Текст книги "Падение Империи Гутенберга"

Но взошло солнце, стало светло и не так страшно. Татьяна Павловна, хорошо выспавшись, встала почти в полдень, и ей показалось, что звонить – уже слишком. Эмилия ведь не виновата, что её брат чокнутый… Да и Макс ничего такого не делал, только сидел на ступеньках и что-то рисовал. И вообще. Может, он плейер слушал в наушниках и подпевал ему. И чего она, дура, испугалась… В раздумьях тётя Таня вышла на балкон, чтобы собраться с мыслями и понаблюдать заодно за тем, что происходит вокруг. Погода была странная. Жара, казалось, ещё больше усилилась, а вот солнце светило как будто сквозь дымку. Небо было какое-то болезненное, желтоватое. Ни один листок не шевелился на деревьях. И если бы не обычный городской шум, вокруг царила бы абсолютная тишина. Во дворе было людно. Какие-то мужчины чинили машину, открыв все её двери и разложив вокруг разные инструменты. Двое из них курили, развалившись прямо на земле, а третий лежал под машиной, так что видны были только голые волосатые ноги, которыми он покачивал в такт весёленькой музыке, льющейся из чьего-то раскрытого окна. Несколько подростков играли в футбол в старой хоккейной коробке посередине двора и время от времени переругивались. У соседнего дома женщины, болтая и смеясь, развешивали бельё на верёвках, натянутых между деревьями. В чахлом палисаднике, с треском продираясь сквозь кусты, бегали мальчишки, сжимая в руках игрушечные пистолеты и автоматы. Играли в войну или во что-то подобное. Среди них Куропаткина узнала и соседских Колю с Веней. Поискав взглядом, она увидела и Макса. Тот сидел, скорчившись, на скамейке у их подъезда и чем-то напоминал паука, поджидающего муху. Она какое-то время наблюдала за ним. Макс вёл себя, как обычно. То есть просто сидел. Мальчишки играли в кустах минут десять, пока на них не напустилась проходившая мимо старушка, которой не понравилось, что они ломают зеленые насаждения. Она надсадно кричала на них и махала руками, пока дети не собрали своё оружие и не направились в соседний двор. Макс сразу отклеился от своей скамейки и побрёл за ними, шаркая ногами, как будто ему было лет семьдесят. Татьяна Павловна с минуту неодобрительно следила за ним, пока он не скрылся за углом дома, потом повернулась и ушла обратно в квартиру. Не так долго она простояла на балконе, но платье на спине успело вымокнуть начисто. Духотища была сильнее обычного. Может, будет гроза?

Быстро собравшись в магазин, она вышла за дверь, заперла её… и остановилась. Ей вдруг стало интересно, что там Макс чертил на стене. Вообще она никогда не заставала его за таким занятием, даже когда он был ребёнком. Поколебавшись немного, тетя Таня пошла вверх по лестнице. Пройдя почти весь пролёт, она остановилась, тяжело дыша. Вроде где-то здесь. Она стала рассматривать стену. Номер телефона и имя. Какой-то Стёпа. Название рок-группы, распавшейся лет пятнадцать назад. Несколько неприличных слов. Пара неприличных картинок одинакового содержания.

Из всего, что было начерчено на стене, только один-единственный рисунок был выполнен карандашом. Татьяна Павловна пригляделась. Карандаш, видимо, был твёрдый, и рисунок получился не особо чёткий. Тем не менее, она разобрала на нём вроде бы дом. Корявый такой, как пятилетние дети обычно рисуют. С кривыми окнами. А рядом с ним… Вроде танк. А дуло направлено на дом, и из дула что-то вылетает. Наверное, снаряды. Зачем он это нарисовал? Тётя Таня даже несколько разочаровалась. Хотя, с другой стороны, чего стоило от него ожидать? «Последний день Помпеи»? Повернувшись, соседка Макса пошла вниз по лестнице, решительно изгнав из головы все дурацкие мысли о своем странном соседе. А вспомнила о нем только на следующий день, в пятницу. Тогда о нём заговорил весь дом.

Примерно в то время, когда Макс Долгов рисовал на стене своего подъезда, писатель Петр Кукушкин, грызя ногти, сидел перед открытым ноутбуком на своей кухне. Он не мог решиться. Если он не сделает то, что задумал, скорее всего, не решится и на всё остальное, что уже спланировал. Как и все, кто изо всех сил стремиться оттянуть неизбежное, он быстро нашёл неотложное дело, достав мобильник. Чисто случайно он нашёл его на дороге дня три назад. Как по заказу. Чужая симка оказалась как раз кстати. По памяти набрав номер своего гениального, но откровенно придурковатого приятеля, Кукушкин стал слушать гудки. Он был абсолютно уверен, что Даня Касаткин возьмёт трубку. На часах было без пяти одиннадцать вечера – в это время Даня обычно уже просыпался. Лишь бы на машине не уехал кататься – будучи за рулем, Касаткин принципиально никогда не отвечал на телефонные звонки.

После десятого или одиннадцатого гудка Касаткин ответил, причём весьма бодрым голосом:

– У аппарата.

– Дань, привет.

– А, Петь, здорово. Чего надо?

– Как там с моим заказом?

– Да нормально всё. Завтра приезжай. Только ума не приложу, зачем тебе самому взрыв устраивать.

– Чтобы посмотреть, как гореть будет. В моей книге будет описание этого взрыва, а ни один физик так и не смог мне предоставить удовлетворительную модель распространения огня, – Кукушкин сам себе удивлялся, как легко ему давалась вся эта ложь.

– Ну, моя модель тоже не подошла, помню, – в голосе Касаткина зазвучала профессиональная обида – он считал себя настоящим гением в области химии и физики, и на просьбу Петра отреагировал, как на вызов.

– Больно она у тебя заумная. А мне надо попроще, чтобы люди смогли прочитать описание в книге и не заснуть при этом. Мне лучше своими словами описать то, что я сам увижу собственными глазами.

– Ты что там, про инопланетян, что ли пишешь? Или про шпионов? Чего у тебя там всё взрывается?

– Про шпионов-инопланетян.

– Ладно. Не хочешь говорить, не надо. А зачем тебе глушилка для видеокамер?

– Я не уверен, что помещение, которое я выбрал, не оборудовано хоть каким-то видеонаблюдением. Не хочу, чтобы меня полиция на месте повязала. Не расхлебаешь потом.

– В общем, глушилка тоже готова. Жалко, что ты ничего в этом не соображаешь, ты бы оценил, мой гений. Приезжай завтра с утра. Часов до десяти. Пока я спать не лёг.

– Договорились.

Не дожидаясь ответа, Кукушкин отключился. Всё по плану. Придётся делать то, что задумал. Схватив со стола пачку сигарет, он торопливо закурил, почти сразу согнувшись от приступа жуткого кашля. Не выпуская из пальцев сигарету, Пётр тяжело опустился на стул перед ноутбуком и включил веб-камеру.

– Я записал это послание для всех… людей, – до этого момента он вообще не знал, что будет говорить, но теперь слова откуда-то пришли, и после секундной паузы писатель говорил уже без запинок.

Пётр тоскливо смотрел на зад машины, маячившей перед его новенькой синей «бэхой». Стоп-сигналы на заднице впереди едущего автомобиля горели почти без перерыва. Они стояли в пробке. Кондиционер в салоне работал на всю катушку, и всё равно Кукушкин обливался потом. Дисплей бортового компьютера бесстрастно показывал забортную температуру: плюс тридцать шесть. Это в семь часов утра. И день не чисто солнечный. Желтоватая дымка, появившаяся ещё в четверг, стала сгущаться в какую-то коричневатую мглу, закрывая солнце как будто вуалью. Но прохладнее от этого не становилось. Казалось, было хуже, чем когда солнце светило с чистого неба. Дорога в область в это время обычно была практически свободна. Все машины в этот час стремились в город. Но, как назло, именно в этот день впереди случилось какое-то мелкое ДТП, и все едва тащились. Автомобиль перед ним дёргался. За раз они проезжали метра по три, отчего Пётр всё больше и больше бесился. Чтобы хоть немного успокоиться, он включил радио. Ни одна из нормальных станций в этой дыре не ловилась. Петр покрутил ручку настройки.

– …А вот наша сборная наконец-то порадовала своих болельщиков, выиграв у Аргентины со счетом 3:1, поздравляем наших бравых парней! – заорал из динамика ведущий. – О погоде я вам говорить, пожалуй, не стану, она совсем не меняется. У нас пояс стабильности, дамы и господа! Плюс тридцать шесть в тени, будьте осторожны! Перейдем к приятному, а именно к музыке! Наконец-то! В этот жаркий час мы помним, что сегодня пятница, и всего лишь несколько часов отделяют нас от таких необходимых выходных!

Диджей уже охрип, буквально плюясь в микрофон, но не снижал громкости:

– Несколько заводных композиций помогут нам скоротать рабочее время до счастливого мгновения, когда можно будет сказать «Иду домо-о-о-ой!»…

С рычанием Петр ударил рукой по приёмнику. Крик ведущего оборвался. Дальше он ехал в блаженной тишине. Все-таки звукоизоляция в этих новых машинах – как в танке. Можно подумать, что дома сидишь при закрытых окнах и двери.

Пробравшись мимо двух стоявших на аварийке машин, на его взгляд абсолютно целых, дальше он поехал быстро. Промчавшись по шоссе, на проселочной дороге Кукушкин вообще просто полетел, поднимая целые клубы пыли. Жёсткие амортизаторы позволяли не снижать скорость перед поворотами без риска сорваться с дороги. Миновав редких прохожих и засохшие заросли борщевика, он ещё до десяти утра подкатил к стоящему особняком от местной деревни небольшому коттеджному поселку, окруженному высоченным четырехметровым забором. Охрана пропустила его сразу – Петр часто туда ездил.

– Дань! Даня! – хрипло крикнул Кукушкин, с трудом вылезая из машины на утреннее пекло. В лицо как будто плеснули горячей вонючей водой. В поселке напрочь отсутствовали деревья (кроме мелких плодовых на некоторых участках), и тень можно было поймать только от особо высоких строений. Правда, таких башен там было немало, в посёлке жило полно любителей показывать свой достаток. Кукушкин не в первый раз подумал, что дома здесь такие высокие именно потому, чтобы деревенские могли видеть их и завидовать. Разумеется, с безопасного для владельцев домов расстояния.

За высоченным железным забором послышался громкий басистый лай. Кукушкин поморщился. Несколько лет назад отец Дани подарил сыну двух чёрных терьеров, и теперь они весьма исправно наводили ужас на всех его посетителей. Сам Даня мало интересовался собаками, он вообще мало чем интересовался, кроме Интернета.

Когда Пётр с ним только познакомился, Даня учился в университете на платном отделении, изучая то ли химию, то ли физику. Его вечно заваливали на зачётах и экзаменах, так как Даня изучал только то, что ему было интересно, да и на занятиях появлялся крайне редко. Его отец, никогда не испытывавший недостатка ни в связях, ни в деньгах, довольно долго весьма исправно платил за сына, чуть не десять лет. Наверное, это продолжалось бы и дальше, но Дане самому надоело учиться, он бросил университет и заперся в загородном доме своих родителей. Нигде не работая, время от времени он пытался заниматься то продвижением сайтов, то дизайном садовых участков, то изобретением новых средств для борьбы с тараканами.

Петра он неизменно раздражал. Сам Кукушкин был весьма дисциплинированным, хотя по нему этого было не сказать. Спать он ложился не позже часа ночи, вставал не позже десяти утра, никогда никуда не опаздывал больше чем на пять минут. Тем противнее ему было поведение Дани. Тот вечно ложился под утро, спал до вечера, мог сутками не откликаться на телефонные звонки просто потому, что считал звонивших малоинтересными. Неделями Касаткин ходил в одной и той же одежде, не мыл голову и хронически не заворачивал колпачок на тюбике зубной пасты. Этот последний факт бесил Петра больше всего. Каждый раз, когда он попадал в ванную комнату Дани, его неизменно коробил этот незавинченный колпачок, а также скомканное полотенце, неизменно валявшееся на полу рядом с унитазом, и жуткий мерзкий запах сигарет – Данька часто курил в туалете, он вообще меньше двух пачек за день не выкуривал.

Пётр уже собрался совершить опасный маневр – залезть на забор и покричать оттуда, но тут раздался резкий скрип двери, а за ним визгливый голос Дани:

– Петька! Я сейчас собак запру и открою!

Кукушкин ничего не ответил, только скрылся обратно в спасительной прохладе автомобиля и снова включил приемник. По опыту прежних своих заездов к Дане он знал, что пройдет минимум десять минут, пока он не отловит хотя бы одну собаку. Те его не слушались. Петра передернуло. Даня со своими псами не гулял никогда, поэтому по участку его пройти было крайне трудно без того, чтобы не вляпаться в дерьмо. Но Дане было наплевать. Раз в месяц он заказывал уборку своей территории, и на этом его забота о собаках заканчивалась. Кроме разве что еды. Сухой корм он им насыпал раз в несколько дней в две большие кастрюли, из которых потом терьеры ели. Иногда они съедали трёхдневный запас за один присест, но Даню этот факт нисколько не волновал.

Ведущий радиостанции уже объявлял третью песню, когда ворота перед капотом машины резко дёрнулись и стали отъезжать в сторону со скрежетом, заглушавшим даже музыку.

– Ста лет не прошло… – прошипел сквозь зубы Пётр и направил автомобиль прямо в образовавшийся проём.

Участок был когда-то тщательно ухожен, но теперь всё было сухое, загаженное, покрытое каким-то мусором и пылью. Петру Данин двор неизменно напоминал покатые земляные склоны рядом с железнодорожными путями, мимо которых едут пригородные поезда: чёрные пятна от костров, бомжи, грязные одеяла, мокрые картонные коробки, тряпки, бутылки, шприцы, мелкий, совершенно неидентифицируемый мусор… Кукушкин скривился от отвращения и постарался встать так, чтобы оказаться как можно ближе к входной двери. То место, куда он встал, было единственным, куда можно было воткнуть машину, потому что остальное незанятое погибающими растениями пространство занимал огромный черный мерседес. Спортивное купе. Семьсот с лишним лошадиных сил. Между брюхом машины и грязной землей просвета не было видно вообще. Как Даня выгонял её с этого скотного двора без использования трактора, Пётр не знал. Заглушив двигатель, он вышел из автомобиля, предварительно выбрав наиболее чистое место, чтобы поставить ногу. Из-за дома доносился оглушительный лай собак. На одном из соседских участков ревел мотоцикл. На тёмных от многих лет непогоды ступеньках стоял Даня – нестриженный, небритый недели две, с какими-то крошками, запутавшимися в неопрятно растущей бороде. На нем были драные на заду бархатные черные штаны, серая в жёлтых грязных разводах футболка и замшевые туфли, покрытые коркой нечистот со двора.

– Здорово, Петь, – поздоровался Даня. Снова Кукушкин подивился, какой писклявый у него голос.

– Здорово. Как, готово всё?

– Как обещал. Заходи в дом, всё покажу.

Пройдя в дом, Пётр опять скривился. Внутри было грязнее, чем снаружи. На столе посередине обеденного зала высилась гора немытой посуды и тары из-под еды быстрого приготовления, к которой присохло что-то налипшее. Подошвы туфель Петра прилипали к полу, как будто его перед этим залили липкой шипучкой или чем-то подобным. Видимо, так оно и было на самом деле. На полу вперемешку с сигаретным пеплом лежали объедки, какие-то провода, мелкие монеты, мятые купюры и нестиранная одежда. Повсюду стоял запах, какой бывает в местах скопления давно немытых людей.

– Проходи, садись. Извини, чай не предлагаю. Чайник сдох.

Даня прошёл к столу, небрежно отодвинул на один край всю грязную посуду, освобождая место для Кукушкина, а сам ушёл в комнату. Слушая, как он там чем-то гремит и переставляет какие-то вещи, Пётр с омерзением осматривал зал. Каждый раз, когда он приезжал сюда, помещение выглядело хуже, чем раньше. Самое страшное было то, что Дане было всего двадцать семь лет.

– Вот. Как обещал. Проверь, – на колени писателю, больно ударив по суставам, плюхнулась спортивная сумка. Сам Даня прошёл на другой конец стола и уселся напротив, забравшись на стул с ногами и умостившись на нём как-то по-птичьи. Наблюдая за Петром, он с хрустом грыз чёрный от грязи длинный ноготь.

Пётр открыл сумку. Она была заполнена желтыми и красными баллончиками, похожими на те, которыми уличные художники разрисовывают стены домов. А на самом дне сумки была какая-то чёрная коробочка размером примерно с пачку сигарет.

– И?

– Вот в этих длинных, – Даня указал на жёлтые баллончики, – штука, на вид похожая на монтажную пену. Как ты хотел. Прекрасно держит форму, не течёт с потолка, при этом долго не затвердевает…

– А с температурой как?

– КРАЙНЕ НЕтеплопроводна. Я тут в банку мороженое положил, сверху этой штукой залил, а потом нагрел до трёхсот градусов…

– И?

– И представь, мороженое даже не подтаяло.

– А если на пятьсот градусов?

– Ну, если ты собираешься фарфор плавить, то не прокатит. А так… Дерево, пластик, бумага…

– А в этих маленьких красных?

– Катализатор. Тоже как ты хотел. Не буду грузить терминами, но факт таков, что при использовании всего, что тут в сумке, в том объеме помещения, что ты указал, при резком притоке кислорода будет взрыв. Как ты хотел. И ещё.

– Да?

– Эта штука КРАЙНЕ токсична. Пара вдохов – и очнёшься на том свете. А вот эта чёрная – глушилка для видеокамер, тоже как ты заказывал. Создаёт для камер жесточайшие помехи. Тебе не надо знать, как она работает. Тебе надо знать, как её включить. Нажмёшь на эту кнопку – приборчик включится, загорится зелёный огонек вот тут сбоку. Если огонек замигал, значит, зарядка кончается. Надо подзарядить. Вот дырка. Суёшь туда прикуриватель и отдыхаешь. А вот отсюда можно выдвинуть ножки…

– Спасибо, – Пётр сгреб всё в сумку и закрыл молнию. Та протестующе взвизгнула.

– Я пошёл.

Даня немигающим взглядом следил за ним, пока Кукушкин шёл к двери.

– Заметь, я даже не спросил, зачем тебе всё это, – бросил он в спину писателю.

Пётр остановился с протянутой к двери рукой.

– Да. Не спросил.

– А почему?

Кукушкин обернулся и мутновато посмотрел на Даню. Помолчав минуту, он всё же ответил:

– Потому что все свои книги я пишу про тебя.

Петр, не оборачиваясь, вышел из дома, сел в машину и уехал. Только выехав на шоссе, ведущее в город, он впервые позволил себе задуматься, почему совсем не боялся, что Даня его сдаст вместе со всем этим его террористским набором. Как ни старался, он так и не смог испугаться. Даже если Даня понял, что за афера тут готовилась, все равно он никогда его не выдал бы. И не потому, что такой плохой. А потому, что так интереснее. Хоть чуть-чуть можно развеять скуку. Даня был истинной музой Петра. Если уж быть честным, то без него Кукушкин не смог бы написать ни единой книги.

– Мерзот, – пробормотал Пётр себе под нос и, нажав на газ, с визгом выехал с Даниного участка. Часы на бортовом компьютере автомобиля показывали начало одиннадцатого. Странно, но Петру показалось, что стало темнеть.

На выезде из коттеджного поселка стоял большой мусорный контейнер, уже наполовину забитый мусором. Кукушкин тормознул машину и вышел к мусорке, вытаскивая из кармана найденный недавно телефон. Не стоит подставлять Касаткина. В конце концов, он тут не при чём. Вытащив симку, он сломал её пополам и бросил в какие-то объедки, вокруг которых надсадно жужжали разноцветные мухи. Телефон полетел туда же.

Несколько минут спустя он уже выбрался на шоссе и присоединился к вялому движению в сторону города. Сумка лежала на заднем сидении, так, чтобы её можно было увидеть в зеркало заднего вида. Сначала Пётр хотел её спрятать в багажник на тот случай, если его на дороге для проверки документов остановят, но потом передумал. Если вещь не прятать, её и не заметят. Пусть лежит на самом видном месте.

Нина Карачарова когда-то давно ходила в одну школу вместе с Долговой. Ну, и конечно с её полоумным братом. Хорошо, что всего три года. Потом родители Нины переехали, правда, недалеко, но она всё равно пошла в другую школу. А сумасшедшего братца Эмилии вышибли. И хорошо. Сама Эмка была вполне нормальной. Вот если бы не была такой добренькой и не держала бы у себя это животное, то еще и замуж бы вышла по-человечески. А так какому нормальному мужику захочется жить под одной крышей с этим придурком?

В отличие от Эмилии ей очень даже хотелось побывать на презентации. Может, удалось бы взять пару-тройку автографов, несмотря на нытье Затычки… Когда она ложилась спать в четверг вечером, то предвкушала пятничную презентацию, как будто собственный день рождения. Ночью было очень душно. Как обычно. Её друг Васька лежал рядом, как большой только что вскипевший чайник, и от него шёл жар. То ли от духоты, то ли от жары, то ли ещё от чего-то ей приснился жуткий кошмар. Нина целиком его не запомнила, но кричала так, что проснулся даже Василий. Её жуткий стон прорвался сквозь алкогольные пары в его мозгу, и он подскочил, как три года назад вскакивал в армии, когда объявляли побудку – резко и сразу. Сначала Вася даже не понял, что это за звук. Животных у них не было, а человек не мог издавать таких звуков. Может, с улицы? Он успел вскочить с постели и выглянуть в окно в поисках источника шума, но быстро понял, что этот источник находится в комнате. Утерев пот с верхней губы, он боком подошел к кровати и как-то неуверенно склонился над Ниной. Та снова застонала. Да так страшно, что Вася вцепился ей в плечо и довольно грубо затряс, в полный голос крича:

– Нина! Нина, проснись!

Она вдруг стала вырываться, брыкаться и даже пытаться ударить его. Вася успел увернуться от неё, нагнулся к настольной лампе и щелкнул выключателем, сразу болезненно сощурившись. От света Нина почти сразу проснулась. Он не мог её успокоить несколько минут. Она только вся тряслась и плакала, а когда Вася спрашивал, что ей такое приснилось, только мотала головой и бормотала, что ничего не помнит. Потом встала и ушла в ванную. Вася погасил свет и лёг обратно в постель.

Заперевшись в ванной комнате, Нина открыла воду и подставила под струю горячие и потные руки. Вскоре пальцы стали болеть от холодной воды. Невозможный ужас, который она испытала во сне, никак не хотел отпускать. Вася спрашивал, что ей там привиделось, она сказала, что не помнит, но на самом деле Нина просто НЕ ХОТЕЛА вспоминать. Она наклонилась к самому крану и смотрела на бегущую воду, но видела совсем не это…

…Ей снилось, что она уже на презентации. Вокруг полно известных лиц, бомонд, Эмка Долгова, Рокин и Бочкин… Нина подходит к начальнику и отпрашивается у него в туалет. Он разрешает. Она проходит мимо них и заходит в помещение, которого на самом деле в магазине нет и которое во сне оказывается туалетом. Нина не идёт в кабинки, а останавливается перед зеркалом, висящим над тремя умывальниками. Смотрит на своё отражение… И вдруг она видит, что отражений два. Одно – вроде её. А другое… Оно стояло чуть в стороне, лишённое красок. И выглядело так, как будто перед этим лежало месяц в земле… Нина в ужасе смотрела в зеркало. А тёмный двойник стал двигаться сам по себе, повернулся к её настоящему отражению и коснулся его плеча… Вот тогда Нина и заорала, потому что… Прикосновение было на самом деле.

…Она оторвалась от крана и посмотрела в зеркало сквозь завесу спутанных волос. Отражение одно, как положено. За ней – только кафель, шкафчик и мятые полотенца на полочке. Некоторых невозможно научить убирать за собой. Нина начала улыбаться… На месте её лица на мгновение мелькнули расплывающиеся мутные зрачки трупа… Она еле успела наклониться над унитазом, куда её и вывернуло. Потом снова. И снова. Казалось, это никогда не кончится. В дверь стал стучать Вася. Обеспокоенный долгим отсутствием Нины, он пошёл узнать, в чем дело. К утру всё прекратилось. Уходя на службу, Вася запретил ей даже думать о том, чтобы пойти на работу. Она хотела с ним поспорить, но сил совсем не было.

– Вась… – тихо проговорила она, наблюдая, как он собирает вещи в чемодан и бродит вокруг в поисках мобильника.

– Чего, Нинух? Тебе купить чего-нибудь?

– Нет, спасибо, зай. Ты не знаешь, к чему… к чему покойники снятся? – она побоялась рассказать ему свой сон, но просто замолчать всё это тоже не могла. Вася пару секунд молчал, как будто что-то вспоминая.

– Покойники? А, по-моему, к смене погоды.

– Было бы неплохо, – Нина слабо улыбнулась, – жара уже достала.

– А вот тараканы к деньгам снятся. Это я точно знаю, – оживился Васька, найдя телефон и засовывая его в карман штанов. – Тараканы тебе не снились?

– Нет, Васятка, – вздохнула Нина, – тараканы мне не снились.

– Жалко. Всё, давай, до вечера.

Вася исчез за дверью, а Карачарова зарылась в подушку. Её трясло. Сил совсем не было. Хватило их ровно на один звонок Затычке. Предупредив, что на работу сегодня не придёт, Нина заснула и проснулась только вечером, часов в семь, когда Вася уже пришел.

Пятничная презентация с самого начала напрягала Сергея Бочкина. Все, что с ней было связано, как-то туго шло. Начать с самого писателя Кукушкина. Он как минимум с придурью. Другими словами, пары роликов у него в голове точно не хватает. Как ещё можно объяснить все эти его идиотские требования?

Этот стареющий обрюзгший придурок потребовал у дирекции магазина обязательного соблюдения нескольких совершенно бредовых условий.

Ему должны были выделить один из залов на первом этаже, он даже указал, какой именно. В течение всего периода подготовки к презентации этот зал будет полностью закрыт от посторонних взглядов. Кукушкин также отказывался от помощников, они должны были подойти позднее, когда писатель впустит посетителей внутрь уже подготовленного им помещения.

Кондиционеры в зале тоже требовалось отключить, так как Перья потные…

Все приглашенные, с точки зрения, Сергея были самой отборной грязью со всех самых знаменитых бомондов города, другими словами, от человека, который поздоровался с любым из них за руку, сразу хотелось потребовать справку из кожно-венерологического диспансера.

Бочкину книги Кукушкина не нравились. Грязь, блуд и мерзость. Он вообще редко читал, только то, что нужно по работе. Как это ни странно, но человек, который по идее должен был знать о книгах всё, не знал о них практически ничего.

Пятница была гнусным днем. Это он понял с самого утра. Начать с того, что машина не завелась. Практически новый автомобиль, даже ещё на гарантии – и не завелся! Подлость. Можно было взять такси. Но Бочкин был весьма прижимист и просто так деньги тратить не любил. В то утро он решил пройтись пешком. До работы было всего три квартала. Минут двадцать. Сняв с себя пиджак и перекинув его через руку, другой он взял кейс-дипломат и двинулся вперёд. Минут через пять Сергей уже пожалел, что не взял такси. Жара навалилась на него, он взмок, сердце неприятно заныло. Он старался идти в тени, но её вроде как и не было. Солнце было затянуто чем-то вроде тонких облаков, из-за чего люди и предметы не отбрасывали даже самой слабой тени. Хотя жары это не ослабляло. Пройдя пол-пути до работы, он добрался до небольшого сквера с фонтанчиком посередине. Сквер городские власти разбили тут недавно, и посаженные деревца ещё не успели разрастись. Тем не менее, это место в последнее время пользовалось бешеной популярностью, в первую очередь из-за фонтана. На его каменных низких стенках в любое заданное время сидело, лежало и стояло по крайней мере человек семь-десять. Другие бродили по колено в воде, не обращая внимания на плававшие по её поверхности мусор и желтоватую пену. Над сквером разносились радостные взвизгивания и смех купающихся. Сергея неизменно тошнило от этого людского супа, он и в этот раз постарался обойти фонтанчик по как можно более широкой дуге. Ещё не хватало заразиться какой-нибудь… холерой. Он прекрасно знал, что когда основной людской поток, проходящий через сквер, иссякал, сюда приходили бродяги и бездомные, которые мылись в фонтане и стирали белье. Очень приятно. Бочкин с омерзением скривился, наблюдая за резвившимися в воде людьми. Гадость. В сквере стоял лоток с мороженым и водой. Пить хотелось ужасно. Он похлопал себя по карманам в поисках мелочи. Набрав пригоршню монеток, он отдал их тётке-продавщице, потребовав бутылку холодной воды без газа. Вода была возмутительно тёплой, если не сказать, горячей. Решив постоять пару минут и спокойно выпить свою воду, Сергей подвинулся чуть в сторону от основной аллеи и остановился рядом с рекламным щитом, с которого призывно улыбалась губастая девица, рекламировавшая косметику. Во всяком случае, ему показалось, что она рекламировала косметику, когда он прочел всё, что на щите написано.

– Эй, дядя! – Сергей сначала даже не понял, что обращаются к нему. Рядом на лужайке трое подростков играли в карты. Все они были голые по пояс и босиком. Майки и шлепанцы неопрятной кучей валялись рядом с ними на жёсткой сухой траве. Их облезшие спины и плечи блестели – похоже было, что они недавно вылезли из грязного фонтана. Видимо, они только разложили карты для очередной игры, когда внезапный порыв ветра подхватил одну из них и бросил прямо ему под ноги. Карта рубашкой вверх лежала прямо под носком ботинка Бочкина.

– Дядь, подай карту, пожалуйста.

В голове у него пронеслись сотни вариантов ответа. Он ненавидел подростков. А эти были ещё и наглые, наверняка хулиганы… И в карты играли. Всё-таки он промолчал. По-прежнему храня молчание, Бочкин поднял карту и взглянул на неё. Туз пик. Вдруг у него по спине побежали непрошенные мурашки… Вроде туз пик – это не особо хорошо?.. Сам он в карты не играл. Даже в детстве. А вот бабушка… Она, правда, пасьянсы раскладывала, а ещё гадала. Что-то такое она говорила про туза пик… Он приказал себе собраться, попытавшись выбросить эти мысли из головы. Так можно додуматься до чего угодно.

– Забирайте вашу карту, – он подошел к ним и протянул её парню, сидевшему к нему ближе всех.

– Спасибо, дядь, – парень отсалютовал ему грязной картой и ухмыльнулся.

– Пожалуйста, – буркнул Сергей, повернулся и, не оглядываясь, пошёл дальше. Сердце не отпускало. А от воды, казалось, стало гораздо хуже. Лучше было вообще ничего не пить. Всего-то дотянуть до магазина, а там можно спокойно кофе выпить под кондиционером… Воодушевленный идеей кофе и кондиционера, он пошёл быстрее. Сквозь уличный шум послышалась весёлая трель мобильника. Ничто не предвещало проблем, и все-таки Бочкину этот звук показался звоном похоронного колокола. С самыми дурными предчувствиями он поднёс телефон к уху.

– Бочкин.

Предчувствия его не обманули.

Подобрать троих помощников на ночь презентации оказалось почему-то весьма непростым делом. После собрания к Сергею Сергеевичу Бочкину сразу подскочили несколько человек и стали предлагать свои кандидатуры. Он тогда ещё порадовался тому, как все легко получается. Рано радовался. Проблемы начались сразу. Все, кто первоначально хотел работать в ту ночь, стали потом отказываться. К началу августа Сергей уже поменял девятнадцать кандидатур. Каждый раз одно и то же. Человек сначала рад и счастлив, что его поставили на такое дежурство, потом через день подбегает и, предоставляя неоспоримые доказательства, доказывает, что работать в ночь с пятницы на субботу никак не сможет. То родственники, к которым надо ехать именно в это время, то неотложные дела за рубежом, то какая-нибудь болезнь. Под конец он уже сам бегал среди сотрудников и чуть не умолял подежурить, но те как сговорились. Сплошные отказы. Причём отказывались наотрез, как будто он предлагал что-то противозаконное. Удалось уломать только Долгову. Та согласилась, но с условием, что вместе с ней будет дежурить ещё и Карачарова, которая получила от него отказ в дежурстве месяц назад, в первый же день после объявления о презентации. Такой вот детский сад. Пришлось соглашаться, хотя Карачарову Сергей по своей воле не взял бы на презентацию никогда в жизни.