Текст книги "Неженка и Ветер"

Часть вторая. Ксения. Затаённое счастье

Только бы дойти до тебя…

Жизнь – как фортепиано.

Белые клавиши – это любовь и счастье.

Чёрные – горе и печаль.

Чтобы услышать настоящую музыку жизни,

мы должны коснуться и тех, и других.

Неизвестный автор

Ксюша бежала по тропинке к дому и чувствовала себя почти… счастливой. Так легко было внутри и хорошо, как будто детство вернулось. Как будто вот сейчас она встретит Зосю и бабушку. Бабушка Рая ласково потреплет её по голове, а Зося возьмёт за руку, и они вместе побегут по тропинке к реке, быстро-быстро, так что ветер будет свистеть в ушах. Внезапно на пути появилась большая чёрная тень. Ксюша остановилась и вздрогнула. На крыльце стоял отчим и смотрел на неё. Ксюша почувствовала, как холодный липкий пот покрыл её тело, по спине пробежал холодок, а коленки задрожали.

– Нагулялась, шалава? – послышался его злой прокуренный голос, – С кем ты у калитки торчала и где весь вечер была? Мужика себе нашла, меня тебе мало?

– Я у Кати была. Просто меня её брат проводил, и всё, – в испуге залепетала Ксюша срывающимся голосом.

– Иди в свою комнату, дрянь, и сиди там до утра, не высовывайся. А утром, когда я твою алкашку-мать выпровожу, займусь тобой.

Ксюша, опустив плечи, поплелась в свою комнату. И как только зашла, услышала, как дверь с обратной стороны закрыли на задвижку. Ксюша упала на кровать, не раздеваясь и не расправляя постель. Она знала, что не уснёт до утра. Нельзя уснуть, ожидая казни.

А утром, как только мать получила деньги на выпивку и, довольная, поспешила к своей собутыльнице бабе Элле, дверь её комнаты резко отворилась. Ксюша вскочила испуганной ланью и попятилась назад, к стене.

– Сюда иди, потаскуха, – грубо обратился к ней отчим, но Ксюша снова попятилась назад и вжалась в угол между кроватью и комодом. Она зажмурила глаза и сжала лалошки в кулачки. Игорь сам приблизился к ней, грубо схватил за подбородок и с силой надавил пальцами. Ксюша поморщилась и открыла глаза.

– На меня смотри, дрянь, – сквозь зубы со злостью проговорил он. Откуда в нём столько злости? Столько злости к ней? Ксюша не могла этого понять. Она же ничего плохого ему не сделала. Она вообще за всю свою жизни никому ничего плохого не сделала! Почему же тогда так?! А Игорь продолжал, нависая над ней и заставляя её вдыхать запах перегара, дешёвого курева и пота, – Ты заслужила хорошей порки, маленькая шлюха. За то, что неблагодарная, за то, что лживая, за то, что матери на меня наговариваешь. За то, что с мужиками таскаешся. Ну ничего, я собью с тебя всё спесь, будешь у меня в ногах тряпкой валяться и ступни мои облизывать, тварь. Подстилка дешёвая!

Игорь всё больше входил в раж, схватил падчерицу за волосы и поволок из комнаты. Ксюша закусила губы, чтобы не кричать. Она знала, что если закричит, то получит сильный удар по лицу. Она морщилась от боли и быстро перебирала ногами, стараясь поспеть за мужчиной. Ей было не просто страшно, она чувствовала такой животный ужас, что все её мышцы свело судорогой, она непроизвольно обмочилась. Между ног потекла тёплая влага, живот заболел от сильного спазма.

Игорь волок падчерицу в сарай. Ночью шёл снег, и он уже не таял, лёгким пушистым одеялом покрыл двор. Ксюша даже не почувствовала холод, когда побежала по снегу в одних носочках, без обуви. Игорь затащил девушку внутрь сарая, бросил её в стог сена. Ксюша отлетела к стене и больно ударилась спиной о доски, она попыталась смягчить падение, но только расцарапала руки о шершавые доски. Мужчина надвигался на неё, по пути расстёгивая ремень и снимая его с себя. Он замахнулся и наотмашь ударил девушку по худым плечам. Ксюша не сдержалась, когда боль обожгла её тело. Она громко и жалобно вскрикнула, упала лицом вниз в сено и успела прикрыть руками голову. Удары следовали один за другим без остановки, только её худое тело извивалось и подрагивало от очередного шлепка. Она не могла сдерживать крики боли, но это только подстёгивало её палача. Старое хлопковое платье изодралось в клочья, из ран сочилась кровь, и каждый раз, когда ремень опускался на её спину, раздавался глухой свист. Игорь всё больше и больше возбуждался от процесса. И, наконец, он, не вытерпев, отбросил ремень, стянул с себя штаны, задрал подол платья, сорвал с девушки трусики и, приподняв её худые, покрытые кровавыми полосами, бёдра и резко вошёл в её тело. Последовали грубые болезненные толчи, раздались тяжёлые мужские стоны и жалобное поскуливание девушки.

– Терпи, шлюха. Каждый раз, когда я увижу тебя с мужиком, буду так наказывать, – прохрипел он и пустил горячее семя на ноги Ксюше. Встал и, заправляя ремень в штаны, произнёс, – Хватит с тебя, а то дух здесь испустишь. Ни груди нет, чтобы помять, ни задницы, чтобы потискать. Одна только щелка тугая и всё. Хотя почему одна?

Ксюша с ужасом почувствовала, как её мучитель снова наклоняется над ней и резко разводит её бёдра руками, его палец грубо протискивается в её анальное отверстие во всю длину и надавливает.

– Сучка… – стонет он, его горячее дыхание обжигает её шею, – Почему раньше не догадался? Побудь здесь до вечера. Подумай о своём поведении. А ночью я опять приду к тебе, и мы продолжим уже с двумя твоими дырочками.

Он вынул палец из её тела, отошёл, открыл дверь сарая, но опять вернулся, снял с гвоздя на стене старую грязную фуфайку и кинул её Ксюше.

– Возьми, накройся, а то околеешь здесь до вечера. И жди меня, я обязательно продолжу твоё воспитание.

Дверь со скрипом закрылась, в замке два раза провернулся ключ. А потом послышались тяжёлые удаляющиеся шаги. Ксюша какое-то время лежала, постанывая и не двигаясь, пока не услышала шум отъезжающей от дома машины. Ксюша закрыла глаза, мыслей не было, никаких. Сколько она так пролежала неподвижно, если бы не почувствовала холод, неизвестно. Но именно холод привёл девушку в чувства, заставил её волю действовать. Ксюша медленно поднялась, сначала на четвереньки, потом на колени, а потом уже на ноги. От слабости и боли её покачивало, но нужно было двигаться. Иначе она не протянет до вечера в холодном сарае. Постанывая, Ксюша подняла с пола фуфайку и, морщась от резкой боли, кое-как надела её на себя. Так теплее. Намного теплее. И Ксюша стала присматриваться в темноте к бревенчатым стенам сарая. Старая сломаная машинка «Зингер», а в углу какие-то ящики и старая прогнившая лестница, ведущая на чердак, у которой первые ступеньки прогнили и сломались. Ящики?! Ксюша бросилась к противоположному углу, стала подтаскивать ящики и ставить их друг на друга. Каждое движение давалось ей с трудом, но Ксюша торопилась, сил ей придавал страх и отчаяние. Наконец, все ящики были сложены, и девушка забралась по ним на лестничные ступеньки, которые ещё были целые. Ксюша вскарабкалась верх по старой прогнившей лестнице, рискуя упасть с прогнивших перекладин. Но девушка была лёгкая, и перекладины под ней не сломались, выдержали её вес. Оказавшись на пыльном чердаке, Ксюша подбежала к чердачному окошку и открыла его. Чтобы пролезть в узкий проём, Ксюше пришлось снять фуфайку и кинуть её через окошко. Кое-как протиснувшись через окно, девушка спрыгнула на поленницу, стоявшую сразу же у стенки сарая. А с поленницы – на снег, прямо в небольшой сугроб. Сквозь лёгкое платье снег сразу же заколол кожу, но холод приглушил обжигающую боль от ран. Ксюша подобрала фуфайку, снова надела её и побежала по огороду к калитке, спрятанной в кустах черёмухи. Содрав с калитки проволоку, скрученную на железной ручке, Ксюша отворила калитку и побежала по тропинке к лесу. Пока бежала, то лихорадочно соображала – к подругам идти опасно. Отчим сразу же найдёт её там. И вообще оставаться в посёлке опасно. У кого-бы Ксюша не спряталась, он везде найдёт её. Надо уходить в лес. Ксюша вспомнила, что за рекой, где летом бурлящий шумный и быстрый перекат, есть небольшая рыбацкая избушка. Там сейчас никого нет. Всё лето избушка стояла заброшенная. Там можно будет укрыться в первое время. Ну а потом… потом она придумает, что делать потом. Главное, отлежаться и набраться сил. Лишь бы дойти до этого места. Сквозь лес идти стало тяжелее. Снег, хоть и не был глубоким, таял под её ногами и тяжёлой ледяной коркой застывал на носках, ступни мёрзли, а пальцев ног Ксюша уже не чувствовала. Сначала они болели от холода, но потом онемели и болеть перестали. Ксюша плутала по лесу, несколько раз ей казалось, что она сбилась с пути. «Лучше замёрзнуть в лесу, чем вернуться…», – с мрачной решимостью говорила она сама себе и с отчаянием продолжала двигаться вперёд вдоль реки к перекату. Уже когда Ксюша, наконец-то, вышла к перекату, поднялся ветер. Снежная пурга сбивала с ног, ледяные снежинки до боли кололи лицо. «Ну и хорошо, – думает Ксюша, – Зато теперь снег заметёт все тропинки, все следы. Если он вздумает искать меня, следы на снегу не выдадут, куда я ушла». Ксюша уже не чувствовала пальцев не только на ногах, но и на руках, покрасневшие вздувшиеся пальцы рук не слушались, ноги тоже не слушались, отказывались идти… Выбившись из последних сил, Ксюша не может идти дальше. Она прислонилась спиной к шершавому стволу сосны, с тоской смотрела в завьюженную даль… И когда ноги подкосились, отказываясь держать её уставшее тело, Ксюша медленно сползла на снег.

– Нет… не дойти… – прошептала она посиневшими губами и закрыла глаза. Это ещё был не сон, но уже полузабытьё, когда боль тела уже не тревожит сознание, когда так хочется забыться… Ксюша блаженно улыбнулась – в этот момент она услышала звуки нежной и печальной музыки, гитарные переборы говорили о несбывшемся, затерянном, затаённом счастье…

Когда идёт снег, ветер утихает.

Syberia (Сибирь)

Когда началась пурга, Денис уже возвращался с переката, он успел поставить сети, а теперь по пути собирался наколоть сухостоя. Денис замедлил шаг и пригляделся, где бы лучше сколоть сухих веток, как возле ивняка заметил следы. Он подошёл и задумался. Следы совсем небольшие, как будто детские, ровные, как будто кто-то бежал босиком. Денис, сам не понимая, зачем, следуя какому-то чутью, пошёл по направлению этих следов. Они привели его к высокой сосне, под деревом что-то темнело. Денис приблизился, но уже с расстояния понял, что за снегу лежит человек. И только когда подошёл, чуть не выронил топор – под сосной лежала девушка в старой фуфайке, тёмно-русые волосы рассыпались по снегу, а на ногах нет обуви, только заиндевевшие носки.

– Твою же мать… – потрясённо произнёс Денис, подошёл и перевернул девушку на спину. И оцепенел ещё больше. Бледное лицо Ксюши, с посиневшими губами, заиндевевшими ресницами. Денис быстро прикасается к венке на шее и щупает пульс. Пульс есть, хоть и медленный. Жива! Денис бросает топор, подхватывает девушку на руки и несёт по направлению к рыбацкому домику.

Ефим повернулся на шум. Дверь со скрипом распахнулась, и в проёме появился Денис, держащий на руках девушку. Её тонкие руки безвольно свисали, спутанные волосы разметались по плечам. Он сразу понял, что это Ксюша, даже ещё не видя её лица. Ефим вскочил с табуретки, от его резкого стремительного движения табуретка отлетела с глухим стуком к стене.

– Тихо, тихо, – спокойно произнёс Денис, – Одеяло на кровати откинь.

Ефим в одну секунду отбросил с кровати шерстяное одеяло и потребовал:

– Я сам!

– Подожди, не спеши. Одежду с неё надо снять и просушить, вся в снегу, – и, предупреждая вопрос брата, пояснил, – Я её возле переката нашёл, пару метров до нас не дошла, сознание потеряла.

– Как шла? Без обуви?! – Ефим смотрел на девушку в руках брата и испытывал шок.

– Как видишь, – спокойно ответил Денис, осторожно укладывая безвольное тело девушки на кровать и снимая с неё фуфайку. Денис протянул фуфайку Ефиму, – На вот. Отряхни от снега и повесь сушить. Посмотри в столе – там на полке банка с медвежьем жиром должна быть прошлогодняя. И бутылку водки неси. И носки свои шерстяные достань. Девочку отогревать надо.

Ефим бросился исполнять распоряжение, а когда вернулся назад с банкой медвежьего жира в руках, то чуть не уронил банку. Его руки задрожали, когда он увидел, что Денис перевернул девушку на живот – тонкая ткань платья пропиталась кровью.

– Что это? – холодея, произнёс Ефим.

– Сейчас узнаем, – отозвался Денис. Голос его оставался спокойным, и руки не дрожали. Он осторожно начал приподнимать подол платья и оголять тонкую спину девушки. На коже волдырями вздулись багровые полосы. Вся спина в кровоподтёках.

– Денис, что это? – повторил с напряжением Ефим.

– Полосы от ударов. По тому, что они широкие, били ремнём, – рассудительно ответил Денис, – Раны свежие, ещё не зарубцевались и ещё кровоточат. Надо срочно их продезенфицировать, чтобы не было заражения. Но сначала надо растереть ноги и руки. Помоги мне, чуть приподними её за плечи, надо снять платье.

Ефим осторожно обхватил Ксюшу за плечи и приподнял, а Денис снял окровавленное платье через голову девушки и начал снимать с неё колготки.

– Что ты делаешь? – возмутился Ефим.

– Нужно осмотреть её. И в любом случае раздеть.

– Обязательно? – Ефим не хотел оставлять Ксюшу полностью обнажённой. Но Денис прав. Он наблюдал, как Денис стянул с неё колготки и трусики, оголив бёдра, на которых оказалось что-то липкое.

– Что это? – спросил он.

– А ты не догадываешься? – усмехнулся Денис и спокойно пояснил, – Сперма.

– Но откуда … – Ефим замолчал.

– Если ты слабонервный, отвернись.

– Нет. И давай-ка я сам всё сделаю, – протестующе произнёс Ефим.

– Сними с неё всё, разотри ноги и руки водкой, только осторожно. А потом жиром. На ноги надень носки, ноги укутай, а спину не трогай, только простынёй прикрой, понятно? – распорядился Денис, а когда Ефим кивнул, продолжил, – Если в себя придёт, дай выпить водки. Это обязательно, даже если сопротивляться начнёт. А я в посёлок вернусь, в аптеку надо. Здесь под рукой нет ничего.

– А если скорую вызвать? – предложил Ефим.

– Она сюда не доедет, а везти Ксюшу в город – только время терять зря. Её сейчас согреть надо. Всё, я пошёл машину заводить, а ты делай, как я сказал.

Ефим кивнул и начал бережно снимать с ног Ксюши колготки и носки. Он не заметил, не обратил внимания, как Деним собрался и ушёл. Всё его внимание было сосредоточенно на девушке. Он налил в оцинкованный таз тёплой воды, взял в руки полотенце и, обмокнув его в воду, смочил. А потом стал сщательно вытирать ягодицы и бёдра девушки, убирая с них следы спермы. Ефим едва сдерживал отвращение, когда полоскал и выжимал полотенце. «Кто этот ублюдок, чью сперму я смываю? Убил бы…», – со злостью думает Ефим. И поспешил выйти из избушки и выплеснуть грязную воду в сугроб. И только потом он стал растирать водкой ноги Ксюши. Он делал это осторожно, но, видимо, его тёплые руки и энергичные прикосновения вызвали боль у девушки, потому что она слабо застонала и открыла глаза. Пару секунд она не могла понять, что с ней. Но, осознав, что она лежит полностью обнажённая на чужой кровати, испуганно встрепенулась и попыталась подняться. И вмиг чьи-то руки осторожно, но требовательно надавили на её плечи и снова прислонили к подушке.

– Ксюша, лежи, не надо вставать, – услышала она голос Ефима, – Ты в безопасности. Я с тобой. Никому не дам тебя в обиду.

Ксюша всхлипнула и повернулась в сторону, откуда раздался голос. Она увидела, что Ефим сидит рядом на кровати и растирает её ноги, причиняя тем самым боль.

– Как я здесь… оказалась? – хриплым и слабым голосом произнесла девушка.

– Денис нашёл тебя в лесу. Ты в снегу лежала. Он на руках принёс тебя сюда. Мы сегодня утром приехали, успели только печку протопить и сети поставить. А ты к нам шла?

– Нет. Не знала, что вы здесь… Накрой меня, пожалуйста, – жалобно попросила Ксюша и закрыла глаза, щёки её покраснели от стыда.

– Да, Ксюша, обязательно накрою, когда разотру тебя. Больно, да? Вот возьми, нужно выпить, – Ефим протянул девушке алюминиевую кружку, на дне которой было налито немного бесцветной жидкости. По запаху Ксюша поняла, что это водка, но спорить не стала, послушно выпила и поморщилась.

– Умничка, а теперь лежи тихо. И не бойся. Я тебе ничего плохого не сделаю, – услышала она голос Ефими и вновь закрыла глаза. Ксюша не сопротивлялась, понимая, что он старается помочь. Она послушно дала себя растереть водкой и ещё чем-то жирным, надеть на неё шерстяные носки, укутать ноги и прикрыть её спину простынёй.

– Спасибо… Ефим, – слабым голосом прошептала она, чувствуя, как спиртное туманит сознание.

– Ты поспи, скоро Денис вернётся. Он за лекарством поехал. Когда он вернётся, мы обработаем твои раны, а пока поспи, – говорит Ефим, проводит ладонью по волосам Ксюши, приглаживая их.

– Не оставляй меня одну, – просит Ксюша перед тем, как уснуть.

Денис вернулся через пару часов, привёз пакет с лекарствами. Пока он раздевался и мыл руки, Ефим рассказал, что Ксюша пришла в себя, а сейчас спит.

– Хорошо, пусть поспит. Не будем мешать. Ефим, сходи до переката, возле сосны я топор бросил, принеси. По следам увидишь, а я пока в печку дров подкину и чай сварю.

Когда Ефим принёс топор и охапку срубленных веток, печка уже разгорелась, а чайник закипел на раскалённой плите. Денис заварил чагу в большой кружке из нержавейки и поставил остывать на подоконник. Аппетитно пахло печёной картошкой.

– Ксюша не просыпалась? – первое, что спросил Ефим, зайдя на порог.

– Нет. Но надо будить и обработать раны. Ты мне поможешь, помой руки.

Ефим вымыл руки и подошёл к кровати. Денис откинул простынь и легонько потряс Ксюшу за плечо.

– Просыпайся, Ксюша. Нужно сделать перевязку.

Девушка открыла глаза и посмотрела на Дениса. Смутилась, опять покраснела от стыда. Сознание того, что она лежит обнажённой перед двумя парнями заставило её мучиться от стыда и неловкости. Но Ксюша понимала, что они хотят помочь ей и что без их помощи она не сможет обойтись. Поэтому девушка только молча кивнула и спрятала горящее лицо в подушку.

– Начнём, – произнёс Денис и достал из пакета всё, что было необходимо – бутылку хлоргекседина, вату, бинты, мазь, лекарства, ампулы и шприцы. Он обмакнул ватный тампон в раствор хлоргекседина и начал осторожно обрабатывать раны, – Больно не будет. Этот раствор не жжёт и не щипит, так что не бойся, Ксюша и расслабься. Ты очень напряжена.

Ефим следил за тем, что делает Денис. Сначала Денис промыл раны раствором хлоргекседина, затем взял бутылёк с порошком и присыпал им те места, где кожа была разорвана.

– Это «банеоцин», антибиотик, – пояснил Денис, перехватив взгляд Ефима.

– Ампулы для чего? – поинтересовался Ефим.

– Сейчас не нужны. Там хлористый. К вечеру или ночью поднимется температура, тогда могут пригодиться.

– Температура обязательно поднимется? – обеспокоенно спросил Ефим.

– Да. Сильное переохлаждение, может начаться воспаление лёгких.

– Откуда всё это знаешь? – не вытерпел Ефим и почувствовал сильную тревогу.

– В армии проходил курсы первой помощи. А теперь напои Ксюшу чаем и дай таблетку «нурофена».

Денис прикрыл девушку простынёй, а сверху укрыл шерстяным одеялом. Ефим принёс в кружке отвар чаги, осторожно приподнял девушку и напоил им Ксюшу. Она послушно запила таблетку и снова спрятала лицо в подушку.

Родной – тот, чья боль тебе больнее собственной.

Неизвестный автор

К вечеру поднялась температура, девушку бил озноб, ей было холодно под двумя одеялами. Ефим сидел возле постели Ксюши и не отходил ни на минуту. Денис достал шприц и ампулы, стянул полотенцем тонкую руку девушки и велел Ефиму держать полотенце вместо жгута. Потом при свете старой керосиновой лампы внимательно рассматривал очень тонкие едва заметные венки на локтевом сгибе девичьей руки.

– Как? Сможешь в вену попасть? – с напряжением в голосе спросил Ефим, – У меня вены как жгуты, а у неё как паутинки.

– Женщинам ещё ни разу в вену не ставил, только мужчинам, – задумчиво произнёс Денис, – Но попробую. Ты полотенце крепче стяни.

– Но Ксюше же больно! – запротестовал Ефим.

– Ничего, потерпит. Ксюша, сейчас я тебе лекарство введу, может затошнить, в жар бросить, но ты не пугайся. Это пройдёт.

Денис начал вводить в вену лекарство, а Ефим напряжённо смотреть за его действиями.

– Чуть ослабь, не сжимай больше, – велел Денис, и Ефим расжал пальцы, стянувшие полотенце жгутом. Ксюша приглушённо застонала. По мере того, как в её вену вводили лекарство, горячая волна тяжело разливалась по её телу, обжигала внутренности, тошнота поднималась к горлу.

– Пить… – слипшимися губами произнесла она очень тихо, но Ефим услышал, и когда Денис вытащил иглу из её вены, поднёс к горячим потрескавшимся губам девушки кружку с отваром.

– Что ты там заварил? – поинтересовался Денис.

– Багульник, мать от кашля всегда его заваривает, – пояснил Ефим. Денис одобрительно кивнул.

– Я спать лягу, а ты сидеть будешь? – спросил Денис.

Ефим кивнул и молча наблюдал, как Денис стелит возле печки матрас и одеяла. В небольшой избушке кровать всего одна. Керосиновая лампа бросает тусклый свет на бревенчатые стены, за окном осенняя ночь. Снег перестал идти, а к вечеру поднялся ледяной ветер. Но в избушке тепло, натоплено. Ефим борется со сном, но голова его тяжелеет. Он опирается спиной о стену и прикрывает глаза. Но слышит тихий голос Ксюши.

– Ефим…

Он резко открыл глаза и метнулся к девушке.

– Что, Ксюшенька?

– Ложись рядом. Если я не помешаю… – неожиданно говорит она. Ефим гасит керосиновую лампу, осторожно пристраивается на край кровати, но Ксюша отодвигается, уступая ему место, и говорит, – Поспи, Ефим. Тебе нужно отдохнуть.

Ефим засыпает, но сквозь сон чувствует, какое горячее у девушки тело, как она мелко подрагивает и стонет во сне. « Я найду его и убью», – решает Ефим, поняв, что ни разу в своей жизни ещё ни к кому не испытывал ненависти.

Утром температура ещё держалась, а к вечеру спала. Пока девушка металась в лихорадке, Денис не осмелился менять повязки. Но как только Ксюше стало легче, он снова разложил медикаменты на чистое полотенце и попросил Ефима помочь ему.

– А вот сейчас будет больно, – предупредил он, принёс вафельное полотенце, скрутил его жгутом и под недоумённый взгляд друга, приказал Ксюше, – Сожми зубами, когда будет больно, и постарайся потерпеть.

Ксюша метнула испуганный взгляд на парней, но послушалась, сжала зубами полотенце и зажмурилась.

– А ты придерживай её, вот так, – Денис положил ладонь на затылок девушке и слегка надавил, заставив Ксюшу пригнуться к подушке. Ефим кивнул и в точности исполнил приказание. Ему было безумно жаль причинять боль девушке, но он понимал, что по-другому нельзя. Денис знает, что нужно делать, а он, Ефим, – нет. Поэтому он выполнял требования друга бесприкословно. Он только мог стараться успокоить её ласковыми словами и приободрить.

– Потерпи, Ксюшенька, моя хорошая, – надавливая ладонью на затылок девушки и чувствуя под рукою мягкие шелковистые девичьи волосы, говорил он, – Так нужно, нужно потерпеть, девочка.

Денис дёрнул пластырь и быстрым резким движением оторвал бинт. Ксюша сильнее прикусила полотенце, но не издала ни звука. Несколько резких движений, и тело девушки каждый раз судорожно вздрагивает. Но Ксюша молчит, только испарина покрывает её лоб. Ефим сильнее надавливает ладонь, прижимая голову девушки к подушке, и шепчет что-то ласковое, но она сквозь боль не воспринимает его слова. Денис быстро снял повязку, обработал раны, нанёс мазь и прикрыл бинтами только несколько глубоких ран, а остальные, подсохшие и начинающие затягиваться, трогать не стал.

– Так быстрее заживёт, – пояснил он, – Ксюша, всё, всё. Расслабься. И старайся лежать на животе или на боку, поаккуратней с повязкой.

Ефим вынул изо рта Ксюши полотенце и заметил, что по её лицу катятся слёзы. Он молча дрожащей рукой погладил девушку по голове и отошёл к окну.

– Завтра мы собирались вернуться, – услышал он, как Денис обращается к нему, но не повернулся, а продолжал всматриваться в черноту окна, сам не зная, что он там пытался так настойчиво рассмотреть, – Я вернусь один, объясню, что ты задержишься на пару дней. Продукты тебе оставлю, лекарства. Ты видел, как я делаю перевязки, будешь менять их дважды в день и давать Ксюше антибиотики, если у неё начнётся кашель. А если снова поднимется температура, то дашь «парацетамол». Но сильного жара больше не будет, не бойся. Ты справишься.

– Справлюсь, – решительно произносит Ефим, поворачивается к Денису и произносит, – Спасибо, брат.

Денис ободряюще хлопает его по плечу и начинает собирать вещи в рюкзак. Ефим молча наблюдает за братом, недоумевая, как он смог подраться с ним и чего-то там не поделить. Сейчас он был готов содрать с себя кожу и отдать её брату в благодарность за то, что он сделал для Ксюши. Он спас ей жизнь – ни больше, ни меньше.

Счастье – когда несказанные слова

кто-то услышит сердцем

и всё поймёт.

Вячеслав Иванов

Ксюше становилось лучше. На следующее утро она попросила дать ей что-нибудь из одежды, чтобы выйти на улицу. На вопрос Ефима, зачем ей понадобилось на улицу, девушка стыдливо отвела взгляд. И он догадался, не стал больше задавать вопросов, достал свою тельняшку и дал Ксюше. Пока девушка её надевала, Ефим вышел из избушки. Тельняшка оказалась велика, широкая в плечах и длинная. Ксюша закатала рукава, сняла с вешалки своё бельё, которое Ефим накануне постирал и повесил сушить над печкой. Ксюша опять покраснела и в очередной раз испытала неловкость, когда представила, как парень стирал её трусики, колготки и носки. Платье пришлось выкинуть в печку – разорванное и испачканное в крови, оно пришло в негодность. Кое-как, морщась от боли в спине, Ксюша недела трусики и колготки и сразу почувствовала себя увереннее – наконец-то, она одета. Когда вернулся Ефим, он помог ей на ноги надеть носки, Ксюше было тяжело нагибаться. Дал ей свою куртку и ботинки, которые тоже оказались очень велики для хрупкой истощённой девушки.

Ксюша вышла из избушки, с наслаждением вдохнула свежий морозный воздух, прошлась по чистому скрипучему снегу к кустам ивняка.

Когда она вернулась назад, на столе дымился в алиминиевых кружках чай, а Ефим чистил рыбу в старом оцинкованном тазу.

– Вот, ухи сварим. Пока ты спала, я сети проверил, несколько мелких ленков попалось. Ксюша, ты любишь уху?

– Да, – скромно ответила девушка и присела на край старой деревянной табуретки, взяла в руки кружку с чаем и несмело поинтересовалась, – Ефим, а из чего ты чай завариваешь? Вроде, как берёзовой корой пахнет…

– Да это же чага, таёжный чай. Гриб, который растёт на берёзе. Его всегда в лесу заместо заварки берут, он целебный. Снимает воспаления, облегчает боль, благодаря ему все раны заживают быстрее. Пей, Ксюша, а потом и ухи поешь.

У Ксюши не было аппетита, но спорить она не стала, выпила кружку отвара и прилегла на кровать. Сон незаметно сморил её, а когда проснулась, уха уже была сварена. Но Ксюша смогла сьесть только несколько ложек наваристого бульона, от рыбы отказалась.

– Тебя откармливать надо, иначе ветром унесёт, – сказал Ефим, наблюдая за тем, как Ксюша ест. А сам рад был, что девушка ожила, с постели встала и хоть немного, но поела. После он сделал ей перевязку, а к вечеру, когда Ксюша начала кашлять, напоил отваром богульника и дал таблетку антибиотика.

Спать легли рано, Ксюша на кровати, а Ефим на матрасе возле печки. Затушили киросиновую лампу, и только огненные блики от жарко попящейся печки бросали красные тени – всполохи на бревенчатые стены. Ксюша лежала и слушала, как в печке трещат поленья и не сразу осмелилась заговорить с Ефимом.

– Ефим… – наконец решилась она, – Я так благодарна вам с Денисом за всё, что вы для меня сделали…

– Ксюша, перестань, – возразил парень, – Не думай об этом.

– Я о другом думаю…

– И о чём?

– О том, что мне очень стыдно перед Денисом. Он был прав! Я должна была всё рассказать родителям Ирэны. Они должны были знать! Я так виновата перед Денисом и перед родителями Ирэны. Я не должна была давать ей денег…

– Ксюша, ты не могла поступить иначе. Ирэна попросила у тебя денег, и ты ей их дала. Она попросила никому не говорить о её тайне, и ты не сказала. За свой поступок Ирэна сама несёт ответственность.

– Она обиделась на меня за то, что я всё-таки сказала Кате, и Денис об этом узнал. Но Ирэна бывает порой такой упрямой!

– Я знаю, какая Ирэна упрямая. Я всё-таки встречался с ней долгое время, – произнёс Ефим, – Тебе было её не переубедить.

– И всё равно я виновата…

– Ксюша, мы все совершаем ошибки. Все! Если бы мы знали всё наперёд и всё делали правильно, тогда зачем проживать эту жизнь?

Ксюша промолчала. Она вдруг осознала, что ревновала Ирэну к Денису, а вот теперь к Ефиму… Хоть Ефим и не встречается больше с Ирэной, но в его голосе всё ещё слышна боль, и долго ещё будет слышаться отголосок этой боли, причинённой Ирэной. Но ревность Ксюши была тихой, не такой, как у Кати… Даже странно, как Катя ревновала. Она ревновала Дениса не как младшая избалованная сестра, а как взрослая влюблённая женщина. Катя ревновала по-бабьи, слишком по-взрослому. Ксюше было жаль Катю, и ещё она подумала о том, что Ирэна всех парней перебрала, и ни один не оказался достойным её. Ксюша подумала и устыдилась – ерничать и иронизировать было совсем не в характере Ксюши.

Ефим, чувствуя, что девушка погрузилась в невесёлые мысли, снова заговорил:

– Я люблю сюда приезжать. Даже не только сюда конкретно, а вообще в тайгу. Уехать от всех, забыть обо всём, просто слушать тишину леса.

– Слушать сказки северного сияния, – отозвалась Ксюша.

– В детстве у меня была такая книжка, – оживился Ефим.

– И у меня была!

– Я любил её читать.

– И я любила…

Она вдруг замолчала, и он тоже молчал. Но это молчание говорило о многом, и многое им вдруг стало понятно. И каждый из них, не произнося это вслух другому, осознал – в эту минуту они нашли затаённое счастье.

Игорь направлялся к дому Вольских, слегка прихрамывая на правую ногу. Он спешил – нужно успеть поговорить с этой белобрысой пигалицей, подружкой Ксюши и выпытать у неё, где прячется Ксюша. И сделать это нужно успеть до того, как Егор Вольский вернётся домой со смены или куда он там поехал… А Денис и вовсе дома не показывается, живёт в общаге леспромхоза. Игорь поморщился, вспомнив, как позавчера вечером открыл сарай и обнаружил, что Ксюши в нём нет! Он сразу же приметил ящики, стоящие друг на друге и выругался матом. Вот чертовка! Перехитрила его. Но он быстро её найдёт, догонит и уж тогда ей несдобровать. И, вместо того, чтобы выйти и осмотреть следы вокруг сарая, Игорь полез по ящикам на чердак, пожелал проделать путь беглянки. Но гнилые перекладины не выдержали его веса, обвалились, и мужчина тяжело, как мешок с картошкой, полетел вниз, даже не успев сгруппироваться при падении. Он всем своим весом упал на ящики, которые в свою очередь жалобно скрипнули, треснули под ним и развалились на щепки. Игорь покатился с ящиков на пол и поморщился от боли. Руки, которыми он пытался обо что-нибудь зацепиться, чтобы притормозить падение, изодрались до крови, а под кожей чернели гнилые занозы. Но хуже всего болела правая нога, Игорь испугался, что перелом. Ругаясь матом, он попробовал встать, нога послушалась, задвигалась. Игорь задрал штанину – колено начало опухать от сильного удара.