Текст книги "Поступление"

Глава 20

Виктор Малыгин не бежал, летел по разбегу над размякшим от жары чёрным покрытием, разбитым дождём, многократно расплавленным солнцем и задубелым от зимних морозов. История с ремонтом спортсооружений была та же, что и с другими объектами ВУЗа: финансово безнадёжная. Если ещё хоть как-то удавалось ректору по хозчасти Блинову вымаливать у Министерства по высшему образованию гроши на смену поломанного инвентаря, то вести речь о полной реконструкции стадиона мог бы только одержимый или ненормальный. Коржик не относился ни к тем, ни к другим. Потому и стояли в плачевном состоянии сектора и ямы, потому и ломал сейчас Малыгин свои стройные ноги о железокаменную крошку битума, утратившего все изначальные физические требования спортивного покрытия. Впрочем, стоит повториться, что глядя на Виктора вряд ли можно было подумать, что разбег для него представляет особый труд. Малыгин словно не касался земли. Он прыгал в высоту способом «перекидной»: взлетал, обволакивал грудью планку и пластично скатывался на маты рулончиком. Техника этого способа прыжков считалась «устаревшей», теперь все норовили прыгать спиной. С тех пор, как преимущества стиля, придуманного американским прыгуном Диком Фосбери, были доказаны: с точки зрения механики и сохранения энергии он был явно более экономичен, подавляющая часть прыгунов перешла на «фосбери-флоп». Ещё и поэтому прыжки Виктора казались чем-то магическим. Установленная высота в метр девяносто пять сантиметров соответствовала вступительной пятёрке. Личный рекорд Малыгина был два метра шестнадцать сантиметров. Казалось бы: запас есть, но Малыгин настраивался на каждый прыжок без баловства и сейчас перелетел планку с огромной форой.

– Засчитано! – Михайлов уверенно поднял белый флажок, – Прыгает Попинко.

За сектором по периметру сидели болельщики; их было много. В секторе остались только двое. Андрей нервно попрыгал на месте начала разбега, подтягивая колени к груди. Для него установленная высота граничила с личной рекордной в два метра пять сантиметров. Парень нервно порубил ладонями бёдра и икроножные мышцы и замер.

– Давай, Андрюша, возьми её, – поддержала Николина. Болеть за «коллег» было делом обычным и даже делом чести.

– Да не возьмёт. Дрейфит. Отсюда видать, – лицо Гены было категоричным.

Николина осудительно покачала головой. Цыганок, по-прежнему сидевшая рядом в Савченко, толкнула его в бок:

– Та замолчи ты! Зачем под руку говоришь?

– Та потомуша видать как он трусит, – Гена все же снизил голос до шёпота. Он внимательно посмотрел на сумку Попинко, оставленную рядом с ними, из которой торчало горлышко «Боржоми». Оглядевшись, Савченко убедился в направлении взглядов массы и аккуратно вытащил бутылку.

– А ты пойди и сам прыгни, – с обидой за Попинко вступился Кириллов, не поворачивая головы; он сидел у самого края дорожки с пустой бутылкой из-под молока; тару необходимо было сдать в столовую. Заботливый Кирьянов был тут же и согласно кивнул.

– Точно. Пусть бы сам попробовал, а потом говорил.

– Э, мужики! Я два года назад вроде как тоже такие же экзамены сдавал, – Гена занервничал. Не терпелось попить воды, а тут приходилось защищаться.

– Тогда понимать должен, – Кириллов говорил грустно, все также не оборачиваясь. Горечь четвёрки по спецухе не заглушалась даже молоком. – Я вон метр семьдесят еле-еле переполз, а тут!..

Толик закончил прыжки в высоту с результатом победительниц девушек, с которыми мужчины начали экзамен, пристроившись к высоте в метр семьдесят. Кашина эту высоту взяла с третьей попытки, Николина с первой. Пятёрки обеим спортсменкам были обеспечены, дальше соревноваться они отказались.

– Больно надо ноги ломать, – Кашина стянула шиповки прямо перед Михайловым.

Николина просигнализировала преподавателю, сложив руки крестом. И хотя обе прыгуньи взяли одинаковую высоту, по правилам победила Лена. Ира старалась не придавать этому никакого внимания, мол: пятёрка есть, большего не надо. Но когда Михайлов объявил вслух порядок результатов спортсменок, всё-таки скривилась:

– Какая разница: первая, вторая?.. Сдали и ладно.

По тону Иры все поняли, что её самолюбие всё-таки ущемлено. А ещё стало ясным, что с этого дня обе студентки станут на тропу извечной конкуренции, во всём. Каждая имела всё, для того, чтобы считать себя лидером: и внешность, и характер, и результаты.

Прыжками в высоту заканчивалась утренняя программа экзаменов. Отсоревновавшиеся абитуриенты и всё те же любопытные старшекурсники не расходились, несмотря на жару. На вираже, в ста метрах от прыжковой ямы и в тени деревьев, следила за «поступлением» новичков декан Горобова. Рядом с ней стояли остальные преподаватели, задействованные в экзаменах по специализации, но уже отдыхающие.

– Возьмёт, – уверенно заявил начальнице Тофик Мамедович.

– Не знаю, не знаю; как-то он слабо начал… И потом – перворазрядник… Опыту мало, – не преминул покритиковать Рудольф Александрович. – Может не настроился. Может… Сами понимаете – экзамены. Нервы у всех на пределе. Мой вон тоже… – Бережной досадливо махнул рукой.

Наталья Сергеевна молчала. Она издали любовалась красавцем Малыгиным и знала, что парень наверняка будет зачислен в ряды студентов первого курса: сборников страны среди поступающих было на перечёт, Малыгин, хотя и был только мастером спорта, входил в их число.

Попинко высоту метр девяносто пять не взял. Малыгин попросил поднять планку на два метра и теперь настраивался.

– Надо сказать Михайлову, чтобы закруглялся. Вот сейчас прыгнет два метра и харэ, – Джанкоев откровенно переживал за поступающих и не хотел, чтобы они переутомлялись, – Ещё завтра целый день экзаменов.

В это время на траве среди болельщиков речь тоже шла об экзаменах:

– Блин, завтра сначала гимнастика, а после обеда плаванье в Олимпийском. Не могли сделать наоборот, – Цыганок с обожанием смотрела на Малыгина, но говорила про своё. Как она умудрялась делать и то, и другое – оставалось тайной.

– Придумала тоже: какая с тебя будет гимнастка после плаванья? – Кашина сидела вместе со всеми и перебирала вещи в сумке.

– Такая же, как с тебя пловчиха, после гимнастики, – парировала Света.

Гена громко засмеялся, но тут же умолк. Виктор начал разбег.

– Як ангел парит! – зачарованно и нараспев проговорила Света, вызывая ревнивую улыбку Гены.

– Красиво, – о чём была фраза Николаенко: о стиле или об авторе прыжка, оставалось догадываться, но некоторые из ребят губы позакусывали. И тут раздался низкий, но мечтательный голос:

– Нет, девочки, он как всадник. Благородный. Весь в белом, – глаза Сычёвой потонули в облаках. Почти сиплый голос никак не вязался с лирикой фразы и на мгновение привлёк взгляды. Но тут же идиллию разрушила Кашина:

– Всадник. Без коня и без головы.

– Почему это без головы? – повернулась Лена. Слова соперницы казались обидными. Но ответа никто не дождался. Виктор, взмыв над планкой, приземлился ровно между матрасами. Раздался тупой звук. За ним тишина. За ней вопль Сычёвой:

– Ой, девочки, уби-и-ился!

Сверху на недвижимого Малыгина упала железная планка, бумкнув по голове.

Глава 21

Насмерть перепуганные падением атлета Бережной и Михайлов строго распорядились перед старшекурсниками привести стадион в первозданный вид. Тофик Мамедович получил заветную связку ключей от кафедры лёгкой атлетики и должен был проследить за исполнением приказа. Для послеобеденных экзаменов ни яма для высоты, ни тем более барьеры нужны не были. Саша Попович, деловой и незаменимый в хозяйственных вопросах, сразу же подрядил на «очистку» территории стадиона всех, кто попытался, но не успел, улизнуть под эгидой «посочувствовать раненому».

Николиной и Попинко было поручено собрать вещи Малыгина и отнести в медпункт.

– А ну да, как халяву ловить, так Николина. Я тоже могу взять его сумку, – раскапризничалась Кашина.

– Хватит двоих. Тем более, что ты не из группы поддержки больного, – отрезал Попович.

– Если я не восторгалась до умопотери прыжками Вити, то это не значит, что мне его не жаль, – Кашина продолжала говорить с вытянутыми губами. Попович не обращал на её тянучий голос никакого внимания и уже стягивал с ямы брезент, покрывавший маты. Иру возмутило невнимание, она выдохнула, – Штангист, что с тебя взять?

Кашина явно провоцировала очередной конфликт, жизнь без которого казалась девушке скучной. Но Попович был непробиваем:

– Хватит канючить. Иди лучше помоги другим. И вообще, повзрослеть уже пора, капризуля.

Кашина оглянулась, хотела схамить, даже открыла рот, но Попович забыл уже о ней. Ира посмотрела по сторонам. Шумкин и Воробьёва взяли на себя лавочку. Кириллов и Кирьянов понесли стол. Сычёва поплелась за ними хвостиком, уволакивая стул. Попович и ещё несколько ребят взялись за маты. Рыжий Ячек торжественно схватил планку, оповестив всех что: «Главное в высоте – чтобы «гланка не пыла бнутая», чем внёс в рабочий режим очередную ноту веселья.

Только барьеры нести было некому. Около них крутились, как привязанные, Армен и Серик. Света Цыганок указала на них Кашиной:

– Пошли поможем.

– Ну да, здоровые мужики планочки таскают, а я должна переть тяжелючие барьеры? – Ира попробовала приподнять барьер, ножка которого была сделана из литого железа со специальным литым манжетом, чтобы барьеры меньше переворачивались,

– Чугуном их начинили что ли? Эй, Попович, кто за меня будет завтра сдавать плаванье, если я надорвусь с этими раскорягами?

Саша, легко проносивший в это время в паре мат, подмигнул Свете:

– Могу поменяться с тобой: я тебе – мат, ты мне – барьер, – штангист специально стал наклоняться так, что мат начал падать в сторону Иры.

Кашина завизжала и отскочила. Попович выпрямился и с напарником ушёл молча.

– Бэри, – указал Армен на барьер, глядя из-под бровей. Кавказец оценил Кашину ещё во время прыжков, когда Ира критиковала всех подряд, его в том числе. Таких «жэншин» Армен не выносил. «Ставит из себя Мона Лизу, а сама внутри пустая, пустая. И глазки у неё бегают», – Малкумов знал, что думать. Он повидал на своём веку вертлявых красавиц, с завышенным мнением о себе. Поэтому разговаривал с Ирой без обычной мягкости в голосе, какая прослушивалась даже при обращении к такой, как, грубая на вид, Таня Маршал. Кашиной, поняв настроение парня на её счёт, ничего не оставалось, как подчиниться. Они с Цыганок взяли по одному барьеру; больше девушкам было на поднять. Армен и Серик снова взвалили на плечи по два и проследовали за всеми.

Барьеры в подсобку запихивали последними. Тофик Мамедович ещё на выходе со стадиона поручил Малкумову, как самому представительному из юношей, проверить на месте ли весь инвентарь, после этого закрыть кафедру и принести ключ в медпункт. Сам он скоренько побежал в сторону лыжной кафедры, где сидела медсестра института милейшая Татьяна Васильевна Иванова; стресс в секторе по прыжкам в высоту вызвал у Джанкоева новое расстройство кишечника.

«Нет, всё-таки не зря я с детства не переношу лёгкую атлетику: как только доходит до неё дело, обязательно что-то с организмом случается», – думал Тофик Мамедович, семеня мелким шагом, из боязни не удержать то, что так просилось наружу.

– Ну шыто, пошли посмотрим как там Витя? – предложил Серик после того, как вся работа была закончена.

– Нэт. Нэ люблю ужасов. Пусть там дэвушки воют. Мне нэ нужны отрицательные эмоции, – отказался Армен, осматривая штаны: к зелёному пятну сзади, прибавилось ещё несколько ржавых по бокам, – Как теперь их стирать?

Цыганок по-деловому осмотрела пятна и предложила свои услуги:

– Ты, Арменчик, не переживай. Отмоем. Это же синтетика. Значит ототрётся.

– Какая ты прэлесть, Светочка. Я уже почти влюблён, – Армен кинулся целовать руки девушки. Света вовремя отпряла:

– Не надо, Арменчик. Любовь плохо влияет на сердечную мышцу. Зачем тебе проблемы?

– А, Светочка, мне уже всё равно. Я уже почти труп, – следом за словами в Свету полетел воздушный поцелуй.

– Зашем тыруп? А как же зафытра гымынастика и пылавание? – Серик тонкости мыслей Армена явно не понимал.

Малкумов махнул рукой:

– Что такое гимнастика? Тебе же сказал хоккеист Миша: два раза кувыркнуться и по бревну пройти. Что я не пройду по бревну?

Бордюр дорожки был сделан из белёных кирпичей. Армен взобрался на него и пошёл, балансируя руками, но вдруг потерял равновесие и чуть не упал.

– Ты что! – вскрикнула Кашина, – Совсем с ума сошёл? Не хватало нам ещё одного больного.

– Совсем с уша сомёл, – Ячек покрутил пальцем у виска, – Если ты завтра так по бренву будить ходешь, без головы отсанешься.

Серик вытаращил на Мишу глаза:

– Э-э, Мячик, ты пошему когыда говаришь, я нишего не погу монять?

Все посмотрели с удивлением на Серика, потом на Мишу, потом снова на Серика.

– Так, я отсюда пошла, пока эта эпидемия с переставлением букв в словах меня не поразила, – Кашина широкой волной перекинула косу с груди на спину и зашагала с высоко поднятой головой.

Глава 22

Передвижной медпункт института был открыт во время вступительных экзаменов на кафедре лыжного спорта. Обеспеченная йодом, бинтами и ватой, медсестра института Иванова Татьяна Васильевна изнывала от зноя. Она искренне жалела, что её не оставили в кабинете в основном здании. Профессиональные навыки женщине применять в институте приходилось редко. Во время учебного года иногда приходил кто-то попросить анальгин и совсем редко обращались за лейкопластырем или йодом, чтобы смазать порез или ушиб. Несколько минут назад Татьяну Васильевну всколыхнул преподаватель лыжного спорта Джанкоев, сухо объяснив свою проблему с животом. На такие случаи медицинских средств государство институту не выделяло, но медсестра, будучи предупредительной, нашла в личной аптечке необходимое лекарство и послала Тофика Мамедовича в нужное место, где он застрял, по её мнению, надолго.

– Лето. Едят что попало. Овощи не моют. Вот и результат, – женщина рассуждала от скуки сама с собой, – Лето… Тепло… А я тут парюсь, – возмущалась женщина себе под нос, перелистывая журналы по лыжному спорту. Ничего интереснее из прессы на столе комнаты завкафедрой не было. – Надо после обеда книжку захватить, – решила женщина в белом халате. Затем, подумав, стянула спецодежду и со вздохом подошла к окну. Со второго этажа деревянного домика просматривалась аллея от центральных ворот. По ней шли к выходу абитуриенты. Время близилось к полудню, суля освобождение. Медсестра сложила халат в сумку и подумала, что если уйдёт сейчас, то наверняка успеет сначала окунуться в озере, а потом пообедать в столовой. Женщина решительно схватила сумку и быстро пошла к лестнице.

В этот день медсестре Татьяне Васильевне крайне повезло: не успела она спуститься, как дверь на кафедру широко распахнулась и в ней показались двое, несущие под мышки третьего, как санитары во время войны таскали раненных. За ними маячила целая процессия, возглавляемая деканом спортивного факультета Горобовой.

– Господи, что это?! – от увиденного медсестра отступила назад на ступеньки.

– Заходите поскорее, – скомандовала Наталья Сергеевна, – Где медпункт?

– Там, – медсестра ткнула большим пальцем за спину.

– На втором этаже? А что вы его на пятом не оставили в центральном корпусе, а? Как нам его теперь туда нести? – Претензии декана были резонными. Медсестра заморгала. Шествие водворилось вовнутрь; в помещении сразу же стало тесно.

– Так я там, где мне сказали, – голос оправдания звучал слабо.

– Татьяна Васильевна, вам бы и самой мозги иногда не мешало включать, – декан жестом призвала медсестру спуститься, а ребятам, поддерживающим Малыгина, посадить потерпевшего на ступеньки.

Охая, Виктор сел.

– Больно? – участие Горобовой было почти материнским, – Татьяна Васильевна, что стоите? Быстро бегите за аптечкой. Витечка, ты потерпи.

Медсестра скрылась, пробравшись на цыпочках за спиной Виктора. Малыгин понимающе кивнул, потирая лоб:

– Да ничего страшного, товарищ декан. Зашибся немного. Больше шишка на голове от планки болит, чем спина. Менять её надо; вроде лёгкая, а шарахнула – глаза на лоб… А так – всё на месте.

– Про планку – ты прав, Малыгин. Бережной! Рудольф Александрович!? – декан принялась искать глазами заведующего кафедрой лёгкой атлетики. Нашла мужчину за пределами открытой двери, жестом подозвала поближе, – Значит так: срочно подготовьте на имя Сергея Сергеевича Блинова запрос на поставку новой планки. Срочно.

– И стойки было бы неплохо поменять. Они – довоенного периода, упадёт такая – убьёт. Это вам не дюралевая трубка. Про барьеры – вообще молчу; девчонке, если она не тяжелоатлетка, не поднять; волоком носят, – согласился Рудольф Александрович, на всякий случай дерзнув напомнить про другие снаряды. А уж когда Малыгин сказал про новые маты – ушам не поверил: Горобова перечислила всё указанное и снова принялась осматривать Малыгина:

– Главное – переломов нет. А про инвентарь ты, Витечка, не переживай. Завхоз закажет, я подпишу накладную, к новому учебному году будут, – декан продолжала трогать руки и ноги атлета. Малыгин сморщился.

– Да нет у него переломов, Наталья Сергеевна. Мы его прощупали, – зрачки Михайлова сузились от страха ещё на секторе и до сих пор бегали точечками по лицу.

– Прощупали? Лучше бы вы яму для прыжков прощупали перед стартом, товарищ Михайлов, – Горобова осторожно трогала конечности Малыгина одну за другой, не доверяя сказанному. Малыгин стоически терпел. Не проявил он слабоволия и при обильном смазывании ссадин йодом. Медсестра под наблюдением толпы широким жестом водила ватным тампоном, зажатым пинцетом.

– А где ваш халат? – напомнила Горобова. Упрёк снова был резонным.

– Да… Вот… Я уже на обед… В сумке, – чёткость последней фразы была вызвана впёртым неумолимым взглядом вопрошающей.

– Ну, бардак! Ну, устрою я вам всем головомойку, пусть только закончатся экзамены. Всем всё припомню! И медпункт на втором этаже, и маты, положенные как попало, и халат этот… Развели тут антисанитарию и разгильдяйство. Ну, погодите же! – Горобова кричала от бессилия; Малыгина было очень жаль. Голос сотрясал деревянную крышу, наводя ледяной трепет на стоящих. Присутствующие поняли, что обещанное начальницей будет сделано, и уже сейчас каждый приготовился к защитному слову.

– Не надо, – улыбнулся Малыгин мучительной улыбкой; йод всё-таки жёг, и терпеть и не охать стоило парню усилий, – Не надо, товарищ декан. Я сам виноват; нужно было остановиться после метра девяносто пяти. Вот и не упал бы. А так: довыпендривался. Вас хотелось впечатлить. И девчонок, – лицо снова озарила вымученная улыбка героя дня.

На такое признание женщина-власть утёрла лоб и выдохнула всей массой лёгких:

– Впечатлил… девчонок… До сих пор трясутся.

В проёме открытой двери кафедры неровная толпа соболезнующих слабого пола, стонала и всхлипывала.

– Всё… вроде бы, – медсестра осматривала тело потерпевшего, не дерзя глядеть на начальство, – Может повязку наложить?

– На голову себе повязку наложите, чтобы помнить, Татьяна Васильевна, как на обед раньше времени не уходить, – Наталья Сергеевна отстранила медработника и присела перед Малыгиным, – Витя, ты точно головой не ударился, а то, если что… в больницу надо.

Представив себя в больнице, Малыгин активно запротестовал, даже попытался встать:

– Боком я упал, товарищ декан. А на боку головы нет.

Боль пронзила спину парня и он тут же отказался от поспешных замыслов двигаться, извиняясь, улыбнулся.

Горобова губами сложила нечто, похожее на ответную улыбку, одним пальцем поприкасалась напоследок к ненамазанному телу юноши и, тяжело выдыхая, поднялась, – Ладно, обошлось как будто. А зовут меня, Виктор, Наталья Сергеевна. И никакой я не «товарищ декан».

Все посмотрели на Горобову с удивлением, так как тем, кто её знали, впервые она показалась женственной.

«Может быть иногда человеком», – подумал Джанкоев и стал выгонять из домика лишних людей. На лыжной кафедре Тофик Мамедович чувствовал себя более уверенно, чем на стадионе. К тому же помещение необходимо было проветрить: к кислостям людского пота и терпкости йода, которым буквально залили Малыгина, из дальнего угла кафедры потягивало будто прорвавшей канализацией. Джанкоев махал руками, ускоряя процесс диффузии воздуха.

Сопровождаемая полу-опущенными взглядами наблюдателей, Горобова тоже вышла из деревянного домика и направилась к зданию института. Мигрень, успокоившаяся на воздухе и после таблетки, снова возвращалась; стресс всё-таки был сильным. Представив, во что могло обойтись падение Малыгина, имей оно более серьёзные последствия, Горобова схватилась за виски: боль пронзила мгновенно, судорогой сводя тело и сверкнув молнией в глазах. Случись что, никто не стал бы выяснять есть у института деньги на покупку оборудования или нет: под суд пошли бы ровным строем и ректор, и она, как декан факультета, на который поступал травмированный абитуриент.

«Надо освободить Малыгина от дальнейших практических экзаменов», – последнее, что пришло в голову Наталье Сергеевне, прежде чем женщина упала на стол в кабинете и разрыдалась.

Нет, всё-таки стресс был выше её сил.