Текст книги "Свист и пляска. История из новейших времен"

– Как это – нет школ? – заинтересовались прочие.

– А вот так! Что я хочу сказать – сказать, там у них все время зима, сугробы, на улицу выйти нельзя. К тому же медведи шастают. Вот они и сидят дома и пьют водку.

– Вимбели-бамбели-блям, – выговорила Важная Анастасия и выпустила в нее струю дыма. – А вы откуда знаете?

– По телевизору говорили. Но что я хочу сказать – сказать, это же всем известно. Там, на севере, вообще никакой культуры нет.

– Пум-пурурум, – возразила Важная. – Когда я была мафиозой, мне приходилось бывать на севере. Никаких медведей там нет. Они их давно всех съели, потому что там голод. А еще у них воды нет, поэтому они не моются.

– Что я хочу сказать – сказать, вы врете!

– Джага-джага. Это вы врете.

– Нет, вы!

– Нет, вы!..

Тут Диетическая случайно встретилась взглядом с Флейтистом, который так и сидел, прикидываясь сестрой Анастасией. Бабьи дрязги его не интересовали, но слушать, как говорящая подушка оскорбляет его любимую, было выше его сил.

Диетическая Анастасия взяла за ручки тяжелую кастрюлю и, поднатужившись, надела ее себе на голову.

– Ха! Ха! Ха! – засмеялась Важная, с грохотом сбросив ноги со стола. При этом она повернула голову… и немедленно полезла на стол, размахивая сигарой и кружкой.

– Эни-бени! Рики-факи… -задекламировала она с пафосом. – Турбо-урбо, сентебряки… – Лицо ее при этом оставалось индифферентным, но нога в ботинке притопывала по столешнице, отбивая такт.

– Они сошли с ума! – взвизгнула Ответственная, бросаясь снимать с Диетической кастрюлю.

– Они давно сошли, – невозмутимо заявила Главная, отодвигаясь подальше от летящей во все стороны капусты. – Скоро и наш черед настанет…

Толпа взбудораженных Анастасий окружила стол Администрации. Флейтист не стал дожидаться развязки и тихо удрал из трапезной.

Судя по тому, что он услышал, следовало как можно скорее найти матушку и рвать отсюда когти к чертям собачьим.

* * *

Женский монастырь Трех Анастасий был основан в стародавние времена тремя миссионершами из-за моря. Всех троих звали Анастасиями, откуда и пошла традиция – всем примыкающим к общине принимать это имя. Первые Анастасии, приехавшие учить добру диких туземцев, поселились в естественной пещере в склоне горы. Случайно или нет, как раз там начинался вход в древнее капище – подземный храм таинственного идола Рррр’нааха. Местным язычникам очень не понравилось, что Анастасии засели именно там. Поэтому несчастных миссионерш в один не слишком прекрасный день поймали, убили и съели, чтобы другим неповадно было. Но семена добра, разбросанные ими, успели прорасти в девственных душах аборигенок. Так что вскоре новые Анастасии, из тех, кто проникся словами миссионерш, окопались в пещере, и выкурить их оттуда уже не удалось. Община быстро разрослась; на первых порах Анастасии пряли, ткали и продавали свою работу в окрестных деревнях– а вместе с товаром несли в народ и проповеди. Обретя экономическую устойчивость, Анастасии стали ходить по домам, учить детей грамоте, ухаживать за больными и помогать бедным. Постепенно до бывших язычников начало доходить, что убивать друг друга нехорошо. Что от кровной мести населения не прибавляется – а значит, для работы на полях будет меньше рук. Что мудрость приходит с опытом, а значит, надо перестать сбрасывать стариков со скалы в море. Что при надлежащем уходе больной может выжить, а значит, добивать его не обязательно. И еще много полезных вещей вынесли для себя люди из учения Анастасий. И напрасно жрецы Рррр’нааха стращали народ гневом идола – им давно уже никто не верил.

Так новая вера вытеснила старую.

И так возник монастырь Трех Анастасий, выросший на месте входа в капище. Пятьсот лет спустя уже никто и не помнил, кто такой Рррр’наах, зато о Трех Анастасиях знала вся страна. На гору отовсюду стекались паломники, монастырь рос, богател, обзаводился хозяйством. На горе расцветали фруктовые сады, на горных лугах паслись стада овец и пятнистых коров. По заказу Анастасий лучшие зодчие страны возводили на горе новые здания, в том числе школу, больницу, сиротский приют. Сестры занимались наукой и искусством: расписывали стены, сочиняли хоралы, писали ученые труды по истории и философии. Тогда же была создана библиотека, в которую свозились ценнейшие фолианты со всех концов страны – а то и из-за моря. Скрипя перьями, Анастасии день и ночь переписывали, правили, переводили, дополняли – и в результате монастырская библиотека стала одной из лучших во всем мире.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Монастырь пришел в упадок не в одночасье – на то, чтобы достичь нынешнего плачевного состояния, понадобились столетия. Слава монастыря начала привлекать туда случайных людей: авантюристок, скрывавшихся от правосудия, стяжательниц, искавших личной наживы, наконец, просто гордячек, гонявшихся за статусом. Эти новые Анастасии сумели так основательно развалить всю систему, что к тому моменту, когда в монастырь попал Флейтист, от былого величия там мало что осталось.

Приют, больница и школа давно были проданы городу, прочая недвижимость досталась по кусочку частным лицам. Бесценную библиотеку потихоньку растаскивали, а то, что осталось, находилось в непотребном состоянии. Монастырь жил в основном доходом от туризма и продажи сувениров, изготовлением которых в неимоверных количествах занимались все сестры, кроме Администрации. Администрация возникла относительно недавно – лет пятьдесят назад. Какая-то из матушек, обожавшая всякие правила и предписания, насочиняла оных столько, что и сама уже не могла в них разобраться. В результате появился штат помощниц, которые никакой хозяйственной деятельностью не занимались, а только рылись в бумагах и указывали всем, что делать. А поскольку в Администрацию попадали исключительно по блату, понятно, каков был ее состав.

Теперешние администраторши представляли собой самостоятельную единицу, пережили уже трех матушек и дули каждая в свою дуду, мало считаясь друг с другом. При них деятельность монастыря свелась исключительно к производству сувениров и соблюдению несуразных правил – впрочем, рядовые сестры не слишком-то их придерживались. Но самым страшным было не это.

Никто, за редкими исключениями, давно уже не помнил, зачем Три Анастасии приехали из-за моря.

Пробродив по монастырю до ночи, Флейтист четко уяснил себе одну вещь: женский коллектив – это кошмар. До эпизода в трапезной тот факт, что он единственный мужчина в этом девьем царстве, вызывал у него довольно игривые мысли. Но реальность оказалась такова, что парень поневоле вспомнил фразу Тринадцатого: «Поверь, чаще всего это зрелище весьма неаппетитное».

Женщин здесь было великое множество. Старые и молодые, худые и толстые, уродливые и симпатичные, все в одинаковых черных одеяниях, они толпами бродили по территории, распространяя крепкий запах пота и парфюмерной отдушки. Они сплетничали, смеялись, ссорились, дрались, пили чай с баранками на рабочих местах, курили за углами, впускали с черного хода торговок бельем и косметикой, ругались с Администрацией и грозились пожаловаться матушке. Высунув языки, строчили друг на друга кляузы, таскали друг у друга припрятанные сладости и с наслаждением обсуждали личные качества соседок. Задирая юбки, поправляли белье, чесали подмышки, жаловались на менструальные боли и расстройство кишечника. Словом, проделывали тысячи разнообразных вещей, которые вряд ли позволили бы себе при мужчине. Флейтист изо всех сил напрягал свои способности, чтобы оставаться для них сестрой Анастасией, однако под вечер стал замечать на себе странные взгляды – то заинтересованные, то подозрительные. Некоторые Анастасии, проходя мимо, задевали его плечом или грудью. Одна приобняла за талию, весело рассказывая, какая рожа была у Диетической сестры, когда с той сняли кастрюлю. Другая попыталась сделать массаж шеи, мотивируя это тем, что рабочий день выдался трудный. В другое время парень, может, и не отказался бы, но тут поспешил смыться. У него было такое чувство, будто он заяц, прячущийся в сугробе от своры гончих. А гончие его чуют и вот-вот обнаружат в этом ненадежном убежище.

Чем больше он нервничал, тем хуже обстояло дело с маскировкой. Сестры принюхивались, приглядывались, морщили лбы. Спины выпрямлялись, руки взлетали к волосам. Флейтист метался по коридорам и лестницам, надеясь, что кабинет матушки все-таки попадется ему раньше, чем он сам кому-нибудь попадется. Уже давно протрещал звонок, возвещавший отбой, но сестры все никак не могли угомониться. Хлопали двери келий, мелькали огоньки свечей, Анастасии в ночнушках стайками пробегали в туалеты и обратно. Шушуканье и хихиканье переполняло воздух. В конце концов у Флейтиста сдали нервы, он кое-как нашел дорогу во двор и спрятался за мусорником.

– Все-таки они меня чуют, – пробормотал он, глядя, как одно за другим распахиваются окна, и оттуда высовываются простоволосые головы Анастасий. – Вот интересно только, какие у них на меня планы. Просто растерзать за вторжение, или что похуже?..

Во двор выплыла фигура в пижаме, и Флейтист в панике попытался притвориться кошкой.

– Ту-ру-ру туру-ру-ру, – окликнула фигура, подойдя ближе. Стали видны синие и белые полоски на пижаме, квадратные очки на птичьем носу и незажженная сигара в углу рта. – Кто это у нас здесь курит после отбоя?

«Черт, не та Анастасия», – подумал парень, судорожно хватаясь за флейту. Это было последнее средство.

– Что я хочу сказать-сказать, – донеслось с другой стороны, – так это вы, Важная сестра Анастасия, кошек мне тут разводите?..

Диетическая сестра в неглиже приближалась сбоку, Важная – спереди. Бежать можно было только к воротам, а там было заперто.

– Каких кошек, пум-пурурум? Вам кастрюлей последний мозг отшибло? – обозлилась Важная. – Там какая-то Настя курит!

– Что я хочу сказать-сказать, – Диетическая уперла руки в бока. – Это вы курите! А там я вижу кошку… Нет, кота! Полосатого.

– Сами вы кот, – Важная сунула ладони за пояс. – Вы их всех давно своим борщом перетравили, а скоро и нас приметесь!

– А вы со своим кофе и сигарами передушите нас к чертовой матери! – рявкнула Диетическая. – Я на вас докладную матушке напишу!

– Пишите! Вы же у нас главный писатель, все стены в ваших объявлениях!..

– А вы!… – задохнулась Диетическая.

Флейтист, увидев, что они угрожающе надвигаются друг на друга, выбрался из-за баков.

– Ладно, девчонки, не стесняйтесь, – посоветовал он по-приятельски. – Вы же давно собирались набить друг дружке морды.

И обе Анастасии, взревев, как буйволицы, ринулись в бой. Полетели клочья волос и обрывки одежды; наверху зааплодировали, а Флейтист тем временем бросился к одному из входов – там он, кажется, еще не был. Навстречу ему выскочили две оставшиеся администраторши.

– Держите их, они переодетые мужики! – крикнул он им на ходу.

Анастасии с боевым воплем присоединились к коллегам. Из соседних дверей посыпались рядовые сестры, и кое-кто из них все-таки увязался за Флейтистом. Прочие же поспешили принять участие в военных действиях.

«Вот стервы», – думал Флейтист, взбегая по бесконечной винтовой лестнице неизвестно куда. Бегал он, ясное дело, куда лучше пыхтящих и спотыкающихся Анастасий – но, окажись в конце лестницы тупик, скорость бы его не спасла

– Сюда! – позвал его сверху мелодичный девичий голос. – Давайте быстрее!

Раздумывать было некогда. В два прыжка преодолев оставшееся расстояние, Флейтист влетел в распахнутую перед ним дверь, захлопнул ее и привалился к ней спиной.

Место, где он очутился, было очень странным.

* * *

Если говорить о первом впечатлении, то Флейтисту сразу показалось, будто он уменьшился и попал в сундучок с безделушками. Комната была длинная, с высоким потолком, слабо освещенная и заваленная.. нет, не только вещами, но и вещами тоже. Подавляющее большинство здесь составляли кошки всех мастей, пород и размеров. За ними шли декоративные деревья, а только потом – часы и книги. Деревья – с круглыми кронами, с причудливо закрученными ветвями, вообще без ветвей, только с чубчиком листьев на верхушке, – стояли в горшках как попало по всей комнате. Часы висели на стенах, на деревьях, свисали с потолка вместо люстры; лежали на книгах, наваленных стопками прямо на полу, – а иногда наоборот – книги лежали на часах, по габаритам не уступающих шкафу.

Под потолком метались ласточки, и в полутьме были видны их прилепленные к стенам гнезда. Книги, часы и деревья кое-где носили на себе пестрые следы помета. Кошки лениво косились на ласточек прищуренными глазами, а потом отворачивались и засыпали.

В дальнем конце удивительной комнаты маячил тривиальный письменный стол с двумя мониторами.

– Вы успели вовремя, – сказал мелодичный голос, гармонировавший с мурлыканьем кошек и тиканьем и перезвоном часов. – Еще немного – и вас бы догнали.

Одного взгляда на говорившую Флейтисту хватило, чтобы догадаться, кто она такая.

– Вы матушка? – спросил он, отлепившись от двери.

– Конечно, – засмеялась она, жестом приглашая его за собой в глубь комнаты. – Разве вы не видели таблички?

У нее было юное румяное личико с гладким лбом, устроенное так, что все время казалось, будто она улыбается. Ее одежда была белой, как и косынка, скрывавшая волосы. Однако держалась матушка так, будто на ней кокетливое летнее платьице, а сама она – школьница на каникулах.

– Если вашу табличку тоже набирала Диетическая Анастасия, то хорошо, что я ее не видел, – заметил Флейтист, идя за ней сквозь благоухающие заросли и оглядываясь, чтобы не наступить на кошку.

Матушка звонко рассмеялась.

– Я стараюсь относиться к этому с юмором, – она вытащила из-под куста стул и согнала с него полосатую кошку. – Но вы правы, иногда этого лучше не видеть. Прошу вас, присаживайтесь.

Сама матушка устроилась за столом в вертящемся кресле и подтянула под себя ноги, как маленькая девочка. На руки ей немедленно вспрыгнули две кошки. Третья, белая и пушистая, как большой комок ваты, вскарабкалась на колени к Флейтисту, свернулась клубком и заурчала.

– Я надеюсь, вы не возражаете против животных? – поинтересовалась матушка, вертясь туда-сюда в кресле и по очереди почесывая кошек за ушком. – Я подбираю эти несчастные создания и прячу, пока кое-кто до них не добрался. Неизвестно, что может случиться, если я вовремя не вмешаюсь.

– Наверное, они падут жертвами маньяка в юбке?

Матушка опять засмеялась – на этот раз чуть укоризненно.

– Здесь все немного не в себе, – сказала она извиняющимся тоном. – В том числе, наверное, и я. Всему виной наша изоляция и общая атмосфера этого места. Но вы, наверное, уже и сами все поняли. Я следила за вами через камеры. – Она указала пальчиком на монитор, кошки при этом тоже повернули головы. – Могу я поинтересоваться, что привело вас сюда?

Флейтист еще не решил для себя, можно ли ей доверять. Но она совершенно определенно была умна, поэтому начинать с вранья не стоило.

– Я ищу свою знакомую, – ответил он осторожно.

– Вот как? – Она издала прохладный смешок. – Но здесь ведь монастырь, вы не забыли об этом?

– Нет, она не монашка.

– Тогда, возможно, я смогу вам помочь. Но почему вы сразу не обратились ко мне, а устроили…ммм… весь этот балаган?

– Честно говоря, я действовал по вдохновению, – отозвался он, невольно подлаживаясь под ее тон. – К тому же эти старые грымзы меня бы к вам не пустили, разве нет?

Матушка засмеялась совсем уж неодобрительно.

– Пожалуйста, не употребляйте при мне таких слов, ладно?.. Конечно, вас не пустили бы ко мне сразу. Да-да, вы правы, наверное, у вас не было выбора. Но все же… Это ведь вы проделали ту шутку в трапезной? Я вас не упрекаю, но мне это показалось грубоватым.

– Вот такое вот у меня чувство юмора, – поведал Флейтист не ей, а кошке, которая с наслаждением впилась когтями в его штаны. Потом поднял глаза на собеседницу. – А с другой стороны – я ведь мог навредить им гораздо серьезнее. К примеру, заставить эту… сестру Анастасию опохмелиться бокальчиком яда. А вторую – пойти и застрелиться. Оружие, между прочим, у нее есть. Я видел кобуру под пижамой. Так что кастрюля на голове – это, по-моему, не самое страшное.

Матушка рассмеялась упрямо и недоверчиво.

– Ну, не будем про кастрюлю, – произнесла она примирительно. – А вы что, действительно можете управлять людьми?.. На вас сначала никто не обращал внимания, и я очень удивилась, что они не заметили в своих рядах постороннего мужчину.

– Так ведь они и заметили, – хмыкнул он. – Не видели, как они за мной гонялись?..

– Расскажите, – попросила матушка, подавшись к нему. – Как это у вас получается?

– А я сам не знаю, – пожал он плечами. – Просто получается. Наверное, талант. Беда в том, что долго поддерживать иллюзию не всегда выходит.

– Вот как, значит, надолго вас не хватает? – на этот раз матушка засмеялась лукаво и кокетливо. Флейтист слегка расслабился.

– Это смотря в каком деле. – Он подмигнул кошке.

– Я вижу, ваш главный инструмент – это язык?

– Нет, язык – это вспомогательный. Главный… подлиннее.

Матушка серебристо расхохоталась, запрокинув голову, так что кошки воззрились на нее с неодобрением.

– Покажете? – спросила она, подавшись вперед.

– Нет уж, не так сразу, – он взял кошку под лапки и осторожно спустил на пол. – Давайте-ка сначала вы.

– Я?

– Ну да. Вы же мне обещали помочь. Вот и помогите, а там… Разберемся.

– Конечно. – она выпрямилась в кресле. – Итак, вы ищете знакомую? Как ее имя? По какому делу она была в нашем монастыре?

Парень попытался сосредоточиться на фактах и почти внятно изложил матушке тщательно отредактированную версию своих приключений. Раскис только под конец – и то сразу взял себя в руки под внимательным, совсем не девчоночьим матушкиным взглядом.

– Да, я помню госпожу Серпентину, – проговорила она, кладя руку на мышку. – И у меня, конечно, есть ее телефон. Но сами подумайте – разве я имею право предоставлять эту информацию неизвестно кому?

– Но, черт вас побери… – Флейтист приподнялся со стула. – Вы же умная женщина! Зачем я, по-вашему…

– В этом-то все и дело, – вздохнула матушка. – Я не знаю, зачем вам госпожа Серпентина. Вы мне рассказали красивую сказку, но почему я должна ей верить? Вы видели девушку один-единственный раз и вот уже полгода носитесь по свету, разыскивая ее? Простите, но это звучит как-то неправдоподобно. Посмотрим же на факты. Вы обманом проникаете на территорию монастыря, заставляете людей вытворять невесть что против их воли, а затем и вовсе натравливаете их друг на друга. И после этого я должна верить в чистоту ваших намерений? К тому же вы определенно многое от меня скрываете. Почему вы говорите на нашем языке как носитель, хотя утверждаете, что прибыли из-за моря? И почему не признаетесь, как именно прибыли? И этот ваш таинственный инструмент, который «подлиннее»… Несмотря на всю двусмысленность диалога, я отлично поняла, что вы имеете в виду нечто, не являющееся частью вашего тела.

Флейтист укусил себя за палец.

– Так бы сразу и сказали, что не дадите, – сказал он относительно спокойно. В голове уже выстроилось штук двадцать комбинаций, как без ведома матушки залезть к ней в компьютер. – Так я пойду?

На этот раз матушка засмеялась так, будто подтвердилась какая-то ее догадка.

– Вы даже не стали настаивать, – кивнула она. – Может быть, ваша история – просто предлог, чтобы проникнуть в монастырь?

Флейтист посмотрел на нее очень серьезно – но взгляда так и не перехватил.

– Конечно, я именно этого и хотел. Поразвлечься с вашей Администрацией – хрустальная мечта моего детства. Именно поэтому мне пришлось уносить ноги от ваших подчиненных.

Матушкин смех показался ему угрожающим.

– Да я вовсе не утверждаю, что у вас были планы интимного характера. Мало ли кто пытается сюда забраться. Журналисты, экстремисты-язычники, ревизоры… Буквально на днях был прецедент.

– Что, еще кому-то надели кастрюлю на голову?.. Послушайте, я совершенно неконфликтный человек. И я ненавижу спорить с женщинами, особенными молодыми и симпатичными. Если вы мне не верите – дело ваше. В таком случае давайте на этом закончим. Я щас просто встану и как хороший мальчик уйду из вашего дурдома, не оглядываясь. Можете лично запереть за мной ворота.

Матушка засмеялась с явным сочувствием.

– К сожалению, – произнесла она мягко, – вы представляете для нас серьезную опасность. Вы ведь уже придумали, как проникнуть сюда еще раз? Так вот. Я не могу вас отпустить.

Эту фразу она договорила, уже нажимая кнопку на внутренней поверхности стола. Пол под ногами Флейтиста разверзся, и парень вместе со стулом, деревом и парой книг провалился в тартарары.

* * *

Настроение у Амброзии было не просто плохое. Спускаясь с горы в поселок по широкой асфальтированной лестнице, она испытывала такую жгучую ненависть к людям, жизни и себе самой, что на ее пути вяли чайные розы и ломались ветки. Один раз даже треснул почтенный кипарис. Когда ведьма вошла в уличное кафе с видом на открыточный пейзаж, официант споткнулся на ровном месте, уронив поднос с грязной посудой, угли в мангале полыхнули столбом пламени, а под тремя посетителями одновременно подкосились стулья.

Амброзия угрюмо оглядела территорию и с новым приливом злости обнаружила, что свободных столиков нет.

– Блин, – сказала ведьма. Висящий неподалеку динамик захлебнулся веселенькой народной песенкой и, послав в воздух голубой электрический фейерверк, приказал долго жить.

Не обращая внимания на поднявшуюся суматоху, ведьма подошла к пластиковому столику, почти совершенно скрытому в зарослях олеандров.

– Можно? – спросила она у одиноко сидящей там девушки.

Девушка отложила газету, которой прикрывалась, и повернулась к Амброзии.

– Не понимать, – буркнула она, бросив на собеседницу быстрый взгляд поверх темных очков.

Ведьма так и села – не на белый пластиковый стул, похожий на мыльницу, а прямо в куст.

– Серпентина? – спросила она сипло, не глядя нашаривая свалившуюся шляпу.

Девушка, бросившаяся было ей на помощь, отдернула протянутую руку.

– Ты меня знаешь?

– Черт побери, – ответила Амброзия на том же языке и самостоятельно выпуталась из куста, опираясь на лопату. – Конечно, знаю! Эээ… то есть по телевизору видела.

Серпентина сделала подозрительную мину.

– Если что, я натуралка, – предупредила она, слегка отступив назад и выставив перед собой газету.

– К счастью, я тоже, – проворчала Амброзия, отряхиваясь и поправляя сарафан. – Посмотри, пятен на жопе нет?

– Нет, – ответила Серпентина огорошенно. – Бретелька сзади оторвалась.

– Булавка есть?

– Щас посмотрю, – девушка мечты Флейтиста вернулась к столику и принялась рыться в сумке. Амброзия подошла к ней, придерживая одной рукой сарафан.

– А ты что тут делаешь? – поинтересовалась она, стараясь придать голосу как можно больше дружелюбия.

– От местных лоботрясов прячусь, – Серпентина вытащила из сумки косметичку, из косметички – пакетик, из пакетика – связку булавок. – До чего здесь мужики назойливые, просто жуть. И как назло все старые и страшные. Давай бретельку заколю.

Амброзия повернулась спиной. Следовало кое-что проверить.

– Ну, есть некоторые ничего, – сказала она самым легкомысленным тоном . – Только все черненькие. Ни одного блондина… Ай!

– Извини, – испугалась Серпентина. – Просто у меня с некоторых пор какое-то умопомрачение насчет блондинов…

Амброзия, не оборачиваясь, ухмыльнулась.

– У меня тоже, – поддакнула она. – Они такие беленькие…

– Ой-ой-ой…

– Такие мяконькие…

– Ууууууу!!!

– С голубыми глазками…

– О блин!

– И давно это у тебя?

Серпентина задумалась.

– Около полугода. Как из командировки вернулась. Вот честно не помню, что там было, но после этого меня как заклинило. Все, готово, заколола.

– Спасибо. – Амброзия повела плечом, удовлетворенно кивнула и села – на этот раз правильно. – Может, выпьем?

– Ну, я вообще-то не пью.

– За блондинов, – подмигнула ведьма.

– Выпьем, – решительно сказала Серпентина, стукнув кулачком по столу. – Кстати, официант светло-русый…

Заказав для начала бутылку белого вина и фрукты, девушки принялись развивать тему.

– Я раньше вообще на мужиков внимания не обращала, – говорила Серпентина, мечтательно очищая банан. – Они все время за мной бегали и до того достали, что смотреть на них было тошно. Черные, белые, синие в крапинку – без разницы. А потом Профессор послал меня в один город… Вроде там ничего особенного не случилось, но когда я оттуда приехала, начались странности. Во-первых, – она откусила почти половину банана, – ко мне песня какая-то прицепилась. Ни слов не помню, ни кто поет – но мелодия до сих пор в голове вертится. И засыпаю с ней, и просыпаюсь. Даже, – она конспиративно понизила голос, – танцую сама с собой, когда никто не видит.

– Вот это тебя торкнуло, – посочувствовала Амброзия и вздохнула. Колдовская мелодия и ей не давала покоя с тех пор, как они расстались с Тринадцатым.

– Угу, – Серпентина покончила с бананом и остервенело вгрызлась в грушу. – А самое страшное – мне стали нравиться парни. Блондины, – она хихикнула и взмахнула грушей, держа ту за хвостик. – Я сумасшедшая, правда?… Я всегда считала, что это жутко банально. А теперь – не поверишь! – даже сериалы стала смотреть, если там главный герой – блондин. Боже мой, это так ужасно!

– Почему?

– Потому что, – Серпентина в сердцах вышвырнула огрызок в кусты и вцепилась ногтями в апельсин, раздирая брызжущую соком шкурку. – Потому что все это – не то. Всем им чего-то не хватает, понимаешь? То нос не такой, то волосы не той длины, то рост слишком маленький…

– Маленький – это хорошо… – тоскливо вставила Амброзия и отщипнула виноградинку.

– Не-не-не, – возразила Серпентина. – Мне большие нравятся.

Принесли вторую бутылку.

– Наверное, – осторожно начала Амброзия, – тебе просто нравится кто-то конкретный, и ты пытаешься его найти?

Серпентина наморщила лобик.

– Мне кажется, что я действительно где-то видела такого блондина, как надо. Но вот хоть убей – не помню, где.

– Может, в том городе?

– Может быть, – Серпентина сжевала последнюю дольку апельсина. – Но если бы я там влюбилась, я бы об этом знала, не так ли?…

Тут из-за пазухи Амброзии выскочил Буцифер и деловито побежал по столу к апельсинной корке.

– Ой, беленький, – умилилась Серпентина. – Ути пусечка…

– Жрать хочет, – определила Амброзия и протянула мышу виноградинку. Тот ухватил ее обеими лапками и стал скрести зубами, пытаясь откусить.

– Послушай, – Серпентина подперла рукой щеку. – Давно хотела спросить. Зачем тебе лопата?

– Памятный сувенир, – Амброзия любовно похлопала лопату по древку. – Встречный вопрос. Как тебя занесло так далеко от родного города?

– Я тут на отдыхе, – отозвалась Серпентина, не без опаски поглаживая Буцифера по голове пальцем. – С этими песнями и блондинами нервы совсем расшатались. Вот я и приехала на недельку развеяться. Была здесь недавно по делу, понравилось – море, солнце, цены низкие… Фруктов много, – добавила она хищно и цапнула последнее яблоко. – Пожалуй, нужно добавки заказать. И орешков.

– Ага, – согласилась Амброзия. – И винца еще не помешает…

Проводив глазами светло-русого официанта, Серпентина сокрушенно покачала головой.

– Нет, не тот оттенок, – сказала она с досадой. – Тот был прям льняной…Ой, мышечка, хочешь орешек?…

– Так ты все-таки помнишь?

– Да ничего я не помню!… Может, мне во сне что-то приснилось? Может, таких вообще не бывает?

Амброзия решила, что собеседница уже дошла до нужной кондиции.

– А я одного блондина знаю, – поведала она заговорщически. – И он сейчас как раз неподалеку.

– Где?!! – воскликнула Серпентина и в ажиотаже закинула в рот целую горсть орехов.

– В монастыре. В том самом, где библиотека. Честно говоря, это мой друг.

– Твой парень? – напряженно уточнила Серпентина.

– Вот уж нет, – ведьма резким жестом отмела все подозрения. – У нас характеры слишком разные. Он такой идеальный, аж противно. Я бы его на второй день прибила сковородкой.

– Блондинов нельзя обижать, – авторитетно заявила Серпентина, с нечеловеческой скоростью грызя миндаль. – Их надо беречь, холить и лелеять. Когда он оттуда вернется?

– Понятия не имею, – призналась ведьма. – Вообще-то я за него немного беспокоюсь. Там какие-то монашки агрессивные, мало ли что им в голову взбредет. Да и в нем самом я не особо уверена…

– Ах он скотина! – Серпентина уперла руки в бока. – Пусть только попробует!… Слушай, Амброзия, а ты не можешь ему позвонить?

– В том-то и дело, что нет! Лопата у меня осталась.

Серпентина совершенно не удивилась – у нее был стойкий иммунитет к чудесам. К тому же к концу подходила третья бутылка вина.

– В таком случае, – пришла к выводу девушка, – мы пойдем туда его искать.

– Только хотела предложить, – кивнула Амброзия. – Но там, наверное, уже закрыто.

– Ой нет, только не сейчас! – вскинулась Серпентина и в ответ на вопросительный взгляд объяснила: – Ты что, не видишь, что у меня прыщик?

– Где?

– Вот тут, на подбородке.

– Не вижу, – честно сказала Амброзия, тщательно исследовав ее подбородок.

– Нет, он там есть, я чувствую! И я не могу показаться в таком виде блондину. Надо подождать, пока прыщик пройдет. Это у меня от местной кухни. Обожаю все острое и соленое! Как приехала, сразу так объелась, что теперь придется всю неделю на диете сидеть.

– Но за неделю неизвестно что успеет произойти!

– Да, точно. Но что же нам делать?..

Ведьма задумалась.

– У тебя есть зубная паста? Отличное народное средство от прыщей. На ночь намажешь, и к утру все пройдет.

– Здорово! – обрадовалась Серпентина. – Тогда утром пойдем искать блондина. А сейчас надо уходить отсюда. Смотри, вон уже из-за кустов кто-то на нас пялится.

– Я еще не успела найти жилье, – заметила ведьма.

– Это ничего, ты можешь переночевать у меня. Я тут неподалеку снимаю домик. Там заодно и продолжим, окей?

– И споем! – воодушевилась Амброзия.

– Конечно, споем! И станцуем!

– А ты слова знаешь?

– Какие слова! Зачем! Если чувства настоящие, то никакие слова не нужны.

Амброзия потыкала пальцем Буцифера, который, обожравшись орехов, спал носом в банановую шкурку.

– И все-таки, – проговорила она, засовывая разомлевшего мыша за пазуху, – Какое удивительное стечение обстоятельств…

* * *

Утро началось с пронзительного вопля восторга из ванной:

– Прошел! Прыщик прошел!

Амброзия приподняла голову с подушки и улыбнулась. Еще бы он не прошел, она лично вчера заговорила зубную пасту. Заговор был на самом деле против проказы, но от прыщей помогал не хуже.

Свежеумытая Серпентина выскочила из ванной, прыгнула на свою кровать и вывалила на одеяло содержимое косметички.

– У меня нет мешков под глазами? – спросила она встревоженно. – По-моему, мы вчера немножко перебрали.