Электронная библиотека » Елена Селестин » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Зеркало Рубенса"


  • Текст добавлен: 28 сентября 2017, 11:21


Автор книги: Елена Селестин


Жанр: Историческая литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Дом Рубенса, осень 1620 года

Изабелла попросила, чтобы муж вернулся к работе над портретом Сусанны. Даниэль Фоурмент, сказала она, спрашивал: будет ли портрет готов к свадьбе? Надо быть внимательнее к родственникам…

– Так ведь у меня французский заказ, огромный, и, сама знаешь, какие сложные дела в мастерской, – проворчал Рубенс.

Но все же назначил время: Сусанна может прийти завтра, прямо с утра, сказал он Изабелле.

Рубенс решил, что возьмет небольшой холст.

Изобразит крупно лицо Сусанны, а фоном пусть будет небо, он напишет его бурным и переменчивым. Не солнечным – и на контрасте тем ярче будет сиять ее лицо под темной бархатной шляпой…

Сусанна на сеансе молчала, опустив глаза.

Рубенса это не волновало: он рисовал нос и губы, обнаружил, что у Сусанны умный и чувственный рот. Очерк рта на редкость красив: губы изогнутые, изящные, верхняя губа призывно приподнята. Рубенс подумал: «Неужели она все еще невинна?» Созерцая эту девушку, он думал только о плотской любви. Яркий румянец, немного слишком яркий, и золото вьющихся волос… краски, играющие на ее лице, увлекли его.

– Как вам Мармотка? – Сусанна вдруг моргнула.

«Поразительные зрачки у нее, огромные, у моей матери были подобные…»

– Кто это?..

– Моя кобыла, вы же ее видели, – протянула Сусанна.

– А!

«Как я мог, – спохватился Рубенс, – знаменитый и успешный человек, усмотреть в ней какие-то достоинства?! Все это нервы из-за отъезда Антониса и выходок Ворстермана. Что только не примерещится от переутомления! Ничего особенного в этой Сусанне нет – глуповатая, избалованная девица, разве что более развязная, чем другие, оттого что выросла в роскоши. Говорят, отец обожает ее».

– Рисунок сегодня закончу, ты иди сейчас. Завтра начну работать маслом, снова приходи в это же время, попозируешь. Думаю, двух раз, ну трех – будет достаточно.

– Можно мне посмотреть?

Сусанна подошла к мольберту. Почему он не уклонился, не отошел, когда она приблизилась? Чем объяснить, что ее близость так его волнует?

В кабинет, хитро улыбаясь, заглянула Клара, любимица, его истинная радость. Диковатая и застенчивая, лицом очень похожая на мать, девочка бросилась не к нему, а к гостье – обняла Сусанну за талию, прильнула.

– Ты моя, моя дорогая, люблю тебя, – повторяла Клара.

Рубенс был поражен: сколько доверчивости в этом ребенке! Какая красивая душа у его дочери! Но когда Сусанна успела подружиться с нею? Клара мечтательно пропела, закрыв глаза:

– Как приятно пахнет от тебя!

– Так мы уже можем пойти играть? – спросила Сусанна у Рубенса, тоже обняв девочку и нежно поглаживая ее тонкие локоны.

– А что ты скажешь про портрет?

– Он лучше, чем я! Честно. Вы даже не можете представить себе, что я чувствую, когда смотрю на него. – Вдруг Сусанна потянулась поверх головы Клары и погладила его по руке.

Рубенсу показалось, будто ему двадцать и впервые привлекательная девушка прикоснулась к нему – так нервно отреагировала его кожа, да нет, не только кожа, все тело!

Когда Клара и Сусанна вышли, он еще поработал с портретом: рассматривал, что-то подправлял, добавил цвет…

Из сада слышались голоса и смех. Ему страстно, неистово хотелось жить.

На следующее утро Изабелла собралась к мессе. Было праздничное воскресенье, он тоже должен был пойти, но внезапно решил, что вместо мессы отправится прокатиться верхом. Оставив Изабеллу в недоумении, он поручил Птибодэ сопровождать ее и детей, а сам понесся за город. А там вдруг стал гадать: из каких ворот может выехать из города Сусанна на своей кобыле… как ее там? Кобыле Мармотке… Решил, что скорее всего из южных, – и опомнился, когда поймал себя на том, что уже три раза подъезжал к этим воротам.

Он встретил на пути многих знакомых, которые тоже почему-то не пошли на мессу, а устремились по разным делам или, как и он, скакали в свое удовольствие верхом. Пришлось объяснять кое-кому, почему он здесь, хотя это было совершенно не их дело. В конце концов он заставил себя поехать в дальнюю рощу у реки, за замком Стеен. В голову лезли цитаты из древних о том, что стареет тот, у кого нет смысла в жизни и дела своего нет; что человек, который всегда идет вперед и пребывает в бодром расположении духа, будет молодым долго, может прожить сто лет или дольше…

Но потом вспомнилось другое: «В старости любовь – это порок», – изрек какой-то дурак. Или вот еще Плавт заметил, не слишком мудро: «Плохая штука старость». Но ему далеко до старости… Просто его словно молния поразила вчера, когда Сусанна оказалась рядом с Кларой. Его дочь – ребенок, ему все еще кажется, что она недавно начала разговаривать. Сусанна тоже почти дитя, но в ней он уже видит молодую женщину; да она и правда вот-вот станет супругой, вспомнил он, ее свадьба скоро…

А когда?

Он остановил коня: когда это должно случиться? Через несколько недель? Или дней? Рубенс точно не помнил. Это и не важно – правильно было бы отвлечься и перестать думать о Сусанне, потому что это слишком глупо. Кстати, надо сказать Изабелле, чтобы купила у аптекаря душистой воды, говорят, ароматические составы полезны для здоровья, защищают от эпидемий. Еще они хороши для освежения супружеских чувств, не только ведь куртизанки могут ими обливаться…

Глупости, он вовсе не хотел снова встретить на Лунных холмах Сусанну! Просто придумывал, как лучше привести рассудок в норму, и верное решение таково: он поедет в Париж как можно скорее, надо завтра же попросить паспорт у бургомистра, нет, лучше сегодня!

Рубенс не привык откладывать дела.

В Париже он встретится и с казначеем Марии Медичи, надо поторопиться: Фабри де Пейреск написал, что король уже выделил матери деньги на украшение Люксембургского дворца, надо суметь получить свою долю, пока они снова не рассорились. Заодно показать королеве-матери несколько готовых эскизов, чтобы не рисковать, не работать напрасно. Кстати, к Пейреску есть важный разговор – о коллекции Карлтона. Надо продолжить распечатывать и систематизировать коллекцию, полученную из Гааги, а Пейреск может посоветовать: как лучше расставить их, в каком порядке расставить, чтобы эти чудесные вещи привнесли еще большую гармонию в его жизнь.

Когда он вернулся с прогулки в город, на улицах было многолюдно, одни возвращались с мессы, другие шли с рынка. Неподалеку от дома Рубенс встретил Изабеллу с детьми и семейство Фоурмент: отец Даниэль, сын Даниэль-младший, свояк Изабеллы с семьей, младшие дети, трое или четверо. И Сусанна под руку с женихом. Румяная, в богатом платье, она первая заметила Рубенса и даже побежала ему навстречу. За ней бросилась его дочка Клара. Сусанна споткнулась на бегу, чуть не упала и, смеясь, протянула девочке руку – они вместе встретили его. Взрослые, в том числе жених, Дель Монте, стояли и улыбались, любуясь девочками. Рубенс посадил дочь перед собой в седло, а Сусанна пошла рядом, будто вела его коня за стремя. Жених следил за ней влюбленными глазами – Рубенс заметил это и вдруг подумал, что жизнь проходит, он все же постарел…

– Скоро и ваша Клара станет невестой, – радушно приветствовал его Фоурмент-старший. – Будете ждать внуков, дорогой мэтр, и радоваться им, как лучшему дару жизни.

«Говорил бы только о себе!» – подумал Рубенс раздраженно, кисло улыбнулся в ответ и ускакал с дочерью домой, сославшись на неотложные дела.

На следующее утро Сусанна пришла раньше назначенного времени, вела себя скромно и выглядела притихшей. Рубенс чувствовал, что его мнимая лихорадка влюбленности полностью прошла. Наверное, думал он уже спокойно, вспышки страсти в организме накапливаются и время от времени беспокоят мужчину, здорового и слишком давно женатого. В Париже, решил он, можно будет позволить себе общение со свежей, но проверенной девушкой. От такого решения Рубенс пришел в хорошее расположение духа, работал быстро, не задумываясь о модели, и ему удалось за утро сделать подмалевок на холсте: набросать композицию портрета и наметить, уже красками, овал лица, расставить цветовые акценты.

– Позировать больше не надо, Сусанна, – сказал он. – Закончу моделло без тебя, и, возможно, к свадьбе… Когда она, кстати?

– Через две недели, разве Изабелла вам не напоминала? Вы будете самыми почетными гостями.

Рубенс не любил свадьбы, впрочем, как и другие семейные праздники. А эта свадьба почти не имеет отношения к его семье! Так что он не собирается тратить свое время. Как бы он мог достичь столь многого, если бы ходил везде, куда приглашают?..

– В это время я буду в Париже. Мария Медичи просит приехать, да и молодой король Луи собрался заказать мне эскизы гобеленов.

– О… – расстроилась Сусанна, но тут же протянула восхищенно: – Конечно, вас ждет королева и даже король Франции, а тут мы, обычные люди. Я понимаю. Вы – Мэтр.

– Разумеется, – подтвердил он с холодной улыбкой, – монархи нуждаются во мне. Прощай, неизвестно, когда теперь увидимся… может, и никогда. Желаю тебе и твоему жениху… как его?

– Раймонд дель Монте, – прошелестела Сусанна еле слышно.

– Всего наилучшего.

Рубенс встал, показывая, что сеанс окончен, а его время дорого.

На лице Сусанны ничего не отразилось, она смотрела расширенными зрачками куда-то в сторону. Вдруг глаза ее закатились, голова запрокинулась, и она начала медленно оседать, неестественно задрав плечо.

Рубенс бросился к ней.

– Изабелла! Изабелла! – кричал он, как ему казалось, на весь дом, но получалось почти шепотом. – Скорее сюда! Уксус дай, что ли!

Он приложил пальцы к шее девушки, не смог найти пульс, обхватил безвольную шею, ухо приложил к груди, но от волнения ничего не слышал. Тогда Рубенс рывком ослабил ей корсет, поднял Сусанну на руки:

– Да кто-нибудь, помогите же мне!

Шляпа Сусанны оказалась на полу, Рубенс наступил на нее, постоял в растерянности и стал очень медленно, осторожно спускаться по лестнице. Шпильки падали по одной с глухим звуком, волосы девушки свешивались до пола, оказалось, что они очень длинные…

Куртизанка в Риме, рожденная в Венеции, в которую был влюблен Филипп, благоухала, как цветок тюльпанового дерева, она была женщиной жадной и, пожалуй, неумной, да нет же – она была глупа и вульгарна до крайности! Но искусство любви почитала, была одарена в нем безмерно. Куртизанка из двух братьев предпочла младшего – его, Пьетро Паоло, она выбрала его, и он был счастлив какое-то время. Если сейчас, спустя двадцать с лишним лет, римские любовные страсти кажутся трогательными и смешными, то тогда история поссорила их, брат страшно страдал, даром что философ-стоик. А я, вспомнил Рубенс, носил при себе ее платок и ночью засыпал с ним, поэтому помню запах, однако не помню имени куртизанки. Она любила музыку, в ее палаццо часто играли музыканты, мы веселились невероятно, много пили вина по молодости… Сусанна тоже говорила мне о музыке… только – что она говорила?

– Иза, взгляни! – Он шагнул в кухню с Сусанной на руках, жена изумленно подняла голову от стола и вскочила, табурет громко заскрежетал по каменному полу и с грохотом опрокинулся.

– Ей стало плохо, да, прямо у меня в кабинете, я не знал, что делать, звал тебя! Ты что, не слышала?! Птибодэ, сюда!

Жена, кухонная прислуга, Птибодэ – никто не сказал ни слова и не приблизился к нему. Рубенсу происходящее казалось бессмысленным, увиденным во сне, в котором он стоял посреди городской площади с бездыханной женщиной на руках и никто не хотел иметь с ним дело, даже близкие стыдились подойти…

С ноги Сусанны на пол со стуком упал нарядный башмак; все молча смотрели на ее необутую ногу, на расшнурованный корсет и рассыпавшиеся волосы.

Лондон, Йоркхауз, дворец маркиза Бэкингема, осень 1620 года

– Лорд-канцлер Британского королевства, барон Веруламский, виконт Сент-Олбанский, сэр Фрэнсис Бэкон! – объявил слуга, изобразив сложный пируэт: он готовился к участию в королевском балете-маске.

– Молодец, получается у тебя, хорошо подпрыгиваешь! Можешь идти, – похвалил его хозяин.

Маркиз Бэкингем, лорд-адмирал Англии, ел грушу и как раз читал «Новый органон», недавно присланный ему Бэконом.

– Пытаюсь вникать, но трудно, – пожаловался маркиз вместо приветствия.

– Главное, ты стараешься, дорогой мальчик. Здорова ли леди Кэтрин?

– Толстеет, слава провидению.

– Король Яков ждет появления ваших детей, как собственных внуков. – Сэр Фрэнсис уселся в кресло, с видимым удовольствием вытянул ноги. – Кто бы ни родился, девочка или мальчик, его величество будет счастлив.

– Да, так он говорит. – Ясная улыбка осветила лицо «Стини» – так называл Бэкингема старый король Яков. Король-поэт и покровитель поэтов, Яков Стюарт сравнивал красоту своего любимца с обликом святого Стефана, чье лицо в Писании называли ликом ангела небесного.

– Мой Джордж, давай вернемся к тому, о чем начали разговор утром. То, что будет случаться хорошего в государстве, все наши успехи…

– Припишут королю. Или вам, как его мудрому советнику, – легко рассмеялся Бэкингем, – вы уже это говорили.

– Да, вот мне, например. А за все неудачи отвечать будешь ты, мой Джордж.

– Я ведь безродный выскочка, незаслуженно любимый фортуной. – Бэкингем состроил злодейскую физиономию. – У меня с ней страстный роман, который всех бесит. Что поделаешь: влюблена она в меня!

– Безмерно фортуна в тебя влюблена, верно. Никто, кроме нас с тобой, не может объяснить твое чудесное восхождение. И никто не узнает.

– Конечно, сэр Фрэнсис. Хотите грушу? Из Сицилии, там лучшие груши. На обед их подадут в вине, с медом и корицей. – Бэкингем знал, что его наставник с утра прошел долгий путь пешком для поддержания здоровья и обретения ясности мысли и наверняка голоден.

– Спасибо. – Бэкон взял с блюда крупную грушу. – Мы много раз говорили: одобрение или ненависть парламента, а тем более народа – это преходяще, очень неустойчиво и мимолетно. Совершенно не имеет значения, в сущности, любят они тебя или ненавидят. Разумеется, их гнев в случае неудач или лишений падет на тебя, Джордж, ты самая видная фигура. Но в таком случае, как мы тоже не раз обсуждали с тобой и его величеством, чтобы не допустить больших волнений, я сам выйду к ним и подставлю свою седую голову. Ее не отрубят, полагаю…

– Этого еще не хватало, сэр Фрэнсис. Ваша голова – сокровище Англии, надеюсь, это понимают даже ослы в парламенте.

– Ну, до конца уверенным быть нельзя – из-за той же фортуны, но тоже надеюсь, что в моем случае дело ограничится тюрьмой или заключением в замке. Знаешь, мой Джордж, я мечтаю иногда отойти от государственных дел, чтобы все оставили меня в покое! Чтобы мне дали чистую комнату, приносили еду два раза в день и сразу удалялись. Еще мне нужно где-то гулять, обдумывая новые страницы своего труда, а в остальном я готов к заключению и даже желал бы его…

– Не нравится мне, когда вы так говорите, – посерьезнел Бэкингем.

– Тоже не имеет значения, что тебе нравится или что хотел бы я, а тем более наш парламент. Важно одно: чтобы мы с тобой заложили такой фундамент здания, вернее, укрепили этот фундамент, заложенный нашей матерью и повелительницей Елизаветой, чтобы здание нашего государства стояло века и становилось все сильнее… Древо Великой Британии! Оно уже растет и прирастает территориями… хотя территории – не только сила, но и большая забота и опасность. На нас обоих… или на нас троих – вместе с королем, возложена высокая ответственность за то, чтобы древо Британии стало наисильнейшим на ближайшие пять сотен лет.

– Почему на такой срок?

– Есть определенные законы, периоды развития. Все на свете рождается, растет, видоизменяется, разрушаясь, а затем возрождается в новом виде, в ином месте. Этруски, например, зная об этих периодах, точно понимали – когда строить, когда разрушать. И когда – исчезать. Мой дорогой Джордж, сейчас я расскажу тебе совершенно новую историю. Готов слушать?

– Если не позовет его величество.

– Давай сдвинем кресла ближе. Скажу сейчас немного, самое важное. Повторюсь: государства, как все в земной природе, рождаются и умирают, оставляя некий слой, так называемый слой культуры – для взращивания других государств-колыбелей. Значимые государства не есть достижение одной нации. Их наследие – культуру, разумное законотворчество, искусство – человечество использует в разных точках земли. Именно поэтому нации, народности, что мы с тобой часто обсуждали, – временная условность, задуманная скорее всего для того, чтобы разделить нас наподобие соревнующихся отрядов. Мы – словно разные линии одного узора. Но самые ценные плоды этих условных состязаний могут быть впоследствии доступны большей части людей планеты. Очень яркий пример в этом смысле – Шекспир. Сформулировано и записано все это было в Британии, у нас, пусть даже разными людьми, но все издано и подано под именем «Шекспир»…

– Вам известно, кто это все написал?

– Разумеется, мой Джордж. Не отвлекайся, это не важно, уверяю тебя! Вопрос авторства – мелкий человеческий вопрос, больше ничего. Так вот: пьесы Шекспира в ближайшие пять сотен лет будут переведены на многие языки, их будут ставить в столицах, во всех провинциях, в какой-то момент людям покажется, что весь театр – это только Шекспир. Люди театра и зрители сами не будут понимать, почему это так. Хотя и античные пьесы будут продолжать инсценировать, но не столь часто…

– Но почему именно Шекспир станет таким важным для людей будущего, а не Бен Джонсон или проповеди Джона Донна? Они хороши, между прочим! – усомнился Бэкингем.

– Потому что в этих пьесах заложены в прямом, а также зашифрованном виде нравственные правила и модели поведения, разумные и развивающие как раз для этого периода жизни людей.

– А потом, спустя пятьсот лет, что – Шекспира больше не будут ставить в театрах?

– Не думай об этом! Потом манера выражения эмоций, речь, а значит, правила жизни и общения сильно изменятся. Мы не будем заглядывать так далеко, наша главная задача – выстроить сильную Британию на тот срок, что я тебе назвал. Как я уже говорил, от предыдущих «гнезд цивилизации» для построения последующих великих зданий остаются, как надежные камни для фундамента, различные ценности; назовем их проверенным строительным материалом. В основном они передаются в трех видах: в произведениях искусства – литература, театр, музыка, архитектура, рисунки и картины. Второе – законы общества, то есть методы установления порядка в государствах; римское право, например, будет служить людям еще долго. Наконец – третье. Есть знаки, символы и связанные с ними особые предметы; этот инструментарий доступен только посвященным, поскольку представляет собой мощное орудие воздействия. Об одном таком предмете я тебе и расскажу кое-что, чтобы ты мог мне помогать. Именно сейчас мы с тобой должны предпринять все возможное, чтобы найти его. Ради будущей Британии мы должны выиграть состязание с другими государствами! А для этого следует завладеть важнейшим артефактом. А затем с его помощью заложить крепкий фундамент нашей империи.

Лондон, ноябрь 1620 года

Больше недели Тоби Мэтью водил ван Дейка по Лондону. Они побывали в гостях у родителей Тоби, затем их пригласили на бал в королевский дворец, где веселилась разряженная толпа, подавали изысканные яства и показывали балеты-маски. Старый король Яков удостоил ван Дейка ласковой беседы и даже сказал, что помнит: фламандскому живописцу («такому красивому юноше с изящными манерами!») пожаловано звание придворного живописца с жалованьем 100 фунтов в год.

Потом четыре дня ничего не происходило – ровным счетом ничего, кроме отвратительной погоды; только принесли записку за подписью лорда Бэкона, в коей канцлер повелевал ему, Тоби Мэтью, учить Антониса ван Дейка итальянскому языку. Тоби стал беспокоиться, что о них забыли: ведь пока так и не прояснилось, где именно и каким образом художник из Антверпена может служить королю Англии.

Наконец, разряженный слуга – его костюм был украшен доброй дюжиной бантов, а сам он забавно подпрыгивал – принес Тоби другую записку, от маркиза Бэкингема. Тот приглашал их к полудню на следующий день к себе. Тоби не спал ночью, волновался: что он будет говорить, что ему следует надеть и как себя вести в обществе Бэкингема?!

Тоби слышал о нраве любимца короля много разного, неприятного в том числе, и был удивлен приветливыми манерами всесильного маркиза; тот оказался веселым и любезным человеком. Бэкингем попросил ван Дейка немедленно приступить к работе над большим семейным портретом, где маркиз должен был быть изображен со своей супругой, леди Кэтрин Мэннерс, и с любимой охотничьей собакой. Маркиз хотел, чтобы художник написал их с женой в полный рост в античных костюмах Адониса и Афродиты, то есть без одежды, в жизнерадостном итальянском стиле. Он объяснил, что это должен быть портрет, прославляющий их союз и свадьбу, которая состоялась полгода назад в мае. Сейчас леди Кэтрин беременна, живот заметен… Но Антонис со свойственной ему легкостью согласился и сказал, что беременность и живот ему нисколько не помешают изобразить леди Кэтрин в образе богини любви. Антонис в тот же день сделал наброски лица Бэкингема углем на бумаге. Тоби переводил их беседу, а потом опозорился – уснул на стуле. Когда его разбудили – слуга издевательски кукарекнул ему в ухо, все хохотали, – Бэкингем пригласил их обедать.

Тоби никогда не присутствовал на таком необычном пиршестве; огромный стол был украшен исключительно белыми цветами, да так обильно, что свободного места на столе не оставалось. Благоухание, правда, как показалось Тоби, было одуряющим, у него заболела голова. Но зато он наелся до отвала всякого разного вкусного и диковинного; и смеялся тоже много, потому что во время обеда в зале разыгрывались смешные сцены; а еще к каждой перемене блюд игралась своя музыкальная пьеса. Потом сам Бэкингем выступил в балете, держался серьезно и двигался изящно, гости не могли оторвать от него глаз, искренне восхищаясь маркизом…

Вскоре ван Дейк рассказал Тоби, что Бэкингем в первый же день работы подарил ему несколько золотых монет и предложил переехать из постоялого двора во дворец графа Арунделя, поскольку граф и его супруга в данное время находятся в Италии.

Следующие несколько недель были самыми приятными в жизни Тоби: он тоже жил в замке Арунделя и учил Антониса английскому и итальянскому. Дела с английским шли особенно быстро, потому что почти каждый день они ходили к Бэкингему и болтали там с маркизом, пока Антонис писал картину.

Бэкингем был старше их обоих всего на семь лет, но сколько смог успеть за свою жизнь!

«Из жалкого сына конюха стал вторым человеком в Британии, что бы там ни болтали… – мысленно рассуждал Тоби. – Конечно, можно считать, что Бэкингему все досталось за счет красивой внешности и веселого нрава, столь милых королю… Но в этом человеке явно воплотились необычайная сила и сокрушительная обольстительность, действующая и на женщин, и на мужчин. Знает латынь и французский – в юности его мамаша собрала денег и отправила сынка в Париж пообтесаться. И вот результат: маркиз лучше всех танцует и играет в мяч, любит стихи, особенно – стихи короля Якова, конечно, которые он цитирует весьма уместно, понимает музыку и покровительствует музыкантам. Еще Бэкингем собирает картины и скульптуры: хочет превратить свой дворец в собрание самых редких и ценных произведений. В общем, богато одаренный человек, ничего не скажешь, и совсем не злой. А смотреть на него и на его костюмы действительно – сплошное удовольствие!»

В просторном старомодном дворце Арунделя отказа им ни в чем не было, слуги бросались исполнять любое желание молодых людей, их было даже слишком много. Такая жизнь была непривычной для Тоби, но ему понравилось: он представлял себя вельможей в услужении у блестящего принца. А Антонис, как и подобает принцу, тратил много времени и средств на наряды, выезд и прочую роскошь. Но, несмотря на явную любовь к удовольствиям и тщеславную заботу о своей внешности, характер у Антониса был приятный и простой, поэтому они с Тоби подружились.

Только спустя недели две такой беззаботной жизни на сеансы позирования к Бэмингему зачем-то стал приходить лорд-канцлер Фрэнсис Бэкон, а его Тоби боялся. Если Бэкингем разрешал сидеть в его присутствии, то с приходом канцлера Тоби приходилось вставать за спинку кресла сэра Фрэнсиса и переводить. Вскоре Бэкон объявил, что уже вполне сносно понимает Антониса и может обходиться без услуг Тоби, и вообще – Тоби скоро может вернуться в Гаагу, продолжить свою службу секретарем Дэдли Карлтона. «Но не уезжай прежде, чем я расспрошу тебя о важных делах», – добавил лорд-канцлер строго.

Конечно, Тоби и раньше понимал, что веселое пребывание в Лондоне быстро закончится, но все же затосковал. В Гааге нет ни пиров с балами, ни нарядных девушек… Сиди там, глотай дым трубки Карлтона да любуйся на пресных гаагских депутатов: все как один в одинаковых кафтанах и с постными физиономиями, похожие на стаю ворон; еще скучнее наблюдать трудолюбивых голландских кумушек в чепцах, даже никогда не видно, какого цвета у них волосы. Никак нельзя Гаагу сравнить с Лондоном!

А вот Антонису повезло: он поедет в прекрасную Италию. «И зачем только я так быстро научил ван Дейка итальянскому, – сокрушался Тоби, – лучше бы меня послали переводчиком вместе с ним».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации