Текст книги "Поступление"

Эх, Малаховка!
Книга 1: Поступление
Елена Поддубская

© Елена Поддубская, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Часть 1: Поступление, день первый

Глава 1

Тонкую пелену утреннего тумана над Малаховским озером разорвал первый луч солнца и прожектором блеснул по воде. По натоптанной тропинке вдоль озера тихо трусил бородатый ректор малаховского Института физкультуры Иван Иванович Орлов. Ему было едва за пятьдесят, но круглая борода с частично выбритыми щеками и широкими усами, а также тяжеловесность визуально добавляли годов. Шумно выдыхая на каждый шаг, мужчина бежал на удивление легко и быстро. Насекомые, обитающие в зарослях травы и прикорневых лунках деревьев, пока ещё сонные в этот час, пуганно спасались от вибрации человеческих ног, забиваясь поглубже. Ни взлететь, ни убежать было невозможно из-за влажности воздуха, сковывающей конечности. Мужчина на бегу утёр нос, поправил дорогие позолоченные очки, придававшие ему солидный вид, украдкой оглядываясь сунул руку в спортивные трусы, наладил местоположение волнующего органа и в очередной раз шумно выдохнул. Почти тут же перед ним

встали из тумана две одинаковые фигуры:

– С добрым утром, Иван Иванович!

– Здрасьте, товарищ ректор!

Орлов крякнул, дернул руку, дал вкопанного, но, признав бегунов, расслабился и рассиял. Луч солнца бликом блеснул в золоте оправы и на потном лице:

– А! Это вы – двое из ларца? – поприветствовал он бегунов на средние и длинные дистанции, проще говоря «средневиков», – Здорово, коллеги по тропе здоровья! – ректор по панибратски отстучал по рукам. Ребята, довольные, улыбались. Толик Кирьянов – мастер спорта на дистанции полторы тысячи метров, и Толик Кириллов – кандидат в мастера спорта в беге на три тысячи метров, казалось, в жизни никогда не расставались. Их повсюду видели вместе: на тренировках, в электричках, в магазине. Кирьянов был постарше, он перешёл на четвёртый курс. Кириллов только поступал. Внешне ребята были на удивление схожи: невысокого роста, тощие, узкоплечие, коротко остриженные и в очках. Одевались средневики тоже чаще всего одинаково. Вот и теперь штаны и олимпийки сине-фиолетового хлопчатобумажного трико и кроссовки «арена» усугубляли зеркальное отражение бегунов.

Ректор рассматривал легкоатлетов, удивляясь их похожести и, так и не зная, кто из них кто; на пробежках видел часто, но лично знаком не был. Троица семенила на месте.

– Как дела? Сессию сдали? – Орлов вытер пот со лба и глянул на часы на руке. Вопрос он задал из вежливости и тут же заметил, как ребята обрадовались проявленному вниманию.

– Сдали, – заверил фальцетом Кирьянов, приглаживая волосы; голос у него был высок по своей природе, – Перешли на четвёртый курс.

– О, это дело! – похвалил ректор. – А ты? – кивнул он вопросительно младшему из Толиков.

– А у меня сегодня экзамен по спецухе, – гордо выпрямился Кириллов и рукой вздыбил озорную чёлку. Сухощавые лица спортсменов по-прежнему улыбались. Поняв по ответам, что тот, кто со вздыбленной чёлкой, моложе и абитуриент, Орлов предупредительно поднял указательный палец перед его носом:

– Ну, ни пуха ни пера! Если что – скажешь.

Кириллов признательно приложил руку к сердцу. Ректор махнул рукой, мол, «пустяки, не стоит!», и продолжил путь, демонстративно ускорившись и игнорируя рекомендации кардиолога не делать этого. Роса с закрытых одуванчиков, в эту пору в Подмосковье местами жёлтых, медленно сползала по пути пробега.

Настроение у ректора было отличным. Сегодня начинались вступительные экзамены. По традиции первыми сдавались практические экзамены по предметам спортивной специализации, той самой «спецухе» и общим, составляющим основу комплекса ГТО – «готов к труду и обороне СССР», – гимнастике и плаванью. Отбор абитуриентов по показателям практических экзаменов, как стандарт по профпригодности, позволял отсеивать на этом этапе слабо подготовленных, прежде всего тех, кто не имел первого спортивного разряда. Этот норматив обеспечивал при поступлении максимальный бал – пятёрку в зачётной ведомости. В столичные ВУЗы, республиканского или государственного значения, как, например МОГИФК, поступали чаще всего перворазрядники и кандидаты в мастера спорта. Нередко были среди абитуриентов и мастера спорта. Наличие звания «мастер спорта международного класса» и «заслуженный мастер спорта» – таких было мало, но были, от вступительных экзаменов освобождало вообще. Зачисление таких спортсменов производилось автоматически, избавляя от сдачи даже теоретических предметов по биологии, русскому языку и литературе, в форме сочинения, и экзамену по истории. Факт, что в спортивные ВУЗы без конкурса брали именно спортсменов высокого уровня, произвел на свет поговорку: «сила есть – ума не надо». Обидную и совсем неоправданную. Но думал ректор малаховского института сейчас совсем не об этом: на душе было празднично от того, что наступал в истории высшего учебного заведения, которым он руководил, ещё один учебный год, который, для всего руководства и преподавательского состава, знаменовался как раз-таки вступительными экзаменами.

Июльский день одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года начинался хорошо.

Глава 2

Приёмная комиссия МОГИФКа – Московского областного государственного института физической культуры, расположилась на первом этаже центрального корпуса в одном из коридоров, соседствующих с кафедрой по анатомии. Любопытные абитуриенты могли таким образом не просто подпирать стены, ожидая своей очереди для подачи документов, но и разглядывать анатомические единицы человеческого тела, выставленные на показ на стендах кафедры в виде обычных плакатов, рельефных афиш-макетов и даже в натуральном, забальзамированном виде в банках и под стеклом. Большинство смотрело на экспонаты c отвращением, редко кто – с любопытством, ещё меньше – с интересом. Вообще-то основной срок подачи документов уже закончился, но коридор не пустовал и комиссия работала. До самого последнего дня приёма прибывали опоздавшие. Кто-то забыл вложить в список требуемых документов заверенную копию свидетельства о рождении и в последний день вынужден был нестись к нотариусу. Кому-то было лень переписывать вручную и заверять в учебной части выписку с оценками из аттестата зрелости и они рассчитывали, что просто показать бумагу – пройдёт. Но уловка не удавалась и лентяи брались за перо. Некоторые пренебрегли советом учебной части явиться для сдачи документов загодя, до начала экзаменов и, сэкономив на жилье, прилетели в Москву в последний момент. И прочее, прочее, прочее. Такое повторялось каждый год. Потому, несмотря на то, что вступительные экзамены по специализации начинались для всех и сегодня, допуск к ним имели не все. В коридоре кипели страсти, лились слёзы, рушились надежды.

Примерно в такой ситуации оказался один из абитуриентов – рослый красавец кавказской национальности Малкумов Армен. Несмотря на светлую кожу, парня выдавали чёрные волосы, обильный волосяной покров и выбритые до синевы скулы. Армен впервые пришёл в институт к девяти часам и никак не мог понять почему в коридоре наткнулся на очередь таких же как он. Записавшись и приобретя двадцать шестой номер по списку, Малкумов важно вышагивал по коридору. Большие зелёные глаза, очерченные густыми ресницами, выхватывали ожидающих, заметно тормозя на девушках. Прохаживаясь взад-вперёд чтобы убить время, Армен то и дело бормотал что-то на своём языке. Переход на русский осуществлялся автоматом при выходе очередного абитуриента из комнаты приёмной. Скучающая очередь украдкой рассматривала красивого кавказца, облачённого во всё светлое: от тенниски до мокасин. Первые полчаса работы комиссии разгрузили очередь на пятнадцать мест. Армен прикинул, что если дело так пойдёт и дальше, то на экзамен к девяти тридцати он успевает. Пальцем проведя по макету мышц брюшного пресса, кавказец махнул на открывшуюся дверь:

– Эй, кто там следующий? Давай, брат, иди скорее. У меня экзамен сегодня. Боюсь опоздать, – высказав требование, Армен улыбнулся сразу всем.

Юноша-очередник, зачарованный глубоким баритоном кавказца, очнувшись выскочил с откидного стула, как со стартовых колодок. Седушка бешено закачалась вперёд-назад. Девушка в кедах и с целлофановым пакетом в руках подошла к стулу, остановила его, монолитом всела без разговоров.

– У всех экзамен сегодня, – обрезал энтузиазм кавказца широкобёдрый коротышка с орлиным носом и многодневной тёмной щетиной. Заметно разочарованный тем, что не успел сесть, он отлип от стены и тоже подошёл к стенду с экспонатами. Малкумов широко раскрыл и без того широкие глаза:

– А ты что говоришь, дорогой, а?

– То и говорю. У меня тоже сегодня утром легкая атлетика, а завтра гимнастика, – коротышка говорил уверенно, спину держал ровно. Армен посмотрел с интересом:

– Гимнаст, да? – в голосе кавказца слышалось сомнение: собеседник был мелким и корявым. Но держался настоящим мужчиной:

– Конькобежец.

– Конь-ко-бежец? Это на коньках, да? – зимние виды, преимущественно горные лыжи, на Кавказе считали за отдых, никак не за спорт. Потому и прозвучало в голосе Армена сомнение: «Разве этому учат?»

Крепыш кивнул и усмехнулся:

– Что-то вроде того.

– А гимнастика зачем?

– Вместо специализации.

– Ничего нэ понимаю. – Армен снова провёл по мышцам макета, потом по своим, явно не служившим анатомическим идеалом. Догадаться, что летом негде было сдавать экзамен на коньках, в голову не приходило.

– Я тоже не панимаю, – в разговор встрял худенький, но жилистый азиат, сидевший рядом с девушкой с пакетом. Ловкими пальцами паренёк навязывал узлы из обычной бельевой верёвки, – Я – конный сыпорт, а мене надо сыдавать ыксамен по опп.

– Чего? – обернулась на парня вся очередь.

– Опп – опышая пизическая падгатовка, – луноподобное матовое лицо улыбнулось, обнажив крупные белые зубы.

– А-а, – выдохнул Малкумов, – Так бы и говорил: легкая атлетика, – сам он, насколько ему объяснили ещё дома, тоже должен был бежать, прыгать и что-то там ещё, парень плохо помнил. Азиат опять улыбнулся:

– А я так и говорю – опп, – губы, очерченные контуром, казались на фоне кожи бледными, едва розовыми. Они зависли в благодушном разрезе улыбки. Армен подумал, потом подошёл совсем близко к азиату. Глаза кавказца искрились:

– Слушай, а лошади твоей чэво сдавать?

Паренёк из Азии не понял и заморгал, зачем-то показывая накрученные узлы верёвки. Коренастый конькобежец громко засмеялся:

– Стипль чез! – Очередь опять оглянулась, теперь уже на конькобежца. Тот, пробуя рельеф макета на твёрдость, постучал по нему костяшкой указательного пальца и пояснил. – Бег с барьерами.

Очередь выдохнула, Малкумов кивнул, азиатский паренёк опять не понял:

– Какими бариерами? Зашем бариерами? Мой кон во Прунзе остался.

– Где? – все снова натянули лица и напрягли слух.

– Во Пырунзе. Город мой. Столица Кыргызии. Панимаешь?

– А-а, во Фрунзе. Ясно, – конькобежец весело улыбнулся и пригладил тонкие усики поочерёдно, – Далековато живёшь, – заключил он, хотя в Малаховку поступали со всех уголков страны и про то знали многие. Азиат тяжело выдохнул, от того ли, что осознал где теперь его дом, или же потому, что не понял как отнёсся «конкобежес» к его Родине. Часто пареньку приходилось видеть недоумение и даже пренебрежение на лицах, когда он объяснял откуда родом. Хотя, все республики в стране имели одинаковый статус – советских социалистических, отношение к прибалтийским, например, было почему-то не совсем таким же, как к азиатским. Словно, последние были второсортными. И люди там жили, соответственно, другие. Во всяком случае, такое предубеждение нередко проскальзывало у жителей западных и центральных республик. Дремучих, ничего, кроме своих краёв не знавших. Потому как, тот, кто хоть раз побывал в Азии или на Кавказе, непременно влюблялся и в её народ, и в кухню, и даже в культуру. Да и вообще СССР был таким огромным и многоликим, таким богатым на языки народов, говорящих в краях, республиках и областях, что катайся по стране – не перекатаешься, всё равно всего не увидишь. И зоны разные – от вечной мерзлоты на Крайнем Севере, до субтропиков у Чёрного моря, и рельефы – на любой вкус: от пустынь Таджикистана и Узбекистана, до высоких гор Тянь-Шаня или Заилийского Алатау. А уж про различные климатические условия и говорить нечего. Хочешь настоящую жару – поезжай в пески Туркменистана, крайнюю точку страны на юге – город Кушку к пограничникам, шкура с потом слезет. Летом до плюс пятидесяти. А уж если холод любишь – самая дорога тебе в Магадан, к нанайцам, или в тундру на Таймыр, Дудинку или Норильск, к полярникам. Там и до минус семидесяти по Цельсию – не удивление. Что касалось самого парня, хорошо знавшего страну, так как благодаря спорту много повидавшему в ней, по нему лучше его Киргизии места на Земле не существовало – горы с хрустальными вершинами, умытыми летними дождями, засыпанными зимними снегами, озеро Иссык-Куль – чистое, как слеза, не хуже знаменитого Байкала.

– Да. Ошень далеко я живу, – согласился азиат, изучая лицо коренастого парня и радостно замечая, что он не смеётся. Потому и позволил себе добавить, – Пырунзе – три шаса и ещё полшаса на самолёте. А ты отыкуда?

– Из Харькова, паря.

– Это Укыраина, да! – обрадовался золотокожий парнишка, – Я там был мыного раз. Кырасивая Укыраина. Ба-алшая-преба-алшая.

– Да. Меня зовут Юлиан. Можно просто Юлик, – конькобежец протянул руку.

– Серик, – ответил азиат рукопожатием.

– Как? – Юлик еле сдержал смех, но, так как он был все же воспитанным юношей, сдержал. Не заметив подвоха, азиат повторил с достоинством:

– Серик. Шандобаев.

– Это что – имя такое или прозвище? – Армен подтянул повыше молочно-кремовые брюки и сел на корточки перед парнишкой. Серые белки кавказца упёрлись в красные азиата. Невысокий Серик посмотрел на рослого Армена почти с обидой:

– Пошему не имя? Это по-русски некырасиво зывушит, а по-казахски Серке – вожак, лидер. Вапще я – казах, но живу в Кыргызии.

– Как интересно. А зачем верёвка? – поинтересовалась девушка с пакетом.

– Дыля думат шитобы. Панимаеш: сидыш, берёбка курутиш и думат карашо.

– Про что думать-то? – Армен пожал плечами: поступают, сдают практические экзамены, чего голову ломать: беги быстрее, толкай ядро дальше. Всего делов! Но азиат произнёс мечтательно:

– Пыро горы, пыро Прунзе, пыро кониа.

Малкумов понятно кивнул.

– А коня как звать? – снова полюбопытствовала девушка в кедах и с мешком. Серик ей признательно улыбнулся:

– Берик – зынашит кырепкий, – гордо и спешно ответил наездник, предупреждая вопросы. Но тут конькобежец все же не выдержал и засмеялся:

– Охренеть: Серик на Берике, значит? – шевелюра парня затряслась.

– Зачем смеёшься, брат: красивое имя, – вступился теперь Малкумов, вставая и крепко пожимая руку нового знакомого из Фрунзе. Ему, как представителю народной диаспоры обида товарища была ясна: над кавказцами тоже частенько подтрунивали – что на русском говорят смешно, но говорят ведь! Ни один русский на его родном слова не скажет. Что одеваются иначе. А сами-то смешные, джинсы напялят, под самые самые, ни сесть ни встать. Что женщин любят и комплименты им часто делают. Но тут уж, как говориться, спрос идёт от того, что русские мужики, порой, утюги-утюгами: не приласкают публично, ни приголубят. Пить любят. И женам, если изменяют, то ругаются потом с ними вдрызг. А на Кавказе все всех любят и все друг другу помогают. И никто не ругается. Особенно с женщинами. Потому, как каждый своё место знает: жена – уважай мужа. И тогда лад во всём будет. «Эх, русские, русские» – подумал кавказец не без грусти, глядя на Юлиана. Как для православных все мусульмане были на одно лицо, так и для мусульман православные мало чем друг от друга отличались. Мысли смуглого красавца прервала девушка в кедах:

– Серик? – уточнила она для верности про имя.

– Берик! – пояснил ей кавказец, – Да и Серик – тоже неплохо. Сразу понятно откуда родом, – Малкумов поднял вверх указательный палец. Девушка пожала пальцами в кедах, протянув что-то похожее на «угу».

– Сыпасибо, братан, – Серик трижды потряс протянутую руку, – А тебя как зывать?

– Армен. Малкумов. Нальчик.

– Это на Кавказе, – уверенно проговорила девушка в кедах, обрадовавшись своим знаниям.

– Точно, красавица! Кабардино-Балкария, – гордо ответил Армен. Юлик прищурился, осматривая его:

– А ты кабардин или балкар?

– Армянин. А папа у меня – грузин, – кавказец говорил о таких вещах, не подозревая, что это может вызвать недоумение. Девушка в кедах нахмурила лоб:

– Это как так?

– Это кто-то, где-то, когда-то, кого-то, – Юлик посмотрел на Малкумова, закусив губу и даже ус, – Да, богатая география у граждан нашей страны.

С минуту все молчали, потом девушка в кедах чихнула, достала из пакета огромный клетчатый платкок, отсморкалась и снова обратилась к Армену, опустившемуся рядом с ней на корточки сбоку от стульев и подоткнувшего спиной стенку:

– А ты на какую кафедру поступаешь?

– А что такое «на какую кафедру»? Я это нэ понимаю, красавица. Я в институт физической культуры поступаю, – Армен степенно встал, снова подошёл к стенду и снова ткнул в пластиковый брюшной пресс, который выражал видимо в его глазах всю представительность заведения. Сидеть на месте кавказцу было – сущее наказание. Серик улыбнулся девушке:

– Ты не перышивай. Бывает пилпак. Бывает пакультет пизики и математики. А это – инсититут пизической культуры. Поняла?

Девушка неуверенно кивнула. Юлик затрясся в смехе, стараясь отвернуться в сторону, но дрожащая шевелюра выдавала. Кто-то в очереди отошёл от говорящих подальше. Кто-то, наоборот, приблизился к группе. Девушка в кедах шумно выдохнула и поставила пакет между ног. Она посмотрела на Армена, пытаясь выяснить непонятный факт:

– Ну понимаешь, Армен, тут в институте бывает кафедра баскетбола…

Малкумов, отрицая, замахал.

– Какой баскетбол, слюшай?

– Нет, ну всё-таки. Бывает кафедра конькобежного спорта и хоккея, – указывая на себя, подсказал Юлик, сине-красный от необходимости сдерживать смех.

– Нэт. Не это тоже. Я же сказал – нэ знаю, – похоже парню было все равно куда он поступал. Вот только остальные этого не поняли и переглянулись с удивлением.

– А какой у тебя вид спорта? – девушке в кедах очень хотелось помочь кавказцу конкретизировать выбор.

– Спортивное ориентирование, – выговорил Армен со значением, высоко поднимая изящную кисть руки с длинными тонкими пальцами. Взгляды сфокусировались на ней. Очередь на мгновение погрузилась в такое молчание, что слышно было, как крутятся в комнате по приёму документов вентиляторы

– А это сы парашютом? – рискнул предположить Серик.

Армен посмотрел пристально, подозревая насмешку. Но спокойно-беззаботное выражение на лице казаха исключало любой подвох, поэтому Малкумов кивнул:

– Можно и с парашютом. А можно и бэз.

Девушка в кедах потёрла одну ступню о другую:

– А я и не знала, что есть такой вид спорта.

– Есть, – твёрдо заверил Армен.

– Канешна. Раз он зидесь, зыначит иесть. – логика казаха была железной. Девушка вздохнула и кивнула согласно, лишь бы оставить этот непростой разговор. Серик поглядел на неё с очередной улыбкой, – Тебя как зовут, кызымочка?

– Это ты ко мне, Серик? – девушка в кедах почувствовал как у неё теперь чешется спина и потянулась рукой через плечо, – Я – Сычёва, а не кызымочка.

Шандобаев, растягиваясь в улыбке максимально, попросил:

– Не обишайся, кырасавица. Кызымочка, по-казахски, зынашит девушка. Понымаеш?

– Понятно, кивнула Сычёва, – Только как ты поступать собираешься, если в русской школе не учился?

Серик удивлённо нахмурился, не понимая сомнения:

– Пошему не ушился? Я и в русской школа ушился, и в казахской ушился, и в кырыгызской. У нас во Прунзе интернат был сыпортивный. Там на всех языках говорят, Сычёва.

– Зачем, Серик, так официально: Сычёва? Как твоё имя, красавица, м-м? – Армен причмокнул карминными губами, как от вкуса вина, и попробовал взять руку девушки с намерением поцеловать. Она откровенно не далась.

– Не надо имя. Тут никому имя не интересно. Только фамилию спрашивают. Так что зовите Сычёва. Я – местная. Из Загорска, – бледное, дебелое лицо абитуриентки с пакетом было поражено прыщиками. При разговоре девушка то и дело откидывала голову назад, отчего из-под чёлки тёмного каре открывался лоб, особенно густо усеянный ими, и заводила руками волосы за уши.

– Из Загорска? Это где?

Ответить Армену девушка не успела. Открылась дверь комнаты приёмной комиссии и оттуда с криком выбежал счастливый студент:

– Ура! Мужики! Допустили!

– Куда? – вопрос был одновременно-общим.

– На сцепуху, – рыжий паренёк крутился волчком, разговаривая со всеми сразу.

– Куда-а-а?

Парень, осознавая, что его не поняли, остановился и произнёс медленно и по слогам:

– На спе-цуху! Я – дизлексик. Привыкайте, – паренёк махнул рукой на прощание, подтянул шорты и побежал к выходу. Его проводили взглядами.

– Счастливчик!

– Вай-ва-й, какой маладэц! – Армен снова воздел руку к потолку. Юлик согласился, конкретно покачав головой:

– Повезло, паря.

– А шито это за сыпорт «дислексик»? – Серик посмотрел на девушку в кедах. Сычёва задумалась, потом решила:

– Наверное борьба такая. Они все там говорят по-русски странно.

– Следующий! – потребовал из открытой двери кабинета мужской голос.

– Паря, это я, – Юлик отскочил от стены и скрылся в кабинете.