Текст книги "Падение Империи Гутенберга"

Тот год был очень удачен для него как для писателя. Популярность его книг только увеличивалась прямо пропорционально к его желанию сжечь всё то, что он написал. Может быть, Гоголь в своё время именно поэтому сжег второй том своих «Мертвых душ»? Потому что был уверен, что, хотя он описывал людские пороки, вскрывал их, чтобы другие не делали так, как герои его книги, читатели все равно сделают их образцами для подражания?

– …Фанатик Гай Фокс сам вызвался поджечь шнур…

Собственно, тем, что великий писатель сжёг этот свой том, он ничего не добился. Ведь он сжёг только книгу. А не её героев. Как и все классики, Гоголь писал с натуры… Кукушкин даже дышать перестал на пару секунд. Сердце как будто остановилось, пропустило один стук и… пошло дальше. Он шумно выдохнул. Самому сжечь героев своих книг – это… правильно. А с точки зрения настоящего времени – ещё и чертовски современно.

– …Заговорщики готовились к подрыву долго и тщательно…

Начать надо с того ничтожества, который посмел ему предложить связаться с системой школьного образования. Потом журналюга из той жёлтой газетёнки, опубликовавший мерзейший сюжет о том, как Кукушкин отдыхал в компании сомнительных девиц в каком-то джакузи. Объяснять читателям, что он в том заведении пробыл ровно полминуты – ровно столько, чтобы забрать у знакомого редактора файл с некоторыми замечаниями по его последней книге, было бесполезно. Кто бы поверил? А после того журналюги… только вот как быстро его бы раскрыли и прекратили бы изничтожение им «героев эпохи»? С каждым разом шансы попасться только увеличивались бы.

– …Участники заговора Кейтсби и Перси предпочли быть застреленными при задержании…

А ведь взрыв решил бы проблему. Одним махом. Всех сразу.

Кукушкин мигом вспотел, несмотря на сквозняк из приоткрытого окна. Да. Всех сразу. И себя заодно. Согласно тому, что заявили ему в платной клинике, куда Кукушкину посоветовали сходить, жить ему все равно оставалось недолго. Так почему бы, в самом деле, не сделать что-то действительно стоящее?

– …Сам Гай Фокс избежал долгой и мучительной смерти, спрыгнув с эшафота так, что умер мгновенно…

Взрыв – то, что нужно. Пётр почувствовал возбуждение. Он уничтожит всех выбранных им распространителей Порочности, а заодно и его избавит от бесконечно длинного умирания. Писатель вспомнил о своем приятеле Дане Касаткине. Этот псих постоянно хвастался тем, что может создать взрывное устройство из обычного приёника. А он редко преувеличивал свои возможности.

Макс с отсутствующим видом сидел на детской площадке. Это был свой собственный маленький мир в себе. Большая часть родителей состояла из молодых мам с детьми лет до четырёх, с которыми в цивилизованное место вроде торгового центра идти было рано, и приходилось коротать время тут, во дворе. Они сидели особняком, болтая друг с другом, обмениваясь музыкой со смартфонов, поедая семечки и чипсы и запивая всё это био-кефиром и диетической кока-колой. Дети в это время, кроме самых маленьких, бегали по площадке, катались с горки, играли в песочнице и ссорились из-за единственных качелей. Кто-то рисовал мелками рожицы на асфальте, кто-то нарвал разных растений и теперь готовил из них еду, замешивая всё с песком и камнями, двое катались на самокатах, один пытался проехаться верхом на пластмассовом игрушечном грузовичке.

Кроме родителей с детьми под деревьями расположились местные старички, занявшие скамейки со спинками, а также все, кто работал рядом и мог сбежать ненадолго с рабочего места, чтобы отдохнуть.

Макс сидел отдельно от всех на низеньком заборчике. Они уже около года приходили сюда, хотя раньше гуляли на другой площадке, ближе к дому. Но когда там упало большое дерево, они резко поменяли предпочтения. На новом месте к нему все привыкли, знали, что он приходит сюда с двумя племянниками, но близко с ним никто не знакомился. Мало того, едва он появлялся, все как будто немного поворачивались, таким образом, чтобы в любой заданный момент времени видеть, где находится Макс и что он делает. Его детей никогда не задирали – побаивались, что он может за них вступиться. Вернее, КАК он может за них вступиться, хотя Макс повода никому ни разу не давал.

Кроме локальных передвижений посетителей детской площадки картина перед глазами Макса не менялась, и он стал задрёмывать, опасно кренясь набок и рискуя упасть с заборчика. Шелест листьев, шевелящихся от горячего ветра, выкрики детей, игравших в салки и говор их матерей усыпляли его…

– Макс!

Он встрепенулся и успел схватиться одной рукой за забор, чтобы удержаться и не упасть вниз, в жухлую траву. Перед ним стоял Веня – в песке с ног до головы, с уже разбитой где-то коленкой и вечной грязью под носом. В руках он держал листок. Сухой и побуревший.

– Чего, Вень?

Макс на всякий случай поискал взглядом Колю. Тот болтался на турнике ещё с двумя мальчишками. Макс успокоился.

– Почему он такой? – Веня протянул ему листик. Макс растерянно взял его и повертел в пальцах. Сухой лист чуть слышно похрустывал.

– Какой «такой»?

– Ну, сухой и количневый, – Веня, как обычно, немного картавил. – Сейчас ведь лето, а не осень.

– А… – Макс заставил себя включиться в действительность. Мысли ворочались с трудом, сон никак не хотел отпускать, глаза сами собой закрывались.

– Это от жары. Она…высасывает воду отовсюду, в том числе и из листьев. И из травы. Поэтому он сухой. А коричневый из-за… Из-за солнца. Оно у него весь зеленый цвет сожгло, – про хлорофилл объяснять было лень. Ведь тогда Веня нипочём не отстанет от него в ближайшие десять минут, а на вопросы отвечать совсем не хотелось. В голове возникла и стала расползаться боль. Солнечный свет показался странно резким.

– Как загал у людей?

– Примерно так.

– Лист заголел! – Веня засмеялся. Макс тоже улыбнулся одними губами. Смех племянника ножом вонзился в мозг.

– Беги, поиграй ещё. Обедать пока рано.

Веня побежал к брату. Макс слез с забора и сел под хлипкое деревце, росшее рядом. Под его чахлой кроной почти не было тени, зато можно было расслабиться, не боясь упасть. Привалившись к тоненькому стволу, он закрыл глаза, пытаясь так отгородиться от света. Но почти сразу открыл их, потому что не смог вынести отсутствия картинки перед собой.

В двух шагах от того места, где он расселся под деревом, была скамейка. На ней сидели молодая женщина с девочкой лет пяти. Девочка не пошла играть, а стала просить маму почитать ей. Макс не обратил на это внимания, пока они не достали из розового рюкзачка девочки книжку и не открыли её.

– Бим-бом! Тили-бом!

На дворе – высокий дом…

Макс напрягся. Как будто дёрнуло что-то, крикнул в уши кто-то из-за спины. Он выпрямился, как аршин проглотил, покрылся холодным потом. А мама с дочкой продолжали читать. Они читали, ему казалось… Казалось и сразу пропадало, Макс не успевал запомнить…

– Максик! Максик! – кто-то звал его и тряс. Макс очнулся, обнаружив, что всё-таки уснул под деревом. А может, совсем не уснул… В спину вонзался какой-то мелкий сучок. Перед Максом стоял старший племянник Коля. За ним прямо на пыльной земле сидел Веня и высыпал из носков песок. Разношенные сандалии валялись рядом.

– Что? Что такое?

– Ты чего? Чего не отвечаешь?

– Заснул. Жарко так. Что случилось?

– Обедать пора. Есть хотим.

– А… Ну пойдем, поедим. Мама там вроде какие-то котлеты оставляла.

Он встал с земли и, с трудом переставляя затекшие от долгого неподвижного сидения ноги, побрёл вслед за мальчишками. Вслед ему, впиваясь в уши, неслись чётко произносимые мамой девочки слова:

– Взобрался по обоям. Вскарабкался на стол.

И разлетелся роем золотокрылых пчел…

Максу показалось, что оставшиеся на площадке как будто вздохнули с облегчением, когда он ушёл. На самом деле так и было.

Его считали, можно сказать, местным маньяком. Как он предполагал, им пугали детей. Иногда, когда Эмилия задерживалась, а Макс забывал дома ключи от квартиры – а такое бывало не так уж редко – они сидели с детьми на площадке до самого позднего вечера, когда вокруг становилось уже темно и включались фонари. Последний раз это было ещё в июне, как раз тогда, когда шли дожди. Эмилия оставалась в магазине допоздна – был какой-то переучет перед проверкой. Она тогда пришла около часа ночи. Макс в тот день оставил ключи дома, а соседки на месте не оказалось – она тогда как раз к родственникам уехала. Денег у Макса не было, скоротать время они нигде не могли, поэтому просто сидели на детской площадке перед домом и ждали Эмилию. В отличие от других их двор никто не облагораживал, он был дикий, заросший, со старой деревянной горкой и сломанными качелями. Коля и Веня забились под горку и сидели там, прячась от дождя, греясь друг об друга и ожидая мать. Макс сидел на качелях прямо под дождем. Те тихонько поскрипывали, когда он несильно раскачивался на них. Дневная серость вокруг перешла в чёрно-синюю мглу, кое-где освещаемую рыжим светом редких уличных фонарей. В воздухе висела непрозрачная морось, иногда переходившая в довольно сильный дождь. Было тихо, только слышно было, как вода текла и капала. Через площадку проходила кратчайшая тропинка к двум дальним домам. Через неё время от времени проходили прохожие, торопясь скорее добраться домой. И все косились на него. Макс косился на них в ответ. Когда мимо проходила молодая девушка, а он внезапно встал, она вскрикнула и бегом припустила к домам, окна которых призывно светили из-за деревьев. Мальчишки тогда рассмеялись.

– Ты похож на маньяка, дядя Макс! – крикнул сквозь смех Коля.

– Пойдем ещё кого-нибудь напугаем! – предложил Веня, но Максу этого совсем не хотелось. И всё равно он произвёл впечатление ещё по крайней мере на шестерых, пока, наконец, из тьмы не выступила Эмилия. Увидев его и сыновей во дворе, она, естественно, стала ругаться, тем не менее, Макс был невозможно рад видеть её. Последние полчаса ему уже начинало казаться, что он попал в какой-то другой мир, а Эмилия вернула его в реальность. Коля и Веня в тот вечер, несмотря на то, что очень замёрзли и промокли, были счастливы – ведь им так поздно удалось лечь спать.

Пол под ногами не циклевали лет тридцать пять. От поскрипывания невозможно было спастись. Но Эмилия продолжала идти вперёд, уверяя себя, что Макса из его транса каким-то там скрипом не вывести. Под босыми ногами один раз оказалось что-то жёсткое, видимо, игрушечный солдатик, и Эмилия едва не вскрикнула от боли, но сдержалась, опасаясь привлечь к себе криком внимание. Коридор между комнатой и кухней был невелик пара шагов буквально, но это расстояние Эмилия преодолела минут за десять, стараясь лишний раз не шуметь. Привлечённая тем, что хозяйка встала, кошка, коротко муркнув, спрыгнула с подоконника в комнате и сразу оказалась рядом, громко мурлыча и трясь о ноги Эмилии.

– Тише, тише, Джульетта, – как можно неслышнее прошептала она и выглянула на кухню.

Освещаемый светом от уличного фонаря, у кухонного окна стоял её брат и смотрел сквозь стекло куда-то вниз, во двор. Эмилия не рискнула подобраться поближе и попыталась что-нибудь разобрать с того места, где стояла. Макс неразборчиво бормотал какие-то слова себе под нос. На подоконнике перед ним что-то лежало. Эмилия, прищурилась, пытаясь разобрать, что это, и подобралась ближе. Это была тетрадь. Самая обычная тетрадь. Тонкая, в двенадцать листов, на задней обложке таких обычно печатают таблицу умножения. Макс писал в ней карандашом, хотя вовсе не смотрел на то, что делает, продолжая без всякого выражения глядеть на улицу. Некоторое время в кухне было почти совсем тихо. Только слышалось дыхание находившихся там людей, мурлыканье кошки, теревшейся о ноги не замечавшего этого Макса, и скребущий звук карандаша, которым её брат продолжал карябать строчки в тетради – звук от этого был, как будто мышь что-то грызла. Как Эмилия не всматривалась в тетрадь, из-за темноты она не смогла ничего разобрать, кроме того, что все листы покрыты словами, написанными крупными буквами.

Внезапно без всякого предупреждения Макс отшвырнул карандаш, захлопнул тетрадь и зашагал вон из кухни. Эмилия еле успела отодвинуться в сторону, чтобы не столкнуться с ним в коридоре. Брат прошлёпал мимо босыми ногами, чуть задев её волосы своими плечами, хлопнулся на свою раскладушку и затих.

Эмилия прошла мимо него, села на свою кровать и сидела так минут десять, усиленно думая. Куда он дел тетрадь? Она выпустила его из поля своего зрения буквально на пару секунд, если не меньше, но из кухни он выходил с тетрадью – это она точно помнила, а на раскладушке спал уже без неё. Рядом с ней на кровать вспрыгнула кошка и тут же стала умываться.

Эмилия рассеянно погладила её мягкий мех, затем встала и начала обыскивать угол Макса. Проверила его мятую несвежую постель, стараясь его не коснуться, пол под раскладушкой, ворох одежды, которую он швырнул рядом с собой, у изголовья кровати. Тетради нигде не было. В коридоре также ничего не было, в кухне – аналогично. Она исчезла бесследно. Эмилия даже на мгновение усомнилась, может быть, ей все это приснилось? Но нет. В кухне валялся карандаш, который Макс кинул прямо на пол. А вечером его не было, ведь Эмилия подметала на ночь пол в кухне, собирая вездесущую кошачью шерсть.

Вернувшись обратно в постель, она подумала, что не заснёт, ломая голову над тем, куда пропала тетрадь, но заснула почти сразу. Сны ей никакие не снились, во всяком случае, Эмилия их не помнила. Проснулась она от дребезжащего звука будильника. Никто на звон не среагировал. Макс и дети просыпались позже, сами, когда Эмилия уже уходила на работу. Было лето, и мальчишки-погодки вместо детского сада целый день торчали с Максом. Вопреки общему мнению соседей и родственников Эмилия не считала, что опасно оставлять с ним детей. Наоборот. Она считала, что Макс – самая надежная нянька для них. Думая об этом, пока чистила зубы и умывалась, набирая тёплую воду, текущую из холодного крана, она в который уже раз приходила к такому же выводу, как главная героиня в старом фильме про робота-терминатора. Макс, как и терминатор, никогда не бросал детей, не говорил, что занят, что у него болит голова. На него всегда можно было положиться… До того дня. Когда он оставил детей на попечение соседки тети Тани, а сам побежал к ней в магазин. Не значит ли это, что он хотел передать что-то важное? Важнее, чем доверенное ему дело?

Пора было бежать на работу. Эмилия всегда заводила будильник на самое крайнее время, чтобы подольше поспать. Времени оставалось только на то, чтобы успеть умыться, одеться и проглотить чашку кофе с бутербродом. Но, обуваясь, она дала себе слово завести будильник на следующий день на час раньше, чтобы иметь возможность обыскать квартиру и найти тетрадь. Почему-то ей стало казаться, что тетрадь – это важно. И важно найти, где Макс её прячет. Вовремя найти.

Пока Эмилия шла на работу, то не переставая думала об этом.

Ей не нравилось шпионить за братом. По-своему она его очень уважала. И любила. Но уважала тоже. В трудную минуту на него всегда можно было положиться. Макс не зарабатывал ни копейки. Зато он всегда защищал её. Когда-то давно от отца. Она этого не помнила, но по рассказам матери (Макс об этом никогда не говорил) отец был страшным человеком.

Потом в школе…

Стоя в общей толпе у пешеходного перехода и дожидаясь, пока зажжется зелёный свет, она стала вспоминать школу…

В тот раз в старших классах брат дрался просто насмерть с одним парнем, который как-то пригласил её, семиклашку, на дискотеку, а потом, когда она зашла в туалет, попытался там изнасиловать. Эмилия матери об этом, конечно, не рассказала. Зато рассказала своей подруге и спросила, что делать. Ничего ценного та, понятное дело, не посоветовала, но их разговор услышал Макс. Он уже два раза оставался на второй год, да и в школу пошёл с восьми лет, так что в то время сумел добраться только до девятого класса. Несостоявшийся обидчик Эмилии учился там же. Макс подкараулил его после школы и молча кинулся на него. Никто не знал, что конкретно произошло в той подворотне давно выселенного дома. Когда мать пошла искать сына в первом часу ночи, уверившись, что он, видимо, уже не придет домой, она нашла его на скамейке у дома. У Макса просто не было сил подняться вверх по лестнице. Когда она стала спрашивать, что случилось, он молчал. А тот парень вовсе оказался в больнице. Все подумали, что его избила целая банда пьяных подростков. Вряд ли кто-нибудь поверил бы, что хилый заморыш из соседнего дома смог так отделать самого сильного мальчика в классе, а парень не сознался, кто его побил. Мать, однако, сразу поняла, что одно с другим связано. Она сначала пробовала выведать что-нибудь у Макса, но тот просто молчал и смотрел мимо неё куда-то в пространство. Тогда она взялась за дочь. Эмилия была не железная и уже минут через пять просто расплакалась и всё матери выложила. Думала, что та станет ругаться. Но мама ругаться не стала. Вместо этого она пошла к Максу и спросила, не хочет ли он чего-нибудь. На это Макс ответил, что не хочет больше ходить в школу. Больше он туда не ходил. Окончив девятый экстерном, с тех самых пор он к школе даже близко не приближался.

Потом был Матвей.

Эмилия скривилась, вспомнив о нём.

Мама к тому времени уже умерла, и они с Максом жили вдвоем. А Матвей появился как из ниоткуда, говорил громкие слова и предлагал жить вместе. Эмилия давно уже хотела жить подальше от брата. Ненавидела себя за это желание, но хотела сбежать ужасно. И сбежала. Матвей оказался копией её отца. Когда-то она даже о чём-то таком читала. Что девочки выходят замуж за проекции своих отцов или что-то такое. Видимо, её случай. У них родился Колька. Матвей и до этого пил, а теперь ещё и бить её стал. Эмилия несколько раз порывалась уйти. Он останавливал, извинялся, она прощала, и снова все начиналось сначала. Потом появился Веня… Буквально через пару недель после его рождения она случайно застукала Матвея у соседки… В тот день она собрала свои вещи, забрала детей и ушла обратно домой. Ей повезло, Матвей жил не очень далеко от её дома, она дошла туда с двумя детьми и всем скарбом минут за сорок. Никогда она так не боялась, как тогда, когда нажала на кнопку звонка своей же квартиры. Вдруг Макс и не живёт там уже давно? Всё-таки прошло больше трёх лет.

Но Макс был там. Он открыл сразу, как будто ждал её под дверью. Как он потом сознался, так и было. Еще когда она подходила к дому, он увидел сестру с балкона, хотел даже спуститься и помочь с вещами, но испугался сам не зная, чего. Она не стала его спрашивать, изменилась ли она. И так понятно. Макс изменился. Он ещё больше похудел, посерел, а волосы он, похоже, совсем редко стриг. Когда Эмилия уходила к Матвею, они были сантиметра три длиной, а теперь они доходили до плеч и закручивались там чёрными кольцами.

Матвей пришёл за ней в тот же день и с порога начал качать права, вперив в неё мутные, в красных прожилках, глаза и окатывая её своим зловонным пьяным дыханием. Эмилия уже хотела по привычке закатить скандал, но тут между ней и Матвеем встал Макс. Он отстранил её от дышащего перегаром Матвея, подошел к нему, и что-то тихо прошептал в самое его ухо. Матвей на него странно посмотрел. И отступил на шаг. Развернулся и ушёл, покачиваясь и оглядываясь с таким видом, словно боялся, что Макс набросится на него. И больше Матвей никогда не приходил. Ни разу за все эти годы. Она так никогда и не узнала, что такое сказал Макс.

Проходили дни. Казалось, они перетекали один в другой, минуя ночь, так как разницы не было – пока солнца не было на небосклоне, город просто не успевал остыть. Только календарь показывал, что время всё-таки идёт вперёд, приближая всех к последнему месяцу лета и давая смутную надежду на то, что осень, в конце концов, прогонит жару и прекратит этот ад.

Макс взял пакет чипсов, шипучку и пошёл в комнату. Мальчишки сидели перед телевизором и в упоении спорили друг с другом о том, произойдет сейчас взрыв или нет. Он остановился и посмотрел на них. Погодки. Почти одинаковые в своих затасканных шортах и застиранных футболках с одинаковыми выцветшими картинками на них. На спинах их были одинаковые пятна от пота. Даже стрижки идентичные – Эмилия брила их под машинку, одолженную у соседа. Она всегда их стригла как можно короче, помня, как у одиннадцатилетнего Макса завелись вши в волосах. Её тогда тоже обрили вместе с ним. Она тогда очень плакала, лишившись своих тоненьких коротеньких косичек.

Этот день был рабочим, но они все оказались дома. Макс и мальчики – как обычно, а Эмилия была на больничном, подцепив где-то ветрянку. У неё болела голова, всё тело было в пятнах зелёнки, и она бросалась на всех, как тигрица, которую потревожили. Зато Эмилия теперь каждый день готовила обед. Её брат не любил готовить. Остальные тоже не любили, когда он готовил. То, что у него получалось, можно было назвать съедобным лишь условно.

Макс уселся прямо на пол за спинами племянников, бросив взгляд на драную коробку из-под диска с фильмом, который они сейчас смотрели. На фоне огня там были видны чёрные силуэты людей. Что-то шевельнулось в мозгу и сразу затихло. Он продолжал смотреть на картинку, думая, что же это ему напоминает. По лицу тёк пот. Тёмные пятна на футболках братьев, казалось, увеличивались на глазах. Жара продолжалась недели три, может, больше, а казалось, что уже несколько месяцев.

– Дядя Макс! Ты смотрел этот фильм?

– Да. Смотрел.

– А взрыв будет?

– Будет…

Голос его становился всё тише и тише, но увлеченные кино дети не обратили на это внимания. Макс успел ещё порадоваться этому, как тут его снова накрыло…

«Это море огня…»

– Макс!

Он очнулся. По экрану шли титры. Голоса детей раздавались из кухни – судя по всему, они пошли обедать. В подтверждение этого предположения до ноздрей Макса донёсся запах макарон с мясом. Аромат съестного окончательно вывел его в реальный мир. В дверном проёме стояла Эмилия с ложкой в руке и смотрела на него.

– Я тебе говорю, ты есть пойдешь?

– А… Да. Пойду.

– Выключи по дороге эту штуку, – Эмилия махнула рукой в сторону работающего телевизора.

– Сейчас, – Макс огляделся вокруг себя, ища пульт. Видимо, мальчишки его куда-то засунули. Ладно. Можно и вручную. Он встал с пола и, подойдя к телевизору, протянул руку к кнопке… Экран потух раньше. Дивидишник тоже смолк. Макс замер.

– Эй! В чём дело? – крикнула с кухни Эмилия. – Почему тостер не включается?!

В тот день электросети в городе первый раз дали сбой от бесчисленных кондиционеров, работавших на максимуме.

Эмилия молча сидела на кухне, курила и караулила Макса. Он придёт. Куда денется. С тех пор, как стало жарко, Макс ходил каждую ночь. Даже дети заметили, они спали теперь из рук вон плохо. Сам Макс стал спать на полу, и его сложно было в этом винить – жара была просто нестерпимая. Эмилия теперь большую часть ночи проводила на кухне, наблюдая через открытое окно за огнями раскалённого за день города, и курила всё больше и больше, вспомнив старую вредную институтскую привычку.

А в эту ночь ей было ещё и очень паршиво. В самом начале июля она повела старшего из детей на прививку в местную поликлинику. Прививку сделали, но сама Эмилия, не пойми как, заразилась ветрянкой. Она теперь сидела безвылазно дома, мучаясь от головной боли, стараясь не чесаться и злясь. Кроме неё, ветрянкой в семье давно уже все болели, что заставляло её чувствовать себя ещё более несчастной.

Теперь Эмилия твёрдо решила узнать, куда брат прячет свою пресловутую тетрадку. Она ждала и ждала, сидя на табуретке, ощущая, как пот стекает по спине и груди, смешиваясь с зелёнкой. Зад в стрингах намертво приклеился к табуретке. В довершении ко всем проблемам именно в это время отключили горячую воду. Планово. Естественно. Чему тут удивляться? Несмотря на жару, Эмилия просто не могла заставить своё тело залезть под холодную воду.

Она уже успела выкурить три сигареты, когда из коридора послышался шорох.

– Тишина! – прошептала Эмилия кошке, сидевшей на подоконнике у окна. Та шумно облизнулась и выдвинула усы вперёд, как антенны. Иногда казалось, что животное в самом деле понимало смысл того, что ему говорилось.

Из коридора послышались шаги, и через пару секунд в тусклом свете, проникавшем с улицы, показался Макс. В руках он держал тетрадь. Эмиля не шевелилась, наблюдая, как он прошествовал к окну, открыл там тетрадь и, положив её на подоконник, принялся что-то быстро строчить. Потом, когда Макс уже собрался уходить, при этом безостановочно что-то бормоча, Эмилия затушила в пепельнице бычок и пошла следом, особо не таясь.

Жара здорово повлияла на неё, да и болезнь тоже. Она стала совершенно бесстрашной. Вот теперь она совсем не боялась, что Макс может её заметить, хотя неделю назад боялась даже просто находиться с ним в одном помещении, когда он был… такой.

Неслышно следуя за Максом и практически наступая ему на пятки, в эту ночь Эмилия нашла его тайник. Все было просто до нелепости. Он отгибал ковёр у своей кровати и клал туда тетрадь. Эмилия еле удержалась от смеха. И как она не догадалась до такой элементарщины?! Это же был их старый тайник. И она, и брат прятали туда от матери двоечные контрольные и прочий компромат, когда учились в школе.

Сунув тетрадь под ковёр, Макс сделал ещё два шага, с шумом на этот самый ковёр опустился и затих. Минуту спустя он захрапел.

Эмилия ещё какое-то время стояла перед ним, потом решительно сунула руку под ковёр и вытащила оттуда тетрадь. Первым её желанием было сразу уйти на кухню, включить там свет и прочитать, что же он там всё-таки написал. Она даже собралась так сделать, но ей внезапно очень захотелось спать. На самом деле захотелось. Эмилия ещё пару секунд смотрела на тетрадь, потом прошла к своей мокрой от пота постели и, положив тетрадь под подушку, легла. Минуту спустя она спала. Если бы она всё-таки решилась сразу прочитать содержимое тетради и попыталась включить свет, то обнаружила бы, что света нет. В ту ночь был второй сбой в электросети. Его исправили даже быстрее, чем первый, но многие электроприборы всё же были безнадежно испорчены.

На следующее утро Эмилия, не обременённая обязанностью вставать на работу, проснулась только без четверти одиннадцать. А проснувшись, про тетрадь даже не вспомнила, сразу занявшись приготовлением кофе, чая, яичницы и сосисок. Ей нравилось так поздно просыпаться. Когда приходилось вставать на работу, Эмилию всегда даже тошнило от вида еды, а вот в выходные она просыпалась со здоровым чувством голода. Прошло почти два часа, в течение которых Макс и мальчики проснулись, наелись и пошли гулять, оставив Эмилию в одиночестве, если не считать кошки и горы грязной посуды, дожидающейся в раковине. Эмилии нравилось оставаться одной. Никто не отрывает от мыслей, можно спокойно заниматься тем, чем хочется, и вести себя, как хочется. Переключив телевизор на тот канал, который всегда ей нравился, она не спеша перемыла посуду, вычесала кошку, перестелила постели, постирала белье, покурила, потом взялась за тетрадь. При дневном свете она её сразу узнала. Перед началом каждого учебного года мать покупала им с братом тетради, которыми надо было пользоваться до самого мая. Если они кончались раньше, новые не покупались. Пару раз Эмилии их не хватало, и приходилось просить у подружек. Когда она пошла в выпускной класс, мама купила ей пачку жёлтых тетрадей (Макс к тому времени в школу уже не ходил). Эта тетрадь была последней из той пачки. Эмилия полистала страницы. Первые три были пустыми. Почему – непонятно. Сначала она думала, что это дневник. Но ни дат, ни хотя бы одного нормального предложения она не увидела. Вообще ей все эти записи напомнили египетские иероглифы, какими древние жрецы украшали стены своих пирамид.

АНЕГДОТ. ТОНЕТ КАРАБЛЬ. ЛЮД БЕГАЮТ ПО ПАЛУБЕ ИКРИЧАТ ГОСПОДИ! ЗА ЧТО?! ТУТ АТКРЫВАЕТСЯ ОКНО В НЕБЕ И ОТТУДАГОЛОС СЛЫШИТСЯ ЕСЛИ БЫ ВЫ ТОЛЬКО ЗНАЛИ СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ Я ВАС ВМЕСТЕ СОБИРАЛ

ВОЛК, ЗАДИРАЯ СКОТИНУ ДЕЙСТВУЕТ НЕ ПО СВОЕЙ А ПО БОЖЬЕЙ ВОЛЕ.

ЭТО СДАНИЕ КАК КОСМИЧЕСКИЙ КАРАБЛЬ СКВОЗЬ ГОРИЗОНТ СВОИХ ПОСЛЕДНИХ ПАСАЖИРОВ ОН ВИЗЕТ ПРЯМОВ АД

ОН СТАНЕТ КАРОЙ И БИЧОМ БОЖЬИМ В НОЧЬ КОГДА ЛУНА ВОЙДЕТ В КОГТИ СКОРПИОНА

TALE AS OLD AS TIME

СОДОМ И ГОМОРРА БЫЛИ СОЖЖЕНЫ ЗА ГРЕХИ

Я ВИДЕЛ КОМЕТУ ХВОСТАТУЮ

451300

И РАНЬША ТАКОЕ СЛУЧАЛОСЬ

ЧЕРНЫЕ ЛИСТЬЯ

АЛЫЙ ЗАКАТ

ЧЕРНАЯ ТЬМА

ПЕПЕЛ ЗАРЯ

ПЕЧАТНЫЙ ДВОР ПРИТОН ЧАРОДЕЙСТВА

КРУГОВОЙ САМЫЙ АПАСНЫЙ

ЧТО Я ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ Я ПОМНЮ ЕГО

СТЕНА

РЕВ

ОТ РАЯЛЯ ОСТАЛАСЬ ОДНА НОЖКА

Я КАК САБАКА СОБАКИ ПРЕДАНЫ

ПОТНЫЕ ПЕРЬЯ

ПОТ ЛИПКОСТ МЕРЗОСТЬ ГРЯЗЬ

НА ВСЕХ СТРАНИЦАХ ПРИМАНКА

ПОДОБНОЕ ТЯНЕТСЯ К ПОДОБНОМУ

СЕРЫЙ ДОЖДЬ СЕРЫЕ ЛЮДИ

СЕРЫЕ МАШИНЫ СЕРЫЙ АСФАЛЬТ

СЕРОЕ НЕБО

НАША СБОРНАЯ ВЫИГРАЛА У АРГЕНТИНЫ 3:1 ЖИТЕЛЬНИЦА ПИТИЭТАЖКИ НАШЛА МИЛИОН ДОЖДЬ ПОДТОПИЛ ПОДЗЕМНЫЙ ПЕРЕХОД

РАСПРОДАЖА ПАКЕТ С КОФЕ

КЛАССИКИ МАНЕТКА РУЧКА

ТРОЙНОЙ ОКЛАД ТЕБЕ ЛИШНЕЕ ЧТО ЛИ ВСЕГО ТРИ ЧАСА А ДЕНЕГ КАК ЗА ТРИ ПРАЗДНИЧНЫХ ДНЯ

ПРИДУРОК САМА ДУРА ТЫ МОЕ ПЛАТЬЕ ИСПОРТИЛ

LE PETIT PRINCE

ОНИ РАСПУСКАЮТСЯ ВСЕ НОВЫЕ И НОВЫЕ Я ДАЖЕ НЕ УСПИВАЮ СМОТРЕТЬ КАК ОНИ РАСПУСКАЮТСЯ И РАСТУТ

ЛУЧИСТАЯ ТЕПЛОТА

ОДНА ОБЕРНУЛАСЬ

ОБЕРНУЛАСЬ И В СТОЛБ ОБЕРНУЛАСЬ В СТОЛБ ЗА ЧТО ЗА ЛЮБОПЫТСТВО

КТО ЛЮБОПЫТНИЧАЕТ КАЖДЫЙ РАЗ КТО-ТО ЛЮБОПЫТНИЧАЕТ

Я ЗНАЮ

Я СЕНБЕРНАР

СДЕЛАЮ ТАК КАК СЕНБЕНАР

СИГНАЛЫ ТРЕВОГИ БЫВАЮТ ТОЛЬКО НОЧЬЮ И НИКОГДА ДНЕМ ПОЧЕМУ?

БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ МЫ ЗАЖЖЕМ СЕГОДНЯ ТАКУЮ СВЕЧУ КОТОРУЮ Я ВЕРЮ ИМ НЕ ПОГАСИТЬ НИКОГДА

БИМ-БОМ! ТИЛИ-БОМ!

У КОТА ЛИЦО ПИСАТЕЛЯ

ОН ВМЕСТЕ С МОЛНИЕЙ СХОДИТ С НЕБЕС

ТЛО

РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ А ЕМУ БЫЛО С ЧЕМ СРАВНИВАТЬ?

ТЕМНОТА ТАК ТЕМНО

ТЕСНЫ ВРАТА А ОКНА АГРОМНЫ НО ЕСТЬ СТЕНА НЕПРЕОДОЛИМАЯ

КТО НОСОРОГУ ДАРОГУ УСТУПИТ А ЕСЛИ ДВА НОСОРОГА ОДИН РОЗОВЫЙ ДРУГОЙ ЗАЛОТОЙ КТО КОМУ УСТУПАТЬ ДОЛЖЕН?

ЭТО БЫЛА ЛИШЬ ПРЕЛЮДИЯ

THE SKIES REINED DEATH

О БОЖЬЯ МЕСТЬ КАК ТЯЖКО УСТРАШЕН БЫТЬ ДОЛЖЕН

ВЗОБРАЛСЯ ПО ОБОЯМ,

ВСКАРАБКАЛСЯ НА СТОЛ

И РАЗЛЕТЕЛСЯ РОЕМ

ЗОЛОТОКРЫЛЫХ ПЧЕЛ

Я СКАЗАЛ ЕМУ ЧТО ГУБЫ ЕМУ ОБЪЕМ ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ ПРИДЕТ

Я СЕРДЦЕМ ОЩУЩАЮ КАКУЮ-ТО НЕИЗБЕЖНОСТЬ

И ПРАХ ПЫЛАЛ КАК ПОД АГНИВОМ ТРУТ

Эмилия долго смотрела на мятые страницы тетради. Сначала ей вовсе не понятно было, как на это реагировать. Может, никак? Но она не могла забыть, как он шептал тогда про собаку… Это ведь сбылось. И тот случай, когда он год назад вдруг влетел на детскую площадку, куда она только что пришла с сыновьями, и истошным голосом завопил, что во дворе мужик с ружьем всех расстреливает… Народ с площадки как ветром сдуло. Никакого мужика с ружьем поблизости так и не появилось. Зато буквально через две минуты на площадку рухнул огромный гнилой тополь, уже лет двадцать опасно кренившийся. Исполинское дерево буквально расплющило собой качели, горку и песочницу… А был ещё случай. Когда Макс, идя с ней по проспекту, вдруг понёсся назад, на угол дома, который они только что минули. Эмилия ещё даже не начала спрашивать, что случилось, как вдруг из-за дома на большой скорости вылетел мальчишка лет шести на роликах. Он истошно вопил и, судя по растопыренным рукам, пытался затормозить. Как она раньше его криков не расслышала? Хотя, с другой стороны, рёв от дороги был такой, что ничего удивительного. Макс бросился ему под ноги и как-то смог перехватить ребёнка до того, как тот вылетел бы на дорогу, по которой как раз в ту самую секунду пронеслась огромная фура, обдав их облаком вонючей пыли…