Текст книги "Класс коррекции"

Глава 27

Мы все стояли под его окнами. Все, весь седьмой «Е» класс. Все девятнадцать человек. Двадцатой была Милка, спавшая у Витьки в «кенгурушнике».

Мы пошли наверх втроем, но Юркина мама сама вышла к нам ко всем вниз. Она была в тапочках и вязаной кофте и пыталась улыбаться, но морщинки не бегали веселыми лучиками. Они прятались под глазами, как испуганные мышки.

– Спасибо вам, ребята, что вы все пришли. Юра недолго учился с вами, но он вас всех полюбил. Всех. Он так много хорошего рассказывал о каждом из вас…

Ленка всхлипнула, а Пашка зарычал и впился зубами в свой огромный кулак. Бедный Зорька! Пожалуй, Юрка был, да и останется в его жизни единственным, кто рассказывал о Пашке много хорошего…

– Вы не должны винить себя за тот вечер. Юра был очень болен с рождения. Рано или поздно это должно было произойти, нам все об этом говорили, но мы… – Юрина мать замолчала, справилась с собой и заговорила вновь. – Мы все равно надеялись… что он еще немного побудет с нами.

Она задохнулась. Стеша стиснула руку Мишани и качнулась вперед. Из подъезда вышел Юркин отец и обнял жену за плечи. За прошедшую неделю он ужасно постарел. Куда больше, чем она.

– Он не умер! – сказал я, и все уставились на меня, как на придурка. Злого придурка. Те, кто помнил мои припадки, поежились. – Я знаю. Он живет в другом мире, где есть придорожный кабачок «Три ковбоя» и город с фонтаном. Там он ходит, бегает и даже скачет на лошади. Мы договорились встретиться с ним на земляничной поляне. Еще трое из нас – Мишаня, Стеша и Витька – знают, что я говорю правду. Свидетельствуйте.

– Свидетельствую, – сказал Мишаня.

– Да, – сказала Витька.

– Это правда, – сказала Стеша.

Мать Юрки прижалась к груди мужа и заплакала. Все девчонки, кроме Витьки, заплакали вместе с ней. Заплакала даже проснувшаяся Милка.

– А наш класс коррекции расформировывают, – неизвестно к кому обращаясь, сказал Ванька Горохов. – Прямо сейчас.

– Правильно, – кивнул тяжелой головой Пантелей. – Хватит, откорректировались.

– И что же с вами будет? – мать Юрки перестала плакать, взглянула с тревогой.

– Ничего, прорвемся, – пообещал я.

– Да, конечно, – согласился со мной Юркин отец. – Вас жизнь не баловала, но вы… Я тоже верю – прорветесь. У вас вся жизнь впереди. Это у нас… ничего больше не осталось…

Я поймал дикий, затравленный взгляд Витьки и кивнул ей. Она шагнула вперед и через голову сняла ремни «кенгурушника». Митька взял сестру на руки, заглянул ей в лицо. Юркину мать затрясло так, что это было видно издалека. Она беспомощно взглянула на мужа, помотала головой, но ее руки уже сами тянулись к Милке. Милка улыбнулась и зачмокала губами. Ее всегда доставали из «кенгурушника», чтобы накормить.

– Ее мать ушла. Она не больная, просто… бестолковая. Их еще шестеро осталось. Митька старший, – сказал я. – Витька не может со всеми…

– Но как же… – Юркина мать схватила ребенка на руки и прижала к себе так сильно, что Милка пискнула. Мне показалось, что сейчас отнять у нее Милку сможет только взвод ОМОНа.

– Она здоровая и развита по возрасту, – сказала Витька. – Я с ней к врачу ходила. Он сказал, вес только маловат. Кормить лучше надо. Ее Милкой зовут, полностью – Людмила…

– Людмила, – прошептал Юркин отец и губами прижался к маленькому лобику.

– Идем! – скомандовал я своему уже несуществующему седьмому «Е» классу, классу коррекции.

И мы пошли.

Запах звезд – говорит Стеша.