Текст книги "Джейн Остен и ее современницы"

«Столь велико мое к ней отвращение, и пустившая корни неприязнь, и омерзение, которое я питаю к ней, что я содрогаюсь при одной лишь мысли о том, чтобы сесть с ней за одним столом и вообще пребывать с ней под одной крышей», – отзывался он о жене. Показания леди Дуглас вселяли в него надежду даже не на раздельное проживание, а на полноценный развод. Понимая, что сын не уймется, король согласился начать «Деликатное расследование», в котором участвовали премьер-министр лорд Гренвилль, лорд-канцлер Эрскин, лорд главный судья Элленборо и министр внутренних дел лорд Спенсер. Почти год пэры изучали показания свидетелей – пажей, лакеев и горничных принцессы, ее докторов и соседей. Но главной свидетельницей оставалась леди Дуглас.

Леди Дуглас, главный свидетель против Каролины

Нет врага опаснее, чем бывший друг. В описаниях леди Дуглас жизнь Ее Высочества представала оргией, растянутой на многие годы, кульминацией которой и стало рождение бастарда. По словам миледи, осенью 1801 года принцесса Уэльская нежданно-негаданно нагрянула к ним домой. Чадолюбивая Каролина узнала, что у леди Дуглас недавно родилась прелестная дочка, и хотела посмотреть на маленькую. Так завязалось их знакомство. Принцесса зачастила в дом к Дугласам и только что не домогалась хозяйки дома, вбегая в ее спальню и заключая ее в объятия. Новой подруге Каролина поверяла все свои секреты. Даже такие: «вас позабавило, когда я велела принести эль, жареный лук и картофель, и когда сказала, что за завтраком уплетаю язык и цыплят. (…) Я поведаю вам обо всем. Дело в том, что я жду ребенка, и он зашевелился, когда я завтракала с леди Уиллоби. Молоко хлынуло из груди так быстро, что замочило муслиновое платье, и мне пришлось сделать вид, будто я что-то пролила, и подняться к себе, чтобы промакнуть платье салфеткой». После Каролина не раз намекала на свою беременность. А в январе 1803 года, посетив Монтагью-хаус, леди Дуглас увидела, что повсюду валялись пеленки, свивальники и бутылочки. Сияя, принцесса показала ей новорожденного сына, которого, по хитроумному плану, выдала за приемыша.

Леди Дуглас также перечислила, какими эпитетами Каролина награждала родных и близких. Все они были «нескладными, с лицами, как плам-пудинг», герцог Кембриджский походил на вульгарного сержанта «с ушами, полными пудры», а король вел себя так, как будто вообще не понимал, что происходит вокруг. Показания леди Дуглас подтвердила буфетчица. Якобы один из докторов принцессы спрашивал, не посещал ли принц Монтагью-хаус, ведь Ее Высочество в положении. Список любовников принцессы пополнился и новыми фамилиями, включая политика Джорджа Каннинга и художника Томаса Лоуренса. Вокруг принцессы Уэльской сгущались тучи.

* * *

Каролина почти сразу узнала о расследовании. Трудно не догадаться, если слуг одного за другим вызывают на допрос. Но в чем именно ее обвиняют? Этого принцессе не сказали.

Еще перед отъездом в Англию лорд Малмсбери припугнул Каролину, объяснив ей, что по закону 1351 года половая связь с женой короля, его старшей дочерью или женой его старшего сына приравнивалась к государственной измене. Наказание за измену – смерть. Если же принцесса была соучастницей в покушении на свое тело – проще говоря, отдалась добровольно – обвинить в измене могли и ее. Пример Анны Болейн и Кэтрин Говард, злополучных жен Генриха Восьмого, отрезвлял Каролину. Но соблюдать себя, пока муж развлекается, она тоже не собиралась. Ее смелость граничила с бравадой. «За всю свою жизнь я только раз совершила прелюбодеяние. С мужем миссис Фитцгерберт», – говорила она.

Однако реальность обвинения в измене, за которым маячила плаха, пугала принцессу. Во время расследования, суть которого она по-прежнему не понимала, Каролине запрещено было видеться с дочерью. Король тоже отказывался ее принимать. Неопределенность действовала угнетающе, и принцесса затребовала обвинительные документы. Копию отчета комиссии с показаниями всех свидетелей ей прислали только в августе, а ведь расследование началось еще зимой. Так Каролина разочаровалась в тех, кого считала верными друзьями и слугами.

Несчастья продолжались. В ноябре 1806 года до Каролины донеслись вести о разгроме прусских войск при Йене и Ауэрштедте. Ее отец был тяжело ранен на поле битвы и вернулся в Брауншвейг. Наполеон согласился на его просьбу сохранить нейтралитет герцогства, но при условии, что Карл Вильгельм оставит прусскую службу. Старик отказался. 10 ноября он скончался от ран, о чем Каролина узнала только две недели спустя. В свете расследования Георг Третий даже не прислал ей соболезнования. Опасаясь наступления вражеских войск, герцогиня Августа собрала детей, один из которых был слепым, а другой – умственно отсталым, и бежала из герцогства. В следующем году она приехала в Англию. Отношения между матерью и дочерью никогда не отличались теплотой, и присутствие Августы скорее раздражало, чем обнадеживало принцессу.

Осенью Каролина не выдержала. Особенно мучительной для нее была холодность короля, который раньше относился к ней с такой заботой. Она пригрозила, что если король не примет ее, то она опубликует материалы расследования. Пусть вся Британия увидит, какому унижению подвергается принцесса Уэльская. Пусть люди сами рассудят, кто тут прав. Угроза возымела действие, но следователи спохватились поздно – в типографии на Флит-стрит было напечатано несколько копий. Допечатку делать не пришлось, поскольку обстоятельства резко изменились.

Король Георг III

Кабинет министров, сформированный лордом Гренвиллем и получивший название «Министерство всех талантов», так и не оправдал надежд вигов. В 1807 году к власти пришли тори, друзья Каролины, взявшие ее под защиту на все время расследования. Можно сказать, что принцесса Уэльская стала знаменем оппозиции. Лишившись власти, любая партия, будь то виги или тори, тут же вспоминала о ее существовании и принимала живейшее участие в ее судьбе (вернув политическое влияние, защитники про Каролину забывали).

Так или иначе, но в апреле 1807 года новый кабинет посоветовал королю принять принцессу Уэльскую. По словам министров, обвинения против Ее Высочества были необоснованны. Помогло и то, что показания в пользу принцессы дали родители Уилли. Мистер и миссис Остин подтвердили, что передали сына принцессе на воспитание. Справка из больницы, где бедная прачка родила сына, явилась неопровержимым доказательством. А доктор, на которого ссылалась буфетчица, недвусмысленно показал, что не замечал у принцессы признаков беременности. Учитывая прошлые ссоры с Каролиной, леди Дуглас никак нельзя было назвать беспристрастной свидетельницей. Среди следователей даже возник вопрос, не предать ли ее суду за клевету, но решено было просто замять столь деликатное дело.

Принц Уэльский пришел в исступление от гнева, что жена вышла сухой из воды. Она же так прокомментировала разбирательство: «Наконец-то упал занавес и закончилась комедия “Много шума из ничего”. Думаю, мои внуки отнесутся к этим событиям, как к пародии на Шекспира».

* * *

Принцесса Шарлотта подрастала, наблюдая за родительскими ссорами. «Деликатное расследование» принесло девочке немалую боль. Каролине не позволяли навещать дочь, Георг же был так поглощен сбором улик против жены, что легко забывал о Шарлотте. Отношения со строгой бабушкой у Шарлотты тоже не сложились. «Я решила, что никогда не позволю другой женщине управлять мной. Я всегда буду рада выслушать твой совет, милая мама, но даже ты не будешь мною управлять», – признавалась Шарлотта матери.

Власть отца все тяжелее давила на юную принцессу. В 1810 году, после смерти любимой дочери Амелии, заболел король Георг. Полуслепой помешанный старик уже не мог возглавлять государство, и в 1811 году регентом при отце стал принц Георг, положив начало эпохе Регентства. О том, чтобы поделиться властью с женой, принц Георг не желал даже слышать. Популярность опальной королевы раздражала Георга, всегда мечтавшего о любви. Однако аплодисменты в опере доставались не ему, а Каролине.

Среди тех, кто встал на сторону принцессы Уэльской, была Джейн Остен. В 1813 году она писала своей подруге Марте Ллойд об очередном письме Каролины, которое попало в газеты: «Бедная женщина, я всегда буду ее поддерживать, потому что она женщина и потому что я ненавижу ее мужа. Но я едва могу простить ее за то, что она назвалась “любящей и привязанной” по отношению к человеку, которого наверняка не выносит. (…) Но если бы мне пришлось отказаться от поддержки принцессы, я осталась бы при мнении, что она сохранила бы респектабельность, если бы принц в самом начале повел себя с ней хотя бы прилично».

Через своих представителей супруги возобновили разговоры об официальном разъезде. Каролина была не против получать 50 тыс. фунтов в год в обмен на обещание жить за границей. Но Шарлотта воспротивилась родительским планам.

В 1812 году Шарлотта, уже превратившаяся в цветущую девицу, завела целых два романа – сначала с капитаном Джорджем Фитцкларенсом, сыном ее дяди Вильгельма и актрисы миссис Джордан, а затем с капитаном Чарльзом Гессе, бастардом другого дяди. «Все-таки родня», – рассудила гувернантка и не мешала их встречам. Молодые люди обменивались с Шарлоттой письмами и гуляли по Виндзорскому парку.

Узнав о предосудительном поведении дочери, принц-регент пришел в ярость. «Если бы ваша дочь так себя вела, как бы вы с ней поступили?», – проконсультировался он у лорда-канцлера. «Под замок бы посадил», – угрюмо буркнул канцлер. Принц-регент счел это отличной рекомендацией. Он сообщил дочери, что отныне и впредь она будет находиться под строжайшим надзором. На место снисходительной гувернантки леди Клиффорд заступила суровая герцогиня Лидс. Отцовские распоряжения возмутили Шарлотту. Ведь в 16 лет барышни наконец расставались с гувернантками! Неужели ей, как маме, придется ходить с наставницей до 23-х лет?

Принцесса Шарлотта

Самым простым решением казалось замужество. От отчаяния она дала согласие своему кузену Вильгельму, наследному принцу Оранскому. Этот худенький и скучноватый юноша вырос в Англии, отучился в Оксфорде и записался в британскую армию. Знакомые в шутку называли его «Билли-дурачок». В декабре 1813 года Вильгельм и Шарлотта были помолвлены. Пару дней спустя Шарлотта плакала навзрыд. Выяснилось, что по условиям брачного договора ей придется провести полгода на исторической родине Билли, в Голландии. Масла в огонь подлил советник Каролины Генри Брум, который опасался отъезда Каролины. Он нашептал Шарлотте, что мать остается в Англии только ради нее. И если Шарлотта уедет в Голландию, то Каролина, не в силах сносить оскорбления мужа, последует за дочерью. На расстоянии Георгу проще будет получить развод и жениться заново, лишив дочь права на престол. Чтобы защитить себя и мать, Шарлотта разорвала помолвку с Билли.

В отместку за своевольство принц-регент распорядился запереть дочь в дальнем дворце. Подобно героине готического романа, Шарлотта решилась бежать. Сразу же после разговора с отцом она опрометью выбежала на улицу и, поймав первый кэб, назвала адрес матери. Она рассчитывала, что Каролина защитит ее от Георга, но что та могла сделать? По закону дочь принадлежала отцу.

Но было и еще одно обстоятельство. Шарлотта не догадывалась, что мать давно уже собирала багаж для грядущего путешествия. С недавней смертью Августы оборвалась еще одна ниточка, связывавшая Каролину с Англией. За 20 лет непрерывных нападок принцесса просто устала. Ей хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко, среди бесшабашных, открытых, приветливых людей. Например, в Италии. Она поедет туда с дочерью или без. И когда за беглянкой пришли советники Георга, Каролина позволила им забрать дочь. Теперь Шарлотта чувствовала себя преданной со всех сторон.

А ее матушку манили новые берега.

* * *

8 августа 1814 года, в темной ротонде с золотыми застежками и шляпке с зеленым пером, Каролина отчалила из Англии. Принцессу сопровождали Эдвардина Кент и Уилли Остин, а также две фрейлины и два камергера. Сначала Каролина навестила родной Брауншвейг, где наспех выдала замуж Эдвардину, и продолжила путь на юг, в заветную Италию. Там она собиралась остановиться надолго. Но как же трудно путешествовать, не зная языка! В Милане ей понадобилось нанять переводчика, который помогал бы путешественникам устраиваться на ночлег и менять лошадей.

Принцессе порекомендовали Бартоломео Пергами, бывшего солдата, служившего ныне курьером. Переводчик сразу же ей приглянулся. И немудрено – красавец двухметрового роста, мускулистый, с черными, как смоль, кудрями и импозантными усами. Кто тут устоит? Наличие у него дочери, прелестной крошки Витторины, только обрадовало принцессу. Детей она любила.

Бартоломео Пергами

В Италии принцесса позволила себе расслабиться абсолютно. Итальянцы надолго запомнили ее триумфальный въезд в Геную: мальчик в костюме купидона вел под уздцы двух пятнистых пони, тянувших экипаж в форме раковины, а среди этого перламутрового великолепия восседала полная дама в шляпке с розовыми перьями и в платье с розовым корсажем и короткой белой юбочкой, едва прикрывавшей колени. Рядом примостился Уилли Остин, которого итальянцы считали ее сыном. Впереди скакал Пергами, подражая костюмом и манерами новому королю Неаполя Мюрату. Наблюдая это зрелище, английские путешественники не знали, куда девать глаза. Рядом с великаном Пергами невысокая и пышная Каролина смотрелась довольно комично, но ей не мешала разница ни в росте, ни в положении.

В 1815 году принцесса приобрела виллу д'Эсте на берегу озера Комо, но не задержалась в новой резиденции и продолжила странствия по Средиземноморью. Эльба, Сицилия, Мальта, затем Тунис, где Каролина собиралась освобождать рабов-христиан, но удовольствовалась экскурсией по гарему, а после Афины, Коринф, шумный Константинополь, Иерусалим, куда принцесса въехала на ослике. Повсюду ее сопровождал Пергами, собирая по дороге ордена и почести – чтобы произвести итальянца в свои камергеры, Каролина купила ему баронство.

На ходу она читала газеты, знакомясь с последними новостями из Англии. В Тунисе она узнала, что Шарлотта выходит замуж за Леопольда Саксен-Кобургского, и отправила дочери поздравления. А год спустя, уже в Риме, услышала о страшной смерти дочери.

Вернувшись с прогулки по парку, беременная Шарлотта пожаловалась на боль и, бросив на пол шляпку и плащ, упала в кровать. Мучительные роды длились 50 часов. Младенец родился мертвым, а вскоре скончалась мать. Леопольд был безутешен. Он рыдал, не позволял убирать с пола вещи жены и, вне себя от горя, не сразу написал теще об их общей утрате. Принц-регент даже не подумал о том, чтобы послать жене соболезнования. Много лет назад он решил, что больше не будет с ней разговаривать, и, как истинный джентльмен, слово свое сдержал.

Зато курьер кабинета министров поскакал с депешей к Папе Римскому. По дороге курьера перехватила свита принцессы. Услышав страшную новость, Каролина упала в обморок. Очнулась она уже другим человеком. Ее охватила тоска, она бесцельно бродила по вилле, утирая слезы, и казалось, из этого состояния ее может вывести разве что сильный шок.

Долго ждать ей не пришлось.

* * *

Георг так и не оставил намерения выставить жену прелюбодейкой. В первый раз у него не получилось, но почему бы не попробовать снова? Вдруг повезет? Слухи о распутстве Каролины летели из Италии в туманный Альбион, обрастая в дороге все новыми и новыми деталями. Под давлением регента кабинет министров назначил новое расследование, получившее название «Миланская комиссия». Правительственные агенты были посланы в Италию, чтобы допросить свидетелей и собрать неопровержимые доказательства адюльтера с Пергами.

На этот раз свидетелей насчитывалось больше – хозяева гостиниц, где останавливалась путешественница, официанты, кучера, лодочники, курьеры, портье. Настоящим подарком для обвинения стала горничная-швейцарка Луиза Демонт, которой принцесса не так давно отказала от места. Ей нашлось что рассказать о простынях в спальне госпожи, о каждой складке и пятнышке. Однозначно по утрам Луиза замечала на постели принцессы отпечатки двух тел.

Курьер сообщил, что случайно заглянул в окно кареты и увидел, как Каролина положила руку на интимные части тела Пергами. Капитаны и матросы кораблей, возивших Каролину по Средиземному морю, с негодованием рассказывали, что принцесса спала с Пергами в своей каюте, а один раз даже в шатре на палубе. Когда Пергами получил баронство, капитаны все равно отказывались сидеть с ним за одним столом, ведь совсем недавно он выполнял обязанности лакея. А во время одного из плаваний Пергами прислуживал Каролине, пока она принимала ванну. Возможно, жаркий итальянец заставил ее полюбить гигиенические процедуры.

Свидетельские показания были отправлены в Англию и тщательно изучены в палате лордов.

Но что же делать с добытыми сведениями? Разумеется, подавать на развод! После смерти отца в январе 1820 года Георг стал полноправным монархом, но мысль о том, что корону придется делить с Каролиной, не давала ему покоя. Развод все изменит! Георг еще женится и подарит королевству нового наследника. Но законы Британии в который раз удивили ее правителя.

Король Георг IV

Королевские юристы настаивали, что репутация супруга, подающего на развод, должна быть безупречной. Но даже ради спасения страны никто из английских пуритан не решился бы назвать Георга целомудренным. Конечно, можно было припомнить Каролине пресловутый закон 1351 года, но вот незадача – он распространялся только на подданных английской короны. Пергами не был англичанином. Как в таком случае следует поступать с иностранцами, в XIV веке забыли уточнить. А если нет измены с одной стороны, то нет ее и с другой. Следовательно, принцесса Уэльская ни в чем не виновата.

Но король, исходя тихим бешенством, продолжал давить на лордов. В конце концов, 5 июля лорд Элдон внес в парламент билль, дабы «лишить Ее Величество Каролину Амелию Елизавету титула, прерогатив, прав, привилегий и льгот королевы-супруги сего королевства и расторгнуть брак между Его Величеством и упомянутой Каролиной Амелией Елизаветой». Документ назывался устрашающе – «Билль о Муках и Наказаниях». Архаическое название «Pains and Penalties» не имело ничего общего с пытками, но союзникам Каролины билль показался оскорбительным.

Попрощавшись с Пергами во Франции – как оказалось, навсегда – Каролина поспешила в Англию. Она опасалась, что муж оставит ее без гроша, и хотела поскорее напомнить о себе, прежде чем ее лишат последних привилегий. Георг уже настоял на том, чтобы имя Каролины убрали из той части англиканской литургии, когда молящиеся просили Господа благословить монарха и его супругу. Потому что нечего ее благословлять. Мало ли, вдруг Бог ей и вправду поможет.

Неприкрытая ненависть короля к своей жене злила его подданных. Популярность Каролины, которую называли «оскорбленной королевой», была на пике. Когда 5 июня она прибыла в Дувр, ее встретила ликующая толпа. Горожане впряглись в карету и сами довезли ее до гостиницы. Тот же самый восторг она встречала и в других городах, но в выражении чувств всех превзошли лондонцы.

Лондонские сторонники Каролины оставляли на подоконниках зажженные свечи в ее честь. Скоро и этого стало мало. «Квиниты» начали требовать, чтобы свечи горели во всех окнах. Тем, кто забывал о свече, напоминанием служил булыжник. Со всех сторон доносился звон стекла вперемешку с криками: «Огня! Огня!» И вот однажды, внушив любовь к королеве жителям домов вдоль Сент-Джеймс-сквер, толпа отправилась… штурмовать Карлтон-хаус. Вряд ли Георг зажег на подоконнике свечу! Но во дворе Карлтон-хауса хулиганов поджидали солдаты, да и ворота оказались слишком прочными. Огорченно вздыхая, защитники Каролины ушли искать менее защищенные объекты.

Тем не менее, народный гнев достиг такого накала, что 17 августа 1820 года, когда в палате лордов начался процесс против королевы, парламент пришлось огородить двойным забором. За баррикадами собралась многотысячная толпа горожан. В знак поддержки королевы, мужчины украсили шляпы белыми кокардами, а женщины махали ей белыми платками. Женщин – как простолюдинок, так и леди – собралось много. Неудивительно, ведь они знали не понаслышке, что такое жизнь с мужем-тираном. Когда показалась карета Каролины, толпа взорвалась криками: «Боже, храни королеву!» и продолжала гудеть, пока Каролина не скрылась в здании парламента. У подъехавшего герцога Веллингтона горожане потребовали снять шляпу в честь Ее Величества. «Боже, храни королеву, и пусть ваши жены ведут себя так же, как она!», – воскликнул Веллингтон. В толпе раздался хохот. Как заметил один из современников, невинность королевы или же ее вина ничего не значили для «квинитов». Они поддержали бы ее в любом случае.

Внутри Вестминстерского дворца Каролина чувствовала себя уже не так уверенно. Судилище ее потрясло. Сторона обвинения вызвала свидетелей из Италии, людей, которых Каролина хорошо знала, которым доверяла. Теперь они давали показания против нее. И ведь нельзя сказать, что лгали. Она действительно была любовницей Пергами. В первый же день ей стало так дурно, что потом она лишь изредка появлялась на заседаниях. Ей казалось, что все потеряно.

Королева Каролина

Но адвокаты королевы Брум и Дедман всерьез взялись за дело. Во время перекрестного допроса Генри Брум ловил свидетелей как на ошибках в показаниях, так и на откровенной лжи. Например, курьер, якобы видевший как Каролина ласкала Пергами, неправильно описал занавески в карете. Выяснилось также, что агенты «Миланской комиссии» снабжали свидетелей деньгами. Бывшие фрейлины королевы и ее камергеры единодушно отрицали измену, уверяя лордов, что их госпожа – женщина порядочная.

Слушания тянулись неделю за неделей, судьи тосковали по своим имениям, где давным-давно могли стрелять бекасов, а долгими летними вечерами потягивать портвейн с соседями… Процесс начал походить на фарс. Тем более что королевские братья успели обзавестись законными детьми, так что престолу уже ничего не угрожало. В таких условиях развод для короля был скорее капризом, чем необходимостью. Лорды рассудили, что незачем баловать старого развратника.

И 10 ноября произошло неожиданное – палата лордов оправдала королеву, при том что никто уже не сомневался в ее виновности!

Буквально через несколько дней нашелся свидетель-итальянец, которому посчастливилось застигнуть Пергами и Каролину в самом разгаре полового акта. Именно о таком свидетеле и мечтала сторона обвинения. Но было уже поздно: показания оставили без внимания.

* * *

У Георга оставался последний козырь. Пускай он не смог избавиться от законной супруги, так хотя бы не пустит ее на коронацию и не увидит корону на ее немытой голове.

Наконец-то закон был на его стороне – монарх имел полное право решать, кого позвать на церемонию, а кого исключить из списка гостей. Он ждал коронацию столько лет, он потратил на нее столько денег – один только парадный костюм вместе с мантией и корсетом обошелся ему в 24 тысячи фунтов! Нет, в этот день все должно быть идеально. И шестидесятилетний король – обрюзгший, поседевший – повел себя как жадный мальчишка, который отгоняет гостей от торта со свечками. Он не пригласил королеву в Вестминстерское аббатство на торжество 19 июля 1821 года.

А она, разумеется, пришла.

Разве могла она поверить, что ее, монархиню, не пустят на ее же коронацию! Но произошло именно это.

Как только она подошла к входу в аббатство, привратники закрыли дверь. Аргументы ее свиты на них не действовали. На коронацию пускали только по пригласительным билетам. Тогда Каролина попыталась пробиться в Вестминстерский зал, где собрались гости короля. «Она металась, бесновалась и кричала: «Впустите меня, ведь я же ваша королева, королева Британии». Лорд верховный камергер был с королем, но послал своего заместителя, который возопил так, что в зале задрожали стены: «Выполняйте свой долг, затворите двери!» И тут же пажи в красных камзолах захлопнули двери прямо у нее перед носом», – писала одна из дам, присутствовавших в зале.

Вестминстерское аббатство

В первый раз в жизни королева потерпела поражение. Такое поражение, от которого уже не отшутиться, которое бьет в самое сердце. Люди, прежде поднимавшие за нее бокалы, теперь насмехались над своей оскорбленной королевой. Как можно так нелепо себя вести? Зачем она вообще приехала? Зачем выставила себя на посмешище?

И Каролина бежала. Последнее слово осталось не за ней.

* * *

После позорного изгнания она вернулась к себе в Бранденбург-хаус. Тем же вечером она позвала друзей на ужин и весело щебетала, но гости понимали, какими усилиями дается ей беззаботность. Когда она хохотала, по щекам катились слезы. После плотного ужина Каролина, по своему обыкновению, приняла магнезию от тяжести в желудке. Она насыпала порошок в графин с водой, добавила несколько капель опийной настойки и выпила полученную смесь. А утром проснулась со страшной болью в животе.

Была ли это попытка самоубийства? Едва ли. Скорее уж королева была в таком состоянии, когда в чашку чая вместо двух ложек сахара автоматически добавляешь десять.

На этот раз опрометчивость стала роковой. Из-за нерастворившейся магнезии у королевы началась кишечная непроходимость, которая, вероятно, наложилась на какое-то другое заболевание кишечника.

Каролина умерла не сразу. Еще несколько недель она пролежала в постели, что дало ей время составить завещание. Она не забыла ни Уилли Остина, ни малышку Витторину Пергами, ни других своих друзей, которых, на поверку, у нее оказалось не так уж много. Она настаивала на том, чтобы на ее гроб прибили табличку «Каролина Брауншвейгская, оскорбленная королева Англии», и друзья дали ей такое обещание. Теперь она была спокойна. «Я скоро умру, мистер Брум, но это не имеет никакого значения», – прошептала королева, когда ее пришел навестить адвокат. «Врачи Вашего Величества придерживаются иного мнения», – осторожно заметил Брум. «Ах, мне-то лучше знать. Я умираю, но мне все равно».

Она скончалась ночью 7 августа 1821 года. Весь день она стонала от боли, а последние несколько часов бредила, но с ее губ ни разу не сорвалось имя Бартоломео Пергами. Даже в забытье она не доставила бы мужу такого удовольствия. Георг проводил время в Ирландии и на похороны не приехал.

Гроб с телом Каролины был перевезен в Брауншвейг. Выполняя последнюю волю королевы, ее друзья изготовили табличку, но в последний момент ее приказано было заменить нейтральной надписью на латыни. Тем самым подтвердилась правота Каролины. До самой последней минуты в Англии она оставалась оскорбленной королевой.