Текст книги "Охота на купидона"

– Дед, ты с ума сошел, – сказал Роман с упреком. – Я только ожил, а ты меня тащишь черт знает куда! Вот заболею опять…

– Не заболеешь, – хмыкнул дед. – Я тебя отмолил. И ты должен будешь отдать долг.

Мальчик опасливо смотрел на старика, а тот жмурился на солнце и с нежностью смотрел на окрестные горы, вдыхал запах травы и свежего ветра.

– Идем, – поторопил он внука. – Я должен много тебе рассказать, а времени мало.

– Да куда торопиться-то? – сердито спросил Роман.

– Я отмолил тебя, но ничто не дается просто так. Хочешь, чтобы желание исполнилось, – надо принести жертву богине. Я не могу убить человека… Вот и предложил себя.

Роман таращился на старика и думал, что дед, похоже, сошел с ума. А тот продолжал очень спокойно:

– Поэтому я должен все тебе показать и объяснить, пока жив. А потом я умру, а ты станешь хранителем.

Они пробрались по пещере, дед привел его в зал, где много веков была скрыта статуя богини, оберегаемая хранителями. Как ни молод был юноша, он понял, что перед ним нечто необыкновенное. Столь же необыкновенны были обряды, которым обучал его дед. Потом он заставил Романа надрезать руку и кровью внука нарисовал на поверхности статуи значки и символы.

– Если будет нужно, чтобы что-то исполнилось, – хрипел дед, – сделаешь так же. Только кровь должна быть того, кто умрет ради великой богини. А когда вырастешь, приведешь сюда сына или дочь и посвятишь в хранители.

Там же, в пещере, при свете мощного электрического фонаря, дед сделал Роману татуировку: бычьи рога и меж ними – темный диск. В какой-то момент мальчик вдруг понял, что не чувствует слабости. Не хотелось есть, хотя они провели в пещере больше суток, а, кроме воды, дед с собой ничего не взял. И еще здесь было тепло, а ведь на улице апрель, и ночи очень свежи, да и вообще, Роман знал, что в пещере, особенно такой глубокой, холодно должно быть даже в самый жаркий день.

Он потерял счет времени, слушая деда и часами не отрывая взгляда от статуи. Иногда ему казалось, что он видит то, о чем рассказывает старик: жрецов в пышных одеждах, золото и драгоценности, подносимые богине, а главное – человеческие жертвоприношения, которые совершались для нее и во славу ее.

Потом они пошли домой, и дед время от времени присаживался отдохнуть по дороге, потому что силы его убывали удивительно быстро. Мать, увидев их, заплакала, и Роман понял, что она знает о богине, но страх перевешивает разум, и потому дед не сделал хранительницей дочь, а ждал, пока подрастет он, Роман.

Дед умер на следующий день. Роман был в школе, но понял, что случилось, когда татуировка на миг словно ожгла кожу.

С тех пор он служил богине, охраняя ее тайну и следя за тем, чтобы в пещеру не лезли чужие. Храм был скрыт, но всегда существовала вероятность некоей случайности. Так и теперь – девчонки малы и глупы, но кто знает… Тем более что его татуировка среагировала на одну из девочек: Лизу. Богиня словно отметила ее, но что это был за знак, Роман истолковать не мог. Должен он принести ее в жертву? Или девочку нужно посвятить в тайну? Однако ответа или знака не было, и он решил просто следить за подружками, надеясь, что в нужный момент все станет ясно.

Между тем девочки дошли до зала. Довольно большая пещера, полная сталактитов и сталагмитов, ниш и коротких, тупиковых ходов. Девчонкам явно было страшно, они держались рядом и переговаривались шепотом, но упорно обшаривали ход за ходом.

– Лизка, когда мы ничего не найдем и вернемся в лагерь, там наверняка уже будут родители, – шептала Настя. – Лизка, они нас убьют! Что мы с тобой наделали?

– Не ной! – сердито оборвала ее Лизавета. – Хочешь, позвони и скажи, что с нами все нормально?

Настя радостно схватилась за мобильник и тут же разочарованно всхлипнула: в пещере сигнала не было. Лизка вдруг шагнула вперед, вглядываясь во что-то…

– Настька, там знак на стене… – И тут же нога девочки скользнула по влажному камню, она упала и затихла.

– Лизка, ты чего? – Настя опустилась рядом с подругой на колени и осторожно затормошила ее. – Лизок…

Исида и Нефтида – неразлучные сестры, две стороны одной медали. Ибо не бывает света без тьмы и добра без зла. Египтяне считали, что одна сестра следует дневным путем, а вторая – ночным. Одна дарует жизнь, другая помогает душе уйти в вечность. А ведь именно там, за завесой тьмы, над вечной пропастью хаоса и можно найти мудрость, тайное знание, которое поможет обрести власть…

Величествен и прекрасен Исеум, храм Великой Богини. Он не похож на легкие, полные воздуха греческие храмы. Мощная архитектура восходит к гораздо более древним традициям, к сложным расчетам и канонам.

Каждый день проходят службы и приносятся жертвы богиням. Исиде – цветы и благовония, а Нефтиде – кровь животных и людей. Такова плата за милость всемогущей богини.

Лиза огляделась: вот в нише статуя Исиды. Идеальных пропорций тело, изваянное из светлого мрамора, облаченное в драгоценные одежды. Над пышными волосами вздымаются рога, и меж ними позолоченный диск солнца. В нише напротив, как тень ночи, возвышалась статуя Нефтиды: темный камень не мог срыть того, что фигура богини более тяжелая, а формы куда женственнее, чем у сестры. Безупречные черты лица не отражали никаких эмоций, и полное равнодушие пугало до дурноты. Лиза видела окружающее как в дымке, но чем больше смотрела она на Нефтиду, тем отчетливее проступали черты богини и тем величественнее и страшнее казалось она.

Статуя была недвижима, ничто не дрогнуло в глазах, инкрустированных темным блестящим камнем, однако Лиза вдруг ощутила много чего: ей предлагали знания и власть. Ответы на многие вопросы и практически безграничные возможности. Да, мужчина может быть хранителем и даже жрецом, но лишь женщина способна слиться с темной богиней, стать ее воплощением и орудием. Девочка задрожала: вот оно! Теперь она видела, что находится не в храме, а в пещере. Но это не важно, присутствие богини ощущалось так мощно, что сомневаться в ее близости не приходилось. Словно со стороны видела Лиза себя, лежащую на полу, и Настю, которая ревела, стоя рядом на коленях. В следующий момент картинка дрогнула, и Лиза увидела, что именно нужно сделать, чтобы получить обещанное. Кровь должна брызнуть на каменное тело статуи, богиня должна получить свою жертву. И перед глазами Лизаветы мелькнули светлые волосы и запрокинутое личико Анастасии, широко распахнутые глаза, из которых медленно уходит жизнь…

Лизавета рывком села, и Настя даже вскрикнула от испуга.

– Черт, Лизка, как ты меня напугала! Ты как?

– Нормально. – Лиза потерла голову, провела рукой по глазам, быстро взглянула на подругу и тут же отвела взгляд. – Пошли отсюда, – сказала она.

– Да? – удивилась Настя. – Ну, если хочешь… Мы еще вон ту стену не дообшарили.

– Не нужно, – отозвалась Лиза, кусая губы. – Давай пошли.

Настя пожала плечами. Уходить так уходить, ей это место с самого начала не понравилось. Холодно здесь, несмотря на предусмотрительно надетый свитер. Они двинулись к темному проему тоннеля. Настя осветила выход, и девочки, взвизгнув, шарахнулись прочь: в темном проеме стоял Роман.

Анастасия от испуга свой фонарь выронила, и, пока шарила в камнях, Лиза опять навела свет на тоннель. Там было пусто; темные тени в неровностях стен, и все.

– Черт, привиделось, наверное, – пробормотала Лиза. – Настька, не реви, пошли уже.

Они двинулись по коридору, испуганно хватаясь друг за друга и за стены, лихорадочно обшаривая фонариками пол, стены, потолок. Минут через двадцать лучи фонарей перестали судорожно метаться по пещере, дыхание подруг выровнялось, и они ступали по неровному полу более твердо. Еще через несколько минут Настя неуверенно спросила подругу:

– Слышь, Лизок, а ты не помнишь, мы туда сколько шли?

– Не помню… Но вроде не так долго.

Еще через несколько минут Лиза остановилась и, обшарив фонарем стены, спросила:

– А мы не прошли развилку?

– Так вроде не было никакой развилки… Я не помню, – испуганно прошептала Настя.

Она не видела, как Лизавета в темноте нахмурилась и, сжав зубы, мысленно адресовалась к богине: «Врешь, не возьмешь!» Так всегда приговаривал Семен, ее папа, в те редкие моменты, когда играл с дочкой в шахматы или в карты.

Девочки шли и шли, а черный тоннель все тянулся, то изгибаясь, то обнаруживая спуск, то заставляя идти вверх. Они ужасно устали. Настал момент, когда пришлось сесть, достать шоколадку и воду, подкрепиться и отдохнуть. Самым страшным в этом тоннеле была тишина. Все звуки, которые тут существовали, производили только сами девочки. Невольно они начали прислушиваться к своему дыханию, старались двигаться тише, а говорить только шепотом.

– Как ты думаешь, он гонится за нами? – тихонько спросила Настя.

– Нет. – Лиза ответила уверенно, но знать наверняка она не могла, просто хотелось так думать. – Сколько мы идем?

– Сейчас пять утра, – судорожно зевнув, сказала Настя. – Часа три идем… Хорошо бы поспать немножко.

– Нет! Вставай, пошли. – Лизавета поднялась, надела через плечо сумку и помогла Насте вдеть руки в лямки рюкзака.

Лиза заметила, что свет фонариков стал меркнуть. Ругая себя за глупость, она выключила и сунула в карман один из двух фонарей, переложила запасные батарейки из сумки в карман и пошла вперед, освещая дорогу и держа Анастасию за руку. Еще через два часа Настя опустилась на пол и тихонько заплакала.

– Давай поспи, – сурово велела Лиза. – Я посижу.

Она сидела два часа. Выключила было фонарик, но темнота сгустилась так быстро и показалась такой вещественно плотной, что девочке стало не хватать воздуха. Свет пришлось включить. Через два часа Лизавета принялась будить Настю. Та была какая-то заторможенная, и Лиза чуть не силком влила в нее пару глотков воды, надела рюкзак, и они пошли дальше. Никаких ответвлений и развилок в тоннеле не было. Он вел их куда-то, и оставалось идти и надеяться на то, что впереди нет тупика.

Лиза поняла, что ноги ее не держат, когда на часах было десять утра.

– Настька, мне надо посидеть, – сказала она и не узнала собственного голоса, таким хриплым и жалким он стал.

Настя кивнула и тут же опустилась на пол. Лиза видела, что подружка засыпает. Сама она спать не могла, нервное напряжение и злость не отпускали, но вот тело уже не могло справляться с нагрузкой, и еще час Лиза заставила себя сидеть, давая отдых ногам.

Теперь у них остались только один, Настин фонарик и две свежие батарейки. Бросив старые, девочка поднялась. Последнее время они все время шли вверх, и это было еще труднее, чем брести по горизонтальной поверхности. Икры начало сводить судорогой, и она принялась растирать ноги сначала себе, а потом Насте.

И опять они шли, шли и шли по бесконечному тоннелю.

– Если мы выберемся, я нарисую ад, – прошептала Настя. – Там будет много тоннелей и никакого выхода… – Еще через некоторое время она добавила: – Нет, много тоннелей – каждый раз новая надежда. Тоннель будет один, как сейчас.

И вдруг Настя почувствовала перемену.

– Лизка, пахнет… – прошептала она.

– Чем?

– Воздухом…

Ускорить шаг не было сил, и они также брели, но теперь и Лизе показалось, что воздух стал свежее. А потом появился блеклый рассеянный свет, и она тут же выключила фонарик. Впереди замаячил выход. Теперь подружки шли молча, еще десяток шагов, еще… вот небо, и кричит какая-то птица…

Девочки подошли к выходу из пещеры и остановились. Перед ними были горы и долины, плато и ущелья. Все, что угодно, кроме дороги. Выход из тоннеля оказался на середине горы, сразу из-под ног обрывались изъеденные временем и ветром скалы. Спуститься никакой возможности не было.

– Мы здесь умрем, – сказала Настя.

– Все лучше, чем в темноте, – пробормотала Лиза.

Она поворачивалась так и эдак, держа в каждой руке по мобильнику и пытаясь поймать сигнал. Иногда на дисплее появлялись одна или две полоски, свидетельствующие о том, что телефон изо всех сил ищет спутник или станцию, но этого не хватало, чтобы установить соединение.

Лиза сидела на камне, смотрела на горы и думала, что богиня все-таки нашла способ получить свою жертву. Они умрут здесь, их кровь просочится в камни, и богиня получит свое…

– Знаешь, что обидно? – сказала Настя.

– Что?

– Рисовать нечем. Я бы сейчас порисовала.

– Ты ненормальная!

Девочки сидели у выхода из пещеры, смотрели на горы и на небо и молчали. Потом доели печенье, но Лиза не дала сразу выпить всю оставшуюся воду.

– Какой смысл? – спросила Настя.

– Не знаю. Но в кино все так делают. И мы так будем.

Через час, жалобно пискнув, вырубился телефон Анастасии. Солнце неспешно шествовало по небу, и ясно было, что через несколько часов наступит вечер.

И вдруг Лиза подняла голову.

– Настька, слушай…

– Что?

Откуда-то приближался гул, и девочки невольно подались назад в тоннель.

– Вдруг это обвал? – пробормотала Анастасия. Но в следующий миг из-за горы вывернулся вертолет, его тускло-желтые бока мягко отблескивали на солнце.

Конечно, они бросились к выходу, подползли к самому краю тоннеля и махали руками, больше всего на свете боясь, что их не заметят. Но пилот увидел их, он завис перед скалой, и какие-то люди помахали из окошка в ответ. А потом машина поднялась выше и пропала из вида.

– Он улетел. – Настя без сил опустилась на камень. – Лизка, почему они нас бросили?

– Нет, он здесь, слышишь? – Лиза прислушивалась к гулу. – Ближе он подойти не мог – винт заденет за скалы. Но они наверняка придумают, как нас вытащить. Не дрейфь, Настька!

– База, база, я «Ромашка», девочек обнаружил, – раздался в динамике хриплый голос. Вообще-то говорил пилот нормально, и ларингита у него не было, но шум и помехи сильно искажали звук.

– Где? «Ромашка», где они? – тут же вскинулась диспетчер Мария.

– В…

– Где?! «Ромашка», ты рехнулся? У меня тут их родители, ты чего ругаешься?

– База, если б ты видела, куда они залезли, ты бы не так ругалась, – прохрипело радио.

– Они живы? – наклонившись к микрофону, спросил Семен.

Утром обоих отцов забрали с территории лагеря молчаливые и неприветливые военные и привезли на военную базу под Севастополем. Семен и Марк несколько часов провели в жарком нутре громоздкой машины со средствами спецсвязи, которая служила диспетчерским пунктом для координации действий поисковых вертолетов. Родители выкурили бесчисленное количество сигарет и постарели на пару лет, прислушиваясь к разговорам диспетчеров с поисковиками.

– Живы, – донеслось из приемника. – База, выполняю маневр, до связи.

Маневр был еще тот. Пилот поднял машину вверх, и двое альпинистов-спасателей спустились на склон выше пещеры, туда, где хоть как-то можно был стоять. «Ромашка», трезво оценив время, за которое ребята смогут спуститься к пещере и вытянуть девчонок наверх, полетел на базу заправляться.

– Мы все должны молиться на эту женщину, – говорила Циля, поправляя Лизину подушку. – Если бы не она, вас, дур таких, никто и никогда бы не нашел.

– Это ты про Тину? – сонно спросила Лизавета, удобно устраиваясь на кровати. – Она холодная, как мороженая треска.

– Она спасла вам жизнь! – сурово попеняла девочке мать. – У нее оказались какие-то невероятные связи во всех силовых структурах. Они смогли отследить сигналы ваших мобильников через спутник, как только вы вышли из тоннеля. – Циля вздрогнула при одной мысли о том, что пришлось пережить дочке. Присела на кровать и погладила темные завитки Лизиной шевелюры. – А как только уловили сигнал, подняли военные вертолеты и спасателей.

– Да… – Лиза вздохнула и поежилась, вспомнив, какими словами наградили их с Настькой те спасатели, пока вытягивали наверх, на крошечную каменистую площадку, чтобы вертолет смог забрать их с горы. И потом, на базе, куда сел вертолет… Как только врач осмотрел девочек и заявил, что они целы и невредимы, он выставил их из кабинета, и они шли по коридору базы к выходу, натыкаясь на взгляды мужчин и женщин, которые участвовали в их спасении. В глазах этих взрослых и серьезных людей Лиза увидела презрение и жалость, и ей стало так стыдно, что она еле донесла слезы непролитыми до машины. Уже потом в салоне разревелась, уткнувшись отцу в грудь. А Настька опять спала, и Марк отнес ее в самолет на руках.

– Лиза, я вот еще что хотела… – Циля помедлила, разглаживая одеяло. – Ты не делай так больше…

– Мам…

– Подожди! Я знаю, что ты человек с характером, но ты нас пожалей… И если это так важно для тебя – искать этот чертов храм или что ты там ищешь… Мы поедем на следующий год все вместе, найдем специалистов и проводников, можно, в конце концов, попросить Теодора Ильича, он работает в Академии наук, и он историк. Пусть включит тему в план, сформируют научную экспедицию, и ты поедешь…

– Мамочка, не надо! – Лиза села на кровати. – Клянусь тебе чем хочешь, я не буду больше его искать! Пусть остается там, где ее спрятали, так лучше.

В семействе Марка Анатольевича имел место торжественный ужин. Малыши отправились спать, Настя тоже, не потому, что так уж спать хотелось, а потому, что все еще стыдно было в глаза родителям смотреть, а взрослые устроились за большим столом в кухне-столовой парк-отеля. Дверь на балкон была открыта, ветер шевелил белые занавески, и из парка приятно пахло свежескошенной травой. Разговор за ужином поддерживали в основном тетя Рая и Лана. Марк и Тина все больше молчали. После очередной паузы тетя Рая вдруг спросила:

– А не тебя ли, Валя, я видела в Черновцах?

– Меня, – кивнула Тина.

– Ну, слава богу! А я уж думала, из ума начала выживать… – Тетушка покачала головой. – Все тебе неймется, – добавила она неодобрительно.

– Жизнь такая… разнообразная, – отозвалась Тина. Потом оглядела присутствующих и добавила: – Думаю, я должна вам кое-что объяснить. У меня действительно свой бизнес в Америке, и он служит как для извлечения дохода, так и для прикрытия моих поездок и путешествий, которые вызваны бывают служебной необходимостью работы в Интерполе. Стасик, наш черновицкий коммерсант, устал торговать антиквариатом и поддельными передвижниками, Герасимовыми и Налбандянами. Он решил хапнуть сразу много денег. Этот идиот не нашел ничего лучшего, как купить на каком-то оборонном предприятии, находящемся в глубоком кризисе, полоний.

Марк вздрогнул, Лана вытаращила глаза.

Тина кивнула:

– Да, он ведь чертовски дорого стоит, а больше нашего родственника ничего не волнует! Он запихал его в этого толстопузого купидончика, поставил в шкаф к маме («Бедная Сима!» – пробормотала тетя Рая) и принялся искать покупателей. Само собой, за ним следили. Он вышел на весьма опасных людей, они вели переговоры и торговались о цене, и нам оставалось только дождаться момента совершения сделки и повязать всех… и вдруг все завертелось непонятно как. Стасик стал бегать как ошпаренный, и выяснилось, что этот самый купидон, с контейнером полония в пузе, пропал.

– Черт, он сильно токсичен, этот полоний? – спросила Лана, которую мгновенно перестал волновать Стасик и начал терзать страх за здоровье детей.

– Контейнер герметичен, так что ничего страшного, – отозвалась Тина. Увидев, что Марк продолжает хмуриться, она со вздохом добавила:

– Помните, несколько дней назад приходил такой милый мальчик, настраивал телевизор? У него была с собой специальная аппаратура, он все проверил; нигде не фонит… Я разрешила проверить и московские квартиры, так что все в порядке.

– Спасибо, – серьезно сказал Марк.

– На здоровье, – отозвалась Тина. – Так вот о купидоне… – Она перевела взгляд на Лану, и та невольно вздрогнула, пытаясь сообразить, что этой женщине может быть известно о ее приключениях в Германии. – Когда контейнер с купидоном вернулся в Москву, мы сочли за лучшее прибрать его к рукам, а то мало ли что… Россия такое место, где что упало, то пропало, ищи потом.

– Значит, Стасик сядет? – печально вопросила тетя Рая. – Бедная Сима!

– Ну, там будет видно. Пока он поправляет здоровье, а в дальнейшем многое будет зависеть от его желания сотрудничать.

В комнате опять стало тихо, и тетя Рая тяжело поднялась со стула, заявив:

– Если хотите, можете еще посидеть и помолчать. А я пойду лягу. День был тяжелый…

– Давай давление померяю, – вскинулся Марк, и они с тетушкой покинули столовую.

– Я вам очень благодарна, – сказала Лана, глядя на Тину.

Та кивнула и негромко произнесла:

– Я завтра улетаю. Утром рано. – Она с усмешкой наблюдала за растерянным выражением лица Ланы. – Что вы хотите? Чтобы я погостила еще? И каждый вечер иметь такой праздник, как сегодня? Чтобы все натянуто молчали и искали безопасные темы для разговоров?

– Чтобы не было такого напряжения, вам надо поговорить с Марком, – быстро ответила Лана. – И мне кажется, сейчас самый подходящий момент…

– Вы ошибаетесь, – покачала головой Тина. – Думаете, он настолько благодарен мне за спасение девочек, что захочет меня простить? Нет и нет. Первое нет, потому что мне не нужно его прощение. Я не считаю себя виноватой в том, что и как делала. А второе нет – он не простит, хотя ему стало бы легче. Но в этом Марк такой же упрямый, как его отец: он никогда не забудет человека, который, как он считает, его предал. И никогда его не простит.

– Отец? – Лана удивилась. – Я думала, он не знает, кто его отец.

– А он и не знает, – холодно отозвалась Тина, вставая. – А если захочет узнать – пусть придет ко мне сам и спросит.