Текст книги "Ночь страсти"

Глава 14

Перед рассветом Джорджи обнаружила, что шлюп Мандевилла ушел, так же как и другое судно, оставив лишь плывущих бок о бок «Галлию» и «Сибариса».

Всю ночь она шагала по каюте, пытаясь придумать, как нейтрализовать французский экипаж, но отвергала одну идею за другой.

Когда из-за горизонта показалось солнце, Кит перевернулась на своей койке.

– Ты все еще не спишь?

– Да. – Джорджи не могла заглушить звучащие у нее в ушах слова Мандевилла.

«Никаких свидетелей, Бертран. Никаких свидетелей». Скоро они придут в порт, и тогда все пропало. Не говоря уже о том, что с каждой минутой Мандевилл все ближе и ближе подплывал к Лондону, а значит, и к осуществлению своих гнусных планов.

– Если ты не поспишь, все кончится ужасной мигренью. И судя по кругам под глазами, ей уже самое время начаться. – Кит натянула одеяло на голову.

Сестра была права. Только этого недоставало – приступа мигрени. И вряд ли на корабле можно было отыскать иву, которая могла облегчить ее страдания.

Не было ничего хуже ее ужасной мигрени.

Ужасная мигрень…

Неожиданно тело Джорджи покрылось гусиной кожей.

– Кит! Блестящая идея. Жестокий приступ мигрени. Ее сестра выглянула из-под серого шерстяного одеяла:

– Ты собираешься устроить французам головную боль?

– Что-то вроде этого, – ответила Джорджи и улеглась рядом с сестрой, шепча ей на ухо идею своего плана.

Люк наверху открылся и впустил поток солнечного света, ослепившего Колина. Открытый глаз Колина моргнул, а вот второй, заплывший, продолжал болезненно пульсировать.

У него раскалывалась голова, болели ребра, но он успокаивал себя тем, что ничего не сломано. Он поправится со временем – в том случае, если оно у него будет. Вот только присутствие Мандевилла на корабле оставляло мало надежд для каждого из них.

Но даже эти малоприятные мысли не отвлекли его от открытий Пимма, и всю ночь он думал о том, кем оказалась Джорджи.

Теперь многое обретало смысл – почему она не призналась ему, кем была, ее авантюрный дух, но по-прежнему оставалось много вопросов. Почему она так боялась его? Почему постаралась избежать помолвки с лордом Харрисом? Очевидно, этот союз не был браком по любви, как уверял его поверенный.

Возможно, Пимм знает что-то о лорде Харрисе. Но прежде чем Колин успел спросить его об этом, лестница заскрипела и застонала, когда по ней начал спускаться стражник, ворча по поводу дурного запаха в трюме и того, что он пропускает свой завтрак.

– Может, они наконец пришли накормить нас? – спросил Ливетт, поднимаясь с пола и подходя к Колину.

– Можно только надеяться, – ответил тот, хотя сомневался, что Бертран будет тратить богатейшие запасы продовольствия на борту «Сибариса» на плененный экипаж.

Если повезет, они получат по черпаку похлебки из зараженного долгоносиком зерна с «Галлии». Но чтобы обрести силы, он должен есть – он должен думать о безопасности Джорджи, Кит и Хлои, а также о своем беспокойном брате.

Главное же – остановить Мандевилла. Затем он исполнит данное Бертрану обещание – устроить факел из «Галлии».

Но как найти выход из создавшегося положения и осуществить задуманное?

Стражник стоял у подножия лестницы, пока Бертран с трудом нес свое тучное тело на нижнюю палубу.

– Это вряд ли завтрак, – пробормотал Ливетт, отворачиваясь от двери.

Но в данный момент Колин не думал больше о своем пустом желудке. Его внимание привлекла третья персона, отважно спускающаяся по лестнице.

Изящные лодыжки и аккуратные икры могли принадлежать только одному человеку.

Джорджи.

Его сердце бешено заколотилось при виде ее. Она была жива и здорова. Во всяком случае – пока.

Когда она достигла последней ступеньки, Бертран протянул руку, и она приняла ее с улыбкой, которая могла растопить любое каменное сердце.

– Благодарю вас, капитан, – пробормотала она. – вы очень любезны. – Она позволила Бертрану задержать свою руку несколько дольше, чем это было необходимо, и, пока Колин наблюдал, как толстяк пускал слюни и не сводил с нее глаз, он поклялся потопить каждый корабль, который попадет под командование Бертрана.

– Как же иначе, – запинаясь произнес старый идиот. – Все, что вы пожелаете, лишь бы видеть вас в хорошем настроении. – Какое-то время он продолжал нести околесицу, затем повернулся лицом к обитателям трюма. – Доктор? Где доктор?

Колин вытянул руку, чтобы преградить путь Пимму.

– Зачем он вам нужен?

Бертран сощурил глаза:

– Это не ваше дело, Данверс. Отойдите назад, или я позову того парня, чтобы он поработал над вашим трупом.

Но Колин стоял на своем:

– Что вы хотите от мистера Филлипса?

Бертран начал было угрожать и сыпать ругательствами, но тут вмешалась Джорджи:

– Мне нужна помощь мистера Филлипса.

Что, черт побери, она придумала на этот раз? Безумная, своевольная Джорджи разрабатывает новый дикий план, и здравомыслящий Колин невольно почувствовал страх за их жизни. Джорджи ни перед чем не остановится, если у нее в голове зародился план.

Он осмотрел ее с головы до ног:

– На мой взгляд, вы великолепно выглядите.

– Это не ваше дело, что беспокоит мадам, – заметил Бертран. Он повернулся к Брюну. – Выведи этого докторишку и смотри, чтобы он не нанес какого-нибудь вреда мадам Сент-Антуан.

Бертран вновь склонился над рукой Джорджи:

– Когда вы почувствуете себя лучше, может быть, вы снова сможете отобедать со мной.

– С превеликим удовольствием, – промурлыкала она.

Капитан вскарабкался вверх по лестнице, изо всех сил стараясь выглядеть галантным и грациозным, чему особенно мешало то, что его живот с трудом протиснулся сквозь люк.

– Пожалуйста, капитан Данверс, – обратилась Джорджи к Колину. – Если вы позволите, чтобы доктор Филлипс уделил мне минуту внимания, уверяю вас, ваша любезность будет достойно вознаграждена. – Ее взгляд молил его поверить ей еще раз.

Но какой у него оставался выбор, когда Брюн стоял рядом, готовый добавить ему еще несколько синяков и шишек. Колину не оставалось ничего иного, как отойти от двери.

После того как Пимм выбрался из трюма и дверь снова заперли, Брюн поудобнее устроился возле стены.

Джорджи переводила взгляд со звероподобного француза на Пимма и обратно.

– Месье, не будете ли вы так любезны оставить меня наедине с доктором?

Болван нахмурился:

– Мне было приказано остаться.

– Но мои проблемы со здоровьем – чисто женские, и я буду смущаться, рассказывая о них при постороннем мужчине.

Женские проблемы? Колин мог бы предупредить Брюна, что перед ним – само олицетворение женской проблемы.

Когда настойчивый стражник не сдвинулся с места, Джорджи добавила:

– Так как консультация может занять достаточно много времени и поскольку мне не хотелось бы, чтобы вы пропустили свой завтрак, я приказала служанке принести для вас поднос с едой.

В ту же минуту Кит просунула голову сквозь решетку и помахала большим куском свежеиспеченного хлеба, словно пытаясь выманить крысу из ее убежища.

Взгляд Брюна обратился от ломтя хлеба к Пимму, очевидно, оценивая, какую опасность может представлять этот пожилой человек.

Когда даже предложение сытной еды не толкнуло стража вскарабкаться по лестнице вверх, Джорджи принялась изливать поток женских жалоб, красноречивый список которых был бы достаточен, чтобы любой мужчина поспешил как можно скорее сбежать, заткнув уши.

Единственным утешением Колина было, что его экипаж мало или совсем не говорил по-французски. Это избавило их от узнавания истории болезни, которая сделала даже очень земного и невозмутимого мистера Пимма цвета сваренного рака.

Когда она перешла к месячным, Брюн успел наслушаться достаточно, чтобы пренебречь приказаниями Бертрана. Пробормотав торопливое: «Я сейчас вернусь», он устремился вверх по лестнице.

– О боже, – выдохнула Джорджи. – Я думала, он никогда не уйдет. Я исчерпала весь запас существующих болезней.

– Господи, мадам, – зашипел Пимм, – у вас совсем нет стыда? Умоляю вас, избавьте меня от подробностей ваших недомоганий, боюсь, я сам уже заболеваю.

– Хороший же вы судовой врач, – заявила Джорджи. – Если вы действительно получили какое-то медицинское образование.

– Никакого, что могло бы вам пригодиться, – вступил в разговор Колин. – Теперь выкладывайте. Вам нелегко было топать сюда. Что вы затеяли? Я не потерплю…

– Капитан Данверс, пожалуйста, заткнитесь. – Джорджи взглянула на него. – Но если хотите знать, я здесь, чтобы спасти вас.

Колин вскинул руки:

– Вы? Спасти нас? – Итак, осуществлялись его наихудшие страхи. – Знаете ли вы, что большая часть экипажа поставила деньги на то, что вы – главная причина всей этой заварухи? Поэтому, пожалуйста, не делайте больше ничего, чтобы не усугубить наше и без того плачевное положение.

Джорджи приблизилась к двери.

– Вы что же, не изменили своего мнения? Я не шпионка. Я не французский агент.

Колин не мог сдержаться. Он открыто засмеялся ее взрыву, ее горячему темпераменту, ее страстности. Черт, он любил эту невозможную женщину.

Он любил ее. Осознание этого заставило его вздрогнуть. Вот уж поистине подходящее время убедиться в этом.

– Я знаю. – Это все, что он мог сказать. Но даже это короткое признание удивило ее.

– Что вы сказали?

– Я сказал, что знаю: вы – не французская шпионка, мисс Аскот.

Она отступила на шаг от двери. Он мог поклясться, что видел, как в голове у нее вертелась мысль, каким образом он узнал, кто она на самом деле. Но, видимо, она быстро нашла правильный ответ: Рейф.

– Да, Рейф. Очевидно, он украл не только поцелуи у вашей чувствительной сестры. – Он протянул руку сквозь отверстие разделяющей их решетки. – Джорджи, что бы вы ни задумали, не делайте этого. Спасайтесь сами. Спасайте Хлою.

Она встретила его руку и осторожно коснулась кончиков пальцев, словно боялась более тесного контакта с ним.

– Почему вы сохранили мои туфли?

– Сейчас это не имеет значения.

– Для меня – имеет, – прошептала она, сжимая его руку.

Тепло ее пальцев проникло в него словно успокаивающий бальзам. Вот в чем была его сила, его решимость. Эта женщина была олицетворением их. Но он не мог позволить ей осуществить свой план, каков бы он ни был, он не допустит, чтобы она попала в очередную беду. Он уже причинил ей немало горя.

– Джорджи, это не игра. Здесь не лондонский зал, где можно шутить и дурачиться. Помощи ждать неоткуда. Вы должны сделать все, чтобы спасти себя, вашу сестру и нашу дочь.

Она выдернула руку, ее рот сложился в упрямую линию.

– Я не могу сделать этого. Во всяком случае, сейчас.

Черт бы побрал ее упрямство, подумал Колин, переплетя пальцами железные брусья решетки. Он потряс дверь, взломать которую потребовалась бы сила ста крепких мужчин. Но так как дверь выдержала его гнев, он заявил:

– Как ваш опекун, я приказываю вам…

– Мой опекун? Вот это да! – Она вызывающе подбоченилась. – За одно это я хотела бы посмотреть, как французы расправятся с вами. Пытаться выдать меня замуж за лорда Харриса. Лорда Харриса!

Она произнесла это таким тоном, словно ни за что не желала связывать свою судьбу с этим человеком.

– Мне сказали… – начал он в свое оправдание.

– Вам сказали? – бушевала она, почти прижавшись к решетке. – А вы подумали о том, чтобы спросить меня?

Колин отшатнулся и впервые за последний день был благодарен судьбе, что их разделяет железная решетка и крепкие замки удерживают ее от него. Тем более что у него действительно не было оправданий тому, как он пренебрег своими обязанностями.

– Конечно, не подумали. Уж эти мне мужчины! – в отчаянии произнесла Джорджи. – Вы все скроены по одной мерке. – Она бросила на него хмурый взгляд. – Не понимаю, почему я пытаюсь вытащить вас из этого неприятного положения.

Ну вот наконец он и увидел это. Тот же свет в ее глазах, который помнил с их ночи в Лондоне. Янтарный огонек, который, он знал, способен был разгореться в неистовый пожар.

Несмотря на все его ошибки и промахи, она все еще испытывала чувства к нему.

– Зачем вы пришли сюда? – спросил он, пытаясь найти подтверждение своим догадкам.

– О, не глупите, – с жаром ответила Джорджи. – Если вы спрашиваете, значит, ничего не поняли. – Вновь в ее глазах вспыхнул огонь, и она выглядела так, словно готова была во всем признаться, но замолчала и отвернулась.

Однако Колин понял все слишком хорошо, и это вызвало у него еще большие опасения за ее безопасность.

Она повернулась к мистеру Пимму, который стоял все еще красный и негодующий от перечисления ее женских недомоганий.

– Сэр, у вас есть еще тот порошок, что вы дали вдове в Волтурно? Тот, что помог ей уснуть.

– Недостаточно, чтобы вылечить все ваши болезни, мадам, – покачал он головой.

Она отмахнулась от его ответа:

– Нет-нет. Не для меня. Для экипажа. Для французов.

– Мадам, не вижу, на что могут жаловаться французы… – Затем он умолк.

Чтобы она ни замыслила, Пимм, очевидно, понял ее, потому что в его глазах зажглась такая темная решимость, что Колин подумал, не предупредить ли Бертрана.

Затем коварный агент начал качать головой.

– Недостаточно для всего экипажа. А если снадобья недостаточно, это опасное дело.

Джорджи глубоко вздохнула, ее рука сжала подбородок.

– Хорошо, а как мне приготовить больше? На это Пимм заартачился:

– Нет-нет, я не могу. Это семейный рецепт. Над святой душой моей матери я обещал никогда не разглашать его.

Колин кашлянул.

– Вы, старый обманщик, – обратился он к Пимму. – Мне достоверно известно, что ваша матушка жива и здорова и составила себе неплохое состояние, продавая это снадобье в Эдинбурге.

Пимм раздраженно поджал губы, так как его уличили во лжи.

– Рецепт очень сложный и тонкий. Если я разглашу многолетний семейный секрет…

– Замолчите, – не выдержала Джорджи. – Однажды вы сказали, что если мне что-то понадобится, достаточно будет только попросить. Любое одолжение.

– Я никогда…

Джорджи нахмурила брови. Вздернутого подбородка и взгляда, который она бросила на Пимма, было достаточно, чтобы пригвоздить агента к месту.

– Что я тогда имел в виду…

– Ну! – Она продолжала не мигая и твердо смотреть на него.

– Но, моя дорогая леди, то, что вы просите, невозможно, – начал Пимм, переминаясь с ноги на ногу. – Если моя матушка когда-нибудь узнает, что я раскрыл секрет ее заветного средства, я не могу поручиться за ваше благополучие.

Джорджи закрыла глаза и, казалось, досчитала до десяти. Когда ее ресницы распахнулись, она протянула руку:

– Рецепт.

– У меня его нет в письменном виде. Слишком опасно доверять его бумаге. Потому что если он попадет не в те руки…

– Сэр, достаточно уверток. Рецепт, или же я немедленно выбрасываю ваши драгоценные бумаги за борт.

– Мои бумаги! – пронзительно воскликнул он. Затем его голос упал на несколько октав: – Они у вас?

– Конечно, у меня. – Она топнула ногой. – Теперь справедливая сделка, сэр: ваша жизнь и бумаги за рецепт.

Пимм выглядел так, словно находился между Сциллой и Харибдой.

– Джорджи, немедленно избавьтесь от этих бумаг, – приказал Колин. – Если они поймают вас с ними…

Джорджи отмахнулась:

– Они в безопасности. Поверьте мне, никто не станет искать их там, где я их спрятала. – Она опять взглянула на Пимма: – Так как же?

Он глубоко вздохнул.

– Ваше слово, мадам, поклянитесь памятью своих родителей, что вы никогда не разгласите того, что я вам сообщу.

Она кивнула и наклонилась вперед. Пимм сложил ладони рупором и принялся шептать ей на ухо. Через несколько минут тихого совещания они отступили друг от друга и обменялись рукопожатием.

– Пропорции – очень точные, – предупредил ее Пимм. – И не переборщите, иначе это снадобье может взорваться.

Колин застонал. Джорджи и взрывчатые вещества? Он мог уже сейчас готовиться к взрыву.

– А если я добавлю его в бренди… – начала она.

– Бренди? – Пимм покачал головой. – Оно сделает это средство менее действенным. И не могу гарантировать, каков будет эффект в смеси с алкоголем. Это может иметь губительные последствия.

– Похоже, задаром пропадет хорошее бренди, – проворчал Ливетт.

Колин прислонился лбом к решетке:

– Джорджи, я хочу, чтобы вы хорошенько подумали.

– Не могу. Не сейчас. – Она приблизила к нему лицо. – Прошлой ночью Мандевилл был на борту «Сибариса».

– Да, знаю. Рейф сказал мне. Вот почему вы не должны делать это. Если он заподозрит вас в чем-то – хотя бы в чем-то! – вы не будете в безопасности.

– Он уплыл поздно ночью.

Колин облегченно вздохнул. С одним Бертраном в качестве наблюдателя у Джорджи оставался шанс остаться неразоблаченной. И все же находиться так близко от противника и не иметь возможности как следует разглядеть его – это глубоко уязвляло сердце Колина. Может быть, все еще оставалась какая-то надежда?

– Вы знаете, куда он направился?

Она кивнула:

– В Лондон. – Их взгляды встретились. – Вы должны остановить его, Колин. Должны. И с каждой минутой, что вы остаетесь в этой камере, все больше шансов, что он одержит победу над нами. Видите, иного пути нет.

Он знал, что она права. «Но, Боже, – подумал он, – яви свою милость, если она потерпит неудачу!»

Джорджи с Кит потратили большую часть дня, чтобы собрать необходимые для смеси мистера Пимма составляющие. Она даже попросила Бертрана, чтобы с «Галлии» доставили недостающие ингредиенты, со смущенной улыбкой объяснив, что это поможет ей обрести нужную форму, чтобы принять его приглашение на обед.

Когда Кит закончила размешивать составленную ими смесь, Джорджи понюхала сладко пахнущий напиток и вздохнула.

– Думаешь, это сработает? – спросила Кит, заглядывая в горшок.

– Надеюсь, – неуверенно ответила сестра. Она волновалась, правильно ли запомнила пропорции из торопливого перечисления Пимма. Он предупредил ее, что неверно приготовленная смесь могла привести к губительным последствиям. Вместо того чтобы усыпить людей, она просто откроет шлюзы всех сдерживающих инстинктов.

И они с Кит могли остаться одни на корабле, полном похотливых моряков.

– Добавь еще немного этого, – сказала Джорджи, указывая на селитру.

Кит встретила эту просьбу весьма скептически, но добавила полную ложку. Затем, после одобрительного кивка Джорджи, насыпала вторую.

Они осторожно вылили приготовленную смесь в кожаный винный бурдюк, стараясь, чтобы ни капли не попало на их одежду.

Это было еще одним предупреждением Пимма – держать жидкость подальше от одежды. Он пробормотал что-то вроде того, что в теплый день она способна проесть даже сукно.

Джорджи проскользнула из своей каюты в трюм, не попавшись никому на глаза. Большим преимуществом было то, что на корабле осталась только часть экипажа с «Галлии». Бездельничающих было немного.

Она дошла по коридору до того места, что казалось тупиком. Деревянная обшивка изгибалась вверх, словно достигла носа, но корабль был специально построен с фальшивой стеной, чтобы создать такую видимость. Она постучала вдоль стены, пока не нашла задвижку, спрятанную в брусе. Открыв маленькую дверь, Джорджи проскользнула внутрь.

Потайной трюм был очень узким, на крючке в потолке висел маленький фонарь.

– Рейф? Рейф, вы здесь? – Она подняла вверх свою оловянную лампу.

– Здесь, – отозвался молодой человек, поднимаясь из-за двух небольших бочонков. Он заглянул ей за плечо. – Кит с вами?

Джорджи про себя улыбнулась:

– Нет, она присматривает за Хлоей.

Он пожал плечами:

– Она собиралась нарисовать мой портрет, чтобы я смог послать его матушке.

Джорджи протянула руку и взлохматила его волосы.

– Она обязательно выполнит свое обещание. Как только мы вернем «Сибарис». А теперь – за дело.

Они принялись раскупоривать один за другим бочонки с вином и добавлять в каждый порцию зелья Пимма. Затем Рейф втыкал обратно пробки и запечатывал их воском.

Когда они покончили с последним бочонком, Рейф пошутил:

– Вызывает жажду, а? Не желаете опрокинуть стаканчик?

– Ни за что на свете! – ответила Джорджи.

Затем они услышали шум шагов приближавшихся к тайнику людей.

Джорджи кивнула Рейфу, и тот нырнул в дальний угол помещения, втиснув свое гибкое тело меж балок.

– Так, что здесь происходит? – раздался голос капитана Бертрана. – А ну, вылезай отсюда, мошенник. Я не допущу воровства у себя на корабле.

Джорджи глубоко вздохнула и высунула голову из-за двери.

– О боже, капитан, вы поймали меня.

– Мадам Сент-Антуан? – воскликнул тот. – Что вы здесь делаете? Один из моих людей услышал голоса, доносящиеся отсюда, и доложил об этом. Я подумал, что в трюм опять проникли воры.

Джорджи заметила это слово – «опять». Она не сомневалась, что глуповатого и тщеславного капитана Бертрана по-черному грабил его продажный экипаж. Он напомнил ей тетю Верену.

Выходя из двери, она поманила его пальцем.

– Посмотрите, что я обнаружила.

Джорджи захлопнула дверь, и он только раскрыл глаза от удивления, что она так безупречно и искусно вписывается в стену, практически не оставляя заметным никакого шва.

– Я знала, что вы что-то ищете, и, когда мигрень перестала мучить меня сегодня днем, я вспомнила разговор двух матросов с «Сибариса», который услышала, когда впервые попала на его борт. Они обсуждали потайной склад и то, что там хранилось отличное бренди. – Она открыла задвижку и вновь распахнула дверь. – Я спустилась сюда, чтобы посмотреть, не найду ли я здесь то, что вы ищете. Но увы, внутри только эти бочки с коньяком.

– Коньяк? – спросил Бертран, заглядывая в трюм. – Пресвятая Мария! Это же марочное вино из частной коллекции маркиза де Вильера. Оно было изготовлено до… до… – он оглянулся и понизил голос, – до революции.

– Это хорошее вино? – поинтересовалась Джорджи, прекрасно зная, что эта редкая жидкость стоила состояние.

Капитан Тафт всегда перевозил контрабандой только самое лучшее.

– Оно не просто хорошее, милочка, оно превосходно.

Он шагнул глубже в помещение, прищелкивая языком, пока изучал различные этикетки.

– Когда я обнаружила эти бочонки, я решила подарить их вам и вашему экипажу в знак благодарности за мое спасение. Надеюсь, я смогу поднять тост на этом корабле и на «Галлии». – Она снова улыбнулась.

Бертран насупил брови:

– Тратить такой превосходный коньяк на простых моряков? Это уж слишком.

Джорджи сжала зубы, чтобы не высказать жадному старому козлу, что если бы он немного щедрей делился со своим экипажем, возможно, они перестали бы в наглую красть у него.

И потом, что же это случилось с революционным лозунгом «Свобода. Равенство. Братство»?

– Но может быть, на этот раз вы сделаете исключение? – предложила она. – К сожалению, некоторые бочонки не были запечатаны, так что, боюсь, их содержимое подкисло. Вы могли бы предложить их вашим людям?

На это он кивнул в знак согласия:

– Прекрасное решение. Сомневаюсь, что кто-то из них поймет разницу.

При этих словах Джорджи рассмеялась и похлопала его по руке:

– Тогда прикажите кому-то из ваших выкатить бочонки на палубу, и мы немедленно начнем наше празднество.

Бертран кивнул одному из моряков, стоявших за ним, и тот тут же пошел звать приятелей на помощь. Когда слух о находке распространился по кораблю, похоже, каждый матрос захотел помочь извлечь найденное сокровище.

По настоянию Джорджи пара бочонков была отправлена на «Галлию». Она прекрасно понимала, что как только офицеры выдуют содержимое своего бочонка и отключатся, будет только делом времени, когда второй бочонок разойдется среди экипажа.

Ей необходимо было лишить «Галлию» сильных рук, чтобы когда она освободит Колина и его экипаж, они могли избежать более крупного военного сражения.

Бертран взобрался на шканцы, французский экипаж собрался вокруг внизу.

Матросы подходили один за другим со стаканами в руках, и Джорджи охотно наполняла их, стараясь не пролить ни капли на платье.

Когда каждый получил свою порцию, Бертран поднял кружку:

– Как ваш капитан, я хотел бы поднять тост за вашу храбрость и отвагу, проявленные при захвате известного пирата Данверса. И в знак благодарности я предлагаю вам этот бочонок, мои преданные друзья.

Джорджи отметила, что он, по-видимому, забыл, что это она отыскала коньяк и что именно по ее настоянию экипаж получил драгоценное вино.

Но это не важно, решила она. На следующий день он воздаст ей должное и помянет недобрым словом, когда, проснувшись, узнает, что «Сибарис» больше не находится под его контролем.

Матросы начали выпивать, кто-то заиграл на дудочке. Вскоре они танцевали, и празднество было в разгаре.

Но Джорджи помнила, что ситуация могла выйти из-под контроля, поэтому велела Кит вместе с Хлоей и Рейфом запереться в каюте. Кит даже сумела стащить пистолет, который Джорджи дала Рейфу, и зарядить его.

Она не потрудилась сообщить старшей сестре, как совершила свой последний подвиг.

– Вы умеете им пользоваться? – спросила Джорджи юношу.

– Конечно, мадам, – ответил тот, забирая пистолет и засовывая его за пояс, как настоящий пират. – Я не позволю ничему случиться ни с Кит, ни с моей племянницей.

Значит, он знал все и про Хлою. Может быть, это даже к лучшему.

Кит вздохнула и с откровенным интересом посмотрела на своего возлюбленного защитника. Джорджи только подумала: сможет ли Рейф защитить себя от более опасного врага – ее четырнадцатилетней влюбленной сестры, когда она закроет дверь за тремя близкими ей существами?

Сейчас Джорджи охотно заперлась бы и сама, так как празднество быстро превращалось в непристойный разгул. Те, кто был послабее и помельче, уже начали засыпать, но более крупные и сильные мужчины вроде Брюна и, что хуже, Бертрана смотрели на нее так, словно она могла неожиданно превратиться в согласную на все шлюху.

«Если они не получат достаточного количества зелья, вы можете оказаться в неприятной для вас ситуации, мисс Аскот, – предостерег ее Пимм. – Оно снесет все сдерживающие барьеры, а для мужчин, которые долгое время находились в море…»

– Мадам Сент-Антуан, – позвал ее Бертран, покачиваясь и шевеля кустистыми бровями. Он придвинулся к ней бочком, и его живот колыхался из стороны в сторону. – Это самое прекрасное вино, которое я имел удовольствие отведать. – Он взял ее пальцы и поднес к своим мясистым губам. – По крайней мере пока я не встретил вас.

Джорджи улыбнулась, изо всех сил сдерживаясь, чтобы ее не стошнило.

– Внизу моя каюта, – говорил он, обдавая ее густым запахом коньяка. – Думаю, там нам будет намного удобнее. – Его брови вновь задвигались, словно две болонки, соревнующиеся за внимание хозяйки.

Освободив руку, она незаметно вытерла ее о юбку.

– Нет, пока вы не выпьете еще одну кружку, мой капитан, – сказала она, наливая ему очередную порцию и предлагая наполнить стаканы тем, кто еще держался на ногах.

Боже, этот человек уже осушил четыре полных кружки, подумала она, наливая ему пятую. Сколько ему еще понадобится?

Один из более дерзких членов экипажа, очевидно, забыв о ранге и дисциплине, покачиваясь, приблизился к ним.

– Пойдем потанцуем. Ты – горячая сладкая крошка и нечего растрачивать себя на таких, как этот хвастун. – Он кивнул на Бертрана, который допил очередную кружку и качался, словно кегля.

– Пойдем, моя дорогая Джорджиана, – пробормотал он. – Я сейчас выпью еще одну и… – Бертран, не закончив фразы, опрокинулся на спину.

Оставшийся на ногах экипаж разразился громким хохотом. Один из них подошел к капитану и от души пнул ногой, чтобы убедиться, что тот уже готов и без сознания. Затем, словно стая псов, они повернулись и уставились на Джорджи голодными глазами.

У нее перехватило дыхание.

«Думай, Джорджи, думай», – приказала она себе.

– Не хотите ли еще? – спросила она, наполняя половник. Брюн вышиб его из ее рук и начал надвигаться на нее. – Думаю, нет, – пробормотала Джорджи, прижавшись спиной к бортовому ограждению. – Боюсь, англичане были правы. Это слишком крепкий напиток для мужчины, чтобы выпить слишком много.

– Чушь! – смачно сплюнул гигант на палубу. – Уж эти мне англичане со своим пивом! Что они понимают в добром вине… или хорошем развлечении?

– Действительно, – заметила Джорджи. Она снова кивнула на бочонок: – Итак, вы, мужчины, способны опорожнить этот бочонок и предложить женщине то, что она хочет? Я бы с удовольствием посмотрела на это. – Теперь пришла очередь Джорджи поиграть бровями и похлопать ресницами перед Брюном.

Он принял ее вызов и взвалил бочонок на плечо.

– Пейте, друзья. На кону – честь Франции. – Он вытащил пробку лошадиными зубами и выплюнул ее. Затем запрокинул голову и начал вливать в горло янтарную жидкость.

Начав задыхаться, он передал бочонок соседу, и тот послал его по кругу, пока на дне не осталось ни капли. Часть из них все еще стояли на ногах – четверо мужчин с дьявольским выражением в глазах; не было ни тени сомнения относительно их намерений.

– Ну что же, птичка, – заявил Брюн, – мы выполнили свою часть сделки.

– Да, сделки, – повторил один из них, прежде чем свалиться на палубу.

Его приятели засмеялись, обзывая его на разные лады, пока еще один из них не опрокинулся, как подрубленный дубок.

Двое долой, двое на счету, подумала Джорджи. Но эти двое выглядели так, словно выдули ведро настоя ромашки, а не коньяк двадцатилетней выдержки.

Брюн протянул своему компаньону раскрытую ладонь. Кости. Он собирался играть на нее. Другой парень согласно кивнул и, забрав у Брюна с руки кости, бросил их на палубу. Он нагнулся, чтобы взглянуть на результат, и упал на них.

Джорджи пребывала в смятении, и все, что ей оставалось, это трясти головой в малодушном страхе и ужасе и всем сердцем жалеть, что она не переложила паслена, который входил в рецепт Пимма, и не отправила их всех на тот свет.

Но совесть не позволила ей совершить массовое убийство. А вот теперь моральные соображения вряд ли спасут ее.

– Что за… – попытался произнести Брюн, стараясь оторвать от палубы налившиеся свинцом ноги. Он мотал головой, как спящий пес, а тело раскачивалось из стороны в сторону.

Джорджи затаила дыхание.

Он взглянул на пустой бочонок, потом на нее. В его затуманенном взгляде мелькнул последний проблеск мысли. Он понял. Понял, что она совершила. В этом убийственном просветлении он сделал два неверных шага по направлению к ней. Открыл рот, готовый закричать, но язык был тяжелым и ватным, и у него вырвался лишь звериный крик. Затем он упал на палубу.

Джорджи с облегчением вздохнула.

– Проклятый дикарь, – пробормотала она, подойдя к поверженному и легонько ткнув его носком под ребро, – Это тебе за Колина, – сказала она, – а это за то, что ты намеревался сделать со мной.

Вздрогнув, она подошла к распростертому на палубе телу Бертрана. Тот храпел с такой силой, что Джорджи начала опасаться, как бы часовой на «Галлии» не принял эти звуки за сигнал тревоги.

Собравшись с силами, она обыскала его грузное тело и на дне кармана куртки нашла связку ключей, которую он показывал ей раньше. Состроив недовольную гримаску и при этом незаметно вынув ключи из пропотевшего кармана, Джорджи как ни в чем не бывало пошла по палубе.