Текст книги "Истории со вкусом интриги. 21 рассказ мастер-курса Юлии Евдокимовой"

Елизавета Фролова.
АПЕРОЛЬ И КАРБОНАРА

 
Надя
 

Толстые щеки шеф-повара раздувались как у жабы от возмущения, глаза бешено вращались, готовые выпрыгнуть из орбит.

– Кто вас вообще учил готовить? Ну надо же! Как вы могли пропустить такой важный ингредиент пасты карбонара, как сливки? – кричит шеф-повар московского ресторана, в который я пришла на конкурс.

– Вообще-то, настоящая карбонара делается без сливок! – возражаю.

Имею право! Я проработала в римском ресторане три года. Там непозволительно добавлять сливки. И используют не бекон, а гуанчале, сыровяленые свиные щеки. Но, похоже, что стоящему передо мной человеку ничего не докажешь. Даже не слушает, а сразу тычет пальцем в дверь! Подумать только!

– Вы выбываете из конкурса, – раздраженно мотает головой. – Прошу на выход из нашего заведения! Поищите забегаловку.

Нервно снимаю фартук под ехидные взгляды других конкурентов. Оставляю на столе и молча выхожу. Неприятно. Я надеялась получить работу в этом итальянском ресторане.

Совсем недавно я вернулась из Рима в Москву и сразу начала искать работу с необходимостью обустроиться как можно скорее. На днях нашла объявление о конкурсе, подумала, что вытащила счастливый билет, но оказалось… Просто испортила себе настроение и вдобавок столкнулась с необразованными людьми, которые мало что знают об итальянской кухне, но гордо носят титул шеф-повара.

Сажусь в свою старенькую машину. Люто холодно. Долго разогреваю ее. Хочется разреветься от несправедливости. А еще из-за того, что это место было моим предпочтительным вариантом для работы. Мне так хотелось здесь работать! Я так рассчитывала!

Расстроенная, пишу своему онлайн другу, wise80: «Неудачный день. Полный провал с работой. Надеюсь, у тебя день был лучше».

С wise80 мы познакомились давно. Чисто случайно стали переписываться онлайн. Никогда не думала, что просто обмениваясь с человеком сообщениями, можно установить такую трепетную близкую связь. Кажется, что мы с ним знакомы вечность, даже если я не знаю его имени, а он моего. Знаю лишь, что он тоже из Москвы. Мы ни разу не включали камеру, словно боясь потерять ту хрупкую связь, которая установилась между нами. Рано или поздно это произойдет, но пока нам так нравится обмениваться сообщениями!

Безупречная онлайн-дружба. Даже если мы ни разу друг друга не видели, не знаем подробностей, я не могу избавиться от ощущения, что он моя душа – близнец! Да, не побоюсь так громко заявить. Пока пусть это остается на таком, цифровом уровне, с этим шармом загадочности. А вдруг реальность, вместо того чтобы сделать нас ближе, наоборот, разъединит и отдалит друг от друга? Вдруг он мне не понравится или я ему и мы перестанем общаться?

«Не расстраивайся! Вот увидишь, в следующий раз тебя будет ждать успех и обязательно впечатляющая победа. У меня все отлично, похоже, я нашел то, что так давно искал!» – получаю сообщение, ощущаю, я не одна, и искренне радуюсь за друга.

Иногда пара фраз способна поднять тебе настроение, каким бы плохим оно ни было. А фразы от человека, которого никогда не видела, придают ощущения, что есть кто-то принимающий тебя такой, какая ты есть, и этому кому-то не важно, как выглядишь, где работаешь и какой у тебя доход.

 
Николай
 

Мне приносят на дегустацию карбонару. Я сразу замечаю: она без сливок. Шеф начинает растерянно извиняться, мол, участница конкурса несмышленая попалась. Я его останавливаю.

Пробую. И не могу поверить, ведь это вкус из детства! Мой дед по папиной линии – родом из Рима. Я помню, с каким воодушевлением он готовил для меня свою фирменную пасту карбонара, напевая веселые итальянские песни. Но с тех пор как деда не стало – пропал и этот вкус детства. А рецепт потерялся.

– Позовите девушку, я беру ее на работу! – ни сколько не сомневаясь в своем решении, отдаю приказ. Меня окутывает нетерпение. Кто же она? Откуда у нее этот рецепт? Я обязательно должен это узнать.

Замечаю, что шеф-повар замер, услышав мои слова, а затем виновато опустил взгляд в пол.

– Она уже ушла.

– Как ушла? – я даже привстаю из-за стола.

– Выбыла из конкурса.

– Решения о выбывании из конкурса или победе принимаю я, как владелец ресторана, – злюсь. – Позвоните, пусть вернется! Скажите, что выиграла место. Немедленно верните девушку! Она принята! – в моем голосе чувствуется ярость.

Шеф нервно кивает и судорожно поджимает губы. Знает, что, если хочет сохранить свое место, ему придется эту девушку вернуть.

 
Надя
 

Город замело, я еле выехала из гигантского сугроба на моей машине.

Направляюсь на встречу, в тот самый ресторан, откуда меня выгнали с незаслуженным позором. Прошла целая неделя с того дня. Не хотела соглашаться на встречу, тем более что я уже прошла собеседование в другое заведение. Но прежде хамоватый шеф внезапно стал обходительным, долго названивал, извинялся, предлагал двойную зарплату. Решила дать шанс.

Красный. Торможу на светофоре.

Бам!

Резко подскакиваю на сиденье, жесткий ремень спасает от полета в лобовое стекло.

Кто-то въехал в мой кузов. Хорошо что не сильно, даже не раскрылась подушка безопасности. Но все же. Жуть какая!

Выхожу из покореженной машины. Передергиваюсь от пережитого ужаса. Я, конечно, все понимаю, но ведь в подобную погоду надо быть осторожными!

Встречаюсь глазами с водителем виноватого авто.

– Девушка! В такую погоду сидели бы дома!

Вот же грубиян! И он еще смеет мне указывать?

– Между прочим, на дороге, кроме вас, есть и другие водители! Имейте совесть. Не я, так кто-то другой! Особенно если тормозить не научились. Видите, светофор! – указываю рукой. Между тем снег так и валит огромными мокрыми хлопьями, путающимися в моих ресницах.

– Из-за вас я теперь не попаду на важную встречу! – недовольно цокает, заносит ногу, чтобы пнуть шину своей машины, но неуклюже поскальзывается.

Все бы ничего, но падает этот мерзкий тип прямо на меня. Я теряю равновесие и приземляюсь на пятую точку.

– Вы в своем уме! – гневно вскрикиваю, брыкаюсь, пыхчу, пытаюсь столкнуть его с себя.

– Сидела бы в машине! Чего вышла, раз устоять на ногах не можешь! Еще и за руль села!

– Да кто бы говорил, это вы на меня свалились! Грубиян! – раздраженно выкрикиваю.

Понимаю, что с этим мужланом нет смысла продолжать разговор. Бесполезно, да еще и опасно. Пришлось звонить сотрудникам автоинспекции! Пусть оформляют.

Сижу, жду в машине. Накатывают слезы на глаза. Неприятность за неприятностью как только я приближаюсь к этому злополучному ресторану. Конечно же, на встречу я не успею! Цель была так близка, но надежда не оправдалась. Видимо, это знак судьбы.

Пишу другу: «Попала в аварию, встретился очень неприятный тип. Как много невоспитанных людей!»

Он отвечает: «Вот так совпадение! Ты не одна, я сегодня тоже! Замело Москву. Но невоспитанных не вымело!»

Я расплываюсь в улыбке. Представляю, как свирепая пурга набрасывается на машину припарковавшегося сзади хама, взметает в воздух и уносит подальше. Это даже поднимает настроение. Он прав, столицу замело, но невоспитанных не вымело, а было бы здорово!

Откладываю телефон. Хватит преследовать попытки устроиться в этот ресторан, ведь даже погода противится этому.

Решено, на следующей неделе я начинаю работать в другом ресторане.

 
Николай
 

Уверен, что именно она приготовила эту карбонару. Я сижу в заведении конкурентов, передо мной вкусно дымящаяся порция спагетти аль денте, украшенных золотисто поджаренными кусочками гуанчале.

С нескрываемым удовольствием наматываю на вилку еще пасты. Этот вкус переносит меня в детство. Предчувствую, что сегодня мне наконец-то удастся с ней познакомиться, и продумываю способ уговорить ее работать со мной. Или хотя бы выпытать столь вожделенный рецепт. Мне с шефом пришлось долго искать, куда пропала эта девушка, наконец-то найдя ее, я не могу уйти с пустыми руками.

Вежливо прошу у официанта пригласить повара. Терпеливо жду, ощущая еще вкус карбонары во рту.

Подходит скромная девушка, в белой форме повара, с милым личиком и бездонными голубыми глазами.

И все бы ничего, но…

Ее взгляд испепеляет меня. И я понимаю почему.

Закрываю лицо руками.

Почему она? Что могло быть хуже?

Это та самая невоспитанная девушка, из-за которой я разбил машину две недели назад! Собираюсь с мыслями. Она меня узнала. Конечно же, узнала! На меня словно надвигается снежная лавина. Возможно, я был слишком груб с ней.

– Вы издеваетесь? – она закатывает глаза и с возмущением кладет руки на бока. – Мало того что врезались в мою машину, так вы еще имеете совесть доставать меня на работе? – сердито качает головой. Я уверен, если бы в тарелке оставалась паста, она размазала бы ее по моей голове.

– Простите, это недоразумение, – пробую наладить отношения.

– Недоразумение? – усмехается. – Недоразумение – это ваша совесть! Я даже знать не хочу, что вы собираетесь мне сказать.

Она настолько зла, что не хочет со мной разговаривать. А я в растерянности от подобного неожиданного поворота… Если бы я знал тогда, кто она, не наделал глупостей!

Девушка бросает на меня еще один гневный взгляд, поворачивается и направляется в сторону кухни. Сразу забыл все, что хотел сказать. Соседи по столику осуждающе смотрят на меня.

Печально. Вот дурак! Все мои мечты о дедушкином рецепте провалились. Эта ситуация размазала меня как мошку по лобовому стеклу спортивной машины. Есть ли у меня шанс? Хотя бы минимальный? Надо обдумать.

Угрюмо встаю. Расплачиваюсь на кассе. Выхожу из ресторана.

Сегодня у меня еще одна встреча, хорошо что здесь в баре неподалеку. Нет настроения ехать куда-то далеко. Мне срочно нужен дельный совет. Может, моя подруга своим женским взглядом подскажет мне, как быть.

До встречи еще полтора часа. Заскакиваю в бар, заказываю апероль шприц.

 
Надя
 

Я выхожу из ресторана. Смена, наконец, закончилась. Пусть ноги и гудят от усталости, сегодня особый вечер. Я намерена провести его весело и с хорошим настроением. Даже внезапное появление грубияна не испортит!

Все же, не могу поверить, что этот наглый мужчина выследил меня и решил достать на рабочем месте! Вот так хам! И зачем он приперся? Есть же люди без совести. Во мне начинает все клокотать, как только я вспоминаю об аварии, грубости и хамстве, пережитом рядом с этим человеком.

Борюсь со своей злостью, стараюсь отвлечься, прогуливаюсь по улице и сосредотачиваюсь на встрече, которая мне предстоит сегодня.

Важная встреча. Я наконец-то познакомлюсь со своим онлайн-другом вживую. Даже не верится. Волнительно, а вдруг все пойдет не по плану? Вдруг он испугается меня и уйдет, даже не поговорив со мной? Я не представляю, как он выглядит.

Поэтому мы договорились заранее, что он будет ждать меня у барной стойки с апероль шприц. А если там будет много людей с оранжевым напитком? Вдруг я покажусь ему глупой?

Я у двери бара. Может лучше вернуться? Оставить все как есть? Общение онлайн.

Он словно прочитал мои мысли на расстоянии, получаю сообщение: «Я на месте, очень жду тебя. Сегодня случилась одна неприятная ситуация и хотелось бы услышать твой совет. Уже взял апероль».

В смятении поджимаю губы, меня окутывает необъяснимая растерянность. Еще шаг, и я встречусь с ним. А дальше… Я словно стою перед строгим преподавателем и тяну билет с вопросами, из которых подготовила лишь треть…

Но и уйти… Уже не могу.

Вздыхаю. Захожу в заведение.

Рано или поздно это должно случиться.

В баре многолюдно и шумно, играют итальянские песни, кто-то даже подпевает.

Возле бара лишь перед одним человеком стоит бокал с оранжевой жидкостью, в которой весело плавают кубики льда.

Я делаю шаг назад в смятении.

Не могу поверить своим глазам.

Молодой человек поворачивает голову в мою сторону, и мы обмениваемся искрящимися взглядами, от которых внутри начинает бурлить неизведанное чувство.

Это не может быть он. Нет! Это невозможно!

Ситуация настолько абсурдна, остается только смеяться. Двигаюсь к нему навстречу, под его смущенный и непонимающий взгляд.

– wise80, не так ли? – еле сдерживаю себя.

– Ты… Боже, этого не может быть! – он ставит ладонь на лоб. – То есть это ты? nadia90? – достает свой телефон и набирает номер.

Из моего смартфона раздается мелодия. Сомнений не остается.

Я сажусь рядом.

– Надя, – представляюсь.

– Николай.

– Очень приятно. Нам лучше с этого и начать, – меня так и разбирает смех.

– Надя, мне нужно тебе кое-что сказать.

Что же, пусть говорит, думаю, сегодня меня уже ничто не сможет удивить. Одобрительно киваю, чтобы продолжал.

– Я владелец ресторана «Аморе и Спагетти».

Услышав это название, я сразу понимаю, как ошиблась, посчитав, что меня больше нечем удивить! Нет, похоже, все самое интересное еще впереди.

– Я искал тебя сегодня, чтобы предложить работу в моем ресторане… Прости, я был зол, когда врезался в тебя, но потому что спешил на встречу… Как, оказывается, с тобой, – он с мольбой заглядывает в мои глаза, словно я его сейчас растерзаю на мелкие части.

Не хочу скрывать, есть такое желание, и я бы сделала это, не будь он wise80.

Мне приносят апероль. Поднимаю бокал, молча чокаемся.

– Почему вдруг ресторан решил предложить мне работу? Ведь я «забыла сливки», – имитирую голос шефа.

– Именно поэтому, ведь это рецепт моего дедушки, который я так долго искал!

– Так ты мне писал об этом, когда говорил, что нашел то самое?

Николай кивает в ответ.

– Откуда у тебя этот рецепт?

Вздыхаю, вот оно что, ему нужен рецепт.

– Это рецепт ресторана в Риме, где я работала. Называется «У Тети Франчески»…

– И находится в Трастевере, – задумчиво перебивает меня. – Вот так тетушка! А мне говорила, что не знает рецепта! А незнакомку научила! – стукает ладонью по барной стойке.

– Постой, – усмехаюсь. – Ты хочешь сказать, что Франческа твоя тетя?

Теперь уже он начинает смеяться, кивает. Я подхватываю.

Невероятные совпадения, словно пузырьки апероля, кружат голову и будоражат воображение. Что еще общего мы можем найти друг у друга?

Несомненно, наше знакомство в реальной жизни было полно сюрпризов. И в этот вечер мы долго не могли наговориться.

Я же сказала, он – моя душа-близнец!

 
Рецепт римской карбонары
 

Ингредиенты на 4 человек:

4—6 яичных желтка (один-полтора на человека)

черный перец

200 г гуанчале (сыровяленые свиные щеки)

400 г спагетти

80 г пекорино

80 г пармезана

Нарезать гуанчале мелкими прямоугольными кирпичиками. Обжарить на слабом огне, пока не станет золотистым и хрустящим. Отложить половину в отдельную миску. Оставшуюся часть смешать с белым вином.

В миске смешать гуанчале, пекорино, пармезан, яичные желтки и черный перец грубого помола. Перемешать до однородной смеси.

За минуту-две до окончания варки спагетти слить воду (чтобы паста получилась аль денте – ни в коем случае не переваривать).

Добавить пасту в смесь, перемешать. Соус начнет таять от горячей температуры пасты, а затем загустеет. Когда блюдо достигнет нужной густоты – можно подавать, украсив хрустящими кусочками гуанчале, пекорино и перцем.

В Риме считают, что чем больше перца, тем лучше. Это было блюдо рабочего класса, чтобы прибавить ему вкуса – не жалели перца. Поэтому настоящая карбонара практически черная, оттого и название, от итальянского слова carbone (карбоне) – угль.

Юлия Сеина.
СИЛЕЗСКИЙ МАКОВЫЙ ПИРОГ

О, злая мысль! откуда вторглась ты, чтобы покрыть землю коварством?

Сир. 37:3

Богословы твердят, удел ангелов – чудеса, но как по мне, им предначертано иное. Ибо кто-то же должен остановить представление, если актер пошел в разнос. Я вычитала, кажется, у философа-англичанина, что у каждого человека под шляпой свой театр. Занавес моего навсегда опустился во вторник, 7 июня, когда налетевшая вдруг непогода заставила меня вернуться с полпути домой.

 
До 7 июня
 

О моей нежности, хрупкости и ангелоподобности в детстве, в школе, да и после, в университете, в коллегии адвокатов и в замужестве ходили легенды. «Нежный цветок», «истинный херувим», «светлая душа», «ангел во плоти» – слышала подобное столько раз, что, в конце концов, свыклась. Мое эго не реагировало.

Надо сказать, я всегда считала, что все это заслужила. Я и была совершенством: идеальной дочерью, идеальной ученицей, идеальной подругой, идеальной коллегой и, разумеется, безупречной женой. К несчастью, не успела стать идеальной матерью. Вернее, этот путь для меня закрылся раньше, чем я поняла, что материнство вообще значит для женщины. А когда поняла, было уже поздно. Ангел оказался бракованным.

Что ж, когда-то я и правда считала, что принадлежу сонму непогрешимых. Да и могло ли быть иначе? Я росла как тепличная камелия в оранжерее: в лучах любви, слепого обожания и в лапах собственного щенячьего восторга, словно пастушка среди живописных пасторалей в окружении трогательных, воздушных, как безе, барашков. Самая светлая спальня с окнами в вечно цветущий сад, самые модные наряды, прекрасная музыка, редкие лакомства, лучшие книги, комфортные путешествия, фееричные праздники. Быт мой с малых лет был устроен как у королевской особы: начиная с кукольного дома величиною с пасторский и заканчивая тридцатью акрами ухоженной природы с прудами, карпами, альпийскими горками и беседками. В отдельном флигеле отцовской конюшни меня дожидался сначала черноокий пони по кличке Ром, а позже яблочный арабский скакун, Король, мой верный друг и поверенный глупых девичьих тайн. Рядом или на некотором почтительном расстоянии всегда суетились готовые услужить, помочь, развлечь и подбодрить вышколенные слуги и самые достойные учителя. Сейчас я и не упомню всех лиц. Некоторых я знала близко, некоторых побаивалась, другими восхищалась, а иные так и остались в памяти безымянными белыми пятнами.

Я росла любопытным и смышленым ребенком и делала успехи во всех областях без исключения. Все расходы несли мои не менее прекрасные, сдержанные, образованные и жутко богатые родители, преисполненные исступленной любви к единственной, припозднившейся дочери. Семейная легенда гласила, что отчаявшиеся в попытках зачать наследника мама и папа, будучи уже в преклонных летах, обратились к местной знахарке, коротавшей век в хижине на окраине деревенского кладбища. О походе туда оба говорить отказывались, а когда я подросла, кладбище сравняли с землей и построили на его месте стоковый торговый центр. Колдунья, от образа которой остался один золотой зуб, пропала, скорее всего, умерла. Родителям она дала волшебного зелья, велев матери выпить его ровно в полночь, в ночь летнего лунного затмения. Последовала ли безутешная мать данному совету, неизвестно. Разговоры на опасную тему в поместье карались строго, и вскоре об этом упоминать перестали, а когда я достигла возраста невесты, история моего появления на свет выглядела куда прозаичнее: колдунья превратилась в тибетского врача, зелье – в индийские таблетки, а я – в долгожданное, с трудом отвоеванное у матушки-природы чудо. Только одно-единственное из той истории оставалось незыблемым. Нигде и ни при каких обстоятельствах я не должна была пробовать мак. Даже безобидный садовый. Вето наложила та самая ворожея. Не веретено, однако, но все же… Мама рассказывала мне о последствиях много раз, со всей строгостью и непременно в черных красках. «Милая, запомни, мак для тебя в любом виде – сильнейший яд. Дома тебе ничего не грозит, но, как только ты покинешь нас, обретешь свою семью, – в этом месте она всегда прикладывала к глазам платок, – ответственность за твою жизнь ляжет на тебя. Следи внимательно за всем, что отправляешь в рот». И я, послушная и перепуганная, следила. Оповещены об этой грозной малости были все, от почтальона до кавалера-однодневки.

К слову, молодые люди за мной увивались стаями. Меня оберегали, баловали, смешили, буквально носили на руках, просто душили идолопоклонничеством. Я терпеливо и всегда по-доброму принимала знаки внимания, а позже и похожие, словно бы текст писали под копирку, признания в вечной любви. Вскоре последовали столь же однообразные и приторные предложения руки и сердца, которые я уверенно, но с неизменной осмотрительностью отклоняла. Родители нервничали, и вот уже поползли слухи, что я «заносчивая ледышка, не способная прочувствовать весь пыл мужского трепетного сердца». Тем временем я выучилась на адвоката и была принята в одну из лучших контор столицы. Жизнь обрела новые краски и новых воздыхателей, а я – собственную квартиру и свободу.

Замуж, к ужасу родных и радости экс-женихов, я вышла за ничем не выдающегося клерка, секретаря нашей фирмы, покорившего меня скромной утонченностью, тактом, незаурядным умом и искренней, ненавязчивой дружелюбностью. В конце концов, я могла себе это позволить. Родители сопротивлялись как могли, но вскоре вынуждены были смириться. А спустя год после свадьбы мы с Виктором перебрались в уютный особняк в недалеком пригороде, забрав из отчего дома четверых слуг, двух горничных, садовника, кухарку и моего любимого Короля.

Вилла «Пчелиная мечта», окруженная со всех сторон девственными лесами, клеверными лугами и рапсовыми полями, утопала в цветах. Георгианский дом стоял на пригорке, у реки, и прямо из нашей спальни можно было наблюдать великолепные восходы, а из голубой гостиной – лазоревые закаты.

Жили мы с мужем душа в душу. Я почти не вспоминала об утерянном материнстве, а когда вспоминала, Виктор всегда находил, чем успокоить и вернуть меня в наш уютный мирок, полный повседневных, милых сердцу забот. К тому времени я приобрела заслуженную славу хоть и юного, но знающего свое дело адвоката. Виктор также получил повышение, и его карьера, на радость родителям, все еще сомневающимся в разумности моего выбора, пошла в гору.

Просыпаясь по утрам в объятиях любимого мужчины и встречая рыжее, как голова моего супруга, солнце, я чувствовала себя по-настоящему живой и счастливой, а сидя вечерами у камина, друг напротив друга, наблюдая, как гаснет за окнами день и занимается ночь, вслушиваясь в «Хорошо темперированный клавир» под умелыми пальцами Глена Гульда и болтая о всякой ерунде, думала: так будет всегда.

 
7 июня
 

Назавтра в суде было назначено слушание. На самом деле, даже два. Первое – совсем рано, в восемь утра, второе – после обеда. По утренним пробкам в город можно было попасть не раньше девяти – все зависело от железнодорожного переезда и погоды.

Решение выехать накануне вечером пришло в голову благодаря курносой, миловидной дикторше. Я как раз сортировала материалы, а девчонка в это время заученной скороговоркой предвещала усиление ветра и надвигающуюся с юга грозу. «В ближайшие часы, – неопределенно констатировала накрашенная головка, потом игриво наклонилась и пошутила: – Проверьте, заперты ли окна вашего дома и вернулась ли с прогулки любимая кошка».

– Ты куда это на ночь глядя? – удивился Виктор, увидев, как я, уже одетая в деловой костюм, сгребаю разбросанные по столу стопки бумаги и запихиваю их в портфель.

– Поеду сегодня. Переночую в городе. Обещают грозы. Слушание завтра в восемь и что-то мне подсказывает, что, выйди я утром, могу на него не успеть.

– Очень разумно, дорогая. Будь на связи и не лихачь, – муж ласково потрепал меня по щеке, чмокнул в ухо и зевнул, – тогда я лягу пораньше.

В квартире, нашем первом семейном гнездышке, я ночевала редко. Виктор после переезда предложил сдать ее в аренду, чего зря пустует, но этому неожиданно воспротивились родители. Бывая наездами в городе, они тоже останавливались у меня. Мама с юности не жаловала отели, а отец обнаружил в двух шагах от дома «вполне респектабельный паб», где виски подавали в правильной форме снифтерах.

Я выехала в восемь, сразу после вечернего чая. Отчетливо вижу одинокую фигуру Виктора, подпирающего распахнутую дверь и машущего рукой. Спустя сотню метров он полностью поместился в зеркало заднего вида. Ярко-желтый прямоугольник и нечеткий росчерк тонкого силуэта. Рука его застыла в последнем «прощай», лицо окончательно слилось с туловищем, и вот уже это не Виктор, а крохотная черная точка. Идеальное прощание идеальной пары. Его напутственный поцелуй был горяч. В глазах плескалась тоска. Он уже вымылся и переоделся в домашнее. В вырезе халата искрился капельками знакомый рыжий пух, солнечными утрами отливавший золотом и вызывавший во мне слезливую материнскую нежность…

Я даже подумывала остаться, если бы не обозначившие горизонт тучи, формой и цветом напоминающие подгнившие баклажаны.

До железнодорожного переезда оставалось несколько миль, когда путь мне перегородило дерево. Ветер налетел неожиданно, и землю сразу накрыла ночь. Треск ломающихся веток заставил меня вовремя остановиться. Я вышла посмотреть. Первые капли дождя шмякнулись об асфальт, а спустя несколько минут хлынул сущий потоп. Сучья поваленного дерева грозно торчали во все стороны, крона грохотала и шевелилась, словно голова Горгоны. И вдруг там, в глубине, между всполохами молний, полыхнула золотом искра. Блеснули два глаза. Я едва не закричала. На меня сквозь листву скалилось уродливое, перекошенное старческое лицо. Очнувшись от ужаса, я запрыгнула в машину и повернула назад, параллельно размышляя, сообщать ли в полицию о попавшей в беду старухе или мне все это привиделось и какой дорогой мне следует ехать завтра.

В доме горел свет. В гостиной и в столовой. Видно, прислуга убирается, готовя помещения к утру. До моих ушей долетели звуки саксофона. Громогласный Гленн Миллер, пластинку с которым нам подарили на новоселье. Мы с Виктором во всем предпочитали классику и ее почти не ставили.

Я бросила машину перед главным входом, и тихо, чтобы не разбудить Виктора, открыла дверь ключом, повесила плащ, скинула туфли и на цыпочках подошла к приоткрытой двери, ведущей в столовую. Оттуда доносился смех, мужской и женский. Кто же из слуг посмел так громко веселиться в то время, как их хозяин спит? Я не была строгой домоправительницей и никогда не пеняла за некоторые вольности. В конце концов, все мы люди, но тут…

Я решила подсмотреть, чем там занимаются эти двое, и, прильнув к щелке, увидела край стола, уставленного блюдами и фужерами поверх белоснежной кружевной скатерти, подарка матери к какому-то юбилею. В ведерке кренилось шампанское, нежнейшая лососина отливала голубым. В парной икорнице на серебряной подставке в стиле Людовика XVI влажно поблескивали холмики красной и черной икры. Гленн Миллер дул в свой тромбон так, что не слышно было ни ветра, ни раскатов грома.

Я приоткрыла дверь чуть шире и обмерла. За столом сидели трое. Мой улыбающийся муж, облаченный в новый шелковый сюртук поверх отутюженной рубашки, кухарка Марта в моем вечернем, цвета недозревшего персика платье и девочка лет трех с зелеными ленточками в непослушных рыжих кудрях. Малышка запустила пальцы в жестяную коробку с марблами, которые я собирала с малых лет и привозила со всего света, и смеялась. Легко, звонко, беззаботно. Пухлые пальцы выудили горстку цветных стекляшек, девчушка отвела руку в сторону и со смехом разжала кулачок. Шарики зацокали по паркету, и Виктор, полный восторга, вскочил, чтобы их собрать. Потом подошел к девочке, вернул марблы в коробку, приобнял и поцеловал шалунишку в макушку.

– Милый, – подала голос раскрасневшаяся Марта, – не правда ли, она чудо! Вся в тебя.

– Нет, в тебя, – зарделся Виктор, обогнул стол, схватил женщину в охапку и запечатлел на ее шее страстный поцелуй, – наша пчелка такая же красавица, как и ты, любовь моя. За ее здоровье! За нас и нашу прекрасную девочку!

Они подняли бокалы, и только тут я заметила на шее Марты бриллиантовое колье в форме лилий, подарок Виктора к свадьбе, купленный, как я полагаю, на деньги моих родителей. Удивительно, но украшение было ей к лицу, как и идеально сидящее платье. Было что-то во всем этом…

О боже, они, эти трое, играли в семью. Нет, они и были семьей! А Виктор, мой сдержанный, полный достоинства Виктор, выглядел не просто счастливым, он весь лучился, словно только что познал рай.

Я зажала рот, чтобы не закричать. И задохнулась от рвущейся наружу ярости.

– Папочка, – вдруг пискнула малышка, – дай-дай-дай…

Маленький пальчик ткнул куда-то в сторону, Виктор оторвался от лобызания Марты и исчез из виду. Послышался звук отпираемой дверцы, и в руках у девочки оказалась старинная кукла в голубом парчовом платье, чепчике и в хрустальных башмачках. Та самая, которую я выторговала у антиквара, когда нам с Виктором еще не был вынесен окончательный вердикт. Тогда мы избавились от всех детских вещей, но эту куклу я оставила. Она обреталась в шкафу среди фарфоровых собачек и морских ракушек. Теперь с нее срывали чепец и раздевали догола, а Виктор с нежностью смотрел на это святотатство и гордо улыбался. Как всякий любящий отец.

 
8 июня
 

Я не устроила скандал и ничем не обнаружила своего присутствия. Мысленно попрощалась с оскверненной куклой и выскользнула за дверь. Гленн Миллер зашипел, и его сменил прокуренный баритон Джо Кокера.

Машина завелась с первого раза и, прошуршав гравием, выпорхнула с аллеи за ворота. Я решила во что бы то ни стало добраться до города. Дождь не унимался, но мне было все равно. Я и думать забыла о старухе и дереве. Перед глазами стояло дружное семейство в моем собственном доме, где мне уже не оставалось места. Я чувствовала себя забытым всеми призраком, наблюдавшим за жизнью других в замочную скважину, бессильным и выброшенным на орбиту одиночества. Я не смогла родить Виктору ребенка, и он осуществил свою мечту с другой. Странно, я никогда не замечала, как Марта полнеет, как наливаются молоком ее груди, не помнила, чтобы она недомогала или подолгу отсутствовала. Легкая и звонкая, она всегда споро хлопотала по хозяйству. И я никогда не слышала в этих стенах писка младенца, плача ребенка. Все, что я знала о живущих в поместье детях, это то, что у нашего садовника есть сын, пятнадцатилетний молчаливый увалень деревенских кровей, иногда помогающий отцу с паразитами, облюбовавшими наши груши. Но Марта какова! Услужливая, улыбчивая, порхающая стрекозой между кастрюлями и духовкой. По сути, на кухне я была ее ученицей. Она знала все о сортах муки, кислоте начинки, вязкости соуса. С умным видом рассуждала, какие теплицы лучше сохраняют сочность балканских томатов и сколько солнца требуется крыжовнику, чтобы он уродился сочным и в меру сладким. Я столько раз наблюдала за тем, как она готовит обожаемый мною силезский бисквит. Помогала отделить белки от желтков, взбивать сливки и даже обжаривать миндаль до золотисто-коричневой корочки. «Секрет тут – в нужной текстуре теста, добавишь все сразу – и пиши пропало», – поясняла Марта, ловко орудуя венчиком.

Тогда она была обычной кухаркой. Но в этот вечер ее шея, увитая МОИМИ бриллиантовыми лилиями, зацелованная МОИМ мужем, выглядела так царственно, так органично. Я и не замечала, как она молода и как красива… А девочка – они так и не назвали ее по имени – точная копия Виктора. Когда-то я мечтала о таком ребенке…