Текст книги "Анахрон. Книга вторая"

– Давай тебе, Анастасия, ремонт сделаем?

– И Вика родит. Вика мальчика родит. Мы его Ратибором назовем или еще как-нибудь героически, Сергеем, например…

– Хальвданом, – сказал Сигизмунд.

– Он согласен! – завопила Аська. – Виктория! Он согласен! Значит, так, Виктория: два часа не пей не кури, чтобы потомство здоровое было. И вперед, с песнями! Наш парово-оз вперед лети-и!..

Сигизмунд допил чай, дожевал сыр, поцеловал Аську, поцеловал Вику и на том счел завтрак законченным.

* * *

– Гул? – переспросил Федор Никифорович. – И чувство беспричинного ужаса? Это один из феноменов Анахрона. Мы тоже сталкивались с этим явлением. В первый раз на полигоне поднялась паника… Однако затем мы поняли, что это не опасно. Проводили инструктаж рабочих, объясняли, что бояться не следует.

– И что, не боялись?

– Испытывали ужас… но не боялись. Понимали, что это естественно.

Они разговаривали у старика на кухне. Вокруг плавал густой табачный дым.

– Не боитесь так много курить, Федор Никифорович? – не выдержал Сигизмунд.

– А, мне все равно помирать скоро… Вчера ночью опять приступ был. У меня же, дорогой мой, два года назад имел место инфаркт. Еле выкарабкался. А вчера – точно так же, как тогда начиналось.

– Вчера?

Федор Никифорович покивал.

– Именно.

– А у вас нет подозрений, что это взаимосвязано? – спросил Сигизмунд.

– Что именно взаимосвязано, Стрыйковский? Подземный гул и мой сердечный приступ? Чушь и суеверия! Вы что, со своим холодильником тоже, извините, повязаны… э-э… мистическими узами?

– Так что это все-таки было? Инфразвук?

– Нет. Мы замеряли. Как и многое другое, что связано с Анахроном, это явление никем не изучено. Оно просто ЕСТЬ.

– Насколько я понял, Федор Никифорович, – медленно проговорил Сигизмунд, – мой дед и вы, вы все, его команда, создали некоего монстра, которого даже не потрудились как следует изучить. Вам известно, что если произвести такие-то манипуляции на входе, то на выходе, СКОРЕЕ ВСЕГО, вы получите такой-то результат. Но что именно происходит в «черном ящике»…

– А вас, Стрыйковский, не раздражает гравитация? – перебил Федор Никифорович. – Не раздражает, что, выронив бутерброд, вы не можете объяснить, почему он падает на пол, а не взмывает к потолку?

– Икрой вниз, – вставил Сигизмунд.

– Мы пользуемся многими явлениями, природа которых нами не до конца изучена. Ну и что? Мы не знаем, что такое гравитация. Мы на самом деле мало что знаем об электромагнетизме. Тем не менее мы летаем в космос и пользуемся электрокофемолками.

– Я ни за что не поверю, что никто не занимался теорией Анахрона. Теорией, а не голой практикой.

– Занимались, – согласился старик. – Как же мы, по-вашему, Анахрон-то построили? Но знания наши неполны.

– Неужели не существует никакой документации? – спросил Сигизмунд. – Может быть, последующие поколения могли бы заняться разработками…

– Последующие поколения, если им это понадобится, создадут новый Анахрон, – твердо ответил старик. – Поймите же, мы уничтожили ВСЮ ДОКУМЕНТАЦИЮ. Не осталось ни одной бумажки. Только устная инструкция о пользовании терминалом. Ее вы знаете. Анахрон-2, как и я, долго не протянет. Это очевидно. Так что «хозяйство» не будет для вас столь уж обременительно, Стрыйковский. Скорее всего, вам вообще не придется что-либо делать.

– Как же вы смогли… уничтожить все… Все, над чем работали всю жизнь? Столько времени, денег, человеческих жизней!

– Мы? – разъярился старик. – Мы уничтожили? Мы верили в наш проект! Мы осуществили его! И когда мы были уже на волосок к успеху, власть в стране сменилась. А новой власти мы были уже не нужны. Неужели вы думаете, что мы оставили бы этим невеждам хоть малейшую зацепку? Когда Никита пришел к власти, его цепные псы перешерстили все лаврушкино ведомство. А мы уже находились в это время, так сказать, в автономном плавании. Вот тогда-то все и было тотально уничтожено. Занимались этим Найденов на пару с вашим дедом, а они профессионалы, люди тщательные.

– А компьютер? – не выдержал Сигизмунд.

Федор Никифорович захихикал.

– Там у меня «Цивилизация». Ворочаю, так сказать, судьбами… хрен знает кого. А вы что подумали?

– Ничего, – пробормотал Сигизмунд. И вернулся к первой теме: – Так, говорите, гул безопасен?

– Если выражаться точнее: мы ни разу не наблюдали никаких ЧП, связанных непосредственно с этим феноменом.

– Кстати, заменяя там лампочки, я дозу не схвачу?

– Если вы такой мнительный, то можете изготовить себе свинцовые подштанники. Но вообще-то на приемнике вы никакой дозы не схватите.

– А какие-нибудь еще феномены… есть?

– Нет. И еще один совет, Стрыйковский: поменьше верьте снам.

Глава десятая

К приходу Натальи с женихом Сигизмунд подготовился заранее. Услал из дома Аську с Викой, подмел пол и накрыл стол в гостиной. Чашки поставил, чайник. От любопытства весь извелся. Интересно же посмотреть, кто на Наталью позарился.

Минут за десять до назначенного времени позвонила Наталья.

– Ты нас ждешь? Мы задерживаемся. Так вышло. Я еще на работе. У Евгения важные дела, он не смог вовремя. Да, сейчас выходит. Я его встречу в Гостинке и сразу к тебе. Жди.

– С нетерпением, – сказал Сигизмунд.

Наталья заподозрила коварство и на всякий случай осадила:

– И чтоб без твоих обычных выкрутасов! Ты там у себя подмел хоть? А то в последний раз была – смотреть противно. Хипповская берлога.

– Нормальный пипловый флэт, – поправил Сигизмунд, желая позлить Наталью.

– Чтоб флэт был прибран, – не сдавалась Наталья. – Да и сам оденься, в рванине не ходи, знаю я тебя. Не переломишься разок.

Женишок у Натальи оказался знатный. В дверях нарисовался обширный дядя, который невнятно поздоровался и с любопытством завертел бородищей по сторонам. Кобель вылетел посмотреть – кого принесло. Дядя кобеля напугал. Отскочив, кобель принялся азартно облаивать дядю.

Евгений сперва устрашился. Осведомился, не кусается ли животное. Узнав, что нет, не кусается, приободрился и засюсюкал.

Передвигался дядя Женя как слон – плавно и неотвратимо. Дождавшись, чтоб дядя Женя освободился от куртки, Наталья деловито поправила ему воротник, чего он почти не заметил. Сразу устремился на кухню.

Сигизмунд преградил ему дорогу и направил в сторону гостиной, сказав, что накрыл чай там. Дядя Женя с нескрываемым сожалением поглядел в сторону кухни и величаво понес свой живот в гостиную.

Сигизмунд хотел было подогреть чайник, но Наталья опередила его:

– Сама поставлю. Займи пока Евгения разговором.

И вышла с чайником в руке.

Занять дядю Женю разговором оказалось непросто. Он и сам себя неплохо занимал. Покачавшись немного на стуле и освоившись в незнакомом помещении, принялся перемещаться по комнате, оглядывая и ощупывая предметы, бубня себе под нос и напевая.

Перед иконой постоял немного, потом проговорил более внятно:

– Мощный, это самое, поток!..

– Вы верующий? – спросил Сигизмунд.

– Не христианин, – ответствовал дядя Женя строго. – Но иконы люблю. Есть в них, это самое… – И сделал рукой неопределенный жест. – А христианство…

– Тут дядя Женя вдруг разгневался. – Ненавижу! Сексуально депрессивная религия рабов!

Сигизмунд призадумался. Истовый боец Федор не производил сексуально депрессивного впечатления.

Как бы этого слона разговором-то занять? Больно уж Наталью замуж выдать охота.

Но тут дядя Женя узрел и осмыслил пианино. Устремился туда. Охотно и многоречиво стал повествовать о том, как у него дома в детстве было такое же пианино и как его, Евгения, заставляли учиться играть. После чего внимание гостя с пианино постепенно перетекло на кобеля. О Сигизмунде дядя Женя напрочь забыл.

Дядя Женя принялся кобеля стращать. Кобель охотно стращался, прыгал и гавкал.

Вошла Наталья с горячим чайником. Бросила на Сигизмунда гневный взгляд: так-то ты гостя развлекаешь! Сигизмунд виновато развел руками. Мол, кобель с этим делом справляется лучше.

Завидев чайник, дядя Женя заметно оживился. Зачмокал губами в бороде, осведомился о наличии молока, пояснил о влиянии молока на здоровье. Сказал попутно, что сахар положит себе сам – и навалил полчашки. Наталья заботливо размешала ему сахар ложечкой.

– А я, представляете, в ЛЕГО заигрался. Мне, это самое, Ярополк, разбойник, самое, шустрый мальчишка, у!.. – Дядя Женя покрутил головой. – Ну, и опоздал!

Наталья сидела проглотив аршин.

Внезапно дядя Женя перешел к делу.

– Мне, это самое, Наташенька тут говорила, колечко у вас, это, значит, сохранилось, самое, для свадьбы… Вы, Сигизмунд… по батюшке как?

– Борисович.

– Вы, это самое, Сигизмунд Борисович, не подумайте… – Дядя Женя немного поразмыслил, двигая бородой и хмурясь. – Я верну. У меня кольца-то есть, но каменные все, нефрит там, лазурит. А Наташенька не хочет. Хочет золотое. У-у! – Он погрозил Наташеньке толстым пальцем и засмеялся. – А вы, конечно, по гороскопу Скорпион?

– Я Рыба, – ответил Сигизмунд, гордый познаниями в астрологии. Светка в конторе каждую неделю громко зачитывала прогнозы из рекламных газеток.

– Водная, самое, все равно стихия! – возликовал дядя Женя. – Есть в вас… водное! Нептун выраженный! И залысины характерные…

– Сейчас я принесу колечко, пока мы не забыли, – сказал Сигизмунд.

Пока рылся в ящике стола, отыскивал кольцо, слышал приглушенное рокотание дяди Жени и скрипучий голос Натальи: пилит она его, что ли?

Колечко оказалось дяде Жене безнадежно мало. Лезло только на мизинец и то не до конца. Дядя Женя, подставив Наталье мясистую длань, с виноватой полуулыбкой наблюдал за кобелем. Наталья тем временем тужилась нацепить кольцо на его отставленный мизинец. Все было тщетно. Наталья – Сигизмунд это видел – расстроилась. Дядя Женя необъятно зевнул.

– Не лезет, – сказала Наталья с досадой. – Что же делать?

– А растянуть нельзя? – озаботился Сигизмунд.

Дядя Женя беспечно вытащил из кармана авторучку и стал ею щелкать перед носом у кобеля. Кобель, помахивая пушистым хвостом, лизал его руку.

Потом дядя Женя внезапно заметил суету с кольцом и посоветовал:

– А вы другое возьмите. Побольше.

Наталья сделала вид, что не расслышала.

– А вы правда в Воркуте родились? – спросил Сигизмунд ни с того ни с сего.

– Как это – в Воркуте? – ужаснулся дядя Женя. – В Питере, самое, здесь и живу.

– А Наталья что-то говорила, будто вы из Воркутлага.

Евгений построжал челом. Отвечал сурово:

– Мой первый наставник, от которого и посвящение, самое, получил, – тот жил в Воркуте. Там шаманы, самое, такая магия!.. – Дядя Женя покрутил головой, не в силах выразить словами, какая именно магия. – Так вот… снизу вверх… от нижней чакры – и вверх, вверх!.. Связь, самое, с космосом – такая!.. Там природа, самое, все природное, люди, самое, природные, и камни

– аж в чакрах хлюпает…

Оборвав речь, дядя Женя погрузился в раздумья.

Сигизмунд посмотрел на Наталью. Наталья вспыхнула.

– Евгений пишет книгу! Он обобщает опыт! У него уникальные разработки! У него даже иностранные ученики есть! Евгений, оставь собаку в покое, объясни ему сам. Ты же не к собаке в гости пришел.

Дядя Женя с сожалением перестал дразнить кобеля. Начал нехотя и отчасти бессвязно объяснять, что изучает феномен женской сексуальности и что у него самого страх кастрации. Что раньше у него были проблемы, но потом, самое, психоанализ выявил страх кастрации и это сняло первоначальные проблемы…

Сигизмунд был потрясен. И даже не попытался это скрыть.

– Евгений читает лекции, – пояснила Наталья холодно. Еще не хватало, чтобы экс-супруг залился хохотом. – Он ездит с лекциями по всей стране.

Из дальнейших объяснений Сигизмунд уяснил, что Евгений учился у Жихарева и от него же получил первое посвящение; что Евгений учился затем у разных гуру и от всех получал разные посвящения; что Евгений также учит многих учеников, но посвящений им не дает; что Евгений много ездит по стране, где учит и учится, а также пишет книгу. Кроме того… Евгений побывал в раю.

Последнее сообщение настолько потрясло Сигизмунда, что он начал вдаваться в подробности.

– Как – в раю?

– А, самое, вот в раю, это самое, приезжал… Этот, как его, лама приезжал из Бурятии, такой в оранжевой, как называется… Наташенька, как называется?

– Лама, – сказала Наталья.

– Вот, самое, лама приезжал из Бурятии. Практики проводил в дацане, медитации, самое… двадцать долларов… И в раю Будды Амитабхи, самое, это такой Будда, его наемные убийцы чтут, самое, ниндзя…

– То есть, – подытожил Сигизмунд, за годы кооперативной и иной деятельности наученный вылавливать рациональное зерно в мутных речах клиентов, – отстегивай двадцать баксов ламе – и десять минут райской жизни обеспечены?

– Ну, самое, не так прямолинейно. Не так просто, самое… Духовные практики, они… Но в раю – там… это самое…

– А что вы там видели, в раю? – наивно полюбопытствовал Сигизмунд.

Дядя Женя призадумался. Потом громко захохотал, качнулся на стуле, уставясь бородой в люстру.

– О-о!.. Самое… Непередаваемо это… Я вот в книжке все пытаюсь передать… – Он крутанул головой. – Слова, самое, – пустое… – И дядя Женя вновь принялся пугать собаку.

Понаблюдав за ним некоторое время, Сигизмунд решил сказать что-нибудь хорошее.

– Честно говоря, я рад за вас с Натальей.

Дядя Женя оторвался от собаки, облапил Наталью за плечи.

– О, она у меня такая умница! Она, самое, готовит… самое… балует меня… борщи… и вот это, самое… Наташенька, что ты позавчера… помнишь? Такое… И все понимает так, самое… – Он шутливо погрозил Наталье пальцем. – Книгу помогает… Все помогает… Обобщать, самое, и-и… и-и… и наработки… Я, самое, с тем, чтобы выразить… трудно выразить, самое, наработок много, а выразить – э-э…

– Ну хорошо, – сдался Сигизмунд. – И как лекции, хорошо кормят?

Дядя Женя закручинился. Начал пространно и невнятно жаловаться на непонимание. Здесь, в Питере, в Москве – плохо. Раньше в Москве было хорошо, а теперь и в Москве плохо сделалось. В провинцию, самое, приходится ездить. Там еще ничего. Набирается группа.

С этими словами дядя Женя налил себе третью чашку чая и высыпал туда остатки сахара, перевернув сахарницу. Наталья привычно потянулась размешивать.

Дядя Женя допил чашку до середины в полном молчании и вдруг шумно обеспокоился. Желал знать, сколько времени. По телевизору должна пройти одна передача. Дяде Жене необходимо ее посмотреть и законспектировать. Там мысли. Там могут быть и обобщения.

Оказалось, что времени в обрез. Дядя Женя разволновался, заспешил. Наталья попыталась припахать Сигизмунда – чтобы отвез мыслителя на машине, но Сигизмунд отбрехался разобранным карбюратором.

– У тебя всегда разобранный карбюратор, – сказала Наталья. – Как баб ночами возить – так он у тебя собранный, а как мою просьбу уважить…

Дядя Женя добродушно пророкотал:

– Сейчас, самое, пробки такие… Не успеем. Я сейчас, знаете, на метро – так быстрее…

Влекомый Натальей, рокочущий на ходу дядя Женя скрылся за дверью.

Жених Натальи произвел на Сигизмунда сильнейшее впечатление. Где она только откопала этого большого ребенка? Дядя Женя был безнадежно блаженный. Страх кастрации у него. Книгу он пишет о проблемах. Обобщает. Женскую сексуальность изучает.

Кстати, что это за передача такая мудреная, с мыслями и обобщениями?

Подталкиваемый любопытством, Сигизмунд нашел телепрограмму. Так. Явно не сериал «Страсти Хуаны-Марии». Явно не «Час огородника». Что еще на это время приходится? «Последние известия»… Х.ф. «Пожиратель тарантулов-2», но он начинается за час до означенного времени…

Единственная передача, которая совпадала с вожделенной минута в минуту, была «Волшебный мир Диснея».

Сигизмунд опустил газету. Обручальное кольцо, не налезшее дяде Жене даже на мизинец, так и осталось лежать на столе.

* * *

Сигизмунд проснулся в поганом настроении и почти сразу понял – почему. У него был день рождения. Сегодня полагалось улыбаться и принимать бессмысленные тягостные поздравления. «Ну, как ты там? Как твое ничего? Ну, желаем счастья, здоровья… Как здоровье?»

Однако первый звонок оказался вовсе не поздравительным. Звонил Мурр, пытался занять денег. С деньгами у Сигизмунда было хренововато. Чуть менее хреновато, чем у Мурра.

– Нет у меня сейчас, Мурр, – сказал Сигизмунд, чувствуя себя последним мудаком. – Вообще почти ничего.

– Прости, что потревожил, – мягко отозвался Мурр. Голос его звучал скорбно.

– У меня тут был день рождения, потратился… Не рассчитал.

– А у меня сегодня день рождения, – оправдался Сигизмунд.

– Сочувствую, – произнес Мурр. Сигизмунду сразу стало еще хреновее.

– Благодарю.

– Да не за что.

Они расстались.

Так. Теперь кофе – и на работу. Светка вчера не вышла. Сигизмунд даже звонить ей не стал. Захочет – сообразит. Если не проявится через неделю – уволит. Собственно, он уже сейчас начал подыскивать бухгалтера.

Сигизмунд ушел в «Морену» довольно рано. Аська с Викой еще спали, он не стал их будить. Сегодня нарочно оставил машину в гараже – знал, что предстоит пить.

На работе, как ни странно, настроение немного поднялось. Прибыл боец Федор. Безмолвно и деловито извлек бутылку водки и нехитрую закуску. Федор принадлежит к правильному психотипу. Наверняка ходит в баню по субботам и пьет пиво, завернутый в простыню. И вместе с шурином ездит в Пупышево рыбу ловить.

– Ну, Сигизмунд Борисович, – молвил Федор, ловко открывая водку, – будьте здоровы! Сколько вам годков-то стукнуло?

– Тридцать семь.

– В самом, значит, соку, – неискренне сказал Федор. – Пушкинский возраст, Болдинская осень…

– Давай лучше выпьем, – угрюмо сказал Сигизмунд. – Что попусту языком молоть.

Заботливо дождавшись, чтобы Сигизмунд выпил вторую и как следует прожевал закусь, Федор сообщил:

– К Сереге, к светкиному мужу заезжал. Узнать, как дела.

– Какие еще дела?

– Ну вы, шеф, даете! У вас подчиненные помирают, можно сказать, а вы и не в курсе!

– Как помирают?

– Ну, не совсем помирают. В больнице Светка. С кровотечением.

– А это у нее… кровотечение… это она сама… по доброй воле? – спросил Сигизмунд, пытаясь обойти слово «аборт» и заранее мучаясь совестью.

– Серега говорит – второй раз за три года выкидывает. Не везет ей. Что-то у ней наперекосяк пошло.

Сигизмунд ощутил облегчение. Но тотчас же муки совести стали глодать его с новой силой. Чему, зверь, обрадовался? Эксплуататор. Совсем Аспиду уподобился. Это все Анахрон, небось, пагубно влияет. Начинаешь видеть в людях винтики. И болтики.

Сигизмунд налил себе третью и, не дожидаясь Федора, проглотил. Федор следил за ним сочувственно, с пониманием.

Поставив стопку на стол, Сигизмунд неожиданно сказал:

– А что, Федор, скисает наш тараканий бизнес.

– Надо бы Светке денег подкинуть, – задушевно молвил Федор. – А бизнес – он да, похоже, того… Вы и сами уж, я погляжу, руки опускаете… Расширяться нам надо, Сигизмунд Борисович, вот что я скажу. Может, объединиться с кем? Или профиль поменять? Скажем, солярий открыть. Пусть бы бабы лежали да загорали…

– Подкинуть-то Светке надо, – согласился Сигизмунд. – Я на Людмилу Сергеевну, пожалуй, оформлю… Какой солярий? По характеристикам помещения не можем… КУГИ задробит. Да и в уставе у нас медицинские услуги не забиты.

Федор поразмыслил немного. Аккуратно разлил еще водки. Употребил. Проговорил задумчиво:

– Я так думаю, Сигизмунд Борисович, в этой стране оттого бардак такой, что от корней оторвались. На чем прежде Россия стояла? На православии – это раз! На монархии – два! И на народности – это основное!

– К чему ты все это? – изумился Сигизмунд. – Ты что, Федор, предлагаешь мне Господа Бога в компаньоны брать? Или этого, царя, наследника-то, которого по телевизору показывают? «Романов, Морж и компания»?

Федор слегка обиделся.

– Я о почве говорю, Сигизмунд Борисович. При чем тут царь… От почвы отрываться – гибель. Вот шурин у меня… – Тут Федор слегка оживился, заблестел глазами. – Шурин-то на краю говенного болота сидит, в Ботове, – помните, я рассказывал? Со свинофермы в это болото говно свиное десятилетиями сливают…

Сигизмунд смутно припомнил: рассказывал что-то Федор об идиотских похождениях шурина в свиной жиже.

– Ну так и что? Какое отношение имеет свиное болото и твой шурин к самодержавию, православию и народности?

– К почве. К корням. Нам расширяться надо, правильно вы говорите. Так?

– Ну, – согласился Сигизмунд.

– Ну так смотрите сами. Вы сейчас в контакте с этими рыболовами. С прибалтами. Которые девку у вас забыли. А этот навоз – золотое дно. У меня шурину журнальчик подарили иностранный, худо-бедно статейку там одну перевели. В статейке-то как раз про подобные случаи и пишется. Почему навоз так смердит? Потому что реакция идет. Окисление. Эту реакцию надо вовремя погасить. Тогда вони не будет, а микроэлементы полезные все останутся. Свиное говно – оно же со страшной силой втягивает в себя из почвы полезные ионы. Точно говорю, лесок там возле этого свиного болота – хилый! Ничего там не водится! У шурина корешок один есть, физик-ядерщик, он знает, как уран обогащать. Со свиным говном тем более справится. В общем, Сигизмунд Борисович, ежели прибалтам концентрат с ионами толкать, а взамен они бы нам треску всякую поставляли. Озолотимся! Дерьмо-то халявное. Ей-Богу, жалко смотреть, как пропадает по раздолбайству нашему российскому!

– Федор, – спросил Сигизмунд, – а тебе вера православная красть не воспрещает?

Федор не на шутку обиделся.

– Что значит – красть? Я же не цветные металлы предлагаю толкать! Там, в области, нам еще спасибо народ скажет! Власти-то сейчас как собаки на сене. Им только откройся про говно – хрена что дадут разрабатывать. И сами ничего не сделают, и нам весь бизнес на корню погубят. Шурин так предлагает. Мы там якобы ставим дачку. Кредит какой-нибудь возьмите, слепим дом, водопровод. Местным байку толкнем, будто артезианский колодец бурим. Шлангами столичными прикинемся. Пока там сообразят… А качать будем не воду, а говно из болота. Что, кому-нибудь в голову придет, что мы говно качаем?

– Для начала, там все насторожатся, когда мы на краю этого вонючего болота дачку ставить начнем, – заметил Сигизмунд.

– Шурин мой, между прочим, с корешком его ядерщиком, они тоже не лыком шиты. Обкумекали это дело, пока в лесу были. Они там на охоте были. Можно так выставить, будто лоха навороченого кидаем.

– В роли лоха, конечно, я, – сказал Сигизмунд полуутвердительно.

Федор отвечал уклончиво:

– В общем, ботовские хотят с этого шестьдесят процентов. Соглашайтесь. Правда, золотое дно! Опять-таки, не левых людей в долю берем, шурина – он все же свой.

– Я подумаю, – сказал Сигизмунд.

Они допили водку и разошлись.

* * *

Сестрицы поздравили Сигизмунда по-своему. Под громкое, воодушевленное и фальшивое пение Аськи: «хэппи бђздей ту ю!» Сигизмунду были преподнесены подарки. От Аськи – циклопический разводной газовый ключ в пятнах ржавчины. Каждое пятно служило серединой для множества розовых цветочков, намалеванных масляной краской.

– Вот, Морж, – гордо сказал Аська. И поковыряла ножкой паркет. – Через весь город перла, тяжеленный такой… Умудохалась вся.

Сигизмунд лязгнул ключом.

– Это тебе, Морж, машину чинить, потому как ты у нас автовладелец известный, – пояснила Аська. Она явно ждала бурного восторга.

– Да он сам размером с половину моей машины, – сказал Сигизмунд.

Аська немедленно обиделась.

– Тебе что, не нравится? Тебе не нужен? Давай заберу. Подарю, кому нужен. Вот ты какой, Морж, говнюк. О тебе думают, заботятся…

– Что ты, Аська. Такая вещь в хозяйстве всегда нужна.

Аська тут же воспряла духом.

– Вот я и говорю, полезный предмет, а Виктория что-то бухтела. Говорит, фигней маешься… Про «мерседесы» с «фордами» заливала…

Сигизмунд положил ключ на обеденный стол. Предмет своей несообразностью вызывал ужас. Мелькнула в голове идиотская картина: Сигизмунд передаривает этот ключ Наталье на Восьмое Марта. Жуть-то какая.

Дождавшись, пока тема ключа иссякнет, Вика скромненько преподнесла имениннику титанических размеров белую кружку в форме женского торса. Спереди кружак грозно топорщился двумя парами острых грудей. Положительно, обе сестрицы страдали гигантоманией.

– Ой, – растроганно сказал Сигизмунд, на этот раз куда более искренне, – спасибо. А как из этого пить?

– А ты на видное место поставь, Морж, и любуйся, – посоветовала Аська. – И нас не забывай. Потому как скоро мы тебя покинем.

– Куда это вы собрались? – не очень поверив, спросил Сигизмунд.

– Я – к себе домой. А Виктория – в Рейкьявик. Вон, и билет сегодня взяла…

– Какой билет? На какое?

– Через три дня улетаю, – пояснила Вика. И в сторону поглядела. Как не родная.

– Погоди, Аська, погоди… – совсем растерялся Сигизмунд. – Ну ладно, Вика

– в Рейкьявик, в университет… У нее работа, диссертация… А ты-то куда? Кто тебя гонит?

– Домой же, говорят тебе, Морж. К неоплаченным квитанциям и прочим бытовым трудностям. – И видя, что Сигизмунд неподдельно огорчен, добавила: – Ну Моржик, ну не убивайся ты так. Сам подумай. Виктория свалит в Буржуинство, а я что у тебя делать стану? Жить-поживать в суровых условиях моногамности? Ты еще семь слоников заведи… Да ну, не куксись! В одном же городе остаемся, телефон есть, ноги не выдернуты… пока… В гости ходить будем друг к другу, созваниваться, перестукиваться… А-а! – притворно заплакала Аська.

– Это ты перед своим режем так кобенься, – сердито сказал Сигизмунд. – Видишь же, что человеку херово. Могла бы и остаться.

– Морж! Во всем нужно соблюдать меру! Даже в греховодстве! – назидательно изрекла Аська. И потянулась. – Чем тут с опрокинутыми рожами сидеть, пошли лучше на Марсово поле.

– А хрена мы там забыли? – спросила Вика.

– Ну, вы и серые! Ну, дерђва! Как валенки. Комета прилетела. Аккурат над Марсовым полем видна. С хвостом и прочими делами. «Налетающая, как Ревность, волосатая звезда древних!» Пошли, как раз вечер ясный. Давай, давай, Морж, пошли, не кисни. Будь мужчиной. День рождения все-таки. Соберись! Хэппи бђздей ту ю! Ну давай, подпевай!

Комета разочаровала. Глобально разочаровала. В начале года газеты сулили хвостатое чудовище на полнебосклона, но потом смущенно поведали, что погорячились ученые-то. И что не Рюрик последним эту комету видел, а Иисус Христос. Это обстоятельство особенно занимало воображение Аськи.

– Представляете – Иисус Христос ее видел! Это же и есть звезда волхвов! Правильно говорят, скоро конец света.

Отыскать комету на небе оказалось делом непростым. Наконец обратившись лицом к Троицкому мосту, обнаружили над Петропавловской крепостью яркую белую точку, возле которой было как будто начиркано светящимся карандашом. Осознав, что это и есть комета, дружно завопили. И не хотелось верить, что этот вечер – почти последний, что через три дня вся эта странная жизнь кончится – и притом самым прозаическим образом.

В конце концов, а чего вы ожидали, Стрыйковский? Что в обмен на фальшивый золотой вам дадут кучу настоящего серебра? Поиграли в хипповскую коммуну – и будет. И хватит делать вид, будто такое житье вам привычно. Довольно выдумывать свое прошлое. Не-бывшее прошлое, к которому вы сейчас запоздало возводите свое настоящее.

– Господи, как мне будет всего этого недоставать! – сказала вдруг Вика.

И обхватила обоих руками.

– Пролетарии всех каст, соединяйтесь, ура-а! – визгливо закричала Аська. – Блин, Виктория, немедленно заткнись, не то я разревусь! Пошли лучше вокруг Вечного Огня прыгать.

Эта инициатива не встретила поддержки. Сигизмунд вдруг вспомнил, что именно здесь его принимали в пионеры. Аська бросила его с Викторией и убежала прыгать к Огню в одиночку.

От Вечного Огня доносились бессвязные выкрики:

– Я, фамилия-имя, вступая в ряды Всесоюзной… греховодной организации… Ой, Ладо-Дид-Ладо!.. Перед лицом бессмертного Будды… Сансара-Сансара!.. Торжественно и непреклонно обещаю, блин!.. следовать за путеводной звездой… Так вперед, за цыганской звездой кочевой!..

– Что-то Анастасия распереживалась, – вполголоса сказала Сигизмунду Вика.

– А ты? – спросил Сигизмунд.

Вика пожала плечами и отвернулась.

* * *

Возвращались домой около часа ночи – раскисшие от собственной сентиментальности. Остановились у арки.

– Ну, бывай, Морж. Расти большой. Не забывай водить на водопой семь слоников.

– А вы куда? – растерянно спросил Сигизмунд. – Заночевали бы. Довезти я вас не смогу – выпил, на тачку денег нет… Вы что, пешком решили?

– Да нет, – пояснила Аська, – мы здесь, по соседству.

– Что – в гости, что ли, собрались?

– Ну…

– Куда вас в гости в такое время-то несет? Приличные люди спят уже.

– Обыватель ты, Морж. Мещанин. Кто тебе сказал, что мы к приличным людям идем? Да мы сами неприличные. А там хипье живет позлей тебя. Да ты их видел, они к Вике приходили, на научные темы разговаривали…

– Не помню я, – сказал Сигизмунд недовольно. – Не помню я никого.

– Ну и не помни. Иди лучше спать. Мы тебя любим, Морж. Ну-ка, Виктория, раз, два…

И сестрицы дружно чмокнули его в обе щеки, запачкав помадой.

* * *

Вот и закончился день рождения. Тридцать семь. Назойливо вертелся в глазах заголовок газетного интервью с известным актером: «…В КОНЦЕ ЖИЗНИ МЫ ВСЕГДА ОКАЗЫВАЕМСЯ У РАЗБИТОГО КОРЫТА». Осень, блин, Болдинская… А Наталья сегодня не позвонила. То ли забыла, то ли не дозвонилась. Почему-то стало даже обидно. Чуть-чуть.

Сигизмунд закурил. Кобель, преданно лежавший под столом, переместил морду на хозяйский тапок. Вздохнул. Сочувствует, скотинка. Не такой уж это плохой кобель. Сигизмунд наклонился и погладил собаку.

Да, кончился праздник. Быстро, оказывается, привык к приключениям. Лантхильда с ее тайной, Аспид и жутковатые откровения Федора Никифоровича, невозможные и радостные отношения с сестрицами… И вот все оборвалось и, похоже, навсегда.

Впереди провиделось будущее, серое и безотрадное, как старый, брошенный на стройке ватник. «Морена» неудержимо разорялась. Надвигалось одиночество, все более властно поднимало голову безденежье. Сигизмунд чувствовал себя опустошенным. И заполнить эту пустоту было нечем.

Ярополк? Но когда он вырастет и станет мужчиной, Сигизмунд будет уже стариком.

Да, праздник ушел. Расточился. Отныне Сигизмунд остается один на один с кобелем и «хозяйством» – бессмысленным, зловещим.

Хотелось повеситься от тоски.

Кобель неожиданно встал и, горбясь, безмолвно отошел подальше. Заполз под табуретку. Улегся, положив морду на лапы и поглядывая жалобными глазами.

Ну вот, кобель – и тот захандрил. Хотя вообще-то пес особой душевной чуткостью не отличался и на настроения хозяина обычно не реагировал.

В доме стояла звенящая тишина. Лишь где-то за окном, вдалеке, завывала сигнализация на чьей-то машине.

Неожиданно совсем рядом что-то обрушилось. Показалось – за стеной.

Сигизмунд вздрогнул. Кобель пулей вылетел из-под табуретки и зашелся яростным лаем.