Текст книги "Всего одно злое дело"

Виктория, Лондон

Барбара выругалась и направилась к двери. Она должна остановить Корсико и не дать ему добраться до семьи Ажара в Илфорде. Однако у нее было не так много вариантов. Она предполагала, что Нафиза будет молчать обо всем, что касается ее мужа, но вот мальчик… Саид был абсолютно непредсказуем.

Хейверс открыла дверь, все еще погруженная в раздумья, и врезалась прямо в Уинстона Нкату. Чернокожий полицейский даже не пытался притвориться, что просто проходил мимо. Вместо этого он кивнул на женский туалет. На тот случай, если она не поняла, он обошел ее, схватил за руку и потащил внутрь.

Барбара улыбнулась:

– Опаньки, ты что, потерялся? Мужской дальше по коридору.

Нкате было не до шуток. Это было понятно по тому, как изменилась его манера разговаривать – он перешел со своего рафинированного карибско-южноафриканского на уличный язык Южного Брикстона.

– Ты чё, очумела, чувиха? Просто повезло, что Стюарт послал меня, вкурила? Кого-нибудь другого – и завтра ты на улице.

Она решила включить дурочку.

– Уин, о чем идет речь?

– Речь о твоей чертовой работе, – сказал он. – Которую ты можешь потерять. Как только они узнают, что ты крысятничаешь для «Сорс», они вышвырнут тебя на улицу. Хуже, они тебя раздавят. Ты могёшь это вкурить? И не думай, что в управлении найдется кто-нибудь, кто захочет тянуть за тебя мазу, Барб. Все будут только рады.

Хейверс притворилась оскорбленной.

– Крысятничаю? – прошипела она. – Ты так считаешь? Я крысятничаю для «Сорс»? Я не крыса. Ни их, ни кого-нибудь другого.

– Неужели? Да ты только что слила Линли!.. Я все слышал, Барб. И ты хочешь меня убедить, что слила Линли не тому же журналюге, который написал о Хадии? Ты за кого меня держишь, коза? Ты терла с Корсико, и стоит посмотреть на список твоих разговоров, чтобы убедиться в этом. Можно даже не трогать твой банковский счет, въезжаешь?

– Что? – Вот теперь Барбара действительно разозлилась. – Ты что же, думаешь, что я делаю это за деньги?

– Меня это не колышет. Ни за что, ни почему. И тебе лучше мне поверить, что твоя судьба тоже никого колыхать не будет.

– Послушай, Уинни. Я и ты, мы оба знаем, что надо постоянно поддерживать интерес к этой истории. Только в этом случае «Сорс» пошлет корреспондента в Италию. А только английский корреспондент в Италии сможет поддерживать постоянное давление на полицию Метрополии для того, чтобы Линли оставался на месте. Кроме того, наличие британских репортеров повышает шанс того, что итальянские журналисты тоже будут давить на итальянскую полицию. Вот как это работает. Давление дает результаты, и ты это хорошо знаешь.

– Я знаю только… – Нката немного успокоился и опять перешел на свой мягкий карибский язык, доставшийся ему от матери. – Я знаю только, что никто не встанет на твою сторону, Барб. Если об этом пронюхают, ты останешься одна. Ты должна это понимать. С тобой никого нет.

– Спасибо большое, Уинстон. Всегда приятно узнать, кто твои друзья.

– Я имею в виду – никого, у кого было бы достаточно сил для защиты.

Конечно, он имел в виду Линли. Потому что Томас был единственным офицером, который поднялся бы из окопа, если бы пришлось защищать идиотское решение Барбары привлечь к расследованию «Сорс». И он был этим офицером не потому, что был слишком привязан к Барбаре, а потому, что он был единственным, кто не дрожал за свою работу. Она была ему не нужна, и он мог себе позволить говорить начальству все, что думает.

– Вот видишь, – сказал Уинстон, увидев по лицу Барбары, что она начинает понимать. – В этом деле ты плывешь против течения, Барб. Этот журналюга Корсико… да он толкнет твою мать под автобус, не задумываясь, он и свою не пожалеет, если только из этого можно раздуть сенсацию.

– Это не важно, – сказала Барбара. – И я могу держать Корсико в узде, Уинстон.

Она попробовала пройти мимо него к двери. Он остановил ее.

– Еще никому не удавалось взнуздать таблоид. Ты этого еще не знаешь, но очень скоро поймешь.

Илфорд, Большой Лондон

У Барбары было не так много вариантов защиты потенциальных жертв «творчества» Митчелла Корсико. А в том, что касалось его желания взять интервью у Саида, вариант был только один. Она позвонила Ажару. Тот был где-то в холмах Тосканы, и связь была очень плохая. Говорили они недолго. Он рассказал ей то, что она уже знала: Линли приехал, и он переговорил с ним, прежде чем отправиться на свою работу – разносить плакаты с фотографией Хадии по близлежащим деревням к северу от Лукки.

– Школа Саида? – переспросил он, когда она задала ему вопрос. – Зачем вам это, Барбара?

Она не хотела говорить ему, но выхода не было: «Сорс» рассматривает мальчика как источник «истории с человеческим лицом», которые так любят читатели.

Ажар сразу же дал ей номер школы.

– Ради него самого… – Его голос дрожал от волнения. – Вы знаете, во что таблоид превратит его, Барбара.

Это она хорошо знала. Знала, потому что сама читала этот чертов мусор. Это было как интеллектуальная жвачка, на которую читатель подсаживался на годы вперед. Она поблагодарила Ажара и пообещала держать его в курсе.

Сложнее было сбежать с работы. Ждать до конца рабочего дня Барбара не могла. Корсико к этому моменту мог уже перехватить мальчишку и «подставить ему плечо», чтобы тот выплакал ему все, что у него накопилось против отца. Она должна была уехать, и уехать немедленно. Нужно было найти правдоподобное оправдание. И его предоставила ее мамочка.

Барбара пошла к инспектору Стюарту. Последний был занят тем, что писал на белой доске задания на день. Она даже не посмотрела на свое. Независимо от ее профессионализма и прошлых заслуг, он все равно будет держать ее здесь, в здании, заставляя вводить отчеты в базу данных, чтобы окончательно свести ее с ума.

– Сэр, – сказала Барбара, и слово скатилось с ее языка как камень. – Мне только что позвонили из Гринфорда.

Хейверс старалась казаться взволнованной, что было совсем нетрудно. Она действительно волновалась, но не по поводу своей мамочки.

Стюарт не отрывался от доски, казалось, полностью сосредоточенный на своем почерке.

– Неужели? – произнес он, демонстрируя своим тоном всю ту скуку, которую навевало на него все, что было связано с Барбарой Хейверс.

Ей захотелось укусить его за ухо.

– Мама упала. Ее отвезли в травматологию, сэр. Мне надо…

– Где именно?

– В том пансионе, в котором она…

– Я спрашиваю, в какой она травматологии, сержант. Какая больница?

Этот фокус Барбаре был известен. Если она назовет больницу, он позвонит в травматологию и проверит, там ли ее мать.

– Еще не знаю, – ответила она. – Я хотела позвонить из машины.

– Позвонить кому?

– Управляющей пансионом. Она позвонила мне сразу же, после того, как вызвала службу спасения. Она тогда еще не знала, куда ее заберут.

Казалось, инспектор Стюарт оценивает эту отмазку по своей шкале отмазок – «для идиотов». Он взглянул на нее.

– Мне бы хотелось это знать. Управление, конечно, захочет послать цветы.

– Дам вам знать, как только узнаю сама, – сказала Барбара, подхватив свою сумку и направляясь к выходу. – Спасибо, сэр.

Она избегала смотреть на Уинстона Нкату. Он тоже не смотрел на нее. Ему никакой шкалы для идиотов не требовалось. Но он ничего не сказал. По крайней мере, в этом он остается ее другом.

Ехать до Илфорда было долго, но Барбара успела до конца уроков. Она нашла школу и внимательно осмотрела окрестности, чтобы убедиться, что Митчелл Корсико не сидит в какой-нибудь урне, готовый выскочить из нее в нужный момент. Территория была свободна, за исключением древней старухи, тащившей по противоположному тротуару свою сумку на колесиках. Барбара быстро направилась к школе. Увидев ее удостоверение, ее практически без задержки впустили в кабинет директора.

Она сказала всю правду директору – женщине с ужасным именем Ида Кроук[128]128
  Croak – кваканье, карканье (англ.).


[Закрыть], написанным на табличке на столе. Сюда направляется корреспондент таблоида, чтобы взять интервью у одного из ее учеников про то, как его отец ушел из семьи к другой женщине. Барбара назвала имя Саида и добавила:

– У этого журналюги грязные намерения. Вы знаете, как это бывает – вроде бы человеческий разговор по душам, но при этом все участники оказываются по горло в дерьме. Я хочу предотвратить это – ради самого Саида, ради его матери, ради его семьи.

Директор выглядела достаточно озабоченной, но при этом и достаточно удивленной, так как не могла понять причину визита Барбары в ее кабинет. Она задала вполне логичный вопрос:

– С каких это пор полиция Метрополии вмешивается в подобные дела?

В этом было все дело. Естественно, что полиция не испытывала нежных чувств к «Сорс», но посылать офицера, чтобы препятствовать сбору информации, было за пределами ее юрисдикции.

– Это личная услуга семье, – объяснила Барбара. – Вы можете позвонить маме Саида и спросить, хочет ли она, чтобы я отвезла Саида домой, оградив его от допроса.

– А журналист уже здесь? – спросила директриса таким голосом, как будто Джек-Потрошитель с ножом наготове уже стоял за ее дверью.

– Скоро появится. Я не заметила его, когда шла сюда, но уверена, что он скоро подъедет. Он знает, что я сделаю все, чтобы остановить его.

Миссис Кроук не зря занимала пост директора школы.

– Мне надо позвонить, – заявила она и попросила Барбару подождать в коридоре.

Хейверс понимала, что это может означать: что та позвонит в полицию и проверит подлинность ее удостоверения, как будто Барбара приехала, чтобы похитить Саида и самой разобраться с ним по-свойски. Она могла только молиться, чтобы этого не случилось. Все, чего ей еще не хватало, – это чтобы директрису соединили с инспектором Стюартом или, еще того хуже, с суперинтендантом Ардери. Она была на грани истерики, когда директриса наконец высунулась из кабинета, жестом пригласила ее войти и сказала:

– Мать уже едет. Она не водит машину, поэтому приедет с дедом Саида. Они сразу же увезут его домой.

В голове у Барбары лопнул шар с надписью «О, только не это», совсем как те шары, которые рисуют у героев комиксов.

Она хотела предупредить Саида, чтобы он не давал интервью таблоидам – никаким таблоидам. Но после ее последней встречи с отцом Ажара Хейверс не могла исключить, что именно последний с удовольствием окажется главным персонажем этого интервью, изваляв сына в грязи на всем расстоянии от Лондона до Лахора. Ей придется каким-то образом договариваться с ним. Это, она знала, будет не просто, так как последний раз она встречалась с ним в драке у его дома.

– Вы не возражаете, если я их подожду? – спросила Барбара. – Я бы хотела перемолвиться словечком…

«Конечно, сержант может поступать, как хочет», – сказала миссис Кроук. Она надеется, что сержант не будет возражать, если ей придется подождать где-нибудь в другом месте. К сожалению, ее расписание не позволяет… А поскольку сержант наверняка захочет поговорить с матерью Саида с глазу на глаз…

Барбара совсем не возражала. Она хотела перехватить Нафизу и подробно объяснить ей, что хочет сделать Митч Корсико. Просто на тот случай, если до нее еще не дошло то, что ей сказала директриса. Ей надо объяснить, что, несмотря на всю привлекательность предложения «Сорс» обсудить все проблемы и сложности их взаимоотношений на публичном форуме, таблоид этим форумом никак не являлся.

– Ни один журналист из таблоида никогда не станет вашим другом, – скажет она ей.

Итак, Барбара будет ждать снаружи. Таким образом, она будет готова к приезду Нафизы и отца Ажара. Она будет готова и к приезду Митча Корсико.

К счастью, Нафиза появилась у школы первая. Она и отец Ажара почти бегом направились к входу в школу, когда оба одновременно увидели Барбару. Нафиза сказала с достоинством:

– Я благодарю вас, сержант. Мы ваши должники.

Отец Ажара, в свою очередь, кивнул ей.

– Никого не подпускайте к нему, – сказала Барбара, когда они входили внутрь. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Постарайтесь объяснить это мальчику.

– Мы все понимаем. Мы постараемся.

Потом они исчезли за дверью. А потом появился Корсико.

Барбара видела, как он занял наблюдательную позицию через дорогу от школы у газетного киоска. Журналист сразу заметил ее и приподнял свой дурацкий стетсон в знак приветствия, а потом скрестил руки на груди, на которой висела цифровая камера. Его выражение лица говорило, что, хотя она и объявила шах его королю, радоваться ей особо нечему.

Барбара отвернулась от него. Ей просто надо было довести Саида, его мать и деда до их машины. Все, что она хотела сделать, – это объяснить мальчику опасность его желания отомстить своему отцу через прессу. С этим надо было что-то делать. Барбара сомневалась, что приказа его матери и деда будет достаточно.

Через десять минут ожидания дверь школы вновь открылась.

Барбара ждала на тротуаре, рядом с посаженным в горшок остролистом. Она шагнула вперед, когда они приблизились к ней. Периферическим зрением заметила, что Корсико сделал шаг на пустынную проезжую часть.

Сержант быстро проговорила:

– Нафиза, журналист стоит вон там, в ковбойской одежде. У него камера. Саид, это его тебе надо остерегаться. Он хочет…

– Ты! – прорычал Саид. А затем обратился к матери: – Ты не говорила, что эта шлюха… Ты не сказала мне, что его шлюха была той…

– Саид! – воскликнула Нафиза. – Эта женщина не…

– Вы глупцы. Вы оба абсолютные глупцы!

Его дед схватил его, сказал что-то на урду и стал тянуть мальчика в сторону потрепанного «Гольфа».

– Я буду говорить с кем хочу, – объявил Саид. – Ты, – он повернулся к Барбаре. – Ты похотливая шлюха. Держись от меня подальше. Держись от нас подальше. Возвращайся в постель моего отца и лижись там с ним столько, сколько захочешь.

Нафиза дала сыну сильную пощечину, от которой его голова дернулась в сторону. Он стал кричать:

– Я буду говорить, с кем хочу! Я скажу всю правду! О ней. О нем. О том, что они делают, когда остаются одни, потому что я все знаю, знаю, знаю. Я знаю, какой он, и какая она, и…

Дед ударил его и стал орать на мальчика на урду. Его ор смешался с криками Нафизы, которая старалась оторвать его от сына. Он отбросил ее и еще раз ударил мальчика. Из носа ребенка на чистую, выглаженную белую рубашку брызнула кровь.

– Черт побери! – воскликнула Барбара и бросилась вперед, пытаясь освободить мальчика от захвата деда.

«Собачья грызня», – вот что она подумала обо всем этом. О том, что подумал Корсико, она наверняка скоро прочитает на первой странице «Сорс».

Лукка, Тоскана

После того, как Линли расстался с Таймуллой Ажаром перед пансионом Джиардино, он направился в questura. Здание полиции находилось за городской стеной, недалеко от Порта Сан Пьетро, куда легко было попасть из любой точки средневекового города. Солидное и крепкое здание абрикосового цвета, по архитектуре напоминающее римские постройки, оно находилось недалеко от вокзала. Входная дверь не закрывалась. Хотя приход Линли и вызвал любопытные взгляды, его незамедлительно проводили к старшему инспектору Сальваторе Ло Бьянко.

Томас быстро понял, что Сальваторе был полностью в курсе его назначения и его служебных обязанностей. Естественно, итальянец был не очень доволен. Неестественная приветственная улыбка ясно давала понять о его отношении к появлению на его пути прощелыги из Скотланд-Ярда. Но он был слишком хорошо воспитан, чтобы это проявилось в чем-то, кроме холодного и подчеркнуто изысканного поведения.

Он был невысокого роста, Линли возвышался над ним чуть ли не на десять дюймов. Его волосы цвета соли с перцем выпадали на макушке, и у него была темная кожа со следами юношеских прыщей. В то же время он походил на человека, который научился по максимуму использовать то, что дала ему природа, – был в хорошей физической форме, выглядел очень атлетично и был безукоризненно одет. Создавалось впечатление, что он еженедельно делает маникюр.

– Piacere, – произнес Сальваторе, хотя Линли сомневался, что он испытывал такую уж радость от знакомства с ним, что было вполне понятно. – Parla italiano, si?[129]129
  Очень рад. Вы ведь говорите по-итальянски? (итал.)


[Закрыть]

Томас ответил, что да, до тех пор, пока собеседник не начинает говорить со скоростью диктора на скачках. Это вызвало у Ло Бьянко улыбку. Он показал на стул.

– Кофе… macchiato? Americano?

Линли отказался. Тогда итальянец предложил te caldo[130]130
  Холодный чай (итал.).


[Закрыть]. В конце концов, Томас ведь был сумасшедшим англичанином, а все знают, что англичане пьют чай галлонами. Гость улыбнулся и сказал, что ему ничего не надо. Он рассказал старшему инспектору, что встретился с Таймуллой Ажаром в пансионе, в котором они оба остановились. Ему надо было бы встретиться с матерью пропавшего ребенка. Он надеется, что старший инспектор ему в этом поможет.

Ло Бьянко кивнул. Казалось, он мысленно оценивает Линли. Томас заметил, что старший инспектор остался стоять после того, как сам он уселся. Это его не беспокоило. Он был на чужой территории, и они это знали.

– Эта ваша задача, – начал Ло Бьянко от шкафа с файлами, у которого он стоял, – я имею в виду связь с семьей. Это заставляет всех нас думать, что британская полиция считает, что мы здесь, в Италии, плохо работаем. Я имею в виду полицейских. Должен вас предупредить, что Magistrato не слишком доволен.

Линли постарался разубедить старшего инспектора. Он объяснил, что его присутствие – это скорее политический шаг со стороны полиции Метрополии. История исчезнувшей девочки появилась в английских таблоидах. Один из них, самый отмороженный, если инспектор понимает, что он имеет в виду, серьезно наехал на полицию за то, что она не уделила этому случаю должного внимания. Таблоиды, как правило, не задавались вопросами кооперации между полицейскими силами разных стран – для них главным было гнать волну. Чтобы избежать незаслуженных обвинений, его направили в Италию. Однако он ни в коей мере не собирался путаться у старшего инспектора Ло Бьянко под ногами. Конечно, он будет очень рад, если сможет хоть чем-нибудь помочь. Но старший инспектор может быть уверен, что его главная цель – это помощь семье пропавшей девочки.

– Получилось так, что я знаком с отцом ребенка. – Томас не рассказал, что одна из его коллег была более чем знакома с Таймуллой Ажаром.

Ло Бьянко внимательно наблюдал за Линли, пока тот говорил. Потом кивнул, казалось, удовлетворенный всем услышанным, и важно произнес: «Да, уж эти английские таблоиды» с таким видом, как будто Италия не страдала так от «мусорных газет», как Великобритания. Но затем спохватился и сказал, что в Италии это тоже встречается. Он достал из портфеля газету «Prima Voche». На первой странице Линли увидел заголовок «Dov’è la bambina?». Там была еще фотография мужчины, стоящего на коленях где-то на улицах Лукки, с плакатом Ho fame в руках. На секунду Линли подумал, что это какой-то вид итальянского наказания, вроде заковывания людей в колодки. Однако оказалось, что это единственный персонаж, который может представлять интерес для полиции, – опустившийся наркоман Карло Каспариа, который видел Хадию в то утро, когда она исчезла. Его дважды допрашивали, второй раз по личному распоряжению Magistrato Пьеро Фануччи. Последний уверен, что Карло замешан в похищении ребенка.

– Perchй?

– Прежде всего, потому, что бедняге постоянно нужны деньги на покупку наркотиков. А теперь еще и потому, что он больше не появляется на mercato, чтобы просить милостыню, с того дня, как девочка исчезла.

На лице Ло Бьянки появилось философское выражение. Il Publicco Ministero? Он считает, что это доказательство вины.

– А вы?

Сальваторе улыбнулся, очевидно, довольный, что его коллега-детектив понял его.

– Я думаю, что Карло просто не хочет больше связываться с полицией, и пока это дело не разрешится, он на mercato не появится. Но, понимаете, для прокурора и для публики очень важно, что что-то происходит, что достигается какой-то прогресс. А допросы Карло выглядят как прогресс. Я думаю, что вы сами все скоро поймете.

Последнее заявление стало понятным, когда Ло Бьянко предложил Линли посетить Magistrato.

– Он располагается на пьяцца Наполеоне, пьяцца Гранде, как мы ее называем.

Затем он сказал, что это недалеко, но они поедут на машине. Привилегия полицейских, пояснил старший инспектор. Только очень немногим машинам разрешалось въезжать в старый город, где люди или ходили пешком, или ездили на велосипедах, или пользовались небольшими автобусами, которые двигались по улицам практически беззвучно.

На пьяцца Гранде они вошли в громадное палаццо, перестроенное, как и большинство таких зданий, под использование в целях, очень далеких от изначальных. Они поднялись по широкой лестнице и вошли в офис Пьеро Фануччи. Секретарь сразу же провела их в кабинет, хотя и с удивлением спросила: «Di nuovo, Salvatore?»[131]131
  Снова, Сальваторе? (итал.)


[Закрыть] Что значило, что Ло Бьянко уже успел сегодня побывать в этом кабинете.

Пьеро Фануччи, прокурор, который отвечал за ход расследования и который, как это было заведено в Италии, будет главным обвинителем на суде, не оторвался от своих занятий, когда Ло Бьянко и Линли вошли. Томас прекрасно понял значение этого демарша, и, когда Сальваторе бросил на него взгляд, слегка пожал плечами. Этот жест показал, что англичанин и не ожидал, что его примут в Италии с распростертыми объятиями.

– Magistrato, – сказал Ло Бьянко, – позвольте представить вам детектива из Скотланд-Ярда Томаса Линли.

Фануччи издал горловой звук. Пошелестел бумагами. Подписал два документа. Нажал на кнопку на телефоне и рявкнул на секретаршу. Через минуту она вошла и, взяв с его стола несколько файлов, положила новые. Он стал их просматривать. Ло Бьянко рассвирепел.

– Basta, Piero, – сказал он. – Sono occupato, eh?[132]132
  Хватит, Пьеро. У меня мало времени (итал.).


[Закрыть]

Услышав это, Фануччи поднял глаза. Естественно, что его ничуть не волновало, насколько занят был старший инспектор.

Он сказал «Anch’io, Topo[133]133
  У меня тоже, мышонок (итал.).


[Закрыть]», и Линли увидел, как заиграли желваки на щеках у старшего инспектора – то ли ему не понравилось, что его прилюдно назвали мышью, то ли его разозлила это демонстрация нежелания сотрудничать. Потом Фануччи посмотрел на Линли. Он был уродлив до невероятности и говорил, совсем не заботясь о том, понимает ли его англичанин. А говорил он с сильным акцентом, опуская окончания слов, так, как говорят в Южной Италии. Томас смог понять смысл сказанного скорее благодаря его тону, а не чему-то другому. То ли потому, что он действительно чувствовал ее, то ли потому что сознательно выбрал такую линию поведения, но Фануччи источал ярость.

– Итак, британская полиция считает, что нам нужен офицер связи для общения с семьей девочки, – это, или почти это, сказал он. – Абсурд. Мы постоянно информируем семью о том, что происходит. У нас есть подозреваемый. После еще одного или двух допросов он приведет нас к девочке.

Линли повторил то, что он уже говорил Ло Бьянко:

– Все это из-за давления со стороны общественности, которое оказывается на полицию и подогревается желтой прессой. Отношения между нашей полицией и журналистами достаточно сложные, синьор Фануччи. В прошлом было сделано немало ошибок: недоказанные обвинения, суровые приговоры, основанные на недостаточных доказательствах, раскрытие личностей офицеров, торгующих информацией. Поэтому часто наше руководство чрезмерно реагирует на выступления таблоидов. Как, например, в данном случае.

Фануччи сцепил пальцы под подбородком. Линли заметил, что у него еще один, дополнительный, палец на правой руке. От него сложно было оторвать взгляд. Было совершенно очевидно, что Фануччи специально выставил его напоказ.

– У нас ситуация совсем другая, – объявил он. – Наши журналисты не указывают нам, что делать.

– Вам очень везет, – абсолютно серьезно сказал Линли. – Если бы у нас было так же…

Фануччи рассматривал Линли, как под микроскопом, изучая его прическу, стиль одежды и даже остаток юношеского шрама, видневшийся на верхней губе.

– Надеюсь, что вы будете держаться подальше от наших дел, – произнес он. – В Италии все происходит по-другому. Здесь у нас il Pubblico Ministero с самого начала принимает участие в расследовании, поэтому он не ждет, когда полиция принесет ему разгадку на блюдечке с голубой каемочкой.

Линли не стал комментировать странности системы, которая, это было совершенно очевидно, не имела никакого механизма сдержек и противовесов. Он просто сообщил прокурору, что хорошо знаком с итальянской системой правосудия и готов, если это понадобится, разъяснить ее родителям девочки, так как последние, по-видимому, привыкли к несколько другому законодательству.

– Отлично, – сказал Фануччи, взмахом отпуская их, что позволило ему в полной мере продемонстрировать свой шестой палец. Однако, прежде чем они вышли, он спросил у Ло Бьянки: – Что там слышно об этих гостиницах, Topo?

– Пока ничего, – ответил Ло Бьянко.

– Сегодня нужен результат, – проинструктировал его Фануччи.

– Centamente[134]134
  Конечно (итал.).


[Закрыть], – прозвучал спокойный ответ инспектора, но желваки на лице еще раз показали, как он относится к подобным директивам.

Сальваторе больше ничего не говорил, пока они не вышли из палаццо и не оказались на громадной площади. Каштаны со свежими листьями окаймляли ее с двух сторон, а в центре ее толкалась группа мальчишек, с криками перепасовывающих друг другу мяч и медленно двигающихся в направлении карусели.

– Интересная личность этот il Pubblico Ministero, – заметил Линли.

Ло Бьянко хмыкнул.

– Таков уж он есть.

– Можно спросить? Что это за разговор о гостиницах?

Ло Бьянко быстро взглянул на него, но потом объяснил, что незнакомец ходил по гостиницам, спрашивая об исчезнувшей девочке и ее матери.

– Это было до похищения или после? – спросил Линли.

– До.

Это происходило, по рассказам Ло Бьянко, за шесть или восемь недель до происшествия. Когда девочка исчезла и ее фото было напечатано в газетах, несколько сотрудников гостиниц и владельцев пансионов вспомнили, что к ним приходил мужчина, искавший не то девочку, не то ее мать. Сальваторе рассказал, что у него была их фотография. Все видевшие соглашались с этим. Любопытно, что все согласились и с внешним видом этого человека. Люди хорошо его запомнили и смогли дать достаточно точное его описание.

– Через восемь недель? – спросил Линли. – Откуда такая память?

– Это связано с тем, кто приходил.

– А вы знаете кто? Они знали?

– Конечно, не его имя. Имени они не знали, а вот внешний вид… Его не так легко было забыть. Ну, а зовут этого таинственного незнакомца Микеланжело Ди Массимо. Он из Пизы.

– Почему кто-то из Пизы искал здесь девочку и ее мать? – спросил Линли скорее себя, чем Ло Бьянко.

– Вот это-то самое интересное, правда? – сказал старший инспектор. – Я пытаюсь это выяснить. Когда я это узнаю, тогда придет очередь синьора Ди Массимо ответить на несколько вопросов. Ну, а до тех пор я знаю, где его найти.

Ло Бьянко взглянул на Томаса, на палаццо за их спинами и быстро улыбнулся. И улыбка, и взгляд многое рассказали Линли о старшем инспекторе.

– Вы об этом не рассказали синьору Фануччи? – спросил он. – Почему?

– Потому, что magistratо притащил бы его в наш questura. Он разогревал бы его часов шесть-семь, день, три, четыре. Потом стал бы угрожать, перестал бы его кормить, не давал бы ему пить и спать; а затем попросил бы его «представить себе», как произошло похищение. А потом предъявил бы ему обвинение на основе того, что бедняга «представил».

– Обвинил бы его в чем? – спросил Линли.

– Chissà? – ответил старший инспектор. – Кто знает. Да в чем угодно, что можно было бы сообщить журналистам, чтобы они думали, что расследование под контролем. Несмотря на то, что он говорил вам, часто он поступает именно так.

Сальваторе направился к полицейской машине и спросил Линли через плечо:

– Хотите взглянуть на этого человека, на Микеланджело Ди Массимо, инспектор?