Текст книги "Упыриная наука. Дилогия"

– Зачем вы поднялись? – не понял судья, насупив брови.

– Я второй, – заявил он и демонстративно сорвал бинт с ладони, прикрывающий татуировку – голову волка. Публика вновь охнула, для того тут и находилась, чтобы создавать фон и нагнетать обстановку. Ну не пишут же они все курсовую, как я. А для курсовой заметим, что преступность здесь либо низкая, либо преступников попросту убивают на месте, потому как тюрьмы пыльные, судья никчемный, прокурор дилетант, а народ пришел на суд, как на диковинный редкий праздник. Хреновастенько одним словом у них с правосудием.

– Вы понимаете, что вам грозит за это признание? – аккуратно поинтересовался прокурор, недоуменно привстав из-за своего стола.

Мужчина вышел из ряда слушающих, и занял пустующее место защитника рядом со мной. Или же сообвиняемого. Как решит великий закон Горлена. Или не менее великое беззаконие и воображение судьи. Две статуи горгулий, горделиво восседающие по правую и левую стороны от судьи, смерили мужчину злобным взглядом. Словом, они на всех косились с равной злобой, потому как – нежить, и потому как статуи.

– Она действительно не убивала. Рауль сам вогнал себе меч в грудь. Также должен был поступить и я, но…

В зале повисла тишина. Вампир здесь имел право голоса, даже вампир, который совершил преступление. Его слушали, и сказанное им слово имело вес, что вселило в меня немалую надежду на то, что срок скостят, хотя бы лет до 70.

– У меня дома беременная жена и дети, – чуть ли не со слезами на глазах выдал он, а зал с еще большим вниманием уставился на вампира. Эка невидаль, многодетная семья. – Вы же не берете презренных куитов на работу. Пришлось вступить в банду, чтобы хоть как-то прокормить свою семью! Я ведь отец! Муж!

– А удар княжне, разумеется, нанесли не вы, а… Рауль?

– Рауль. В этом деле я чист. Я зажимал ей рот, чтобы не кричала, но она стала сопротивляться, и он случайно полоснул ей по животу. Потом ударил в грудь коленом, не помню точно. Она упала на дорогу, и мы срезали кошель. Там было много денег…

– Значит, вы еще и ограбили!

– Нет, – теперь вступилась я. – Он не взял денег.

– Как благородно! – улюлюкнул прокурор, предвкушая вместо одного обвинительного приговора два. – И зачем же вы, отец семейства, вместо того, чтобы украсть кошель и обрадовать жену новым подарком пришли сюда защищать незнакомую вам девицу? Вы куит, а не умалишенный. Вам прекрасно известно, чем все это закончится.

Все больше удивляюсь местной манере судопроизводства. А, чхать я хотела на курсовую. Написала бы – все равно бы не поверили. И хорошее было бы у меня резюме – «когда меня обвиняли в убийстве княжны Горлена, я имела возможность подробно изучить местный характер судопроизводства, скажем так, прямо изнутри…». А для наглядности потенциальному работодателю еще и обвинительный приговор присовокуплю. Для пущей важности.

Мужчина долго молчал. Прокурор уже хотел было садиться, довольно потирая ладони, но тут мужчина поднял глаза, в которых уже больше не было стыда и горечи, только решительность.

– Мы все совершаем ошибки. Куитам живется несладко на любых землях, но это не оправдывает того, что я совершил. Я глубоко раскаиваюсь и готов понести наказание. Каждый имеет право на второй шанс, я хотел восстановить свое честное имя, – посмотрев на меня, почти шепнул он.

– Что? – откровенно издевнулся прокурор. – Какое имя?

– Она повела себя благородно. Просила оставить госпожу в покое. А когда мы проиграли ей схватку на мечах, – прокурор и судья открыто гоготнули, – вместо того, чтобы убить, она сказала мне жить и восстановить свое доброе имя, если оно мне так важно, – я чуть не прослезилась от подобной характеристики. – Оно мне важно. Очень! Наш князь сейчас на поле боя, и я хочу перед всеми присутствующими поклясться, что верен ему и понесу любое наказание! Я согласен смыть пятно позора с моей семьи кровью! – он, разгорячившись, вскочил и ударил себя кулаком в грудь.

– Ты что порешь? – возмутилась я. – У тебя дома семеро по лавкам, жена! Прокурор, это я убила!

У меня-то дома никого не было, кроме кота да старика Аласса. Первый и без меня проживет, благо в Сириме мыши еще не передохли, ну, а второй погрустит немного, да вернется на родину. Старик сам о себе позаботится, а остальные родственники гуляют в неизведанном мною направлении. А вот спасти этого бедолагу не помешает, глядишь, как-нибудь да выкручусь впоследствии. Чай не впервой вляпываюсь в ситуации, а с законом и подавно.

– Что-то я запутался, – обозначил судья, взбодрившись.

– Это я убила! – пискнула фея. В зале рассмеялись. – Хотите демонстрации?

Желающих не нашлось. Еще был свеж в памяти конфуз с дерзким судьей.

– Что, вы втроем убивали? – недоуменно протянул судья, падая на поставленную локтем на отполированный стол руку, – или у вас было бандитское сообщество? Вы заранее договорились об убийстве княжны или это был внезапно возникший умысел?

О боже, остановите этот бред! Откуда только корни растут у этой логики? Судье на пару с прокурором впору писать романы-детективы с драматическим концом для сентиментальных дам и женоподобных мужчин.

– Ваша честь, – двери в зал суда распахнулись, и в помещение ворвалась блондинка. Сестра умершей. Здесь становится все горячей с каждой минутой. Даже мне стало интересно, к чему все это приведет и окажется ли убийцей садовник. В зале разве что не начали делать ставки на деньги.

– Гм, полагаю, это вы убили Княжну? – предположил судья. Взгляды присутствующих с немалым интересом впились в блондинку. Для полного счастья им не хватало шипучего сока тивы и хрустяшек из кукурузы.

– Это действительно так, – самоотверженно заявила она, немного удивившись догадливости судьи. – Во всяком случае, эта госпожа никого не убивала!

Судья хмыкнул, пытаясь разобраться:

– Да она у нас мать Нория, получается. Либо вы все в сговоре, либо покрываете кого-то пятого.

И что это они все так рвутся меня защитить? Ладно, фейка моя, она, как и я, дуреха. Но бандит-то зачем? Действительно так зацепили мои слова о восстановлении доброго имени? Не смешите мои коленки, снесла я какую-то чепуху, чтобы руки поскорее опустить, а то затекли совсем! И бедная родственница явно свихнулась. Списываю это на посттравматический шок. Хотя, чую, здесь пахнет жареным… м-м… жареным эльфийским мясом.

К судье подошел возникший из стенки вампир в белом халате и что-то прошептал ему на ухо. Неужели пятый? Он прошел так спокойно и беззаботно, будто вышел из туалета и, сев на диван перед камином, начал шептать жене на ушко приятные пошлости. Надеюсь, хоть он не станет сознаваться в убийстве княжны. Вампир оказался экспертом и судья, перекосившись в лице, попросил его сделать заявление:

– Минуточку внимания. Судмедэксперт хочет сделать заявление.

За кафедру рядом с судьей, выполненную в завораживающем готическом стиле, как и прочая, весьма празднично выглядевшая мебель в зале, встал замученный долгим крапением над скляночками, органами и бумажками судебный эксперт. Его растрепанные волосы, перекошенные очки и мятый халат если не кричали о том, что он открыл восьмое чудо света, то уверенно нашептывали, что предыдущие пятнадцать минут он явно провел не один.

– Должен сообщить, – запыхавшись от нетерпения и волнения, начал он, – что подсудимая не могла убить!

– Конечно не могла! – обрадовалась фея, перебив гулко зардевшийся по залу шумок.

– Цыц!!!

– Согласно полученным данным, рана была нанесена отравленным мечом и скончалась потерпевшая от яда! – вскинув вверх указательный палец, мужчина показал смятый листок с какими-то почеркушками как доказательство. – Ранение было нанесено за полчаса до того, как вы схватили подсудимую, следовательно, она имела время схватить кошель и благополучно скрыться с места происшествия, если, конечно, она не сумасшедшая, а психологическая экспертиза отклонений не обнаружила, – когда они успели провести эту самую экспертизу – оставалось для меня тайной, окутанной мраком, но начало мне определенно нравилось. – Разве что вздорность и неуравновешенность, но это издержки воспитания и недостатки нежного возраста. – Да он явно мне льстил своей характеристикой. – К счастью, обследование места преступления позволило нам воссоздать обстоятельства того вечера! – эксперт смаковал и выдавал каждое слово с таким триумфом в голосе, будто защищал саму мать Норию, или диссертацию на соискание Всерасовой Премии по судмедицине. – Княжна направлялась на ярмарку. Предположительно. На всякий случай захватила меч, ведь она превосходно им владеет. Почему бы и не взять, так? В переулке на нее внезапно напали двое. Напали сзади. Ударили тупым предметом в область затылка – рукоятью меча разбойников – я извлек из раны кусочки кожи с рукояти. Потерпевшая упала на землю и попыталась кричать, но ее ударили ногой в грудь…

Мне сразу вспомнились две черных фигуры в переулке, ударяющие женщину, из груди которой вырвался клокочущий стон…. Да и оригинальную версию нашел медик. Значится, на ночь глядя, взяв пакетик и кучу денег, княжна пошла за хлебом, или в лес по грибы. А, чтобы удобнее грибы срезать, захватила меч. Да и так, вдруг упырь какой привяжется, автограф просить станет, а она ему тыкнет в глаз и тот струхнет. Эксперт, хоть и высказывал умные мысли, но явно темнил с причиной ее нахождения в этом переулке. Что-то тут не вяжется.

– …на руках замечены синяки – один из разбойников держал ее за руки, пока второй обыскивал, – он наглядно, на судье, показывал как все было, а судья, стойко перенося все тяжести роли манекена, внимал, – Когда княжна вновь начала сопротивляться, ее полоснули мечом по животу! – медик, махнув рукой, словно мечом, застыл ненадолго, округлив глаза, а потом поправился, задрав указательный палец. – Скорее всего, нечаянно, поскольку внутренности не задеты, только рассечен слой кожи глубиной в два сантиметра! Далее мы наблюдаем следы драки. Судя по всему, подсудимая, проходя мимо, пришла на помощь. Она обезоружила разбойников. Один из них, от горя, покончил жизнь самоубийством, второй бежал. – Перед глазами так и застыла картинка рыдающего от горя бандита. – Исследуя раны и характер лечения, делаю вывод – подсудимая приложила все усилия, чтобы спасти княжну. С медицинской точки зрения делала все правильно, но характер ранения был несовместим с жизнью при наличии того уровня магии, коим владела подсудимая. Следовательно, подсудимая невиновна. У меня все.

Уау….

Воцарилась тишина.

Шуршание колесиков в голове судьи.

Изменившийся и ошарашенный взгляд Валена.

Злорадно триумфальный в ответ.

Коленки перестали трястись, мочевой пузырь предательски затяжелел.

– Виновна, – постановил судья и треснул молотком. Как ножом по сердцу. Будто только стояла на пороге рая и меня резко дернули в ад, извинившись за ошибку с распределением.

От неожиданности содержимое пузыря чуть не расплескалось. Судья мне определенно не нравился. Зал заревел, повскакивал и, сколько бы судья ни призывал к порядку, утихать и не думал. Казалось, толпе только и дай скандал. Некоторые, видимо самые эмоциональные, попревращались в летучих мышей, сов, мух и прочих летающих гадов, и стали носиться под потолком, хлопая крыльями, крылышками и сея панику. Скитальцы тесно связаны с животным миром. Когда зверь внутри них берет силу – они сами становятся зверьми, иногда не в силах контролировать свою трансформацию. Вампиры этой общины, полагаю, должны с детства учиться контролировать зверя внутри себя и превращаться тогда, когда им потребуется, как Вален, а не тогда, когда нервишки расшалятся.

Вален наклонился к судье и что-то тому прошептал. Выражение лица судьи ничуть не изменилось. Он только на диво понятливо кивал. Уж никак способ моего убиения обсуждают. Остановившись на каком-то, как пить дать изощренном способе, судья, нерешительно призвав к порядку, заставил вампиров и живность замолчать и рассесться по лавкам, спинкам, выступам и прочим пригодным поверхностям.

– Невиновна! – зал одобрительно загудел, вновь вскочив и не смеряя боле меня злобными укоряющими взглядами. Лишь так – недоверчивыми.

Вампир выжидательно смотрел на судью. Видимо оправдательного приговора по закону Горлена маловато.

– Три золотых за незаконное задержание и пять «За заслуги перед княжеством Горлен» с вручением почетного значка. Привести оправдательный приговор к исполнению немедленно!

Последний раз звякнул молоток. Меня тут же освободили от оков и пут, нацепили на грудь этот самый почетный значок (я, впрочем, нашла более плодотворное применение, закрепив им порванный рукав) и… предали забвению, словно я какая-то вспыхнувшая и растаявшая над зеркальной гладью воды звезда. Да меня это очень даже устраивало! Я, размяв руки и закостенелые от цепей конечности, решила смыться, пока судья не передумал и пока Вален меня не заприметил. Поздно – вампир схватил за руку и попытался остановить:

– Что? – вознегодовала я.

– Я не знал…

– Ты и не пытался узнать! – секундное замешательство. – Выдайте деньги сестре погибшей. Мне они не нужны.

Сестра погибшей, со слезами на глазах, стояла за моей спиной, шатаясь от праздно шагающих вампиров, улыбающихся и усердно жестикулирующих. Они обсуждали и смаковали все детали судебного разбирательства, изображая то меня, то мою заступницу Аличку, то проникновенного раскаявшегося экс-бандита. Меня поразило то, что в зале суда царил какой-то балаган, карнавал, а не судебное разбирательство дела по существу. Это было похоже на какой-то фарс, нежели серьезное действо и насторожило меня не на шутку. С этой долиной стоит держать ухо в остро. Сестра погибшей, без слов, кинулась мне на шею и разрыдалась. Я показала Валену, что он тут третий лишний и попыталась успокоить девушку, ставшую вдруг такой родной, ведь никак у нее есть крыша над головой и какой-никакой ночлег с хлебом-солью.

* * *

Зал опустел. Суровое помещение, пустым казавшееся каким-то мертвым, бездыханным, замерло, небрежно скосив лавки и предоставив ветру вольно играть с занавесками.

Мы сидели на лавочке, как понимающая мать и кающаяся дочь. Без слов. Просто наслаждаясь тишиной и, возможно, подбирая слова. Я не знала, что говорят в подобных случаях. Мне было знакомо лишь дежурное «все будет хорошо», которое означало, что дело дрянь. Когда все шло наперекосяк и казалось, что хуже не будет, хуже быть просто не может, я была готова размазать по стенке любого, кто, улыбнувшись, протянул бы три этих слова.

У каждого за душой есть камень,… есть нечто, что тянет нас в прошлое, не позволяя жить настоящим, жить без опаски,… не оглядываясь на пройденный путь, который остался далеко позади и покрыт пеплом. Но есть те, кому по нраву стряхивать пепел, воскрешать давно забытое. Мы не можем стать счастливыми, не отпустив то, что никогда больше не вернется. Не отпустив то, что не наше и, возможно, таковым никогда и не было…

– Это я виновата, – когда не осталось сил для слез, апатично заявила моя новая знакомая. Фея, прекрасно понимая, что ее бешеный темперамент тут не к месту, улетела собирать успокаивающую пыльцу.

Я неловко замолчала, не зная как к ней обращаться. Вампирка, сообразив мою растерянность, протянула руку, постаравшись улыбнуться:

– Лукреция.

Улыбка у нее была приятная и искренняя. За свою недолгую жизнь я, тем не менее, научилась различать много видов улыбок, большинство из которых были притворными. Ее улыбка – искренняя, горькая и трогательная. Добрые глаза девушки от грусти ощетинились бугорками морщин, но источали тепло. Мне стало действительно очень жаль… стоп. Она – вампир. Мне и в голову не приходило все это время, что она – вампир! Может полукровка? Спрашивать об этом было как-то нетактично, но настолько разнились ее темперамент, ее характер, ее поведение с остальными вампирами, которых мне удосужилось повстречать.

– Я не вижу твоей вины, Лукреция, – заверила я.

– Ты не понимаешь, – она вновь уставилась в одну точку. Буйное состояние аффекта прошло. Наступили апатия, депрессия – безграничные в своей замкнутости. И бесконечное чувство вины. Неизменные спутники великих потрясений, – она из-за меня ушла. Мы поссорились.

– Это случается. Ты же не толкала ее силой под меч! Даже у меня больше причин винить себя в ее смерти!

– Это из-за меня, из-за меня! – начала нервничать она. Как раз вовремя подоспела фея:

– Это успокоительный сбор, – запустив руку в маленький розовый мешочек, проговорила она, – подставь ладонь, – Лукреция безвольно выставила ладонь, на которую высыпалась горстка золотисто-розовой пыльцы, – вдохни это. Все законно.

Вампирка послушно вдохнула пыльцу, стерев остатки с носа и призывно чихнув. Через пару минут, после легкого головокружения ей стало легче, и она смогла продолжить более спокойно.

– Почему из-за тебя? – я искренне не понимала логики.

– Я задолжала денег Волку – главарю банды, – обстоятельно начала она с самой завязки истории. Я слышала, что скитальцы очень любят поговорить, поэтому приготовилась к долгому рассказу. Собственно, на суде я полностью убедилась в их словоохотливости и словоблудстве.

– Но у тебя же сестра княжна, – тактично напомнила я на тот случай, если Лукреция вдруг забыла.

– Да, но как я попрошу у старшей сестры-княжны денег на аборт? Ладно бы я забеременела от скитальца, но я полюбила куита! Сумма требовалась немалая, поэтому без лишних слов мне никто бы не одолжил столько денег. Пришлось идти к Волку. Он дал необходимую сумму,… – она замолчала.

– А что взамен?

– Попросил одну услугу. Не оговаривая. Просто – услугу, когда ему понадобится. Он не спросил, зачем нужны деньги. Дал. Я сделала аборт у хорошего специалиста в соседней долине, в которой меня никто не знал. Срок был маленький, и все прошло отлично и без осложнений. Сестре сказала, что взяла на работе отпуск и поехала отдохнуть в Оссет. Но в тот день,… вернувшись с работы, я обнаружила в своем доме того куита и свою зареванную сестру. Оказалось, что он пришел просить ее благословения на наш брак.

– Так вы еще и пожениться собирались? – обомлела я.

– Он милый, добрый, но наивный и глупый. Он не со зла так, – она явно выгораживала своего дружка, но любовь, говорят, заставляет совершать глупости, – он мечтал о свадьбе, но я любила свою сестру и не могла так с ней поступить. Другу пришлось уйти. В тот вечер мы серьезно поговорили с сестрой. Она не понимала, почему я не обратилась к ней, заверяла, что поняла бы, поддержала. Говорила, что я предала ее, – по щеке девушки сбежала, не сдерживая ничем, слеза, – предала. Она ушла, просто закрыв дверь, а я кинула ей вслед что-то обидное. Чувствую себя просто омерзительно! – у, говорил уже здоровый эгоизм, что означало о возвращении в реальный мир. Ее мучило не то, что княжна не дожила до своего первенца и внуков, а то, что она наговорила сестре. То, что она будет жить с чувством вины. Вампиры совсем как все. Но говорить Лукреции подобное я не решилась бы, будучи даже самоубийцей, ведь вампир в гневе – страшное зрелище, я на картинках видела, – опомнившись, я кинулась за ней, без труда найдя ее следы. Но опоздала. Ты пыталась спасти ее, а дальше….

– А почему Банда Волка убила ее?

– Чтобы заставить меня выполнить мою услугу. Они давно грозились, что я поплачусь,… поплатилась, – она горестно развела руками, – не думаю, что это из-за ее титула. Нет. Наверняка они даже не помышляли, что она княжна…

– Что была за услуга? Что они потребовали?

– Они потребовали отдать дом. Наш дом. Наше фамильное поместье, передаваемое от матери к дочери вот уже семь поколений подряд. Ты представить не можешь, какая это история! Я говорила им, что это невыполнимая услуга, что это нечестно. А они апеллировали договором. Тем, что я обещала отработать долг оказанием услуги. И все законно. Обращаться в суд… сама понимаешь – это бессмысленно и опасно для репутации. Теперь, правда, только моей.

– Да… – протянула я, – до недавнего времени полагала, что только я могу встрять в подобные ситуации…

– Где ты остановилась? – она резко сменила тему, видимо, решив оторваться ненадолго от прошлого.

– Предлагаешь мне свое славное фамильное жилище с бандитской репутацией? – усмехнулась я, – Если да, то… я согласна. Лучше, чем ничего. И, раз уж не спасла сестру твою, попробую тебе помочь.

Она по-детски улыбнулась, но глаза ее остались тяжелыми и невообразимо печальными со слишком взрослым выражением, застывшим в них.

– Луки, – мягко произнесла фея, – позволь один совет. Не живи прошлым, не вини себя, поскольку этим ты ничего не сможешь изменить. Ты должна жить, храня в сердце тепло своей сестры и помнить, что она любила тебя и любит. Она с тобой. Те, кого мы любим, всегда с нами – в наших воспоминаниях, в наших словах и поведении. В нашем сердце, в каждом его ударе. Я знаю, словами ее не вернешь, но страданиями тоже. Поверь, она бы не хотела твоих страданий, – фея моя – лучший лекарь. И души, и тела. Маленькая чаровница присела на плечо Лукреции и погладила ее по щеке.

– Не одолжишь мне свою фею на недельку-другую? – улыбнувшись, вздохнула Лукреция.

– Пока я тут, можешь пользоваться, – я подмигнула им обоим.

Обращаясь к фее, девушка проговорила:

– Твои слова мудры и просты, но в жизнь воплощаются нелегко. Невозможно сразу отринуть страдания и стенания. Ведь, потеряв правую руку, мы не сможем тут же, закусив губу, приняться писать левой.

– Да, время лучший лекарь…

– Или калекарь, – туманно протянула я, думая о родителях.

…Длинные колонны детей и стариков. Одинокие огни освещают дорогу,… куда ведет дорога, которая уводит от дома? …либо в никуда, либо обратно домой. Куда ведет их дорога?

– А ты, Раэль. Тебе ведь тоже нелегко, должно быть, – справилась Лукреция.

– Поверь, меня не прошибешь. В жизни всякое бывает, я привыкла примиряться к этому, как к должному. Не приходится мучиться и винить себя. Гм, не прими за бестактность, но, может быть, осмотрим жилище? – желудок предательски заурчал.

– Кажется, поступают предложения для начала осмотреть местную харчевню, – захихикала фея.

Местная харчевня «Хромой Джо» напоминала тысячу других харчевен, но была довольно опрятной и, что приятно удивило, заставленной буковой мебелью. Древесина бука имеет интересный розово-коричневый оттенок и замысловатый рисунок, отчего мебель, смастеренная из бука, выглядит дорого и аристократично. Валкалы поставляют бук за копейки и в больших объемах и себестоимость мебели – плевая. Странно, что остальные владельцы харчевен на Нейтральных землях не смекнули это обстоятельство и не щегольнули «дорогой мебелью» за гроши, используя серую и невзрачную ольху. Харчевня манила нас дюжиной нетесаных буковых столов и лавок, местами сдвинутых в один длинный, для дружных компаний; заунывной музычкой, исходившей от не менее заунывного музыканта на пустующей сцене и барной стойкой с симпатичным вампиром-барменом, неустанно протирающим стаканы. Немного мутноватые, но целые, что радовало. Ведь в иных заведениях не успеешь донести посудину до рта, как она оказывается пустой. Лукреция поведала, что после полуночи «Хромой Джо» загадочным образом превращается в «Пышногрудую Сью». Излюбленное место подростков и мальчиков постарше. Я заключила, что, должно быть, здесь кажут стриптиз, и взяла это на заметку. Правда самих хромающих и пышногрудых героев, давших доброе имя столь славному месту, обнаружить не удалось. Всегда было интересно заглянуть в их честные глаза.

Пообедали отменно. Запеченная с картошкой и лимонным соком рыба оказалась божественной как на вид, так на запах, на вкус и на все остальные органы чувств, что весьма меня насторожило, ведь все сразу в харчевнях не бывает. Наверное, свое дело сделал голод, или халява, при которой и уксус сладок. Бармену понравился мой значок, и он выдал харчи за счет заведения. Заведение, видимо, больше пользовалось спросом после двенадцати, так как из посетителей мы увидели только пару вампиров, да трех веселых гномов, пребывающих проездом, как мне удалось подслушать, из Каменных Мытищ. На мой вопрос – не продавали ли они кому на днях партию свеже выкованных Мытищенских клинков гномы ответили быстрым ретированием из таверны на улицу. И чем я сегодня всем так не угодила?

Дом Лукреции располагался недалеко от княжеской резиденции. Пару кварталов – и можно лицезреть трехэтажное здание скромного сероватого особняка, украшенного лишь статуями горгулий и двумя горделиво возлежащими около входа волками, которые смеряют каждого входящего дружелюбным оскалом полуоткрытой пасти; впитывать влагу фонтана на площади и дышать почти одним воздухом с самим упырем упырей – упыриным Князем. Домик оказался добротным, просторным – семь просторных и светлых комнат, большая кухня с каменной печкой, столовая и нечто вроде сеней. Перед домиком был засажен небольшой приусадебный участок. Пара соток. Росли бархатцы, шафраны, георгины вдоль светлого и низкого заборчика; золотой шар, тесня бардовые крупные цветы георгинов, томно склонялся над пыльной дорожкой, перегибаясь через забор и цепляя за одежду прохожих. Цвели какие-то приятно пахнущие кусты, а на грядках пушилась зелень морковки, салата и прочих приятных и вкусных мелочей. Что радовало в этой стране, так это благоприятный климат, который помимо всего прочего, позволял собирать урожай несколько раз в год.

Живности никакой не было. Чему моя живность была рада, заявив, что ее важной особе пристало прилечь в отдельной комнате и отдохнуть от мирской суеты. Комнату, которую выделила для меня Лукреция, можно было со всей уверенностью назвать княжеской. Высокая широкая кровать, с хорошо взбитой периной, застеленная тяжелым покрывалом, персикового цвета. Хозяйка предупредила, что ночи холодные и посоветовала закрывать извечно открытые днем окна. Над кроватью возвышался балдахин, позволяющий немного скрыть себя от окружающих свешивающимися до пола полупрозрачными тканями бежевого, молочного и сиреневого оттенков, в которых, искрясь, путались прикрепленные серебряные звезды. Помимо кровати имелся миниатюрный шкаф для одежды из светло-вишневого дерева, который теснился рядом с женским туалетом. На туалетном столике расставлены скляночки – крема, масла, пудреницы. Вампирка объяснила, что их дом часто посещали гости князя и «забывали» разные миниатюрные мелочи. Интересно, она обидится, если при отъезде я «забуду», что эти мелочи не мои?

Заметив мельком свое отражение в зеркале, я ужаснулась. Я хоть и ведьма, но таких страшилищ обычно вперед ногами выносят, причем крышку гроба закрывают… Решив отложить проблему с внешним видом на потом, я продолжила осмотр жилища. Высокий ворс персикового ковра приятно щекотал ноги. Цветовая гамма немного хромает, но если не брать ее в расчет, я была готова поселиться тут навечно.

Мои не сильно рьяные попытки удариться в поиски глупого коня Лукреция категорически прервала, заявив, что уже послала посыльного и, пока мы пили чай, обсуждая погоду, здешнюю моду и некоторых девиц, мальчишка привел мое животное и даже принес нетронутые мешки. Из-за внешнего вида их кому-либо трогать не особо-то и хотелось. Я кинула парню медяк под неодобрительным взглядом Луки и, потрепав Графа, принявшегося жевать принесенный для него овес, взялась за мешки.

– Как приятно видеть свои вещи, – обустраиваясь в комнате, улыбнулась я. И получила в ответ теплую, но грустную улыбку Лукреции.

– Вот полотенца для тебя, можешь принять душ. Мне сейчас нужно возвращаться на работу, но ты чувствуй себя как дома. И не пугайся – вечером зайдет горничная, приберется.

– Тебе действительно нужно на работу? – удивилась я.

Лукреция не ответила, только улыбнулась вновь вежливо и печально, и смиренно вышла из комнаты.

Я, с чувством выполненного долга перед собой и отечеством, намывалась в душе, не щадя заготовленных этой весной средств и масел. Грязь не мудрствуя лукаво, сыпалась ошметками на пол и растворялась под горячими струями, будто я не мылась неделями, живя не в упырином царстве-государстве, а в грязном скотиннике со свиньями. Впрочем, если учесть, где я провела эту ночь, то не так уж и далеко сие было от правды. За исключением, что свиньи там отродясь не водились.

Накинув полотенце на легко вздохнувшее, осыпное Аличкиной «чудодейственнейшей пыльцой» тело и закутав в другое полотенце благодарно завившиеся в кольца волосы, я нанесла на лицо толстый слой крема, а на глаза проверенное средство – огуречные кругляшки.

Какое это прекрасное чувство, расслабляться после душа на мягкой кровати, как на облаке. Убрав с глаз огурцы и удостоверившись, что зеленого цвета маска на лице затвердела, я растворила дверцы шкафа, напевая себе под нос веселую песенку, и встала перед мучительнейшим выбором «что бы мне надеть». Даже в стране, населенной вампирами, хотелось чувствовать себя девушкой. Надо показать этим неотесанным грубиянам, кто такие эльфы и почему именно мы считаемся первородной и благороднейшей из рас. Мои тяжкие думы прервали тактичным стуком в дверь. Полагая, что это горничная раньше времени решила метелкой помахать, я, без задней мысли, шлепая босяком, завернутая в полотенца и обремененная маской, открыла дверь.

Увидела испуганные глаза вампира. Полотенце соскользнуло на пол. Испуг в глазах сменился на задор и интерес.

Захлопнула дверь обратно и ужаснулась.

Приглушенного звука падения не послышалось, значит, к моему прискорбию, незваный гость не скончался от обширного инфаркта.

Потом подумала, что еще и не такой мой внешний вид пугал окружающих и спокойно пошла одеваться. К моему величайшему счастью в напоминание о синяке осталась лишь раскосая челка, которая слегка отросла, но по-прежнему жалобно болталась на лбу. Зуб не беспокоил, а нога лишь тихо подвывала, завернутая в бинт.

Придирчиво рассматривая себя в зеркало, я заключила, что это лучше, чем было. Передо мной стояла стройная невысокая девушка в лазурно-голубом сарафанчике со спелыми золотыми гроздьями пшеницы, пущенными по подолу, струящемуся волнами выше колен. Вымытые волосы, благоухая жасмином, красными кольцами спадали до плеч, а не стояли дыбом в вопросительном колтуне. На груди – все тот же родительский медальон с цветами Зеленики и на кожаном шнурке половина сердца Хелены – сестры Луки. Не в буквальном смысле, разумеется, я же не некромант какой. Хотя, чисто в научных интересах, глянуть бы не отказалась.

Открыв входную дверь, я улыбнулась миру. Ласковый ветер заигрывал с моими волосами, а приветливое солнце целовало лицо и руки. От удовольствия я закрыла глаза и несколько минут наслаждалась покоем и прелестью момента, вдыхая цветочные ароматы сада. Фея тактично кашлянула и я, без мук совести, но все же, вспомнила, что давеча заходил вампир. Оный, без тени раскаяния, сожаления или прочей явно не ведомой ему заморской волшбе, восседал на лавочке в тенечке под яблоней, на которой уже румянились спелые плоды.