Текст книги "Охота на купидона"

– Тогда идем в подвал, – не теряя оптимизма, заявил Марк. – Мальчик в тельняшке так и сказал: актовый зал или подвал. Будем надеяться, что с подвалом нам повезет больше.

Он опять выступал в роли проводника, а Макс тащился следом. Впрочем, он внимательно разглядывал всех, кто попадался навстречу. Вот два пахнущих потом работяги, пыхтя, проволокли роскошное, отделанное позолотой кресло. Затем два молодых человека пронесли парные вазы, неловко передвигаясь в позе «девушка с кувшином». Увидев шествующую навстречу даму с сигаретой в зубах, но в высоком парике и пышном платье с кринолином, Максим остановился и позвал:

– Марк!

– Что?

– Идемте за ними.

– Зачем? Нам в подвал.

– В подвал мы всегда успеем. Мне кажется, они тут где-то создают интерьер в стиле ампир. И в него идеально вписался бы наш купидон.

– Думаешь? – Марк проводил костюмированную фигуру задумчивым взглядом. – Ну, раз ты так считаешь… давай посмотрим, чем черт не шутит.

Пока они петляли по коридорам за пышными кринолиновыми юбками, у Марка зазвонил телефон. Выяснилось, что это Стасик и поезд его уже подходит к Москве. Само собой, родственника интересовал вопрос: куда ехать за купидоном? Марк вытер влажный лоб. Чертов ангелочек! Кто знал, что с ним будет столько мороки? Но делать было нечего, и он продиктовал Стасику адрес съемочного павильона.

Через несколько минут Максим и Марк оказались у входа на очередную съемочную площадку. Здесь толпился народ: осветители постоянно что-то двигали, переустанавливали и ругались на всех, кто наступал на провода. Все остальные наступали на разложенные на полу кабели и прочую амуницию и тоже ругались. В ряд стояли стулья, на которых сидели актеры, а костюмеры и гримеры роились вокруг, поправляя тут и подмазывая там. Кто-то пил кофе и ел сэндвич с луком, кто-то бубнил роль, подглядывая в айпад, а за всем этим сумасшедшим домом угадывался интерьер дворца: пышный, полный драпировок, позолоты и яркого света, отражавшегося в зеркалах.

– И как мы туда пролезем? – с сомнением спросил Максим.

– Думаю, никак, – кисло отозвался Марк. – Надо найти главного и все объяснить. Сказать, что у них наша вещь и…

– Ага, так вас и стали слушать. Знаете, какой первый вопрос будет: а чем докажете, что это ваш купидон? А потом, если они поймут, что он ценный, так и вовсе полицию вызовут, – мрачно пообещал молодой человек.

– Вот полицию бы не хотелось… – пробурчал Марк, приподнимаясь на цыпочки и тщетно пытаясь разглядеть подробности интерьера. – И вообще, по-моему, его там нет. Во всяком случае, я ничего похожего не вижу.

Максим поозирался, взял свободный стул и, переставив его на нужное место, нагло взгромоздился на сиденье ногами.

– Нашел! – Он протянул руку. – Вон в той части, там что-то вроде будуара. В углу столик и на нем купидон.

– Наш?

– По-моему, да.

– Слезай!

Спрыгнув со стула, юноша сказал:

– Знаете, можно попробовать его тихонько свистнуть, пока съемка не началась.

– Как это? – с опасливым интересом спросил Марк.

– Смотрите, вот этот коридор тянется вдоль всего павильона. Мы стоим у первой двери. Там их еще пять. Из какой-нибудь наверняка можно пробраться внутрь. В прошлый раз оказались же мы за кулисами.

– Ага, ну, может, это и неплохая мысль… Только вот нужно определить, на уровне какой из дверей тот будуар?

Максим некоторое время ходил туда-сюда, выглядывая в коридор, потом возвращаясь, и, подпрыгивая, заглядывал в павильон.

– Мне кажется, напротив третьей, – без особой уверенности сказал он.

– Ну, третьей так третьей, – вздохнул Марк, и они двинулись по коридору.

У Марка опять зазвонил телефон, он послушал некоторое время. Повторил адрес съемочного павильона и отключил мобильник.

Дверь оказалась запертой. Но в отличие от монументальных створок, преграждавших доступ в актовый зал, была она хлипкая, деревянная, с примитивным замком. Марк встал спиной к той части коридора, где сновали люди, по мере возможности загораживая Макса, который просунул между дверью и косяком лезвие перочинного ножа и без труда отжал замок. Прежде чем Марк успел ему помешать, Максим открыл дверь и скользнул внутрь. Звуки, доносившиеся в щелку, сливались с гулом голосов из павильона, а потому понять, что происходит внутри, было невозможно.

Максим несколько секунд постоял неподвижно, давая глазам привыкнуть к полумраку. Как и ожидал, он оказался за декорациями. Только здесь это были не портьеры, а щиты, сооруженные из грубой ткани, натянутой на деревянные рамы. Он осторожно ощупал руками всю конструкцию, понял, что сможет сдвинуть один из щитов, но спешить не стал. Где-то близко звучали голоса:

– Хорошо, так! Поверни голову! Руку выше! Глаза в потолок!

Макс опять вынул ножик, осторожно проделал дырочку в холстине на уровне лица и припал к ней любопытным глазом.

В будуаре полным ходом шли съемки. Близко к атласному диванчику придвинута была камера, которой управлял оператор: средних лет мужик в бейсболке, надетой козырьком назад. Рядом подпрыгивал высокий тип с остроугольной бородкой и волосами, собранными в тощий хвостик, и подавал команды, глядя на небольшой экранчик:

– Голову правее, а то парик все загораживает! Граф, активней! Вы, блин, императрицу трахаете, а не в боулинг играете!

Глянув в сторону, Максим увидел диванчик на гнутых золотых ножках, на котором полулежала дама бальзаковского возраста и пышных форм, в напудренном парике, облаченная в пышное парчовое платье. Над ней навис мужчина, широкая спина которого распирала затканный синими и золотыми узорами камзол. К удивлению Максима, актеры, возившиеся на диванчике, не подавали никаких реплик и даже не пытались изобразить страсть. Тип с бородкой тоже это заметил и опять завопил:

– Императрица! Что такое, а? Почему не вижу вожделения? С таким лицом надо было послов литовских принимать, а не с фаворитом сексом заниматься!

Актриса второго плана, игравшая императрицу, сжала зубы. Эта роль в сериале была ей жизненно необходима. Сколько сил она положила, чтобы ее заполучить, сколько рычагов пришлось нажать… А с каждым годом рычаги нажимать все труднее, красота уходит, и молодые наступают на пятки. И когда она все же получила роль императрицы, была счастлива, так счастлива! Однако съемочный процесс превзошел все ее самые худшие ожидания: сценарий меняли чуть ли не каждый день, вводя каких-то новых персонажей и выгоняя тех, кто не поладил с руководством, экономили на удобстве актеров, и кто же знал, что какой-то мальчишка, помощник режиссера, которого поставили снимать второстепенные сцены, будет себе такое позволять! И ведь дело не в том, что она страсть изобразить не может! Но попробуйте отдаться утехам любви, когда вас пристроили на узкой кушетке, обитой дурацкой синтетикой, которая изображает шелк. Ее платье скользит безбожно, а потому все силы уходят на то, чтобы удержаться на чертовом диване! Да еще партнер весит черт-те сколько и сопит! Помощник режиссера издал очередной вопль, императрица попыталась отдаться процессу с большей страстью, не удержалась и вместе с фаворитом рухнула с кушетки на пол.

– Здорово! – завопил помощник. – Снимаем! Не останавливаемся! Это просто классно получилось… Эй, вы чего замерли?

Фаворит, неловко поднявшись на колени, с тревогой взирал на поверженную и неподвижную императрицу.

– Что-то она, по-моему, ушиблась, – пробормотал он.

– Пустяки, водички попьет, грим поправим, и еще разок повторим, еще один дубль сделаем на всякий случай, – бодро возвестил козлобородый. – Эй, позовите гримера, куда он опять делся?

Кто-то подбежал и вместе с фаворитом поднял императрицу. Она двигалась с некоторым трудом, но не позволила себе показать, как больно приложилась спиной.

– Мне нужно десять минут, – сказала актриса, и помощник режиссера кивнул. Вытер пот и крикнул:

– Десять минут перерыв! И лампы погасите пока, а то тут подохнуть можно.

Погасли мощные софиты, и в будуаре стало тускло и некрасиво. Теперь любому было ясно и очевидно, что шелк стенной обивки – это крашеная мешковина, подсвечники на столах гипсовые, а не бронзовые и вся роскошь интерьера – сплошной обман. Макс понял, что настал нужный момент. Он сдвинул раму, опустившись на четвереньки, прополз в будуар, схватил с высокого столика купидона, едва не уронил его себе на голову, потому что забыл, какой поганец тяжелый, и так же на четвереньках вернулся обратно. Подвинул раму на место и толкнул дверь.

– Ты чего так долго? – накинулся на него Марк. – Я тут торчу, как свечка на погосте! Что ты там делал?

– Снимался в кино, – буркнул Максим. Протянул статуэтку. – Этот?

– Этот, – быстро подтвердил Марк. – Давай его в сумку, а то объясняйся тут с ними, с киношниками этими!

Они засунули купидона в вульгарный черный пакет и направились к выходу.

Глава 12

– Где мой купидон? – Голос Стасика в телефоне звучал угрожающе. Марк, который собирался уже нырнуть в дыру в заборе, притормозил.

– А ты сам где? – поинтересовался он, озираясь.

– На Второй Хуторской около ворот. Зеленые со звездой.

– Вот там и стой, сейчас подойду. – Марк сунул телефон в карман и взглянул на Максима. – Значит, так. Мы выбираемся с территории и идем до угла. Вон, видишь, палатка круглосуточная на автобусной остановке? Идешь туда и ждешь, пока я подъеду.

– Ага, сейчас, – нахально отозвался молодой человек. – А если он вам по голове даст, родственничек этот? Или пристрелит? Пойдем вместе, при свидетелях он бузить не будет.

– Смело, но глупо, – вздохнул Марк. – На воротах охрана, он не рискнет мне ничего сделать. Да и с какой стати? Я же возвращаю его вещь. Просто мне спокойнее будет, если ты не встретишься с этим человеком…

Подождав, пока Максим перейдет улицу, Марк вынырнул из-за угла и двинулся к воротам. Он сразу увидел машину, не такси, частника, подле которой курил Стасик. Мордатый мужик с оттопыренными ушами, точно как на фото. Через несколько шагов Марк заметил кое-что еще: под чахлыми тополями была припаркована машина Ланы. Свет в салоне не горел, и внутри никого не было. Проходя мимо, он тронул рукой капот – еще теплый. Значит, Лана приехала не так давно.

Увидев Марка с пакетом, Стасик отшвырнул сигарету, набычился и стал ждать. Приблизившись, Марк протянул ему пакет. Стасик взял сумку, поставил на землю под фонарем и, сунув руки в пакет, принялся крутить и ощупывать ангелочка. Марку стало противно.

– Ты решил, что я от него что-то отпилил? – презрительно спросил он. – Забирай свое барахло и вали отсюда. Даже денег у тебя не возьму, хоть сперва и собирался. Но уж больно противно.

Поднявшись и прижав пакет с купидоном к груди, Стасик ответил длинной матерной тирадой.

– Вот туда и топай. И побыстрее, – невозмутимо отозвался Марк.

– О нет, он никуда не пойдет. – Из-за машин вывернулась сухощавая фигурка, и Марк, не веря своим глазам, уставился на женщину, которая направила на Стасика пистолет. Тот издал звук, более всего походивший на предсмертный хрип, и попятился. – Положи сумку на землю, – спокойно приказала женщина. – И сделай шаг назад. Повернись спиной и встань на колени.

Стасик продолжал пятиться.

– Эй, вы там чего? Валите отсюда, пока ментов, в смысле полицию, не вызвали, – донесся громкий голос от будки охранников.

Тина резко вскинула руку и, почти не целясь, выстрелила. Фонарь над воротами потух, на землю посыпались осколки. В тот же миг Стасик зайцем метнулся к машине. Его уже ждала распахнутая дверца, но он все равно не успел. Так и не сдвинувшись с места, Тина вытянула руку с пистолетом в его сторону. Выстрел, крик, и мужчина упал на асфальт. Частник тут же попытался свалить, рванув жигуленка так, что взвизгнули покрышки, однако в конце улицы вспыхнули фары – две машины неслись навстречу, перекрыв обе полосы, так что беглецу пришлось тормозить. С другой стороны улицы подъехал еще один автомобиль, остановился плавно. Двое молодых мужчин выскочили из машин и бросились к Стасику, который катался по земле, держась за простреленную ногу. Третий, постарше, подошел не спеша и поднял с земли сумку. Заглянул в пакет. Подошел к Марку, застывшему столбом, и Тине, которая спокойно ждала, держа пистолет в опущенной руке.

– Здравствуйте, – сказал мужчина. – Я полковник Симонов. – Он вынул из кармана красную книжечку и подержал ее перед лицом Марка, а потом перед Тиной. – А вы госпожа Гринберг?

– Да.

– Поздравляю вас с удачным завершением операции. Прошу в машину, нужно выполнить некоторые формальности. – Он повернулся к Марку и, оглядев его с головы до ног, спросил: – Все нормально? Или нужна помощь?

Марк помотал головой, выдавил: «Нет, спасибо».

Полковник кивнул и пошел к автомобилю. Он предупредительно открыл Тине дверцу, потом сел сам. Стасика парни волоком оттащили в другую машину. Один из них сел к частнику, который привез незадачливого владельца купидона. И через две минуты улица была тиха и пустынна. Только Марк торчал подле ворот, пытаясь вернуть способность соображать в свою несчастную голову, где бродило эхо двух выстрелов и метались обрывки мыслей.

От остановки к нему бежали Лана и Максим. Лана обняла мужа, заглянула в его растерянное лицо, отвела глаза. Они немного постояли, потом Лана начала что-то говорить о том, что Максим сейчас поедет к ним, они поужинают и он ляжет спать в комнате Насти, потому что нечего шляться ночью по городу, да еще пережив такой шок. Максим возражать не стал. Потом Лана сказала, что машину Марка нужно оставить здесь до завтра, спешить особо некуда…

– Я доеду до дома, не волнуйся.

Он пошел к своему «ниссану». Максим, вопросительно глянув на Лану, потрусил следом и забрался на заднее сиденье. Он был вполне счастлив, пережив такое приключение, и жалел только о том, что Насти нет рядом.

Марк всю дорогу молчал, поглядывая в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что вишневая «вольво» Ланы плавно двигается следом. Они подъехали к дому, поставили машины на стоянку, поднялись в квартиру. Холодильник был не то чтобы пуст, но ужин отличался импровизированностью и незатейливостью. Лана наделала бутербродов с сыром и сунула их в духовку, открыла банку оливок и сделала омлет. Достала бутылку вина и наполнила три бокала. Впрочем, аппетит был только у Макса. Он съел две трети омлета и бутербродов, выпил бокал вина и ушел спать, искренне поблагодарив за заботу и ужин. Лана и Марк некоторое время просто сидели за столом. Марк смотрел в окно на темный двор. Потом повернулся к жене и сказал:

– Знаешь, она на меня даже не взглянула.

– Ой, как все фигово! – Лизка плюхнулась на кровать, и Настя недовольно поморщилась: карандаш, ровно двигавшийся по бумаге, скользнул в сторону, нарушив равномерную четкость штриховки. Девочка сжала губы и, стараясь не смотреть на косую линию, шрамом прорезавшую рисунок, попыталась продолжить свое занятие. Однако Лизка завозилась, и кровать опять стала ходить ходуном.

Настя сердито скомкала лист бумаги, отшвырнула его в сторону и нетерпеливо спросила:

– Что опять?

– Да то! Эта Лилия Витальевна, змея очковая, меня сразу невзлюбила! – пожаловалась Лизавета на администратора отряда. – Чего я такого сказала-то в аэропорту? Так она с тех пор просто хвостом за мной ходит и все зудит: «Еще два замечания – и домой, еще два замечания – и домой!»

– Не получай замечаний, – без особой уверенности в тоне посоветовала Анастасия.

– Слушай, ты порядки в этом гадючнике успела изучить? Тут за все начисляются и снимаются какие-то дурацкие баллы и очки, которые потом суммируются и превращаются в замечания!

– Или не превращаются, если ты делаешь что-то хорошее, – заметила Настя.

– Что?! Что тут можно сделать хорошего? – Лизка, ерзая, слезла с кровати и подошла к окну: – Вот мы вчера ходили купаться… Миша и эта, Анька, из нашего отряда пошли помогать присматривать за малышами, так она им баллы начислила! А когда я помогала этих малышей вытирать и одевать – отвернулась и сделала вид, что ничего не видит. И фигушки что я получила!

– Да, это было подло, – согласилась Настя. – Думаю, надо залечь на дно… Ну, типа прикидываться частью пейзажа и не отсвечивать. И тогда она отвяжется. Потеряет интерес.

– Ха! – Лизавета передернула плечами. – Ты не знаешь таких людей. Тетка из породы бультерьеров, не отвяжется она от меня. И вот еще что… Я сходила к культурологу, который отвечает за библиотеку и прочее, как это тут называется… медийный центр. Он мне дал список экскурсий для нашего отряда. Так там фигня полная, и никуда мы не попадаем.

– Как это? Совсем никуда?

– Вот смотри. – Лиза развернула лист бумаги. – Это список экскурсий. Никитский ботанический сад, Ливадийский и Массандровский дворцы, Бахчисарай, Археологический лагерь…

– Здорово! – вякнула Настя.

– Здорово?! Да это туфта! Что там смотреть? Мне не нужны цветочки и дворцы! Мне нужны пещеры и горы! А получается, что мы и близко к ним не подойдем! Или сидим в этом детском саду строгого режима, или нас везут в автобусе, и там тоже ни на шаг в сторону от группы не отойдешь… Настя, что мне делать? Я хочу найти храм Нефтиды!

Настя вздохнула, с сочувствием глядя на Лизавету. Все-таки одержимость – страшная штука, думала девочка. Человек становится невосприимчивым ко всему остальному. Скучным становится и плоским. Анастасия взглянула в окно. Там, на горизонте, вставали горы.

Алушта – это обычный курортный город на Южном берегу Крыма, порядком отягощенный как советским прошлым, так и стяжательским сегодняшним днем. Он расположен в котловине, и вокруг высятся горные массивы с фантастически прекрасными названиями: Кастель, Чамны-Бурун, Бабуган, Чатыр-Даг, Демерджи. Горы укрывают город, и ни один ветер не может потревожить тепло и благодатный климат. Район Алушты был обжит давным-давно. Как и в других частях Крыма, здесь сменяли друга волны переселенцев и захватчиков. Византийцы и генуэзцы, печенеги и турки – кто только не бродил по этим местам! Мы не знаем их имен и судеб. Из тех, чьи следы оставлены на песке нашего времени, можно назвать Грибоедова и Адама Мицкевича, Куприна, Короленко и других знаменитых людей.

Эти места покоряют каждого, кто хоть раз побывал на галечных пляжах, вдохнул смолистый запах сосен и можжевельников и смотрел, как меняется цвет гор на закате и как темной медвежьей шкурой переливается лес на склонах Медведь-горы – Аю-Дага.

В прошлом году Анастасия побывала на Корфу и привезла массу впечатлений, но Крым зацепил ее глубже. Хотелось бродить по горам и низинам, смотреть на море, перебирать пальцами гальку на пляже, рисовать камни и невероятно старые и красивые горы… Но ничего этого сделать не получалось. Распорядок дня в лагере был очень насыщенный, все время приходилось что-то делать и куда-то спешить. На робкие просьбы юной художницы оставить ее в покое и позволить заниматься любимым делом ей объяснили, что свободное время – два часа тихого часа, которые девочки проводят в своей комнате. Спать никто не заставляет, взрослые уже, вот и рисуй. А остальное время изволь поддерживать команду и действовать соответственно намеченному плану. В лагере ведется соревнование между отрядами. Кто наберет больше баллов – тот и победит. А для этого нужно: сделать самую замечательную стенгазету, снять рекламный ролик про лагерь, не набирать штрафных баллов, показать самый веселый капустник – и много чего другого. Нельзя сказать, что это был плохой лагерь, скорее наоборот, просто Лиза с Настей ждали и желали совсем иного. Настя всю эту коллективно-спортивную гонку не очень любила, да еще невозможность рисовать, когда хочется, доводила ее до состояния мрачной молчаливости. Лизка просто с ума сходила, не замечая ни бурной и интересной жизни вокруг, ни красоты природы. Все, о чем она могла думать, – вот он, берег, нарисованный на заветной карте. Вот они – горы. Их видно, но добраться до склонов, пройти по тропам и попасть в пещеры шансов никаких.

– Я сбегу, – прошептала Лизавета, оглянувшись на дверь. – Гора – вот она, за углом, а мы туда так и не попадем. От этого же свихнуться можно!

– Как только поймают – отправят в Москву, – так же шепотом предупредила Настя.

– И ладно!

– Ладно-то ладно, но… послушай, мы ведь сможем добраться только до одного места, понимаешь?

– Нет, – буркнула Лизка, благодарно отметив это «мы», свидетельствующее, что Анастасия не бросит ее в предстоящей авантюре.

– Мы убежим, доберемся куда-нибудь, скажем, до Партенита. Пройдем по горе. Но ты понимаешь, что нас поймают довольно быстро? Администрация тут же оповестит местные власти, и нас будут искать с полицией. Любая попытка сесть на транспорт до следующей вероятной точки поиска, скажем до пещер, – обречена на провал.

– Тут ты права. Надо определить самое вероятное место… Давай так: пойдем в медийный центр, сядешь за комп, я там закладки сделала, это форумы местных энтузиастов и археологов. Просмотришь, может, что найдешь…

– А ты?

– А я пойду очаровывать местного историка и культуролога. Глядишь, чего подскажет.

Дмитрий Альбертович был человеком увлеченным и энтузиастом своего дела. Вся его жизнь заключалась в изучении истории родного Крыма и пропаганде этой истории. Он закончил исторический факультет Севастопольского университета, защитил там же кандидатскую диссертацию и остался в родных стенах преподавать, читать лекции и вести семинары. Некоторое время жить было трудно. Нищенской зарплаты преподавателя на многое не хватало, с репетиторством тоже не очень получалось: предложение явно превышало спрос. Жена, мудро дождавшись, пока муж допишет за нее диссертацию, и защитившись, подала на развод. Дмитрий Альбертович расстроился, но не столько из-за жены, сколько из-за дочки. Натуську он любил, и не только за то, что девочка, открыв рот, слушала сказки о крепостях, которые выстраивали на во-он той горе хитрые генуэзцы, и воинственных турках, которые потом эти крепости осаждали. Впрочем, жена не препятствовала его встречам с дочкой, наоборот, рада была, если он брал девочку с собой на конференцию или очередное выступление. А затем дела Дмитрия Альбертовича неожиданно пошли в гору. По совету научного руководителя он немного переделал текст диссертации и издал в качестве научно-популярной книги по истории Крыма. Его приглашали читать лекции, выступать на международных семинарах, чему немало способствовало знание английского и немецкого языков. Дмитрий Альбертович отнюдь не был тюфяком, просто он никогда не стал бы тратить время на выискивание выгодных моментов и легких путей. Однако, оказавшись востребованным, он не отказывался от работы, стал популярным лектором, его пригласили на местное телевидение вести передачу по истории родного края. Бывшая жена все внимательнее присматривалась к его новой квартире в Алуште, к новенькому «форду» и хорошему ноутбуку и начала задумываться, не стоит ли им проводить больше времени вместе. Дмитрий Альбертович отнюдь не был глуп и видел ее, то есть жену, насквозь. Но он уже решил для себя, что если она надумает вернуться – он возражать не станет: пусть, зато Натуська будет рядом. Денег хватит, он уже почти дописал вторую книгу, и на лето его пригласили работать в медийный центр в дорогущем лагере, что отстроили под Алуштой. Он выговорил себе помощника, на место которого пристроил собственного аспиранта Рому, право отлучаться, чтобы читать лекции и записывать новый цикл передач, и то, что две смены Натуська будет бесплатно отдыхать в этом же лагере.

Как человек увлеченный, Дмитрий Альбертович умел разглядеть столь же одержимых любителей истории. Он сразу понял, что Лиза из старшего отряда – девушка серьезная, и весьма удивился ее начитанности. Само собой, интерес девушки лежал в несколько сенсационной области древних храмов, но это отнюдь не показалось ему странным: в юности всегда тянет на загадочное и тайное, и лишь с годами учишься видеть волшебство и важность самого процесса истории, понимать значимость не только золотых украшений и царских захоронений, но и глиняных черепков и каменных кладок.

Когда Лиза пришла в медийный центр второй раз, он не удивился. Снял очки, потер уставшие от компьютерного монитора глаза и сказал:

– Здравствуйте, барышня. Садитесь и расскажите, что привело вас ко мне так скоро после нашей первой встречи.

Лиза хмыкнула. Дядька, конечно, чудной. Не старый, лет сорок, как ее отцу, но ведет себя словно он профессор, убеленный сединами. Надо же, «барышня»! Впрочем, может, это чтобы студентки и аспирантки не приставали. Она посмотрела на историка с точки зрения студентки и решила, что вряд ли он пользуется большой популярностью как мужчина. Высокий, но сутулый, светлая кожа, красная от южного солнца, светло-серые глаза, ежом стоящие русые волосы. Большой рот, большие руки; не урод, но и Джеймса Бонда его играть не позовут. Впрочем, куда там до Бонда, даже до Индианы Джонса далеко. Впрочем, на фига ей его внешность, главное, чтобы он оказался человеком сведущим.

Лизавета решительно уселась на стул и, глядя в светлые глаза, принялась излагать «легенду»:

– Понимаете, у нас вся семья интересуется историей. Особенно мама. На любительском уровне, конечно, но вот в прошлом году мы были на Корфу…

Лизавета не то чтобы врала: были и поездка на греческий остров, и поиски исторических артефактов. Только вот ездила она с Марком и Настей, но Альбертычу об этом знать ведь совершенно необязательно.

– Родители хотят приехать в Крым в следующем году… братик подрастет, и все такое… И я подумала, что, если буду иметь четкое представление, где искать, это сэкономит нам массу сил и времени. Не все можно найти в книгах и Интернете.

– Тут вы правы. – Дмитрий Альбертович протер очки, водрузил их обратно на нос и добавил: – Я буду рад помочь, чем смогу. Но что конкретно вас интересует?

– Меня… то есть маму интересует храм. По некоторым источникам, в этом районе должен находиться древний храм богини… не скажу, что Исиды… возможно, одного из ее воплощений, которому могли поклоняться и местные племена. Вот, в качестве наиболее вероятных мест я… мы определили несколько вариантов. – С этими словами Лиза протянула историку лист бумаги.

Дмитрий Альбертович с интересом уставился на список:

– Мм… Склеп Деметры? Ну, это, знаете ли, вряд ли. Склеп совершенно определенно является частью некрополя Пантикапея, относится ко II веку до нашей эры и как храм вряд ли использовался. Его ценность заключается в хорошей сохранности фресок, дающих широкую возможность для исследований: начиная от сюжетов и техники росписи до состава красок и деталей костюма. Но абсолютно ничего загадочного там нет.

Лиза удовлетворенно кивнула и озвучила второй пункт:

– Пантикапей.

– Собственно, тут мне возразить нечего, храм там действительно есть, – кивнул Дмитрий Альбертович. – Пантикапей был столицей древнего Боспорского царства, известно о нем было еще до революции 1917 года, и потому там кто только не копался… Расцвет города пришелся на IV–II века до нашей эры. К северо-востоку от собственно цитадели, на Новом Верхнем Митридатском раскопе, еще в сороковых годах XX века были открыты остатки святилища Артемиды-Гекаты. Дева-охотница древних греков обрела в этом воплощении суровые черты богини судьбы, мести и прочих мощных сил. Там имеется несколько высеченных в скале помещений… До конца их раскапывали и открывали уже в семидесятых – восьмидесятых, если мне память не изменяет. Там нашли фрагменты роскошной статуи, судя по голове, она была высотой метра два с половиной, не меньше. – Он взглянул на Лизу и закончил: – Но больше там искать нечего, уверяю вас. Все мы: и местные, и приезжие историки, и археологи – отдали дань цитадели, работали, искали. Там больше ничего нет.

– Тогда мыс Фиолент, – упорно продвигалась вперед Елизавета.

– Мыс Фиолент, – протянул историк. – Среди его старых названий есть и Партенум, то есть мыс Девы. Там есть грот Дианы, так называли богиню Артемиду римляне. И вроде бы там был храм, в котором служила Ифигения, дочь Агамемнона.

– Которую богиня перенесла в Тавриду, – подхватила Лиза, – и она стала жрицей.

– А потом сбежала обратно.

– Как сбежала? – растерялась девочка.

– Вы не слышали окончание легенды? Ифигения была не просто одной из верховных жриц, она играла очень важную роль, подготавливала к закланию человеческие жертвы, которые приносили богине. И однажды в качестве таких потенциальных агнцев ей привели Ореста и Пилада – ее собственного брата и его друга, захваченных таврами. Юноши явились в Тавриду, чтобы выкрасть из храма некую чудодейственную статую… Тут их и повязали. Ифигения освободила молодых людей, и все втроем они сбежали домой.

– А статую выкрали? – с жадным интересом спросила Лиза.

– Вроде нет.

– Значит, там должен быть храм.

– Видите ли… грот Дианы – это, собственно, просто сквозное живописное отверстие в скале, добраться до него можно только морем. Что касается самого мыса, то Геродот утверждал, что жертвенный алтарь стоял непосредственно на краю скалы и принесенных в жертву людей сразу сбрасывали в море. То есть не факт, что в самой скале было какое-то помещение. С геологической точки зрения мыс представляет собой вулкан, покрытый нетолстым слоем туфовых пород. Туф – это слежавшийся пепел. Не та порода, в которой можно что-то выдолбить или из которой можно что-то соорудить.

– Так… – Лизавета поерзала на стуле, прислушиваясь к звукам радио, призывавшего старший отряд на очередное мероприятие, и решительно продолжила расспросы: – А что вы думаете о мысе Ифигении, что у поселка Береговой?

– Что ж, это интересный вариант. Горный массив тянется вдоль берега на полкилометра, в центре разлом, и ущелье спускается к морю. Западный гребень порядком изъеден временем. Там поселок недалеко… и городище XIV века, исторический памятник. Там очень красиво, особенно весной. Честно сказать, лично я не видел ничего похожего на древний храм… но на склонах могло что-то быть. Однако со временем скалы разрушаются, и туф отваливается большими глыбами, иногда они образуют целые островки в море.

– Скажите, а у вас нет никаких соображений о том, где мог бы находиться храм? – спросила Лиза.

– Ну, знаете… Я не готов так сразу… Хотя, должен вам сказать, Крым – место действительно удивительное, и уверен, нас еще ждет много открытий не менее значительных, чем золото кургана Куль-Оба.

Он подумал, постукивая пальцами по столу, потом спросил:

– А вы никогда не рассматривали пещерные города как возможное месторасположение храма?

– Пещерные города? – растерянно повторила девочка.

– Да… Видите ли, храм в древности редко выполнял лишь религиозные функции. Как правило, он же служил банком, архивом, библиотекой, школой, больницей и так далее. С точки зрения сохранности культурных и финансовых сокровищ неразумно было бы устраивать храм на самом берегу. Пираты, знаете ли… обвалы. Уже на рубеже тысячелетия эти горы были старыми, и глыбы с них обваливались не реже, чем в наши дни. А пещерные города расположены во внутренней части полуострова…