Текст книги "Падение Империи Гутенберга"

И каждый раз с его лица не сходило то тупое баранье выражение. Совсем не похоже на то, как изображают героев фильмов, когда они совершают свои героические поступки. Эмилия задумалась. А как он предвидел мальчика на роликах? Вроде тогда с ним припадков не было… При ней не было. Может, при детях что и было. В последнее время Эмилии стало казаться, что сыновья знают о Максе куда больше, чем она сама. Просто не рассказывают об этом. Может быть, потому что это их мужской секрет. Иногда, а на самом деле всё чаще и чаще, Коля и Веня вели себя, как пара мужичков. Если бы она спросила у них, что они знают, они бы много чего рассказали. Если бы захотели, конечно. Но Эмилия у них ничего не спрашивала. Они же дети. Мало ли что нафантазируют.

Прошел июль. Наступил август. Жара и не думала сдавать своих позиций, хотя темнота теперь раньше окутывала город, а по утрам солнце дольше задерживалось за горизонтом. И всё равно город походил на печь.

Бочкин посмотрел на троих добровольцев. Дмитрий Рокин, бухгалтер, и двое консультантов: Нина Карачарова и Эмилия Долгова. Сколько он себе нервов попортил, пока хоть этих троих уломал на участие в презентации… То, что казалось простым и даже приятным, превратилось для него просто в какой-то ад. Но всё-таки получилось. Хоть не ему одному ящики таскать.

– Так. Ребята, приступим. Всё просто, – начал он, радуясь про себя, что голос снова стал металлическим и начальственным. – В общем, так. С утра мы секцию номер семь закрываем для посетителей, и консультанты вместе с грузчиками вытаскивают оттуда все книги. Вы работаете, как обычно. Потом привезут вещи для презентации. Тут вы тоже не нужны. Кукушкин приедет где-то в обед и сам займется расстановкой книг. Он сам об этом просил. К вечеру все уйдут по своим домам, а вы как раз заступите на работу. Ваше дело следить за тем, чтобы гостям было комфортно. Не лезьте к ним с вопросами. Не вздумайте просить автограф! – Бочкин грозно зыркнул на Карачарову. – Просто когда откроются двери и Кукушкин начнёт рекламировать свою книжку, вы ходите по залу и смотрите, чтобы особенно не раскидывали вещи. Заказано спиртное, будет фуршет. Это не ваши проблемы абсолютно. Ваше дело следить за порядком среди книг и говорить тем, кто спросит, где туалет. Когда презентация кончится, а договаривались на два часа максимум, вы дождётесь, пока все уйдут, всё уберёте и подготовите зал для расстановки книг с утра. Консультанты зала придут на два часа раньше и расставят все книги, чтобы с утра весь магазин работал, как обычно. Что-то непонятно?

– А зарплата когда будет? – спросил Рокин. Бочкин поморщился. Этот Рокин был до невозможности жадным человеком, и согласился только из-за обещания каких-то там денег, на которые и можно было разве что в кино сходить.

– Зарплату получите в положенный срок, как всегда. Только она будет чуть больше обычного. Да, вот ещё что. Девушки, макияж обычный. Ничего вызывающего. Рокин, – Бочкин тяжело посмотрел на бухгалтера, – помни, пожалуйста, что белые носки допустимы только с кроссовками, а их как раз надевать завтра нельзя ни в коем случае. Понимаешь?

– Понимаю, Сергей Сергеевич, – высоким надтреснутым голосом отозвался Рокин. Голос его Бочкину тоже не нравился. Такими озвучивали в детских мультфильмах всяких отрицательных героев.

– Это ты в своей бухгалтерии одеваешься, как оборванец. Ну и одевайся. Тётки в твоем курятнике уже, видимо, привыкли. Может, им это даже нравится. А на презентацию надень, пожалуйста… Может, запишешь?

Он попытался спросить с издевкой, но Рокин абсолютно серьезно мотнул головой в ответ:

– Не, не надо, Сергей Сергеевич. Я запомню.

Долгова с Карачаровой захихикали. Он свирепо посмотрел на них. Они замолчали.

– Запоминай. Белая рубашка, чёрные брюки, чёрные или во всяком случае тёмные ботинки… И чёрные носки. Чёрные, Рокин!

Карачарова с Долговой хохотали уже в голос.

– Что, девушки, так смешно? А вот рабочий день никто не отменял, – сварливо осадил их Бочкин, – вас уже заждалась ваша работа. Инструктаж окончен! Можете возвращаться на свои рабочие места!

Карачарова и Долгова продолжали смеяться, когда уходили в зал. Рокин прошел мимо них, к лестнице, ведущей наверх, в административную часть магазина, в свою бухгалтерию.

Бочкин без всякого восторга следил за тем, как бухгалтер, подволакивая ноги в стоптанных кроссовках, поднимался наверх. Рокин был противный малый, но работоспособность у него была фантастическая, он один за двоих работал. Поэтому и ходил, в чем хотел. Разрешали.

В четверг Макс опять нарушил их с Эмилией соглашение. Оставив детей с соседкой, он пошёл встречать её с работы, хотя предчувствовал скандал. Сестра задерживалась и не выходила. Он упрямо ждал, обливаясь потом. Очень хотелось посидеть, но рядом с «Империей Гутенберга» не было ни скамеек, ни заборчиков, ни оград – ничего, на что можно было бы сесть. Были, правда, лавки и стулья небольшого ресторанчика, расположенного прямо напротив магазина, но Макс знал, что его оттуда прогонят – ведь он не стал бы ничего заказывать. Ресторанная мебель как будто дразнила его, от её вида у него просто ноги подкашивались. Можно было сесть прямо на асфальт, но Макс удержался – если сейчас появится сестра со своими подругами, то они наверняка заметят его, а Эмилия потом опять заладит свою песню, что он позорит её, нарочно эпатируя окружающих. Чтобы как-то скоротать время, Макс стал рассматривать машины, пешеходов, проходивших мимо, дома вокруг. Всё было раскалённое и дышало пылью. Взгляд его очень быстро перекочевал на здание «Империи Гутенберга». Тёмное, мрачное, оно нависало над улицей и, казалось, пожирало свет, вбирая его в себя, как чёрная космическая дыра.

– Это демоны, – вдруг раздалось над самым его ухом. Макс вздрогнул и обернулся. Рядом стоял улыбающийся старичок в старых ветхих штанах, в рубашке с коротким рукавами и сандалиях на босу ногу. Максу он сразу напомнил типаж пожилого, но деятельного профессора из фильмов пятидесятых годов двадцатого века.

– Демоны?

– Да. Там наверху. Я смотрю, вы тоже заинтересовались этими фигурами, – старик указал палкой наверх, где из-под крыши таращились вниз, на улицу, разные чудища с жуткими лицами-мордами.

– Вон тот, со змеиным телом – это Змиулан, – Макс посмотрел в ту сторону, куда показывал палец старика. Под крышей извивался кольцами большой змей с какой-то странной мордой… слишком человекоподобной.

– А слева от него – Чернобог, повелитель зла, – скрюченный палец ткнул в искажённое от злобы лицо одетого в кольчугу воина с копьём в руке, – в своё время со ступеней его храмов буквально лилась кровь…

– А это кто? – Макс указал на ещё одного воина в доспехах, с медвежьей головой, сидящего на троне с высокой спинкой и держащего в руках меч и скипетр.

– А это, молодой человек, повелитель Пекла, Ниян.

– Дьявол?

Старичок негромко рассмеялся:

– Пускай будет Дьявол. Суть-то одна и та же, если подумать.

– Вы здорово во всём этом разбираетесь, – Макс с уважением посмотрел на старика.

– Я историк-краевед, молодой человек. Я всё здесь знаю, – зубы у старика оказались белыми и ровными, явно ненастоящими.

– А… А про это здание вы ещё что-нибудь знаете? – в какой-то момент Максу показалось, что старик сейчас скажет то, что объяснит ему всё… абсолютно всё.

– Знаю. Его построил больше полутора веков назад один купец. Он много путешествовал, в основном по тогдашней Европе. И когда приехал сюда дом строить, он привёз с собой архитектора. Про того архитектора говорили, что ничего он в архитектуре и строительстве домов не понимал, но нравилась ему старшая дочь купца.

– И… Что случилось?

– Не знаю уж, что там на самом деле случилось, но в назначенный срок архитектор предоставил купцу все требуемые чертежи. Дом был построен в срок и, как можно убедиться, весьма неплохо получилось.

Макс сам не заметил, с каким вниманием слушал деда и всё больше увлекался тем, что рассказывал краевед. Теперь, когда тот замолк, он нетерпеливо затоптался на месте и проговорил:

– А как у него это получилось?

– А-а! – ухмыльнулся старик, опираясь обеими руками на палку. – Слухи, понятное дело, поползли… Сами знаете, нет дыма без огня.

Макс вздрогнул, сам не зная, почему. Он стоял на самом солнцепеке, жара была за тридцать пять градусов, и при этом всё его тело покрылось гусиной кожей.

– И какие слухи?

– Ну, от вполне невинных о том, что за деньги кто-то ему всё начертил, до…

– До чего? – медленно спросил Макс. Почему-то он боялся ответа… и очень хотел этот ответ услышать.

– Ходили весьма упорные слухи, что он продал душу… за эти схемы.

– А, ну такую историю я слышал. Вроде где-то в Европе какой-то собор тоже так проектировали…

– Да, событие не единичное, тут вы правы, молодой человек. И, как и в том случае, который стал известен истории, Дьявол дал ему чертежи не обычного дома, естественно…

– А чего?

– Храма. Для поклонения.

– Какого храма?

– Своего.

– Ничего такого про этот дом я не слышал никогда.

– Естественно, не слышали. Про это мало кто знает. Сами понимаете, информация, так скажем… не для всех. Я сам… очень постарался, чтобы узнать эти… факты.

– Факты? Вы же сами говорили, что это просто слухи.

– Но слухи-то существовали, это есть факт. Обратите внимание на само здание, молодой человек. Этот чёрный камень. Эти выступы. А если бы вы знали, откуда этот камень привезли… Возьмите точную карту местности и посмотрите, как здание расположено. Всё согласно тому, как древние устанавливали свои алтари для жертвоприношений. Раньше-то ведь просто так ничего не строили, не то, что сейчас. Никакой вульгарной массовой застройки. Никаких типовых проектов.

– А… – Макс силился вспомнить, что говорилось про тот храм, – а там архитектор схитрил. За планы собора Дьявол потребовал душу того, кто первый в храм войдет, и они сначала выпустили в двери живого волка…

– А вы весьма начитанный молодой человек, как я погляжу. Так и было… Хотя историю вы немного переврали. Волк был в Ахене, а не в Кёльне…

– А здесь? Так было?

– Про это информации нет. Точнее, я её не нашёл. Нашёл другую…

– Какую?

– Тут в основании дома замуровали таласыма. Так говорят… некоторые источники.

– Тала… что?

– Таласым. Видите ли, молодой человек, это тогда было в порядке вещей среди строителей… определённых построек. Вы тоже не всё знаете. Ну зачем обыкновенному человеку знать то, что ему не надо знать? Раньше, давно, при постройке некоторых сооружений проводили… определённый обряд. Замуровывали в фундамент живого человека. Таласыма. По поверьям, этот таласым охранял покой и целостность постройки… до тех пор, пока был замурован.

– И там до сих пор замурован человек?

– То-то и оно, что нет, – странновато улыбнулся старик, – это происшествие не попало в газеты. Дирекция магазина постаралась. Но год назад здесь была течь в подвале. Грунтовые воды. Подвал глубокий, такое бывает. Вызвали специалистов, они расковыряли текущий участок и нашли труп неизвестного человека. Экспертиза установила, что ему больше сотни лет. Никакого криминала, слишком уж много времени прошло. Спрашивать-то не с кого. Останки перезахоронили, историю удалось замять.

– Его, получается, принесли в жертву? Давным-давно? На страшную сказку похоже.

– Да. Похоже на сказку… Но таласым – это не просто жертва. Он ещё и охранял дом. А теперь дом охранять некому. Это теперь просто храм для поклонения чёрным силам… И для принесения им жертв… в положенное время.

– А когда будет это… положенное время? – Макс задрал голову и сощурился, рассматривая чудищ и демонов под крышей. Они молчаливо скалились, как будто сверля его своими крайне недобрыми взглядами. Ему никто не ответил. Макс обернулся к старику. Рядом никого не было. Он осмотрелся. Вокруг ходило много людей, но нигде Макс не увидел старика с палкой в руках.

Когда сестра все-таки вышла вместе с подругами, Макс пристроился им в хвост и пошёл следом, дожидаясь, когда остальные все-таки отстанут от неё и пойдут своей дорогой. Пришлось ждать, пока дальше по улице она с ними, наконец, распрощается. Макс их терпеть не мог. Они его презирали и смотрели на него, как на ублюдка. Будучи подругами Эмилии, они твердо знали, что для обретения счастья и спокойствия ей надо одно: избавиться от Макса, который отпугивает от неё всех нормальных людей и мешает ей устроить личную жизнь. Они были правы, Макс знал это, и от этого ещё больше их ненавидел.

В конце концов, он дождался – они все остались на ближайшей автобусной остановке, а Эмилия пошла дальше одна. Подождав для верности ещё несколько секунд, Макс нагнал сестру и тут же, до того как она успела рот открыть, заявил: она не должна идти на работу в пятницу. Это он знал точно. Его заявление её совсем не обрадовало. Скандал разразился тут же. Хорошо ещё, что Эмилия стеснялась орать на него в полный голос – это могло привлечь к ним внимание окружающих, а ей этого совсем не хотелось. Тем не менее, она и шёпотом смогла высказать ему, что о нём думает.

– И вообще, почему бы тебе не попробовать на работу устроиться? – Эмилия была зла и страшно устала, и нытьё Макса её взбесило. Рабочий день у неё выдался тяжелым, да еще вдобавок один из покупателей неожиданно повел себя скандально и нажаловался на неё начальству. Эмилия была не виновата, но кого это интересует при действующем постулате о том, что клиент всегда прав? Едва она вышла с работы, уставшая и желавшая только, чтобы её оставили в покое, как тут же братец стал её чем-то грузить. Вернее, сначала дождался, пока она распрощается с коллегами. И на том спасибо. Не хватало ещё, чтобы при них он выкинул что-нибудь из своего репертуара. В своих лучших традициях…

– Я целые дни батрачу на семью, детей вижу только по вечерам, когда они уже спят! А ты весьма пронырливо умудряешься ничего не делать, играть с ними в конструкторы и при этом ещё и ноешь! – в конце концов, голос у нее стал срываться на визг, но Эмилия даже не пыталась сдерживаться, у нее на это просто уже не было сил. – Как ты думаешь, я не заслужила хотя бы одного спокойного вечера?! Мне же завтра чуть не сутки работать!

– Да заслужила, конечно, – залепетал Макс, несколько ошарашенный таким враждебным настроем сестры. – Просто… просто не нравится мне эта презентация! Ты и так устаёшь, а всех денег ведь не заработаешь! Давай лучше дома останешься… Нет. Давай в гости к подруге какой-нибудь сходишь, а я с детьми весь день сидеть буду, а?

– Знаешь что! – Эмилия резко остановилась прямо посередине тротуара. На неё сразу чуть не налетел молодой человек, в последнюю секунду успевший свернуть. – А не пойти ли ТЕБЕ поработать? Ну, ради разнообразия, а?! Кроме того, что у тебя, как у барана, взгляд иногда становится, я в тебе никаких отклонений не вижу! Купи какую-нибудь газету районную с вакансиями и иди работай! – последнее слово она практически проорала.

– Нет, Эмилия, правда. Не могу, – Максу самому стало казаться, что все его доводы похожи именно на блеяние. – Я как к твоей работе подхожу, так мне сразу…

Внезапно Макс споткнулся и упал.

– Макс! Макс? Ты чего?! – она испугалась. Вокруг сразу стал собираться народ. Макс продолжал лежать на сохранившей дневной жар, горячей, как сковорода, мостовой на кем-то нарисованных классиках. На цифре «10» лежала монета. Эмилия еле остановила себя, чтобы не поднять денежку. У брата приступ, а она какие-то деньги на дороге выискивает…

– Сюда! Человеку от жары плохо стало! – раздался откуда-то трубный женский крик. Из ближайшего офиса выскочила девушка с пластиковым стаканом воды. К ним стали подходить люди. Эмилия глупо топталась рядом. Макса привели в чувство, дали воды. Минут через десять он встал и, шатаясь, подошёл к ней.

– Пойдем домой, – он смотрел мимо неё.

– Максик! Миленький! Что же с тобой такое?!

– Хочу найти прохладное место.

– Пойдем съедим по бутерброду. Я угощаю, – Эмилия почти волоком потащила его в ближайший ресторан быстрого питания. Обед давно прошёл, да и ужин у многих – тоже, поэтому им легко удалось найти свободное место.

Макс набросился на еду так, как будто не ел несколько дней. Эмилия отдала ему и свою порцию тоже, а сама пила сок, смотрела на него и боялась. Что с ним? Почему он такой?

Он не в первый раз падал так на улице. Но только когда они были вдвоём. С детьми и дома всё было нормально. Наверное. Во всяком случае, сыновья ей ни о чем таком не рассказывали… Хотя, вообще-то, она не спрашивала.

– Макс. Объясни, что с тобой? Если можешь, конечно, – она старалась, чтобы голос звучал ровно и спокойно.

Он молчал минут пять, потом посмотрел ей прямо в глаза. Почесав голову, еле слышно проговорил:

– Мне очень страшно…

Это заявление было до такой степени далеко от всего того, что Эмилия готова была услышать от него, что ей даже не сразу удалось придумать ответ.

– Страшно? Почему?!

– Я не знаю. Как только я близко подхожу к этому месту, то начинаю дрожать. Что-то внутри меня так и толкает прочь отсюда, требует, чтобы я держался подальше от этого места.

– От какого места?

– От того, где ты работаешь.

– От магазина, что ли?

– Да.

Эмилия держала себя в руках. Старалась. Ей уже порядком надоели эти его жалостливые истории. Сколько можно потакать этим капризам?! Тем не менее, она выдавила из себя вполне нейтральным голосом:

– А что в нём такого? Можешь сказать?

– Он давит на меня. Чем-то ужасным. Тем, что было… или, может быть, только будет…

– Что ты имеешь в виду?

– Не… Не знаю точно. Знаю только, что я тут с тобой сижу с трудом. Еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться с этого стула и не сбежать.

– Почему, Макс, почему?!

– Я не помню. Когда валялся там на асфальте, чувствовал, как вы все меня трясли, вот тогда помнил. Ещё хотел вскочить и рассказать. Вскочил и… забыл.

– Ну, хоть что-то ты помнишь?

– Этот магазин… От него несёт бедой. Чем-то зловещим. Сплошная трагедия… Я так боюсь… Но я должен тебя защитить, – последние слова он произнес твердым голосом загнанного в угол партизана. Его обычный фальцет вдруг пропал, и под конец он заговорил почти басом, как все нормальные мужчины.

Макс опять вдруг забормотал, и Эмилия уже ни слова не могла разобрать, пока трясла его, пытаясь привести в чувство. Только перед тем, как придти в себя, он вдруг отчётливо проговорил:

– Они же их наглухо закрыли! – и заплакал.

Эмилия не знала, куда деться. Как вести домой плачущего, как трёхлетка, взрослого мужика?!

– Успокойся! Держи себя в руках! – она еле сдержалась, чтобы не залепить ему пощёчину.

Брат закивал, как ребенок, которого мать уговаривает не плакать из-за разбитой коленки. Люди за соседними столами уже косились на них, но продолжали жевать, не встревая. Своих проблем хватает. Эмилии надоели эти взгляды. Она решительно встала, с грохотом отодвинув от себя стул.

– Всё, Макс, пошли. Дома поговорим.

Он безропотно встал и пошёл к выходу. Пока они продвигались по маленькому залу к двери, Эмилия, к своему удивлению, обнаружила, что злит её больше всего тот факт, что этот незапланированный ужин облегчил кошелек на половину. Всю дорогу домой они не разговаривали, даже старались не смотреть друг на друга.

Почти дойдя до дома, Макс вдруг остановился у одного из подъездов, опустился на обшарпанную лавку и заявил, что ему надо немного посидеть. Эмилия сначала хотела уговорить его идти дальше, но в последний момент передумала. Что он, ребёнок, в самом-то деле? Хочет торчать на скамейке, пускай торчит. Хоть всю ночь. Не замёрзнет, это уж точно. А ей спать будет спокойнее. С минуту она смотрела на затравленное лицо брата, освещаемое последними лучами заходящего солнца. Выглядел он, как те восковые фигуры из британского музея – как настоящий, но… какой-то неживой. Ей вдруг стало страшно. На какое-то мгновение она была ненормально, но абсолютно точно уверена: Макс вдруг умер, и перед ней сидит труп… Только почему он тогда не падает? Эмилия всё смотрела и смотрела в эти мертвые глаза, когда из ближайшего окна на первом этаже грянула музыка и раздался смех – судя по всему, люди там сели ужинать. Это вывело её из ступора.

– Ну ладно. Сиди. Тебе точно не плохо?

– Точно.

– Через час ужин будет. Поесть-то хоть придёшь?

– Да. Просто посижу тут пять минут, – вид у него был такой, как будто Макс что-то задумал и просто ждал, когда же она, наконец, уйдет.

– Хорошо. Я пошла, – Эмилия с сомнением помедлила, потом повернулась и, не оглядываясь, пошла прочь. В конце концов, её ждут дети.

Глядя вслед удалявшейся сестре, Макс впервые за долгое время вздохнул спокойно. Ему просто необходимо было побыть в одиночестве.

Минут десять после её ухода он просто сидел, ни о чём не думая, только слушал музыку, лившуюся из раскрытого окна. Из другого окна двумя этажами выше вдруг выпал мешок с какими-то объедками и с чавкающим звуком шлёпнулся шагах в пяти от него. Ещё минута – и к подъезду подошли какие-то молодые парни с пакетами и сумками в руках. Макс весь сжался. Только бы не привязались по какому-нибудь пустячному поводу. Но ребята прошли мимо, даже не взглянув на него. Услышав звук закрывшейся за ними входной двери, он наконец перевёл дух. Обошлось. Последнее время ему физически невыносимо было находиться рядом с кем-нибудь. Макс просто боялся. Если что-то опять с ним произойдет при наличии рядом другого человека, просто страшно представить, что может случиться. Вдруг подумают, что он опасный псих? С начала лета то, что его… накрывало, стало приходить чаще. И уходило не так быстро. Макс не сразу это осознал. И уставать он стал быстрее. И мысли путались постоянно. Когда это накатывало, всё настоящее, окружавшее его, вдруг становилось далеким и незначительным. Вместо него появлялось другое…

Макс мигнул. Новая идея вдруг появилась в его усталом мозгу. Может ли это быть видение будущего? В первый раз Макс всерьёз подумал, что, может быть, это обычное ясновидение. Возможно, все так и должно происходить? Жалко, у него нет знакомых среди ясновидцев. Что про них вообще известно? Кассандра… Была такая. Ей никто не верил. Ну, во всяком случае, она что-то связное говорила, чему потом не верили. Он-то вообще только какой-то бред несёт, по словам сестры. Ничего не поймёшь. Ни логики, ни смысла. Ещё Нострадамус. Тот вообще какими-то катренами изъяснялся. Тем не менее, катрены были, их можно было интерпретировать. Ванга. Её даже на видео записывали и потом искали в её словах смысл. Он, правда, находился, но тоже по большей части уже после того, как предсказанное свершалось. Почему так? В её словах не было смысла, и всё это притягивали за уши? Или, в самом деле, не так просто расшифровать собственные видения о будущем?

Музыка в открытом окне стала звучать как будто громче. Макс поневоле прислушался и… почувствовал, как спина чуть ли не льдом покрывается, а сердце вовсе готово остановиться.

Хриплый голос барда выводил под гитару:

 
– Долго Троя в положении осадном
Оставалась неприступною твердыней.
Но троянцы не поверили Кассандре,
А Троя, может быть, стояла б и поныне…
 

Макс, дрожа, продолжал слушать песенку. Почему именно она? Он рассердился. И почему они старье такое крутят? Других песен мало, что ли?! Какая разница, под что нажраться?! Он не замечал, что из глаз катятся слёзы. Песня кончилось, и вдруг резко стемнело. Как раз в эту минуту зашло солнце, перестав ему светить прямо в глаза. На Макса пала тень.

Уходить не хотелось. Макс с недавних пор стал считать себя опасным для семьи. Но ему вдруг отчаянно захотелось к людям. Туда, где светло. Где жизнь. Сидя на всё ещё горячей от солнца старой скамейке и наблюдая за одиноким муравьем, спешившим вдоль щели между двумя досками к своему муравейнику, он никак не мог уговорить себя идти домой. Хотел безумно. Но боялся за окружающих. За Эмилию и за детей, конечно, в первую очередь. Ведь в самом деле он себя не помнил, когда приходили эти… припадки. Макс договаривался сам с собой минут двадцать, но все-таки слез с лавки и двинулся в сторону дома.

На всём пути ему не встретилось ни одного человека. Солнце уже закатилось за дома, и во дворах было как-то жутковато. Вроде бы ещё светло, а источника этого света нет… Макс поймал себя на мысли о том, что представляет себя идущим в одиночку по опустевшему в одночасье городу. В самом деле, никаких признаков присутствия поблизости людей. Даже животных и птиц не было видно.

Войдя в подъезд, он нос к носу столкнулся с сумасшедшей соседкой. Та тащила какой-то объёмный куль. Из куля торчали криво обструганные деревянные палки и какие-то тряпки. Макс по привычке готов был испугаться, но потом вдруг передумал. Разве он не такой же? Это ещё вопрос, кто кого бояться должен. Она смотрела на него маленькими подозрительными глазками с размалёванного, как у клоуна, лица. Обычно, когда Макс встречал её, то устремлял взгляд куда-нибудь мимо и, стараясь не обращать на соседку внимания, проходил мимо к лестнице. Но в этот раз он остановился, скрестил руки на груди и устремил взгляд прямо в эти безумные глаза. Соседка внезапно резко затормозила. Как будто на стену наткнулась. Узел с грохотом полетел на пол. Макс вдруг ухмыльнулся.

– Добрый день! – он церемонно поклонился ей, ожидая ругани и ни на секунду не выпуская из виду. Соседка молчала и выглядела при этом почти нормальной. Лицо её выражало совершенно неподдельный ужас. Потом она стала отступать назад, как будто он был бешеной оскалившейся собакой и собирался броситься на неё.

– Не приноси мне этого! – вдруг взвизгнула она, замахав на него руками, как на осу. – Убирайся отсюда с этим! Я не хочу! Не забирай меня!

Она метнулась в темноту своей квартиры и чем-то там загремела в глубине, причитая и плача. Макс, по-прежнему не шевелясь, стоял на первом этаже и смотрел на разверстую пасть её квартиры, лишенной входной двери. Несколько секунд спустя она буквально вылетела обратно, держа в руках старую облезлую швабру с болтавшейся на ней тряпкой. Перехватив её, как средневековый рыцарь схватил бы копье, соседка решительно двинулась на него, размахивая своим оружием.

– Не хочу! Пусть другие идут! Я не пойду с тобой!

Она швырнула в него шваброй. Больно ударив Макса по запястью, щётка с грохотом упала на кафель. Где-то наверху хлопнула дверь. Соседка, провизжав ещё пару своих обычных ругательств, убежала окончательно.

Макс какое-то время смотрел на швабру и, обойдя её так, как будто это была свернувшаяся змея, прошёл к лестнице и начал медленно по ней подниматься. Испугалась. Она его испугалась. Значит, он ещё страшнее, чем она. Ещё опаснее.

В ночь с четверга на пятницу Татьяна Павловна Куропаткина проснулась от странного звука. Сначала она подумала, что шум доносился с улицы, но, подойдя к окну, не услышала ничего, кроме наяривавшего где-то сверчка. Она опять прошлась по квартире, прислушиваясь. Соседи? Нет, за стенкой было тихо. Шаги были явно на лестнице. Но странные какие-то. Неровные. Пьяный там ходит, что ли? Она приложила ухо к двери. Да. Где-то между её этажом и этажом над ней. Судя по звукам, человек топтался на месте. Татьяна Павловна обозлилась. Эти пьяницы… Их подъезд уборщицы постоянно обходили стороной, и если этот алкаш сейчас напакостит там, то придётся убирать за ним. Надо попробовать прогнать его.

У Куропаткиной был огромный опыт гонений на любителей выпить в чужом подъезде. Правда, последний месяц у нее был перерыв – в такую жару на улице было приятнее, чем в душном подъезде, и в дом никто не заходил. А вот зимой, в морозы, она ругалась с греющимися у батарей пьяницами и бродягами чуть ли не каждый день. И этот богатый опыт кое-чему её научил. Татьяна Павловна не стала кидаться на лестничную площадку, а сначала посмотрела в глазок. За дверью, как всегда, было почти совсем темно – лампочка светила слабая, и Куропаткина кроме соседской двери напротив ничего не увидела. Поколебавшись, она снова прислушалась. Звуки никуда не пропали. Тогда Татьяна Павловна осторожно щёлкнула замком и просунула голову в щель. Видно было плохо. Света хватало только на то, чтобы можно было рассмотреть замочную скважину в двери и сунуть в неё ключ. А неизвестный затаился на лестнице между этажами. Там, где темнее всего. Он что-то делал, но что именно, разобрать было сложно. Тётя Таня осмелела и, выйдя из квартиры, подошла к человеку поближе, в уме уже составляя убийственную речь, которая помогла бы ей выгнать из дома чужака. Лишь бы только не наркоман… Вот эту публику она боялась. За копейку убьют и не задумаются. Пару раз она их принимала за обычных выпивох, и лишь случай спасал её от плачевных последствий.

Но, подойдя поближе, Татьяна Павловна очень удивилась. На ступеньках лестницы сидел Макс, её странноватый сосед. Глаза его смотрели в никуда, тупо, без всякого выражения. Он что-то бормотал. В руке у него был огрызок карандаша, которым он рисовал что-то на грязной белёной стене, уже до него покрытой надписями разнообразного содержания. Тётя Таня дрожащей рукой зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть, и глянула наверх. Пойти к Эмилии? Потребовать, чтобы она его увела? Или самой его окликнуть… А что тогда будет? А если пожаловаться Эмилии, то ведь придется пройти мимо него, ведь по-другому на верхний этаж не попасть… Монотонное бормотание Макса навевало на неё ужас. Казалось, он проговаривает какую-то молитву. Макс вдруг перестал рисовать и повернул к ней голову. Пустые глаза как-то странно блеснули. Ей показалось, он посмотрел на неё… Коротко вскрикнув, Татьяна Павловна метнулась обратно в свою квартиру и с грохотом захлопнула за собой дверь, тут же закрыв её на нижний замок, на верхний и на цепочку. Руки у неё при этом тряслись, а сама Куропаткина плакала от страха, хоть и не замечала этого. От производимого ею шума всполошилась чокнутая на первом этаже и сразу заголосила что-то благим матом. Но тётя Таня не обратила на нее никакого внимания. Все свои силы она отдала на то, чтобы как можно скорее закрыть дверь на все замки и задвижки. От страха её даже мутить стало, и потом ещё чуть ли не целый час Куропаткину колотил жуткий озноб, хотя температура в квартире была за тридцать.

С утра она долго не могла себя заставить выйти из квартиры. Даже подходить к двери совсем не хотелось. А надо было. По четвергам Татьяна Павловна всегда ходила в дальний магазин, неизвестно почему прозванный «Дурацким» среди жителей всех окрестных домов. Надо было купить что-нибудь вкусненькое на пятницу. Ей нравилось смотреть пятничные шоу и поедать что-нибудь особенное. Ночью, пока она лежала без сна, то пообещала себе вообще не выходить на следующий день из квартиры, а с утра позвонить Эмилии и потребовать, чтобы она держала своего безумного братца на поводке.