Текст книги "Падение Империи Гутенберга"

Внизу под окнами всё было, как обычно. Деревья росли на своих местах, улица была пустынна – ни одного человека, на сколько она могла видеть. Всё-таки что-то было не так. Как-то слишком светло. Подняв взгляд к горизонту, она вздрогнула. Всё небо над крышами впереди светилось и мерцало. И дело было не в зарницах, полосовавших небо во всех направлениях. Эмилия такого никогда не видела, но сразу поняла, что это. Пожар. И огромный. Тишину ночи уже разрывали сирены пожарных машин, заглушая отдалённые раскаты настоящего грома, издалека доносились автомобильные сигнализации, сработавшие из-за взрыва. В доме напротив стал зажигаться свет в окнах. Быстро прикинув в уме, что бы это могло так гореть, Эмилия похолодела…

Этого просто не могло быть. Она всё смотрела и смотрела на небо, пока внезапно не раздался телефонный звонок. Эмилия дёрнулась, как от выстрела. Кто мог звонить в такое время? Телефон продолжал трезвонить. На негнущихся ногах она подошла к нему и трясущейся рукой сняла трубку. Ещё не поднеся её к уху, Эмилия уже поняла, кто это. Такой голос был только у одного человека.

– Эмка! – орала Карачарова. – Это ты? Эмка!

Слышно её было на удивление плохо. Почти полностью заглушая голос, в трубке слышался громкий монотонный рёв.

– Да я это, я. Что случилось? Чего у тебя там так шумит?

– Ой, а я так боялась, что ты всё-таки пойдешь туда! На эту дурацкую презентацию!

– Нет. У меня… семейные обстоятельства.

По лицу опять потекли слёзы. Она только надеялась, что голос не сорвется и не выдаст её.

– Слава Богу! Он взорвался! Честно, Эмка, он просто взлетел на воздух!

– Взорвался? Что…

– Да магазин, что же ещё?! Ты в окошко-то выгляни, тебе как раз хорошо видно должно быть!

– А ты? Ты где? Ты вроде как хотела пойти, – теперь Эмилию трясло всю с головы до ног, – ты где?

– Да я тут, на улице. Я вообще отравилась. Салатом, наверное. Так плохо было, вот у Затычки и отпросилась! А тут вижу такое! И сразу выскочила! Я так за тебя испугалась, у парня тут одного мобильник взяла позвонить тебе. Свой-то я дома оставила. Он полыхает снизу доверху, Эмка! Просто жуть! Может, прид ёшь?

– Нет.

– Ну, я успокоилась, что ты дома. Я тебе ещё позвоню завтра, слышишь? Давай, пока, – в трубке раздались короткие гудки. Эмилия со второй попытки положила её обратно на базу.

– Ты это знал, Макс?.. – прошептала она в темноту.

Просидев у телефона чуть не полчаса, Эмилия прошла в комнату и стала искать тетрадь. Почему-то у неё никак не получалось вспомнить, где она её оставила. Свет она включать не хотела, чтобы не разбудить детей. Им и так досталось. Эмилия подошла к кровати Вени и похолодела. Кровать была пуста. Целую секунду она почти паниковала, потом вспомнила, что мальчишки, когда чего-то боялись, часто спали вместе на одной кровати. Проверка спального места Коли подтвердило это предположение. Оба брата спали на неразобраной постели, держа друг друга за руки. Она смогла это разглядеть, когда чуть отодвинула штору от окна. Подушка, на которой лежали братья, была странно мокрой. Не похоже, что от пота. В свете уличного фонаря, проникавшего в щель между шторами, Эмилия вдруг увидела тетрадь. Та валялась, смятая, посередине комнаты, судя по её виду, по ней уже кто-то ходил, и не один раз. Подобрав тетрадь, она задёрнула штору и ушла на кухню. Пришлось включить свет. Сидевшая на столе Джульетта при виде Эмилии с тетрадью в руках вдруг прижала уши к голове, беззвучно зашипела и, спрыгнув на пол, стелящейся походкой убежала в комнату, передвигаясь галсами, как корабль в шторм. Эмилия не обратила на неё никакого внимания. Сев на табуретку, она стала читать. Если раньше это читалось как белиберда, то теперь ясно было, о чём же писал Макс. Эмилия была начитанная, как и положено консультанту книжного магазина.

– Данте, – прошептала она, водя пальцем по фразам. – А это… Гейне вроде… Брэдбери, конечно… Макс, ты же ничего этого не читал! Как можно цитировать то, что не знаешь вообще… Или читал?

Последняя фраза занимала целый разворот тетради. Дальше ничего не было написано.

– Ясно вижу Трою павшей в прах… – начала было Эмилия, но тут зажала себе рот рукой. Вдруг ей показалось, что слова из этой тетради, произнесённые вслух, звучали как заклятье из книги-гримуара сказочного злого колдуна.

Она вскочила, достала из сушилки тарелку, порвала на неё тетрадь и достала зажигалку. Секунду поколебалась. Это ведь практически всё, что осталось от Макса… Эмилия мотнула головой и щёлкнула зажигалкой. Хватит страшных слов. Знание будущего в конечном итоге привело Макса к гибели.

Она смотрела, как огонь пожирает бумагу, навсегда уничтожая написанное на ней. Макс теперь не напоминал ей сумасшедшего. Он напоминал жрецов древних культов. Те жрецы никогда не раскрывали источника своей исключительной осведомленности, а если и говорили что-то, то никто их не понимал.

На огонь в тарелке смотрели двое. Кроме Эмилии, за ним следила ещё и кошка, подглядывающая из коридора. В жёлтых глазах с узкими змеиными зрачками отражалось пламя. Животное не двигалось с места до тех пор, пока Эмилия не выкинула пепел, не вымыла тарелку и не поставила её обратно в сушилку. Тогда кошка подошла к ней, помахивая хвостом, похожим на вопросительный знак, и, прыгнув на колени, стала тереться об руки Эмилии, мурлыча звонко, как будто силилась запеть по-настоящему. Эмилия рассеянно гладила её, думая о чём-то своём. Минут через десять ей захотелось спать, и, взяв кошку на руки, она ушла в комнату, забыв погасить свет. Сев в темноте на кровать, она услышала, как Коля скрипнул кроватью.

– Мама, – раздалось в тишине.

– Что? – у неё не было сил сердиться.

– Кто такой Барри?

– Ты о чём?

– Сенбернар Барри.

– Была такая легенда о собаке. Она спасала в горах людей, попавших под лавину. Говорят, она спасла сорок человек, а сорок первый убил её, приняв за волка…

Спала Эмилия долго, проснувшись вместе с детьми только на следующий день в час дня. Их разбудил очередной телефонный звонок.

Наступило утро. Народу вокруг пепелища стало ещё больше, хотя полиция всех отгоняла. Весь квартал до их пор был в дыму. Развалины беспрерывно озарялись вспышками молний и фотоаппаратов.

В толпе никто не обратил внимание на старика в поношенной одежде, опирающегося на палку. Он внимательно следил за действиями пожарных, которые всё ещё продолжали свою работу. Рядом с ним стоял молодой парень, крепко державший на руках небольшую собачку. Зверьку не нравился сильный мерзкий запах пожарища, он скулил и пытался засунуть мордочку под мышку хозяину.

– Тихо, Максик. Тихо, – успокаивающе говорил парень, оглаживая песика и, как заворожённый, не отрываясь, смотрел за тем, как пожарные и спасатели лазают в дымящихся развалинах.

– А я ведь там только два дня назад книжку покупал, – в конце концов, не выдержал юноша, обращаясь к первому попавшемуся слушателю – старичку с тростью, стоявшему рядом с ним. Тот живо посмотрел на него.

– И какую вы купили книгу, молодой человек? – с неожиданным интересом спросил он.

– «Имя Розы». Только я её ещё не прочёл. Две главы пока осилил.

– А говорят, молодое поколение не читает.

– Не, читаем, читаем…

– «Читаем» – это хорошо… – пробормотал старичок как будто сам себе, и его глаза, казалось, зажглись малиновым светом, отражая отблески затухающего пожара. В тот момент пошёл дождь. И шёл, не переставая, почти двое суток. Когда он кончился, от жары не осталось и следа.

Расследование было долгим. Версию плохой проводки отмели сразу. Эксперты, едва только попав на пепелище, сразу заявили, что это был поджог. А пока они собирали фрагменты и доказательства, руководству одного из ведущих телеканалов пришло электронное письмо. Сначала, прочитав его, они подумали, что это шутка. Но потом подключившиеся спецслужбы, пару раз просмотрев послание, изъяли у канала файл и пригрозили жесточайшими карами, если информация хоть где-то всплывёт… в Интернете особенно. Всплыло всё равно. В тот же день. Сослались на хакеров. Коротенький видеофайл с главным героем Петром Кукушкиным несколько дней подряд начинал каждый выпуск новостей.

Оставленные одни дома, Коля и Веня увидели первый же такой выпуск. Ведущая новостей в строгом костюме грозно сказала, что детей необходимо увести от экранов телевизоров. Мальчишки, естественно, не двинулись с места, продолжая поедать сухую лапшу быстрого приготовления прямо из пакета и не отрывая взглядов от экрана. Съёмка велась, видимо, на обычный ноутбук с веб-камерой. С кухней в стиле модерн на заднем плане на экране появился писатель Кукушкин. В жёванной розовой майке с трудно различимым принтом, с сигаретой в трясущихся пальцах и небритый.

– Я записал это послание для всех… людей, – хриплым голосом начал он, вперив в невидимого зрителя мутные, красные глаза. – Чтобы объяснить… то, что я хочу объяснить уже давно. Я писатель. Всю мою писательскую жизнь я считал и считаю своим долгом раскрывать перед людьми опасности их существования. То, что мешает им стать… более моральными. Ведь эволюция людей – это эволюция морали… Со средних веков мы неплохо продвинулись… Или нет? Мораль – это что? Разрешать мерзости или искоренять их? Разрешать тётке с бешенством матки совращать вашего мужа, ведь она просто больной человек, или сжечь её, потому что слова не помогают? Разрешить пьяным толстосумам носиться по улицам, сшибая людей и подминая под свои бронированные танки маленькие машинки, или переехать их по-тихому, выловив после какого-нибудь заседания? Если я так сделаю, что люди подумают? Не скажут, а именно подумают? Скажут-то они социально желаемое, это понятно. А подумают, что я искоренил зло. Разрешать педофилам издеваться над вашими детьми, потому что иначе права этих озабоченных будут ущемлены, или прекратить это раз и навсегда известным способом? Что вы ПОДУМАЕТЕ, когда я вас об этом спрошу? – Кукушкин на время замолчал, стряхнув в невидимую для зрителей пепельницу столбик пепла, успевший образоваться на сигарете. Потом он опять глубоко затянулся и продолжил:

– Видимо, я не очень хороший писатель. Я всю жизнь показывал в своих книгах этих тварей, убивающих всё человеческое. Показывал, как они это делают. Предупреждал. Но все почему-то посчитали, что на них надо равняться. Я долго думал, почему. И понял. Между мной, писателем, и вами, моими читателями, стоит посредник. Книга. Все равно, какая. Цифровая или бумажная. Книга – источник знания. Любого знания. В последнее время это лишь агитация аморальности. Покупают только аморальность. Если книга моральна, её надо сначала очернить в СМИ, сказать, сколько можно там прочитать всякой дряни и мерзости, тогда её купят… и определённым образом прочтут. Пушкин наше всё? Ха! В наше время особенно. Лично я преклоняюсь перед ним. То, что остальные развезут на несколько страниц, силясь описать человека или ситуацию, он легко умещал в строфу. Настоящий укротитель родной речи. Слова знают все, а выделывать с ними такое, чтобы получалась просто музыка… Ну и что? Кто на это смотрит? Нам подавай мерзость, тогда будем читать! Мёртвая царевна жила с семью мужиками. Царь Салтан пытается утопить свою жену за то, что, как ему донесли, она родила ублюдка неизвестно от кого. Иван-царевич по-зоофильски жил с лягушкой… Другое дело! В духе дня! Совсем не архаично! Можно читать! – он невесело рассмеялся, едва не закашлявшись. – Я всегда хотел совершить героический поступок. Знаете, как в детстве мечтают. Думал писать книги, которые научат людей хорошему, показав плохое. Ну, как сын алкаша, постоянно видя отца в непотребном виде, может, к бутылке за всю свою жизнь не прикоснётся, и не будет в его семье такой проблемы. Не вышло. А уж когда этот козел решил включить мои книги в школьную программу… Сознательное развращение детей я не могу стерпеть. Любовь к детям – это последнее воспоминание человечества о рае… Кто так сказал? Я не помню. Это мой последний шанс. Я искореню храм порока, где люди поклоняются всей этой мерзости. А заодно и её адептов. Вы не представляете, сколько времени я убил на то, чтобы собрать всю эту элиту. Мне повезло. Я для них свой. Как глашатай, провозглашаю их веру. Их время. Ну что ж. начит, буду им. Провозглашу начало конца их времени.

Я выбрал «Империю Гутенберга», потому что это… Место поклонения. Злым силам. Империя… была такая… Римская Империя. Великая. Величайшая. Но только до тех пор, пока туда не проник порок. Всем известно, с какой скоростью эта самая империя изничтожилась… Сама на себе завязалась узлом. И варвары прикончили её. Потому что давно уже не было в ней никакой силы. Ни для того, чтобы отдавать приказы, ни для того, чтобы действовать. Этот магазин – давно не империя, а лишь средство для распространения мерзости и порока. Этот магазин раньше был символом… Символом знания, просвещения, познания. Храм знаний, как у нас в буклетах пишут. И чтобы он храмом и остался, надо его разрушить. Если оставить и не разрушить, то это будет капище… Символ есть не только здание, но и его разрушение.

Я работал один. Я – бич Божий. А раз так, невинные не должны погибнуть. Я в это верю. Я не монстр. Не маньяк. И верю в то, что не сумасшедший. Готов отвечать за содеянное мною. И верю в то, что так будет лучше. Всё. Пока.

На экране мелькнула рука Кукушкина, закрывавшего свой ноутбук. Сразу вслед за этим появилась дикторша и стала что-то быстро возмущенно говорить. Дети ее не слушали. Как раз в этот момент они доели лапшу и ушли на кухню поискать еще чего-нибудь вкусненького.

Эмилия это воззвание так и не увидела. По телевизору его скоро перестали показывать, а Интернета у неё не было. Ей было и не до того. После похорон своего брата она пошла в магазин напротив их дома кассиром. Жить-то надо было все дни. Сыновей она оставляла тёте Тане. Та не была против. Через неделю к ним вечером пришёл какой-то человек, назвался Толей и долго играл с мальчиками, пока их мать молча пила кофе на кухне. На следующий день повторилось тоже самое. И потом – тоже. Через месяц Толя остался у них ночевать, а ещё через месяц они разменяли свою однокомнатную квартиру на двухкомнатную в соседнем доме. У братьев теперь была своя комната. Они были счастливы. И мама, похоже, тоже была счастлива. И папа Толя тоже. В ту осень Коля пошёл в первый класс. И в программе школы не было ни единой книги Петра Кукушкина.

Даня Касаткин вообще не знал, что случилось. Кукушкин ему не особо нравился. Стареющий обрюзгший придурок, имеющий на некоторые вещи какие-то странноватые взгляды. Не звонит – и ладно. Может, повезёт, он никогда звонить не будет. Последнее время он Даню утомлял. Касаткин телевизор не смотрел, радио не слушал, в Интернете никогда не заходил на информационные порталы. Никто так и не узнал, что Кукушкин ездил к нему, и о том, что случилось, Даня узнал случайно. Уже зимой он переживал увлечение живописью. И проснувшись как-то часа в четыре вечера – на час раньше обычного – он решил, что ему просто необходим альбом по искусству. Прыгнув в машину, он помчался в город к отцу. Машина ревела, как лев – низко и громко. Отец был на работе. Как всегда. И не был особо рад, когда сын потребовал денег. Но всё равно дал. Лишь бы сын убрался. Как обычно. Даня на максимально возможной скорости понёсся в «Империю Гутенберга». Лучший книжный магазин в городе уж наверняка должен продавать альбомы по искусству. По дороге его два раза останавливали и штрафовали: один раз за превышение скорости, второй раз за движение задом по дороге с односторонним движением. Он был доволен. Но, выехав на Обвалова, Даня впервые за долгое время удивился. «Империи Гутенберга»… не было! Сначала он думал на себя. Большой любитель разной химии, спиртного и энергетиков, он вполне мог… что-нибудь перепутать. Но нет… Дома, вывески и прочее… Всё как надо. Даня заглушил мотор и, оставив машину в месте, где парковка запрещена, пошёл, осыпаемый снегом, в ту сторону, где, по идее, должен был быть магазин. Под ногами была снежная каша. Даня промочил ботинки и замёрз. Никакого книжного магазина не было. На его месте был котлован. Стройка. Подойдя поближе, Даня посмотрел на информационный стенд. Строится торговый центр. Скоро уже построится.

– А где книжный?! – он даже не понял, что произнёс эти слова вслух, пока не получил неожиданный ответ.

– Сгорел, молодой человек. Ещё летом. Вы, видать, нездешний?

Даня резко, психованно повернулся. Рядом с ним стоял старик в поношенном пальто и меховой кроличьей шапке. Мокрый мех на ней торчал в разные стороны. Одной рукой дед опирался на трость, другой держал над собой чёрный зонтик, защищаясь от сильного мокрого снега. Дане он сразу не понравился. Таких всегда показывают во всяких слезливых передачах. Типа позвоните родителям, тра-ля-ля и всё такое.

– Как сгорел?! Когда?!

– В августе. Была ночная презентация модной книги, автор её оказался пироманом, – старик на удивление хищно улыбнулся. – Он устроил взрыв, и магазин сгорел, как свечка. Даже пожарные подъехать не успели.

В голове Дани что-то шевельнулось… Вспомнилось жаркое лето… Кукушкин тогда носился с какой-то бредовой идеей о взрыве в ограниченном пространстве. А Дане тогда нравилось решать разные такие задачи. Помнится, он её решил…

– Как его звали? – резко спросил он.

– Кого? – дед, как птица, склонил голову набок и внимательно смотрел на него тёмными глазами. Как будто прекрасно знал то, о чем думал Даня.

– Пиромана.

– Пётр Иванович Кукушкин. Я помню, даже разговаривал с ним…

Даня уже не слушал деда. Внезапно он испугался. Вспомнил какие-то фрагменты новостей, передаваемых по радио, когда он включал магнитолу в машине… Болтовню людей в очередях… Слова, которые говорил тогда Кукушкин…

Он отступил от всё ещё улыбавшегося старика. Зубы вдруг застучали, просто залязгали друг о друга. Как же его до сих пор не нашли?.. А ведь у него кое-что так и осталось дома… Старик продолжал на него смотреть не мигая. Даня повернулся к машине, а ноги его уже бежали, а трясущиеся пальцы нащупывали в кармане дорогой меховой куртки ключи… Касаткин растянулся в снегу и грязи, ободрав лицо и вымокнув окончательно. Кое-как поднявшись, он стоял, нагнувшись, вцепившись руками в колени и пытаясь отдышаться. Шум вокруг, казалось, исчез, полностью заглушаемый громом крови в ушах. Прошло минут пять, прежде чем он успокоился настолько, чтобы выпрямиться и оглядеться. Никто не обратил на него внимания. Деда рядом не было, он, наверное, уже ушёл. Неожиданно за спиной Дани раздался жуткий лязг, а сразу за ним – отчаянный вой сигнализации и первостатейная ругань.

– Какой придурок сюда свою тачку поставил?! – различил он сквозь нецензурные выражения. Даню мороз продрал по коже. С недобрым предчувствием он повернулся и…

Огромный, доверху гружёный самосвал смазал при завороте на стройку по его машине, буквально распоров ей весь бок. Восстановлению это не подлежало. На трясущихся ногах Даня подошёл к месту столкновения. Рослый водитель, выскочивший из кабины самосвала, угрожающе на него надвинулся.

– Твоя, что ли?! Малохольный! Ты чего, зенками своими не видишь знака?! – мужик в ярости ткнул пальцем в три знака, прикрученные к ближайшему фонарному столбу. «Строительные работы», «Остановка-стоянка запрещена», «Работает эвакуатор».

Из-за строительного забора стали появляться рабочие.

Даня попятился от них. Вспомнив правила дорожного движения, он понял, что ему всё равно ничего не светит. Тем не менее, он отошёл от начинавших злиться рабочих ещё дальше и достал мобильник. Позвонил отцу.

– Разбил машину? – переспросил низкий зычный голос в трубке. – Слава Богу!

Стройка продолжалась полным ходом. Заказчики торопили. На этом месте сначала вообще ничего не хотели строить. С людьми произошла странная вещь. Если сразу после пожара они чуть не на митинги ходили, требуя, чтобы магазин был восстановлен на прежнем месте, то через несколько дней как будто раздумали. Власти боялись принимать какое-либо решение, и даже организовали через некоторое время голосование среди жителей города. На вопрос «Что Вы хотите видеть на месте книжного магазина?» можно было ответить: книжный магазин, торговый центр, парк, парковку. Торговый центр набрал максимальное количество голосов, хотя не сильно опередил парк. С максимальной для себя скоростью власти расчистили участок и с удивительной поспешностью начали воздвижение торгового центра. Как будто важно было не оставить это место пустым. В новом торговом центре, как обещали, целый этаж будет отдан под торговлю книгами.

К вечеру самосвал все-таки заехал на стройплощадку, и рабочие сноровисто разгрузили его. Между ними расхаживал прораб в каске с наклейкой оскалившегося добермана на ней и покрикивал на них, заставляя ускориться. В какой-то момент к нему подскочил представитель заказчика.

– Привет, Саныч. Как сроки?

– Как хотели. Сегодня заканчиваем с фундаментом.

– Прекрасно. Так держать, Саныч!

Они поговорили еще пять минут, потом представитель заказчика ушел, а Саныч позволил себе задуматься на пару минут. В бригаде пропал один человек. Сварщик. Очень хороший специалист. Сбежать не мог. Это был разумный мужик. А в полицию Саныч заявлять тоже не хотел. Сварщик работал несколько… нелегально. Он даже прошёлся с утра с несколькими строителями по всему объекту, заглядывая в каждый закоулок – вдруг бы нашли его. Но нашли только его зажигалку. Такой больше не было ни у кого в бригаде. Из тех, которые надо бензином заправлять. И откуда у него такая вещь? Она лежала в бетонном месиве, и нашли её случайно. Всё. Больше ничего. На самом деле тот сварщик так и остался на своём рабочем месте. Его коллеги ещё много месяцев ходили по тому месту, где он лежал… Как и его предшественник. Хотя в те далекие годы бетон еще не изобрели и того безвестного парня просто заложили кирпичами. Торговый центр будет прекрасным, прочным зданием. И простоит долго-долго.