Текст книги "Анахрон. Книга вторая"

– БМП когда-то знал, а этих… не, вроде не помню.

– Ну и хрен с тобой. А Бодхи меня лапал. Он всех лапает. Он не пьет и опа-асен…

– А этот… Ван, как его… он тоже лапал?

– Нет, он знаешь какой демоничный? Они с Мурром нажрались и ураганили. Потом я Мурра увела. Мурр кричал, что он Юленьке экстрасенсорно сердце остановит – на расстоянии…

– А Витя Колесо был? – вспомнил Сигизмунд. – А Фрэнк?

– Не, сгинули… Витя, слышала, милостыню по переходам просит… Во блин дожили! Слушай, Морж, а что мы раньше-то с тобой об этом не говорили? Может, мы с тобой и раньше встречались? Меня Херонкой звали… «Цаплей», то есть…

– Не припоминаю… Может, и встречал.

– Не, Морж, если бы ты меня в те годы встретил – ты бы меня не забыл, – убежденно сказала Аська. – Да ладно, фиг с ним.

– Да, – вымолвил Сигизмунд. – Странно, что мы с тобой про это раньше не говорили… А реж твой мокрогубый там тоже был?

– Там другой реж был… Хороший мужик. Добрый-добрый. По морде видно.

– А он тебя тоже лапал?

– Да иди ты, Морж… далось тебе: лапал, лапал… Смотри, чего принесла…

Она полезла в карман джинсов, выволокла пригоршню каких-то черных лоскутков. Метнула на стол.

– Что это?

– Ты гляди, гляди, Морж… Золотые руки у бабы были. Она феньки делала на продажу, мы потом с лотка ее фени забрали и на поминках раздавали…

Сигизмунд осторожно взял в руки комок мягкой кожи, выпутал сперва одно украшение, с янтарем, потом второе – с хищной языческой птицей, оттиснутой в глине. Под птицей болталась кожаная кисточка.

– Красиво, – сказал Сигизмунд.

– Слушай, а ты свою деваху-то нашел?

Сигизмунд расправил на ладони кисточку, провел по хищной птице пальцами.

– Нет, – кратко ответил он.

Аська не сводила с него глаз.

– Найдешь – подарю, – обещала она. – Ей должно понравиться.

Сигизмунд неожиданно понял, что именно об этом он и думал. Птица действительно глянулась бы Лантхильде. На мгновение снова мелькнуло видение жуткого «хозяйства» и камеры с нарами.

– Ой, херово мне, Морж, – пожаловалась Аська. – Ой как херово… Пойдем Вику трахать. Я тебе покажу, как это делается…

* * *

Вика спала как убитая.

– Ее из пушки не разбудишь, – сказала Аська. – Слушай, и в самом деле в колготках дрыхнет. Ну ты, Морж, импотент…

– Это я из-за тебя импотент…

– Будить ее надо, – озабоченно сказала Аська. – Только сперва колготки с нее снимем. Проснется – отбиваться начнет. Раз-два, взяли!

Сигизмунд приподнял Викторию, а Аська ловко стянула с нее колготки вместе с трусами. Аська разоблачилась с исключительной быстротой и прыгнула в кровать.

– Иди ко мне, Морж. Только сними джинсы, извращенец. Жизни хочу!

Сигизмунд послушно разделся, залез в постель и неожиданно подмял под себя Аську. Аська вдруг дико и радостно завизжала прямо в ухо Виктории.

Вика подскочила, распахнула полные ужаса глаза и сумасшедше закричала. Высунувшись из-под Сигизмунда, Аська ухватила Вику за шею, подгребла ближе к себе и дернула за рубашку. Полетели пуговицы. Бюстгалтера под рубашкой не оказалось.

Аська тотчас же просунула туда руку и заверещала:

– Ой, какие у нас тут сисечки… Ой, какие мы остренькие…

– Идиотка, – отчетливо сказала Вика.

– Ага, – согласилась Аська. – Идиотка.

И впилась в ее губы поцелуем.

– Уйди, противная, – промямлила полузадушенная Вика. – Отдай мужчину! Мой!

– Твой? – кричала между поцелуями Аська. – Кто тебе сказал? Он? Он все врет! Он мне тараканов обещал вывести!

– Мне! – мычала под аськиными губами Вика. – А тебе он посуду переколотил! Он зверюга! Хам!

– Он мне сервиз обещал! Навороченый! Поняла?

Сигизмунд скатился с Аськи и проник между сестрицами. Ухватив обеих за шеи, сблизил их головами и велел:

– А теперь деритесь!

– С чего это мы будем драться? – сказала Аська. – Смотри, какая она у меня хорошая!

Вика протянула руку, коснувшись тонкого аськиного затылка, и Сигизмунд вдруг ощутил огромную волну нежности, которую обрушило это прикосновение. Купол любви и света накрыл их троих и надежно отгородил от холодного, темного, враждебного мира.

* * *

Перед завтраком, часа в три дня, Анастасия вдруг осознала отсутствие котят и наличие на их месте сакрального изображения.

– Какой, бля, мудозвон, к херам, тут постарался?! – завопила она.

– Это твой генеральный директор, – наябедничала Вика, натягивая колготки. – Стерва, колготки мне порвала…

– Морж, мать твою, ублюдок долбаный! У себя все изорвал, теперь ко мне пакостить приперся! Такой дом был уютный! Такие котятки! А теперь что? Пакость какую-то намалевал.

– Это не пакость. Это жизнеутверждающий символ, – сказал Сигизмунд.

– И посуду всю перебил. Мудак ты, а не генеральный директор.

– Я же сказал, сервиз тебе подарю.

– В общем так, Морж. У нас жрать нечего, за квартиру не плачено, водка кончилась, посуда перебита, на стенах срамота всякая. Короче, не хер порядочным людям в таком бардаке сидеть – к тебе жить едем, – решительно объявила Аська.

* * *

Едучи в автобусе навстречу новой жизни, Аська страшно веселилась. Вика стояла в сторонке, как будто ее все это не касалось, и отрешенно смотрела в окно. Аська прыгала вокруг Сигизмунда и то и дело кричала:

– Морж! Гляди, какие уси-пуси там, на домике! Тебе нравится, Морж? Ты сделаешь нам такие в будуарчике? И чтоб рюшечки, знаешь, такие с кружавчиками… Сейчас нарисую.

Она перегнулась через сидевшего старичка и подышала на стекло.

– Вот такие, Морж, гляди… – приговаривала Аська, водя пальцем по запотевшему стеклу.

– Девушка, – возмутился наконец старичок, – вы мне еще на колени сядьте!

– Ура! – завопила Аська, усаживаясь старичку на колени.

– Да вы с ума сошли! – закричал старичок, дергаясь под Аськой и пытаясь стряхнуть ее. – Молодой человек! Что вы смотрите! Это же ваша дочь!

– К счастью, не моя, – высокомерно отозвался Сигизмунд.

– Это моя свекровь, – сказала вдруг Вика и стащила Анастасию за руку. Аська с сожалением покинула старичка. – Она не вполне… Вы уж извините. Оттепель, внутричерепное давление меняется… У нее и справка есть. Анастасия, у тебя есть справка?

– Моя имей справка много-много, – гордо сообщила Аська.

* * *

Дома у Сигизмунда, Аська первым делом вступила во владение сервизом. С торжеством выгрузила его из буфета и предъявила Виктории.

– Я же тебе говорила, что он генеральный директор, а ты – «ханыга, ханыга»…

В это самое мгновение Сигизмунд вдруг осознал, что Аська с Викой не шутили и зависли у него «всерьез и надолго».

Глава восьмая

Несмотря на все «сайгоновские воздыхания» и время от времени пробуждающуюся ностальгию по прошлому, Сигизмунд на самом деле никогда не был настоящим хиппи. Он не подпирал сакральную стену, не вел пустых и многозначительных разговоров, не ходил по трассе – разве что в Крыму, из Ялты в Симеиз, не строил «планов». Магистральная линия его жизни пролегала совершенно в другом месте. Он был студентом, молодым специалистом, кооперативщиком, мужем. Шел в ногу со временем, в общем.

Ну и заходил в «Сайгон». А кто не заходил? Время было такое… Возраст был такой…

Нет, при определенных условиях он МОГ БЫ стать хиппи. Но – не стал же!..

И теперь, когда бесноватые сестрицы вдруг, ни с того ни с сего, переселились к нему; после того, как на стене возле «пацифика» появилась аськина приписка:

Если солнце взойдет,

С ваших крыш съедет снег, -

Сигизмунд неожиданно для себя увлекся этой игрой в хипповскую коммуну. В тусовку, которой у него никогда не было. Появились даже какие-то псевдовоспоминания сайгоновских времен – о прошлом, которого на самом у него деле никогда не было. Он словно проживал второй, нереализованный вариант своей жизни.

А совсем рядом, под землей, притаилось жуткое «хозяйство». Единственное во всем мире. Аналогов нет. Чудовищное наследие Аспида.

Но Сигизмунд, жадно наверстывающий упущенное когда-то хипповство, получил отличную возможность поменьше думать об этом. Чуть-чуть попозже. Когда уляжется смятение. Нельзя же так: обрушить на человека потерю любимой женщины, а потом навалить на него же великую и бессмысленную тайну!

И потому Сигизмунд, проснувшись наутро после «вторжения», расслабленно слушал, как Аська на кухне препирается с Викторией. Сестрицы разбирались, кому идти в магазин за едой. Одной, видите ли, в Публичку надо, а второй – куда-то в другое место. Господи, баб полон дом, а за жратвой сходить некому! И как только они там, на Востоке, гаремами ворочают?

– Ты и так уже неделю дурака валяешь, – мотивировала Вика. – Какая тебе еще фольклорная программа! В каком еще Ивангороде! Ты на себя посмотри! Фольклористка стриженая!

– У меня отрастут! У меня уже вон как отросли!

– Одного режа ей мало, второго завела!

– Виктория, ты ни хрена не смыслишь в искусстве! А что до Эдуарда – то пошел он в жопу! У Моржа отсидимся – глядишь, отвянет.

– Развела Эдичек… Стасиков…

– Но-но! Стасиков мне Морж вывести обещал.

– Да я не про тараканов. Я про Стаса.

– А, ты про этого… Этого тоже Морж выведет, вот увидишь. Купи картошки. Морж картошку любит. Жареную.

– Я ухожу в библиотеку.

– Ну вот на хрена тебе Публичка? Ты и без Публички ученая – мухи дохнут… Не все книжки, что ли, перечитала?.. – Завидев Сигизмунда, Аська завопила:

– Морж, денег дай! Представляешь, эта дура еще учиться хочет. Все ей мало. Ее же такую никто замуж не возьмет. Вот ты, Морж, ее замуж возьмешь?

Сигизмунд мерзким голосом процитировал фильм «Бесприданница»:

– «Милое созданье! Я… женат».

– Не ври, Морж! Ты со своей стервой развелся.

– Не смей называть Наталью Константиновну стервой.

– Какая разница, ей от этого ни жарко ни холодно. Денег дай.

– Чаво тебе дать?

– Де-нег. Пока мы от тебя не скипнем – ты кормить нас должен, по закону гостеприимства.

– Слушай, а когда вы скипнете?

– Ой, Моржик, домой идти бо-оязно… Там такие квитанции за квартплату стра-ашные…

– Нет, ты мне, Анастасия, ответь: скипнешь когда?

– Как выгонишь, бессердечный, так и скипну. Но ты ведь не выгонишь нас, Морж, к этим страшным квитанциям? Там такие долги, такие долги…

– Хочешь, я их тебе оплачу?

– Ну и говно ты, Морж. Деньгами откупиться норовишь? А ты, Виктория, дура. Я же говорю, он генеральный. Видишь, откупиться предлагает. У, барыга!

* * *

Аська при наличии некоторой финансовой поддержки обычно проявляла домовитость. Она очень неплохо готовила – в отличие от Вики, привыкшей в «своих Европах» к кафе и ресторанчикам.

Судя по некоторым косвенным данным, Аська с радостью ухватилась за возможность пожить у Сигизмунда, ибо преследовала сразу несколько корыстных целей. Во-первых, она вознамерилась перейти от старого режа (мокрогубого) к другому («хорошему мужику»), встреченному на похоронах. Во-вторых, ей требовалось отсечь несколько лишних связей, которые Аська по беспечности в свое время завела. Связи не отличались прочностью, зато характеризовались назойливостью. Третья причина зависнуть у Сигизмунда была, несомненно, богатая ванная. В своем самозабвенном увлечении никелированными кранами, новым блестящим кафелем, душистыми пенами Аська до смешного напоминала Сигизмунду Лантхильду.

У Виктории также имелись свои причины. Сигизмунд подозревал, что не последняя из них – близость к Публичной библиотеке. И, несомненно, видак. Сигизмунд догадывался, что в его отсутствие Вика раз за разом просматривала запись с Лантхильдой. Хотя каждый раз аккуратно убирала кассету на место и ничем не выдавала своих занятий с ней.

Видак и в аськину жизнь внес некоторое разнообразие. Анастасия осознала наличие видака далеко не сразу, но затем, выпросив у Сигизмунда полтинник, прошлась по видеопрокатам и набрала разной гринуэевщины. Видеотека Сигизмунда, любившего кино ясное, без зауми, Анастасию откровенно не устраивала.

В своих увлеченных видеорозысках Аська обошла множество прокатов и видеосалонов и в один прекрасный день забрела в бывший «Сайгон». Впрочем, почему «бывший»? Над магазином висела маленькая вывеска с весело намалеванным словом «Сайгон». Аська помедлила… и вошла.

Вечером она была заметно мрачновата. И только ближе к ночи призналась в том, где была.

– Блин, Морж, ну на хера я это сделала! Вот дура-то! Меня будто сковородкой по харе плашмя огрели. Представляешь, яркий свет, аж глазам больно, витрины сверкают, красотки с обложек лыбятся, мужики скалятся, ракеты взлетают, мать их так!.. В предбаннике, где пьяный Витя отирался, – там компакт-диски. И мажоры какие-то на них лупятся. Выбирают. Ну, на стенке суки какие-то написали «Алиса», «БГ»… В подражание… Обслуживание, евроблинстандарт, вежливые все, красивые, все быстро, без очереди… А раньше очереди были – помнишь? Едрен-батон! Хрен достоишься, если знакомых в середке нет! Понимаешь, Морж, я же не против: видео – хорошая вещь, и продавцы отменно хорошие, но все это… Окна – те, стены – те! НАС там нет. И не будет. Все, что осталось – эти три окна на Владимирский… Я там десять лет не была. А помнишь, как ждали, что закроют? Говорили: завтра закроют, завтра закроют, и мы сутками там ошивались, все ждали – закроют, не закроют… Эти жуткие последние ночи… Помнишь?

Сигизмунд не стоял там и не ждал. Он не присутствовал при смерти старого «Сайгона». Но в этот миг он словно бы вспомнил обо всем. И потому просто кивнул.

* * *

Проснувшись от звонка будильника, Сигизмунд поглядел на спящих рядом Аську с Викой и на мгновение умилился. И тут же его хорошее настроение улетучилось: Анахрон стережет под землей и только ждет своего часа, чтобы навалиться неподъемной тушей.

Открывая гараж, Сигизмунд заранее принюхивался: ему казалось, что он даже улавливает слабый запах… Но нет, пока что никакого переноса из прошлого не произошло. ПОКА.

Спокойно, Стрыйковский, велел себе Сигизмунд, вишь разнюнился, как институтка! Ежели запах будет, вы его почувствуете. Причем без всяких усилий с вашей стороны.

Однако он твердо решил сегодня же вечером посетить приемную камеру и оставить там хлеб, консервы и записку – благо Аська с Викой на пару намылились в гости к новому режу. За фольклористику трепаться. Этот реж, вроде бы, экс-археолог. А Вика – филолог. Оба, небось, в Публичке иной раз штаны просиживают. Аська считала, что это мистически роднит.

* * *

Разъезжая с Сигизмундом по точкам, боец Федор вдруг проницательно заметил:

– Что-то вы бледный, Сигизмунд Борисович. Неприятности дома?

– Да нет, дома как раз одни приятности.

– А, – сказал Федор, – а у меня неприятности. Повестка в военкомат. На сборы какие-нибудь потащат.

– Ты, Федор, молодой. У нас, стариков, свои заботы.

– Вы, Сигизмунд Борисович, не обольщайтесь. У вас как раз самый неперспективный возраст.

– В каком смысле?

– В смысле сохранения вам жизни, – серьезно ответил Федор. – Вы потомство дали? Дали! Сколько вам лет? Сорок?

– Тридцать шесть.

– Во! Лопатой махать еще можете, а детей делать уже не будете.

– Это еще почему?

– Ну так… по возрасту. – Федор, видимо, полагал тридцатилетний барьер порогом глубокой дряхлости и старческого бессилия. Сигизмунд не стал с этим спорить.

Как всегда, являя потрясающую осведомленность в делах государственной важности, Федор сообщил:

– У них негласная установка, Сигизмунд Борисович, брать на всякие экологические катастрофы, вроде Чернобыля, людей старшего возраста. Чтобы уроды не рождались. А что эти ликвидаторы через два года от рака загнутся – то никого не колышет. У нас тут под боком ЛАЭС, так что с учета вас еще нескоро снимут…

– Все-то ты, Федор, знаешь. И мышление у тебя какое-то тотальное. Прямо как геббельсовская пропаганда тебя вскормила.

– Я смотрю на жизнь реально, Сигизмунд Борисович. Без иллюзий. Давайте вон в ту подворотню, там проезд лучше…

* * *

Сигизмунд не успел.

Как и планировал, уехал с работы пораньше. Зашел в гараж, переоделся в ватник, взял железные заграждения и красные тряпочки, ломик, припасы с запиской Лантхильде – и пошел. Было стыдно идти по улице без бойкого Федора Никифоровича. Однако Сигизмунд старался. Шел как гегемон, глядел строго, исподлобья. Никто не оборачивался ему вслед, и потому он довольно быстро успокоился.

Установил ограждения, сдвинул крышку.

– Ходют тут, двигают, у меня вон телефон отключен – кабель небось нарушили,

– забранилась над ухом Сигизмунда какая-то бабка.

– Иди, бабуся, куда шла, – посоветовал Сигизмунд и для надежности сплюнул.

– Кабель твой вон где проходит. Небось, за неуплату телефон отключен.

– Ой, какой умный нашелся! Он еще советует! Сам заплати за телефон!

– Сейчас я тебе газ перекрою! – пригрозил Сигизмунд. – Иди, иди отсюда!

Бабка, поверив, свалила.

Так. Спуститься в люк. Открыть… Потайной ход. Фильм «Зорро». Сигизмунд не сразу нашел, куда ногой ступать, на что ногой давить. Внезапно открывшаяся дверь едва не вмяла Сигизмунда в стену. Он выругался – уже непритворно.

Коридор. Что-то долго идти… А, нет, вот предбанник. В одиночку ходить здесь было жутковато. Не оставляло ощущение, что за спиной кто-то крадется. Привыкайте, Стрыйковский. Теперь это ваше хозяйство.

Посветив фонариком, Сигизмунд открыл дверь и оказался в предбаннике. Тишина стояла такая, что в ушах звенело. Памятуя о провале «ликвидационного» колодца и заранее пятясь от него, Сигизмунд нащупал на стене выключатель и включил свет.

Здесь ничего не изменилось. Самой жутью веяло от провала в полу. И в то же время сооружение вселяло странное чувство защищенности: прямо «волчье логово», хоть атомную войну здесь пережидай… Или, скажем, аварию на ЛАЭС. И никакой военкомат не доберется. Ишь удумали, падлы, старых мужиков на убой посылать. Лопатой, видите ли, махать еще могут, а детей делать уже не станут. Хрена вам лысого! Клал я отсюда на всех с большим прибором! Они еще тут просчитывать будут, сколько мне лет осталось детей делать! Вот ведь суки.

Сигизмунд прильнул к окуляру «перископа», памятуя наказ. Вот оно, масонское посвящение. Назло вот вам наделаю кучу детей, всех их омасоню, чтоб было кому хозяйство передать!

В камере было пусто. Сигизмунд вошел, постоял немного. Позвал зачем-то:

– Лантхильд!

Несколько раз ему отозвалось гулкое эхо. И снова настала неземная тишина, прорезанная тихим журчанием воды.

Может, выключен он у них? Гудел бы хоть. Все работающие приборы гудят.

Сигизмунд заботливо разложил на столе «передачку». Полюбовался.

И вышел, тщательно закрыв камеру. Мало ли что.

На обратном пути Сигизмунда посещали уже типично хозяйственные мысли: надо бы окуляр протереть, а то пыли там насело – видно плохо… И провал надо бы крышкой накрыть, чтоб не оступиться ненароком. Хотя крышка большая понадобится – как бы ее впереть… Ну да ладно, полиэтиленом накрыть – и то хорошо, а то очень уж глаза мозолит…

Так размышляя, Сигизмунд выбрался наружу, соблюдая все меры предосторожности, как учил Никифорович. Задвинул люк. Забрал ограждения и враскачку направился к своему двору. На душе у него стало значительно легче.

С сестрицами встретился как раз около арки своей подворотни. Аська, увлеченно рассказывавшая что-то Виктории, вдруг замолчала на полуслове, а потом, повернувшись к Сигизмунду, завопила:

– Морж! Ты что, втайне сантехнком подрабатываешь или металлолом собираешь?

– Заткнись, Анастасия, – прошипел Сигизмунд. – Идем к гаражу.

Аська сделала таинственное лицо и на цыпочках прошествовала через двор. Вика пошла следом.

– Ты действительно подрабатываешь? – спросила она Сигизмунда.

– Да нет, – с досадой отозвался он. – Для гаража железки эти понадобились, вот и устроил маскарад… А что, убедительно?

– Морж, покажи! – потребовала Аська. – Вика, ты отойди сюда. Давай смотреть. Морж, работай.

– Чего? – ошеломленно спросил Сигизмунд.

– Ну давай, работай роль.

Чувствуя себя полным дураком, Сигизмунд грохнул железками об асфальт и рявкнул:

– А ну, прекрати, дура!

Аська восторженно зааплодировала.

– Система Станиславского, – объявила она. – Реализм в искусстве.

Сигизмунд махнул рукой и направился в гараж.

* * *

Дома Сигизмунда ждал сюрприз. Аська приготовила голубцы.

Голубцы были любимым блюдом Сигизмунда. Об этом он сообщал каждой девушке, с которой бывал знаком долее пятнадцати минут. Но хорошо готовили голубцы очень немногие.

Аська принадлежала к их числу. Голубцы были настоящие, в цельном капустном листе, обвязанном ниткой, в остром томатном соусе.

В довершение чуда Аська извлекла из холодильника запотевший шкалик, купленный ею на актерские деньги, и благоговейно нацедила Сигизмунду стопочку.

Он поглядел на стопочку, на Аську. Аська стояла, сложив руки под грудью, – ни дать ни взять прислуга из пьесы Островского – и чинно кивала. Вика откровенно забавлялась в сторонке.

– Ты кушай, кушай, Морж. Тебе нужно кушать, – весомо проговорила Аська. И даже глаза прикрыла для убедительности.

– Ну, ваше здоровье, девочки! – молвил Сигизмунд, опрокидывая в себя стопочку. Аська тут же налила новую.

Блин, хорошо быть патриархом. Надо бы еще пару жен завести. Или нет, пару – многовато. Тесно будет. Да и передерутся.

Райское блаженство длилось недолго – до того момента, как ужин был окончен и Аська подступилась со своими истинными целями. Цели у Аськи были, прямо скажем, меркантильные. Хотела она, Аська, лишние связи отжечь. И использовать для того Сигизмунда. Тем более, что актерский дар у него немалый и в системе Станиславского он собаку съел.

– Ты, Морж, темная лошадка. Тебя никто из моих не знает, – напирала Аська.

– А играешь ты гениально! Давай, одевай свой ватник, бери железки…

– И? – спросил Сигизмунд, тщетно борясь с разочарованием. Давно пора бы усвоить, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– И дуй ко мне на квартиру. Слушай, будь другом. Переночуй там две ночки. Они под утро приходят.

– Кто? Вий с компанией?

– Да нет, эти… А днем можешь тут кантоваться.

– Никуда я не пойду, – решительно заявил Сигизмунд. Сперва к нему в дом вселились, теперь и вовсе из дома гонят!

– Моржик, хочешь, я на колени встану? Хочешь, косу отпущу? Хочешь, кольцо из пупа выну? Хочешь, тебе его вставим? Что хочешь сделаю, только отгони ты их.

– Кого?

– Эдика со Стасом. И других… тоже. Морж, надень ватник, возьми монтировку, пса своего возьми для устрашения… или другого… Скажи, что приватизировал эту квартиру. Скажи, что выселили меня за неуплату, а тебе, мол, ордер дали. Что беженец ты. Можешь бить их, не стесняясь, псом травить

– я тебе за это только спасибо скажу. Они же хилье сторчанное, они всего боятся. Ты им так сделай, – Аська растопырила пальцы, – они и побегут… Морж, ты же гений, тебе же Гамлета играть можно, все обрыдаются…

– Аська, стократно расплатишься, – сказал наконец Сигизмунд. – И она тоже,

– он показал на Вику. – Обе вы. А ты, Вика, языкам меня обучишь. Диким! Тем, которые позлее! Самым что ни есть рыкающим!

– Фарси, что ли? – спросила Вика. – Ну, это как два пальца…

Сигизмунд уже понял, что пути к отступлению у него нет.

* * *

С вечера следующего дня Сигизмунд засел на аськиной квартире. Создавалось странное впечатление: будто народ долго уже стоял под дверью и ждал – когда можно будет войти. Звонили. Сигизмунд, в ватнике (Аська ему заботливо подрисовала под глазом выцветший бланш), охотно открывал дверь.

Гости доверчиво входили. Тусовщики! Сигизмунд заманивал их на кухню и там, угрожая ломиком, отбирал деньги, водку, «план», сигареты, после чего выгонял. Всем охотно объяснял, что чеченский беженец, что прравославный, что ордер ему на эту квартиру дали, а Аську выселили за неуплату, за блядство и за жидомасонство неприкрытое. И так теперь со всеми поступать будут. И это прравильно!

Гости страшно огорчались. Сигизмунд серьезно подозревал, что все они поголовно были греховны абсолютно в том же самом. Еще радовались, что так легко отделались.

Доподлинно выведав об одном гостей, что он – Стасик, Сигизмунд не без удовольствия навешал ему дюлей. Навешал также мокрогубому, выдав себя за чеченского беженца, прравославного и режиссера новой формации. Никто не сопротивлялся. Узурпированное Сигизмундом право сильного разгулялось вовсю.

Выставив напоследок двух тухлоглазых девиц (их пьяный Сигизмунд особо не стращал, просто сказал, что Аська тут больше не живет, а им присоветовал оставить наркоту, блядство и формалистическое искусство), Сигизмунд счел голубцы отработанными. Напоследок протравил тараканов, как и собирался, и с легкой душой поехал домой.

Аська с нетерпением ждала отчета.

– Ну ты, Анастасия, развела зверинец… Вытравил всех. Двоих бил.

– Кого? – жадно спросила Аська.

– Режа твоего… И еще какого-то… мудака. Анастасия! Пить хочу! Чаю дай! Утех хочу! Ящик вруби! И убери ты своего выморочного Гринуэя! И еще чего-то хочу, сам не знаю, чего!

– Женщину? – спросила Аська. И не дожидаясь ответа заорала: – Вика! К роялю! Мужчина требует! Я сегодня не могу!

Пришла Вика, поглядела строго. Сказала:

– Сигизмунд, иди спать.

Уже засыпая, укрытый одеялами и обложенный подушками, Сигизмунд сонно пробурчал:

– Аська, там в сумке военная добыча… трофеи… разберись…

Аська приволокла сумку и тут же вытряхнула на засыпающего Сигизмунда кучу жеваных мелких денег, две бутылки водки, пять пачек мятых сигарет, пакетик «плана» и книги – «Сто лет одиночества», «Мормонскую библию» и прошлогоднее расписание пригородных поездов. Не считая жвачки и пачки презервативов.

– Ну ты, Морж, даешь! Ты просто Стенька Разин какой-то!

Но Сигизмунд уже спал…

* * *

«План» Аська выбросила в канал Грибоедова. Выбросила не спросясь никого, своевольно. Сигизмунд отнесся равнодушно, а Вика неожиданно возмутилась. Сигизмунд даже не думал, что они могут из-за этого так поссориться.

Вика, и без того холеная и гладкая, живя у Сигизмунда, в цивильных условиях, сделалась еще более ухоженной: все время что-то утюжила, застирывала, подкрашивала. Тем более странно было смотреть, как она ярится из-за «травы».

– Ну вот что ты, Анастасия, всюду лезешь! Что ты распоряжаешься? Взяла выбросила. Может, я потянуть хотела? Ты же спросила? Да и вообще это не твоя «трава» была, а Сигизмунда! Чего ты хозяйку-то здесь из себя корчишь?

– Ты, Виктория, заткнись, поняла? Одурела там в своих заграницах! Фиг тебе, а не торчалово… С меня хватит! Насмотрелась!

Аська раскраснелась, ее нешуточно трясло – Сигизмунд ее такой и не видел.

Вика пожала плечами, сказала с подчеркнутым спокойствием:

– Что вы, Анастасия Викторовна, кипеж устроили? Все курят «траву», никто еще от этого не помер.

– Никто больше курить «траву» не будет! – закричала Аська, явно теряя голову. – Еще как помирают! От этого помирают, поняла? Все, хватит! Никто больше не помрет, поняла?

– Да кто здесь помирает-то?

– Да иди ты в жопу! Дурой прикидываешься?

Сигизмунд слушал, обреченно ожидая закономерного финала. Обе сестрицы выжидали – чью сторону он примет. Сигизмунд не вмешивался. Естественно, минут через пятнадцать обе, необъяснимым образом придя к дивному единению, объявили виновным самого Сигизмунда. Теперь уже выходило так, будто он, Морж, спер у Аськи ключи, проник в чужой дом, вел себя как последний жлоб, разгонал хороших людей, отобрал у них деньги, прикупил дури и приперся сюда

– всех тут старчивать.

Претерпев несколько минут бессвязные обвинения, Сигизмунд вдруг заорал:

– Молчать! Достали, дуры! У вас есть чем заняться? Идите и занимайтесь!

Вика ушла из дома почти сразу – строгая, подчеркнуто вежливая. Попрощалась, аккуратно затворила за собой дверь. Сказала, что вернется к вечеру.

Аська сорвалась с места минут через сорок. Естественно, не попрощалась. Естественно, хлопнула дверью.

Затем проявилась Наталья. Слава Богу, по телефону.

Телефонная проповедь Натальи на этот раз была превосходно структурирована и имела отчетливо разделяемые части.

Часть первая. Прегрешения Сигизмунда. Их было множество.

Часть вторая. Просьбы Натальи.

Часть третья. Обещания Сигизмунда.

Третья часть предшествующего разговора в подобных случаях составляла материал для части первой последующего телефонного контакта с экс-супругой.

Сигизмунд давно разработал различные способы прохождения бесед с Натальей. Данная структура требовала особой тактики. На каждый новый попрек Натальи Сигизмунд отзывался все более исступленной щенячьей радостью по поводу ее долгожданного звонка и вообще существования на этом свете. Пробиться сквозь напускной идиотизм бывшего супруга Наталье так и не удалось, поэтому она быстро перешла к части второй:

– Ну, ты еще не забыл свое обещание?

– Какое?

– Насчет обручального кольца. Или у тебя уже из головы вылетело, что я замуж выхожу?

– Ты хоть с женихом-то познакомь, – сказал Сигизмунд по возможности доброжелательно. – Не чужие ведь.

– Мы зайдем на той неделе. Когда тебе будет удобно?

– Во вторник вечером давайте, заходите.

Ну вот, теперь еще с воркутинским бодхисатвой беседовать…

Все-таки напрасно Наталья считает его, Сигизмунда, рохлей. Обходиться с бабами он все же умеет. Обе приструненные сестрицы явились под вечер ласковые-ласковые, что одна, что вторая.

Аська уже с порога затараторила о разном.

– Виктория не проявлялась? Я тут у нового режа была, у него такие идеи, он хочет древние традиции возрождать, ну наши, исконные, языческие. А что? Эти, эстонцы, в Нарве свое Лиго справляют? Это они нам назло свое Лиго справляют, чтоб нам завидно было – мол, вон какие мы независимые, и все-то у нас свое, и Лиго у нас свое. Ну и пусть у них Лиго, а у нас – Солнцеворот. Этот мужик, реж мой новый, так и говорит: хрена им лысого, этим горячим эстонским парням, мы им такой Солнцеворот закатим – наш, славянский! Мы колеса возьмем – ну, от телеги, Морж, ты не подумай чего – и подожжем, в реку с откоса бросим, а река, между прочим, пограничная. А в крепости со всех башен волхвы будут кричать в инфразвуке, эстонцев пугать. А я там на самой главной роли буду. Я голая на плоту вдоль по границе поплыву, вся в цветах. Как живой венок, понимаешь?

– Тебя погранцы подстрелят, – сказал Сигизмунд.

– Что они, живодеры, что ли? Я же там буду жизнь праздновать! Ритуально совокупляться!

– С кем? – изумился Сигизмунд.

– Со скоморохами. Ой, Морж, это такое будет! Все нам деньги дают – и ЮНЕСКО, и мать Тереза, и Гринпис… в общем, усраться! Там сразу Возрождение начнется, а мы будем главными титанами!

– Где там?

– В Ивангороде, я же говорю – мы назло Нарве такой праздник закатим языческий, чтобы инфраструктура поднялась… Морж, у тебя распечататься реально?

– Чего? – изумился Сигизмунд. – Аська, повтори последние слова.

Аська потупилась, застеснялась даже как будто, потом повторила:

– Распечататься, говорю, реально? Кончай, Морж, стебаться.

И предъявила дискету.

– Что здесь? – спросил Сигизмунд.

– План праздника… смета… Слушай, срочно распечатать надо. К завтрему. Чтобы всем разослать.

– Кому?

– Ну, спонсорам. Откуда я знаю, кому. ООНам разным там, ОМОНам… Ну, кто этим занимается…

Сигизмунд, забавляясь, взял дискету, понес к компьютеру. Аська приплясывала вокруг, стремилась заглянуть в лицо.