Текст книги "Когда мы вместе!"

После смерти жены, в нем будто надломилось что-то. Все последующие годы он влачил безрадостное существование, ничего не хотел, ничему не радовался.

Саша, лишившись матери, потерял и отца. Рос, как ветер в поле. Вернее, как ветер на Веселых горах, куда он бежал при любой возможности. Там у него были любимые места. Зимой – гора Белая. Такая белая, белее невесты в подвенечном платье! Невероятная чистота и какая-то непорочность веяли от Белой в зимние морозные дни. Почему-то только она одна наряжалась в белоснежный наряд, все другие горы, расположенные рядом с ней такими белыми не были.

В осеннюю пору Сашка забирался на самую высокую гору, увенчанную, как короной, скалистыми останцами. Он мог часами разглядывать эти каменные изваяния, гадая, как они появились на свет, какая неведомая сила вытолкнула их наружу из земных недр, придумывал им имена, названия, сочинял сказки и истории, героями которых были эти каменные исполины.

Осенью природа радовала глаз. Суровая, сдержанная природа Среднего Урала раскрашивалась в яркие цвета. Сашка, забравшись повыше, рассматривал еще недавно монотонно зеленый лес. Буйство осенних красок приводило его в восторг. Сколь охватывал взгляд, до самого горизонта, золото берез и лиственниц перетекало с одной пологой горы на другую, кое-где расцвеченное огненно-красными мазками рябины и калины.

– Вот бы мне хоть чуток золота привалило. – Мечтал он, разглядывая горящую огнем на солнце осеннюю листву.

Александру шел двадцатый год. Парень вырос красивым, как его отец в молодости.

Дочери Федора тоже заневестились. Младшей, Екатерине, семнадцать исполнилось.

Жили они рядом, на одной улице, встречались часто, но, когда умерли бабушка с дедушкой, Красновы переехали в родительский дом Нины, «в барский». Разлука не смогла стереть из памяти Кати образ красивого соседского парня. Теперь она видела его только по воскресеньям, в церкви. Сердечко замирало от волнения, когда он шел навстречу. Темно-русые волосы, голубые глаза, широкие плечи и сильные руки Александра вспоминались девушке каждую ночь, не давая заснуть, мучили непонятным томлением, заставляя плакать и жить единственным желанием – снова увидеть его.

Катя понимала, что никакого будущего у нее и Саши нет. Она знала о ненависти своего отца к семье Ивана, а, значит, и к Саше. Между ними непреодолимая пропасть – она из богатой семьи, «барыня», а он – бедняк, голь перекатная, как говорит отец. Никогда, никогда ее не отдадут замуж за любимого, даже, если случится чудо, и он захочет на ней жениться. Катя смотрела на себя в зеркало. Она больше походила на мать, чем на отца. Темные, почти черные волосы, заплетенные в косу, оттеняли белую кожу, карие глаза смотрели с безнадежной тоской.

Шел 1915-й год. Июнь выдался теплый и дождливый. Когда наступила пора сенокоса, все мужчины занялись косьбой. В народе ширилось недовольство властью. В городе появились таинственные личности, умело подливающие масло в огонь этого недовольства. По вечерам, в основном, в кабаках, мужики грозно обвиняли царский беспредел, клялись показать всем богачам, где раки зимуют, отобрать у них незаконно нажитое добро и распределить все поровну между бедняками. Как правило, этими угрозами и тремя стопками водки их революционность заканчивалась и они расходились по домам, чтобы завтра с утра пораньше встать и снова идти на покос.

К июлю трава выросла густая, сочная. Вечером по всей улице разносился аромат скошенной травы. Невозможно усидеть дома, этот запах притягивает, наполняет душу надеждой, сладко щемит сердце.

Отец уехал на несколько дней по делам. Катя неслышно выскользнула за ворота и побежала на знакомую улицу. Вскоре она увидела его: стройная фигура Александра показалась вдалеке. Он шел навстречу. Сердце заколотилось где-то в горле. Сейчас они встретятся! Катя понимала, что упустить такой шанс она не может, она должна заговорить с ним, обратить на себя его внимание. Он приближался. Вот уже видно его челку, развевающуюся на ветру, его взгляд, устремленный на нее. Сердце трепетало, коленки дрожали, мысли в голове совсем перепутались.

– Сейчас, я скажу ему… погода хорошая. Нет. Я его спрошу,…ты в церковь пойдешь? – Девушка с волнением подбирала варианты знакомства. – Саша, ты куда идешь?

Александр поравнялся с ней. Остановился. Глядя на девушку сверху вниз, улыбаясь самодовольной улыбкой, произнес:

– А тебе-то что? Или со мной хочешь погулять?

– Погода хорошая… и я вот… подумала… может…

Катя от смущения плохо соображала.

– Ну, так, пошли.

Она даже не спросила, куда. Просто пошла рядом, готовая на все, лишь бы быть с ним, смотреть на него, дотронуться до него…

Отец Александра помогал соседу поправлять сарай, когда услышал женский смех:

– Вань, а, Вань! Смотри-ка, как бы твой Санька дочку барскую не обрюхатил! Вон, на сеновале кувыркаются!

Женщина была крайне довольна тем, что сделала всеобщим достоянием чью-то тайну.

– Тьфу! Дура баба! Мозгов, как у курицы, а разоралась! – Возмутился Иван. – Вот пусть Федька за своей дочкой и следит! А с моего Саньки, – какой спрос?

Но новость о том, что его сын встречается с дочерью бывшего друга, заставила Ивана вспомнить многое. В отличие от Федора, он никогда не испытывал к нему ненависти. Иван понимал, какую душевную рану он нанес другу, отбив у него любимую. Но, в конце концов, Мария сама сделала свой выбор. Но, зато, Федор разбогател. Живет, как сыр в масле катается! В «барский» дом переехал, наследство жены получил. И, надо же так получиться, что его дочка с Санькой на сеновал полезла! Санька, конечно, красавец писаный, с ним любая пойдет. А вот Катерина – девка несимпатичная, надо признать. Зато богатая.

– А, если мой Санька на Федькиной дочке женится? – Вдруг осенило Ивана.– Да, нет! Федор никогда не позволит им сойтись. А было бы неплохо…

Такие мысли одолевали Ивана, и так он прикидывал, и эдак, пока не устал думать об этом.

– Будь, что будет! – Махнул он рукой и пошел отдыхать.

Дом, где Иван жил с сыном, построил его прадед, тот, который на Демидовском заводе работал и за свое умение и старание был отмечен самим барином, получив фамилию Чернов. История эта, передаваемая в семье из поколения в поколение, должна была вызывать гордость у сыновей за своего далекого предка и стремление быть похожими на него. Но с ветшанием медеплавильного завода, работать мужикам стало негде, рабочая гордость была как-то забыта, молодежь все чаще уезжала из города или пристраивалась ближе к рынку – торговать или помогать при торговле. Но чаще всего, молодые люди проводили время в сборищах, организованных активистами – революционерами. Там им рассказывали, что живут они неправильно, что жизнь должна быть другой, и другой она будет, если поубивать всех богачей. Мечта о быстрых переменах в жизни, как вирус, занесенный в мозги молодых людей, разъедал привычный образ жизни, семейный уклад, веру в Бога, духовность.

Александр и Катя продолжали тайком встречаться. Он не задумывался над последствиями их связи, а она старалась не думать о будущем. Она давно поняла, что будущего с Сашей у нее нет, а есть только настоящее. Пусть короткое, пусть украдкой, но такое счастливое, такое бесценное! И все свои богатства она с радостью бы отдала за встречи с любимым, за жизнь, полную нужды, лишений, но лишь бы с ним, пусть в бедной избе, пусть в холоде и голоде, лишь бы он был рядом, лишь бы любил…

К первым осенним заморозкам Катя поняла, что она беременная. Сознание того, что она носит ребенка от любимого, наполняло ее счастьем, тот факт, что скоро станет виден живот и придется объясняться с отцом – ужасом. Она решила вначале переговорить с Сашей. Где-то в глубине души надеясь, что любимый найдет выход из положения, все уладит, то есть женится на ней, и они будут жить вместе долго и счастливо. Они встретились на Лисьей горе у старой сторожевой башни, подальше от чьих-то глаз.

Александр привычно потянулся к девушке, но она остановила его:

– Я хочу тебе что-то сказать.

– Что? – Недовольно спросил он.

– Сашенька, милый, у нас с тобой ребеночек будет.

Красивое лицо Александра выражало удивление. Он, казалось, даже не предполагал подобного развития событий.

– Чего?!? Ребеночек? Ты что, дура, сказала?

– Дура я, да, конечно, Сашенька! Но, что делать-то?!? Беременная я!

– И что? – Александр не мог понять, что он должен сказать в подобном случае.

– Обвенчаемся украдкой, Сашенька! Отец ни за что согласия не даст на свадьбу! Да мне и не надо! Я без его благословления за тебя пойду! Хоть куда! И денег отцовских мне не надо! Лишь бы ты рядом был! Люблю тебя, пуще жизни люблю! – Катя приподнялась на цыпочки, чтобы обнять любимого за шею, прижалась к его широкой груди, ища защиту и поддержку.

– Погоди, погоди-ка, Катька.– Александр мягко, но уверенно отстранил девушку от себя. – Куда ты это собралась? А как мы жить-то будем, на что? Я себя-то прокормить не могу, а тут ты с ребенком! Денег ей отцовских не надо! Ты думай, что говоришь! Да и не хочу я жениться, рано мне еще хомут на шею вешать!

– Саша, какой хомут? Я домой не могу…, меня же отец выгонит, я его опозорила.… Куда же мне? – В глазах Кати стояли слезы. Девушка готова была расплакаться здесь, посреди дивной красоты осеннего леса. Золотые листья берез медленно, словно танцуя, падали на холодную землю, неспеша, будто хотели еще хоть на миг продлить свое существование на этом свете. Вдруг Катя ощутила такое одиночество, такую тоску, такое родство с умирающей природой, что ей показалось, что она так же, как эти листья, скоро соединится с землей, упадет в нее и заснет навсегда.

– Утоплюсь! Мне идти некуда. Утоплюсь! – Ее взгляд стал сумашедшим, она уже не глядела на Александра.

– Ты что такое говоришь?!? Хочешь мне на душу грех положить? Утоплюсь! Ишь, чего вздумала! И себя и дите погубить захотела?

– Что же мне делать?

– Ну, откуда мне знать? С матерью поговори, по-вашему, по-бабьи, с сестрой. Они, наверно, знают, что бабы в таких случаях делают? А я тут ни при чем: я же не силой тебя на сеновал тащил? Сама полезла, сама и выпутывайся!

И он быстро стал спускаться по склону, отмеряя длинными, стройными ногами по метру за шаг.

Катя смотрела ему в след. Невольно она залюбовалась его мужественной фигурой. Печально глядя ему в спину, она понимала, что любимый бросил ее, что она осталась одна со своей бедой, со своим позором, с объяснением с отцом.

Медленно она побрела домой.

– Поговорю с мамой. – Решила она.

Мать и сестра были дома, Катя застала их в гостиной за рукоделием. Отца не было. Она села на диван рядом с сестрой.

– Ты где опять бегаешь, Катя? Сколько раз тебе говорить, что ты не должна водиться с бедными детьми? Что о нас подумают люди нашего круга?

– Матушка, я беременна.

Это хорошо, что она сделала признание так внезапно. Пока смысл ее слов доходил до матери, пока мать раздумывала: то ли она услышала, правильно ли поняла? – организм уже справился с шоком и не дал ей возможности лишиться чувств.

– Что?

– Я беременная.

В комнате повисла мертвая тишина. Наконец, мать, выпучив глаза, набрав в грудь побольше воздуха, начала орать:

– Ты беременная?!? Как? Почему?!? От кого нагуляла?!? Дура! Ты же опозорила всю семью! Отец тебя не простит! Выгонит! Как ты могла?!?

– Я его очень люблю.

– Люблю! – Передразнила ее мать. – Что ты знаешь о любви-то? Неужели нельзя вначале было посвататься, как у людей положено?!? Батюшка в церкви узнает, что раньше срока родила! От позора не отмоешься! Кто он?

– Саша Чернов.

Услыхав имя, мать безвольно опустила плечи, стала словно меньше.

– Саша Чернов. – Эхом повторила она. – Ты совсем, что ли идиотка?!? Как же ты могла? – Тихо спросила она.

Последняя, малюсенькая надежда покинула бедную женщину.

Она с ужасом представила, что будет, когда об этом узнает Федор. По ее бледному лицу текли слезы.

– Бедная моя, дурочка моя, что же ты наделала?

Она с трудом поднялась с кресла. Постояла, словно не знала, в какую сторону идти.

– Марш в свою комнату, – сказала она, выходя из гостиной.

Нина ждала мужа, вздрагивая при каждом шорохе. Она даже представить себе боялась, что будет, когда он все узнает. Она боялась мужа, но всегда помнила, что благодаря ее приданому он так пошел в гору, и при каждом удобном случае напоминала ему, что живут они в доме ее родителей.

Федор пришел поздно, мягко сказать, не в настроении. Поэтому она решила, сегодня ему ничего не говорить. Федор заметил расстроенный, бледный вид супруги, но, раздраженно пожелав ей спокойной ночи, ушел в свой кабинет.

Обмирая от страха, Катя прислушивалась к звукам внизу. Все было тихо.

– Как ты могла такое сделать? – Зашипела на нее старшая сестра, – теперь меня никто замуж не возьмет! Ты не только себя, но и меня, и всю семью опозорила!

– Дуня, прости меня. Я об этом не подумала.

– А о чем ты думала?

– Только о нем. Я так его любила! Ни о чем больше не думала.

Дуня села рядом с Катей, обняла ее и заплакала. Ее можно было понять: несимпатичная девушка, которой уже исполнилось 22 года, считалась неудачницей, старой девой. Рассчитывать на замужество она могла только в том случае, если отец заинтересует жениха хорошим приданым. Но, то ли женихов совсем не было, то ли отец не спешил расставаться с деньгами, Дуня все так же сидела в доме, рукодельничая по вечерам с матерью, понемногу теряя надежду завести мужа, семью. После того, что устроила младшая сестренка, вероятность найти приличную партию, сводилась к нулю.

– Ты ему сказала?

– Сказала.

– Ну?

Катя не знала, как передать сестре последний разговор с Сашей. Не хотелось еще больше ее расстраивать, хотя – хуже некуда!

– Он отказался от меня.

– Да ты что?!? Как так? Ты же беременная!

– Ну и что? Ему все равно.

– Он, что, не хочет на тебе жениться?!?

– Нет. Я сказала, что на все согласна, на бедность, на все, лишь бы с ним…

– А он?

– Он ответил, что самому есть нечего. Я с ребенком ему не нужна. Жениться он не хочет, рано говорит, хомут на шею…

– Господи милосердный, что же ты делать-то будешь?

– Утоплюсь.

В комнате стало совсем темно, девушки легли. Но обеим не спалось, нерадостные думы о своей судьбе не давали им покоя.

Утром дом огласили крики отца, похожие на львиный рык:

– Как беременная?!? От кого? От кого?!? Где эта беспутная девка?!? Удавлю своими руками! Змея! Гадина! Убью!

Между его криками были слышен слабый материнский голос, но успокоить разбушевавшегося отца, оскорбленного в лучших чувствах, опозоренного и всенародно униженного она была не в состоянии.

– И здесь этот Ванька Чернов!!! Сволочь! Мне жизнь испортил, так еще дочь мою.… А сынок-то не лучше папаши, свинья, голь перекатная!!! – Его тяжелые шаги слышались на лестнице, быстро приближаясь к девичьей комнате. – Не хочешь жить, как барыня, убирайся к полюбовнику своему голожопому! Ты мне больше не дочь! Видеть тебя не хочу! – Так несколькими предложениями Федор расставил точки над «и», вспомнил и обиду молодости, охарактеризовал сына своего обидчика, и обозначил будущее своей непутевой дочери.

Разъяренный отец застыл в дверях. Сзади маячила фигура матери.

– Где она? – Все уставились на пустую кровать Кати. – Где эта профурсетка?!?

– Я не знаю, папа.– Еле слышно ответила Дуня, трясясь от страха.

– Как это не знаешь?!? Что она тебе сказала? Куда пойдет? К Сашке Чернову?!?

– Нет. Она сказала, что утопится…

Мать закричала и лишилась чувств. Федор побледнел, но, уходя, пробурчал, что-то вроде: « Ну, и ладно! Так и надо, дура…».

Дуня и служанки хлопотали вокруг хозяйки, приводя ее в чувства.

– Катя где? – Спросила она, открыв глаза. – Что же вы ее не ищете?

Все побежали на улицу. Куда идти? Где искать?

– Пойдем туда, – Нина показала рукой в направлении, где они жили раньше. Им навстречу попалась бывшая соседка.

– О! Какие бары к нам пожаловали! Что надобно? Дочку свою, поди, ищете?

– Прасковья, здравствуй! Катю не видела? – У Нины не было сил отвечать на хамство соседки.

– А как же! Я ее, считай, почти кажный день вижу, как они с Санькой Черновым снюхались! Все к ему бегает! А сегодня, гляжу, ни свет, ни заря, на пруд пошла. Я ей «Здрасьте!», а она – ни спасибо тебе, ни наср….

Последние слова Прасковьи уже никто не слышал. Женщины побежали к пруду.

– Ой, утопла! Ой, утопла! – Повторяла мать.

– Катя! Катя, где ты? – Звала ее сестра.

– Барышня, где вы, барышня? – Крутила головой служанка.

Они уже совсем потеряли надежду найти Катю живой, избегали вдоль и поперек весь берег Тагильского пруда, не желая верить в самое страшное, как Дуня заметила около перевернутой лодки маленькую, сгорбившуюся фигурку.

– Катя! Катя! – она бежала, спотыкаясь, путаясь в длинной юбке, заливаясь слезами.

– Катенька, сестренка! – Она упала рядом с сестрой, обняла озябшую девушку.

– Дурочка, что же ты удумала? Зачем?

Подбежала мать, рыдая от радости.

– Слава тебе, Господи! Живая!

Катя сидела, поджав ноги, с ее одежды стекала вода. Она совсем продрогла, губы посинели.

– Мама, я не смогла. Не смогла… Ребеночка жаль, его ребеночка.… Не смогла убить ребеночка, мама… – Повторяла Катя. Зубы выбивали дробь, ее колотила крупная дрожь.

– Беги, найди лошадь с телегой! – Приказала Нина служанке, понимая, что сама Катя до дома не дойдет. Вскоре девушка привела подмогу.

Катю отнесли на руках на телегу и отвезли домой. Хорошо, что отца дома не было. Катю уложили в постель, напоили горячим чаем.

К вечеру у нее поднялась температура, потом начался бред. Она звала Сашу, твердила о своей любви, плакала, говорила, что вода черная, холодная, что ей страшно. Сердце матери разрывалось, слушая все это. Ночью больной стало совсем плохо, сторож съездил за доктором.

– Сильная простуда.– Констатировал врач. – Положение тяжелое, лишь бы в воспаление не перешло.

Стукнула входная дверь, это вернулся Федор.

– Где жена? – Спросил он у служанки.

– В комнате барышни. С Катей сидит. – Ответила та.

В глазах у него все потемнело:

– Как с Катей?!? Я же велел ей убираться вон! – Он ворвался в девичью комнату.

У постели дочери сидела заплаканная жена. Он перевел взгляд на Катю. Девушка металась по подушке, выкрикивая что-то нечленораздельное. Сомнений не было: она тяжело больна. Куда ее выгнать?

– Ладно, – решил он, – выгоню, когда поправится, или… не поправится… – Он загромыхал вниз по лестнице, не сказав ни слова.

Через два дня Кате стало легче – температура спала, она захотела есть. Федор каждый день спрашивал у жены, как здоровье больной. Нина понимала, он не допустит ее присутствия в доме. Значит, надо что-то думать.… А что тут думать? Какие имеются варианты? Надо идти к Сашке Чернову, с ним разговаривать.

На следующий день, когда муж уехал по делам, она собралась, помолилась богу, и пошла к Черновым. Вот он, старый почерневший от дождей дом Ивана, а, по-соседству, дом, в котором они жили с Федором, пока не переехали. Их старый дом был добротный, основательный, такой, как любят строить мужики на Урале. Дерево, конечно, тоже почернело, но, в целом, дом был хорош. Излишнего украшательства не было, но резные наличники на окнах смотрелись нарядно и к месту. Дом был двухэтажный. Первый этаж располагался низко, окна были чуть выше уровня земли. То ли так изначально построили, то ли дом под своей тяжестью просел в землю. Внутренние помещения первого и второго этажа делила пополам огромная круглая печка, которую топили на первом этаже. Федор ее называл «Голландкой». Таким образом, в доме имелись четыре комнаты – две на первом этаже и две на втором, и две кухни. Этот дом не сравнить с домом ее родителей, но и с домом Ивана его не сравнить. Старый дом Федора стоял пустой уже лет пять, подходящих покупателей на него не нашлось, а отдавать за бесценок Федор не хотел.

– Если бы он согласился отдать старый дом в приданое Кате! – Пришла к ней удачная мысль. – Может, Сашка тогда женился бы на ней?

Решительным шагом она подошла к дому Черновых, постучала в окно. На ее стук выглянул Иван. Вскоре загромыхала засовами дверь.

– Нина? – Удивился он. – Зачем пришла?

– Здравствуй, Иван. Саша дома?

– Дома, где ему еще быть? А что?

– Поговорить надо.

– Ну, так проходи, раз надо.

Он посторонился, пропуская женщину в дом.

Нина впервые была в доме бедняков. Убогость обстановки поразила ее.

– Моя дочь мечтает жить здесь, с этим парнем! В этом сарае? – Она растерянно обводила взглядом внутреннее убранство дома.

– Что хотела-то? – Вывел ее из задумчивости вопрос Ивана.

Нина взглянула на Александра, сидящего на деревянной скамье возле окна. В доме было прохладно, не топлено, поэтому Сашка накинул на плечи овечий полушубок. Вальяжно развалившись, он напряженно из-под лобья разглядывал гостью.

– Сесть-то можно? – Спросила она.

– Присаживайся. – Иван показал ракой на табурет возле стола.

Нина села. Помолчала, собираясь с духом, глубоко вздохнула.

– Иван, ты знаешь, что моя дочь беременна от твоего сына?

– Да? Нет, не слыхал. Что она к нему на свидания бегала, знаю. А вот, что беременна – не знал. И что ты хочешь?

– Что я хочу? – Повторила за ним Нина. – Мало ли, что я хочу! Давай выясним, что они хотят! Ты, Саша, что хочешь?

Сашка самодовольно улыбался. Пока разговор ему нравился. Вот уже его спрашивают, что он хочет! Нина разглядывала его.

– Какой же он красивый! Не удивительно, что такой вскружил голову бедной девочке. Слава Богу, мне в молодости таких красавцев не встречалось, а то… не дай Бог…

– Ну, что молчишь? Ты жениться на Федькиной дочке хочешь или нет? – Спросил сына Иван.

– Нет, конечно!

– А что же тогда по сеновалам тискались? – Не отставал отец.

– Не силком же я ее туда тащил! Вперед меня на сеновал лезла! – Нагло ухмылялся парень.

– Почему ты жениться не хочешь, Саша? Катя ведь ребенка ждет. Твоего ребенка. – Тихо сказала Нина.

– Не люблю я ее. Некрасивая она. Не хочу такую жену. Да и вообще, рано мне еще семью заводить.

– Что же с ребенком делать?

– Я об этом ничего не знаю.

Теперь Нина все поняла: Сашка просто воспользовался влюбленность дурехи, не питая к ней никаких нежных чувств.

– Что же теперь будет с дочерью? Куда она пойдет? Федор ее выгонит из дома, этому красавцу она тоже не нужна… – Размышляла оскорбленная мать.

– Послушай, а, если за Катей приданое будет? Возьмешь ее?

В глазах обоих Черновых появилась заинтересованность.

– А какое? Если хорошее – поговорим, мы люди бедные, самим жить не на что.

– Дом старый, где Федор жил, да и денег дадим.

У Ивана даже глаза округлились, не ожидал такого поворота.

– Сколько денег-то? – Поинтересовался красавец.

– Я не знаю. Как Федор решит. Но, чтобы на жизнь хватало. – На ходу выдумывала Нина.

– Коли на жизнь хватать будет, женюсь! – Пообещал Александр.

Неожиданное предложение матери Кати решило бы все проблемы. Последнее время Александр совсем оголодал. Отец больше работать не мог, ссоры участились, вопрос «где взять денег на еду?» стал первоочередным для Черновых.

Нина распрощалась и, пообещав еще придти вскорости, пошла домой. Ее мучил вопрос:

– Как же сказать об этом мужу? Как сделать так, чтобы он согласился дом отдать, да еще денег прибавить? Он ведь даже слушать о дочери не хочет!

Чем ближе она подходила к дому, тем страшнее было. Сердце громко стучало, в душе разрасталась паника.

Она решила поговорить с мужем после обеда, когда он в умиротворенном состоянии будет отдыхать в своем кабинете.

Обедать в столовой собрались все, кроме Кати. Нина велела приготовить любимые блюда мужа. Но он все равно хмурился, то и дело поглядывая на пустой стул, где за столом должна была сидеть младшая дочь. Наконец, хозяин отбыл в свой кабинет.

Нина со старшей дочерью молча, сидели за столом, не в силах начать разговор. Мать страдальчески посмотрела на дочь.

– Пошла? – Тихо спросила Дуня.

Мать утвердительно кивнула головой.

– Пошла.

Ноги не слушались, руки тряслись, пока она шла к кабинету мужа. Дуня шептала молитву и крестила воздух. Надежды на то, что отец передумает, было мало, очень уж он упрям! Если что-то надумает, ни за что решение не переменит!

Нина постояла перед дверью, собираясь с духом. Наконец, тихонько постучала, приоткрыла дверь.

– Федя, можно к тебе?

– Заходи. Что тебе нужно? – Неприветливо ответил он.

Нина прошла к окну, села на диван. Федор молча смотрел на нее.

– Как твои дела, Федя?

Рыжие брови на круглом лице полезли вверх. Вопрос жены удивил его и, казалось, даже позабавил.

– А тебе-то, что до моих дел? Никогда не интересовалась, а тут вдруг спрашиваешь.

– Почему же не интересовалась? Мне всегда интересно было. Просто я знаю, что ты не любишь, когда я в твои дела лезу…

– И что изменилось?

– Федя! Нам поговорить надо! Многое изменилось! – Ей надоело валять дурочку.

– Если ты о Кате – лучше не начинай! Я сказал, она мне больше не дочь! Пусть убирается к своему Чернову, куда хочет!

– Говорила я уже с Черновым.

– Как это?!? Кто разрешил?!? Да, как ты посмела! – Лицо Федора начало краснеть, наливаясь от злости.

– Посмела! Это моя дочь! И мне не безразлично, как дальше ей жить! Пойми ты, надо ее поскорее замуж выдать, иначе стыда не оберемся!

– Пусть выходит, мне-то что?

– Не берет он ее, Федя. Не хочет он на ей жениться. – Нина не выдержала и разрыдалась.

Федор изумленно смотрел на жену. Ее слова поразили его. Конечно, от этой семьи он не ждал ничего хорошего, но до чего же надо быть бесстыжими, чтобы соблазнить девушку и бросить ее беременную? Даже если она дочь твоего врага?

– Что ты от меня хочешь?!?

– А я тебе скажу, что я хочу! Что я всю жизнь хотела! – С отчаянной решимостью воскликнула женщина. – Любви я хотела, Федя, любви! Но ты же все эти годы любил Марию, любил и ненавидел! А я что? Я – некрасивая, зачем меня любить? Разве некрасивые заслуживают любовь? У нас, у некрасивых, ни сердца нет, ни желаний! Но, ладно я, я смирилась, но вот дети твои, чем перед тобой виноваты? Почему ты их-то не любил никогда?!?

– Что такое ты говоришь, Нина? Я любил их,… и сейчас люблю… – Он растерянно смотрел на плачущую жену, удивляясь ее словам.

– А раз любишь, – Нина поднялась, подошла к ковру на стене, на котором красовалось оружие Федора: два охотничьих ружья, турецкий ятаган и несколько боевых ножей, – на, возьми. – Она протянула ему ружье.

– Ты, что, спятила? Зачем оно мне?

– Ты сказал, что любишь дочь. Поди, пристрели ее, прояви милосердие. Один раз я ее уже из воды вытащила, идти ей некуда. Сашка без приданого и слушать о женитьбе не хочет. Пристрели, чтобы не мучилась!

– Вон оно как… Приданое ему нужно. Конечно, голь перекатная! А тут такой кусок жирный в глотку лезет! Да, пойми ты, ни Катерина ему нужна, а деньги!

– Знаю. Он сказал, что не любит. Но, что же делать, Федя? Позору не обобраться, а нам еще Дуню замуж отдавать! Кто ее возьмет, если сестра семью опозорила?

– Ну, и что этот бездельник хочет?

– Наш старый дом и денег, чтобы жить.

– Ого! А не подавится?!? Да я с тринадцати лет вкалывал, чтобы на тот дом накопить! По кабакам не шлялся, за бабами не бегал! Ишь, губу раскатал! Дом! Вот ему! – Он показал жене кукиш.

– Значит, дом тебе жалко, а дочь родную с ребеночком – нет? Ты, Федя, не забывай, откуда у тебя богатство-то такое взялось! Если бы не деньги моих родителей, ты бы в этом доме не жил, на серебре не кушал!

– Замолчи! Разошлась! Если бы, да кабы… Иди к дочерям, мне подумать надо.

Она вышла из кабинета мужа. Сердце сильно стучало в груди от волнения. Но разговором Нина была довольна. Она устало поднималась по лестнице в девичью комнату.

Федор был удивлен, услышав от жены такие слова. Кроткая, тихая женщина, как тигрица защищала свое дитя. Не побоялась высказать ему все, что накопилось у нее на душе. А ведь он даже не задумывался о ее чувствах, он всегда думал только о себе. А она, оказывается, страдала от отсутствия его любви, в то время как он страдал от отсутствия любви Марии. Выходит, Мария сделала его несчастным, а он, точно так же, сделал несчастной свою жену? И ненависть, которую он всю свою жизнь питал к Черновым, может сейчас убить его дочь и будущего внука?

За окном давно стемнело, а Федор все думал, вспоминал детство, юность, Марию, и то окрыляющее чувство, которое он испытал, когда полюбил. Если бы тогда Мария согласилась быть с ним, он бы все отдал, все! И не думал бы даже ни о чем, лишь бы она была рядом. В памяти всплывало милое девичье лицо, лучистые глаза, косы….Ее руки, губы… Катя счастливее его, она познала любовь, хотя Сашка, конечно, не тот зять, о котором они с Ниной мечтали.

Утром в комнату девушек тяжелой поступью вошел отец. Все замерли от волнения, понимая, что сейчас он объявит свое окончательное решение. Катя, все еще бледная после болезни, боялась поднять на отца взгляд. Жена, постаревшая за эту неделю на несколько лет, смотрела на него умоляюще. Дуня замерла, боясь даже дышать.

– Вот мое решение: ты, Катерина, опозорила меня и всю семью. Оправдания тебе нет, я от тебя отрекаюсь! Но, учитывая интересы семьи, чтобы сохранить уважение в обществе, я даю согласие на твою свадьбу с Сашкой Черновым. Даю тебе в приданое дом, чтобы тебе было, где жить, и ежемесячное пособие, чтобы с голоду не умерла с таким-то мужем. И больше я о тебе ничего знать не хочу. Сама распорядилась своей судьбой, меня не спросила, вот и живи сама, отца у тебя нет! – И он, повернувшись, вышел из комнаты.

Пока не стихли его тяжелые шаги на лестнице, женщины молчали.

Снизу не доносилось ни звука. Катя оживала на глазах: она поняла, что отец отказался от нее, но, что такое «отец», если впереди счастливая жизнь с любимым! Она в слезах бросилась к матери:

– Маменька, маменька, дорогая! Спасибо! Я так вам благодарна!

– Иди к отцу! Его благодари! – Приказала мать. А сама стала собираться к Черновым.

Катя сбежала вниз по лестнице. Увидела отца, сидящего в кресле, бросилась ему в ноги:

– Папенька, любимый! Простите, простите меня! Спасибо вам! Вы меня спасли, меня и внука своего! – По ее щекам катились крупные слезы.

Федор печально посмотрел на нее:

– Мать свою благодари, если бы не она.… Живи, как знаешь. Я тебе сейчас не указ. Ступай, Катя, уходи… – Эти слова, казалось, отобрали у него все силы, он осел в мягком кресле, взгляд потух, на лице появилось выражение крайней усталости.

Никогда Катя не видела таким своего отца. То, что это она довела его до такого состояния, разрывало сердце дочери. Но тут ей вспомнилось, что ее отдают замуж за Сашу Чернова, и мир снова наполнился радостными красками. Она вскочила на ноги, побежала в свою комнату, и, танцуя, стала выкидывать на кровать свои наряды, которые она возьмет с собой.

Дуня долго следила за сестрой, наконец, спросила:

– Катя, что же ты радуешься? Сашка ведь тебя не любит! Женится только из-за приданого.