Текст книги "Всего одно злое дело"

Лукка, Тоскана

В тот вечер Сальваторе забрался на крышу башни позже, чем обычно. У мамочки произошло сегодня то, что она считала стычкой, в macelleria[156]156
  Мясная лавка (итал.).


[Закрыть], когда она делала покупки для сегодняшнего обеда. И эта стычка, произошедшая, по-видимому, с иностранкой, которая совершенно не понимала, почему она должна выражать уважение матери Сальваторе, так же как это делали все в силу ее возраста – когда та входила в магазин, все расступались, – должна была быть всесторонне обсуждена.

– Si, si, – поддакивал Сальваторе, выслушивая все жалобы об ужасах мамочкиного дня.

Наконец он покачал головой и принял достаточно возмущенный вид. Затем, воспользовавшись первой же возможностью, взобрался на крышу, чтобы насладиться своим caffè corretto, видом тихого вечера, спускающегося на его город и на его жителей, совершающих свой ежедневный passeggiata[157]157
  Променад (итал.).


[Закрыть], держась за руки, а больше всего – насладиться тишиной, спустившейся на город.

Однако тишиной наслаждаться получилось недолго. Ее нарушил звонок мобильного. Сальваторе вынул телефон, увидел, кто звонит, и выругался. Если его опять пригласят в Баргу, он откажется.

– Итак, – среагировал magistratо на «pronto» Сальваторе, – mi dica, Topo[158]158
  Рассказывай, мышонок (итал.).


[Закрыть].

Тот знал, что хочет услышать Фануччи: все, что касалось этого английского детектива. Он рассказал прокурору то, что, по его мнению, могло его удовлетворить. Старший инспектор также добавил интригующие подробности о новом любовнике синьоры Упман – Эстебане Кастро. «Ей нравились или иностранцы, или вообще все парни с горячей кровью», – сказал он Фануччи.

– Puttana, – именно так охарактеризовал ее прокурор.

Времена изменились, хотел сказать Сальваторе. Женщины теперь не обязательно считались развратными, если у них были любовники. Но правда состояла в том, что скажи он такое Фануччи, это вызвало бы очередной приступ гнева. Потому что тот не верил, что в нынешнее время женщине позволялось иметь более одного любовника, была она замужем или нет. То, что у Анжелины Упман вошло, по-видимому, в привычку иметь нескольких, было еще одним кусочком интересной информации о ней. Сальваторе не имел ничего против того, чтобы поделиться этой информацией с Фануччи, потому что это позволяло ему увести разговор в сторону от Микеланджело Ди Массимо с его солнечной шевелюрой.

– Так что, он преследует ее, этот Эстебан Кастро? – спросил Фануччи. – Он приехал за ней в Лукку, где и спланировал свою месть? Она бросает его, а он с этим не согласен и придумывает, как ей достойно отомстить, vero[159]159
  Правда (итал.).


[Закрыть]?

Идея была абсолютно идиотской, но какое это имело значение? В конце концов, это хоть не было очередным бредом о молодом Каспариа.

– Forse, forse, Piero, – пробормотал Сальваторе.

– Но действовать надо очень осторожно, – сказал он. – Скоро они кое-что узнают, потому что этот английский детектив позвонит в Лондон и организует, чтобы там проследили за этим любовником Анжелины. Так он им пригодится, этот Ispettore Линли.

Некоторое время Фануччи молчал, обдумывая все это. На заднем фоне Сальваторе услышал чей-то голос. Женский голос. Это была не его жена, а, скорее, многострадальная любовница.

– Vai[160]160
  Проваливай (итал.).


[Закрыть], – резко ответил Фануччи. Это был его способ нежно сообщить ей, что сегодня вечером ее постельные услуги не понадобятся.

Затем, уже в телефон, magistratо сообщил Сальваторе причину своего звонка: специальный репортаж для регионального телеканала. Он, Фануччи, все организовал. Репортаж снимут в доме матери похищенной девочки, и действо завершится обращением родителей к телезрителям. Мы любим наше сокровище, и пожалуйста, пожалуйста, верните ее нам. Если мамаша будет рыдать – еще лучше, таково было мнение Фануччи. Телекамеры любят рыдающих матерей в ситуациях, когда у них пропадают дети, правда?

Сальваторе поинтересовался, на когда назначены съемки. Через два дня, оповестил Фануччи, и он сам, а не Сальваторе, будет говорить от имени итальянской полиции.

– Certo, certo, – пробормотал старший инспектор, улыбаясь от самодовольства Фануччи. Присутствие Пьеро на телеэкранах по всей Италии, несомненно, вселит страх в души преступников всех мастей.

Апрель, 23-е

Чолк-Фарм, Лондон

Митчелл Корсико не терял времени даром. У него была репутация репортера, который не тратит время впустую, и эта скорость, вместе с чутьем на скандал, не подвела его, хотя Хейверс и обыграла его в Илфорде.

Когда на следующий день Барбара увидела первую страницу таблоида, она поняла, что Корсико умудрился сделать из того, что он увидел перед школой Саида. Заголовок гласил: «У ПРОПАВШЕЙ ДЕВОЧКИ СЕКСУАЛЬНО ОЗАБОЧЕННЫЙ ПАПАШКА» – и предвосхищал всю статью. Под заголовком помещались несколько фотографий брошенной семьи, которые должны были подтвердить все, рассказанное в статье.

Когда Барбара увидела этот последний номер «Сорс», в глазах у нее потемнело. Она испугалась, что сейчас потеряет сознание и упадет на заплеванный жвачкой тротуар, прямо перед местным газетным киоском. Для нее было необъяснимо, как Корсико сумел наложить лапу на материал, опубликованный в номере. Мистика пополам с волшебством. Однако она вспомнила, что корреспондент сопровождал семью Ажара до самого дома, а после этого, наверное, использовал один из беспроигрышных способов получения информации, которые были в его распоряжении. Барбаре нетрудно было себе представить: Корсико беседует с соседями и получает информацию у них; Корсико просовывает свою карточку в почтовый ящик Нафизы и говорит ей в узкую щель, что ситуация сейчас выглядит следующим образом – или вы говорите со мной, или я говорю с соседями. Он даже мог разыскать какого-нибудь приятеля Саида и передать мальчику послание: встречаемся в пабе (парке, местном кино, угловом гастрономе, на железнодорожной станции, автобусной остановке). Там мы сможем поговорить. Это твой шанс все рассказать… В конце концов, так ли было важно, каким образом он заполучил эту информацию в свои грязные пальцы? Ужасная история была напечатана, и в ужасной истории назывались имена.

Барбара позвонила Корсико.

– Какого черта ты хочешь? – потребовала она безо всякой преамбулы.

Митчелл не спросил, кто звонит. Очевидно, он это знал, так как его ответ был:

– А я думал, что это вы что-то хотите, сержант.

– Не произноси мое звание по телефону! – прошипела она. – Где ты находишься?

– Вообще-то, в постели. Отлеживаюсь. А в чем, собственно, дело? Ты что, не хочешь, чтобы люди знали, что мы с тобой лучшие друзья?

Это Барбара решила пропустить мимо ушей.

– Ты знал, что эта история не об Ажаре. Что эта история об итальянской полиции и о том, как она ведет – или не ведет, или отказывается вести, или черт знает что еще – дело об исчезновении Хадии. История о полиции Метрополии, которая не хотела послать сотрудника для помощи. История о том, что, в конце концов, послали специального, особенного, очень нужного тебе сотрудника. А поэтому ты должен был оторвать свою толстую задницу от стула и мчаться в Италию, для того чтобы поддерживать постоянное давление. Я дала тебе все подробности, и всё, что ты, черт побери, должен был сделать, – это использовать их в истории и наблюдать за развитием событий, именно этих событий, а не думать о другой истории. И ты это прекрасно знаешь, Митчелл.

Журналист громко зевнул. Барбаре хотелось нырнуть с головой в мобильный и вынырнуть уже у него в спальне, где и раздавить эту гниду к чертовой матери.

– Все, что я «знал», как ты это называешь, – ответил Корсико, – это то, что тебе нужна была статья в нашей газете. Что я знаю сейчас, так это то, что несколько статей уже напечатаны и еще одна на подходе… У меня есть несколько интересных фотографий вчерашней схватки с… с дедом, по-моему?

– Слушай, притормози, – сказала ему Барбара, хотя само упоминание о фотографиях заставило ее голову закружиться. – Ты должен, черт возьми, сдать назад, Митчелл. Эти люди в Илфорде не связаны с нашей историей. А вот пропавшая в Италии девочка и есть сама история. Об этом существует масса информации, и я буду предоставлять ее тебе по мере поступления, а пока…

– Э-э-э, сержант… – прервал ее Корсико. – Не учите меня, о чем писать. Я иду туда, куда меня ведет информация, и сейчас она ведет меня в дом в Илфорде, к очень несчастному подростку.

«Итак, он добрался до Саида, – с горечью подумала Барбара. – Только Бог знает, кто следующий на очереди».

– Ты используешь мальчика для…

– Ему надо было выговориться. Я дал ему выговориться. Мне нужна была история. Он мне ее рассказал. У нас с Саидом успешные взаимоотношения. Обоюдовыгодные. Как и у нас с тобой.

– У нас с тобой нет отношений.

– Конечно, есть. И они развиваются с каждым днем.

Барбара почувствовала пальцы скелета на своем позвоночнике.

– А поточнее? Что ты имеешь в виду?

– Сейчас я имею в виду, что наблюдаю за развитием истории. Тебе может не нравиться вектор, по которому она развивается. Ты, может быть, хочешь немного откорректировать это направление. Тогда тебе надо дать мне больше информации, а когда ты дашь мне ее…

– Если, а не когда.

– Когда, – повторил он, – ты дашь мне эту информацию, я ее проанализирую и решу, садиться ли мне на этот поезд. Вот как всё работает.

– Как всё работает… – начала она, но он опять перебил.

– Ты уже ничего не решаешь Барбара. Сначала – да, а теперь уже нет. Как я сказал, наши отношения развиваются. Меняются. Укрепляются. Это вполне может быть брак, заключенный на небесах. Если мы оба правильно разыграем свои карты, – добавил он.

Пальцы скелета взяли ее за горло, перекрывая дыхание.

– Берегись, Митчелл, – сказала она. – Потому что я клянусь: если ты пытаешься мне угрожать, то очень об этом пожалеешь.

– Угрожаю тебе? – рассмеялся Митчелл, хотя смех вышел несколько наигранным. – Этого я себе никогда не позволю.

И он отключился.

Барбара осталась стоять на Чолк-Фарм-роуд с экземпляром «Сорс» в одной руке и мобильным – в другой. Пешеходы пробирались мимо нее по пути к метро, машины проносились, увозя водителей на работу.

Она понимала, что должна спешить. Времени, чтобы успеть на работу вовремя, оставалось в обрез. Иначе ей не избежать осуждающих глаз инспектора Стюарта и его кондуита, куда он тщательно записывал опоздавших.

Но ей было необходимо немедленно получить дозу кофеина и чего-то сладкого, чтобы хоть как-то справиться с ситуацией, не говоря уже о том, чтобы обдумать ее. Поэтому она решила, что инспектор Стюарт и то задание, которое он ей на сегодня приготовил – будьте любезны, сержант, введите эти отчеты в компьютер, ведь их так много сейчас поступает, практически каждый час, – подождут.

Барбара заскочила в недавно открывшееся заведение под названием «Каппа Джо и другие». Купила латте и еще что-то – на этот раз оно оказалось шоколадным круассаном. Боже, это именно то, что ей сейчас необходимо после разговора с Корсико.

Когда зазвонил ее мобильный и раздались первые звуки «Пегги Сью», а это произошло после того, как Барбара сделала три глотка кофе и откусила два раза от круассана, она подумала, что это Корсико дрогнул своей волей (но не сердцем, так как сердца у него попросту не было). Однако оказалось, что это был Линли.

– Хорошие новости? – спросила она.

– Боюсь, что нет.

– О Боже, только не это.

– Нет, нет. Ни хороших, ни плохих, – поспешно ответил Линли. – Просто есть информация, которую нужно проверить.

Он рассказал ей о своих встречах с Ажаром и с Анжелиной Упман. Рассказал ей о существовании еще одного женатого любовника Анжелины, который был у нее перед тем, как она ушла от Ажара к Лоренцо Муре.

– Вы хотите сказать, что Анжелина спала с этим парнем в то время, когда она и Ажар… Я имею в виду, после того, как она родила Хадию и… Я имею в виду, после того, как Ажар ушел из семьи… То есть… Черт, я ничего не понимаю.

– Именно, – подтвердил Линли все вышесказанное. Этот мужчина был танцовщиком и хореографом в Лондоне, с которым Анжелина имела отношения в тот момент, когда встретила Лоренцо Муру. В это же время она была любовницей Ажара и матерью их общего ребенка. Мужчину звали Эстебан Кастро, и, если верить Анжелине Упман, она просто исчезла из его жизни в один прекрасный день. Еще сегодня она была в его постели, а назавтра просто исчезла, оставив его и Ажара ради Муры. Жена Кастро тоже была ее подругой, поэтому надо будет проверить их обоих. Потому что не исключено, что, временно вернувшись к Ажару на короткие четыре месяца, она также вернулась и к Кастро, чтобы вскоре снова оставить его.

– Но, Барбара, – наставительно произнес Линли, – этим вы должны заниматься в свое свободное время, а не во время служения отечеству.

– Но она же разрешит мне заняться этим, если вы ее об этом попросите, ведь правда? – сказала Барбара. В конце концов, Линли и Изабелла Ардери не стали врагами после того, как расстались. Все-таки они оба были профессионалами. Инспектора Линли направили в Италию. Если он позвонит и попросит ее этим своим итонским выговором…

– Я ей позвонил, – ответил Линли, – и спросил, могу ли я воспользоваться вашей помощью для решения некоторых вопросов в Лондоне. Она не разрешила, Барбара…

– Потому, что вы попросили меня, – сказала Барбара с горечью. – Если бы вы попросили Уинстона, она бы в лепешку разбилась, чтобы помочь. И мы оба это знаем.

– Этого мы не касались. Я бы мог попросить Уинстона, но подумал, что вы сами захотите заняться этим, неважно в какое время.

Это было правдой. Барбара знала, что должна быть благодарна Линли за то, что он понимал, насколько это для нее важно, и держал ее в курсе всего происходящего. Поэтому она коротко ответила:

– Конечно. Спасибо вам, сэр.

– Не переборщите с благодарностями, – сухо сказал Линли. – Боюсь, что их незаслуженно много.

Она улыбнулась.

– Я бью чечетку на столе. Если бы вы только могли это видеть…

– А где вы?

Она рассказала.

– Вы опоздаете на работу. Барбара, думаю, вам пора прекратить дразнить Изабеллу.

– Уинстон сказал мне почти то же самое.

– И он прав.

– Умереть на работе – это не то, о чем я мечтала всю жизнь. Но… как скажете. Я вас услышала. Что-нибудь еще?

Барбара хотела спросить, как идут дела с Дейдрой Трейхир, но передумала – Линли все равно бы ничего не сказал. Были какие-то вещи в этом парне, изменить которые ничто на свете не могло его заставить.

– Да, – ответил Томас, – Батшеба Уард.

Он рассказал ей об электронных письмах, которые Батшеба писала Хадии в Италию по просьбе своей сестры от имени Таймуллы Ажара из Университетского колледжа.

– Эта чертова корова врала мне! – в ярости крикнула Барбара. – Все это время она знала, где скрывается Анжелина!

– Похоже на то, – ответил Линли. – Поэтому есть шанс, что она может что-то знать и о том, что происходит сейчас.

Барбара подумала, но не смогла придумать, каким образом Батшеба Уард могла быть задействована в похищении Хадии. Ее мотивы в этом случае были так же неясны, если только сама Анжелина не была в этом замешана.

– А что Анжелина? – спросила Хейверс.

– В отчаянии, что нетрудно было предположить. Со здоровьем тоже, кажется, не все в порядке.

– А Ажар?

– Приблизительно так же, хотя держится молодцом.

– Это в его стиле. Я не представляю, как он все это выдерживает. Он ведь пребывает в этом аду уже с ноября прошлого года.

Линли рассказал ей, что делает пакистанец с плакатами своей дочери в городе и окружающих деревнях.

– Думаю, что, помимо всего прочего, это дает ему какую-то цель в жизни, – заключил он. – Просто сидеть и ждать новостей о твоем похищенном ребенке… Это невыносимо для любого родителя.

– Ну-у-у-у, наверное, да. Невыносимо – это хорошее слово для описания того, что происходит с Ажаром.

– Кстати, о нем… – Линли на секунду замялся.

– Что? – спросила Барбара, чувствуя подвох.

– Я знаю, что вы близки с этим человеком, но мне нужно задать вам этот вопрос. Мы знаем, где он был, когда Хадия исчезла?

– На конференции в Берлине.

– Мы в этом уверены?

– Черт побери, сэр, вы же не думаете…

– Барбара, если всё, что касается Анжелины, должно быть проверено, то и в отношении Ажара должно быть сделано то же самое. И в отношении всех других, кто хоть в малейшей степени может быть связан с тем, что происходит здесь, и это, безусловно, касается и Батшебы Уард. Здесь действительно происходит что-то не то. Дети просто так не исчезают с рыночной площади в разгар дня, так, чтобы об этом никто ничего не знал, никто не видел ничего необычного, никто…

– Хорошо, хорошо, – сказала Барбара и рассказала ему о Дуэйне Доути из Боу и о том, как она его использует. Сейчас он проверял алиби Ажара на момент исчезновения его дочери. Затем придет черед Эстебана Кастро, его жены, а также Батшебы Уард, хотя Барбара постарается проверить всех самолично, так как хочет контролировать расследование целиком, а не полагаться на других людей.

– Иногда нам приходится полагаться на других, – сказал Линли в завершение разговора.

Барбара хотела прокомментировать эти слова, но сдержалась. Томас был последним человеком в Управлении, которому нравилось полагаться на других людей.

Виктория, Лондон

Рабочий день Барбара провела на удивление спокойно, стараясь не выходить за флажки, которыми ее обложили, и постоянно держаться на расстоянии вытянутой руки и прямой видимости от инспектора Стюарта. Она также постаралась, чтобы суперинтендант Ардери заметила, как Барбара послушно вводит отчеты других офицеров в память компьютера, как простая гражданская машинистка, а не как та, кем она была на самом деле, – обученным офицером полиции. Хейверс заметила, как Изабелла несколько раз прошла по залу, наблюдая за ней и за детективом Стюартом, улыбаясь и прищурив глаза, как будто ей не нравилась прическа Барбары, что было недалеко от действительности.

Барбаре удалось выкроить время, чтобы порыться в Мировой паутине. Она выяснила, где в настоящий момент находится и чем занимается Эстебан Кастро – он сейчас танцевал в одном из театров Вест-Энда в постановке «Скрипач на крыше». «А разве в «Скрипаче на крыше» танцуют?» – удивилась она. Кроме того, Кастро преподавал в своей собственной студии вместе с женой. Он был смуглокожим вальяжным мужчиной, с коротко подстриженными волосами и глазами с тяжелыми веками. Выложенные фотографии показывали его в различных ролях, позах и костюмах. Казалось, что его мускулатура и осанка должны принадлежать классическому танцору, а некоторая небрежность в движениях и позах говорили о джазе и современных танцах. Разглядывая его фотографии, Барбара поняла, какое впечатление он должен был производить на женщин, ищущих сильных эмоций, или что там еще искала Анжелина Упман? Она ведь оказалась настоящим конспиратором.

Были ссылки и на жену Кастро, и Барбара их изучила. Балерина, прочитала она, в Королевском балете. Не на первых ролях, но кто-то ведь должен танцевать и в кордебалете. Первый лебедь не может существовать без кордебалета в глубине сцены, члены которого и не подозревают, что же происходит с охотником на авансцене. Ее звали Далия Рурк… что, черт возьми, это за имя – Далия? Барбара рассмотрела ее фото и обнаружила, что она была даже хорошенькой – правда, так, как бывают хорошенькими артистки балета: торчащие скулы, ключицы, тонкие кисти и очень маленькая попка, такая, которую некоторые идиоты любили держать у себя на коленях. Она вполне могла бы сойти и за мальчика – может быть, именно это толкнуло Эстебана в объятия Анжелины. «Хотя, – подумала Барбара, – последняя тоже никогда не была слишком пухленькой, если уж дело шло об обжиманиях и оглаживаниях в постели. Может быть, Эстебану просто нравились скелеты?»

Хейверс сделала некоторые выписки и распечатала несколько фото. Заодно она посмотрела на данные Батшебы. У нее было чувство, что для того, чтобы получить помощь этой скользкой коровы во всем, что касалось Хадии, Анжелины или Ажара, ей придется выкрутить руки. Но в случае Батшебы выкручивать руки надо нежно, или же ситуацию надо преподнести как угрожающую ее собственному бизнесу.

Барбара обдумывала полученную информацию, когда ее мобильный опять затянул бесконечную шарманку о любви к Пегги Сью. Это был Дуэйн Доути с отчетом о том, что он узнал об алиби Ажара на период исчезновения Хадии с рыночной площади.

– Я включу громкую связь, если не возражаете, – сказал он. – Эм тоже хочет послушать.

И он стал рассказывать о том, что каждая деталь алиби подтвердилась. Ажар действительно был в Берлине и действительно участвовал в конференции. Он участвовал в плановых заседаниях и семинарах, а также выступил с двумя сообщениями. Единственный способ, каким он мог оказаться в это время в Италии и похитить свою дочь, – это раздвоиться. Или обзавестись идентичным близнецом. Это было из области фантастики, но напомнило Барбаре об одном факте, который она хотела рассказать Дуэйну Доути.

– Кстати, об идентичных близнецах, – сказала она. И рассказала ему новые факты о Батшебе Уард и о том, что та, очевидно, знала с самого начала, где находится Анжелина с Хадией, и даже писала последней письма от имени ее отца.

– Это объясняет некоторые мелкие детали, которые нам удалось выяснить, – сказал Доути. – Похоже, что Батшеба посетила la bella Italia[161]161
  Прекрасная Италия (итал.).


[Закрыть] приблизительно в то же время, когда исчезли Анжелина с Хадией. С моей точки зрения, это очень любопытный факт.

– Запомните его, – сказала Барбара. Потому что если Батшеба с самого начала знала о планах сестры, то для Анжелины не составляло никакого труда выехать в Италию по паспорту сестры и, таким образом, замести все следы.

– Старушку Батшебу надо слегка тряхануть, – сказал Доути. – Вопрос состоит в том, сержант, кто из нас сделает это лучше.