Текст книги "Истории со вкусом интриги. 21 рассказ мастер-курса Юлии Евдокимовой"

Анна Кочемасова.
НЕ ЛИШНИЙ ЭЛЕМЕНТ

Вы знаете детскую игру «найди лишнее»? Например, кастрюля, сковорода, капуста. Что лишнее? Капуста. Так вот он был капустой.

Лишний элемент в размеренной жизни отдыхающих на прекрасном острове-курорте Бандос. Когда вокруг царит полнейшая «хакуна матата», непозволительно делать резкие движения и колыхать воздух, суетиться и приставать с разговорами. И поэтому он в эту атмосферу категорически не вписывался.

Он – это англоговорящий товарищ, расположившийся в соседнем двухместном бунгало слева и получивший потому прозвище «сосед слева».

Но давайте по порядку!

Два дня назад быстрый самолет доставил наши с дочерью уставшие тушки на Мальдивы – самое подходящее для зимнего отдыха место. Я не просто забыла о делах, я с радостью оставила в Москве все: мысли, ноутбук, блокноты. Уже в кресле самолета тело и душа предвкушали радости отдыха по системе «все включено», мысленно перебирала я пальцами белый песок, чувствовала запах экзотических фруктов и видела бирюзовое, как на картинке, море. В общем, полная хакуна матата! Прошедший год выдался бешеным, наступивший был пока непонятным, следовало хорошенько подготовиться, а значит, требовался ленивый отдых. Никаких экскурсий и прочих авантюр, которые уже стали обязательной частью любых наших семейных вылазок.

И все было как надо с первой минуты на острове: стремительный катер, что доставил нас сюда в числе прочих новых отдыхающих, приветственный лаймовый коктейль – то что нужно в жару.

Море оказалось точно таким, как на рекламной открытке – именно бирюзовым и теплым, пляжи пустынными, еда великолепной, ночи звездными, и от бунгало до воды – десять шагов. Никаких высотных отелей, только бунгало. Потому народа немного. Большую часть дня люди рассасываются по острову. Что они делают? Конечно, ленятся. Тут даже мелюзга была какая-то тихая и ленивая. Тотальная хакуна матата.

– А помнишь, как во Вьетнаме или в Турции? – отвлекла я дочь от того, что играло в ее наушниках. – На пляже не примостишься.

Лиза кивнула в ответ:

– Угу, а тут во сколько не выйди к морю, легко найдешь пару лежаков. Где весь народ?

– Ленится, – уверенно констатировала я, – как и мы. Если хочешь всех увидеть, тебе в ресторан.

Открытый ресторан был единственным местом, где собирались все обитатели. И только на завтрак. Далее кулинарная программа отличалась. Бирюзовые, в цвет моря, браслеты «все включено» красовались не на каждом.

Независимо от времени кулинарных утех – ужин или завтрак – туристы лениво перекатывались волнами от блюда к блюду, коими как скатерть самобранка заставлен был шведский стол.

– Давай все-таки попробуем национальные блюда, – вспомнила я вчерашнее угощение. Тунец-гриль был хорош, а вот отведать традиционной рыбной пасты я пока не решилась. Темная на вид и густая жижица гордо называлась рихаакуру и предлагалась к рису. – Мне вчера рассказали, что ее непросто приготовить. Долго варят рыбный суп, выпаривая до густоты. Повар был очень горд своим творением. Надо попробовать. Не хочется его обижать. Составишь компанию?

– Если нужна компания, это к соседу слева, – хитро прищурилась Лиза. Мы обе прыснули.

Да уж. Этот товарищ конкретно нуждался в компании. Поболтаем? – кричало в нем все. Нет, даже не так. Обсудим? Вот чего он хотел. А мы все не хотели.

Он не просто здоровался, а сразу пытался завязать диалог. Новички попадались на эту удочку, а те, кто уже понял устремления соседа слева, старались избегать встреч или отвязаться побыстрее и снова впасть в свой мальдивский анабиоз. Он был лишним элементом системы Бандос – сбивал с ритма хакуна матата. И я мысленно поставила его на первое место по суете, спустив местных ящериц на второе.

В тщетных попытках сблизиться с кем-то мужчина вооружился книгой и теперь суетливо вышагивал по тропинкам с толстенным томом под мышкой.

– Что это у него? Достоевский?! На отдыхе?! – я его начинала жалеть, но жертвовать своим вожделенным бездельем в пользу активного товарища решительно не хотелось. Тело и душа полностью синхронизировались с темпом острова.

Но в четвертый вечер я перестала иронизировать над этим странным человеком.

Ночь на Мальдивы опускается внезапно и торжественно. Огромные звезды, чистейшее темно-синее бархатное небо настраивают на романтический лад. Не зря же сюда приезжают на медовый месяц. Для молодоженов, именинников, да и, думаю, для всех желающих отзывчивые работники ресторана по-особому сервируют стол, покрывая его хитрыми узорами из живых цветов. Свечи затевают игры света с фужерами, шампанское в ведерке со льдом ожидает заветной минуты. Счастливые улыбки людей за особыми столиками зажигают как лампочки улыбки и у всех остальных.

В тот вечер за романтическим столом восседал наш сосед. Один. Суетливость испарилась, ее место заняла обреченность. Плечи опустились, будто на них навалилась тяжесть разбившихся надежд.

Я невольно отводила глаза. Да и никто не смотрел в сторону, где горечь разочарования буквально застыла в воздухе.

– Бедняжка, – вздохнула дочь.

– Он как будто ждал кого-то все эти дни – предположила я. – И суетился именно от переживаний и в предвкушении встречи. Но все напрасно.

– Может, он ждал приезда жены, – Лиза тоже старалась не смотреть в сторону печального соседа слева. – Готовился, а она не смогла.

– И не сообщила? – усомнилась я.

Так или иначе, вечер перестал быть томным. Намереваясь развеять грусть, мы направились к причалу поглазеть на воду и яхты. И вдруг.

– Смотри какая огромная, – у меня перехватило дыхание. В гавани, лениво двигая хвостом, передвигалась большая акула. – Снимай ее. Получается? Больше двух метров! Надеюсь, она не заплывет на риф.

Мало того, что сегодня на рифе мне что-то обожгло ногу, а маленькая акула нарезала вокруг меня круги, так еще и это чудовище. Она похожа на серую акулу. А почему, собственно, я решила, что она не заплывет на наш риф?

Стало не по себе. В довершение воздух пронзил резкий крик. Птица? Не летучие мыши же? Этих пренеприятных существ мы уже выявили немало на кокосовых пальмах. Брр.

В свой домик мы возвращались быстро и сжавшись в два не по-мальдивски тревожных комочка.

Добравшись до безопасного убежища, я нырнула в интернет. Много интересного до поездки прочитано про Мальдивы, но и в голову не приходило поинтересоваться, насколько тут безопасно. Через минуту образ несчастного соседа был вымещен образами кровожадных акул, коварных рыб, вездесущих насекомых и ядовитых змей.

– А еще следует опасаться кокоса, который может упасть на голову, – закончила зачитывать страшилки из сети интернет я. – Вот так. Не рай земной, а место тотальной небезопасности.

Успокоило одно. На запрос «кто на Мальдивах кричит дурным голосом» система ответила – коэль. На вид милая птаха. С голосом не повезло только. Но по сравнению с акулами и кокосами – просто ерунда.

 
* * *
 

Когда улыбается солнышко, все живое не может удержаться от улыбки. В прекрасном настроении мы двинулись в самое важное по утрам место – в ресторан. Кто-то нас уже опередил, в не по-мальдивски несусветную рань возвращаясь с кормежки.

– Опять папайю тащит, – шепнула мне дочь, провожая взглядом пышную даму, плывущую из ресторана.

В каждой руке та несла по тарелке, стараясь не уронить ни одного кусочка папайи, которая высилась внушительными горками. Даме требовалось поистине высшее мастерство сохранения баланса.

– Да ладно, может быть, она только из-за папайи и приехала, – улыбнулась я, а про себя подумала, что надо быть большим охотником до этого полезного во всех отношениях фрукта, но точно не самого вкусного на свете, чтобы каждый день прихватывать с собой с завтрака. – А может она не для себя несет?

Те, кто утверждает, что кормежка на Мальдивах скучная, просто зануды. Выбор велик: тут и привычная европейская еда, и все вариации паназиатской. Другое дело, что многие и дома притомились от каши, а кокосовым молоком никого уже не удивишь. Ну так вот вам фрукты. Та же папайя, кстати.

Прибывающие на остров туристы из Китая – китайцев я никогда ни с кем не спутаю – добавили заметной динамики в наши трапезы. Надо ловко уворачиваться от вездесущих жителей Поднебесной, которые норовят пролезть без очереди, не удовлетворяются одним стаканом сока, щедро наливая его сразу в свои огромные поилки, и беспардонно занимают пред самым носом столик, к которому ты фланируешь не спеша.

Хорошо, что кроме ресторанов достопримечательности острова этих вновь образовавшихся конкурентов волнуют слабо. На пляже они не валяются, от солнышка прячутся.

Ура! Вот и наши лежаки свободны. После вчерашней встречи с большущей акулой снорклить долго я не смогла, а дочь вообще в воду заходить не захотела. Отдав дань нашему ежедневному ритуалу, то есть поглазев на обитателей рифа, собрав все выброшенные морем за ночь обломки ракушек, кораллов и распугав крабов на пирсе, мы двинулись в сторону полюбившейся террасы.

Кофейная терраса – так мы ее окрестили, потому что ежедневно дегустировали там разнообразные кофейные напитки – выходила к океану и была самым посещаемым, после ресторана разумеется, местом. Ведь к ней по вечерам устремлялись стаи скатов и акул.

Но и днем тут собирались отдыхающие, в основном без заветного браслета «все включено». Одни основательно подкреплялись, другие баловались кофе и десертами, а некоторые зависали за ноутбуками. Я еще раз погордилась, что смогла оставить работу дома, и оглянулась по сторонам.

– Ма, ты уже наотдыхалась? – поинтересовалась дочь. Она сама, несмотря на акул, летучих мышей и прочие неожиданности, продолжала практиковать хакуна матата на всю катушку.

– Почему ты так решила? – уточнила я и улыбнулась. На душе потеплело – какой же матери не приятна забота ребенка?

– Ты не читаешь больше свой детектив, закончила уже или не понравилось? Хочешь моего мороженого попробовать? С манго. Вкусно.

У моего рта возникла ложечка с местным мороженым. Я автоматически проглотила. Было неловко сознаться, что беззаботность действительно начинает улетучиваться. Я столько раз твердила: «будем батониться, клянусь – ни одной экскурсии», а сама уже заскучала.

– Надоело чужие детективы читать, – соврала я. – Давай свой придумаем.

Я допила кофе и решительно отодвинула чашку, расчищая стол, будто собралась разложить на нем бумагу и перо и приступить к написанию романа. Мое предложение выудило дочь из полудремотного состояния мальдивской туристки.

– О чем? – глаза ее задорно блеснули.

– Ну вот, например, смотри, дамочка, что папайю носит в бунгало, тоже тут, – я глазами показала на парочку за столиком в самой глубине кафешки.

– А что не так с дамой?

– Она не одна, рядом девушка молодая, примерно твоего возраста, – прошептала я.

– Точно. Мы же в один заезд прибыли на остров. Я их приметила, потому что среди всех туристов русскими были мы и они. Только, пока мы ждали заселения, она куда-то сразу пропала. И знаешь, я ее не видела ни разу на завтраке или ужине. А ведь у нее браслет на руке, – Лиза подхватила игру в детективов. – Может, она просто просыпает все завтраки? Если бы ты меня не будила, я бы тоже дрыхла до обеда. Но хорошо, что ты меня будишь, – спохватилась она.

– Это неинтересное объяснение, – отвергла я самую очевидную версию. – А не кажется тебе, что она прячется? Смотри, уселись в самый дальний угол, хотя есть хорошие свободные места у самой воды. Они мать и дочь? Или нет?

– А вдруг эта любительница папайи похитила деваху? – Лиза предложила залихватский вариант. – И попросит выкуп за нее. А девушка под сильнодействующими лекарствами, поэтому не сопротивляется. Нет, лучше так: девушка с тараканами в голове, но богатая, и эта дамочка не мама, а опекунша. И наверняка есть еще претенденты на ее деньги.

Лизина фантазия понеслась вскачь. Я давно подозревала в ней талант придумщицы. В детстве ее фантазия не знала границ. Особенно при объяснении хулиганских поступков.

– А вот тебе моя версия, – напрягла свою фантазию я. – Этот остров – не просто остров. Видела, сколько тут атрибутов любви? Дерево любви, скамейка любви, сердечки всякие. А все эти столы с цветами и свечами по вечерам? Наверняка кто-то приехал сюда на медовый месяц. Но, – я сделала паузу, стараясь нагнать таинственности вокруг своей версии, – думаю, тут все не так просто. Здесь дело в другом. Этот остров принадлежит международной организации сводничества. Эдакой международной свахе. Видела, сколько тут пар мама и дочь? Мамашки сюда привозят своих дочерей на выданье, предварительно сговорившись с брачным агентством. Здесь происходят свидания и принимается решение о будущем браке.

Лиза засмеялась, наверное, представила, что идея сосватать ее пришла бы и мне в голову. Начавшая было выстраиваться стройная криминально-романтическая версия, разбилась об этот смех. Дочь так заразительно хохотала, что на нас начали оборачиваться. Посмотрела и девушка, вокруг которой мы плели свои сюжеты. Ее глаза были настолько печальны, что я не смогла подхватить веселье.

– Извините, простите, – хотелось извиниться перед каждым, чей покой мы нарушили.

И тут я наткнулась на вторую пару глаз. Сосед слева. Ого! Я помнила еще вчерашнюю печаль, царившую над столиком, так и не дождавшимся второго участника непонятного мне торжества. Но сегодня это был иной взгляд. Взгляд человека, нашедшего смысл жизни.

– Смотри, сосед слева тут, – Лиза тоже его заметила. – Странно. Он похоже прижимистый человек. Мы тут пять дней и ни разу не видели его там, где надо платить что-то сверх путевки. У него на двери все время висит табличка «не беспокоить». На чаевых небось экономит.

– А как тебе такая версия, – перебила я. – Нашу зашуганную девушку с тараканами в голове хотят выдать за этого соседа слева. Привезли ее, накачали лекарствами, чтобы не сопротивлялась, все согласовали, а она все равно ни в какую, прячется. Вот почему и не выходит даже в ресторан. Ведь там крутится этот противный мужик. И еще я думаю, что…

И тут кто-то закричал:

– Смотрите! Плывут!

Поднялась суматоха, задвигались стулья. Отдыхающие побежали смотреть кормление скатов. Парапет террасы был вмиг заставлен частоколом зевак. Ну конечно! Восемнадцать ноль-ноль. Ежевечернее представление – важнейшее событие на нашем острове – то немногое, ради чего люди с удовольствием покидают насиженные места.

Скаты устраивали целое побоище за каждый кусочек мяса. Они так драли друг другу бока, что зеваки ахали, а вода окрашивалась кровью. Маленькие юркие акулы не брезговали подхватывать незамеченные гигантами ошметки. Последними приплывали полупрозрачные рыбы, не гнушающиеся остатками из остатков. Представление заканчивалось. Еще круг-другой вокруг террасы, и прекрасные грозные рыбы исчезали.

Отдыхающие галдели. Общая волна любопытства, оторвавшая их от стульев и вдохнувшая энергию, теперь заставляла их знакомиться. И через минуту многие уже непринужденно болтали. Разумеется, те, кто понимал язык друг друга.

– Какие они милые, эти скаты. Сегодня утром вышла на берег и чуть не наступила на такого. Они же в песок зарываются, – делилась переживаниями шикарная стройная блондинка.

– Но можно же было и о шип пораниться, – вскинула руки любительница папайи.

Интересно, где она оставила свою дочурку? Я оглянулась. За столом в дальнем углу никого не было, вот мать причитает про шипы скатов, но где же…

А вот. Моя Лиза и девушка-загадка стоят у бортика террасы и о чем-то болтают. Значит, не так уж она хочет спрятаться. Любопытство у девчушки переселило желание не высовываться?

– А потом я спустилась поплавать. Мы же в бунгало на воде живем, – продолжала делиться своими приключениями блондинка. – А там целых семь акул крутятся. Представляете? Но я их не боюсь, – она победоносно сверкнула винирами.

– А мне после встречи с первой же акулой тревожно плавать, – пожаловалась любительница папайи.

– Да что вы, они неопасны. Тут ни разу акула не напала на человека. Скорее кокос на голову упадет, чем акула покусает.

Я была с ней не согласна. По мне так на Мальдивах сгинуть проще простого. Да вот хотя бы возьмем снорклинг. Безопасное развлечение, кажется. Мелко на рифах. Картина гибели, как говорят, маслом. Плывешь на мелкоте, в тапочках, как положено, рыбами полосатыми любуешься. И тут актиния. Или хвостом тебя кто-то непонятный задевает. Ты в панике дернул ногой или рукой, больно поцарапался да еще испугался. Рот открыл, наглотался воды – и готово.

И тут меня пронзила мысль. А что, если сосед слева приехал на остров не один, а, скажем, с надоевшей любовницей. Продумал все заранее, любовницу скормил акулам или просто хитро утопил – тут это раз плюнуть, – а по ее паспорту вывезет нашу деваху – богатую наследницу? А ее псевдомамаша в доле. Детективный сюжет не давал мне покоя и выстраивался уже в полноценный триллер.

– Мам, мы ужинать идем? – Лиза тихонько потянула меня за руку. – Там сегодня национальная вечеринка. Пойдем скорее. Ароматы оттуда – просто обалдеть!

То, что вечеринка стала событием дня, стало понятно сразу – свободных столов не наблюдалось. Нихао, как говорится, дорогие китайские туристы. Как же вас много.

– Давай устроимся на уличной террасе, – предложила я дочери, и в этот момент мои брови поползли наверх.

Мимо прошел сосед слева с дочкой любительницы папайи. Они трогательно держались за руки, и, похоже, в этот миг весь мир перестал для них существовать.

– Боже мой! – только и смогла прошептать я и опустилась на стул. – Она же ему в дочери годится. Что же, моя версия подтвердилась. Пора вмешаться!

– Она и есть его дочь, – рядом возникла Лиза. – Я не успела тебе рассказать. Ее Василиса зовут, она тоже из Москвы. Дамочка с папайей – ее мать, а отец – наш сосед слева. Он, оказывается, англичанин. Прикинь! У них с мамой Василисы двадцать лет назад был роман, но почему-то, уж не знаю почему, они расстались. Поссорились, наверное, и про дочь она ему не сообщила. И вот спустя много лет как-то нашлись через соцсети и решили провести отпуск вместе. Но мамаша хотела всячески подчеркнуть, что она самостоятельная и независимая, прямо как ты, ма, – Лиза вздохнула, – и поселилась отдельно. А самое смешное знаешь что?

– Ну? – я вспомнила томик Достоевского под мышкой у соседа слева. Хотел подготовиться ко встрече с загадочной русской душой, бедняжка.

– Нет, ты догадайся. Ты же хотела загадочную историю придумать, – похоже я недостаточно глубоко заинтересовалась, и Лиза меня попыталась расшевелить. – Он ее не узнал! Свою любовь молодости не узнал. Так она не похожа на свое же фото в соцсетях. Наверное, и при видеозвонках фильтры ставила. Он все ее искал на острове, проходил мимо и не замечал.

– Вот это уже обидно, – надо бы по приезде на фитнес записаться. – А ты-то все откуда узнала?

– Василиса сама и рассказала, пока мы на скатов смотрели.

– Ну а чего она пряталась в номере? – не сдавалась я.

– А у нее на папайю аллергия, – и тут мы обе прыснули. – Да, – завершила отчет по расследованию дочь, – мамаша ее хотела подкормить полезным фруктом, но оказалось, что у Василисы аллергия, она вся покрылась пятнами, вот и не хотела народ пугать, сидела в номере, пока не оклемалась.

Было и смешно, и как-то грустно. Слишком просто оборвался мой воображаемый детектив. Ну да ладно. Гора с плеч. Все счастливы. А у меня еще четыре дня на Мальдивах. И, кстати, чем так вкусно пахнет из Лизухиной тарелки?

Мальдивская национальная кухня – рис, рыба, лепешки. Ничего особенного. А вот бонди – это вещь. Представьте вкус «Баунти» без шоколада! Это же моя мечта молодости. Когда я впервые попробовала знаменитый батончик, не глаза от восторга закатила, а подумала: вот бы то же самое без шоколадной глазури. И было это в Англии…

Много лет назад и в моей жизни была английская романтическая история. Все лето после второго курса института мы с бойфрендом провели у моих друзей в Англии. Если бы тогда мы не вернулись на родину, то…

А у соседа-то похоже все хорошо. Только посмотрите, как стал похож он на всех отдыхающих. Откуда только взялась эта неспешная походка, плавные движения. И он больше не лишний элемент курорта Бандос.

Я вздохнула, вспомнив свой студенческий роман. Да и бог с ним. В жизни всегда все складывается наилучшим образом. Я-то наверняка знаю. Где тут угощают бонди? Прекрасно! Мечты сбываются. Хакуна матата!

Василий Тучин.
БАБУШКИНА ПОДУШКА

Оказывается, бабушка Лиза кому-то рассказала (черт ее знает кому), что ее убили подушкой! Именно поэтому к нам в дом заявилась парочка полицейских в мятых костюмах и забрали все подушки, включая ту, на которой спал Барсик. На людей в синих одеждах кот нападать не стал, но поднял крик с дюжину сирен скорой помощи сразу после их ухода и принялся качаться на атласных шторах. Чтобы Барсик не извел меня своей мяучей песней, пришлось вылить полфлакона пахучей валерьянки на его подстилку. Кот нанюхался и свалился на пол лохматым поленом. Я же сотворила подголовник из всякой всячины, но толком выспаться в желто-лунную ночь оказалось не под силу: тело изнывало как после пятичасового забега по бутикам.

 
Отдай мне свою подушку,
Ведь ты со мной не спал,
Не хочу быть финтифлюшкой,
Но ты мой идеал.
 

Так, что ли, поет какая-то девица в черных кожаных трусах. А мне, кстати, черное совсем не идет. Но от похоронных хлопот никуда не деться.

При входе в морг они повесили здоровенное зеркало в золоченой раме до пола! Верно хотят, чтобы покойники любовались напоследок своим мороженым телом. А про зеркало я знаю то, что если девушка соврет своему отражению, то оно растопчет двадцатисантиметровыми шпильками несчастную правду, как не раз уминала в грязь ее неосторожную влюбленность. Но не отдавать же отраженью явь, если ты пленная любви.

А бабушка? Бабушка Лиза подмечала мою горячность, но ей не было дела до моего трепетного горения: про любовь она сто лет не вспоминала. Если нет любви, тогда жить зачем? Ох, как я дулась, кипятилась, распалялась и бесилась от того, что не могла заставить ее думать о моей любви. Неужели не понятно: ему без меня может быть чудесно, а мне без него никогда!

Однако бабушка из-за этого зеркала сильно расстроится: пока я с ней жила, она боялась разглядывать свое отражение. Специально наряжалась в нелепые шелковые платья, довольно мило выглядевшие в журнале мод столетней давности, чтобы на такое было невозможно глядеть. Поэтому в нашем доме разрешались только маленькие зеркала. Я думаю, что бабушка просто страшилась узреть неминуемость увядания.

Так и представляю себе картину. Как только завтра бабушку понесут мимо этого зеркала, она начнет мне выговаривать: Лада, почему я в черном? Немедленно переодень меня! Иначе я отказываюсь хорониться!

Что я ей на это отвечу? Бабушка, но ведь ты сама его приготовила для похорон! Я даже не сразу нашла, что сказать. Но тут у меня стали вырывать из рук сумку с бабушкиными вещами. Пришлось сообщить санитару с бегающими, как мухи в банке, глазами правду: я привезла не то платье, которое хочет бабушка, и скоро вернусь с нужным.

– Вы хотели сказать «хотела», – уточнил санитар.

– Ну нет же, – настаивала я, – бабушка перехотела. И все из-за вашего зеркала в холле. Она теперь хочет быть в красно-белом.

Моя правдивая речь остановила бегающие глаза санитара. Он почему-то посмотрел на свои ноги и извинился.

Мыслями я была уже дома, однако у выхода меня поджидала парочка упитанных полицейских (они что – следят за мной?): мужчина и женщина. Последняя выговаривала слова через накаченные губы. Я не все понимала, но главное уловила: меня хочет видеть дознаватель Иванов.

Перед входом в отдел сбитый каблуками порог порос травой, как бабушкина хотелка «сладкой смерти». Круглый год она донимала меня, чтобы я угостила ее сладенькой подушкой. Да-да – тем самым шоколадно-творожным пирогом под названием «Подушки». Бабушка, отвечала я ей, ладно воздушный шоколадный бисквит, ладно сочная творожная начинка, но все остальное – это мука, которая тебя убьет. Нет, нет и нет.

Дознаватель Иванов тихо сморкнулся и показал мне результаты вскрытия. Смерть бабушки наступила не от асфиксии, а от мучного пирога, попавшего в ее легкие. К чему относится ее предсмертная фраза, дознаватель Иванов не знает. И слава богу! Поэтому у полиции претензий ко мне нет. Но для очистки совести необходимо пройти допрос на полиграфе. Я сказала, что сначала дайте бабушку похоронить, а потом решим. Дознаватель Иванов настаивал: сначала полиграф, потом похороны, потому как план по внедрению искусственного интеллекта под угрозой срыва. К тому же наша беседа с профайлером не будет запротоколирована, поэтому никакой юридической силой обладать не будет. Я, как дура, согласилась. И все из-за того, что сама никогда не вру и думаю, что другие такие же.

Надо было бы мне отказаться, но если я не буду отвечать на вопросы дознавателя, то Иванов может меня в чем-то заподозрить. А это мне совсем не нужно. Дознаватель Иванов – здоровенный боров, которого натаскали вынюхивать деликатесные трюфели. Я однажды была на специальной ферме, где выращивают этих боровов. Нос Иванова длинный и гибкий, как у муравьеда, и всегда двигается, словно дознаватель не удовлетворен и ему все еще что-то надо. Вынюхивать – его жизненная позиция. Противно, но бабушка вопит и требует, чтобы я ее похоронила. Погоди, потерпи. Ты год терпела, пока мы не условились: подушки буду есть я, а ты смотреть и наслаждаться.

И бабушка-лиса, и наодеколоненный боров меня обманули. Бабушка воспользовалась моей отлучкой в туалет (подушки я взяла с собой) и стащила с витрины кафе два кусочка пирога, и я узнала об этом, только когда расплачивалась с официанткой. А Иванов, как оказалось передал дело в следственный комитет.

Профайлер – серая мышь (серая жилетка, серые брюки, серое лицо) – проводил меня в комнату с четырьмя компьютерами. Первый – обычный полиграф, второй – для анализа скорости и интонации моего голоса, третий будет следить за изменением ширины моих зрачков и мимикой лица, а четвертый – будет задавать вопросы и сводить все полученные данные.

Эти железяки пытали меня три часа, и я явилась в кабинет дознавателя Иванова с чувством человека, готового резать свинину и наслаждаться поросячьим визгом. Тот, как обычно, поводил носом, но справку все-таки выдал. Ни бабушка, ни я не сказали ему спасибо.

Где-то через месяц после похорон бабушки позвонил следователь по фамилии Кичкарь и предложил явиться к нему в кабинет на допрос в качестве обвиняемой.

Следователь Кичкарь не ценил ни свое, ни наше здоровье: все курил и курил. Через десять минут мы с адвокатом растворились в табачном дыму без остатка, поэтому сказанное им представилось мне облачным бредом. Оказывается, у него имеются достаточные основания для возбуждения уголовного дела в отношении меня, и если я начну сотрудничать со следствием, то он сможет ходатайствовать о смягчении мне меры наказания за умышленное убийство бабушки.

Я хотела возразить, но мой бдительный адвокат вовремя сжал мне руку.

– Статья пятьдесят один Конституции Российской Федерации, – таков мой ответ, – я не хочу свидетельствовать против себя.

Следователь Кичкарь закурил очередную сигарету и стал доказывать мне, что я, якобы, специально отвезла бабушку в кафе «Маяк» и накормила ее мучным пирогом «Подушки». А ей при ее заболевании такую пищу есть категорически было нельзя. Мою вину доказывают показания того самого профайлера. Этот серый человек перевел выводы проведенного искусственным интеллектом исследования на человеческий язык. Оказывается, машина рассмотрела в моих ответах признаки «вербальной и невербальной неискренности». И еще: на протяжении всей «беседы» я, якобы, пыталась дискредитировать вопросы искусственного интеллекта, отвечала на них короткими фразами, избегая имени бабушки и обсуждения деталей преступления, чтобы избежать волнения.

Я хотела спросить у Кичкаря: имеет ли право пожилой человек перед смертью поесть любимых подушек? Но ответила как надо – про пятьдесят первую статью, вовремя сработавшую подушку безопасности. Чтобы следователь особо не печалился, пришлось угостить его оставшимся от нашего с бабушкой похода в кафе тем самым пирогом с воздушным шоколадным бисквитом и сочной творожной начинкой под названием «Подушки». Я же не могла предположить, что он такой голодный и набросится на пирожное месячной давности, подавится и умрет.

Таким образом, уважаемые присяжные заседатели, хочу сказать, что я, как вы видите, всегда говорю правду и о людях, и о событиях. Наоборот, меня всегда старались обмануть. Обвинение основывается исключительно на данных искусственного интеллекта. Очень жаль, что железякам нельзя скормить какие-нибудь вкусняшки.

В заключение моей речи я хочу поделиться рецептом этих самых подушек. Мало ли, может кому пригодится. Ведь жизнь сама подушку не подложит.