Текст книги "Бред сивого кобеля"

Девица Лика оказалась совсем молоденькой, лет двадцати двух, хорошенькой как картинка и даже довольно милой. Она очаровательно стеснялась, сидела, потупив глазки и краснея, почти ничего не говорила и то и дело выказывала готовность помогать по хозяйству. Нина Михайловна была приятно удивлена. В какой-то момент Лика вскочила, собрала грязные тарелки и побежала на кухню. Вскоре оттуда донесся шум воды. Посуду моет!

– Ну как, мать? – шепотом спросил Алексей.

– Лучше, чем я ожидала. Ты что, намерен на ней жениться?

– Да нет, пока так поживем… К тому же я, если ты помнишь, женат.

– А если приспичит жениться?

– Тогда найду…

Нина Михайловна вспыхнула.

– То есть ты хочешь сказать, что Туську ты не искал?

– Искал по мере сил…

– А Лику ты давно знаешь?

– Да уж полгода или больше.

– Да? Интересно.

– Что интересно? – нахмурился Алексей.

– Не она ли случайно организовала те звонки Тусе?

– Что за бред, мать? Она из хорошей семьи… и вообще.

– Будем надеяться. Лешик, ты ее любишь?

– Мать, я тебя умоляю! – поморщился Алексей.

Нине Михайловне стало неприятно. Она не любила в сыне цинизма. С Тусей он не был таким циником. Она хотела спросить сына о чем-то еще, но тут вернулась Лика и, скромно потупив глазки, сказала:

– Ничего, что я поставила чайник?

Когда они ушли, Нина Михайловна с грустью подумала: да, эта девушка уж точно мне подружкой не станет. Но ведь и с Туськой, если я ее найду, тоже уже не будет по-прежнему. Она вдруг остро ощутила свое одиночество. Друзей-приятелей и приятельниц много, а по-настоящему задушевной подружки ни одной. Вдруг безумно захотелось позвонить Мстиславу Сергеевичу, но нельзя. Он женат, у него своя жизнь. Да что это я разнюнилась в самом-то деле? Завтра с утра займусь поисками Туськи. И гори оно все синем пламенем, даже если она сойдется с Кирюшкой, почему мы не сможем сохранить наши отношения? Потому что он отец Лешки? Да какое это имеет значение в данном случае? Разве он ему отец?

И тут зазвонил телефон.

– Алло!

Молчание…

– Алло, говорите, я вас слушаю!

Опять молчат.

– Туся, это ты? Туся, не молчи, откликнись, ради бога, я же волнуюсь, дурища ты эдакая!

На том конце провода всхлипнули.

– Ниночка! Простите меня!

– Да что за глупости? Где ты, что ты? Зачем прячешься?

– Ах, Ниночка, если б вы знали!

– Да знаю я все! Знаю! Приходил он ко мне!

– Кто? – испуганно спросила Туся.

– Как кто? Кирилл! И все мне рассказал. Туся, деточка, он тебя, кажется, и вправду любит…

– Это ужасно… это все ужасно! Ниночка, я только хотела сказать – вы не волнуйтесь, я жива-здорова и пытаюсь начать новую жизнь. Не ищите меня и ему скажите… Когда смогу, я свяжусь с вами. Если Леше понадобится развод, пусть скажет вам, а я буду раз в месяц вам звонить…

– Туська, брось это, я хочу тебя видеть…

Но в трубке уже слышались короткие гудки.

– Дурища, вот дурища… – пробормотала Нина Михайловна, кляня себя за то, что так и не купила телефон с определителем.

И снова раздался звонок.

– Алло!

– Ниночка, пожалуйста, умоляю вас, скажите ему, пусть уезжает. Я не смогу… я не хочу…

И опять короткие гудки.

Час от часу не легче! А голос какой несчастный. Нина Михайловна ясно представила себе зареванное, подурневшее Туськино лицо, припухшие дрожащие губы и глаза такие же горестные, как у Мамзика…

– Идиотка, дурища!

Господи ты боже мой, думала Тусяка, он осмелился прийти к Ниночке и во всем признаться! А она еще волнуется из-за меня и, похоже, сочувствует. Это все не укладывается в моей несчастной голове. Два самых близких и любимых человека – свекровь и свекор… Чудовищно, лучше забыть об этом. Я начала новую жизнь, и слава богу. Теперь я должна думать о куске хлеба, должна как-то научиться жить одна. Я и учусь. И я еще везучая. У меня есть работа и крыша над головой. Это пока я снимаю комнату, но скоро мои жильцы съедут, и тогда…

– Наташенька, вы не спите? – постучала к ней соседка, немолодая женщина, снимавшая вторую комнату в двухкомнатной квартире.

– Нет, Светлана Сергеевна, заходите.

– Наташенька, мне тут конфеты вкусные подарили, может, чайку попьем?

– С удовольствием. А у меня крекеры есть.

– Вы плакали?

– Так, немножечко…

– Не плачьте, Наташа, вы еще молодая, что такое сорок лет? Ерунда, можно сказать, лучшее время… И вы работаете в мужском коллективе…

– Ну, коллективом я бы это не назвала, – улыбнулась Туся.

– Но у вас и клиенты бывают, а с вашими данными…

– Ах, боже мой, я и думать сейчас не хочу ни о каких романах.

– Это пока не встретили. А встретите…

Я уже встретила, подумала Туся. Она ничего почти не рассказывала о себе соседке. И о ней мало что знала. Очень милая женщина, в юности, должно быть, красотка, маленькая, белокурая, с голубыми глазами, очень женственная, хотя и располневшая с возрастом, она была уютной и доброжелательной. Лучшей соседки и найти невозможно. Не лезет в душу, не изливает свою. Уходит на работу на сорок минут раньше Туси, и как-то так получается, что по утрам они не сталкиваются на кухне и в ванной, то есть никак друг дружке не мешают. А работают они в одном здании. Светлана Сергеевна в какой-то компьютерной фирме, Туся в частном детективном агентстве, секретарем. А устроила ее туда как раз Светлана Сергеевна. Детективному агентству срочно понадобилась секретарша. Туся пошла туда, поговорила с хозяином, бывшим полковником милиции Владимиром Иосифовичем, и была принята с испытательным сроком. Ничего особенного от нее не требовалось. Умение работать с компьютером, вежливость и «бдительность, бдительность, бдительность!». И вот вчера как раз истек испытательный месяц и Владимир Иосифович, усталый мужчина пятидесяти лет, сообщил ей, что она испытание выдержала и ей теперь будут платить триста пятьдесят долларов.

– Ну и премиальные иногда будут, – подбодрил ее Владимир Иосифович.

– Откуда премиальные? – улыбнулась Туся.

– А когда клиент богатый будет, – подмигнул он ей.

Он был симпатяга, этот бывший полковник. Из милиции ушел по ранению. И теперь вместе с еще двумя сыщиками работал в своем собственном агентстве. Двое других, Игорь и Ростислав, молодые ребята, тоже ей нравились. Все они были совсем непохожи на ее прежнее богемное окружение. Иногда ей казалось, что Владимир Иосифович к ней немного неравнодушен.

– А у вас бывают богатые клиенты?

– А как же! Вот еще до вас пришел один… за женой последить просил… Мне лень было, но он такие бабки посулил…

– Заплатил?

– А як же ж…

Туся приходила в офис первой. Владимир Иосифович появлялся, как правило, не раньше одиннадцати. А Игорь с Ростиславом вечно где-то пропадали. Имелись еще и внештатные сотрудники. Дела в основном были не слишком волнующие, насколько могла понять Туся. Но однажды, когда она работала всего две недели, в агентство явились двое пожилых людей, у которых пропал зять. Их дочка, жена пропавшего, категорически запретила родителям обращаться в милицию, билась дома в истерике и заранее оплакивала пропавшего супруга. Владимир Иосифович быстро сообразил, или выяснил, что она-то и затеяла похищение мужа. Хотела вынудить его продать большой дом в Сочи, где он содержал чуть ли не целый гарем. И ведь добилась своего! Чтобы за него заплатили выкуп, он велел срочно продать дом. Но вмешательство стариков испортило дочке всю затею.

– Игорь, – спросила тогда Туся, – что ж ей, теперь ничего за это не будет?

– Если муж не подаст заяву в ментуру, то ничего. Но уж на развод он точно подаст. И хватит с нее. Во дурная баба!

– До чего ревность доводит… – вздохнула Туся.

– И не говорите, Наталь Дмитна. У меня у самого жена была ревнючая, просто жуть…

– А ты что, уже был женат?

– Аж два раза! И обе ревностью замучили. Больше я уж на это не подпишусь. Я теперь вольный казак!

А Ростислав был тихий, неразговорчивый, но очень вежливый и хорошо воспитанный. Всегда вставал, когда входила женщина, пропускал вперед и вообще демонстрировал хорошие манеры. Каждую свободную минутку читал, и не кого-нибудь, а Томаса Манна.

Наутро после разговора с Ниночкой Туся открыла офис и не успела даже снять пальто, как явилась клиентка. Это была шикарно одетая дама лет тридцати. Чувствовалось, что она взволнована.

– Я могу видеть господина Трунова?

– Владимир Иосифович будет позже.

– Когда?

– Обычно он приходит к одиннадцати.

– Чудовищно! – воскликнула дама.

– У вас что-то срочное?

– Разве сюда приходят с несрочными делами?

– По-разному бывает, – дипломатично заметила Туся. – Да вы садитесь, – предложила она. – Я сварю вам кофе. И мы заполним клиентскую карточку.

– Это еще зачем?

– Так положено…

– Нет, я сначала должна поговорить с Труновым, а потом уж будем бюрократию разводить. Впрочем, кофе я бы выпила.

Она сняла шубку.

– Ой, у вас подол оборвался! – сказала Туся.

– Еще и это! Вот черт! У вас булавки не найдется?

– Знаете что? Пока никого нет, снимите юбку, я вам дам иголку с ниткой.

– А я тут без юбки сидеть буду? Только этого не хватало!

– Ну хоть прихватите несколькими стежками.

– Зашивать на себе? – ужаснулась клиентка. – Никогда и ни за что! Это ужасная примета!

– Ну тогда…

– Да плевать я хотела на этот подол, пропади он пропадом! Потом отдам в ателье. Ненавижу шить!

– Господи, зачем в ателье? Я вам мигом все подошью.

– А я буду без юбки сидеть?

– Не проблема, снимайте юбку и идите в туалет. Через три минуту все будет готово. – Тусе почему-то было ужасно жаль эту женщину. Она еще заметила, что глаза у нее неровно накрашены и сломаны два ногтя. Остальные были длинные и красивые, а на указательном и среднем на левой руке торчали безобразные обломки.

– Ладно, пойду в туалет… Только вы меня не запирайте!

– Зачем мне вас запирать? – растерялась Туся.

– Понимаете, у меня клаустрофобия.

– Так не закрывайте дверь, никого же нет! А хотите там журнальчик почитать?

Женщина вдруг расхохоталась, смех, правда, был истерический.

– Ладно, давайте журнал! – опомнилась вдруг она.

Туся мгновенно подшила юбку.

– Вот, пожалуйста!

– Ну вы даете! Надо же, совсем незаметно. Вы портниха?

– Я умею шить.

– Так чего вы тут торчите? Шили бы лучше… А, тут, наверное, мужиков много…

– Просто у меня нет клиенток.

– Понятно.

Надев подшитую юбку и выпив немного кофе, женщина вдруг сказала:

– Знаете, а вы тут на месте.

– В каком смысле?

– У вас аура хорошая. Я вот пришла сюда черт знает в каком состоянии, а сейчас мне полегче стало…

Эти слова доставили Тусе громадное удовольствие. Она широко улыбнулась.

– У-у-у-у, – протянула вдруг клиентка, – на вас небось мужики с порога кидаются? У вас с этим проблем нет?

– У меня куча проблем.

– Но ведь кидаются?

– Изредка.

– Тогда я не понимаю… вы тут, конечно, на месте, но… Вряд ли это ваше призвание – секретарша в сыскном агентстве.

– Так сложилось, – пожала плечами Туся и вдруг остро себя пожалела. В самом деле – собиралась стать великой балериной, сводила с ума голливудских звезд (пусть даже в единственном числе, это дела не меняет), была замужем за блестящим журналистом, и что в результате? Спуталась со – свекром, работаю в сыскном агентстве и снимаю комнатенку. А лет уже сорок…

– Да ладно, вы тут долго не задержитесь. Явится какой-нибудь богатый клиент и влюбится… Только за очень богатого не выходите. У них у всех крыша съехала… Да и староваты вы для них, им что посвежее требуется. Вот вам сколько лет?

– Сорок!

– Не может быть!

– Почему?

– Никогда бы не сказала. Я думала, мы с вами ровесницы, мне тридцать один, и то я уж старуха для своего мужа.

Но тут появился Трунов.

– Вы ко мне, мадам?

– Да. Уже давно жду. Секретарша у вас классная.

– Плохих не держим. Проходите в кабинет. Наталья Дмитриевна, сделайте нам кофе.

– Мне не нужно, я уже напилась.

Дверь за ними закрылась. Интересно, что у нее стряслось? Небось хочет последить за мужем?

Дама пробыла у Владимира Иосифовича долго. Потом вышла, громко и злобно хлопнув дверью.

– Да пошли вы все к… матери!

Она схватила с вешалки свою шубу и выскочила из офиса.

– Что случилось? – спросила Туся, когда Трунов вышел в приемную.

– А, просто ревнивая психопатка. С такими дамочками нельзя иметь дело. По крайней мере, я не собираюсь. Наталья Дмитриевна, у меня к вам странный вопрос.

– Слушаю вас?

– Не могли бы вы послезавтра вечером пойти в театр?

– В театр? – удивиласьТуся.

– Да.

– Вы приглашаете меня в театр?

– Увы, нет. Вам придется пойти одной. И закадрить одного человека.

– Закадрить? – ахнула Туся.

– Ну да. Я убежден, у вас получится.

– А если нет?

– Тогда вы просто посмотрите за ним. С кем он встретится и так далее.

– А вдруг встреча будет происходить в мужском сортире?

– Предусмотрено. Там будет еще и Ростислав. Но вы не должны никому показать, что вы знакомы с ним. Просто одинокая интересная дама. Я очень рассчитываю, что он на вас клюнет.

– А зачем нужно, чтобы он на меня клюнул?

– Видите ли, этот человек любит женщин и в присутствии привлекательной особы теряет бдительность.

– А зачем нужно, чтобы он терял бдительность?

– Я не вправе посвящать вас во все детали этого дела, скажу только, что он преступник. Он, видите ли, шантажирует одного крупного бизнесмена. У него есть видеокассета с компроматом, и он за нее запросил немыслимую сумму. Так вот, мы должны изъять у него эту кассету. Вернее, просто подменить. Поверьте, это благородное дело – обезвредить шантажиста. А вы просто должны его отвлечь.

– А если он догадается, что я его нарочно отвлекаю? Да и вообще, он же может прийти в театр с дамой?

– Нет. Он купил только один билет.

– Странно.

– Он, видите ли, помешанный театрал. И всегда ходит в театр один. Правда, уходит один не всегда.

– Разве это называется «театрал»? И потом, он ведь может положить глаз на другую женщину.

– Ерунда! Он будет сидеть рядом с вами, и, если вы засмеетесь разок своим грудным смехом, ему конец придет!

Туся удивленно посмотрела на шефа, а тот вдруг покраснел. Старый милицейский волк покраснел как мальчишка.

– Ладно, пойду. А что за спектакль? Я там от тоски не сдохну?

– Черт его знает, забыл, но это точно премьера. Кажется, что-то современное. Ростислав знает. И имейте в виду. Если он поведет вас в ресторан, во избежание неприятностей рядом будет Игорек. И еще, я заплачу вам за этот вечер отдельно. Ну что, уговорил?

– Уговорили.

– Наташа, я вот смотрю, вы часто макароны едите…

– Обожаю макароны! В детстве мне их никогда не давали, я же в Хореографическом училась, да и потом тоже я избегала. И муж их терпеть не мог, вот теперь и отвожу душу.

– И не полнеете?

– Да нет. Знаете, если макароны настоящие… Софи Лорен всю жизнь ест макароны.

– Но не «Макфу» же, – улыбнулась Светлана Сергеевна.

– А «Макфа» – как раз настоящие макароны. Из твердой пшеницы. От них не полнеют, как видите. Хотите попробовать?

– Да ну, я и так растолстела с возрастом.

– Нет, если макароны правильные и правильно сварены, вам ничего не грозит.

– Ладно, соблазнюсь, пожалуй. Спасибо, достаточно.

– Ах, боже мой, ешьте на здоровье! Вот возьмите сыр. А хотите томатный соус?

– Вку-у-усно! – расплылась в улыбке соседка.

И вдруг по щекам ее покатились слезы.

– Господи, Светлана Сергеевна, почему вы плачете? – испугалась Туся.

– Извините, Наташа, я не хотела… просто нервы не выдержали… Я сейчас… – Она вытащила из кармана мятый платок. – Сейчас пройдет… это так… пустяки…

– Светлана Сергеевна, а вы скажите, в чем дело. Вдруг я смогу как-то помочь?

– Вы? – сквозь слезы улыбнулась соседка. – Можно я вам расскажу? Я так устала держать все в себе… На работе нет сил рассказывать, выслушивать слова сочувствия или ловить злорадные взгляды недоброжелателей. Есть и такие…

– Конечно, расскажите! Иной раз поделишься бедой с малознакомым человеком, и станет легче.

Светлана Сергеевна вытерла слезы, высморкалась, машинально ткнула вилкой в остаток макарон, но есть не стала.

– Понимаете, Наташенька, у меня был брат… то есть он жив, но… И не просто брат, а брат-близнец, мы всегда очень дружили… Знаете, вы приготовьтесь выслушать самую банальную историю, таких, как говорится, тринадцать на дюжину. Мы всю жизнь, казалось, любили друг друга. Так сложилось, что у него была семья, жена, двое детей, мальчик и девочка. А я… у меня семьи не было… То есть был человек, с которым я жила больше двадцати лет. Но он не хотел на мне жениться, да и я замуж не стремилась как-то… Жила себе в свое удовольствие. С мамой в одной квартире. А он с женой жил. Романов у меня много было… Даже и сейчас есть… – Она как-то виновато улыбнулась. – Я как могла помогала брату и его семье и деньгами, и подарками, и племянников помогала растить, а когда они выросли, с учебой помогала, мальчика от армии помогла отмазать и на работу устроила хорошую… Наташа, вы не подумайте, что я себя нахваливаю как гречневая каша…

– Почему как гречневая каша? – улыбнулась Туся.

– Знаете, говорят – гречневая каша сама себя хвалит…

– Никогда не слышала этого выражения.

– Ну, короче говоря, когда мама заболела, слегла, я тащила ее одна. Ни брат, ни невестка практически не помогали. Брат, бывало, зайдет иногда, нос зажмет… Сами понимаете – лежачая больная, а я ведь на работе целый день, на сиделку денег не набрать было. Брат приходил всегда пьяный, иначе, говорит, не могу тут находиться. Слезы лил, как мне тебя, Светка, жалко… А невестка, если заглянет, спрашивает: как ты это выдерживаешь, не понимаю? А я и сама не понимала как… У матери характер-то всегда был не сахар, а тут и вовсе… Короче, четыре года каторги. И хоть я уже понимала, что брат и его семья мне не помощники, но все же думала, что у меня есть в жизни точка опоры. А тут еще и Вячеслав, это тот мой мужчина, умер. Он мне всегда выговаривал за то, что я так рьяно брату помогаю, а я сердилась. Ну, чтобы не растекаться – мама умерла. Братец принес мне триста долларов на похороны, сказал, что занял у кого-то… Сами понимаете, это – капля в море, я за все заплатила, а через две недели он их у меня обратно потребовал. Ему, мол, долг отдавать надо.

– Из ваших денег?

– Выходит, что так.

– И вы отдали?

– Отдала. Я вообще последняя дура… Думаете, почему я комнату снимаю? Они меня из квартиры выперли. Братец с женой. Вселились ко мне. Я сразу сказала, что готова разменять квартиру. У меня была прекрасная двухкомнатная квартира, знаете красные дома у метро «Университет»?

– Да, конечно!

– Я обратилась к риелторам, и они сказали, что такую квартиру можно прекрасно продать и на эти деньги спокойно купить две однокомнатные… – Женщина опять заплакала. – Я там сорок лет прожила…

– А они что, не пожелали?

– Нет. Они хотят всю квартиру получить. Вот и решили уморить меня. О чем заявили мне открытым текстом: это наша квартира, а ты скоро сдохнешь, и все нам достанется… Так и сказала мне эта тварь… Я, говорит, тут хозяйка, а ты скоро сдохнешь… Запугивать меня стали, что в милицию заявят, что меня вообще выселят… У меня нервы сдали, ну я и съехала… Правда, в суд все-таки подала. Но я ведь ничего лишнего не хочу… Только разделить лицевой счет, чтобы продать свою комнату… Хотя это невыгодно…

– Но ведь они вряд ли захотят жить в коммуналке.

– Они меня даже били… и горшки с цветами колотили, я, правда, тоже один их горшок разбила… И знаете, Наташа, такое удовольствие получила, ужас просто… Но не могу я с ними на одну доску становиться. Тошно мне. Я спать перестала совсем. Работать уже не могла. Вот и съехала.

– Но им же только того и надо! – воскликнула Туся, до глубины души возмущенная рассказом соседки.

– А еще мне эта гадина кричала: ты свою жизнь просрала, к тебе хахаль ходит, а я законная жена!

– А вы что?

– Да ничего…

– А брат ваш что?

– Мой брат… Моего брата нет больше, он превратился в грязную половую тряпку. Вечно пьяный, орет на всех, со всеми друзьями рассорился. Ох, простите, Наташа, что забиваю вам голову своими глупостями. Вам наверняка и своих забот хватает. Не хочу вас больше грузить… Мне и вправду чуть-чуть полегче стало. Спасибо вам за все. И за «Макфу» тоже. Извините. Спокойной ночи.

Светлана Сергеевна встала и побрела в свою комнату.

Утром, когда Трунов явился в офис, посетителей не было.

– Владимир Иосифович, у меня к вам просьба, вернее, вопрос.

– Слушаю вас!

– Скажите, можно чем-нибудь помочь в подобной ситуации? – Она пересказала ему то, что узнала вчера от соседки.

– Ну тут много еще надо выяснить. Прописан ли там брат, что с завещанием и вообще… Знаете, любое дело надо рассматривать с двух сторон. Может, все обстоит совсем не так.

– А если допустить, что все правда?

– Если все правда, то надо, повторяю, выяснить многие детали. И лишь когда они выяснятся, можно попробовать разобраться. Хотя, скажу честно, мне тут делать нечего.

– А можно, я приведу к вам эту женщину, посоветуйте ей что-нибудь.

– Наталья Дмитриевна, голубушка, зачем вам в чужие дела-то лезть? Вам своих неприятностей не хватает?

– У меня сейчас пока нет неприятностей. А Светлана Сергеевна очень хорошая, кстати, это она меня к вам устроила.

– То есть?

– Ну, сказала вашей бывшей секретарше, чтобы та порекомендовала меня на свое место…

– Она знакома с Еленой Ивановной?

– Да. Она работает в этом здании.

– А… вот в чем дело! А Елена-то какова! Рекомендовала вас как свою близкую знакомую. И я тоже хорош! Поверил! Детектив, называется. Скажу честно, я просто на вашу внешность купился…

– Владимир Иосифович, очень вас прошу… Надо же как-то обуздать этих хамов.

Он взглянул на часы:

– Ладно, звоните этой тетке, пусть приходит сейчас, пока я свободен. Поговорю с ней, так и быть.

Туся немедленно позвонила Светлане Сергеевне. Но та сейчас никак не могла отлучиться…

– Ну и славно, – махнул рукой Владимир Иосифович, – не горит небось.

Собираясь в театр на ответственное задание, она вдруг страшно разволновалась. А что, если на премьере я встречу знакомых? Но я же не преступница! Главное – не встретить Алешку, Ниночку и Кирилла. Но Алешка в этот театр не пойдет, даже под страхом смертной казни. Ниночка тоже, а Кирилл… Вряд ли он еще в Москве. А на остальных мне плевать. Даже хорошо, если кто-то меня увидит с кавалером, скажут Ниночке или мужу, ну и слава богу. Я же своих координат никому давать не собираюсь. И она занялась макияжем, потом надела изящный черный костюм из тяжелого шелка, на шею нитку желтоватого крупного искусственного жемчуга от Шанель, подаренную когда-то Ниночкой. И осталась собой довольна. Для сорока лет я еще очень недурна, подумала она с удовольствием. Ей захотелось, чтобы у незнакомого жгучего красавца, чью фотографию сегодня ей показали, голова пошла кругом. Захотелось видеть влюбленные мужские глаза, пусть даже этот мужчина шантажист и преступник. Но он очень хорош собой. И потом, может, это ошибка, может, его оклеветали… Входя в театр, она заметила Ростислава. Он стоял, зажав в руке программку, и, увидев ее, едва заметно кивнул с явным удовлетворением на лице. Шеф посоветовал ей сесть на свое место в самый последний момент, чтобы привлечь к себе внимание соседа, тем более что место у нее в проходе и никого тревожить не придется. Вскоре она заметила «объект». Он разговаривал с каким-то молодым человеком и был действительно чертовски привлекателен. У Туси вдруг захватило дух от предстоящего приключения. Как интересно, как волнующе интересно! А может, я авантюристка, только никогда этого не знала? Может, мне надо было не в балет идти, а в школу разведки, или как там это называется? Она прошла мимо «объекта» и, поймав его взгляд, едва заметно улыбнулась ему. Он эту улыбку уловил и, как опытный бабник, встрепенулся. Ах до чего обворожительная женщина! Изящная, походка – чудо! И таинственная какая… Почему-то она одна! Надо бы последить за ней, но она вдруг исчезла, словно растворилась в толпе. Ничего, в антракте я ее найду. А может, она уже в зале? Он поспешил найти свое место в девятом ряду партера и стал в бинокль оглядывать зал. Ее нигде не было видно. Но вот и третий звонок, в зале меркнет свет… И тут она появилась и села с ним рядом. Его обдало запахом дорогих духов. Кажется, это Сислей, «О де суар» – определил он. Ей идет. Он взволновался. Что сулит сегодняшний вечер? Надежда есть. Она явно пришла одна и никого не ждет, не ищет глазами. Спокойно села на свое место.

Спектакль начался.

К концу первого акта Туся пришла в смятение. Ее сосед не сказал ни слова, не сделал ни одного жеста, который бы свидетельствовал о его заинтересованности в ней, но тем не менее она точно знала, без всяких слов и жестов, что он захвачен ею и спектакль интересует его очень мало, как, впрочем, и ее. Между ними словно натянулась какая-то невидимая нить, вернее, провод, и при малейшем движении обоих может тряхнуть током. Но он же профессионал, он ходит в театры один, а уходит с женщинами… Меня для того сюда и прислали. Мне никогда не нравились мужчины этого типа – черные волосы, отливающие синевой, хоть и прекрасно выбритые щеки. Он, видимо, грузин или армянин, а может, грек или итальянец… А впрочем, какая разница! Я хочу, чтобы он пригласил меня куда-нибудь после спектакля, и хочу не только по долгу службы. Он преступник? А ведь назвать человека преступником может только суд! Но как я понимаю, до суда никто доводить дело не собирается, у него просто хотят выкрасть что-то. Изъять. Мне сказали, что компромат. Может, и Трунова обманули. Откуда он знает, компромат у этого человека хранится или что-то совсем другое? Может, он, наоборот, честный и благородный? А компромат поможет вывести на чистую воду настоящих преступников? Ведь нанять детектива может кто угодно! А Трунов – бывший мент. Он, конечно, симпатяга, но это еще ничего не значит. В душе поднялась неприязнь к начальнику. Он рвач… вон сам рассказывал, что не хотел следить за чьей-то женой, лень ему, видите ли, а как посулили большие деньги… Ну, впрочем, это естественно. Для профессионала с Петровки, наверное, унизительно следить за какой-то бабенкой, вся вина которой заключается лишь в предполагаемой неверности какому-то жирному борову с тугим кошельком… Да при чем тут Трунов? Меня тянет к этому человеку. А разве не так же меня тянуло к Кириллу? Господи, Кирилл… Нет, о нем нельзя думать. Это было и прошло. Но тут же перед глазами возникла картина, которую она нарисовала себе в те несколько часов, что отделяли их последнюю встречу от жуткого Алькиного открытия. Большой одноэтажный дом в далеком, незнакомом, но таком романтическом Провансе. Что я о нем знаю, о Провансе? Прованское масло – значит, там растут оливы… Капуста «провансаль» – терпеть ее не могу, а еще был какой-то поэт, кажется, даже лауреат Нобелевской премии, как его звали… что-то такое, связанное с ветром… Ах да, Мистраль… Прованс… Сад с цветущими деревьями, много-много воздуха… и любви…

Ее сосед мгновенно уловил, что эта восхитительная женщина перестала думать о нем, что нить, нет, провод между ними вдруг провис. Ах, это нечасто бывает – ни звука, ни жеста, ни даже взгляда, а ток идет…

Но тут раздались не слишком бурные аплодисменты, и зажегся свет в зале. Женщина словно очнулась, хлопнула два раза в ладоши и встала.

– Вам понравилось? – спросил он.

Она подняла на него глаза.

– Нет, я ничего не поняла.

– Признаться, я тоже. Меня только жутко раздражал голос этой актрисы…

– Да? Меня тоже. Я просто не отдавала себе в этом отчета…

– Вы о чем-то своем думали, да? – улыбнулся он. Черт возьми, у нее какие-то странные глаза. Несчастные, что ли? Она одинока? Почему?

– Простите, это, возможно, прозвучит достаточно пошло, но вы… Почему вы одна в театре?

– А не с кем… – пожала она плечами. Сейчас он пойдет в атаку, подумала она. Ей и хотелось этого, и было страшно. Я могу, наверное, в него влюбиться. Вернее, могла бы, если бы не Кирилл. А что Кирилл? Где он, а где я? Он, скорее всего, уже в Провансе, а я тут, в театре, выполняю задание… Я агент… Я Мурка. Маруся Климова, прости любимого… Я не хочу, чтобы у Трунова все получилось. Мне жаль этого человека. Он, наверное, одинокий и неприкаянный, как я… И никакой он не преступник, он просто грешник, так же как и я. Я совершила смертный грех. И он, возможно, тоже. Мой грех, прелюбодеяние, в наше время и грехом-то не считается, тем более смертным… А в чем его грех? Хотелось бы узнать?

– Послушайте, а давайте познакомимся! Меня зовут Грант. А фамилия…

– Не надо фамилии. Просто капитан Грант! А я… Маруся… (И про себя не без горечи добавила: Климова.)

– Маруся, какое чудное имя… Вам идет. Послушайте, Маруся, а давайте сбежим отсюда, а?

– Сбежим? – растерялась она. – Куда?

– А куда хотите! На волю, в пампасы! Или в ресторан?

– А как же премьера?

– Плевать на премьеру!

– Плевать?

– Да! Со спокойной душой! Такая тягомотина… вы же весь первый акт думали о чем-то своем.

– Откуда вы знаете?

– А я наблюдал за вами. И тоже думал… о вас.

Она вспыхнула.

– И что вы обо мне думали? – Она вдруг посмотрела ему прямо в глаза. Глаза были черные, непроницаемые, ей даже стало страшновато, но лишь на мгновение, потому что он вдруг улыбнулся, глаза ожили и обласкали ее.

– Знаете, я думал, что, наверное, с вами страшно жить рядом.

– Страшно? Почему?

– Можно легко превратиться в этого дурацкого шекспировского героя.

– Ну, для Джульетты я старовата уже.

– Я имел в виду Отелло. Ох, извините, пошлость какая-то получилась. Простите. Ну так что, Маруся, сбежим?

– Сбежим, капитан Грант!