Текст книги "Эхо драконьих крыл"

Он посмотрел в небо. Первые звезды уже зажглись, и лишь узкая светлая полоска на западе напоминала о недавно угаснувшем дне.

– Подожди меня здесь немного, – сказал он и исчез с шумом, напомнившим мне приглушенный гром.

Полет. В своих мечтах я представляла себе подобное, но никогда не думала, что мне и вправду…

– Пора, Ланен, – раздался позади меня голос Акора.

Он стоял рядом, блистая серебром даже в темных сумерках, и теперь уже Рубеж не разделял нас.

– Скорее же, твои преследователи уже близко. Взбирайся ко мне на плечи: там, повыше крыльев, есть место, где, я думаю, ты сможешь усесться.

Я увидела то место, о котором он говорил. Оно было чуть ли не вдвое шире, чем самая толстая лошадь, какую только можно себе представить. «К тому же без седла и узды, – подумала я. – А падать в случае чего придется ох с какой высоты!» И все же я принялась карабкаться на него – он сам распластался на земле, чтобы мне было легче, и наконец одолела-таки последние несколько локтей.

Я свалилась на землю, едва он приподнялся.

– Ничего не выйдет, – сказала я ему, потирая зад и отряхиваясь от листьев. – Я ни разу не падала ни с одного четвероногого, даже когда была совсем маленькой, – подняв на него глаза, я усмехнулась: – Какая жалость, что у тебя нет гривы, за которую я смогла бы держаться.

– Ланен, нам нужно спешить, – прошептал Акор настойчиво. – Попробуешь еще раз?

– Можешь мне поверить, ничего из этого не выйдет: у тебя спина слишком широкая, мне там даже ногами тебя не обхватить. – И вновь у меня в голове пронеслись слова из баллады. Я подумала: «А что, если попробовать?» – А ты не мог бы нести меня в своих… в своих руках?

Тут он на мгновение вновь показался мне чужаком, существом не из моего народа, драконом. Как же они сами называют свои конечности? Руками? Когтями? Лапами? Конечно, он был очень осторожен, но кто знает, что могло приключиться во время полета? Малейшая оплошность – и он меня раздавит или порвет, а уж потом только заметит.

– Я попробую.

Внезапно возникшие мысли тут же рассеялись, стоило лишь мне услышать в его голосе нежность, какой я едва могла бы сопротивляться. Сами слова его звучали, подобно песне: они хлынули на меня певучим потоком, взбудоражившим мне кровь и одновременно приласкавшим меня, сгладив весь мой страх.

– Ну же, дорогая. Полетим со мной, я вознесу тебя туда, где живут звезды, где господствует Ветер – в царство всех песен.

Я подошла к нему, словно завороженная. Мне кажется, я бы шагнула даже вниз с утеса, если бы знала, что он с быстротой молнии примчится, чтобы подхватить меня.

Он взял меня в лапы, сложив их так, чтобы я смогла усесться: в одной из них я сидела, а другой он осторожно меня придерживал, чтобы мне было за что держаться. За спиною у меня была его теплая, покрытая броней грудь.

Я почувствовала, как он пригнулся, услышала, как он расправил свои огромные крылья. Ничего не оставалось, кроме как собраться с духом.

Последовал резкий толчок, когда он прыгнул вверх, и я услышала словно отдаленный шум бури – это его крылья взмахивали вновь и вновь, поднимая нас над деревьями.

И мы полетели.

Глава 11ВЕТЕР ПЕРЕМЕН

Ланен

Как мне описать вам полет, ведь вы все равно никогда не узнаете подобного!

Сначала я пришла в ужас. Ветер проносился мимо меня со скоростью летней бури, и громкий рев звенел у меня в ушах. Акор нес меня, крепко прижимая к груди, может быть, пытался таким образом оградить меня от ветра, из-за этого взор мой был обращен к земле, и я могла видеть, как стремительно мы несемся. С каждым движением крыльев вниз мы слегка поднимались, а когда крылья взмывали вверх, то опускались вновь. Поначалу меня от этого подташнивало.

Когда я осмелилась открыть глаза, мне показалось, что на деревья внизу я смотрю с высочайшей в мире скалы, но только уже после того, как сиганула с нее. От падения с головокружительной высоты меня не отделяло ничего, кроме когтистых лап дракона и сильных, размеренных взмахов его крыльев. В небе сумерки длились дольше: внизу, насколько я могла видеть, было уже темно и все размыто – из-за ночной тени и скорости нашего полета.

Мне было страшно.

Я вцепилась в его лапы что было сил. Они были твердые, как камень, и это слегка подбодрило меня. К тому же от них шло тепло – из-за внутреннего драконьего огня, и я вспомнила наконец, что это Акор держит меня, а не я сама стараюсь удержаться. Такая мысль взбодрила меня еще больше. Я начала слегка разжимать свою хватку и почувствовала, как мышцы мои ноют от сильного напряжения, в котором они пребывали. Он держал меня крепко и надежно, и я все время слышала шум его огромных крыльев, раздававшийся сверху и сзади. Через некоторое время я уже приноровилась к постоянному движению вверх-вниз, и оно даже начало доставлять мне удовольствие. Я бы ни за что не подумала прежде, что такое возможно, но едва лишь изумление мое пересилило страх, как я принялась озираться по сторонам. Тут у меня в голове раздался голос Акора:

«Это земли моего народа, дорогая. Тебе оказана высочайшая честь. Ни один из твоих сородичей никогда не видел ни этих холмов и долин, ни этих обширных лесов – они служат нам домом и убежищем. Смотри хорошенько, Ланен Кайлар. – Мне показалось, что он улыбается, обращаясь ко мне на Языке Истины. – Это владения драконов».

Я смотрела во все глаза и сожалела, что сейчас не светлый день. Но даже при последнем гаснущем свете солнца, который все еще был слегка виден здесь, в небесах, я различала холмы и леса, над которыми мы пролетали. То тут, то там виднелись светлые поля, по которым были разбросаны темные пятна – должно быть, стада скота. Было слишком темно, и я могла рассмотреть лишь общие очертания местности, но зато увидела кое-что, о чем с земли могла только догадываться: остров был поделен надвое цепью гор, тянувшихся с востока на запад. Я не сумела толком их рассмотреть: они лишь слабо вырисовывались впереди, пока Акор летел на север.

Заметно холодало, даже несмотря на теплые пластинки грудного панциря Акора у меня за спиной, и дышать становилось все труднее. Подумать только: я бы давно уже до костей продрогла, не будь рядом этого живого источника огня.

Мне казалось, что прошла целая вечность (хотя позже я узнала, что мы летели чуть более получаса), когда я вдруг почувствовала, что в его теле произошла какая-то перемена. К этому времени уже совсем стемнело, и я понапрасну силилась разглядеть что-нибудь, тем более что встречный ветер мешал этому. Я замерзла и, должно быть, выглядела жалко, но продолжала сопротивляться порывам воздуха, желая узнать, что происходит. Я попыталась заговорить с ним, но слова заглохли, едва сорвавшись с губ.

Тут-то я и поняла, слегка опешив от догадки, почему все драконье племя владеет Языком Истины, в то время как для моего народа это редкий дар. Как же иначе могут они общаться друг с другом здесь, где воздух тоньше, чем на высочайших горных перевалах, а мимо с ревом проносится ветер, да к тому же расстояние между ними никак не меньше двух распростертых крыльев? Воистину, Владычица… Нет, они ведь обращаются к Ветрам, ну конечно же… Воистину, Ветры наделили их этим даром для того, чтобы они могли общаться друг с другом в этом мире, который делят лишь с птицами. И, подобно птицам, драконы тоже поют – я была уверена в этом, потому что слышала их голос. Должно быть, музыка, на которую они способны, превосходит любые ожидания.

Мне хотелось мысленно обратиться к Акору и спросить его, долго ли нам еще лететь, но я вспомнила, что он говорил, будто меня с легкостью могут услышать и другие. Я решила хранить молчание и постаралась дышать как можно ровнее.

Как мне недоставало лунного света! Когда мне удавалось раскрыть глаза, сопротивляясь ветру, я могла рассмотреть лишь звезды у края неба.

Тут мысли Акора вновь плавно потекли у меня в голове:

«Прости меня, малышка, я совсем забыл, что ты пребываешь в неведении. Наше путешествие почти закончено. Через пару мгновений я соскользну с крыльев Ветра. Не бойся, когда земля устремится нам навстречу, чтобы принять нас, – в его мыслях мне слышалось легкое веселье. – Я знаю, для тебя это внове, но я-то летаю уже долгое-долгое время. Тебе не стоит бояться».

Когда мы стали снижаться стремительными кругами, все переменилось. Эта часть полета показалась мне самой приятной. Акор неподвижно распростер свои огромные крылья и скользил вниз; ветер по-прежнему со свистом проносился мимо, но теперь он был уже не таким холодным и не настолько неистовым, чем когда Акор рассекал крыльями воздух. Зрение мое постепенно восстанавливалось, да и дышать стало легче; я смутно различала внизу, куда мы спускались кругами, большой лесистый холм с поляной у подножия; когда мы еще снизились, я увидела на краю поляны темное пятно, которое могло быть озерцом.

Мы находились уже очень близко от земли, однако продолжали снижаться с прежней скоростью. Боюсь, что я слегка взвизгнула, когда он вновь принялся бить крыльями по воздуху, резко сбавляя скорость. Не знаю, чего я ожидала: я видела раньше, как садятся птицы, но сейчас все было несколько по-другому.

Он приземлился на задние лапы, продолжая размахивать широкими крыльями, чтобы удержаться стоймя. Мне казалось, что ему при этом не очень-то удобно, однако он не выронил меня и не упал, как можно было бы предположить. Вместо этого он бережно поставил меня на землю.

– Как ты, маленькая сестра? – спросил он.

Похоже, ему недоставало воздуха, и это меня приободрило. Это был первый признак усталости, который я в нем приметила, что делало его чуть-чуть более похожим на человека – или, по крайней мере, он не казался теперь существом, столь далеким от нас.

Перед моим внутренним взором вновь предстал образ стройного мужчины с серебристыми волосами, у которого были глаза Акора. Но мне не следовало думать об этом.

– Я вся продрогла, но в остальном все хорошо. Не слишком ли трудно было тебе нести меня?

Со смехом он выпустил в холодный, чистый воздух облачко пара.

– Ты гораздо легче быка или коровы. Если бы мне не пришлось садиться стоймя, я бы даже не заметил, что нес тебя.

– А как ты обычно садишься? – спросила я.

Меня не волновало, могу ли я об этом спрашивать или нет. У меня не осталось страха ни перед Мариком, ни перед прочими членами драконьего рода, и в глубине души я знала, что теперь, когда мы здесь, не нужно будет долго раздумывать, прежде чем задать вопрос или ответить на него. Мы были как два маленьких ребенка, которые сумели отыскать укромное местечко, лишенное всякого присмотра взрослых, чтобы по секрету пошептаться друг с другом в темноте.

– Мы созданы, чтобы приземляться на все четыре ноги. Счастье, что тебя нес я, а не кто-то другой. Я не знаю никого из моего народа, кто хотя бы изредка прибегал бы к такому способу приземления.

– А ты к нему прибегал?

Удивительно было видеть, как столь благородное и воистину устрашающее существо пытается выглядеть кротким.

– И не раз. Ланен, ты изобличила меня. Но пойдем же, а то ты замерзла. Мои чертоги совсем рядом, и если ты соберешь хворосту, я разожгу тебе огонь, и уж тогда поведаю, как я научился этому.

Оглядевшись, он заметил большое бревно.

– Для начала хватит и этого, – пробормотал он, после чего без труда подхватил бревно зубами. Когда он попытался что-то сказать, держа его в пасти, меня чуть смех не разобрал. Тогда он посмотрел на меня с выражением, которого я не сумела понять, и двинулся по направлению к темному склону холма.

Я насобирала немного сучьев, все еще смеясь. Конечно, того ствола молодого деревца, который он подобрал, хватило бы чуть ли не на всю ночь, но мне тоже хотелось казаться хоть в чем-то полезной. Кроме того, я все еще пыталась разобраться в собственных чувствах. Я следила, как существо, к которому я питала такую любовь, шагает на своих четырех лапах, то и дело поднимает и вытягивает широкие серебристые крылья, занемевшие во время полета, и волочет за собою длинный хвост.

На мгновение он показался мне огромной крылатой ящерицей, и я почувствовала отвращение.

Тут он обратился к моим мыслям все тем же прекрасным голосом, дивно звеневшем в моем сердце:

«Вход здесь, под прикрытием деревьев. Я подожду тебя».

Я облегченно вздохнула. Он вновь был Кордэшкистриакором, существом древним и необыкновенным, и для меня не имело значения, каким он обладал обликом, я любила больше его душу.

Я последовала за ним к склону холма, удаляясь от поляны, на которой мы приземлились. В небе светили лишь звезды, но ночь была настолько ясной, что их света казалось вполне достаточно. Озерцо, которое я приметила сверху, было открыто небу, являя звездам их чудесные отражения.

Акор проследовал к двум самым высоким деревьям. Они росли одно подле другого и при свете звезд казались стражами или старыми друзьями, что стояли здесь, наблюдая друг за другом, многие годы. Он остановился перед ними и, наклонив голову, проскользнул меж стволов. Я была поражена: мне казалось, там для него слишком узко. Но приблизившись, поняла, что на самом деле расстояние между деревьями не менее пятнадцати локтей, хотя их могучие вздыбленные корни загромождали это пространство почти полностью. Для кого-нибудь другого из рода, не знающего хитросплетений этих корней, наверняка было бы непросто пробраться туда. Даже мне они доставили немало неудобств, когда я принялась карабкаться через них во тьме, освещенной лишь звездами.

Сразу же за деревьями в скале открывался низкий и узкий проход, не шире расстояния между древесных стволов; впрочем, для меня он оказался достаточно высоким – я могла стоять во весь рост, и при этом над головой оставалось еще порядочно свободного места. Я и по сей день ума не приложу, как Акор умудрялся входить и выходить через этот лаз, но проделывал он это без особого труда.

Прежде чем войти, я собралась с духом. Мне никогда не нравились пещеры – сказать по совести, я их побаиваюсь, а тут мне предстояло брести по этому коридору в кромешной тьме неизвестно куда! А дальше ход, небось, еще и расширяется. А может, он и вовсе ведет куда-нибудь к пропасти, а Акор позабыл, что я не умею летать? Я покрепче стиснула охапку хвороста, которую тащила с собой, так что грубая кора едва не оцарапала мне руки, и заставила себя не обращать внимания на подобные глупые мысли.

Я сумела, наверное, сделать всего лишь пять-шесть шагов и остановилась.

Мне стыдно признаваться, но пещера не давала мне покоя: я не могла отделаться от пугающей мысли, что у меня над головой вздымается целая гора из камня. И вместе с бессмысленным страхом в памяти всплывали разные глупые детские сказки, которые я когда-то слышала о драконах. Я в ужасе представила себе, что пол пещеры, возможно, завален человечьими костями и прочей мерзостью, и замерла как вкопанная, боясь пошевелиться.

– Акор! – позвала я слабо. Я пыталась придать своему голосу подобие храбрости, но окончательно потеряла присутствие духа. – Акор, где ты? Я ничего не вижу. Ты там?

Я услышала, как неподалеку от меня что-то зашевелилось. Я так и подскочила, и мысли бешено заметались у меня в голове; бросив хворост, я отступила, прижавшись спиной к стене. Я уже нащупывала свой кинжал, когда до меня донесся его голос, в темноте показавшийся очень громким:

– Ланен, я здесь. Подожди немного, пока я разожгу огонь.

Это был самый долгий момент во всей истории мира: я не могла двинуться ни вперед, ни назад и едва сумела сдержать отчаянный крик, рвавшийся из груди Я, Ланен Кайлар, которая только что парила высоко в воздухе над миром, найдя в себе силы глянуть и позабыть о страхе, сейчас едва не хныкала, очутившись в этом каменном мешке.

Внезапно я услышала громкий треск и быстрый, шумный выдох, и после этого родился свет, подобный первому восходу солнца на заре мира, золотистый, успокаивающий своим ласковым теплом.

Я огляделась. Под ногами я увидела лишь земляной пол. Стены были ровными, а проход оказался довольно коротким. Я вновь могла вздохнуть спокойно: страх мой несколько отступил. Каким все же могуществом обладала обыкновенная темнота! Перестав трястись, я собрала хворост, который рассыпала, и пошла вперед, к свету.

Сперва я видела лишь Акора и огонь, да еще заметила, что вокруг было много свободного пространства. Дышать стало легче. Когда места много, то всегда гораздо проще. Я сложила топливо в кучу возле входа: пока в нем не было надобности – Акор разломил огромное бревно надвое и зажег обе половины.

Потом я огляделась по сторонам.

Что бы вам ни говорили о драконьих логовах, все эти россказни – явное преувеличение или преуменьшение, они в любом случае далеки от истины. Я не увидела ни волшебных предметов, ни венцов павших королей, ни кубков, ни денежных россыпей.

И вместе с тем золота там было больше, чем я могла себе представить. Стены пещеры были покрыты слоем золота толщиной в несколько дюймов (об этом я могла судить по глубокой гравировке, покрывавшей большую часть стен), а поверхность металла была усыпана драгоценными каменьями и инкрустирована перламутром. Да и добрая четверть пола в одном из углов, похоже, была выложена чистым золотом, и оттуда, точно золотая жила, к выходу тянулась дорожка: казалось, металл был живым и стремился вытечь наружу, на солнечный свет.

Должно быть, я застыла в проходе на целую минуту, разинув от изумления рот.

Акор поклонился мне.

– Добро пожаловать в мои чертоги, Ланен. Заходи, обогрейся. Надеюсь, страх твой уже в прошлом? Я не знал, что ты боишься замкнутых пространств. Подобное встречается и среди моего народа, но все же это довольно необычно. Возможно, тебе будет легче, если я скажу, что в этой части потолка пещеры имеется проем. Он ведет прямо вверх и выходит на поверхность холма, на чистый воздух, к звездам и ночному ветерку. Когда взойдет луна, ты сможешь увидеть ее отсюда.

Я встряхнулась. Новость была утешительной, но у меня на языке так и вертелся один вопрос.

– Акор, а что это за место? И почему оно… Почему тут так много… Откуда все это… Зачем тебе… Ох!.. – я сдалась. Я была до того поражена, что не могла как следует выстроить ни слова, ни мысли.

– Ланен, принеси-ка свой хворост сюда, поближе к огню.

Акхор

Я был смущен и слегка расстроен. Я надеялся, что гедри, впервые за всю историю увидевший чертоги кантри, поведет себя иначе. Она казалась ошеломленной. А я-то надеялся, что отблески огня, отражающиеся на кхаадише, всего лишь помогут ей почувствовать себя здесь уютно.

Она не могла отвести от него глаз.

Я уже начал проявлять нетерпение, глядя на нее. Подумать только – отвлечься на такую вещь! Даже детеныши знают, что…

«Акхор, Акхор, – упрекнул я себя. – Она ведь не детеныш. Возможно, она просто никогда раньше не видела кхаадиша».

– Ланен, твой страх все еще преследует тебя? Нет нужды беспокоиться, это всего лишь кхаадиш, обычный металл, подобный прочим. Лишь более красивый и, несомненно, более мягкий, – сказал я, прочертив когтем борозду на металлической поверхности.

В конце концов она все же расслышала в моем голосе осуждение.

– Акор, друг мой, прости меня. Мне совсем иначе хотелось бы приветствовать тебя в твоем доме, – она поклонилась, и взгляд ее теперь был обращен ко мне, как я и надеялся. Нетерпение мое растаяло, словно снег по весне. – Но ведь ты меня не предупредил. Готова поспорить: любой вошедший сюда человек потерял бы дар речи! Акор, я никогда даже слыхом не слыхивала, что в одном месте может быть так много золота. Откуда оно?

– Золота? – переспросил я. Теперь она, в свою очередь, удивила меня. – Кхаадиш – это золото? О Ланен, благодаря тебе я становлюсь несказанно мудрым!

– А что я такого сказала, Акор?

Ланен

Он отвернулся от меня с видом, вполне понятным любому человеку. Мне даже не нужно было спрашивать у него, что он означал.

– Друг мой, прости меня, я вовсе не хотела тебя огорчить. Я что-то не так сказала?

Он ответил мне, не поворачивая головы:

– Во дни, когда наши народы жили вместе, среди гедри возникало множество прений из-за золота. Говорят, они даже убивали друг друга из-за него, – голос его сделался жестче. – Как-то раз один из гедри захватил в заложники девочку и грозился убить ее ради золота. Я не знал, что это такое, когда услышал эту историю, и никто не сумел объяснить мне тогда. Я даже представить себе не мог, что это была за драгоценная и необыкновенная вещь, которую они так сильно желали заполучить и которой владели кантри. Одно время я думал, что, быть может, они называют так наши самоцветы… Теперь я понимаю, почему один из законов гласил в те дни, что мы можем встречаться с гедри лишь на открытом пространстве, но никогда не приглашать их в свои чертоги. Ах, Ланен, твое известие жестоко ранило меня. Из-за такой мелочи!

Я постаралась, насколько могла, сохранять в голосе спокойствие. Мне и невдомек было, что за всей этой чешуйчатой броней скрывается настолько чувствительная душа. Я причинила ему боль, несмотря на всю его силу и собственную слабость.

– Послушай, Акор. Взываю к твоей доброте, поговори же со мной! Почему ты называешь этот «кадиш» мелочью? У меня на родине он ценится очень высоко. Я ни разу в жизни не видела столько богатства. Всего лишь за крохотную долю этого можно было бы купить ферму моего отца, включая всех ее обитателей. Почему ты называешь его мелочью?

– Потому что это так! – Акор говорил с горячностью, какой я до сих пор в его речах не слышала. – Зачем вы приписываете ему такую ценность? Это живые существа обладают ценностью благодаря своим деяниям, словам, мыслям, благодаря созданным своими руками прекрасным вещам – вот что следует ценить, а не какой-то металл! В этом нет смысла, – он вновь повернулся ко мне: глаза его пылали, а самоцвет на голове сиял настолько ярко, что распространял вокруг слабое изумрудное свечение. – Детище гедри, я поведаю тебе правду, какой прежде не знал никто из твоего племени. Этот металл, этот кхаадиш – часть моего существования, он постоянно неразрывно сопровождает мое племя; но при этом все мы знаем, что, кроме как за красоту, его больше не за что ценить. Для нас это естественно, Ланен. Там, где мы спим, земля всегда превращается в это вещество.

Я не говорила ни слова, силясь осмыслить его речи. Акор смотрел на меня выжидаючи.

– Земля превращается? – переспросила я наконец. – Но почему?

– На это нет ответа, такое просто происходит. Там, где спят кантри, земля обязательно превратится в кхаадиш. Таков ход вещей.

Хвала Владычице, напряженность с него несколько схлынула. Он даже издал негромкое шипение, означавшее смех, добавив при этом:

– На наш взгляд, на нем лежать удобнее всего – это к слову. Некоторые считают, что земля слишком страдала бы от нашего жара, не будь она защищена кхаадишом; другие полагают, что все дело в нашей броне, она каким-то образом вступает во взаимодействие с землей, порождая это вещество. Не важно. Главное, что так происходит, – он переменил положение и уселся на пол, поставив передние лапы перед собой, отчего приобрел строгий вид и спросил меня: – Зачем твой народ придает столь огромную ценность этому ничего не стоящему металлу, что вы готовы убивать ради него?

Мне хотелось бы дать ему вразумительный ответ, но я могла лишь сказать правду.

– Я не знаю, – ответила я искренне. – Разумеется, он красив, ты и сам воспользовался его красотой, чтобы украсить свою пещеру, но, помимо этого, я не вижу в нем ничего ценного. Мой от… Хадрон разводил лошадей, и в глазах других людей они были необычайно ценны. Мы меняли их на товары или брали за них серебром, а изредка и золотом – оба металла позволяли нам купить лошадям корм, а себе кое-что из имущества, потому что другие люди всегда готовы обменять на эти металлы свой товар. Но какими бы ни были грехи Хадрона, он никогда не питал к золоту страсти. Он лишь заботился о своих лошадях.

Акор все молчал.

– Я никого из-за золота не убивала, Акор, и не ставила его превыше всего на свете. Мне жаль, что оно явилось причиной неприязни между нашими народами, но разве это было единственной причиной? Вот что я скажу: не стоит переносить на меня деяния, совершенные другими.

Он вновь переменил положение и, наклонившись ко мне, проговорил с раскаянием в голосе:

– Прости меня, малышка. Ты совершенно права. Мне следует хотя бы иногда помнить, насколько быстро протекают ваши жизни, с тех пор в твоем племени сменилось множество поколений. Это все равно, как если бы ты начала приписывать мне вину за решение, принятое перворожденными. Я прошу у тебя прощения, Ланен. Тебе нужно постоянно напоминать мне об этом.

Пламя костра начало тускнеть. Драконий огонь, похоже, был жарче обычного: огромное бревно уже почти полностью сгорело. Впрочем, оно сослужило свою службу – холод, пробиравший меня, отступил, и сейчас мне было тепло и уютно.

– Разве твоему огню не требуется еще дров, малышка? – спросил Акор.

Тогда-то я и совершила один из самых смелых и (хотя я этого и не осознавала) мудрых поступков в своей жизни.

– Нет, – сказала я. – Пускай гаснет. Тогда меня не будет ослеплять ни вид этого места, ни ты сам, – я усмехнулась, глядя на него. – Самые лучшие разговоры в моей жизни происходили ночью, при погашенных светильниках. У меня нет одеяла, но за него вполне сойдет и плащ, а если ты позволишь мне сесть рядом с тобою, я, скорее всего, не замерзну, – я огляделась. – Я все так же не люблю пещер, но думаю, что ты не допустишь, чтобы на меня тут что-нибудь набросилось.

Наградой мне было облако пара. Несмотря на мое удивление, тепло от него было просто чудесным, хотя при этом в пещере стало довольно-таки влажно. Для себя я открыла, что таким образом Акор выражает громкий смех.

– Храбрые речи, Ланен, отлично! Да не войдет сюда ни одно существо, ни большое, ни малое, ибо сам Акхор Серебряный царь охраняет здесь женщину из рода гедришакримов!

И сам воздух пещеры словно очистился от древнего гнева, от безрассудства предшественников – от всего, что не относилось ни к кому из нас. Смех – самое могущественное средство.

Когда огонь погас, мы устроились поудобнее. Я поразилась сама себе, обнаружив, как играючи велю ему убрать хвост, переместить крыло то в одну сторону, то в другую, чтобы мне было удобно сидеть. Думаю, он тоже был слегка удивлен, но его это еще и забавляло; я решила, что и у драконов, верно, при дружбе многое позволяется. Мы оба свернулись друг подле друга на краю золотого пола пещеры, на котором мне, между прочим, вовсе не казалось уютно, под самым проемом, что открывал над нами небо. Я сидела, прислонившись к его теплому боку, завернутая в плащ. Голова Акора покоилась у него на передних лапах, крылья он сложил назад, чтобы они не мешали мне. Мы следили, как по стенам скользят последние блики умирающего огня, и наслаждались уже тем, что мы вместе, мы верили, что подобное не было ведомо больше никому из наших народов.

– Тут очень красиво, Акор, – произнесла я тихо. – Я хотела сказать тебе об этом. А отблески огня на зо… на кадише, кажется, источают тепло и успокаивают.

– Я рад, малышка, – он устремил на меня взгляд своих бездонных глаз. – И я рад также, что страх, преследовавший тебя, отступил. Не поговоришь ли ты со мною об этом?

Только не сейчас, прошу тебя. Чуть позднее, подожди немного. Все так прелестно, и я не хочу нарушать этой прелести.

Хорошо. Тогда о чем же мы будем говорить сейчас, окруженные такой прелестью после долгих веков разлуки?

Я улыбнулась.

– Для начала скажи: что же такое заставляло тебя и раньше прибегать к подобному приземлению?

Он рассмеялся, как я и предполагала. Мило и ласково.

– Это было из-за глупости, о чем ты, думаю, догадываешься, – ответил он. – Мне пригрезилось… Я пробуждался ото сна (своего последнего вех-сна) и был обуреваем ферриншадиком; я чувствовал, что если не предприму что-нибудь, то взорвусь от переполнявших меня чувств. И я представил, будто у меня есть друг-гедри, который мечтает полетать…

Ему пришлось объяснить мне, что такое ферриншадик; оказалось, подобное чувство знакомо и мне, и я рада была узнать, что кто-то придумал для него особенное слово. Что касалось его умения приземляться стоймя, то, судя по всему, он весьма им гордился, хотя на первый взгляд могло показаться, что он не придает этому особого значения.

– Это довольно неуклюжий способ посадки, но он вполне годится, – в голосе его мне послышалась усмешка. – Хорошо еще, что ты не видела, как я в этом упражнялся. А то никогда бы не согласилась покинуть твердую землю…

Огонь догорал.

– Может, и вправду не согласилась бы, – ответила я. – Мне даже до сих пор не верится, что я летела. Это было чудесно.

– Жаль, что у тебя нет крыльев, Ланен. Думаю, настоящий полет доставил бы тебе гораздо больше удовольствия.

И я вздохнула, мечтая о крыльях и чешуйчатой броне – и о Ветрах, что вознесли бы меня ввысь.

Акхор

Она набрала полную грудь воздуха и резко выдохнула. Выглядело это очень странно. Мне необходимо было выяснить.

– Что это обозначает?

Она помолчала немного.

– Это называется вздохом, – ответила Ланен с каким-то унынием в голосе. – Я не уверена, что могу объяснить тебе, что он означает, хотя я вроде бы слышала, как ты и сам испустил подобный же звук совсем недавно. Я сидела и мечтала о крыльях, о полете и о том, что недурно было бы стать… одной из представительниц твоего Рода, и понимала, что это совершенно невозможно. Такая мысль слега удручила меня: мне было жаль, что с этим ничего нельзя поделать. Вот и все.

От костра остались лишь пылающие угли, все еще ярко-красные и горячие; глядя на них, я слышал подлинную грусть, исходившую из ее сердца;

– Прости меня, дорогая Ланен, но я должен спросить тебя еще кое о чем. Ты ведь понимаешь, что между нами больше не должно быть секретов. Молю тебя: поведай мне о своей печали и о страхе, что омрачил нашу с тобой сегодняшнюю встречу.

– Ты прав, сейчас самое время.

Она рассказала мне историю о Маран и Марике – так же, как ей рассказывал Джеми, а затем и все остальное, произошедшее с тех пор, как она ступила на остров; в заключение она поведала мне о непреодолимом колдовском соблазне и своем побеге на свободу.

– Они ведь почти добрались до нас, мы едва успели улететь, да? – спросила она, и в голосе ее слышался притуплённый ужас.

– Я удивлюсь, если они не видели, как мы улетели.

– Когда я вернусь назад, они схватят меня. Я все еще не уверена, хочет ли этого Марик, но подозреваю, что меня или убьют, или живьем отдадут ракшасам, – подняв руки, она закрыла ими лицо. – О мой друг, прости меня, я вовсе не хотела впутывать тебя в эту свистопляску. Она не имеет к вам отношения, а теперь мы оба нарушили законы твоего народа.

– Твоя жизнь подвергалась опасности, разве не так?