Текст книги "Белые пешки"

Теперь вздохнул Дэн. Длинная белая косичка толщиной с мизинец лежала сейчас на его плече. Вид стал совсем печальный, он пробормотал: «Да, я… как все… очень ее люблю». Как все? Или как Макс? Лева, решив скорее перевести тему, спросил:

– Чего ты не с ними-то?

– Не «в сортире»? – слабо усмехнулся Дэн.

Лева в эту минуту увидел, как Ася подошла к стойке и села, положив голову на плечо Саше. Макс принялся, изображая хлопотливого официанта, разливать им минералку. Посетителей в баре было сейчас мало, и три ярких силуэта здорово притягивали взгляд.

– Ну не знаю… – растерянно пробормотал он.

– Я… – Дэн помедлил, отпил из стакана. – Все просто. Я немного из другого мира, мира, куда им нельзя вмешиваться. Так они думают. – Он кивнул на большую работу, потом на скетчбук, все еще прикрытый ладонью. – Из-за всего этого. Что когда я, например, беру карандаш, от меня лучше отстать.

– А ты не разубеждаешь? – Этого Лева не понимал. Дэн закусил уголок губы.

– Ладно. Дело не только в этом. Мне… – Он тоже посмотрел на ребят. – Кажется, что в больших компаниях, особенно таких разношерстных, редко живет по-настоящему крепкая «дружба на всех». Рано или поздно каждый выбирает кого-то одного, самого-самого. Это не обязательно отношения, просто… – Он накрутил на палец косичку. – Cвязь крепче, что ли. Остальные обычно это видят, но тут ведь ничего особенного. И ничего не поделаешь. В нормальной семье ребенок не ответит на вопрос «Ты кого больше любишь – маму или папу?» Не ответит – но почти всегда будет знать ответ.

– А ты? – прямо спросил Лева и тут же спохватился: ну куда лезет?

– Кого люблю больше? – Дэн прищурился, но раздражения во взгляде не было, скорее лукавство. – Лёв… посчитай нас. Не сейчас, а вообще. Нас семеро. Было шестеро, но вот…

Кирилл. Крыс. Он был, оказывается, новеньким, Марти стала встречаться с ним – или не встречаться, непонятно, но так или иначе привела в компанию – только летом.

– Мы не так чтобы с ней были близки, тоже не так долго дружим, как, например, она с Никой. – Дэн развел руками. – Но да, все и так было сложновато из-за Саши и ее… – Но договаривать он не стал, явно спохватился, вспомнив, что человек напротив чужой. – Теперь и Ника напряглась – она тоже с Крысом только познакомилась – и я…

– Не расстраивайся, – тихо попросил Лева. Что думать о Крысе, он не знал, но Дэн определенно нравился ему все больше. В шутку он подался ближе, понизил голос и заговорщицки спросил: – А хотите, буду восьмым? Или вообще заберу тебя себе?

Чересчур прозвучало: коньяк, видимо, взыграл, но если начать вопить «Нет, я не то имел в виду!», еще и половина бара уставится в упор. К счастью и не пришлось, Дэн все понял. Тепло улыбнулся и покачал головой.

– Давай без «забрать», у нас и так такое ощущение из-за Марти и Крыса. Ну… что рано или поздно он ее заберет. Но так или иначе, – очень медленно он убрал руку со страницы скетчбука, – мы тебе рады. Ты кажешься классным.

Оказалось, что Дэн нарисовал меня. Набросал карандашом, но портрет выглядел живее меня настоящего. Я вальяжно сидел вполоборота за стойкой и держал бутылку коньяка, а у моих ног лежал лев. Почему-то у льва на лбу были солнечные очки, и часть гривы заплетена в афрокосы. Breathtaking!

– Я иногда добавляю что-нибудь странное, – признался Дэн. – Особенно когда мне нравится то, что я рисую. А еще… – Тут он резко встал, поднял руку, помахал – и вся банда, включая вновь вынырнувших из-за портьеры, раскрасневшихся, чем-то довольных Марти и Крыса, мигом заметила жест, начала к нам подходить. – Мы придумали, как тебе помочь, Лёв. Ну, чтобы твой отец понял, что таких сотрудников надо ценить.

Лева не успел ни рассыпаться в благодарностях, ни расспросить подробнее: запоздало сообразил, что счета скоро начнут блокировать, и ломанулся к банкоматам. Сизиф не шутил, фокус проворачивал не впервые. Такие рычаги у него были, видимо, за счет еще каких-то походов по баням. Выпотрошить удалось две карты, до которых добраться не успели. Распихивая пачки денег по карманам, Лева вернулся в бар. Компания с любопытством проследила за исчезновением купюр. Марти флегматично изрекла:

– Вот и не верь, что богатые тоже плачут.

– Плачут… – процедил сквозь зубы Лева. – Завтра свалю из квартиры, ее холдинг снимает. – В нем опять заклокотал гнев, застучало в висках. – Сам поплачет!

– А где тогда ты будешь жить? – испуганно поинтересовалась Ася.

– Хостел какой-нибудь или отель, – отмахнулся Лева устало.

– Разоришься, – хмыкнул Крыс. – Сизиф, полагаю, выдержит долгую осаду.

– Откуда ты знаешь-то? – мрачно поинтересовался Лева, понимая, что Кирилл прав. – Да еще по кличке…

– Мой отец принимал участие в одном из его старых дел, которое и на Питер прогремело. Лихие девяностые, все такое… – Кирилл усмехнулся. – В общем, слышал я о вас. И даже понимаю, чего ты так психуешь.

Лева уныло кивнул.

– Жаль, менты его не нагнули как-нибудь пожестче.

– Не говори так, – вдруг одернула его Мартина. Лева уже заметил: и она, и Ника довольно болезненно относятся к словам вроде «менты», «мусора» и прочее. Но дело было в другом. – Мой тоже его знает. И криминал у него далеко-далеко в прошлом.

Саша поддержала подругу:

– Правда. Еще помиритесь. Родители все такие – американские горки, тут проще стиснуть зубы и держаться за сидушку.

Леве не хотелось грубить, но эти девочки вряд ли понимали, о чем говорят. Едва ли их вышвыривали из машины, едва ли про их полезные разработки говорили: «Это и без тебя бы сделали», едва ли их вещами и деньгами распоряжались как своими. Наверное, он все же ответил бы не слишком сдержанно и обрушил бы на Сизифа пару проклятий, если бы не увидел внезапно улыбку Дэна и не убедился: улыбка как-то успокаивает.

– Мы даже нашли тебе работу на это время, – сказал он.

– Помощником к Зиновию? – вяло пошутил Лева. – Мечтаю.

– Беру! – подал голос из дальнего конца помещения Радонский и махнул тряпкой.

– Лучше! Нам нужен учитель химии на месяцок-два! – сияя, заявил Макс.

– А раз ты шаришь, да еще из МГУ… – продолжила Марти, теребя бретельку, – справишься. Это ненадолго: пока наша химоза не вернется из больницы, у нее реабилитация после операции. Мы скучаем по кальцию, йоду, углеводородным соединениям и прочим чудесным вещам, которыми «Асклепион» народ травит.

– Мы никого не травим, – возразил Лева. – И между прочим, углеводородные соединения…

Марти усмехнулась:

– Я образно выразилась. Ты согласен? Директор наверняка ухватится за эту возможность, мы завтра с ним поговорим. С учителями швах.

Не то чтобы я был в восторге и не то чтобы верил в свои силы. Дети – страшные существа, маленькие еще ладно, но старшеклассники… с другой стороны, хороший способ кое-что доказать отцу и навсегда расставить некоторые точки над всеми матерными буквами. Я могу справиться с чем угодно, пап. И мне не нужны никакие земли Прайда, пап. Это тебе будет без меня погано, пап. Так не ценят, пап.

Я согласился. Они оживились и принялись придумывать, где бы мне пожить, будто я был их общим родственником. Кирилл жил в общаге, Ника – в казарме, Марти, Макс и Ася – в маленьких квартирах с родителями. Саша жила в просторной «трешке», но я просто представил – вот я прихожу к ее родителям и говорю: «Здравствуйте! Нет, я не жених вашей несовершеннолетней дочери, но она меня на улице подобрала, и я поживу у вас, ладно?»

– Ну ясно, – подвел итог Дэн, когда Саша закатила глаза и уверила, что все ерунда, если я не против спать на раскладушке. – Значит, живешь у меня.

Это даже вопросом не было.

– Соглашайся, он владеет особняком! – быстро ввел меня в курс дела Макс. – Ну то есть старым домищем в Наро-Фоминске, его дядя подарил, когда в Австралию эмигрировал.

– У нас классно, – уверил Дэн. Он, кажется, все-таки немного смущался. – Правда, на эл-ках придется ездить… Для меня они уже тоже как дом.

Ew-w-w. К тому времени я пять лет ездил только на собственной машине. Такого зверя, как общественный транспорт, я позабыл напрочь. А то, что кто-то может звать вонючие, трясучие, грязные вагоны домом… но ты, дружище, видишь красоту всюду. Я привык.

– Могу тебя на машине подвозить, – Лева все еще чувствовал себя максимально неловко от этого гостеприимства. – И предков твоих, если…

– О! – Дэн рассмеялся. Да и остальные даже не захихикали – зафыркали. – Машина у них есть. А вот я буду благодарен.

– Ну… – Лева оглядел их снова. Понимание, во что за считаную пару часов превратилась привычная и довольно комфортная жизнь ученого, накатило только сейчас. – Ладно, я вообще обещаю, что в долгу не останусь… Но сегодня в любом случае возвращаюсь к себе, забираю самые ценные вещи. Штольца, Усаги и Орихиме.

– Кого? – переспросили хором Саша и Марти. Лева спохватился.

– Моего ару и двух кошек. Пристрою у коллег, они присмотрят.

– Зачем? – удивился Дэн. – Мама обожает животных. Десять лет назад она некоторое время жила в Африке, вид попугая ее только порадует. А почему Штольц?

– И почему кошка Усаги? – добавила Саша. – Ты аниме смотришь?

– Смотрит аниме, читает классику… – Марти подмигнула Леве. – Ну просто мужчина-мечта.

Примерно так герой «Жука в муравейнике» рванул на Землю. Но если он не знал точно, куда там идти, то у меня уже были отличные варианты.

«Спасибо за новую интересную работу. Съезжаю. Поливай орхидеи, заберу их позже, если не сменишь замки. Абалкин».

Такую записку я оставил отцу на холодильнике. Глупый подростковый бунт, но почему нет? Вскоре я уже был торжественно представлен педсоставу школы № 363. И тогда же поселился у Дэна.

Дом недалеко от железной дороги и вправду не был типовым для русского пригорода. Башенка, окна-арки, тенистый сад, полный кленов и лип. Таких в Наро-Фоминске больше не было, как не было, впрочем, и таких чудаков, как Гоша Ленский, всю жизнь мечтавший изучать австралийских аборигенов. И вот дядя Гоша уехал. А его «особняк» вполне заслуживал того, чтобы стать памятником. Архитектуры. Лучшего времени. Планеты, на которую можно сбежать. Другой жизни.

Деревья роняли цветные листья, похожие на крупное конфетти. Вода в заросшем пруду отражала свинцовое небо, шла трепещущей рябью. На крыше медленно, скрипуче поворачивался флюгер – морской конек, довольно необычный знак. Никаких петухов.

– Не бойся, шагай! – Дэн, уже стоявший на крыльце, обернулся.

Лева все еще шел опасливо, а кошек, выпущенных из переносок, держал на руках.

– Да пусти ты их, не бойся. – Дэн улыбнулся. Солнце вызолотило беспорядочную копну его волос. – Собак у нас нет, и вообще.

Лева послушался: рыжая Орихиме и черная Усаги устали, явно были недалеко от того, чтобы начать царапаться. Оказавшись на траве, они тут же принялись хозяйски осматриваться. А вот Штольц по-прежнему сидел у Левы на плече и явно нервничал: то и дело впивался в рубашку крепкими когтями, что-то кряхтел на своем языке. Леве приходилось держаться поувереннее, хотя он тоже беспокоился.

– У нас хорошо, – сказал Дэн. – Правда.

– Верю, – просто ответил Лева. – Но согласись, я могу быть в шоке от…

– Ну да, примерно в таком, в каком мы оттого, что успешный ученый любит «Блич» и «Сейлор Мун», – подколол его Дэн, и Лева, усмехнувшись, признался:

– Не так, как «Короля Шамана». Просто кошки завелись раньше. А то были бы Джун и Анной. – Лева всплеснул руками. – «Будь шама-аном-королем!»

– Всех шама-анов королем! – смеясь, подхватил Дэн и открыл дверь. Кошки синхронно подняли головы и двинулись к крыльцу.

– Рефлекс. Жрать хотят, – прокомментировал Лева, и его явно услышали.

– Проходите! – раздался бодрый женский голос. – У нас есть карри и колбаса!

Он обернулся. От ворот приближалась женщина лет сорока – коротко стриженная, рыжая, в красных мешковатых брюках и салатовой блузе. За спиной женщины стоял, почихивая, старый микроавтобус, раскрашенный во все мыслимые и немыслимые цвета сразу, пестрящий пятнами, шашечками и цветами. Ага. Та самая «машина предков».

– Привет! – помахал Дэн. – Это Лева, ну, я говорил. Ты из театра?

– Спектакль поздний, в Москву поеду. Здравствуйте, Лев. – Она подошла и важно пожала ему руку. – Я Инна, мама Дани. А так и не скажешь, смотрюсь как сестра, да? – Она, дурачась, покрутилась перед ним, обдала запахом пряных индийских духов.

– Да, – честно ответил Лева, разглядывая цветную нитку бус у нее на шее. – Вы…

– Попугай! – Она заметила Штольца и засюсюкала: – Ух, какие мы пушистые и упитанные! А ну-ка иди сюда, иди! – Она артистично протянула руку, и попугай перекочевал к ней. Тут же клюнул Инну в мочку уха – всегда так выражал симпатию.

Дэн засопел и даже лицо ладонями прикрыл. Лева, мысленно усмехаясь, поискал сходство между ними и все-таки нашел. В Инне тоже было что-то… успокаивающее, несмотря на всполохи красок. А машина… он пригляделся. Черт, черт! Это же не рандомный рисунок! Это раскраска «мистического автобуса» из «Скуби Ду»!

– Вы художница? – спросил Лева, хотя если честно, хотелось по-детски завопить: «И фанат мультяшек?»

Инна поднялась на крыльцо и, встав рядом с сыном, чмокнула его в ухо – совсем как увеличенная копия Штольца. Дэн сердито пробормотал: «Ма-а-ам!», а у Левы защемило в груди от мысли, которую он никогда не позволял себе произносить вслух.

– Я костюмер, – ответила она, умиленно наблюдая, как Штольц пытается тяпнуть ее за палец. – А вот муж – художник по декорациям, мы работаем вместе. Сейчас, например, готовим постмодернистскую «Белую болезнь» Чапека. И одну авторскую мистерию с молодым режиссером. И…

– Пойдемте уже в дом! – нетерпеливо позвал Дэн. Определенно компания мамы его смущала, а особенно прилюдные поцелуи. Ну хоть что-то могло его рассердить.

Поднявшись и переступив порог, Лева двинулся по коридору. Ноздри щекотал запах смолы, яблок, газет, красок и старого дерева. Лева дотронулся до дощатой стены.

– Cool… – сорвалось с языка само.

– Что, нравится хибарка? – раздался из темноты голос Инны. – Ни за что не продам, душевная. Правда, cool!

– Я хотел бы жить в такой, – улыбнулся Лева и вошел в просторную светлую комнату, заставленную разномастной мебелью – плохо сочетающейся, старой, но уютной. Под ногами лежал синий, как море, ковер.

– То, что у вас называют гостиной, – хмыкнул Дэн, остановившись в дверях.

– Мальчики, пойду разогрею вам поесть. – Инна появилась рядом. – Вообще, Дань, в магазин бы надо, все покончалось… смотаетесь, а? Пара рук не помешает.

– О! Хотите, я вам буду продукты покупать? У меня есть деньги! – предложил Лева. – Я…

– Деньги? Представь себе, у нас тоже. – Инна дернула свободным от попугая плечом, оттеснила сына бедром и удалилась, бросив не без внезапного недовольства: – Дань… ты там что ему такое наболтал? Фу на тебя.

Лева проводил ее недоуменным взглядом, но переспрашивать в спину не стал. Дэн кивнул, вошел в комнату и опустился в глубокое старое кресло у окна. Его лицо тоже стало почему-то отталкивающе напряженным. Ни разу еще таким не было. Лева, склонив голову, опасливо спросил:

– Ну-ка… где я проебался?

Дэн вздохнул, а при последнем слове поморщился: видимо, не очень любил мат. Уже привычно он затеребил тонкими пальцами падаванскую косичку. Действительно, ни дать ни взять – юный джедай. Учится проявлять терпимость к дуракам. Прямо сейчас.

– Холдинга у нас нет, – отстраненно начал он, не глядя Леве в глаза. – Деньги, которые ты вчера распихивал по карманам, мы зарабатываем за… несколько лет? Наверное. Но родителям в театре платят, и мне платят. У нас были проблемы, когда они только пробивались. Голодные художники, бешеные девяностые и все такое. – Он наконец поднял глаза. – Теперь – нет. Не надо игр в «богатенького Ричи», ладно?

Так Лева узнал о вроде незаметной, но острой черте своего нового друга: болезненной, явно не из пустоты возникшей гордости. Хлопнул себя по лбу, вспомнив разговор по пути: мол, у Ленских были финансовые проблемы, пока таланты родителей не оценил кто-то из прогрессивных московских мэтров. Сизиф бы посмеялся и закатил глаза, заявив: «Поднялись? Ну вот и молодцы, чего губы дуть, если дают – бери?» Но Лева понял, почему даже косвенное упоминание «подачек» здесь недопустимо.

– Извини, пожалуйста, – просто сказал он. – Я… ну обузой не хочу быть. Меня даже если бы президент взял к себе или голливудский актер, я бы бабки предложил.

Неужели то предложение правда выглядело настолько высокомерно? Он готов был даже чем-нибудь поклясться, но не пришлось. Секунд пять Дэн смотрел на него все так же хмуро, но потом глаза прояснились, и он вкрадчиво спросил:

– Кто?

– What do you mean? – растерялся Лева. Дэн фыркнул, уже совсем развеселившись.

– Кого предпочтешь? Джонни Деппа? Анджелину Джоли? Джорджа Буша?

– Да тебя, тебя, клянусь! – Лева поднял руки в знак того, что полностью капитулирует, энергично замотал головой и, подумав, предложил компромисс: – Слушай, со жрачкой я тебя понял, ну… а выпивку? Выпивку-то можно? Вы любите хорошее вино?

Дэн сдвинул брови, открыл рот, наверняка собираясь опять возмутиться и отказаться. Лева не позволил и, понизив голос, вкрадчиво выпалил:

– Очень хорошее вино. Запредельно. И… ну, пармезан, например? Вы же художники, вы должны его любить! Окей, окей, вы зарабатываете – я превращаю жизнь в праздник!

И наконец Дэн перестал смотреть на него так, будто вот-вот запустит подушкой в голову. Наверное, что-то понял.

– Вино и сыр?.. – Он улыбнулся. – М-м-м. Вино и сыр – это другой вопрос.

– Мир за сыр? – шутливо, но на самом деле с опаской уточнил Лева. Дэн кивнул.

– Мир за сыр. Вон и парламентер идет.

Усаги действительно подошла и потерлась пушистым боком о ноги Дэна. Она мурлыкала; ей явно нравился этот дом. И этот художник тоже.

Отца хватило ненадолго: почти одновременно с выходом настоящей химички в школу Абалкин вернулся на свою планету. Его даже попросили по-человечески: мол, разработки просели, младшие сотрудники в постоянном стрессе, Артем Витальевич начал ругаться матом – матом!

Я сжалился. И даже не сделал вид, что мне жаль возвращаться в старую жизнь. Но черт возьми… отец так и не знает, как благодарен я ему за ту омерзительную поездку в машине. И за наше общее неумение решать проблемы Прайда.

12.06.2006. Ася Железнякова

Если честно, мне страшнее, чем в самых крутых горах. Не знаю, что делать: боюсь нашей затеи, вот этого чистого листа, который сейчас передо мной. А еще «писательница». Ха-ха. Марти из-за меня проиграла блок сигарет Левке: думала, я сделаю запись сразу после Макса. Вообще не понимаю, почему она в это верила. Что вообще я могу написать «для потомков», кому я нужна?

Ну правда. Сашка смелая, Дэн талантливый, Марти зажигалка, Крыс умный, Макс… петух, и этим все сказано. А я – просто я. Может, мне было бы проще писать нотами? Нет, не проще. Я подбирала бы их вечно, черкала бы, марала, как Сальери. Не настоящий, конечно, а только пушкинский дурацкий персонаж, у настоящего-то не было проблем с творчеством. И он, кстати, здорово писал, не хуже Моцарта, я играла его, еще когда думала, что стану скрипачкой. Не стала. Перешла на саксофон.

Любовь к музыке у меня давняя. Я из странных детей, которые со слезами умоляют родителей отдать их в музыкалку и не отлынивают. Я как увидела джазовый оркестр по телевизору – мне года четыре было, – так и поняла: мое. Хочу. Мама переубедила: давай лучше скрипку. А потом я переубедила ее обратно: со скрипкой не подружилась, она какая-то плаксивая, визгливая… будто дергаешь за хвост кота, а не мелодии играешь.

Может, если стану писательницей без кавычек, напишу роман о мире, где все-все музыканты-волшебники. И чтобы они музыкой сражались, лечили людей, строили дома и вообще. А еще – чтобы инструменты были уникальные, как патронусы в «Гарри Поттере». Ведь он – инструмент, на котором захочется играть, – у каждого свой, как, кстати, и спорт. Я теперь поняла: пока не найдешь, что именно тебе подходит, не вести тебе здоровый образ жизни, как бы ни хотел. У меня было так до крымских гор. А прежде я даже физкультурой занималась из-под палки. И то не всегда.

Ася сидела рядом с Василисой Васильевной на скамейке и наблюдала, как Макс, Ника и Марти играют в баскет: Пэтух против девчонок. Они то висли на нем, как обезьяны, то пытались обойти, но Макс почти не выпускал мяч и вскоре виртуозно забросил трехочковый. Мышцы играли, зубы сверкали… ух! Ася обожала эти блиц-таймы на переменках именно за возможность украдкой, без хихикающих подружек, полюбоваться на парня, по которому сходила с ума.

– Хорош! – довольно заявила физручка, которую интересовало совершенно другое. – Не зря кубок отхватили! Пойти, что ли, помочь девочкам…

Сама ВасВас – так имя физручки сокращали ученики – тоже была девочкой. Девочкой лет сорока, но мало кто это осознавал. Она легкомысленно одевалась, пошло шутила, громко смеялась и носила пирсинг в языке. На уроках снимала. Вместо того чтобы напыщенно дуть в свисток и командовать, обожала играть с учениками, не щадя маникюра. Когда Ася только пришла в пятый класс, ее это поразило: дома никто из учителей не держался настолько неформально.

– Хотя нет… сегодня лень! – Она зевнула, поправила золотистую копну налаченных волос и посмотрела на Асю. – А почему никогда не играешь ты?

– Не умею…

– Научись. – Судя по тону учительницы, для нее это была вообще не отговорка.

– Не мое, – вздохнула Ася и захотела провалиться сквозь землю.

Марти впилась в локоть Макса, оба рухнули на пол. Ника увела мяч и бросилась к противоположному кольцу. Макс вскочил, ринулся за ней, но Марти энергично принялась мешаться под ногами. ВасВас расхохоталась, увидев досаду у Макса на лице, подбодрила Марти зычным «Да, детка, вали его, вали!», а затем опять оценивающе посмотрела на Асю.

– Знаешь, увлечения друзей лучше разделять, такое веселье сближает. – Она помедлила. – А то за бортом останешься!

– Они же не занимаются музыкой, – возразила Ася и даже улыбнулась. – Нас сближают другие ве…

ВасВас посмотрела на нее как на идиотку – совершенно неповторимым взглядом из-под густых наращенных ресниц. И не сочла нужным даже дослушать, просто отбрила:

– Для музыки нужен талант, а для спорта – только руки-ноги. Лови момент!

Ника бросила мяч в кольцо, девчонки победоносно заверещали, и тут раздался звонок. ВасВас поднялась, снова хохоча и одобрительно хлопая. Когда Макс прошел мимо, ущипнула его за щеку, так, будто тоже сблизилась с ним за десять минут бешеной игры. Ася закусила губу, думая о неправильном: хорошо, что хоть Сашка, девчонка, с которой они летом познакомились в лагере, сегодня задержалась переписывать контрольную.

За бортом. Каково это – за бортом?

Я до сих пор злюсь на ВасВас, но, наверное, правда не бывает приятной. Мои друзья были веселые живчики, а я – сомнамбула со своим саксофоном, тетрадками, заданиями. «Почему вообще они со мной общаются?» – спрашивала я раз за разом. Не находила ответа и шла играть что-нибудь из Эллы Фицджеральд, мечтая прожить ее жизнь. До сих пор не понимаю, почему одни рождаются яркими, сильными, притягательными, а другие – как я.

Такая я и была – аморфная, инертная. Но на каникулах после 8-го класса Макс с семьей вдруг позвали меня в поход в горный Крым. Я была уверена, что либо умру с тяжелым рюкзаком, набитым едой, либо свалюсь в пропасть и умру уже там. Но я пошла, выжила и… мне понравилось само чувство покорения высот и преодоления себя. Дома Макс затащил меня еще в бесплатную секцию, и там я тоже прижилась. Прежде всего потому, что на стенке он смотрел на меня другими глазами, как на какую-то супергероиню, а потом обязательно звал в кофейню поесть лимонных маффинов. Он ненавидит лимоны. И маффины. Но в тот год он всегда брал то же, что и я, пока я жалобно не попросила: «Не мучай себя, пойдем есть твои любимые шоколадные эклеры».

И все-таки у Макса всегда была куча энергии, девчонки – ему под стать. Я с детства боялась, что он влюбится в Нику – самую классную на свете, с грудью, с мозгами, с железными принципами. Или в Марти – интересную, как это называют, экзотическую. Потом появилась еще Сашка – веселая, творческая, несгибаемая, чем-то на самого Макса похожая. Я не сомневалась: вот-вот все случится, он придет в школу, нежно держа кого-то из них за руку… А он влюбился в меня – обычную. К счастью, в нашей дружбе с остальными так ничего и не изменилось. Ну… мне так казалось. Первое время.

Саша быстро шла по карнизу, ветер трепал ее густые русые волосы. Даже не шаталась – спокойно двигалась к хлипкому водостоку. Ася, задрав голову, с беспокойством наблюдала, как падает иногда щебенка из-под голубовато-зеленых кроссовок подруги. Вот из кого получилась бы отличная скалолазка… но ревнивая мысль меркла перед простым щенячьим ужасом.

– Сашка, ну слезай уже! – непрерывно скулила Ася. – Ну-у-у!

Отвалился еще кусок щебня, Ася аж подпрыгнула. Три каменные девы, похожие на горгон, сурово глянули на нее из-под треугольной, в античном стиле крыши. Марти говорила, это Мойры – богини судьбы. На это намекали и орнаменты-нити, тянущиеся по всей верхней части фасада. В обветшалом корпусе до революции находилась гимназия, в советское время – ДК. После перестройки здание опустело, его не благоустроили, но и не снесли. Ходили слухи: там кто-то застрелился еще до 17-го года или вообще красные расстреливали детей врагов. Ученики располагавшейся неподалеку 363-й школы верили: бывшая гимназия населена призраками и проклята. Иначе почему простаивает?

В этом глухом дворике Ася часто встречалась с друзьями. Потом они покупали что-нибудь вроде колы и чипсов и либо садились на раскрошенных ступенях, либо брели гулять. Вот и сейчас Ася с Сашкой ждали добытчиков – Макса, Марти и Нику. Заговорили как раз о скалолазании, Саша лукаво сверкнула глазами и, бросив: «Кое-что покажу»… ловко полезла по пожарной лестнице на второй этаж заброшки. Она собиралась преодолеть карниз и спуститься по водосточной трубе, и все под девизом «Раз даже я могу так, ты точно однажды заберешься на Эверест, так что не бросай». Сашкина доброта не знала границ. Энергия порой тоже выходила за рамки.

– Са-аш, ну не надо! – заканючила Ася, продолжая следовать параллельным курсом. – Оно разваливается! А еще… – она беспомощно схватилась за последний аргумент, – Марти сказала, у дома плохая аура! Ты превратишься в кошку! Нет, в мышь! Нет, в…

– Чайку! – Саша остановилась и опасно качнулась. – Отличный сюжет!

Она дурачилась – и рассмеялась, когда Ася в ужасе взвизгнула. Уточнила:

– Я же в него не зашла! Хотя можно и влезть, посмотреть, что внутри. – С этими словами Сашка продолжила путь. – Да не волнуйся ты, я гимнастикой занималась, у меня чувство равновесия не хуже твоего! И вообще…

Ася, кивая на каждое слово, терпеливо следовала под карнизом. Даже руки вытянула, готовилась в случае чего ловить подругу. Обе, конечно, переломают ноги, а может, и шеи, но надо хоть попробовать. Сашка увлеклась. С ней бывало. И…

– Эй! – Тут с улицы показались Макс, Марти и Ника; последняя помахивала пакетом с чипсами и бутылкой кока-колы. Ася, кинув очередной сердито-встревоженный взгляд на Сашу, все-таки решилась отвернуться и сделала пару шагов навстречу друзьям:

– Ну наконец-то, скажите ей! Мы…

Она не успела закончить: Макс обмер, перестал улыбаться и ринулся мимо нее вперед. Одновременно раздался крик, и Ася обернулась. Саша, стоявшая на карнизе у окна, буквально в полуметре от трубы, пошатнулась, шарахнулась и стала падать. Как в фильме ужасов, в жестокой замедленной съемке. Точно ее толкнул призрак. Страх на лице был именно таким, и… показалось или окно злобно мигнуло лиловым? В ушах уже стучал топот – собственных и чужих ног. Марти, Ника, Ася – все неслись к заброшке.

Макс вовремя поймал Сашу на руки. Она, конечно, обхватила его за шею, на несколько секунд прижалась, тяжело дыша. Она жмурилась, была белее полотна, шевелила губами, но ничего не говорила. Такой Ася ее никогда не видела. Подлетевшие Марти с Никой буквально наступали друг другу на пятки.

– Сань, ау? – Убедившись, что она не в обмороке, Макс облегченно улыбнулся. По кивку осторожно поставил Сашу на ноги, взял за плечи и заглянул в глаза. – Дыши.

– Что на хрен случилось? – Ника опять бестолково махнула едой. – Ты как?

– Н-норм, – только и выдала Саша, стуча зубами. – Я… там в окне…

Она все еще казалась будто оглушенной. Колени подрагивали.

– Дура! – бросила Марти. Она отошла на пару шагов, вскинула голову, но смотрела не на уродливых каменных Мойр. – С ума сошла? Какого хрена ты там забыла?

– Просто хотела… – Саша встряхнулась и осеклась. Только сейчас она, кажется, поняла, что Макс почти прижимается лбом к ее лбу. – Так, ничего…

Заметила и Ася, отругала себя за секундную тревогу по этому тупому поводу, но даже не успела на ней сосредоточиться. Марти задумчиво посмотрела на свой перстень-коготь на левом среднем пальце, опять вскинулась и вкрадчиво спросила:

– И что же ты увидела в том самом окне?

– Каком «том самом»? О чем ты? – Макс тоже вскинул голову. – Окно как окно! – Опять он посмотрел на Сашу, подмигнул ей. – Цела хоть? Хорошо шла!

Та кивнула, попыталась слабо улыбнуться. Перехватила Асин взгляд и, явно что-то там заметив, отстранилась сама. Асе стало стыдно – и за то, что это случилось, и за свое облегчение, и за подспудную мысль: а не полезла ли Сашка на карниз, чтобы Макс увидел ее там? Благо увязнуть Ася не успела: Марти с усилием отвела взгляд от темных провалов окон и облизнула ярко накрашенные губы. Поглядела на небо, точно прикидывая, не поразит ли ее молния за разглашение волшебных секретов – в последнее время она поднимала такие темы все реже. Все-таки пояснила:

– Первого убитого мальчика-гимназиста обнаружили вот в этой комнате. Растерзанное тело лежало в платяном шкафу, точнее, его туда втащили только наполовину. Преступника не нашли. Он успел убить еще двоих. Тогда школу и закрыли. Ко времени, как начали разбираться, многие уже вообще сомневались, что убивал человек.

Ася вздрогнула. Этого не хватало! Она терпеть не могла Мартинины страшные истории и внезапные откровения, знать ничего не хотела про заброшку!

– Ого, а чего ты раньше не рассказывала? – спросила Саша, забирая у Ники бутылку с колой. Открыла, отхлебнула, забыв, что не пьет газировку, и скривилась: – Фу, гадость!

Вроде она была уже пободрее: на веснушчатые щеки вернулся румянец, плечи расправились. Марти окинула ее взглядом и снова обеспокоенно уставилась на здание. Ничего хорошего на лице не отражалось, жуть брала. Вряд ли придуривалась или пугала. Ася почувствовала укол раздражения – опять из-за Сашки. Вот же устроила… и все как с гуся вода!

– Можно подумать, ты бы не полезла, – Марти поморщилась. Она, возможно, думала что-то похожее. – Саш, карнизы детям не игрушка, а тут…