Текст книги "История капитала от «Синдбада-морехода» до «Вишневого сада». Экономический путеводитель по мировой литературе"

Глава 8
Ловушки для инвесторов
Освоение Дикого Запада в романах Чарльза Диккенса «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита» и Марка Твена «Позолоченный век»

ВXIX веке начинает бурно развиваться экономика США, выигравших войну за независимость от Англии (1775–1783). В экономическом отношении первые две трети XIX века – это бум инфраструктурных проектов: строительства каналов, дощатых шоссе[31]31
  Вымощенные досками дороги строились по технологии, пришедшей в США через Канаду из России. Проект себя не оправдал, так как дороги быстро изнашивались, требовали постоянного ремонта и были очень опасны: малейшая ямка – и лошадь могла сломать ногу. После бума в 1840–1850-х годах от их использования отказались: не стали поддерживать, и дороги попросту сгнили.


[Закрыть] и железных дорог. Сюда относятся упомянутые ранее «серебряная лихорадка» в Калифорнии и «золотая» – на Аляске, а также бум работорговли и развития хлопковых плантаций на Юге в первой половине XIX века, а по окончании гражданской войны (1861–1865), в которой южане потерпели поражение, бум создания фермерских хозяйств на западе США. С изобретением судов-рефрижераторов набирает обороты экспорт мяса из США в Европу. Конец века – это зарождение металлургической промышленности, центром которой стал город Питсбург на северо-востоке США, и развитие нефтедобычи в Техасе, где в 1894 году нашли месторождения «черного золота», пригодные для промышленной эксплуатации. Реализацию практически любых проектов сопровождала безудержная спекуляция земельными участками, ведь там, где проходит дорога или канал, земля резко растет в цене. И уж тем более, если на участке обнаружены золотая жила или нефть. Приемы, которыми пользуются риэлторы, знакомы и нам.

В XIX веке США все же отстает в экономическом развитии от Англии, которая опережает свою бывшую колонию лет на 50. Великобритания гораздо богаче и становится для США донором капитала – именно английские и шотландские инвесторы вкладываются в ценные бумаги, эмитируемые американскими обществами по строительству каналов или железных дорог и даже фермерскими хозяйствами. На большинстве вложений иностранные инвесторы погорели: почти все проекты по строительству каналов оказались убыточны, а в случае фермерских хозяйств процветало и откровенное мошенничество, в основном при постановке на баланс «животных на откорме», если использовать термин из российского бухучета. Сколько пасется тучных бычков на бескрайних полях Среднего Запада, вряд ли кто-то мог подсчитать, и этим пользовались бывшие ковбои, выводившие свои фермы на IPO в Европе.

Кроме того, Англия становится и источником рабочей силы – в страну едут эмигранты, надеющиеся на быстрое обогащение и новую жизнь. Иммиграция приветствуется: правительству США нужны люди, чтобы заселять постепенно осваиваемые территории на Юге и на Западе – так их проще удержать и контролировать.

О злоключениях эмигрантов можно прочитать в романе Чарльза Диккенса «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита», увидевшем свет в 1843–1844 годах. Мартин Чезлвит – хорошего происхождения, воспитанный и образованный молодой человек. Но он беден и решает отправиться в Америку, чтобы поправить свои финансовые дела. Мартин рассчитывает быстро обогатиться и вернуться состоятельным джентльменом. А пока он с трудом наскребает деньги на билет третьего класса: несет в заклад часы и продает большую часть своего платья. Пассажиры третьего класса едут в трюме, в одном большом общем помещении, а спят прямо на полу вповалку.

В дороге Мартин и его компаньон Марк знакомятся с худосочной женщиной, которая едет к своему мужу, эмигрировавшему на пару лет раньше. На крохотные сбережения он планировал купить в США ферму. Как выясняется позднее, ферму он «купил и даже заплатил за нее. Агенты говорили, что там имеются всякие природные богатства; и одно действительно оказалось в неограниченном количестве: воды хоть отбавляй!»[32]32
  Произведение цитируется по: [Диккенс 1970].


[Закрыть]. «В воде там отказа нет – пользуйся вовсю, и платы за нее не берут. Кроме трех-четырех болотистых рек поблизости, на самой ферме всегда от четырех до шести футов воды в сухую погоду. Какая глубина бывает во время дождя, он не мог сказать, – у него под руками не было шеста такой длины, чтобы смерить».

Историю про несостоявшегося фермера, который встретил в Нью-Йорке на пристани жену и детей и вместе с ними уехал обратно в Англию, обнищав вконец, рассказал главному герою Марк. Но этот пример Мартина не остановил. Он все же рассчитывает на последние средства купить участок и с этой целью отправляется с Марком вглубь страны. Они мечтают приобрести собственность в Долине Эдема – «невозможно подобрать для города название удачнее… лучше и не придумаешь места, где поселиться». В поезде они знакомятся с неким местным генералом, который сам оказывается «инвестором», рад свести англичан с агентом по недвижимости и всячески божится, что является независимым лицом: «так неужели же я, с моими правилами, вложил бы средства в эту спекуляцию, если бы думал, что она не принесет успеха моему ближнему?».

Дальше лохов разводят как по нотам. Сначала выясняется, что участки продают только «своим»: «Мы не собирались продавать участки первому встречному, а решили приберечь их для природных аристократов», – заливает им некий Скэддер, «честнейший малый», который «даже за десять тысяч не решился бы обидеть» Мартина. Скэддер журит генерала, за то что тот привел незнакомцев, ведь «участки теперь продаются слишком дешево», а он «мешает распродавать Эдем по дешевке». В риэлторской конторе висит огромный план Эдема, занимающий всю стену, а кроме него – «почти ничего, если не считать ботанических и геологических образцов, двух-трех засаленных конторских книг да некрашеной конторки и стула». Но и это не вызывает у Мартина подозрений, слишком уж засело в подсознании, что Америка – это страна, где можно озолотиться.

Судя по карте, Эдем – город. Мартин «понятия не имел, что это целый город», но это город – «цветущий», «застроенный». «Церкви, соборы, фабрики, рынки, гостиницы, магазины, особняки, пристани, биржа, театр, общественные здания всякого рода, вплоть до редакции ежедневной газеты “Эдемский скорпион”». Мартина – новоявленного девелопера – это пугает, он боится, что ему будет уже нечего делать в Эдеме.

– Но ведь он не отстроен… Не совсем еще, – успокаивает Мартина агент.

– Например, вот этот рынок?

– Нет, нет, этот еще не построен.

– Я думаю, там… есть уже архитекторы?

– Ни единого.

– Но кто же тогда строил все это?

– Земля там очень плодородная, так постройки, может, сами из земли лезут?

Последняя фраза – это реплика Марка, который более скептичен, чем воодушевленный Мартин, все еще настроеный покупать. Генерал подсказывает, что выгодно взять «небольшой участок в пятьдесят акров с домом». Видя это, агент бурчит, что на выбранный Мартином участок «надо бы повысить цену», но на плане показать участок не может.

«Медленно описав зубочисткой несколько кругов в воздухе… он вдруг ткнул зубочисткой в чертеж, пронзив посередине главную пристань». И после этого Мартин настроен покупать. Заключить сделку оказывается непросто: Скэддер «то просил еще подумать и зайти опять через неделю-другую… то предлагал им отступиться и уйти и, не стесняясь в выражениях, отчитывал генерала за безрассудство». «Но в конце концов удивительно скромная сумма, которую просили за участок, всего сто пятьдесят долларов… были уплачены; Мартин сразу вырос от сознания, что владеет землей в цветущем городе Эдеме».

С пароходом, плывущим по Миссисипи, компаньоны отправляются «в этот земной рай», и уже на судне выясняется, что «из Эдема никто еще живым не возвращался».

Мало-помалу города стали попадаться реже, и в течение долгих часов они не видели другого жилья, кроме шалашей дровосеков… Они плыли все дальше и дальше по реке, глухими, безлюдными местами, между берегов, поросших густым и частым лесом… Чем дальше они продвигались вперед… тем однообразнее и печальнее становилась природа… Плоское болото, заваленное буреломом, трясина, где погибла и сгнила вся цветущая растительность земли… откуда по ночам поднимались вместе с туманами смертельные болезни, ища себе жертв.

А вот наконец и «город»: «среди темных деревьев виднелись бревенчатые домишки, в лучшем случае похожие на коровники или плохонькие конюшни». В густом мраке к вновь прибывшим выходит эдемец, который предлагает не беспокоиться о брошенных на берегу вещах: «Не так уж тут много народу, чтобы их украли… Почти всех похоронили. Остальные сбежали. А кто еще остался жив, не выходит по вечерам. Ночной воздух тут – смертельный яд». Утром Марк обходит «город»: «всего два десятка домов; некоторые из них казались необитаемыми, и все они сгнили и были готовы рассыпаться в труху. Самая неприглядная, ветхая и заброшенная из этих лачуг называлась как нельзя более кстати: “Банк и контора национального кредита”. Она кое-как держалась на подпорках, но глубоко осела в болото».

По очереди переболевшим лихорадкой Мартину и Марку удается выбраться из этого гиблого места и даже вернуться в родную Англию за счет денег сжалобившегося дальнего родственника, которому на последние центы было отправлено письмо к криком о помощи. И это настоящий хэппи-энд: остальные обитатели поселка почти все погибли.

Похожую ситуацию ажиотажа и надувательства рисует Марк Твен в романе «Позолоченный век». Он создан в 1884 году в соавторстве с американским писателем Чарльзом Дэдли Уорнером, имя которого ныне забыто. Твен был прекрасным знатоком американского бизнеса второй половины XIX века. Еще в молодости он перебрался на Восточное побережье США, где работал журналистом в газете городка Вирджиния-сити – центра добычи серебра времен «серебряной лихорадки» – и занимался пиаром «серебряных акций», изобретая всяческие трюки, чтобы склонить публику покупать их. По возможности инвестировал сам.

«Позолоченный век» изображает жизнь на Среднем Западе и в Вашингтоне в 1860-х – начале 1870-х годов, после окончания гражданской войны. Это были годы ничем не ограниченного предпринимательства или, как сказали бы советские историки, хищнического накопительства. Написанная как сатира книга исследует характерные для ХIХ века «перегибы», связанные с развитием инфраструктурных проектов, – в первую очередь, это бум строительства каналов и железных дорог. В основу сюжета легли громкие дела того времени (в отношении железнодорожно-строительной компании «Кредит Мобильер» и «Шайки Туида»). Название романа стало нарицательным – «позолоченным веком» теперь называют целый период американской истории.

Где-то на Среднем Западе пересекаются пути нескольких предпринимателей, склонных к аферам. Они пытаются заработать на упреждающей скупке и перепродаже участков в тех местах, где должна пройти железная дорога. Разумеется, они связаны со строительной компанией, ведущей эту дорогу. Один из них так объясняет финансовую схему этой аферы:

Мы покупаем землю… пользуясь долгосрочным кредитом, под гарантии верных людей; затем закладываем земли и получаем достаточно денег, чтобы построить большую часть дороги. Потом добиваемся, чтобы в городах, оказавшихся на новой железнодорожной линии, выпустили акции… акции мы продаем и достраиваем дорогу.

Под достроенную линию частично выпускаем новые акции… Затем мы продаем с большой прибылью скупленные ранее земли. Все, что нам нужно… это несколько тысяч долларов, чтобы начать изыскательские работы и уладить кое-какие дела в законодательном собрании штата[33]33
  Произведение цитируется по: [Твен 1973].


[Закрыть].

Цели заработать подчинено все, даже инженерные изыскания:

Утром Гарри выходил на работу и целый день шагал по прерии с рейкой на плече, а по вечерам производил подсчеты и вычерчивал очередной участок трассы на миллиметровке, делая все это с отменным трудолюбием и бодростью духа, но без малейшего теоретического или практического представления об инженерном искусстве. Весьма вероятно, что научных знаний не хватало и у остальных изыскателей, да они, собственно, и не очень требовались. …Главная цель изысканий – создать шумиху вокруг строительства дороги, заинтересовать каждый близлежащий город тем, что линия будет проходить именно через него, и заручиться поддержкой плантаторов, посулив каждому из них, что именно на его земле будет выстроена станция.

Один из аферистов – некий отставной полковник Селлерс, местный житель, примазавшийся к команде из Нью-Йорка, не знающей местности, – уговаривает тянуть железную дорогу в близлежащий Наполеон. Это название Селлерс выдумал, настоящее название поселения – Пристань Стоуна. Селлерс уверяет, что у «города» большое будущее: он стоит на реке, и если там будет еще и железная дорога, то деловая жизнь начнет бить ключом.

Изыскатели направляются туда и видят прекрасную картину:

Около десятка рубленых домишек с глинобитными печными трубами, разбросанных как попало по обеим сторонам не очень ясно очерченной дороги… Дорогу эту никто никогда не строил – ее просто наездили; сейчас, в дождливую июньскую пору, она представляла собой ряд прорезанных в черноземе рытвин и бездонных колдобин. В центре города она, несомненно, пользовалась большим вниманием, ибо здесь в ней рылись и копошились свиньи и поросята, превратившие ее в жидкую топь, которую можно было перейти только по брошенным кое-где доскам…

Дальше – больше. Оказывается, что и река – не река: это протока, но один из местных громко называет ее «рекой Колумба». С точки зрения привлечения инвесторов город Наполеон на реке Колумба – это, конечно, гораздо лучше, чем Пристань Стоуна на Гусиной протоке. «Если ее расширить, углубить, выпрямить и удлинить, то на всем Западе не сыщешь лучшей реки». Но пока все тихо: «речные черепахи почтенного возраста вылезали из грязи и грелись на старых корягах посреди…».

Между тем у Селлерса готов план «Нью-Васюков»:

Все эти здания придется снести. Вот там будет городская площадь, поблизости – суд, гостиницы, церкви, тюрьма и прочее. А примерно вот здесь, где мы стоим, вокзал!.. Подальше – деловые кварталы, спускающиеся к речным причалам. А университет – вон там, на высоком живописном холме, – реку с него видно на много миль. Это река Колумба, по реке всего сорок девять миль до Миссури. <…> Спокойная, не капризная, течение слабое, никаких помех для судоходства; кое-где ее придется расширить и расчистить, углубить дно для пристани и построить набережную по фасаду города; сама природа уготовила здесь место для торгового центра. <…> На десять миль никаких других построек и никакой другой реки, – ничего лучшего не придумаешь; пенька, табак, кукуруза – все устремится сюда. Дело только за железной дорогой; через год город Наполеон сам себя не узнает.

Наши предприниматели везут в «Наполеон» местного сенатора-лоббиста, который может обеспечить финансирование проекта из Вашингтона. Сенатор недоумевает: «Это и есть Наполеон? <…> А далеко отсюда река Колумба? Этот ручей впадает, видимо... Вам потребуются немалые ассигнования…». «Не меньше миллиона долларов», – резво отвечает Селлерс.

Для успеха дела аферисты изготавливают и подают в законодательные органы «проект развития территории», где «был порт с верфями и причалами, у которых теснилось множество пароходов, и густая сеть железных дорог вокруг, и огромные элеваторы на берегу реки, – иначе говоря, все, что могло породить воображение…». Наконец деньги – первый транш – выделены. Тотчас же начинается бурная деятельность, финансируемая за счет задолженности перед подрядчиками:

Целая армия землекопов дружно взялась за работу, и застывший воздух огласился веселой музыкой труда…<…> Среди черепах поднялась такая паника, что через шесть часов на три мили вверх и вниз от Пристани Стоуна их не осталось ни одной. Взвалив малых и престарелых, больных и увечных на спины, черепахи отправились нестройной колонной на поиски более тихих заводей; следом за ними тащились головастики, а лягушки замыкали шествие.

На этой стадии проекта наши друзья получают, наконец, первые барыши: «К этому времени Пристань Стоуна стала предметом живейшего интереса во всем близлежащем районе. Селлерс выбросил на рынок парочку участков – “на пробу” – и неплохо продал их. Он одел семью, купил запас продовольствия и еще остался при деньгах».

И, как это бывает в классических пузырях, он начинает влиять на экономику («сознание определяет бытие»):

Двое-трое из тех, что купили участки у Пристани Стоуна, поставили каркасные дома и въехали в них. И конечно же в поселок забрел некий дальновидный, но довольно беспечный бродячий издатель, который тут же основал и начал выпускать газету под названием “Еженедельный телеграф и литературное хранилище г. Наполеона”; над заголовком красовался латинский девиз, заимствованный из энциклопедического словаря, а ниже шли двусмысленные историйки и стишки; подписная цена на год всего два доллара, деньги вперед.

Дело за малым – провести в Наполеон железную дорогу. Селлерс так возбужден в предвкушении добычи, что «грузит» своими «наполеоновскими» планами даже жену Полли:

Ах да, теперь мы должны двинуться к Пристани Сто... к Наполеону. <…> Железная дорога пересечет реку, пойдет прямо по ней, как на ходулях. На три с половиной мили – семнадцать мостов, а всего от Зова-из-Могилы до Пристани Стоуна – сорок девять мостов, да еще кюветов столько, что можно раскюветить всю Вселенную! …Это сплошная эстакада протяженностью в семьдесят две мили. <…> Мосты принесут нам горы денег!

Но первого транша ассигнований на углубление реки аферисты так и не увидели – он весь ушел на взятки, следующие транши не последовали, поскольку грязные дела сенатора-лоббиста были разоблачены. Финал истории красноречив:

Приближалась осень, и немногочисленные жители Пристани Стоуна один за другим стали собирать свои пожитки и разъезжаться кто куда. Никто больше не накупал земельных участков, уличное движение замерло, и местечко снова погрузилось в мертвую спячку; газета “Уикли телеграф” безвременно сошла в могилу, осторожные головастики вернулись из ссылки, лягушки снова затянули свою извечную песню, невозмутимые черепахи, как в доброе старое время, грели спины на берегу или на корягах, благословляя свои мирные дни.

ЧАСТЬ III
Американская экономическая и финансовая история XIX–XX веков

Глава 9
Возможны ли верные заработки на модной идее?
«Золотая лихорадка» в рассказах Джека Лондона

Вистории Северной Америки[34]34
  Северной Америки, а не США, поскольку Клондайк находится на территории Канады.


[Закрыть] было несколько «серебряных» и «золотых» лихорадок. Пожалуй, две самые известные – это «серебряная и золотая лихорадка» в Калифорнии 1848–1855 годов, а также Юконская (или Клондайкская) «золотая лихорадка» 1896–1899 годов. По приблизительным оценкам, в «серебряной лихорадке» участвовало до 300 тыс. человек, а в «золотой» – до 40 тыс. (Джек Лондон считал, что гораздо больше). На Юконе золота добыли 12,5 млн унций.

«Лихорадки» – это очень обширная область экономической науки. Здесь я не буду рассказывать обо всем, а коснусь только одного аспекта: кто зарабатывает на таких «модных темах» больше всего. Понятно, что серебро и золото нашли лишь некоторые искатели. Большинство вернулось домой ни с чем, проев последние сбережения. Между тем есть «простой» (относительно!) способ разбогатеть на «лихорадке». Он такой: в самой «лихорадке» не участвовать, а снабжать искателей нужными товарами и услугами. Заработок верный и очень высокий!

О ценах в местах и во времена «серебряной лихорадки» я подробно писала в девятой главе своей книги «Анатомия финансового пузыря», к ней читателя и отсылаю. А здесь мы проанализируем «золотую». С помощью Джека Лондона и с калькулятором в руках.

Лондон великолепно понимал экономику золотодобычи по двум причинам. Во-первых, он был очевидцем событий: участвовал в «лихорадке», отправившись на заработки из-за жестокой нужды. В молодости он был простым рабочим, нанимался матросом. Последнее место работы – на джутовой фабрике. После глубочайшего кризиса 1893 года зарплаты простого люда были очень скромными, и Лондон решил попытать счастья. Кстати, по этой же причине на Клондайк потянуло и большинство других старателей. Во-вторых, Лондон всю жизнь занимался самообразованием в области литературы и социальных наук и прочитал все ведущие труды по экономике, написанные к концу XIX века. И у него даже есть несколько экономических трактатов. Но экономика «залезла» и в рассказы Лондона о Клондайке, в частности, в сборник рассказов «Смок и Беллью».

Самый популярный путь до Клондайка был таким: сначала до Сан-Франциско, затем пароходом до Сиэтла, от Сиэтла – до поселков Скагуэй или Дайя на канадском побережье, оттуда пеший переход длиной в 40–56 километров по горным тропам с преодолением горного перевала. Здесь выходили к озеру Линдерман, откуда начинали 800-километровый сплав по озеру, а затем по реке Юкон до поселка Доусон. Во время нашествия старателей Доусон представлял собой палаточный городок с 5 000 жителей. Лондон со свояком (братом сестры) шли именно этим путем.

Каждый старатель вез с собой около тонны груза. Примерно половина – это одежда и оборудование, а другая – годовой запас продовольствия. Клондайк находится на территории Канады, тогда еще – британской колонии. Канадские пограничные патрули, охранявшие горные перевалы, без этого не пускали старателей в страну – боялись гуманитарной катастрофы, которая имела место в предыдущие годы, и того, что у них будут скрываться беглые преступники из Штатов.

Когда толпы вновь прибывших хлынули в сторону Клондайка, спрос на услуги носильщиков из местных индейцев возрос многократно. Вот что читаем у Лондона в рассказе «Вкус мяса» из сборника «Смок Беллью»: «индейцы-носильщики, взвинтившие цены за переноску багажа с восьми центов за фунт до сорока, не справлялись с работой. <…> Цены на переноску груза поднялись до шестидесяти центов за фунт» (15 тыс. долларов за весь груз в современных ценах)[35]35
  Сборник рассказов «Смок и Беллью» цитируется по: [Лондон 1961].


[Закрыть]. Дальше водная преграда – озеро, которое нужно миновать. Там лодочник запрашивает за перевозку тонны груза четыреста долларов (еще 10 тыс. в сегодняшнем выражении). Итого 25 тыс. долларов в пересчете на современные цены!

Главные герои сборника рассказов – Смок и Малыш – прибывают в Канаду с небольшими деньгами, которые очень скоро заканчиваются. Они вынуждены наняться к более состоятельным путешественникам в подручные, чтобы добраться до места. Их временными хозяевами становятся некие Спраг и Стайн. Первый – «молодой горный инженер и сын миллионера». Второй – «тоже сын богача». Вот что Малыш рассказывается Смоку о новых хозяевах:

Когда они прибыли в Дайю, цена за переноску багажа поднялась до семидесяти центов, но не было ни одного индейца. В это время на берегу находились приезжие из Восточного Орегона, настоящие рудокопы, и им удалось подрядить несколько индейцев по семьдесят центов за фунт. Индейцы уже нагрузились поклажей – три тысячи фунтов, – когда прибыли Спраг и Стайн. Они предложили индейцам восемьдесят центов, потом девяносто, а когда дошло до доллара за фунт, индейцы отказали рудокопам и нанялись к Спрагу и Стайну. И вот Спраг и Стайн уже на озерах, хотя это и обошлось им в три тысячи долларов, а орегонские рудокопы все еще сидят на берегу. И просидят до будущего года! Да, наши хозяева – мастера сорить деньгами, а на других людей им наплевать. Знаешь, что они выкинули здесь, на Линдермане? Плотники как раз кончали лодку для приезжих из Сан-Франциско – за шестьсот долларов. Спраг и Стайн отвалили плотникам тысячу, и те, недолго думая, расторгли сделку. Лодка отличная, но каково этим молодцам из Сан-Франциско?

А теперь пересчитаем траты Спрага и Стайна на нынешние деньги. Три тысячи индейцам носильщикам и тысяча за лодку – это четыре тысячи. Соотношение цен 1:25. То есть Спраг и Стайн «отвалили» за переход 100 тысяч долларов в нынешних ценах! Получается, что строить лодки куда выгоднее, чем искать золото.

Как же при таких ценах наскреб денег на дорогу и снаряжение сам Лондон? Ответ – в его беллетризованной биографии, написанной Ирвином Стоуном, «Джек Лондон: Моряк в седле». Оказывается, его родная сестра заложила дом, чтобы снарядить экспедицию. Выручила 1000 долларов, которых едва хватило.

А что же Смок и Малыш? Они с большим трудом, преодолевая торосы, успевают добраться до места до начала ранней зимы. Зимой река замерзает, не сплавишься, приходится зимовать на берегу. Со своими хозяевами поругались, получили лишь часть обещанного жалования. От приработков по дороге благородно отказываются. Смок и Малыш чуть ли не единственные, кому удается переправить лодку на другой берег озера через пороги, не перевернувшись. Увидев этот подвиг, их просят об этом другие путешественники и предлагают 100 долларов (2500 в современных ценах) каждому. Смок и Малыш услугу оказывают, а от вознаграждения отказываются: «К черту деньги! – сказал Малыш. – Давайте сюда виски! Все уже кончено, а я промочил ноги и боюсь простудиться».

Это место рассказа «Мясо» очень автобиографично. Лондон оказался чуть ли не единственным, кто сумел переправиться через пороги: сказался его опыт моряка. К нему тут же посыпались предложения переправить и другие лодки. Джек, в отличие от своих благородных героев, деньги брал. Он назначил цену в 25 долларов за лодку, работал все лето, заработал 3000 (75 тыс. современных) долларов. В результате чего попасть в Доусон не успел, пришлось зимовать в свободной хижине на реке Юкон.

Смок и Малыш наконец добираются до места – поселка Доусон. Несмотря на то что люди везут с собой по полтонны продовольствия, еда здесь все равно дорогая. Еще бы! Те, кто ее продают, вынуждены окупать затраты на доставку. Из рассказа «Мясо» узнаем, что «жратва стоит полтора доллара фунт. <...> За фунт лосиного мяса дают по два доллара, да и то не достать». То есть дженерик-«жратву» можно купить по 83 доллара за килограмм в сегодняшних ценах, а килограмм лосиного мяса – по 111 долларов.

Смок и Малыш, совсем безденежные, решают заняться охотой на лосей. Им везет, они убивают сразу четырех. В рассказе «За золотом на ручей Индианки» они продают лосиное мясо по 2,5 доллара за фунт (138 долларов за килограмм в сегодняшних ценах), и у них на руках оказывается 3000 долларов (75 тыс. в современных ценах). Неплохо для начала! Но… «Теперь перед охотниками стояла задача – превратить золотой песок в еду. Мука и бобы стоили полтора доллара фунт (83 доллара килограмм. – Е.Ч.), но самое трудное было найти человека, готового продать их». Малыш раздобывает восемнадцать фунтов сахара. «Чудак спросил всего только по три доллара за фунт (166 долларов за килограмм. – Е.Ч.)». Смок закупил пятьдесят фунтов муки и еще столько же ждет на следующий день.

Они решают в поселке не задерживаться, а отправиться прямиком на Клондайк, искать свободный участок. Зима. Ехать хотят на собаках. Малыш радуется, что в свое время их не продал:

Послушай, Смок, какие у нас чудесные собаки! Скупщик предлагал мне по двести (11 тысяч. – Е.Ч.) за морду, хотел купить пятерых. Но я ответил, что он напрасно старается. Собачки у нас хоть куда! Мясо пошло им впрок, хотя не очень-то весело скармливать собакам провизию по два с половиной доллара фунт. Давай выпьем! Нужно спрыснуть мою добычу: восемнадцать фунтов сахара!

Через несколько минут, отвешивая золотой песок за выпитый виски, Малыш хлопнул себя по лбу.

– Совсем из головы вон! Ведь я сговорился встретиться в “Тиволи” с одним молодцом. Он продает порченую грудинку по полтора доллара за фунт (83 доллара килограмм. – Е.Ч.). Я возьму несколько фунтов для наших собачек, и мы сэкономим на их харчах доллар в день.

А вот ситуация в еще более отдаленном от цивилизации поселке:

– Не продадите ли вы мне пятьдесят фунтов муки? – спрашивал Брэк.

– У вас не хватит песку, чтобы заплатить мне за нее.

– Я дам вам двести.

Тот покачал головой.

– Триста! Триста пятьдесят!

Когда дошло до четырехсот, человек согласился и сказал:

– Пойдемте ко мне в хижину. Там вы отвесите песок.

Это 10 тысяч долларов в сегодняшних ценах примерно за 23 килограмма.

На этом фоне выпивка не очень дорогая. В баре «за порцию виски нужно было отсыпать на доллар песку» (рассказ «Как вешали Калтуса Джорджа»). То есть порция стоит «всего» 25 долларов.

В рассказе «Гонки» разбогатевший на игре в местном казино Малыш решает обзавестись костюмом. Новых нет, приходится покупать ношеный. «Для брюк, сшитых на другого, они сидят вполне прилично». Сколько же стоит поношенный костюм? 150 долларов или 3750 долларов в сегодняшних ценах. «Его владелец был почти такого же роста, как я; мне казалось, что это замечательно дешево», – оправдывается перед Смоком Малыш.

Наконец, проходит слух, что найдена еще одна россыпь золота. Смоку и Малышу хочется добраться туда первыми. Они решают скупить все свежие собачьи упряжки в поселке, чтобы почаще менять собак. Одна местная дает им хороший совет.

Вы должны выехать сегодня же ночью. Надо достать собак. Я знаю две подходящие упряжки. Одна у Гансона – семь большущих собак с Гудзонова залива. Он просит по четыреста долларов за каждую. Сегодня это дорого, но завтра будет дешевкой. Затем у Ситки Чарли есть восемь мейлемьтов, за которых он просит три тысячи пятьсот. У вас тоже есть собаки. Но не мешает скупить за ночь все лучшие упряжки. Вам предстоит путь в сто десять миль, и собак надо будет менять возможно чаще.

Итак, семь собак по четыреста долларов плюс восемь собак за три тысячи пятьсот – это 6300 в тогдашних ценах или 157 тысяч – в сегодняшних.

Местный индеец, герой рассказа «Как вешали Калтуса Джорджа», который перевозит по санной дороге грузы, получает по 28 центов за фунт (15,5 долларов за килограмм в сегодняшних ценах). Расстояние не указано, но, судя по тексту, оно небольшое. На одной упряжи можно легко везти, наверное, тонну. Так что по 15 тысяч на круг набегает. Правда, собак приходится кормить дорогим мясом.

И, наконец, о ценах на яйца в рассказе «Яичный переполох». В ресторане Славовича «ветчина с одним яйцом – три доллара. С двумя яйцами – пять долларов. Значит, розничная цена яйцу – два доллара». Смок и Малыш решают скупить все яйца в поселке и монополизировать рынок.

Еще никогда ни один товар не скупали так быстро. За три дня Смок с Малышом прибрали к рукам все яйца, сколько их было в Доусоне, кроме нескольких дюжин. Смок не стоял за ценой. Он, не краснея, признавался, что купил у старика из Клондайка семьдесят два яйца по пять долларов штука. Но большую часть купил Малыш, и при том отчаянно торговался. Женщине, которая занималась шитьем мокасин, он заплатил всего по два доллара и очень гордился, что так удачно поладил со Славовичем – купил семьсот пятнадцать яиц по два с полтиной на круг. И как он ворчал, когда в ресторанчике напротив, где всего было каких-то сто тридцать четыре яйца, с него содрали по два семьдесят пять за штуку!

Итак, цена яиц дошла до 67 долларов за штуку в сегодняшнем выражении.

Скупив все яйца, продавать они их пытаются по 10 долларов за штуку (250 долларов в сегодняшних ценах): «мы со Смоком – яичный трест. Раз мы говорим – десять долларов штука, значит, так оно и будет». Смок и Малыш убеждены, что на рынке есть покупатель, которому позарез нужны яйца, поэтому он даст и такую цену.