бочкин вышел вперёд и энергично начал доклад. Результаты месяца, самый лучший, самый худший, штрафы – всё это Эмилия слушала в пол-уха. Она думала только о том, что именно следует купить сегодня на ужин после того, как это глупое собрание закончится.

– …И наконец! – Бочкин повысил голос, перекрикивая нараставший гул вокруг – оставаться до одиннадцати вечера людям совсем не нравилось.

– Сообщаю вам, что в начале августа, восьмого числа, в ночь с пятницы на субботу в нашем магазине пройдет презентация книги «Потные перья» Петра Кукушкина…

Гул стал громче. Это сообщение оказалось новостью отнюдь не для всех. Судя по довольному виду Карачаровой, она рассказала об этом уже всем, кто только был согласен её слушать.

Эмилия и тут особо не вникала до тех пор, пока Бочкин не вытащил из бумажного пакета, который перед этим держал в руках, книгу.

– Вот что будет на презентации, – он поднял книгу повыше, чтобы все могли рассмотреть. Эмилия только глянула и замерла. В памяти всплыл давнишний разговор с Максом… Мужчина на обложке, как в «Двенадцатой ночи»… Что-то про перья… В руке начальник держал белую толстую книгу. На обложке ее был изображен человек – мужчина в шляпе с пером, в плаще и в одежде, как во времена Уильяма Шекспира, с большим круглым воротником. Под картинкой голубыми буквами было написано «Потные перья». Эмилия смотрела на книгу, и только одна мысль вертелась в её усталом мозгу: как Макс узнал?!