Текст книги "Я рожден(а) для этого"

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Лампочка в ванной по-прежнему мигает – пора менять. Могло быть и хуже. Я мысленно готовился к тому, что, пока нас не было, квартиру разграбили и вынесли все подчистую – или она выгорела дотла, и мы вернемся на пепелище. Беспокоиться я начал еще до отъезда, а потому приобрел очень дорогой и очень большой огнеупорный сейф. Едва переступив порог квартиры, я кидаюсь к нему. Все на месте. Мои дневники, гитара, рабочий ноутбук, плюшевый мишка, оставшийся еще с детства, и нож, который дедушка подарил мне на шестнадцатилетие.

За него-то я первым делом и хватаюсь.

Это наша фамильная реликвия. Прадедушка вручил его дедушке, а тот – мне. Он не стал говорить, что это реликвия, которую передают по наследству мужчинам нашей семьи, но я уверен, что так оно и есть. Звучит довольно сексистски, но для меня это правда много значит.

– Чтобы ты помнил, кто ты и откуда, – сказал дедушка с улыбкой.

В качестве оружия нож бесполезен: по лезвию можно пальцем провести, и даже царапины не останется. Но когда он при мне, я чувствую себя в безопасности. Словно ношу с собой частичку дома, куда бы ни пошел.

Роуэн считает, что это глупо. Будь его воля, нож покрывался бы пылью в ящике стола. Вот и сейчас, стоит мне выйти с ним из комнаты, Роуэн раздраженно закатывает глаза.

Я обхожу квартиру, чуть ли не принюхиваясь к углам, чтобы удостовериться: в наше отсутствие тут никого не было. Трехэтажные апартаменты в Лондоне мы купили, как только нам всем исполнилось восемнадцать. Пять спален, три ванные комнаты, огромная, совмещенная с кухней гостиная с панорамными окнами, тренажерный зал, которым пользуется только Роуэн, кинозал, которым пользуюсь только я, и кабинет, которым не пользуется никто, – всё в нашем распоряжении. Беглый осмотр показывает, что чужаков в квартире не было. На полу кинозала все так же свалены кучей блюрэй-диски. В плеере – «Одержимость» Шазелла.

В голове не укладывается, как несколько месяцев назад кто-то смог пробраться в дом и сфотографировать нас спящими. У нас же сигнализация есть, двери и окна на замке. Кстати, надо бы поставить камеры видеонаблюдения.

Я мотаю головой, пытаясь вытрясти из нее тревожные мысли, и иду в душ. Счищаю с волос лак, оставшийся с ночного выступления. Смываю самолетный пот и остатки тонального крема, которым меня щедро намазали стилисты. Чищу зубы и уши и тру глаза, надеясь прогнать сонливость. Вкалываю в бедро еженедельную дозу тестостерона и заклеиваю пластырем с Деннисом-мучителем[10]10
  Персонаж серии комиксов «Деннис-мучитель» – пятилетний шалун и непоседа, чьи проделки не дают покоя окружающим.


[Закрыть] – это подарок от дедушки. Потом заворачиваюсь в пушистое полотенце и несколько минут просто сижу на бортике ванной. Лампочка мигает, отчего комната то и дело погружается в темноту.

•

Когда я выхожу из ванной, на часах только половина седьмого. Поначалу я радуюсь, что впереди целый свободный вечер. Можно делать что хочешь – например, поспать. Но потом Листер говорит:

– Я тут подумал, может, позовем кого-нибудь в гости?

Я уже переоделся в пижаму и завариваю чай. Роуэн как полчаса назад упал на диван, так с тех пор и не шевелится. Листер, гостеприимный наш, разделся до трусов и валяется на полу, хрустя чипсами.

– Пошел на хрен, – устало бурчу я. – Не надо никого приглашать.

– Блисс все равно придет.

– Это другое дело. Блисс – девушка Роуэна.

– Ну всего пару человек, – канючит Листер.

Я иду с чашкой чая к дивану.

– Я думал, ты хочешь отдохнуть.

Листер переворачивается на живот.

– Это и есть отдых.

– Тебе просто нужен повод, чтобы надраться.

Листер моргает, но не пытается отрицать очевидное.

– И это тоже.

До того как мы прославились, Листер не проявлял особого интереса к разгульному образу жизни – разве что в школе примерным поведением не отличался. Но стоило нашим гонорарам вырасти, богатство ударило Листеру в голову. Он начал закатывать роскошные вечеринки, покупать дорогие машины и дизайнерские шмотки. Заводить знакомства направо, налево и по центру. И пить. Много-много пить.

– А тебе для этого обязательно нужна компания? Может, как-нибудь сам справишься?

– Джимми-и-и, – ноет Листер, подползая к моим ногам. – Ну чего ты такой сердитый?

– Давай ты будешь закатывать вечеринки, когда меня нет поблизости.

– Почему ты так не любишь вечеринки?

Потому что я тревожный невротик и довольно-таки асоциальный парень, у которого серьезные проблемы с доверием и нетерпимость к вторжению в личное пространство. А еще у меня был ужасный день.

– Не люблю, и все.

– Я найму охрану.

– Уж постарайся.

Листер несколько секунд смотрит на меня, потом поворачивается к Роуэну:

– Есть возражения?

– Да, – коротко отвечает Роуэн, но больше ничего не говорит.

– Отлично! Тогда я звоню ребятам.

•

Число людей, знающих о нашей квартире, является для меня постоянным источником стресса. Нет, к нам пока еще не стучат в дверь – и в этом преимущество проживания в дорогом квартале с хорошей системой безопасности, – но журналы светской хроники и крупные блоги в курсе, где мы живем. Многие фанаты тоже. И другие знаменитости знают, в основном благодаря вечеринкам Листера.

Листер Бёрд знает всех. В буквальном смысле. Он знает певцов и музыкантов, знает рэперов и рокеров. Он на короткой ноге с продюсерами и моделями, актерами и аристократами. И главное, не сказать, чтобы он набивался к ним в друзья. Наоборот – все хотят дружить с Листером Бёрдом.

Со мной они бы тоже с радостью задружились, но кто же им даст.

«Ребят», как выразился Листер, к нам заваливается человек пятьдесят. Всего за два часа наша квартира из тихой гавани превращается в ночной клуб. Листер врубает колонки и ставит свой плейлист. В половине восьмого он только начал всех обзванивать, а в девять наш дом уже не узнать. Когда это случилось впервые, я на следующий день потребовал установить замок на двери своей спальни.

– Ты должен был сказать ему «нет», – бурчит Роуэн. Мы снова сидим на диване в гостиной, но теперь вокруг пьют и смеются еще человек тридцать.

– Я сказал.

Роуэн тяжело вздыхает.

– Можем просто посидеть у меня в комнате и поиграть в «Сплатун», если хочешь.

Я качаю головой:

– Люди удивятся, куда мы пропали.

– Ну и пусть удивляются. Кого это волнует?

К несчастью, меня.

– А когда придет Блисс? – спрашиваю я.

Роуэн откидывается на подушки.

– Думаю, уже скоро. – Голос у него такой, словно его это не слишком радует. – Я сказал ей не приходить, потому что у нас здесь толпа народу. Но ты же ее знаешь. «Ты уже меня пригласил, и если Листер притащил пятьдесят человек в вашу хренову квартиру, то я тоже на хрен могу прийти, когда мне на хрен вздумается!» – передразнивает он.

– Я скучаю по Блисс, – смеюсь я.

– Я тоже.

Я замечаю, что люди в гостиной косятся на нас чаще обычного. Куда чаще. По спине ползет неприятный холодок.

– Позвоню ей. – Роуэн достает телефон из кармана и встает. – Она полчаса назад сказала, что скоро будет.

Он отходит в сторону и набирает Блисс. Я не слышу, что говорит Роуэн, но на лице его проступает раздражение. Так часто бывает, когда он общается со своей девушкой.

•

– Гребаная срань! – вместо приветствия восклицает Блисс, когда мы открываем ей дверь час спустя. На Блисс футболка All Time Low на несколько размеров больше нужного и черные рваные джинсы. – Где Бёрд? Я ему задницу надеру.

Роуэн встретил Блисс на благотворительном мероприятии, когда нам было по шестнадцать. Блисс работала там волонтером, а мы выступали в качестве специальных гостей. Она не имела ни малейшего представления о том, кто мы такие, гоняла по студии, как бестолковых баранов, выиграла у нас в «камень-ножницы-бумагу» последнюю пачку чипсов и тайком танцевала на заднем плане во время саундчека.

Блисс Лэй заслуживает того, чтобы стать знаменитой.

Но ни она, ни Роуэн этого не хотят. И я их понимаю. Если люди узнают, что у Роуэна есть подружка, случится катастрофа. Фандом взорвется, пресса сойдет с ума, а Блисс в мгновение ока превратится в звезду мировой величины. Вот только ее мало интересует слава. Однажды мы втихаря провели ее на церемонию награждения, и она случайно разговорилась с Дэвидом Теннантом, даже не подозревая о том, кто это. Дэвид подумал, что она хочет сделать с ним селфи, а Блисс просто искала уборную.

– Погоди, дай угадаю. – Блисс вскидывает руку. – Уже блюет в туалете. Или трахается с кем-нибудь.

– Надеюсь, что ни то ни другое, – вздыхает Роуэн.

Блисс, позабыв о Листере, поворачивается ко мне и ласково гладит по щеке.

– Джимми, ты как? Я по тебе охренеть как соскучилась. Ты нормально питаешься?

Еще один занимательный факт о Блисс: родительские инстинкты у нее развиты даже сильнее, чем у Роуэна, хотя казалось бы, куда дальше?

– Со мной все хорошо. И я ем… иногда.

– Надеюсь, что-нибудь полезное. – Блисс хлопает в ладоши. – Так, кто найдет мне «Капри Сан»[11]11
  Безалкогольный сокосодержащий напиток из смеси фруктов.


[Закрыть], тот молодец.

•

Какое-то время мы торчим на кухне, стараясь держаться вместе, чтобы ни у кого не возникло желания с нами заговорить. Правда, это не очень помогает: к нам все равно подходят люди. Я никого из них толком не знаю – с некоторыми вскользь пересекался на разных шоу и концертах, других и вовсе видел только по телевизору или на обложках журналов. Роуэн представляет Блисс как нашу ассистентку по рекламе – это ее обычное прикрытие. Пока все верят.

Поначалу Блисс с Роуэном были идеальной парой. Роуэна бесконечно радовало наплевательское отношение Блисс к славе – она воспринимала его как равного и никогда не смотрела снизу вверх. Блисс нравились острый ум Роуэна и его зрелость: иногда казалось, что он старик, застрявший в теле шестнадцатилетнего парня. Друг с другом они забывали о своих проблемах: Роуэн переставал быть загруженным сверх меры музыкантом из бойз-бенда, а Блисс – студенткой, которая с трудом сводит концы с концами. Они просто наслаждались тем, что вместе.

Печально – и неудивительно, – но долго это не продлилось. На одной влюбленности далеко не уедешь.

И в последнее время становится только хуже. Уж не знаю, виной ли тому постоянные разъезды Роуэна, или они просто наскучили друг другу, но чем дальше, тем чаще их встречи заканчиваются ссорой.

Что, собственно, сейчас и происходит.

– Не понимаю, зачем тебя туда понесло. – Роуэн укоризненно качает головой. – А вдруг бы они поняли, кто ты?

Блисс рассказала, что сходила на встречу нашего фандома – из чистого любопытства. Что ж, это вполне в ее духе.

– И откуда, по-твоему, они бы узнали? – Блисс раздраженно закатывает глаза. – Расслабься, Роуэн. Я не дура. Мне просто стало интересно посмотреть, что это за люди. Некоторые из них довольно клевые, кстати. Например, я познакомилась с девушкой по имени…

– Они фанаты, – обрывает ее Роуэн. – Их не волнуешь ты, их вообще ничто не волнует, кроме «Ковчега». Ты хоть представляешь, что они могут с тобой сделать?

– Ты так говоришь, будто они серийные убийцы.

– Это недалеко от истины.

Роуэн с Блисс продолжают пререкаться, а я открываю очередную бутылку пива. Мне нравится Блисс, и я люблю Роуэна, но если честно – поскорее бы они уже расстались.

•

Я пытаюсь напиться, но без особого рвения – на часах уже десять, а я приканчиваю всего лишь третье пиво и ничего не чувствую.

Громкость музыки нарастает, люди начинают танцевать. Пол вибрирует, в переменчивом свете прожектора мелькает дорогая одежда, блестят белые улыбки и бокалы с шампанским. Над головой танцующих облаком тумана висит сигаретный дым. Я открываю окно и высовываюсь наружу за глотком свежего воздуха, позабыв о том, что на улице идет дождь. Пара секунд – и рубашка насквозь мокрая.

– Привет, Джимми, – окликают меня сзади. Обернувшись, я оказываюсь лицом к лицу с Магнитом (настоящее имя – Маркус Гарнетт), победителем последнего сезона «Икс-Фактор». Насколько я знаю, дела у него идут неплохо, пара его синглов – кажется, баллады – попали в чарт.

На церемонии награждения BRIT Awards в этом году он сидел за нашим столиком.

– Привет. – Я протягиваю ему руку для пожатия. – Как жизнь? Все хорошо?

Магнит кивает. У него мягкие, немного детские черты лица – думаю, поэтому нам с ним легко. Остальные люди, с которыми мне приходится общаться, выглядят и ведут себя так, будто они лет на десять старше, – и рядом с ними я ощущаю себя ребенком.

– Не жалуюсь, – смущенно улыбается он. – Слушай, не хочешь подняться на второй этаж? Музыка так долбит, я сейчас оглохну.

Я хмыкаю.

– Да, конечно. Просто Листер хочет, чтобы на нас все соседи ополчились.

– Это он решил устроить вечеринку?

– Ага. Ты же знаешь, он такое любит.

Страсть Листера к шумным вечеринкам давно уже ни для кого не секрет.

Мы поднимаемся по лестнице мимо людей, которые болтают и пьют. Я замечаю в углу Роуэна и Блисс: они смеются над чем-то. Роуэн больше не кажется таким напряженным. Может, у них все еще наладится. Не знаю.

– Только вернулись из европейского тура? – спрашивает Магнит. Кажется, я слышу этот вопрос уже в десятый или одиннадцатый раз за вечер. Слово в слово. И вновь отвечаю, что в четверг у нас заключительный концерт.

Мы останавливаемся в коридоре верхнего этажа. Музыку здесь не так слышно, но в ушах все равно гудит.

– Насыщенные выдались деньки, да?

Где-то хлопает дверь, от неожиданности я подпрыгиваю.

– Ага…

– Но это же неправда? Про тебя и Роуэна, – улыбается Магнит.

– Что? Да нет, конечно… – Я подношу к губам стакан и обнаруживаю, что он пуст.

– И чего только фанаты не придумают, – смеется Магнит.

А вот мне почему-то не смешно. Были бы у Магнита такие фанаты – интересно, как бы он запел. Вслух я этого не произношу, только коротко бросаю:

– Ага.

Внизу включается новый трек, все визжат.

Магнит кладет руку мне на плечо.

– Если тебе захочется с кем-то поговорить, ты всегда можешь позвонить мне. – Он по-прежнему улыбается, но выражение лица у него странное, от былой мягкости не осталось и следа.

Магнит поглаживает меня по плечу, а я внезапно чувствую, что выпитый за вечер алкоголь наконец ударил в голову. Получается только промычать:

– М-м-м… Да.

Магнит делает шаг вперед и вдруг оказывается слишком близко.

– В нашем бизнесе без друзей никак, ты ведь знаешь, Джимми? – Его рука ползет вверх. – Тебе нужны люди, которым ты можешь доверять.

– М-м-м.

– Мне ты можешь доверять, Джимми.

– М-м-м.

Магнит накрывает ладонью мою щеку. Зачем он это делает?

– В реальной жизни ты такой сексуальный, – говорит он едва слышно, словно думает, что я ничего не разберу.

Я смеюсь, словно он удачно пошутил. Гул в ушах нарастает.

– В реальной жизни, – повторяю я.

А потом Магнит вдруг наклоняется и прижимает свои губы к моим.

О. Вот как, значит. Ладно. Не буду врать, будто я догадывался, к чему идет разговор, но и пофиг. Как же звенит в ушах. Я слабо соображаю, что делаю. Не в первый раз со мной такое случается. Я и раньше целовался на вечеринках с малознакомыми парнями. Кажется. Не знаю. Не помню. Без разницы. Вторая ладонь тоже ложится на мою щеку. Я ничего к нему не чувствую. Но, возможно, это все, на что я могу рассчитывать. Плевать.

– Эй, Джимми!

Я отрываюсь от Магнита: в конце коридора, привалившись к стене, стоит Листер. Он укоризненно качает головой.

– Пойдем-ка.

И я с готовностью иду за ним, даже не попрощавшись с Магнитом. В последнюю секунду тот снова хватает меня за руку и тихо спрашивает:

– Может, уединимся где-нибудь?

Я смотрю на него.

– Прости. Не в этот раз.

Он тянет меня чуть сильнее.

– Значит, ты с Листером?

– Нет. Какого хрена? – хмурюсь я.

– Да что с тобой не так? – злобно выпаливает он. – Бережешь себя до свадьбы?

Я молчу.

– Забавно. – Губы Магнита растягиваются в усмешке, но в глазах ни капли веселья. – А на церемонии награждения ты на меня так и вешался.

– Джимми, пойдем! – кричит Листер с другого конца коридора.

Я думаю о ноже, который лежит во внутреннем кармане пиджака. Напоминаю себе о том, кто я. Мысленно возвращаюсь домой.

– А теперь, значит, я для тебя недостаточно хорош. Вы, клоны ковчеговские, возомнили себя королями мира. Но знаете, что на самом деле нужно вашим фанатам? Чтобы вы с Роуэном наконец уже потрахались.

Я дергаюсь от последнего слова. Как грубо.

Магнит ехидно скалится. Лицо превратилось в чудовищную маску.

– Очень скоро кто-нибудь столкнет вас с пьедестала. И вы приползете к тем, кто когда-то протягивал вам руку.

Я бешено трясу головой, силясь отогнать наваждение, разворачиваюсь и молча иду прочь.

•

Листер легко хлопает меня по спине, а потом подозрительно косится на Магнита, что довольно-таки странно. Обычно он не строит из себя защитника обиженных и угнетенных.

Он приобнимает меня за плечи, и мы бок о бок спускаемся по лестнице.

– Что, теперь алкоголь превращает тебя в потаскушку? – между делом интересуется он.

Я знаю, что Листер шутит, но его замечание выводит меня из себя.

– Не надо, – бросаю я.

– Он даже не особо симпатичный. Мы с ним встречались сколько раз? Один?

Я пожимаю плечами.

– Какая разница.

Листер останавливается и внимательно на меня смотрит.

– Джимми, ты чего, друг? Когда ты стал таким?

– Не знаю. Не знаю.

Я вдруг понимаю, что Листер не такой уж пьяный. Сегодня я оставил его далеко позади, чего раньше никогда не случалось. Это ведь Листер у нас любит вечеринки, алкоголь, тратить деньги и заниматься сексом. Но сегодня все пошло не так. А я выпил слишком много, чтобы сообразить, как так получилось.

– Ты же не такой, Джимми, – не унимается Листер. – Ты не целуешься с кем попало.

– Это не я. Он первый начал.

– Но ты не слишком возражал.

– Ну, может быть. Может, я хочу с кем-нибудь поразвлечься. Тебе какое дело? – спрашиваю я грубее, чем намеревался.

Листер ничего не отвечает, а я тяжело вздыхаю.

– Может, я тоже иногда хочу почувствовать себя обычным подростком.

– Но мы не обычные.

Я смотрю ему в глаза.

– А тебе-то с чего меня осуждать? Разве сам не этим все время занимаешься?

– Да ладно! – Листер смеется и качает головой. – Вы с Роуэном… Боже… Вы что, до сих пор думаете?..

Он обрывает себя на полуслове и, когда мы спускаемся на нижний этаж, просто уходит, оставляя меня одного.

•

Остаток вечера Магнит не попадается мне на глаза. Когда алкоголь начинает выветриваться, тревожность вступает в свои права. Я забиваюсь в угол и делаю дыхательные упражнения, но они не особо помогают. Может, у меня вообще сердечный приступ. Не удивлюсь, если в самом деле так. Магнит – не первый парень, с которым я целовался, и, скорее всего, не последний. Пьяный Джимми принимает ужасные решения. Но мне все равно, знают люди, что я гей, или нет. Что они мне сделают – кроме того, что уже сделали?

Иногда я страстно хочу стать обычным подростком. Пойти на обычную вечеринку, поцеловать парня – и не остановиться на этом.

Ненавижу себя за такие мысли. Мне ведь не на что жаловаться.

– У тебя никогда не бывает ощущения, будто мы звери в клетке? – спрашиваю я Роуэна. Не помню, как он оказался рядом.

– В клетке? – Роуэн недоуменно морщит лоб.

– Да. И люди следят за каждым нашим шагом.

– Какая разница? Хочется им – пусть следят.

Я пожимаю плечами.

– Может, не плохо быть просто… никем.

Роуэн с изумлением смотрит на меня. Огни подсветки играют на стеклах его очков.

– Но мы боги, Джимми. Что может быть лучше?

АНГЕЛ РАХИМИ

Едва я выхожу из метро, телефон в кармане громко сообщает, что у меня три пропущенных из дома. Поскольку мама с папой в это время обычно спят, я тут же перезваниваю – вдруг что-то срочное?

Папа немедленно берет трубку.

– Фереште?

– Привет, пап.

– Какое облегчение! Мы так волновались.

– А что случилось?

– Ты не позвонила. Мы думали, ты будешь звонить каждый вечер.

Ой.

– Ой, – говорю я.

Папа молчит. Я осторожно спрашиваю:

– Все в порядке?

– Фереште, – медленно произносит он. – Все-таки это безобразие.

– Что? О чем ты?

– Ты так усердно трудилась, чтобы сдать экзамены. Мы знаем, что они дались тебе непросто. И прекрасно понимаем, что у тебя к учебе не лежит душа. Но мы хотели как следует отметить твои достижения.

– Пап, это неважно, – устало говорю я. – Прощание со школой…

– Допустим, неважно, – соглашается папа. – Но нас с мамой все равно огорчает, что тебя совершенно не волнуют твои успехи. Ты не ценишь эту часть себя. У тебя в голове только… группа.

– Да что вы раздуваете из мухи слона?! – Нет, мне это порядком надоело. Я чувствую, что сейчас взорвусь. – Пап, вот скажи, пожалуйста, что там праздновать? Мои средние результаты? Ростам скоро заканчивает университет, с ним будете праздновать.

На сей раз тишина в трубке затягивается. Наконец папа вздыхает.

– Этот концерт для тебя так важен, Фереште?

– Ну да! Я очень люблю «Ковчег».

– А что будет, когда ты вернешься домой? Твоя одержимость пройдет?

– Почему она должна пройти?

– Потому что это твоя жизнь, – говорит папа. – А не жизнь какой-то группы.

Я застываю посреди улицы. До дома Джульетты рукой подать, вокруг никого. Во всем мире остались только приглушенный желтый свет фонарей и дождь, пятнающий тротуар.

– Я всего лишь хочу пойти на концерт, – глухо отвечаю я. – И потом мне станет лучше.

– Разве сейчас ты плохо себя чувствуешь, девочка моя?

Не думаю, что чувствую вообще хоть что-то. Кроме «Ковчега».