Текст книги "Жена серийного убийцы"

Глава 21

Бет

Сейчас

Последние полчаса сижу, в буквальном смысле слова маясь дурью. Не свожу глаз с часов. В томительном ожидании. Почему они так опаздывают? Потому что долго выбивали в суде разрешение продлить срок содержания Тома под стражей? Дома его нет, а тридцать шесть часов уже истекли, так что могу лишь предположить, что они в этом все-таки преуспели. А может, просто нарочно тянут время, чтобы заставить меня подергаться?

«Дыши!»

Съеденный утром завтрак все еще бурлит в желудке – пищеварение окончательно расстроилось. А если они не поторопятся, я еще и опоздаю забрать Поппи из садика. И без того чувствую себя достаточно виноватой, оставив Люси одну раньше обычного, – не хватало еще до кучи переживать и за ребенка.

«Господи, ну давайте же вы быстрей!»

Тяжелый стук в дверь заставляет меня застыть. Вот оно.

«Соберись, Бет… Все у тебя получится».

Несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки, кручу плечами, чтобы расслабить их, делаю несколько глубоких вдохов и спокойно иду к двери.

– Миссис Хардкасл… – приветствует меня детектив-констебль Купер, вздернув подбородок. С трудом сглатываю, после чего приглашаю ее войти. Как раз в тот момент, когда я думаю, что мне повезло и что придется иметь дело лишь с одним сотрудником полиции, из-за угла появляется крупная фигура детектива-инспектора Мэннинга, который широко шагает в нашу сторону. Коротко поздоровавшись, он проходит вслед за своей коллегой в дом.

– Помните, наверное, вчера мы уже коротенько пересекались, – говорит она, как будто я могла такое забыть. – Я детектив-констебль Имоджен Купер, работаю с детективом-инспектором Мэннингом. Спасибо, что сумели сегодня уделить нам время.

Замечаю, как глаза ее бегают по всей комнате, фиксируя каждую мелочь. Разве у нее не было такой возможности еще вчера? Или это чисто для показухи? Ее поведение никак не способствует душевному спокойствию.

– Если вы не против пройти на кухню, то у меня там есть свежий кофе, и недавно я испекла печенье.

Запах моего печенья с лимоном, имбирем и белым шоколадом разносится по всему дому. Клиенты обычно от него в полном восторге, так что, надеюсь, детективов это тоже малость смягчит.

– Спасибо, – говорит Купер. Вроде как улавливаю намек на улыбку, но могу и ошибаться. Трудно сказать – выражение ее лица ничуть не изменилось с тех пор, как она вошла в дверь. Похоже, непросто мне с ней придется… Смотрю на инспектора Мэннинга и улыбаюсь. К счастью, он отвечает мне такой же улыбкой, и я позволяю своим разогнавшимся мыслям немного замедлить бег.

Они садятся бок о бок за наш деревенского вида стол, достают блокноты и ручки. Я же стараюсь сосредоточиться на том, чтобы не пролить кофе. Руки у меня дрожат, но ничегошеньки не могу с этим поделать. Конечно, разыгравшиеся нервишки – вполне обычное и ожидаемое дело в такой ситуации, так ведь? Вряд ли они сочтут это чем-то необычным, а мое волнение – подозрительным… Как бы мне ни хотелось растянуть этот момент, отложить неизбежные вопросы, понимаю, что не могу себе этого позволить.

– Держите. Лучшее печенье в «Поппиз плейс», – жизнерадостно объявляю я, ставя две тарелки перед детективами и поворачиваясь, чтобы принести поднос с чашками.

– «Поппиз плейс» – это ваше кафе? – уточняет детектив-констебль Купер.

– Да, это так называемое «гончарное кафе», где вы можете раскрасить любые приглянувшиеся керамические заготовки – тарелки, кружки, всякие фигурки и так далее – и выпить кофе с пирожными, пока этим занимаетесь. Затем ночью их обжигают в специальной печи, и готовые изделия можно забрать уже на следующий день, или же я могу их доставить по указанному адресу. Я открыла это заведение вскоре после того, как мы переехали сюда, и это просто потрясающе. От клиентов просто отбоя нет…

Замолкаю, вдруг осознав, что уже делаю это: болтаю без умолку, хотя на самом-то деле можно было бы просто сказать: «Да, это мое кафе».

Ладно, все нормально. Теперь, когда я переборола свою нервозность, пожалуй, уже смогу отвечать на их вопросы в более телеграфном стиле.

– По-моему… интересное занятие, – говорит инспектор Мэннинг, искоса поглядывая на свою коллегу. Хочу добавить, что каждому свое, но прикусываю язык.

– Ну и как вы справляетесь, миссис Хардкасл, учитывая, что ваш муж находится под стражей? – спрашивает Имоджен Купер, прежде чем пригубить кофе. Чувствую, что это вопрос с подковыркой. Задает она его как бы походя, без ручки в руке, и наверняка лишь для того, чтобы я решила, будто она просто пытается поддержать беседу. А может, чтобы немного успокоить меня. Или, по крайней мере, чтобы я так подумала.

Лучше бы Максвелл не приходил сюда вчера… Он умудрился так взвинтить меня, что теперь я буду искать подвох даже в самых простых вопросах. Заставляю себя опустить плечи, усилием воли расслабляю мышцы. Отныне я буду делать все по-своему.

– Вообще-то не очень. Сами-то как думаете – это было как гром среди ясного неба! Как обухом по голове, если хотите… До сих пор не могу ничего понять, если честно. Как вы можете думать, что Том причастен к исчезновению этой женщины?

– Мне очень жаль, что все это стало для вас такой неожиданностью, миссис Хардкасл…

– Пожалуйста, зовите меня просто Бет, детектив-констебль Купер. Не то язык можно сломать, – говорю я с улыбкой.

– Бет, я понимаю: вы шокированы тем, что ваш муж оказался за решеткой. Но у нас есть все основания полагать, что он был последним, кто видел Кэти Уильямс, – что, естественно, сразу вызвало к нему наш интерес. Часто бывало так, что последним видел пропавшего человека как раз тот, кто и приложил руку к его исчезновению.

Теперь Купер берет свой блокнот и заносит над ним ручку. Смотрит на инспектора Мэннинга, и тот подается вперед, положив между нами свой мобильный телефон. Похоже, начинается собственно допрос, ради которого они и явились.

Облизываю губы, пытаясь смочить их, но влаги почти не осталось. Быстро отхлебываю кофе.

– Для протокола: детектив-инспектор Дэвид Мэннинг и детектив-констебль Имоджен Купер снимают предварительные показания с Бетани Хардкасл, проживающей по адресу…

Чувствую, что почти отключаюсь, пока он продолжает наговаривать все эти подробности «для протокола». В ушах у меня шумит – скорей это даже пронзительный визг, который вот-вот ввергнет меня в состояние паники. Я этого никак не ожидала. Одних только ручек и блокнотов было уже вполне достаточно, чтобы нервы у меня завязались узлом.

Наконец Мэннинг начинает обращаться ко мне, а не к телефону. Голос его возвращает меня с края пропасти, и я кое-как беру себя в руки.

– До того, как переехать сюда, вы жили в Лондоне? – спрашивает он, глядя мне прямо в глаза.

– Да, это так. У нас была квартира в Бетнал-Грин. Ну, вообще-то это была квартира Тома – я переехала к нему, а вскоре мы поженились. Когда я забеременела, мы поняли, что в какой-то момент нам придется переехать, поскольку квартира эта была недостаточно большой для семьи с детьми. Но когда родилась Поппи, переезжать было уже не с руки, да и потом, когда я вернулась на работу из декретного отпуска, я получила повышение. В общем, мы задержались еще на некоторое время. Однако через несколько месяцев я поняла, что это совсем не то, чего мне хотелось.

На этом месте прерываю свой рассказ. Во-первых, чтобы перевести дух, а во-вторых, потому что понимаю: это прямо противоположное тому, что мне было велено делать.

«Отвечайте кратко. Ради бога!»

Кладу руки на колени, сцепляю их вместе и до боли стискиваю пальцы. Поджимаю губы, чтобы предотвратить очередной словесный понос.

– Где и когда вы познакомились? – спрашивает Мэннинг, откидываясь на спинку стула, и мне приходит в голову, что он готовится к очередному ответу длиной в роман.

– Это было семь лет назад. Пятого апреля, в субботу. Я отчетливо это помню, поскольку это был мой двадцать пятый день рождения. На уличной террасе «Сэйджер плас Уайлд», я сидела там со своими друзьями.

Улыбнувшись при этом воспоминании, опять замолкаю. Мэннинг поднимает брови и склоняется над столом, чтобы что-то нацарапать в блокноте. Интересно, зачем он утруждает себя этими заметками, если все и так записывается? Для большей весомости? Чтоб еще сильней выбить меня из колеи?

– Он рассказывал вам о своих предыдущих отношениях с Кэти Уильямс?

– Да, рассказывал – причем прямо в тот вечер, вообще-то говоря. Помню, как Том сказал, что совсем недавно сердце его было разбито и что он никак не ожидал опять встретить кого-то, с кем вдруг мгновенно возникнет незримая связь, как со мной. На самом деле в тот момент это было подано в шутливой манере. Но когда мы начали встречаться и все стало серьезно, Том признался мне, что и вправду был очень расстроен внезапным отъездом Кэти. Он не ожидал, что она вдруг так вот сорвется и уедет куда-то за границу.

– Настолько расстроен, чтобы даже не попытаться помешать ее отъезду? – спрашивает Купер.

Поворачиваюсь и смотрю прямо на нее.

– Нет. Том был искренне убит горем как раз из-за того, что она уехала. Бросила его. Он и не смог бы ее остановить. И знаете, после того, как вы тогда вечером сообщили ему о своих подозрениях, будто с ней что-то случилось, Том буквально места себе не находил. Все эти годы он предполагал, что Кэти живет жизнью своей мечты где-то за границей, а вы разрушили эту веру. Может, Том и был последним, кто видел ее в этой стране, насколько вам известно, но наверняка кто-то видел ее и потом?

Оба детектива смотрят в свои блокноты, ничего не отвечая. Могу лишь предположить, что они не нашли никого, кто сказал бы, что видел ее. Так что последним видевшим Кэти для них по-прежнему остается Том. Вот потому-то они и держат его за решеткой. Но если больше у них никого нет, это абсолютно ничего не доказывает. Они не смогут предъявить ему обвинение, это совершенно исключено.

– За те семь лет, что вы знаете Тома, бывали ли случаи, когда он проявлял по отношению к вам агрессию? Или по отношению к вашей дочери?

Качаю головой и вздыхаю. Максвелл говорил, что до этого обязательно дойдет дело, но теперь я потрясена, что они и вправду такое спрашивают.

– Нет. Решительно нет. Том – самый нежный, добрый и любящий человек, какого я только встречала, и он любит Поппи больше собственной жизни, – отвечаю я, добавив после паузы: – Любого спросите.

– Идеальный семьянин, – бормочет Мэннинг.

– Да, именно так! Вот почему все это выглядит таким безумием. Вы зря тратите время, ухватившись за Тома. Где бы ни находилась сейчас Кэти, он этого не знает. Может же она жить такой жизнью, что ее никак не отследить? Покупки только за наличные, никаких мобильников и соцсетей…

Это обнадеживающее предположение. Хочу спросить, почему они вдруг решили, будто с ней произошло что-то плохое, аж через восемь лет после того, как она покинула страну, но полицейские явно не собираются ставить меня в известность. Ладно, пускай задают свои вопросы – нет смысла лишний раз раздражать их, пока они держат моего мужа взаперти.

– Давайте это мы будем выдвигать всякие версии, если вы не против, – категорично говорит инспектор Мэннинг. Бормочу какие-то извинения.

– Как бы вы описали ваши отношения? – продолжает спрашивать он.

– Как просто замечательные, спасибо, – отвечаю я – пожалуй, немного резковато. – Мы по-настоящему счастливы. Мы создали для себя здесь идеальную жизнь.

– Похоже, вы оба очень много работаете, Бет… Наверное, при таком режиме сложновато находить время друг для друга, особенно с малышом. Зачастую семейные отношения с трудом удерживаются на какой-то прямой и четкой линии, когда к ним предъявляются требования со всех сторон одновременно.

Говорит это Купер, и сразу ясно, что копает она глубже. Нет уж, я на такое не поведусь! Поскольку никакого вопроса она не задала, храню молчание. Максвелл гордился бы мной. Но Купер вроде понимает, в чем дело, поскольку тут же спрашивает:

– Когда вы полностью поглощены своим новым бизнесом да еще и присматриваете за Поппи, а Том проводит много времени на работе или в командировках, как это сказывается на вас обоих?

Стараюсь не торопиться с ответом, попивая кофе и размышляя. Чувствую, что их глаза выжидающе нацелены на меня.

– Конечно, это неизбежно, что даже в здоровых отношениях случается всякое, да и Поппи вынуждает вносить некоторые корректировки… Но она – это лучшее, что с нами когда-либо случалось, и мы оба ее просто обожаем. Том так просто без ума от нее, – отвечаю я с улыбкой. – Мы научились приспосабливаться, и нам удалось сохранить свежесть нашего брака. Том всегда старается, чтобы по вечерам у нас находилось немного времени «для себя», а по выходным мы прекрасно проводим время все вместе.

По-моему, эта оценка вполне соответствует действительности, плюс-минус.

– Во сколько Том обычно возвращается с работы?

– Около шести вечера – или чуть раньше, если удается побыстрей уйти из офиса. Ему нравится проводить время с Поппи, рассказывать ей сказки на ночь… Он договорился с банком об особом режиме работы, чтобы иметь для этого возможность.

– Ладно, – произносит детектив-констебль Купер, опуская взгляд и перелистывая страницы своего блокнота. Потом поднимает голову и какое-то время ничего не говорит, продолжая смотреть мне в глаза, губы ее плотно сжаты. Прижимаю рукой свою задергавшуюся ногу под столом.

– Поскольку у вас «идеальные» отношения, – Купер изображает пальцами раздражающие кавычки, – то, я полагаю, вы и делитесь между собой абсолютно всем? В смысле, у вас ведь нет никаких секретов друг от друга?

Вопрос непростой. У абсолютно любой пары есть хоть какие-то секреты, так ведь? Но если я так скажу, она вывернет мой ответ наизнанку и решит, что я солгала насчет того, насколько хорошие у нас отношения.

«Не рискуй».

– Да, мы делимся абсолютно всем.

Так вот, без лишних слов. Моя консультация с Максвеллом приносит свои плоды.

– Значит, вы знаете, почему он так поздно вернулся домой в понедельник вечером? – Ее взгляд не отрывается от моего.

Вот черт… Этого я не знаю. У меня так и не было возможности спросить его. Я угодила в собственную ловушку. Самое время просто сказать правду.

– Нет, у меня не было возможности это узнать, поскольку инспектор Мэннинг утащил Тома с собой, едва только тот вернулся домой. – Одариваю Мэннинга едкой улыбкой.

– Однако позже тем же вечером он опять вернулся сюда. Разве тогда вы это не обсуждали?

– Я была уже в постели, а потом он, как обычно, очень рано ушел на работу.

Купер медленно кивает.

– В самом деле? – спрашивает она.

Пульс у меня учащается.

– Да, в самом деле, – говорю я. Слышу дрожь в своем голосе. Несомненно, они тоже это уловили. Купер подается вперед; ее лицо теперь настолько близко, что я могу уловить запах кофе в ее дыхании и увидеть напряжение у нее в глазах – эти ярко-голубые искорки на фоне стального серого.

– А вас бы удивило, если б вы узнали, что на следующее утро он не вышел на работу? – спрашивает она.

Неосознанно ахаю. Что? Тома во вторник не было на работе?

Никак не могу оправиться от шока, который только что продемонстрировала. И не могу придумать, что сказать в ответ.

– Тогда приму это как «да». – Брови Купер взлетают вверх, а губы складываются в тонкую линию, пока она строчит в блокноте. Шорох пера, скребущего по бумаге, – единственный звук в комнате.

Глава 22

Бет

Сейчас

Когда я иду в сторону детского садика, моя грудь непроизвольно сжимается – каждый неглубокий вдох словно застревает в легких. Мне велено дать официальные показания в отделе полиции Банбери, как только у меня появится на это время. Серьезность ситуации окончательно проникла мне в мозг, и я перехожу в режим самосохранения.

Том соврал мне.

Мэннинг и Купер оставили у меня мало сомнений на этот счет. Они никак не могли лгать насчет того, что Тома не было на работе. Не сомневаюсь, что при определенных обстоятельствах детективы способны и подтасовать кое-какую информацию, которой делятся с теми, кого допрашивают, но, похоже, это не тот случай. Они сообщили мне, что проверили записи с вокзальных камер наблюдения и не нашли на них Тома, который садился бы на поезд до Лондона, и он так и не появился в банке. Тот факт, что я об этом не знала, сыграет против Тома. Правда, могу предположить, что причина его отсутствия на работе сыграет против него гораздо серьезней. Знают ли уже детективы эту причину? Хотя все равно не пойму, как это может быть связано с тем, что произошло восемь лет назад.

Голову иглой пронзает вопрос: что же он делал, если не работал? Ушел он в свое обычное время; на нем был костюм; он взял свой портфель, как обычно.

Когда в понедельник вечером Том вернулся домой, на нем не было пиджака. Теперь я это припоминаю, а еще помню какой-то кисловатый запах, когда обнимала его. Тогда я не придала этому особого значения, поскольку все стало ускользать от меня, как только детективы вывели его из дома. Но что это было? Пот? Том не отличается особой потливостью – разве что после длительной пробежки.

Почему он не мог доверять мне настолько, чтобы сказать, почему припозднился и где на самом деле был во вторник? Может, тот факт, что его утащили на полицейский допрос, встревожил его сильней, чем Том хотел мне признаться? Или его слишком расстроили вдруг всплывшие воспоминания о прошлом? Интересно, а подумал ли он о том, как меня саму все это встревожило? Как расстроится его дочь, когда и на следующий вечер его не будет рядом? Если у меня появится возможность поговорить с ним по телефону, посыплются ли из меня все эти вопросы? Или я просто выдам какую-нибудь гневную тираду? После недавнего открытия не думаю, что хочу даже просто услышать его голос. Услышать еще больше лжи…

– Ну как вы, милочка? – Голос, хоть и тихий, заставляет меня вздрогнуть. Резко поднимаю взгляд. Я уже у входных ворот садика.

– Простите, просто задумалась, – отвечаю я Джулии, пытаясь улыбнуться – без особого, впрочем, успеха.

– Надеюсь, ситуация не ухудшилась? – продолжает она, выгнув одну безупречно очерченную бровь. Похоже, это не настоящая бровь, а микроблейдинг. Не зная, что сказать, я просто тяжко вздыхаю. – О-о… Господи… В общем, знаете… Если вам вдруг захочется с кем-нибудь поговорить, то просто позвоните мне, хорошо?

– У меня нет вашего номера, – мгновенно отвечаю я.

Джулия издает нервный смешок. Наверное, просто осознает, что никогда не уделяла мне особого внимания до того, как мы с Томом стали центром пикантных деревенских сплетен. Достает из бокового кармашка своей сумочки от «Гуччи» визитку и протягивает ее мне.

– В любое время дня и ночи, – добавляет она. Звучит это вроде вполне искренне.

Переворачиваю карточку в руке. На лицевой стороне надпись с золотым тиснением: «Джулия Беннингтон, косметолог». Ну конечно, это все объясняет – просто не могу поверить, что совершенно выпустила из головы, чем Джулия зарабатывает на жизнь. Интересно, как при этом она управляется со своими тройняшками – по сути, это мать в кубе.

– Спасибо, – отвечаю я. Голос мой при этом срывается, на глаза наворачиваются слезы.

– Все будет хорошо, милочка, – говорит Джулия, поглаживая меня по руке.

Мы заходим внутрь. Личико Поппи озаряется, когда она видит меня, и на миг моего беспокойства как не бывало. Дочка неуклюже подбегает ко мне с каким-то рисунком в руках.

– Мамочка! Я налисовала это для тебя! – восклицает она, протягивая мне все еще влажный листок.

– Ой, какая прелесть, дорогая ты моя! – Едва сдерживаю слезы, когда вижу три капли разного размера с похожими на палки руками и ногами.

– Я, ты и папа, – объясняет она, показывая пальчиком.

Сердце у меня пропускает удар.

«О, Том… Что же ты с нами сделал?»

Глава 23

Бет

Сейчас

По пятницам мой рабочий день обычно начинается с того, что я развожу уже обожженные изделия из керамики тем, кто не смог забрать их сам. Но на сей раз пришлось договориться с Люси, чтобы она сделала это за меня – ей потребуется сделать несколько ездок на велосипеде, так что в порядке исключения открыть кафе придется позже обычного. По телу у меня пробегает дрожь, стоит подумать об этом – позднее открытие наверняка вызовет пересуды. Забросить Поппи в садик удалось, не столкнувшись с Джулией, что оказалось большим облегчением, поскольку я слишком нервничала, чтобы стоять и болтать с кем-то. В отделе полиции Банбери меня ждали уже к десяти, а поспать удалось даже меньше обычного, поскольку в голове продолжали раз за разом прокручиваться показания, которые мне предстояло дать.

Теперь, паркуясь позади полицейского участка, я вдруг понимаю, что ничего не могу вспомнить о поездке сюда. Раньше я думала, что неплохо справляюсь со стрессом – это я его всегда контролировала, а не наоборот. Сегодня гложущая боль в нижней части живота, раскалывающаяся голова – все указывало на то, что на сей раз эту битву я проиграла. Слишком многое повисло на волоске…

Оценив свою наружность в зеркале заднего вида, молча заключаю сделку сама с собой, после чего выбираюсь из машины и уверенно иду ко входу.

* * *

Официальные показания с меня уже сняты – правда, как ни странно, не инспектором Мэннингом или констеблем Купер, как я предполагала. Наверное, вчера они уже получили все, что хотели, а бумажная волокита достается нижним чинам. Или, может, не такая уж я важная птица для следствия… Хотя, надо признать, это немного помогло мне справиться с напряжением. Но все равно не уверена, что произвела хорошее впечатление – с тех пор, как мне сказали, что Тома во вторник не было на работе, мои мысли продолжали разбредаться вкривь и вкось, и моя нервозность наверняка была хорошо заметна, несмотря на все ночные репетиции.

Прежде чем уйти, оглядываю помещение отдела, задаваясь вопросом, где тут могут держать Тома. Сержант Уолтерс – тот детектив, который приезжал к нам домой в понедельник вечером, – перехватывает мой взгляд и направляется ко мне. Мое первое побуждение – побыстрей уйти, пока он не добрался до меня, но ноги отказываются двигаться.

– Вы в курсе, что вашего мужа переместили, так ведь? – Он прищуривает глаза.

– Да? В каком это смысле «переместили»?

– Простите, я думал, что его адвокат уже поставил вас в известность… Поскольку это дело Столичной полиции, детектив-инспектор Мэннинг и детектив-констебль Купер продолжают работать с ним в своем центральном отделе в Лондоне. – Уолтерс сочувственно улыбается, сообщая эту новую информацию.

– Понятно, – говорю я, опуская взгляд в пол. Не хочу, чтобы он заметил даже выражение моих глаз. – Значит, ему… – кашляю, чтобы прочистить горло, – ему уже предъявили обвинение?

– Нет, пока нет, миссис Хардкасл. У них есть время до завтрашнего вечера, и, по-моему, им просто хотелось, чтобы он находился на их территории. Чтобы не приходилось всякий раз кататься сюда для допросов.

То, как Уолтерс это сформулировал, наводит меня на мысль, что они могут пойти на многое, чтобы обвинить Тома. Никак не могу выбросить из головы образ моего мужа, которого «допрашивают» так, как это делают в некоторых фильмах. Начинаю представлять себе, как его пытают водой, избивают до тех пор, пока он не признает свою вину – просто чтобы избавиться от боли. Чтобы полицейский мог заполучить своего обвиняемого, несмотря ни на что.

Вернувшись в свою машину, сижу в ней, как мне кажется, целый час. Не могу даже просто отъехать от тротуара, пока меня так мутит. Я не позавтракала, и от этого только хуже. Пустой желудок ноет и выворачивается наизнанку, пока я, вцепившись в руль, делаю глубокие вдохи через нос и рот, чтобы одолеть тошноту. Я не ожидала подобных последствий – так и не позволила своему разуму по-настоящему облечь происходящее в реальность. Но теперь, похоже, нужно начать готовить себя к тому, что Том все-таки вряд ли вернется домой.