Текст книги "Семья и подвижничество"

Праведная Иулиания Лазаревская[114]114
  Ок. 1530–1604 гг., память 15 января.


[Закрыть]

Праведная Иулиания занимает особое место в ряду русских святых жен. Она была обычной мирянкой, всю жизнь прожившей в имении мужа, и многодетной матерью, желавшей, но так и не принявшей монашества из-за необходимости вырастить детей. Однако пребывание в миру не помешало ей пройти значительный путь духовного возрастания и развития внутреннего аскетизма. Повинуясь домашним во всем житейском и неизменно помогая малоимущим, эта простая женщина приумножила в своей душе незаменимый христианский талант – забывать о себе ради других. О необходимости этого напоминает нам и ее жизнеописание.

* * *

Святая Иулиания родилась в богатой и благочестивой дворянской семье, но ее мать рано умерла, и девочка воспитывалась вначале бабушкой, а затем теткой. В доме, где росла Ульяна, было много детей, так что она с ранних лет привыкла заботиться о хозяйственных нуждах семейства. Большую часть времени девушка занималась рукоделием, обшивая не только родственников, но и окрестных бедняков. Кроткая, безотказная, молитвенно настроенная, она казалась странной своим двоюродным сестрам, и те преследовали ее насмешками. Вместе с матерью они даже пытались заставить девушку больше есть и пить, чтобы воздержание не испортило ее внешней красоты. Она благодарила их, но не поддавалась на уговоры, проявляя в вопросах своей внутренней жизни неизменную молчаливую твердость.

В детстве и ранней юности Иулиания почти не посещала церковь: храм находился в нескольких верстах от деревни, где она жила, но часто приводить ее туда никто не считал нужным. Не было доступно ей и чтение Евангелия – сироту не обучили грамоте, полагая достаточным для нее знание домашних дел. Но юная душа подвижницы все равно развивалась. Она понимала и чувствовала добродетель и всеми силами тянулась к ней.

В шестнадцать лет девушка была обвенчана с молодым дворянином Георгием Осоргиным и переехала жить в его сельское имение. Там была церковь в честь праведного Лазаря, по ней село и называлось Лазаревским[115]115
  Это село находилось в четырех верстах от г. Мурома (ныне Владимирская обл.).


[Закрыть]. Венчавший пару священник Потапий напутствовал супругов и настроил их на христианскую семейную жизнь.

* * *

Муж Иулиании состоял на царской службе и должен был подолгу находиться в Астрахани – уезжал на год, а то и на два-три. Семья оставалась дома и ожидала его возвращения. Родители Георгия приняли и полюбили невестку. Видя ее разум и доброту, они поручили ей распоряжаться хозяйством. Иулиания отвечала им взаимностью, соединяя безотказность в исполнении приказаний с почтительным отношением.

Трудовой день молодой женщины начинался и заканчивался обращением к Богу. Вставая рано утром, она молилась вместе с супругом – по вечерам же одна, подолгу, совершая перед иконами по сотне и более поклонов с просьбой о прощении своих грехов. Часто, в отсутствие мужа, без сна проходили целые ночи: хозяйка проводила их за прялкой и пяльцами, а после, втайне от домашних, продавала сделанную вещь и раздавала вырученные деньги нищим. Помощь нуждающимся была одной из главных забот Иулиании на протяжении всей жизни. Она находила для этого самые разные возможности: брала у свекрови пищу, как бы для себя, и относила голодным, нанимала людей для погребения бедняков, поминала тех, за кого некому помолиться.

Большим испытанием для Лазаревского стала эпидемия чумы. Многие тогда умерли, а те, что не заразились, запирались в своих домах и не пускали никого, боясь прилипчивой смерти. Милосердие Иулиании превратилось в этих условиях в настоящий подвиг: скрываясь, она ухаживала за больными, омывала их в бане, лечила и молила Бога об их исцелении. Господь помиловал смелую женщину, и она благополучно пережила эпидемию. Ей предстоял еще долгий путь, полный испытаний.

* * *

Георгий и Иулиания вырастили семерых детей: шестерых сыновей и одну дочь. Еще четыре сына и две дочери умерли в детские годы.

Оставшимся в живых мать посвятила всю свою жизнь, но не уберегла: один из сыновей был убит слугой на охоте, другой погиб на царской службе. Две эти потери так потрясли женщину, что она стала просить мужа отпустить ее в монастырь. Но супруг удержал ее. «Твое дело, – сказал он, – воспитывать детей для Господа. Черные ризы не спасут нас, если живем худо – и белая риза не пагуба, если творим волю Божию»[116]116
  Черные ризы олицетворяют здесь образ жизни монашеской, а белые – путь христианина в миру.


[Закрыть].

Повинуясь главе семьи, Иулиания отказалась от мысли о постриге, но стала проводить подвижническую жизнь дома. Родители мужа к тому времени умерли, и женщина, раздав значительную часть имущества, довольствовалась малым. Спала не более двух часов в день на жестком ложе, совершенно воздерживалась от пищи по пятницам, а по субботам и воскресеньям устраивала общие трапезы для бедняков. Ночи она проводила в молитве, а утром уходила в храм на службу, после которой, вернувшись домой, приступала к обычным домашним делам. Муж по взаимному согласию жил с ней как брат с сестрой – это продолжалось десять лет, до самой его кончины.

Похоронив супруга, святая еще более отрешилась от житейских благ. Она отдавала даже свои теплые вещи и ходила зимой в легкой, летней одежде. Творя дела милосердия, Иулиания усердно молилась о покойном муже и детям, горевавшим после смерти отца, неизменно говорила так: «Не плачьте о нем много, дети мои!

Вместо слез творите милостыню по силе и храните между собою любовь».

Ей было уже более шестидесяти лет, когда края, где находилось Лазаревское, постиг страшный голод – такой, что отмечались даже случаи людоедства. Святая умоляла домашних не касаться чужой собственности и не терять человеческого лица. Она распродала весь скот и все оставшееся имущество, купила на эти деньги хлеб и кормила не только своих, но и чужих. Неизвестно, вели ли себя подобным образом ее дети, однако поступки матери не могли не служить для них впечатляющим примером исполнения евангельской заповеди любви.

Когда запасы хлеба в доме иссякли, Иулиания отпустила на волю слуг и переселилась в нижегородское село Вочнево. Чтобы прокормиться там во времена голодного оскудения, она велела оставшимся с ней верным людям из челяди печь хлеб из древесной коры и лебеды. Многие замечали, что по усердным молитвам подвижницы он приобретал приятный сладкий вкус, какого не имеет порою и хлеб из зерна. В такой полуголодной нищете святая провела два года – и не изнемогла, не отчаялась, но более прежнего была бодра духом.

В декабре 1603 года, будучи уже в преклонном возрасте, она почувствовала приближение земного конца. На рассвете второго января, шесть дней пролежав в болезни, причастилась Святых Тайн, а затем позвала всех членов своей семьи, которой отдавала силы и доброту в течение всей жизни. «Сильно желала я принять ангельский образ иноческий, но не сподобилась из-за грехов моих и нищеты, ибо недостойна была – грешница и убогая. Бог так изволил, слава праведному суду Его» – таковы были последние слова святой. С любовью и скорбью приготовив к погребению тело матери, родные положили его в клети [т. е. в отдельной нежилой постройке]. Ночью, проходя мимо, они увидели над гробом неведомо кем зажженную горящую свечу…

* * *

Спустя некоторое время благодарный сын, Дружина, решился написать повесть, чтобы поведать миру о замечательной душе и судьбе своей матери. Это произведение вошло в число памятников русской литературы. А род Осоргиных вплоть до XX века известен был священниками, праведниками и просто добрыми интеллигентными людьми. Мощи же самой праведной Иулиании обретены нетленными и почивают сейчас в Муромской Николо-Набережной церкви. К святой нередко обращаются с молитвенными просьбами об устроении домашней жизни. Существует также традиция приносить к ее мощам больных детей.

СОСТАВЛЕНО ПО ИСТОЧНИКАМ:

Повесть об Улиянии Осорьиной // Изборник: Повести Древней Руси. М., 1987.

Преставление праведной Иулиании Лазаревской // Избранные жития святых по изложению Феодосия Черниговского. Месяц январь. Барнаул: Изд-во преподобного Максима Исповедника, 2005.

Русские святые / Сост. Таисия (Кравцева), мон. СПб.: Азбука-классика, 2001.

Часть 4
Хранители духа

Семья Голубцовых

В среде старшего поколения прихожан московских храмов хороши известно имя священника Николая Голубцова[117]117
  1900–1963 гг.


[Закрыть], незаурядного и мудрого пастыря, служившего в 50-60-х годах минувшего века в храме Ризоположения на Шаболовке. Верными чадами Церкви являлись и его родные братья и сестры: архиепископ Новгородский и Старорусский Сергий[118]118
  В миру Павел Александрович Голубцов (1906–1982 гг.).


[Закрыть], протоиерей Серафим[119]119
  1908–1981 гг.


[Закрыть], монахиня Сергия[120]120
  В миру Наталья Александровна Голубцова (1896–1977).


[Закрыть] и другие. Все они были воспитаны в замечательной, богатой научными и духовными интересами семье профессора Александра Петровича Голубцова[121]121
  1860–1911 гг.


[Закрыть] и его жены Ольги Сергеевны[122]122
  1867–1920 гг.


[Закрыть]. В тяжелую предреволюционную эпоху супруги смогли передать детям высокую внутреннюю культуру, готовность к исповедничеству и сплоченность между собой. Особое влияние на членов этой больший семьи оказала духовная атмосфера Троице-Сергиевой Лавры, близ которой находился их дом, и личности связанных с ней ученых и подвижников Православия. Голубцовы проявили себя на поприще служения науке, семье и Церкви, объединяя эти призвания, без ущерба для какого-либо из них, в рамках своего славного рода.

* * *

Среди тридцати преподавателей, составлявших цвет Московской Духовной Академии в начале XX века, особым авторитетом пользовался профессор церковной археологии и литургики Александр Петрович Голубцов, человек редких душевных качеств и разносторонней образованности. Он был сыном бедного сельского священника, окончил Костромскую духовную семинарию и, проявив большое усердие к занятиям, получил возможность обучаться за казенный счет в Московской Духовной Академии, находящейся в стенах Троице-Сергиевой Лавры. Александр был успешным студентом, особенно увлеченным историческими предметами. Работам юноши давали высокую оценку, предсказывая автору научную карьеру. Но не только печатными трудами суждено ему было послужить Богу.

На третьем курсе у Александра появилась невеста – Ольга Сергеевна Смирнова. Она была дочерью ректора Академии, девушкой с незаурядными философскими и общественными взглядами. В ее дневнике можно было встретить выдержки из Добролюбова и Достоевского, отзывы о Чернышевском и цитаты из Франклина. «Труд физический, умственный и нравственный – вот что должно наполнять мою жизнь, – пишет она о своих исканиях, – труд не цель жизни, а дорога, путь, который меня приведет к цели, к исполнению моего назначения»[123]123
  Ольга Сергеевна (по дневникам и письмам) // Голубцов С.А., протодиак. Сплоченные верой, надеждой, любовью и родом. М., 1999. (Далее – Голубцов С.А. Указ, соч.) С. 55.


[Закрыть].

В чем конкретно состояло это назначение, Ольга сказать не могла. Не покидали мучительные сомнения: выходить ли замуж, остаться ли одинокой, чтобы посвятить себя служению сельской учительницы, или уйти в монастырь? Ища исполнения воли Божией, девушка решает поступить по сердцу и принимает предложение замужества. «Я чувствую, что для тебя я должна быть так же необходима, как ты должен быть для меня необходим, ты для меня – и брат, и товарищ, и друг – и вообще человек, во всем гармонирующий со мной», – пишет она своему жениху[124]124
  Там же. С. 57.


[Закрыть]. Целью же брака представляет ему не только личное счастье, но и общественное благо, которому, взаимно поддерживая друг друга, должны способствовать двое любящих людей. Ольга глубоко лично размышляет над Евангелием, знает многие отрывки из него наизусть. «Жизнью я должна исповедовать Господа, так, чтобы, судя по ней, можно было прямо назвать меня истинною слугою Господа», – отмечает она в одной из своих записей[125]125
  Там же. С. 56.


[Закрыть]. С этой мысли – о возможности пожертвовать всем, если того потребует служение Богу, – начались для нее семейные будни.

* * *

Молодожены поселились недалеко от Академии, в Сергиевом Посаде, в доме на Красюковке[126]126
  Красюковка – историческое название одного из районов в восточной части Сергиева Посада.


[Закрыть]. Александр Петрович получил должность младшего преподавателя и с головой окунулся в научную и педагогическую работу. Ольга Сергеевна имела диплом домашней учительницы, но применять свои способности ей довелось в основном по отношению к собственным чадам. Господь благословил ее двенадцатью детьми, десять из которых дожили до взрослых лет. Первенец, Иван, был старше самого младшего, Серафима, на двадцать один год. Организация быта и дисциплины в таком разновозрастном и многочисленном семействе стала для матери тем самым, одновременно умственным, физическим и нравственным, трудом, о котором она размышляла когда-то на страницах дневника.

Голубцовы жили как маленькая община: их внутренний семейный мир был основан на христианском отношении друг к другу. Выражалось это, прежде всего, в уважении к трудам отца. Он вел себя с домашними добродушно, но оставался, вместе с тем, неприкасаемой величиной. Заботы о большой семье не воспрепятствовали его глубокой исследовательской работе: к пятидесяти годам Александр Петрович завершил две диссертации, написал около полусотни научных статей, не говоря уже о курсах лекций для нескольких учебных заведений. Господь дал ему удивительную работоспособность – и она лишь укреплялась, а не угасала в среде родных. Кроме собственных десятерых детей профессор опекал двенадцать сирот, оставшихся после ранней кончины братьев: поддерживал их посылками, вещами. Казалось, этот человек – выдающийся церковный историк – был создан для «вечного города» Рима, первых христианских храмов и катакомб, о которых он так много знал. Но каждый день после занятий его тянуло домой, на Красюковку – он все же любил ее больше таинственной старины.

Жизнь в доме строилась по распорядку, начиналась с раннего утра и заканчивалась поздно вечером. Привычным, устоявшимся было все – от чаепитий и вечерних прогулок до строго определенного каждому из детей места для приготовления домашних заданий. Вечерним занятиям с книгами уделялось особенное внимание. В комнатах зажигались лампы, и все погружались в относительную тишину. Ольга Сергеевна сидела в детской, шила и занималась с младшими, а старшие приходили к ней потихоньку отвечать уроки. Александр Петрович в это время работал в кабинете, его покой никто не смел нарушать. Только трех-четырехлетние любимчики изредка заглядывали к нему – и возвращались обратно с печеньем и пастилой.

Традиционно и очень содержательно отмечались в семье все православные праздники. «Помните, как приходили мы от обедни большей частью врозь – мы поскорее, папа попозже, – писал об этом впоследствии Иван Александрович Голубцов, – а мама <…> встречала с накрытым уже столом, с поданным самоваром и пирогом. <…> Помните, как потом приходил с парадного [входа] папа и мы все в большие праздники шли его поздравлять, а затем, уже и кончив чай пить и пирога наевшись, все-таки садились за стол снова и слушали…»[127]127
  О проведении праздничных дней в семье Голубцовых // Голубцов С.А. Указ. соч. С. 41.


[Закрыть] Отец занимал детей рассказами о житии преподобного Сергия, о прошлом Лавры, ее храмах и ризнице, воспоминаниями о своих родителях, их буднях и праздниках, трудах и бедности – а иногда вставал вдруг и запевал тропарь… Все это оставляло в детском сердце глубокие впечатления. «Разве эти праздничные чаи не были нашими домашними вечерями любви? Так много ее было тогда за столом, и так непосредственно выражалась она, и так проникала все мгновения праздника…»[128]128
  Там же.


[Закрыть]

* * *

Об этих радостных минутах детства Голубцовы будут напоминать друг другу впоследствии, ища утешения среди испытаний, которые, с началом Первой мировой войны и дальнейших событий, опрокинут навзничь не только страну, но и их личные судьбы. Начало этим скорбям положила в 1911 году ранняя смерть отца. Он скончался внезапно, от инфаркта, который явился результатом постоянного перенапряжения сил. Его любимая жена осталась с восемью несовершеннолетними детьми на руках. Младшему, Серафиму, не исполнилось еще и трех лет.

Ольга Сергеевна переживала свое раннее вдовство очень тяжело. Необходимо было не только обеспечить материальное существование домашних, но и удержать души взрослеющих детей от разлада и сокрушительных метаний, которыми все более наполнялся тогда окружающий мир. Но как? Понимая, что дерзкие «новые веяния» нередко притягательны для молодых, мать ведет себя осторожно и кротко, стараясь во что бы то ни стало сохранить душевную открытость, всегда существовавшую между членами этой семьи. «Милая Марусечка, – обращается она в одном из писем к старшей дочери, – мне было очень прискорбно слышать от Вани, что вы с ним ходили в театр. Это в Великий-то пост, посвященный страданиям Христа, Которого вы оба любите. Как же одно с другим вяжется? Любите и оскорбляете? Дай Бог, чтобы это было как бы недомыслие, о котором вы бы пожалели в душе и не пожелали бы уже его повторения…»[129]129
  Иван Александрович Голубцов // Голубцов С. А. Указ, соч. С. 64.


[Закрыть]

Этот период – лихолетья, бедности и тревоги – стал для Ольги Сергеевны временем особенно напряженной духовной жизни. Опору для себя и своих осиротевших чад она нашла в Зосимовой пустыни, где жил в монашестве старец Алексий[130]130
  Иеросхимонах Алексий (Соловьев, 1846–1928 гг., память 2 октября) – насельник Смоленской Зосимовой пустыни (Владимирская обл., ст. Арсаки), известный духовник и подвижник того времени.


[Закрыть], ее троюродный брат. Поездки туда, со всеми детьми, были хлопотны, но стоили затраченных сил и средств. «Отец Алексий был замечательным духовником: строгим, но в то же время и ласковым, духовным отцом в полном смысле этого слова… – писал один из младших сыновей Голубцовых, Павел, – От него выходил я с некоторым чувством благоговения, страха и внутренней радости»[131]131
  Архиепископ Сергий (Голубцов) // Голубцов С.А. Указ. соч. С. 112.


[Закрыть]. Находясь в стесненных обстоятельствах, располагавших скорее к физическому выживанию, чем к религиозному подвигу, мать сумела выполнить одну из важнейших своих задач: дать детям духовный авторитет, прибегая к помощи которого они могли осмыслить для себя вопросы веры.

После революции 1917 года судьба членов семьи стала близка к трагической. На глазах Ольги Сергеевны умер в двадцать два года сын Петр и потеряла рассудок двадцатилетняя дочь Анна. Новая власть лишила вдову пенсии, которую она получала по смерти мужа, и жить стало совсем не на что. Спасая младших детей от голодной смерти, мать увезла их вглубь России. Они нашли временное жилище в селе Чащино Тамбовской губернии. Старших, Ивана и Наталью, тем временем ждал арест, связанный с «антисоветской агитацией» и религиозными убеждениями. Это несчастье – случившееся тогда, когда было отнято, казалось, все, что можно, – становится для матери последним и, возможно, высшим моментом сопричастности крестным страданиям. «Я думаю, если Господу угод но, чтобы они страдали за церковное дело, то пошлет им и силу, и хотенье страдать, и мужество, и терпение, и веру… – пишет она в письме, – <…> Но скорбь по плоти, о которой говорил апостол Павел[132]132
  См.: 1 Кор. 7, 28.


[Закрыть], терзает меня <…> так несносно больно мне это, так нестерпимо жалко детей!»[133]133
  Иван Александрович Голубцов. [Приложения] // Голубцов С.А. Указ. соч. С. 90.


[Закрыть]

И все же, возможности для служения ближним находятся даже в этих невыносимых обстоятельствах, в тамбовской глуши. Помышлявшая в юности о доле сельской учительницы, Ольга Сергеевна ухаживает за больными крестьянскими детьми – и умирает, заразившись от них черной оспой. «Человек предполагает, а Бог располагает, – написал в своем детском “Воспоминании о маме” ее сын Павлик, – так случилось и с нами, и мы по примеру нашей мамы скажем: Господи, да будет воля Твоя!»[134]134
  Ольга Сергеевна Голубцова // Голубцов С.А. Указ. соч. С. 51.


[Закрыть]

* * *

В жизни семьи Голубцовых исполнились евангельские слова: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода[135]135
  Ин. 12, 24.


[Закрыть]. Жизненный подвиг матери и отца, повлекший за собой их преждевременную кончину, стал основой подвижнического устроения их детей. Многим из них довелось претерпеть гонения и лишения за веру и внести свой вклад в сохранение «малого стада»[136]136
  Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк. 12, 32) – евангельские слова Господа Иисуса Христа.


[Закрыть], которым в годы советской власти был круг верующих людей.

СОСТАВЛЕНО ПО ИСТОЧНИКАМ:

Голубцов С.А., протодиак. Сплоченные верой, надеждой, любовью и родом. М., 1999.

Языкова И.К. Добрый пастырь – отец Николай Голубцов. Доклад на XV Международных Рождественских чтениях «Вера и образование: общество, школа, семья в XXI веке» // Храм Космы и Дамиана в Шубине. [Сайт]. URL: http://www.damian.ru /news/2007-01-31/golubcov.html

Семья Пестовых

«Милость Божия и залоги спасения распространяются не только на праведника, но и на весь дом – его семью и детей»[137]137
  Цит. по: Пестов Н.Е. Дети и родители одно целое. [Глава из книги «Православное воспитание детей»] // Молитвы родителей о детях и семейном благополучии. [Сборник молитвословий и наставлений]. М.: Паломник. 2004. С. 322.


[Закрыть],– писал в своей книге «Православное воспитание детей» известный ученый и духовный писатель Николай Евграфович Пестов[138]138
  1892–1982 гг.


[Закрыть]. Эти слова во многом сбылись и в его собственной судьбе. Его семья – и в годы репрессий, и в Великую Отечественную, и при послевоенном строе – жила насыщенной духовной жизнью, не потерпев значительного урона от гонителей Православия. Господь сохранил ее как нетронутый островок среди социалистической действительности, и из этого семени впоследствии выросло целое древо. Дочь, зять и внуки Николая Евграфовича всецело посвятили себя Церкви. Основа этого служения была заложена в старой московской квартире Пестовых горячими молитвами их деда и отца. Его долгая земная жизнь тем более примечательна, что содержит в себе опыт неудачного первого брака, долгой нравственной смуты, последующего раскаяния и изменения своей жизни ради Христа. Это изменение было подлинным, и Господь благословил рабу Своему такой же подлинный семейный союз, просуществовавший на земле более пятидесяти лет и, несомненно, перешедший в Вечность.

* * *

Николай Пестов был последним, десятым ребенком у своего отца и вырос в большой, типичной в отношении уклада и нравов дореволюционной семье. Его колыбелью стала среда нижегородских мещан; в ней ценилась домовитость и соблюдались религиозные обряды, но вникать в их суть и молиться по-настоящему детей зачастую никто не учил. О религиозных вопросах Николай задумался всерьез только в юности и, прочитав популярную в те годы книгу Ренана «Жизнь Иисуса»[139]139
  Ренан Жозеф Эрнест (1823–1892) – французский писатель, историк; представитель так называемой отрицательной библейской критики, суть которой – изучение Библии с целью подрыва основ христианства и религии вообще. Его книга «Жизнь Иисуса» представляет собой рационалистическую трактовку исторических данных об Иисусе Христе, искажающую их евангельский смысл.


[Закрыть], решил стать атеистом. Эти убеждения не изменились ни в армии, когда он в качестве офицера участвовал в Первой мировой войне, ни в последующие годы его «комиссарства» – сотрудничества с властью большевиков. В этот же период он связывает свою судьбу с дочерью присяжного поверенного [т. е. адвоката] Руфиной Дьячковой, типичной эмансипированной женщиной того времени. Молодых объединяли весьма «свободные» взгляды и склонность к лидерству; в их кругу читалась и обсуждалась запрещенная литература и велись разговоры о будущем России. Во время Гражданской войны Руфина, охваченная новыми идеями, отправилась с Николаем на фронт, где, научившись управлять автомобилем и орудовать шашкой, сражалась наравне с мужчинами. Однако победа Красной Армии соединилась в ее судьбе с драмой в личной, семейной жизни: в 1921 году супруги расстались. О причинах этого Николай Евграфович никогда и никому не говорил. И более ни разу в жизни не встречался со своей первой женой.

Нравственная жизнь молодого офицера была далеко не образцовой, для описания ее он употребляет в дневнике выражение «карамазовская грязь»[140]140
  Имеется в виду нравственная атмосфера карамазовского дома в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».


[Закрыть]. Однако душа его все равно оставалась живой. И Господь обратил ее к себе через духовное потрясение, в один миг преобразившее человеческую жизнь: в ночь на первое марта 1921 года комиссар Пестов увидел во сне Христа – и неожиданно для себя поклонился Ему до земли. «Полное смятение всех чувств… – написал он об этом в своем дневнике, – И сжигающая сознание огненная мысль – “ведь я грешник, нераскаянный грешник, и кругом меня грязь, порок и кровь…” <…> В ту ночь Господь вошел в мое сердце…»[141]141
  От внешнего к внутреннему: Жизнеописание Н.Е. Пестова / Сост. Сергий (Соколов), еп. Новосибирск: Православная гимназия во имя преподобного Сергия Радонежского, 1997. С. 56–57.


[Закрыть]

Николай оставил службу в армии и переехал в Москву, где вошел в число участников еще разрешенного тогда Христианского студенческого кружка. Участие в нем помогло ему осмыслить столь неожиданно возникшую веру, привести в соответствие с ней все остальное. Исполнение евангельских заповедей стало для Пестова-христианина началом и основой жизни.

* * *

Сообщество единомышленников было для Николая Евграфовича большой поддержкой среди окружающей смуты. Ничем не примечательные на первый взгляд, но духовно близкие отношения связывали его и со студенткой Зоей [Вениаминовной] Бездетновой[142]142
  1899–1974 гг.


[Закрыть] – душой этой общности, отдававшей все свободное время организации христианских бесед и встреч. Они оба учились в МВТУ[143]143
  Ныне МГТУ им. Н.Э. Баумана.


[Закрыть], и Николай помогал ей в учебе и деятельности в кружке. Основой их отношений была общая жизненная цель – служение Христу, и «объяснение», столь сложное порой для молодых людей, свершилось просто. Оно воплотилось всего в одной фразе, которую Пестов прочел на самодельной закладке, подаренной ему в день именин: «Пойдем за Ним».

Спустя полгода молодые обвенчались. На свадьбе подвыпивший отец невесты стал громко кричать молодоженам: «Горько!». У христиан-кружковцев это было не принято, и жених с невестой попросту не ответили на призыв. «Что же вы, дочка, не целуетесь? – спросила мать, – Видно, невеселой будет ваша жизнь», – «А я, мама, не для веселья вышла замуж», – ответила девушка. И вряд ли кто-то, кроме мужа, мог понять тогда, отчего же она так счастлива…

* * *

Через несколько лет после свадьбы супруги получили квартиру, которая в годы повсеместно закрытых храмов стала в прямом смысле слова домашней церковью: там появлялись священники, совершались тайные богослужения, находили утешение в исповеди осиротевшие без духовных отцов прихожане. Такие собрания были очень опасны, и Зоя Вениаминовна жила в постоянной тревоге за мужа: уведут, заберут. Но Господь хранил. С этой обстановкой потаенной, но насыщенной христианской жизни связаны самые ранние, яркие воспоминания детей Пестовых – Николая, Сережи и Наташи.

«Как мать, так и отец боролись за наши души, угождая Богу: мама делала необычайно много добра несчастным, бедным людям, а отец не разгибал колен и усердно клал поклоны, вымаливая у Бога спасение не только своей душе, но и спасение детских душ, вверенных ему Господом, – вспоминала много лет спустя дочь Николая Евграфовича, Наталья Николаевна Соколова, – <…> Мама научила нас молиться от души и своими словами. Когда папа болел или задерживался на работе, мама вставала с нами и горячо выпрашивала у Бога благополучие нашему семейству. Для меня это был пример настоящей искренней молитвы. Мы повторяли за матерью простые, понятные слова, обращенные к Богу: “Господи, дай папе нашему здоровье!”. Поклон. “Господи, сохрани нашу семью от беды!” Поклон.

Или: “Господи, прости нас, прими за все наше благодарение ”»[144]144
  Соколова Н.Н. Под кровом Всевышнего. М.: Изд-во Православного братства святого апостола Иоанна Богослова, 2002. (Далее – «Под кровом Всевышнего».) С. 33.


[Закрыть].

Кратковременным, но нелегким потрясением для супругов, испытанием их твердости в выборе пути стал арест Зои Вениаминовны. За ней пришли ночью и забрали по подозрению в незаконной переписке. Это было недоразумением, но могло означать все что угодно: лагеря, тюрьму, расстрел. Собрав вещи в дорогу, супруги сняли со стены икону, и мать благословила ею спящих детей. Прощаясь, муж и жена поклонились друг другу в ноги – в этом мгновенном поступке, не требующем слов, отразилось и их отношение друг к другу, и христианское смирение, и упование на встречу в жизни вечной. Однако увидеться им предстояло совсем скоро – в жизни земной. Спустя некоторое время Зоя Вениаминовна была освобождена. О месяцах в тюрьме она рассказывала детям как о важном испытании, за которое стоит горячо благодарить Творца. В серьезных, опасных ситуациях нередко оказывался и глава семьи. И тоже благодарил Бога, говоря: «Считаю, что только по молитвам моих детей, жены и духовного отца я в то время не был арестован и остался жив».

Несмотря на большую научную работу[145]145
  В 1941 г. Н.Е. Пестов был утвержден в степени доктора химических наук; ему принадлежит более 160 научно-исследовательских работ, монографий и статей.


[Закрыть] и духовную потребность в уединенных часах молитвы, Николай Евграфович уделял воспитанию дочери и сыновей значительное время. Он читал и объяснял ребятам евангельские притчи, играл с ними на даче в волейбол и теннис, учил плавать, водил на каток, сам сочинял детские игры. Коля, Наташа и Сережа были его постоянными собеседниками, они всегда имели доступ в кабинет отца и засыпали порой на его коленях. Эти часы, в которые ничто не отвлекало их друг от друга, оказывали неоценимое влияние на развитие детской души. «Через ласку отца я познала Божественную Любовь – бесконечную, терпеливую, нежную, заботливую, – пишет его дочь Наталья, – Мои чувства к отцу с годами перешли в чувства к Богу: чувство полного доверия, чувство счастья – быть вместе с Любимым; чувство надежды, что все уладится, все будет хорошо; чувство покоя и умиротворения души, находящейся в сильных и могучих руках Любимого»[146]146
  «Под кровом Всевышнего». С. 15.


[Закрыть].

Аскетическое, покаянное настроение Николая Евграфовича накладывало отпечаток на все, что происходило в доме. Взрослые беседовали в основном на религиозные темы, практически не ходили в гости, за столом никогда не бывало вина и не существовало таких понятий, как тост или рюмка. Зоя Вениаминовна сочувствовала мужу во всем, но тяготилась порой этим «вечным постом», в некоторых случаях доходило и до обиды. Разногласия переживались непросто, но именно они позволяли еще яснее ощутить силу душевного и духовного родства – неотъемлемого утешения семьи, где все молятся друг за друга. «Мы с Сережей очень остро чувствовали, когда дух мира покидал семью, – вспоминает Наталья Пестова – <…> Скандалов при нас не было, но папа замыкался в себе, был грустный, просил у мамы без конца прощения, а она отмахивалась и плакала. Что происходило между ними – мы не понимали. С возрастом мы стали догадываться, что отец стремился к святости и его аскетическая жизнь была не под силу его супруге. Но тогда причина ссор не доходила до нашего разума, мы плакали и требовали мира. Это горе было причиной, научившей меня молиться о мире в семье жарко, настойчиво и неотступно. И до чего же было радостно, когда я видела, что Господь услышал мою молитву»[147]147
  «Под кровом Всевышнего». С. 42.


[Закрыть].

* * *

Супруги Пестовы прожили долгий век и отпраздновали в 1973 году золотую свадьбу – пятьдесят лет совместной жизни. К тому времени с ними уже не было старшего сына Николая, он погиб в Великую Отечественную войну. Душевные силы слабеющей здоровьем четы были почти целиком отданы воспитанию внуков – у дочери, матушки Наталии, родилось в счастливом браке пятеро детей. «Они утерли с наших глаз последние слезы», – говорила Зоя Вениаминовна. На закате своих дней и она, и ее муж особенно ярко, отчетливо жили духом апостольства: Николай Евграфович копировал и распространял православную литературу, писал собственные богословские труды, с особой тщательностью вел духовный дневник. Зоя Вениаминовна подводила итог своей жизни немного иначе: совесть постоянно побуждала ее проповедовать слово Божие, что она и делала, не жалея себя. Супруга, мать и бабушка словно вернулась в юность, в годы существования Христианского студенческого кружка и посвящала все свободное время христианскому просвещению. Нередко ей приходилось пояснять пришедшим на службу людям содержание богослужения, смысл того, что читают или поют. Эти разговоры продолжались порой за стенами храма. Так случилось и за несколько дней до ее кончины. После службы, прямо на улице, в Сокольниках, она долго рассказывала что-то заинтересовавшимся студенткам. Простудилась, получила воспаление легких и умерла.

Николай Евграфович провожал супругу в вечную жизнь горячей слезной молитвой. Больше года он практически непрерывно читал каноны и акафисты о упокоении ее души, отрешившись от жизни и не замечая времени. Господь давал ему силы через Святое Причастие, которое он принимал каждое воскресенье. В отличие от жены, отошедшей в мир иной без мук, писатель и ученый тяжело страдал от предсмертных болезней, но переносил их в терпении и молитве. Он скончался девяностолетним, в ночь на 14 января 1982 года, в праздник святого Василия Великого, которого очень чтил. «Помоги мне одеться и ехать в церковь», – были его последние, обращенные к дочери, слова.