Текст книги "Когда мы вместе!"

Катя на мгновение замерла, словно вспомнив что-то, но потом, отмахнувшись от нежеланных мыслей, заявила:

– Женимся и полюбит! Я, Дуняша, так его люблю, так люблю, что он не сможет меня не полюбить!

– Ну, дай Бог, дай Бог. Пусть любит.

Нина снова пришла к Черновым.

– Федор согласился дать за Катей старый дом и ежемесячное пособие. – Сообщила она жениху.

– Какое пособие? – Уточнил он.

Нина разволновалась, вдруг Саша скажет, что мало?

– Немного, конечно, но на жизнь хватит.

– Сколько?

Нина, волнуясь, назвала сумму. Оба Черновых старались спрятать откровенную радость, таких денег они никогда не видали.

– Ну, ладно, сказал, женюсь, значит, женюсь! – Облагодетельствовал жених.

Нине безумно хотелось побыстрее уйти отсюда, она встала.

– Пойду, надо еще в церковь зайти к отцу Порфирию, о венчании договориться. Ты, Саша, иди на рынок, купи себе костюм, рубаху, ботинки, все, что нужно к свадьбе. В воскресенье обвенчаетесь тихо, без лишних разговоров. Понятно?

Она положила на край стола деньги и, попрощавшись, ушла.

Ой, как неспокойно было материнское сердце! Нина понимала, какая жизнь ожидает дочь с таким мужем. Но ничего не поделаешь, хорошо, хоть так удалось все уладить. Впереди на пологой возвышенности красовалась церковь, сияя на солнце золотом куполов. Величавая, с белоснежными стенами, она словно парила над домами простых людей, над их мелкими делами, ежедневными заботами. Божий Храм был выше людской суеты, чище по своим помыслам, а поэтому сюда тянуло, хотелось побыть рядом с самим Господом, с чистой и совершенной его душой, приблизиться к непостижимому таинству жизни и смерти, очистить свою грешную душу, выплакать горе, помолиться о милости Господней, и уйти с надеждой в исстрадавшемся сердце.

Нина договорилась о венчании в ближайшее воскресенье, потом долго и горячо молилась, и, уставшая, пошла домой.

Федор опять отсутствовал. А в доме все было кувырком. Несмотря на то, что венчание приказано делать скромным, и даже тайным, всех домочадцев охватила предсвадебная суета. Одежду Кати, подушки, одеяла, перины грузили на телегу и сторож Никанор отвозил все это в старый дом барина, или в новый дом барышни.

Нина выделила дочери кое-что из посуды, из бабушкиных вещей. Никанор мотался туда – сюда, гоняя свою лошаденку. Наконец, все самое основное было перевезено, расставлено, разложено, полы вымыты, занавески – повешены.

Подвенечное платье шить было некогда. Но, слава Богу, подошло материно. Наконец, все приготовления были закончены и в воскресенье молодых обвенчали. Пара была на загляденье: ему 25, ей – 17, жених невероятно красив, невеста – молодая и влюбленная.

Прямо из церкви молодые отправились в свой новый дом. Александр обошел свое владение, заглянул во все закоулки, быстро вжился в роль хозяина.

– Устал я что-то. – Заявил он, растянувшись на нарядно убранной кровати.

Катя готова была сдувать пылинки с любимого. Но, так как пыли на нем не было, она стала снимать с него обувь. С тех пор так и повелось, когда он возвращался выпивши и моментально засыпал, она разувала его и целовала ему ноги, – настолько чувства переполняли все ее существо.

Нина каждый месяц приносила дочери деньги, на продукты. Но Александр был этим недоволен, считая, что деньги должны отдавать ему, как хозяину, а не жене. Однажды, набравшись храбрости, он пришел к отцу Кати с требованием вести расчет только с ним. Федор, услышав это, выгнал взашей зятя из дома.

– Чтобы ноги твоей, дармоед, в моем доме не было! Ни копейки не дам! Денег надо? Иди, работай, прохиндей чертов!

С оскорбленным мужским достоинством, Александр вернулся домой.

– Ну, ничего! Скоро все имущество твоего отца перейдет к рабочим и крестьянам! Все отберем у кровопивцев проклятых! Отберем и поделим! А самих прибьем или в ссылку куда! – Бесновался он.

Беременная жена, сжавшись от страха, плача, робко возражала:

– Сашенька, зачем ты так? Он ведь мой отец. Не говори так, Сашенька.

– Молчи, дура полоумная! Да, знаешь ли ты, что меня хотели главой комитета назначить! Меня! Не назначили только потому, что я грамоте не учен. Сказали, пройди ликбез при школе рабочей молодежи и сразу главой назначим!

– Саша, а кто сказал-то?

– Кто, кто! Революционеры из Питера! Вот кто!

По вечерам в кабаках революционеры все смелее вели разговоры о несправедливости существующего строя, завлекая полупьяных мужиков вседозволенностью и возможностью быстрой наживы в разного рода политические кружки и комитеты.

Но разговорами все и заканчивалось: учиться Сашка Чернов не хотел. Сидел дома на полном обеспечении жены, да в лес ходил, пока снег не лег на землю окончательно.

В конце апреля Катя родила сына. Роды были тяжелыми. Но, как ни странно, Александр проявил к сыну отцовские чувства, помогал с ребенком, гордился, что стал отцом. Сам выбрал ему имя Павел. Катя не возражала.

Нина, став бабушкой, часто бывала у дочери, нянчилась с маленьким Павлушей, прибегала и Дуня, но дед даже слышать не хотел о внуке.

Шли годы, в народе крепло бунтарское настроение. Население отчетливо заняло две противоборствующие позиции: угнетаемые и угнетающие. Но до Веселых гор революция во всей «красе» докатилась лишь к 1918-ому году. С сентября по октябрь Нижний Тагил сотрясали ожесточенные бои. Неспешная жизнь далекого от столицы провинциального города превратилась в беснующий жернов революции, перемалывающий всех без жалости: и красноармейцев, и белогвардейцев, проливающий их кровь на землю-матушку, кровь, которая одинакова и у тех, и у этих, кровь, которая одного цвета у всех – красная.

Отца Кати куда-то забрали ночью, больше его никто не видел. Так и сгинул. В «барском» доме Красновых разместился революционный штаб. Все их имущество, как и грозился Сашка Чернов, было у них отобрано, но Нине с дочерью Евдокией, милостиво разрешено было остаться при доме в комнате прислуги и сторожа Никанора. Кое-что из нажитого все же удалось припрятать – на черный день. Хотя куда уж чернее? Хуже уже быть не может!

Дуне повезло – на нее положил глаз один из штабных. Вероятно, это и спасло жизнь ей и матери. Мужчина был в годах, ростом мал, но криклив и невероятно энергичен. Дуня подумала над его предложением выйти за него замуж, и согласилась. Ей тоже выбирать не приходилось – в ее-то 29 лет и при ее несимпатичной наружности…

Чернова с семьей оставили в покое. Повезло, что отец выгнал Катю из дома и отрекся от нее, а не то бы тоже раскулачили. Любовная связь и замужество с безродным бедняком Сашкой Черновым, благотворным образом повлияла на «барскую» биографию Катерины.

Александр удивительным способом умудрялся обходить и белых и красных. Жил на деньги «кровопивца» Краснова, участвовал в революционных дебатах, но, ни в армию, ни в какую политическую организацию принят не был. Вот здесь и проявился его единственный талант – чувство самосохранения.

Потихоньку буря революции стала стихать, накал страстей поутих, рабочие люди, привыкшие к труду, понимали, что митинговать – это хорошо, но и работать надо. Ежели не работать, то кто их (революционеров-то) кормить будет?

К 20-ому году жизнь лучше не стала, хотя все богатство у эксплуататоров было отобрано, самих их – постреляли, а денег как не было, так и нет!

– Сашенька, ты бы на работу устроился. – Говорила мужу Катя. – Вон, на железной дороге, говорят, хорошо платят. Как мы жить-то будем, я ведь снова ребеночка жду.

– Ну, ты придумала! На железную дорогу! Ты, что хочешь, чтобы я шпалы там ворочал?!? Как жить? Как жить? Твои родители обещали мне деньги на житье, а где они, деньги-то? Вот у матери и спроси!

– Сашенька, но у них же все отобрали! Папу расстреляли… – Она заплакала.

– А я в дураках остался!

Такие разговоры все чаще слышались в доме Черновых. Наутро, Катя, взяв что-нибудь из вещей бабушки, шла на городской рынок, чтобы продать, или обменять вещь на еду.

Павлуше исполнилось четыре года, когда семья пополнилась еще одним сыном.

– Как назовешь? – Спросила повитуха.

– Пусть Саша называет. – Ответила счастливая мать.

Саша дал второму сыну имя Никита. Его распирала гордость, что он отец двоих сыновей. Мальчики росли крепенькие, здоровенькие. Правда, пошли они не в его породу, а в «материну». Отцовской красоты в них не чувствовалось, но дети были славные.

– Ладно, хоть, не рыжие, не в Федьку. – Утешал себя Александр.

Так, продавая потихоньку нажитое родителями добро, жила семья Черновых. Жили скромно, но не голодали. Александр работать не хотел. Единственным его делом был лес. Ходить в лес по грибы – было любимым занятием отца семейства.

Этот год был необыкновенно урожайным на грузди. Все жители Нижнего Тагила по выходным отправлялись в лес. В будни грибы собирала детвора, но недалеко, вглубь леса не ходили. Александр же отправлялся за дальние горы, подальше от города. Он любил уединение, любил слушать шум леса, пение птиц, любил открывать для себя новые, неизвестные места. Вот и сегодня он встал пораньше, когда семья еще спала, взял поесть, повесил на спину легкий, но прочный туес из бересты, и отправился в лес. Он долго шел по пологому склону горы, обошел каменных истуканов, спустился в долину, в низине которой протекала небольшая речка, снова стал подниматься в гору. Лиственный лес сменился хвойным, стройные сосны и величавые ели поднимались перед ним стеной.

– Хорошо, значит, грузди сейчас пойдут. – Размышлял он.

Александр увидел полусгнившее дерево, поросшее мхом, решил отдохнуть, поесть. Сел, вытянул уставшие ноги и только расслабился, как понял, что он тут не один. Он услышал чье-то пение, прислушался. Пела то ли женщина, то ли ребенок. Голос был до того высокий, чистый. А песня и не песня вовсе, а так, рассказ чей-то или молитва, только нараспев. Александр слушал и удивлялся, откуда здесь, в лесной глуши взялся этот поющий ангел? Ему нестерпимо захотелось увидеть, кто поет, он тихо встал и пошел по направлению голоса. Песня то затихала, то звучала громче, он медленно подбирался ближе, боясь вспугнуть нежную исполнительницу. Наконец, он увидел ее. Молоденькая девушка кружила вокруг елок, заглядывала им под нижние лапы, подковыривая еле заметные бугорки длинной крючковатой палкой, искала маленькие груздочки. И пела свою странную песню – молитву.

Он спрятался за дерево, чтобы не напугать певунью, жадно рассматривал девушку. Она была высокой, но очень худенькой, одета в темную длинную юбку, которая путалась вокруг ног, цепляясь за все, что растет в лесу. Намучившись, девушка подоткнула подол юбки за пояс, оголив до колена длинные, стройные ноги. Кофта тоже была коричневого цвета, но даже в таком неприглядном наряде девушка была необыкновенно красива. Александр не мог глаз оторвать от юной певуньи. День выдался душным и жарким. На лбу выступила испарина, он вытер лицо рукавом рубахи. Девушка тоже разомлела, сняла с головы беленький платок, расстегнула верхние пуговки на кофте. Александр даже затаил дыхание – до того девушка была красива! Ее красота была какой-то другой, не крестьянской. Удлиненное лицо с тонким профилем, было умиротворенно прекрасно. Белую кожу оттеняли темно-каштановые волосы, заплетенные в толстую косу ниже пояса. Девушка выбрала себе местечко под елкой, поросшее мягкой зеленой травой и удобно расположилась на отдых, обмахиваясь платком.

Александр неслышно вышел из своего укрытия и встал перед ней. Он молчал, ждал, когда девушка сама заметит его. Может, она задремала, или подумала, что это виденье какое-то, но она не сразу среагировала на мужчину. Но, когда она увидела его перед собой, вскочила в испуге и закричала.

– Да, не кричи! Никого здесь нет. Не бойся, не трону. – Заговорил с ней Александр. – Ты откуда такая? Как сюда забралась? Заблудилась, что ли?

– Ничего не заблудилась. Я часто сюда хожу, когда матушка отпускает. Я здесь каждый камень, каждое дерево знаю! – Она начала приходить в себя.

– Зовут-то как тебя?

– Анной.

– Больно ты хорошо поешь, Анна. Я на твой голос и вышел, как услыхал, прямо притянуло сюда.

Было видно, что ей приятна похвала мужчины.

– Да я лучше всех в нашем церковном хоре пела! Батюшка Порфирий меня запевалой ставил! Прихожане удивлялись, говорили: «Ангел поет»! – Самодовольно объясняла Анна.

– А живешь-то ты где, ангел?

– Сейчас при монастыре живу, как 12 лет исполнилось, меня родители туда отдали, как батюшка Порфирий велел. Я ведь пятая дочка в семье, мне в монахини дорога.

– Это тот монастырь, что ниже по ручью? – Александр несколько раз выходил на скромную обитель монахинь, каждый раз удивляясь, как эти женщины могут так жить? Небольшой огородик с овощами, да милости прихожан – вот и все их доходы. Никаких радостей человеческих, только молитвы Господу.

– Да, мы здесь одни живем. Хорошо, тихо! Правда, там еще, – она показала рукой вверх по склону, – вверх по речке, живет ведьма. Настоящая! Я туда не хожу, мне матушка не велит!

– Так уж и ведьма?

– Как ни наесть ведьма! Страшная! И дом у нее тоже страшный, черный весь, в землю вошел, как берлога какая! Ведьма эта, если кого надо убить – убьет! Или проклятье наложит.

– Откуда ты про это знаешь? Ты ведь не ходишь туда? – Поймал ее на слове Александр.

– Один разок сходила, издали глянула… – Смутилась девушка.

– А ты сама-то хочешь всю жизнь в монастыре прожить?

– Не знаю я. А как по-другому? Что хорошего в жизни мирской?

– Много хорошего! Ты же не знаешь ничего!

– Расскажи.

– Ну, двигайся! Дай, хоть посижу. Тоже устал.

Анна пододвинулась, давая возможность мужчине расположиться рядом. Теперь она рассмотрела его. Высокий, сильный, он казался ей красивым. Но, мужчинами она никогда не интересовалась, поэтому его внешние данные оставили ее равнодушной.

– В мирской жизни много хорошего. – Начал Александр.

– Да, знаю, знаю я! Поесть вкусно, попить, одеться всем на зависть. Это грех! Всевышний все видит!

– А я совсем не об этом. Я тебе хочу о другом сказать…

– Говори.

– Не знаю, как, чтобы ты поняла. Давай, я тебе лучше покажу?

– Хорошо, покажи. – Согласилась невинная душа.

Александр медленно повернулся к Анне, посмотрел в ее глаза. Она смутилась и хотела отвернуться, не понимая, что происходит, но он удержал пальцами ее лицо, медленно приблизился к ее губам и нежно поцеловал. Так же медленно он отодвинулся от нее и сказал:

– Я тебя поцеловал, Аннушка.

– Поцеловал?!? Нельзя же! Грех-то какой!

Она помолчала, подумала и спросила:

– Так все мужчины с женщинами целуются?

– А тебе что, понравилось?

– Как-то я не поняла…

От такого разговора Александр вспыхнул, как спичка. Он резко обернулся к девушке, крепко обнял ее и стал страстно целовать в губы, в шею, в грудь.

– Вот как мужчины целуют женщин, вот как… – Шептал он.

Анна застонала, прикрыв глаза. Она чувствовала томление во всем теле, ее охватило дикое желание соприкосновения тел, объятий и сближения…

– Уйди! Что ты делаешь? – Она выпуталась из сетей охватившей ее страсти.

Александр смотрел на нее, довольно улыбаясь. Он быстро смог показать заблудшей монашке, как живется простому люду. И она моментально отозвалась на его призыв.

– Мне идти надо! – Анна решительно встала.

– Иди. Захочешь еще чего-нибудь узнать, приходи сюда завтра. Я тебя ждать буду, Анна.

– Это не все?!?

– Нет, это только начало! – Засмеялся он.

Девушка убежала, а Александр долго еще прислушивался к своим ощущениям.

– Какая она красивая! Я таких никогда не видал. Так хочется еще ее поцеловать, обнять, прижать к себе… – Страсть с такой силой завладела им впервые.

С решением придти завтра на это же место и дождаться прекрасную певунью, он побрел домой, собирая грибы, которые попадались ему по пути.

Анна бежала бегом всю дорогу до монастыря. Она была смущена поведением мужчины, но больше ее встревожили собственные эмоции. Как быстро она поддалась на его поцелуи, на его ласки! Будто вовсе это и не она была, а кто-то другой! А с каким трудом ей удалось прекратить все это! Каких сил это стоило! А, может, это искуситель какой ей подослан, проверить готова ли она в монахини подстричься, стать на век невестой Господа нашего? В голове бедной девушки царил хаос, мысли путались, в груди горел огонь желания, сердце отстукивало минуты, приближая завтрашнее свидание.

В монастыре Анна отвлеклась от своих переживаний, молитвы и заботы занимали все время прислужниц.

– Аннушка, ты сегодня какая-то взволнованная, не заболела ли?

– Нет, нет, матушка, все хорошо. Вам показалось.

– Это все твои походы по грибы. Ты устала. Завтра никуда не пойдешь! Отдохни. – Велела настоятельница.

Анна расстроилась, что не увидит того человека под елкой, но с матушкой не поспоришь.

– Ну, что ж, раз так угодно Богу, я его больше не увижу! – Подвела черту девушка и успокоилась.

Но после вечерней молитвы, она только о нем и думала. Вспоминала его глаза, его объятия, поцелуи и свое огромное, горячее желание близости с ним. Она плакала, ругала себя, что поддалась искушению так легко, но ничего не могла с собой поделать: ее тянуло к этому мужчине со страшной силой.

Александр добрел до дома, где его ждал скромный ужин, приготовленный женой и двое сыновей. Дождавшись ночи, сказавшись уставшим, он лег спать.

Лишь первые лучи утреннего солнца коснулись окна, Александр вскочил, и засобирался в лес.

– Сашенька, остался бы дома. Каждый день по грибы ходишь! Ребята вон, совсем тебя не видят. – Упрашивала Катя.

– Хочу в лес и пойду! – Заявил он.

Он несся к тому месту, где встретил Анну, как на крыльях. Вот и речка, журчит по камушкам, по порожкам.

– Где-то там, дальше по течению речки находится монастырь, в котором Анна служит. – Думал он.

Его не удивила история этой девушки: так часто бывало, пятую дочку из бедной семьи забирали в монастырь, в монашки. Лет до 12-ти девочка жила при церкви, помогала, пела в хоре, как Анна, обучалась грамоте, а потом, как взрослела, шла в монастырь. Такая судьба считалась завидной, жить в сытости, молиться Богу за своих близких, получить образование – четыре класса церковно-приходской школы. Родители с радостью отдавали свое дитя в лоно церкви. Но Александр не мог представить себе, как такая красавица, как Анна, может уйти в монастырь? Он почувствовал в ней страсть, желание жить, любить. Как можно лишить себя плотской радости, отречься от мирской жизни, не познав любви? Как можно сделать сознательный выбор в пользу бестелесного духа и быть ему верной всю жизнь, если не испытаешь любви к мужчине?

Он решил, во что бы то ни стало убедить Анну отказаться от пострига. Он прождал ее весь день, до вечера, так и не дождался.

– Не может она не придти! Видно, помешало что-то, не смогла. – Решил он, возвращаясь домой.

В его душе огонь страсти разгорался все сильней. Первый раз в жизни ему приходилось караулить девушку, придумывать, как завоевать ее. Отношения с женщинами сводились у него к ничего не значащему сексу, а Катя сама бегала за ним, и, в конце концов, женила его на себе.

Впервые Сашка Чернов думал о девушке, мечтал о встрече с ней.

Утром он не спешил в лес.

– Если придет, дождется! – Решил он.

Выспавшись, отдохнув, он пошел знакомой дорогой в сторону леса.

В природе чувствовалось напряжение, воздух замер, ветра совсем не было, ни один листик не шелохнется. Душно, жарко, дышать нечем.

– Видать, гроза собирается. Опять буду ждать зря. – Подумалось ему.

Впереди слышался ворчание речки, значит, скоро та самая ель. Только на гору взбежать! Сердце билось в груди, как молот. Он добежал до места, где встретил девушку и остановился. Ее не было. Разочарование, обида затопили все его существо. Кулаки сжались сами собой, хотелось крушить все вокруг и орать на весь лес, выплескивая накопленную энергию.

– Здравствуй. – Услышал он нежный голос, развернулся, не веря в свое счастье.

Да, это была Анна. Она смущенно опускала глаза, стараясь не смотреть на Александра, румянец украсил бледные щечки девушки. Сегодня на ней была хоть и темная, но нарядная кофточка, видать, Анна тоже ждала встречи с ним, принарядилась. Фасон кофты, с баской, подчеркивал прекрасную фигуру девушки: тонкую талию и высокую грудь. Александр за мгновение охватил всю ее взглядом, задохнулся от нахлынувшего желания и хрипло произнес:

– Пришла, все-таки?

– Пришла…

– А вчера что же?

– Матушка не пустила…

Он подошел к ней почти вплотную. Развязал платок, покрывавший голову, снял его. Анна была так близко, она манила его своей чистотой, своей беспомощностью. Рядом с ней он ощущал себя всемогущим, всесильным человеком. Он обнял ее, поцеловал нежно, почувствовав отзыв девушки, стал целовать страстно, уверенно, распаляясь все больше, все сильнее. Неистовое желание затопило его, он стал срывать с девушки одежду, потянул ее вниз, на теплую землю, придавил сверху своим телом. Она пыталась сопротивляться, но его, как грозное явление природы, остановить было невозможно.

Потрясенные силой страсти, возникшей между ними, они лежали на мягкой траве.

– Вот для этого люди женятся, Аннушка.

– Значит, я теперь твоя жена? А зовут тебя как?

– Александр. Ты теперь моя.

– Жена?

– Ну, да. Жена.

– Значит, я откажусь от пострига. В монашки мужних не берут. Нельзя!

– А жить ты где будешь?

– С тобой, Саша. Я ведь жена теперь.

Александр только сейчас задумался над непростой ситуацией, в которую попала Анна, благодаря его науке. Если в монастыре узнают, что она встречается в лесу с мужчиной, ее с позором выгонят. Дома ее тоже вряд ли ждут. Куда она пойдет? У него жена, двое детей.

– Значит, надо так сделать, чтобы в монастыре не узнали, что у нее есть любовник! – Нашел решение проблемы мужчина.

– Ты, Аннушка, никому не сказывай, что со мной в лесу встречаешься. А то тебя из монастыря выгонят. Поняла? А к себе я тебя пока взять не могу.

– Почему? – В ее глазах стояли слезы.

– Не могу, и все! Что я должен тебе объяснять? Ты делай то, что я тебе говорю, и все будет хорошо!

– Ладно.

– Ну, иди, тебе пора возвращаться. Приходи сюда послезавтра. Я буду ждать. Придешь?

– Приду.

Так между Александром и Анной возникла любовь. Они встречались два, а, если удавалось, три раза в неделю. Она все спрашивала, когда он приведет ее в свой дом, а он не решался сказать ей, что женат и имеет детей.

Но молодая певунья так полюбилась ему, что он со страшной силой захотел, чтобы она была его женой, а не Катя. Все чаще ему вспоминался рассказ Анны о ведьме, живущей в лесу в истоке небольшой речки, испуганные глаза любимой, когда она говорила о том, что этой ведьме ничего не стоит погубить человека. Темные мысли завладели его разумом.

– Схожу в лес, поищу бабку, может, вранье все это, никакая она не ведьма, и не может ничего.

То ли бог ему помогал, то ли черт, но он без труда нашел покосившуюся хибарку одинокой женщины. Потоптался у низкой двери, собрался с духом, и только хотел постучать, как услышал скрипучий голос:

– Заходи, что мнешься? Боишься, что ли?

Сердце у Александра замерло от страха:

– Ничего я не боюсь! – Промямлил он, переступая порог, склоняя голову под низкой притолокой.

– А не боишься, так говори, зачем пришел?

– Я спросить хочу.

– Спроси, коль не шутишь.

– Правду люди говорят, или врут? Слыхал я, что ты можешь любого человека со свету сжить?

Из темного угла раздался каркающий смех колдуньи. Казалось, она была рада, что кому-то понадобилось погубить человека.

– Какого человека? Жену, аль полюбовницу? – Голос молодел с каждым словом. Вроде и не старуха вовсе говорит, а молодая женщина…

Александр растерялся, но, вспомнив красоту юной Анны, решился:

– Жену. Я другую полюбил.

Из угла донесся радостный смех.

– Как хочешь жену со свету сжить: быстро, за один день, или медленно, чтобы мучилась?

– Не знаю… Но, чтобы на меня не подумали.

– Тогда, подливай по несколько капель в день. – Она протянула ему пыльный темный пузырек. – Вот, возьми.

Александр увидел сухую тощую руку, протягивающую ему бутылочку. Взял, рассматривая жидкость.

– А, когда, ну, конец, если по каплям…?

– Чем больше капель, тем скорее конец!

Ему нестерпимо хотелось убежать от этой ведьмы, выйти на свежий воздух, на солнце. Он кинул на стол деньги, все, что были в кармане, и вышел из жалкой лачуги. Он чувствовал отвращение к себе, но утешался мыслью, что еще ничего не решил, может, зелье и не понадобится вовсе, что он так его приобрел, на всякий случай!

Время летело, вот уже август пришел, со своими холодными ночами. Анна каждую встречу просилась к нему. И он решился:

– Сегодня! Добавлю Кате в молоко отравы.

Он поглядывал на жену – не заподозрила ли чего? А она была весела и ласкова с ним.

– Сашенька, дорогой мой, мне надо тебе что-то важное сказать!

– Говори. – Ему еле удалось справиться с волнением, изображая равнодушие.

– Беременная я, милый! Ребеночек у нас скоро будет!

Александр побледнел. Чего-чего, а этого он никак не ожидал.

– Как же так? Как беременная…? – Растерянно повторял он.

– Саша, что случилось? Мы с тобой муж с женой, вот бог нам и дал.… Четыре месяца уже. Ты, кажется, недоволен?

– Да, нет. Доволен. Я о своем задумался. Как жить-то будем? И так еле – еле концы с концами сводим!

– Где двое, там и трое! – Катя смотрела на мужа любящими глазами.

Александр не мог придти в себя от новости.

– Я же ее травить собрался, а она того, беременная…! Не могу… Пусть родит, тогда уж…

Свидания с Анной продолжались. В конце октября на землю лег первый снег, в лесу под елкой стало холодно, и Александр предложил прекратить встречи до теплых весенних месяцев.

– Приходи сюда 1-го мая, – предложил он.

Анна согласилась. Зимой ей не разрешат уходить из монастыря, да и как по сугробам-то…?

Любовь к Александру полностью захватила девушку. Она не думала, что их связь – это грех, что потеря девственности изменит, перевернет всю ее жизнь. В свои 17 лет, она не встречалась с подлостью, с обманом. Верила людям, окружавшим ее, полностью и безоговорочно. И, конечно, верила Александру. Появление в ее жизни мужчины затянуло будущее туманом. И юная, доверчивая душа не понимала, что, когда туман рассеется, обнажится вся правда – ничего хорошего в жизни ее не ждет.

Реальность вернула Анну с неба на землю, когда матушка заговорила о постриге в монахини. Анну охватила паника.

– Как же быть? Постриг планируют на январь, а Сашу я увижу только в мае! Что же мне сказать матушке?!? Не могу я в монашки идти, я ведь мужняя жена теперь!

Но и объясниться с матушкой Анна не могла: ее выгонят из монастыря, узнав, что она встречается с мужчиной!

Переживания Анны стали невыносимыми, когда она поняла, что беременна. Что делать? Куда бежать? Где искать любимого? Она даже фамилии его не знает!

Единственный человек, которому она может довериться и попросить совета – это отец Порфирий. К нему она и пошла. Церковь встретила ее знакомыми образами, здесь все было родное, близкое. Анна подняла голову.

Вон, там на хорах, она пела, и все прихожане удивлялись ее чистому, высокому голосу. Все тогда говорили, что это ангел поет! Еще совсем недавно она и помыслить не могла, что жизнь ее так переменится.

– Аннушка, здравствуй, милая! – Обрадовался отец Порфирий, увидев ее. – Проходи, садись. Как дела в монастыре, когда у тебя постриг?

Не в силах ответить, Анна залилась слезами.

– Господи, помилуй! Что с тобой? Обидел кто?

– Батюшка, что мне делать? Помогите, батюшка! Спасите меня!

– Да, толком-то объясни, что случилось?

И Анна рассказала ему все. Как встретила в лесу Александра, как между ними вспыхнула любовь. Как она скрывала это все от матушки-настоятельницы. Что Сашу она не увидит до весны, а постриг назначен на январь! Но, самое главное, она ждет ребенка.

Услышав ее рассказ, отец Порфирий, человек мягкий, с тихим, ласковым голосом, скакал в своей сутане, как раненый бык, размахивая кулаками, ревел глубоким басом что-то нечленораздельное, выпучивал глаза, замахиваясь на бедную Анну. От страха, она сжалась на скамейке, закрыла руками лицо и завыла во всю силу легких. Этот женский вопль раненой души, образумил отца Порфирия, помог ему вернуться в прежний образ. Он успокоился, сел рядом с плачущей девушкой.

– Как же ты могла, Аннушка? Где теперь его искать? Да и зачем? Ты ему не нужна. Если бы он хотел жениться на тебе, он бы так с тобой не обошелся. Думаю, женат он, семью имеет. Поэтому, тебя к себе в дом не взял.

– Что же мне делать, батюшка?!?

– А вот раньше-то ты почему этим вопросом не задавалась? Или не знала, что от этих самых полюбовных встреч дети рождаются?

– Я об этом, батюшка, тогда не думала.

– Не думала она! А теперь – помоги! Что я сделать-то могу?

И тут в голову отца Порфирия пришла мысль. Он вспомнил, что в районе Старой Гальянки проживает одна бездетная семья. Бедная женщина долгое время приходила в церковь и горячо молилась о ребенке. Правда, в последнее время ее не видать, видно, отчаялась уже родить. Отец Порфирий решил навестить эту семью, узнать, как живут, поговорить с ними.

– Ты, вот что, Аннушка, иди обратно, да никому не сказывай пока о беременности. А через неделю ко мне снова приходи. Подумаю, что могу для тебя сделать.

Анна снова пошла в монастырь. Батюшка дал ей маленькую надежду, что все уладится, правда, не сказал, как.

– Ты где так долго была? – Встревожились сестры-монашки. – Такой холод, а ты куда-то пропала! Простудишься ведь! Вон, и так, бледная какая.

– Я в город ходила. Захотелось отца Порфирия повидать! – Объяснила свое отсутствие девушка.

Через неделю Анна снова пошла в город к отцу Порфирию.

– Батюшка, здравствуй! Это я.

– А, пришла? Ну, пойдем, поговорим.

Он вывел ее из церкви, словно не хотел, чтобы святые образа стали свидетелями их разговора. На улице свежий ветер обжигал лицо, румяня щеки. Как хорошо здесь, красиво! С вершины горы, на которой была построена церковь, открывался прекрасный вид на окрестности. Выходишь из храма Божьего с умиротворением, с душевным облегчением, и вдыхаешь свежий ветер, и любуешься далеким видом, отрывающимся перед тобой. Вон там – гора Медвежья, а там – Ежовая, а там – красавица Белая. Дух захватывает от восторга! Но Анне сегодня было не до природных красот.

Наконец, отец Порфирий заговорил:

– Ну, вот, что я решил. Ты из монастыря уйдешь, негоже это брюхатой в божьем доме находиться! С матушкой-настоятельницей я сам объяснюсь, ты не сказывай ничего. Скажи, что раздумала в монахини идти, или вообще ничего не говори! Что ты беременная – никто не должен знать! Поняла? Пойдешь вот по этому адресу, там тебя будут ждать муж с женой, не молодые уже. Семья справная, богомольная, но не дал им Господь ребенка. Будешь жить у них, но никому не показывайся! Хозяйка, наоборот, будет всем говорить, что ждет дитя, подушку подложит. Если кто тебя увидит, скажут, что племянница приехала помогать. Когда родишь, ребенка им отдашь, покормишь его, окрепнешь, – уж сами решите. А потом они уедут отсюда, и ты даже не спрашивай, куда! А сама-то думай, как дальше жить будешь. Повитуху предупрежу, чтобы язык за зубами держала. Возьму грех на душу – впишу в книгу родителями Стародубцевых. Все поняла? – Грозно спросил отец Порфирий.