Текст книги "Эхо драконьих крыл"
Автор книги: Элизабет Кернер
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
Глава 4БОЛЬШАЯ ЯРМАРКА В ИЛЛАРЕ
– Вот он, трактир «Белая Лошадь», – сказал Джеми. – Хадрону он всегда нравился. Только веди себя так, как было задумано. Можешь мне поверить: во время ярмарки илларские корчемники, видя незамужнюю женщину, зашедшую к ним на постоялый двор, считают это дурным предзнаменованием. Тебе отведут наихудшую каморку в заведении, если посчитают, что ты одна. Ребят с лошадьми я устрою на ярмарочной площади, да и для себя подыщу местечко там же.
– Ты точно не хочешь остаться здесь, со мной?
– И пропустить все самое интересное там? Нет уж, даже ради тебя не останусь, – ухмыльнулся он.
– Тогда до встречи. Я сто лет уже не мылась – все бы сейчас отдала за горячую ванну. Увидимся за ужином.
Я проследила взглядом, как Джеми с работниками увел прочь лошадей, – несмотря на все наше к ним внимание в дороге, от усталости животные выглядели сейчас даже хуже, чем я. Скверно было с моей стороны взваливать предстоящую работу на плечи спутников, но все мы знали, что лошади будут вести себя лучше, если меня поблизости не окажется. Я вся так и трепетала при мысли, что наконец-то я в Илларе; но лошадям, очутившимся в этом странном для них месте, не хватало только почуять мое возбуждение.
Я повернулась к трактиру. Дурное предзнаменование, значит? На всякий случай я заранее сменила свои грязные гетры на одну-единственную юбку, что у меня оставалась. Отыскав для Тени свободное стойло в конюшне, я направилась прямиком к главному входу. Итак, представление начинается!
Я собралась с духом и вошла. После яркого послеобеденного солнца мне показалось, будто я вступила под своды пещеры.
Не люблю пещер.
– Что угодно, сударыня? Проходите, проходите. Чем могу служить вашей милости?
Может, речь его и была несколько слащавой, но все же это было не то, чего я опасалась. И никогда прежде меня не называли «сударыней».
Глаза мои быстро привыкли к полумраку. Хозяин трактира ростом оказался пониже меня, зато вширь окупал с лихвой. Наверняка все трактирщики происходят родом из какого-то общего места – все они одного покроя.
– Мне нужна комната на ночь и ужин на двоих человек, – сказала я негромко.
– Конечно, сударыня, – от его ухмылки мне вдруг захотелось умыться чистой водой. – Но, боюсь, у меня почти нет мест – ярмарка ведь, сами понимаете. Осталась лишь одна комната, зато самая лучшая. За нее я прошу не меньше серебреника.
Одна серебряная монета равнялось двенадцати медным – за такую цену можно было нанять хорошего работника сроком на шесть дней. Это был просто грабеж.
Я поборола в себе желание сразу же согласиться: даже если я и могу сейчас позволить себе заплатить столько, что из того!
– Один серебреник за неделю? Это справедливо, – сказала я с невинным выражением лица.
Трактирщик рассмеялся. Бр-р!
– Нет-нет, сударыня. Серебреник за ночь.
– Серебреник за две ночи, да в придачу с завтраком и ужином
на двоих, – ответила я. – Если такая цена вас не устраивает, я думаю, в городе наверняка найдутся и другие гостиницы.
Это было вдвое больше, чем он мог получить за любую из своих комнат, и он это прекрасно понимал.
– Хорошо, сударыня. Как скажете, – он проскользнул вперед, показывая мне путь наверх. – Комнатушка премиленькая, право слово: светлая, и не душно, да и места вам там обоим хватит. К тому же балкончик с видом на реку – чего уж больше-то…
Как я ни старалась, я не смогла скрыть усмешки.
– Уверена, что мне понравится. Велите, пожалуйста, доставить наверх большую лохань и много горячей воды, чтобы хватило двоим.
– Да, сударыня. А ужин будет готов сразу же, как изволите спуститься. Повар мой отменно готовит жаркое, и хлеб у меня самый свежий, утренний. Останетесь очень довольны. А теперь извольте сюда – вверх по лестнице.
Он провел меня по узкой лестнице наверх, и мы зашли за угол.
– Ну вот: комнатка большая, светлая – все, как я вам и обещал, – сказал он, отпирая мне дверь. – Вы ведь на ярмарку пожаловали? Издалека?
– Да, – ответила я, оглядывая комнату. Она и впрямь оказалась светлой и, похоже, неплохо проветривалась; потолок был достаточно высок, что позволяло мне стоять выпрямившись, а постель – хвала Владычице! – выглядела достаточно длинной, так что на этот раз ноги мои хотя бы не будут свисать, вздумай я их вытянуть.
– Полагаю, ваш муж сейчас в конюшне, размещает лошадей? – сказал трактирщик. Вопрос был задан всего лишь в шутку.
Ну-ну.
– Я завела свою лошадь в конюшню до того, как вошла. Ваш конюх, кажется, неплохо знает свое дело.
Хозяин нахмурился.
– Но тогда где же – прошу прощения, сударыня, – где же ваш супруг?
– У меня нет супруга, – ответила я. Когда он попытался было возразить, я его оборвала: – Я ведь не говорила вам, будто я замужем. Вы сами так решили, не успела я войти. – Я была страшно довольна собой, видя, как у трактирщика отпала челюсть. – Я в пути вот уже добрых две недели, если вас это так интересует, и горячей воды мне понадобится на два раза: сперва вымыться самой, а потом постирать одежду. Я договорилась встретиться здесь с одним своим знакомым, с ним я и поужинаю – думаю, он не откажется разделить со мной и завтрак. А вы очень любезны. – Он раскрыл было рот, чтобы опять возразить, но я говорила без остановки: – Нет, я не собираюсь переселяться из этой комнаты в какую-нибудь каморку под самой крышей. Мне вполне нравится и здесь, а серебро мое не хуже, чем у любого другого постояльца. Так что велите принести мне воды для ванны и бутылочку вашего лучшего вина. Позже я спущусь вниз.
И прежде чем он смог что-либо сказать или хотя бы подумать, я выставила его за дверь и задвинула засов.
Я немного подождала, пока не услышала, как он, ругаясь себе под нос, принялся спускаться по лестнице – и тут расхохоталась. Пару дней назад, когда мы останавливались в одной деревенской корчме, я вела себя вежливо и в итоге оказалась в такой комнатенке, где едва могла выпрямиться в полный рост. А все потому, что хозяин обнаружил, что я путешествую одна. На этот раз все обернулось значительно лучше. Комната моя была чистой и хорошо прогретой солнцем; к тому же и в самом деле имелся небольшой балкончик, на котором хватило бы места для маленького креслица, что стояло у кровати. Я подумала, что если помирюсь с трактирщиком, то, может быть, останусь здесь до тех пор, пока не решу, что же мне делать с обретенной не так давно свободой.
Тут мне доставили мою ванну: большую проконопаченную лохань и шесть вместительных ведер с горячей водой, от которых клубами поднимался пар. Вылив три ведра в лохань, я и сама последовала туда же, с глубоким вздохом облегчения погружая ноющее тело в воду. Я откинулась на спину, свесив ноги наружу, позволяя жару проникнуть до самых костей, столько натерпевшихся за последнее время, и вдыхая пар, словно это были изысканные благовония. «Вот что хуже всего в путешествиях, – думала я, наслаждаясь горячей водой, – уж очень редко выпадает возможность принять ванну». Пахнуть лошадьми, конечно, тоже неплохо, если это ненадолго; я же не лежала в горячей ванне почти целую неделю. Меня уже тошнило от лошадей.
К тому времени, когда я вымылась, обсохла и отстирала большую часть грязи с одежды, солнце уже зашло. Я надела запасную льняную рубашку и чистые штаны, которые были у меня припрятаны на такой случай, и с некоторым изумлением поняла, что чувство глубокой удовлетворенности вернулось ко мне в основном именно из-за того, что я всего лишь наконец-то чисто вымылась.
Я взяла бутылку вина и грубую чашку – все это принесли мне вместе с водой для ванны – и устроилась в креслице, поставив его на балконе. Передо мной широко раскинулась Иллара, готовая укутаться ночным мраком. Свет едва взошедшей луны покрывал город, словно голубоватая глазурь, и лишь в одном месте будто бы мерцало серебро – там, где лунный свет падал на водную гладь реки Арлен, медленно катившей свои воды вперед, чтобы слиться с рекой Кай. Почти в каждом окне горел свет – словно само небо, полное звезд, прилегло отдохнуть. Полная тихого восторга, я рассмеялась. Я так давно об этом мечтала, гадая, каково же это – жить в городе? Я и представить себе не могла, что тут будет столько огней.
Первые звезды замерцали на небе, и я потянулась в кресле. Длинные ноги, длинное тело, широкая спина, сильные руки… Джеми всегда говорил мне, что я довольно хороша собой, однако зеркало явно утверждало обратное – красавицей я себя не считала. Впрочем, если я и вправду была как Маран, – «настолько живой – вот что замечалось в ней прежде всего; и рядом с ней другие были что свечки рядом с солнцем», – тогда я, пожалуй, могла еще примириться с этим. По крайней мере, я гордилась своими волосами. Сейчас, распущенные, они раскинулись по плечам и сохли после мытья. Густые и длинные, цветом они напоминали зрелую осеннюю пшеницу, а когда были чисто вымытыми, то струились до самой талии, словно водопад темного золота. И у меня были такие же глаза, как и у моей матери-северянки, – серые, словно северное небо.
Холодало. Я знала, что надо бы зайти в комнату, но слишком уж радовали меня цвета ясной, безоблачной ночи. Давно уже я не ведала подобного покоя. Я откинулась в кресле, позволяя свету восходившей над Илларой луны свободно струиться по моему телу. Это была моя первая ночь в городе, и я старалась сохранить ее в памяти. Завтра к полудню я получу треть полагающейся мне прибыли и буду вольна остаться здесь или отправиться, куда пожелаю.
Такая мысль по-прежнему казалась мне немного невероятной. Тяжелый кошель сбоку, тщательно собранные переметные сумы со спрятанным в них серебром – все это словно превратит меня в другого человека. Не будет больше ни раздражительной девицы из Хадронстеда, которой всю жизнь пренебрегают, ни бедной, истомившейся, состарившейся раньше времени фермерши, живущей одиноко, без мужа. Мне будет не хватать Джеми – теперь даже больше, чем когда-либо, – но как только мы расстанемся, я смогу принадлежать самой себе, и передо мной будет расстилаться весь Колмар, который я смогу исследовать по-настоящему, а не в мечтах…
Я потягивала вино маленькими глоточками. Какое же все-таки блаженство быть чистой и сухой, когда тебя ждет настоящая постель, в которой можно выспаться как следует! Я могла бы задержаться здесь еще на пару дней, вдоволь насладилась бы ярмаркой – а мужики пускай катятся… Куда – я пока еще наверняка не решила. Теперь, когда передо мною лежал весь Колмар, выбор казался бесконечно огромным…
Тут до меня дошло, что выкидываю невесть что, и я усмехнулась.
– Вот уж не думала, что ты такая, девочка моя, – сказала я вслух. – Все еще чего-то выжидаешь? Хочешь повидать Колмар, а сама только и ждешь, чтобы сон твой продлился еще чуть-чуть подольше? Дура, – я встала и оперлась на ограждение балкона; сердце мое быстро колотилось, и я продолжала разговаривать сама с собой: – Хватит. Не буду больше ждать. Если мне и в самом деле суждено стать Ланен Кайлар, я должна последовать зову сердца. Сейчас почти конец осени. Если, благодаря какому-то чуду, в нынешнем году вдруг намечается плавание к Драконьему острову, корабли все равно не выйдут в море раньше чем через несколько недель. Я смогу добраться до Корли довольно быстро. Наверняка еще до того, как они отплывут.
Такие мысли придали мне уверенности, и я уже считала, что для меня это как раз плюнуть. Не было смысла сидеть тут и ждать. Я вполне могу и пропустить закрытие ярмарки (вот только дождусь, пока продадим всех лошадей) и тогда сумею добраться до Корли вовремя и выясню, не решился ли какой-нибудь слишком смелый или слишком отчаянный купец послать в море корабль, бросив вызов жестоким бурям. В Корли смельчаки (или глупцы) имели обыкновение всходить на борт судов, отправляющихся к Драконьему острову раз в десять лет, когда бури немного стихали и корабли могли бы проплыть туда.
Я прекрасно знала, что нынешний год был как раз тем самым, одним из десяти; однако до меня пока не доходило слухов о том, что подобное рискованное предприятие и в самом деле замышляется. Так что лучше было выяснить все прямо здесь, в Илларе, чем понапрасну пересечь Илсанское королевство.
Я рассмеялась от полнейшей радости и какого-то восхитительно-пугающего трепета, будоражившего мне кровь. Я не могла усидеть на месте – мне нужно было что-то сделать – и я пустилась в пляс. В движениях моих не было и намека на изящество – я плясала и подпрыгивала так же, как пляшут жители Межного всхолмья перед походом на войну; один странник, забредший как-то в Хадронстед, научил меня этой пляске в уплату за ужин. Танец сплошь состоял из резких движений, сопровождавшихся подпрыгиваниями в воздух и громким топотом ног по полу, – именно это мне сейчас и было нужно. Я затянула было песню, которой положено было сопровождать такой танец, как вдруг услышала (не сразу) громкий стук в дверь.
– В чем дело? – выкрикнула я, направившись к двери. Тонкий, испуганный голосок ответил:
– Хозяин вежливо просил сказать госпоже, чтобы она притихла, потому что ужин…
Тут я распахнула настежь дверь.
– …ужин внизу уже подан, – закончила молоденькая горничная, судорожно сглотнув. Она была маленькой и хрупкой, и по выражению ее лица было видно, что хозяин и не думал предупредить ее, что я могу ей показаться просто огромной. Бедняжка.
Я улыбнулась ей.
– Спасибо, девочка, – сказала я мягко. – Скоро я спущусь. И будь добра, когда твой хозяин в следующий раз пошлет тебя утихомирить кого-нибудь из гостей, постарайся не так громко колотить в дверь. Будет вполне достаточно, если ты просто скажешь, что прочие посетители нуждаются в отдыхе или что, по установленному распорядку, петь песни можно лишь в общей зале. Это будет выглядеть не так грубо.
– Д-д-да, сударыня, – ответила девочка. Она поспешила раскланяться и кинулась сломя голову вниз по лестнице, словно за ней гнались.
Рассмеявшись, я закрыла дверь и попыталась привести себя в порядок. Бедняжка выглядела такой напуганной. Случайно увидев свое отражение в зеркале, я вновь безудержно расхохоталась. Всклокоченные, не просохшие до конца волосы торчали в разные стороны, глаза все еще сверкали от возбуждения – словом, выглядела я совершенно по дикому. С превеликим трудом я расчесала волосы заново и собрала их в косу, а на талии застегнула пояс. Здешнее вино, конечно, было отменным, но при одной лишь мысли о еде у меня потекли слюнки. Нам с Джеми пришлось в этот день обойтись без обеда – очень уж мы спешили добраться до Иллары, – а от утренней трапезы у меня остались лишь смутные воспоминания: завтракали старым черствым хлебом да еще более давнишним сыром.
Я уже наполовину спустилась вниз, как вдруг кое о чем вспомнила. Вернувшись в комнату, я взяла свой тонкий клинок в ножнах и сунула его за голенище сапога. Я знала: Джеми обязательно проверит.
Жадно вдыхая доносившийся до меня аромат жареного мяса и свежего пива, я устремилась вниз по лестнице.
Спустившись в общую залу, я увидела, что Джеми уже ждет меня за столом по ту сторону очага.
– Ну, как тебе тут нравится, девочка моя? – осведомился он у меня, подавая знак хозяину трактира.
– Тут чудесно, Джеми. А ты точно решил или, может, передумаешь? Мне представить больно, что тебе придется довольствоваться конюшней, в то время как я купаюсь в роскоши!
Джеми усмехнулся – морщины четче обозначились у него на лице. Я тоже было улыбнулась, как вдруг в голове у меня мелькнула внезапная мысль, повергшая меня в полное отчаяние: нежданно-негаданно я по-настоящему осознала, чем чреваты все мои замыслы. Я воззрилась на Джеми, стараясь запечатлеть в памяти его милый образ. Хадронстед я покинула с радостью, об Илларе тоже не собиралась жалеть, но как тяжело будет мне расставаться с Джеми! Он был последней частичкой моей прошлой жизни – лучшей ее частью; вплоть до нашего путешествия он оставался для меня единственной и самой дорогой живой душой. А теперь… Но тут я встряхнулась: он что-то говорил мне.
– А если меня там не будет, как же я смогу вызнать, за сколько сойдут все наши лошади?
– Ну что ж. Тебе наверняка виднее, – сказала я тихо.
Он собрался было что-то сказать, и я знала: сейчас он поинтересуется, чем я так обеспокоена, и почувствовала, что не выдержу этого – теперь уж точно. Я заставила себя улыбнуться и продолжала:
– Кстати, все удалось как нельзя лучше. Трактирщик так и не смог толком понять, на что напоролся: я выставила его за порог прежде, чем он успел что-либо возразить. У меня теперь самая лучшая комната, а там… А, мое почтенье! – сказала я с довольным видом, когда сам хозяин подошел к нам с двумя кружками пива и кувшином.
– Девчонка принесет вам ужин, скажете ей, ежели что еще будет надобно, – проворчал он и удалился.
Я наклонилась к Джеми:
– Знаешь, по-моему, я ему не нравлюсь. Джеми скорчил ухмылку.
Ужин нам доставили чуть позже – его принесла та же девочка, что позвала меня вниз. Я улыбнулась ей:
– Не такая уж я и страшная, когда сижу, правда, милая? Она тоже улыбнулась и с доверием, свойственным ее возрасту, ответила:
– Ваша правда, тетенька. Вам, глядишь, все равно, да только вы мне нравитесь гораздо больше, когда сидите молча, нежели когда стоите и горланите песни.
Мне пришлось пихнуть Джеми, чтобы заставить его прекратить смеяться.
За ужином мы обсуждали предстоящую продажу лошадей. Джеми посвятил меня в некоторые тайны ярмарочной торговли: где лучше всего разместить лошадей, чтобы их приметили самые богатые из покупщиков, когда лучше подлавливать заинтересовавшихся в товаре посетителей, как выгоднее всего вести торг.
– Лучше предоставь это мне, по крайней мере поначалу.
– Джеми, может, я и не слишком много путешествовала, но уж торговаться-то я умею – в деревне я с восьми лет этим занималась.
– Иллара не деревня. Тут есть торгаши, способные запросто сбыть детскую одежонку даже старухе. Сперва посмотри, как я буду вести себя хотя бы с первыми двумя покупщиками. А потом мы разделим обязанности и будем стараться вовсю. Договорились? – спросил он, протягивая'мне руку.
Я поднесла руку ко рту, чтобы, по деревенскому обычаю, плюнуть на ладонь, но он поймал меня за запястье.
– Первое правило заключения сделок в Илларе – не плюй на руку. Для городских жителей это страшное оскорбление.
– А руки они пожимают? – спросила я.
– А как же! Только никаких плевков. Договорились?
– Идет, – ответила я, протянув ему руку, и заметила, что Джеми пожал ее не один раз, а дважды. Еще один полезный намек. Еще одно новшество, которое следует запомнить, если я собираюсь влиться в иную среду. Вновь я почувствовала дрожь от возбуждения. Как здорово, что я наконец-таки в Илларе и впереди меня ждет Корли, а прошлая жизнь осталась позади.
Словно прочтя мои мысли, Джеми спросил:
– Ты отправишься вскоре после ярмарки?
– Думаю, да, – ответила я, смущенная оттого, что самые разнообразные переживания так и кипели во мне.
Мои мечты простирались прямо передо мной, озаренные отблесками огня от незнакомого мне очага; но огонь освещал и лицо человека, столь мною любимого. Мы были вместе последнюю ночь – а ведь раньше никогда не расставались дольше, чем на месяц, когда Джеми уезжал на ярмарку. И ему лучше любого другого были ведомы мои чувства.
– Я собираюсь осуществить это, Джеми. Я намерена отправиться к Драконьему острову, если только это возможно. Завтра я пойду к реке и выясню, не слышно ли там о каком-нибудь корабле; может статься, лодочникам известно о ком-нибудь, кто осмелился затеять такое путешествие в нынешнем году. В любом случае, я намерена отправиться в Корли как можно скорее. Ты не знаешь, долог ли туда путь? Я как-то никогда этим не интересовалась.
Он опять посмотрел на меня, словно оценивая, и негромко сказал:
– До Корли немногим меньше двух месяцев, если путешествовать посуху. Дороги там неважные – я, правда, давно по ним не ездил, однако не думаю, что с тех пор наш старый король хоть как-то о них позаботился. В последнее время до меня не доходило слухов о каких бы то ни было распрях между мелкими вельможами, и это явно к лучшему: обычно они к зиме стараются не затевать громких свар. И все же наиболее подходящий и самый безопасный путь – ехать вдоль берега реки. Если воспользоваться этой дорогой, то можно в три недели, не торопясь, достичь Кайбара, где сливаются реки, а оттуда лишь немного дальше до Корли.
Почти два месяца!
– А нельзя ли как-нибудь побыстрее, Джеми? Год-то идет на убыль. Если они там и собираются в плаванье, то в моем распоряжении самое большее – недели четыре или, может быть, пять. Да я и не думаю, что путь туда настолько долог…
– Уж мне-то поверь. А если еще зарядят дожди, то дорога получится чуть ли не вдвое дольше, а дожди непременно будут, – он покачал головой и криво усмехнулся.
– Наверное, это у тебя в крови: твоя мать тоже всегда стремилась во что бы то не стало отправиться в дорогу непременно до начала зимы. Однако есть и другой путь, – он немного помолчал. – Если воспользуешься речным баркасом и поплывешь по реке, то доберешься до места вдвое быстрее. Правда, тебе придется оставить свою лошадь.
– Оставить Тень? – переспросила я, хотя сама уже поняла, что этого не избежать.
– Или продать, – продолжал Джеми. – Если ты собралась отправиться из Корли на корабле, тебе все равно придется продать ее или снять для нее отдельную конюшню на время твоего отсутствия.
Так далеко я еще не загадывала, и это меня опечалило.
Не могла я продать Тень. Она была тем последним, что связывало меня с прошлым, и я никак не могла обречь ее на подобную участь.
– Джеми, ты заберешь ее назад с собой? Она может везти твою поклажу, и… – Джеми заулыбался. – Ну да ладно. Я не смогу перенести, если она останется здесь, в Илларе, – у нее ведь тоже есть свой дом. Когда я вернусь назад, я приеду за ней и расскажу тебе о всех моих приключениях. Идет? – я протянула Джеми руку.
Джеми пожал ее, а я дважды ответила на его рукопожатие. Он рассмеялся.
– Ты делаешь успехи, девочка моя. Будь и впредь такой же наблюдательной, и тогда никто не сумеет тебе противостоять, – он допил содержимое своей кружки и, зевнув, поднялся из-за стола. – Я пойду. Нам завтра спозаранок нужно приступать к делу. Смотри, не забудь прийти засветло: поможешь нам подготовить лошадей для продажи.
Я кивнула. Он нагнулся ко мне и поцеловал в лоб.
– Ладно, спи спокойно, Ланен Кайлар. Я усмехнулась, посмотрев на него.
– И тебе покойного сна, старый разбойник.
– Не такой уж и старый, – ответил он, делая вид, будто собирается дать мне затрещину. Я притворилась, словно уклоняюсь, после чего он покинул залу.
Я сидела молча и допивала свое пиво, уставившись в огонь. Что происходило вокруг, я не слышала, пока сзади меня вдруг не прозвучал чей-то голос:
– Вечер добрый, госпожа. Я вижу, ваш сотрапезник покинул вас, а меня покинул мой. Не люблю пить в одиночестве. Не могу ли я присесть к вам?
Тот самый голос!
Это были самые волнующие звуки на свете. Голос этот принадлежал мужчине из моих ночных грез – как и из грез любой женщины – негромкий, средний по высоте и до того мелодичный, что им можно было не говорить, а петь; неторопливость и размеренность этого голоса звучали для меня так, будто сулили долгие и медленные ночи, полные наслаждения. Я бы не смогла не откликнуться на него даже во имя спасения своей собственной души.
В изумлении я повернулась. Передо мной стоял высокий худощавый мужчина со светлыми золотисто-рыжими волосами, глазами цвета весенней травы и прекрасным ястребиным носом. Он и по виду был весьма красив, но с голосом его попросту ничто не могло сравниться.
– Конечно, – ответила я, стараясь, чтобы мой собственный голос звучал ровно. – Прошу, – я указала на стул напротив.
Он уселся передо мной; изящные его движения напоминали кошачьи.
– Благодарствую, госпожа. Позвольте, я закажу вам еще выпить, – он сделал знак, подзывая трактирщика. – Вы сюда приехали на ярмарку? – спросил он, улыбнувшись.
– Д-да, да. Я привезла лошадей. На продажу. Это будет завтра, – ответила я, запинаясь.
Я ошиблась: было нечто, что могло сравниться по красоте с его голосом. Это была его улыбка. Она переменила его лицо, и без того достаточно красивое, – теперь же эта красота была просто удивительной: она очаровывала и притягивала. Я была сражена, точно зеленая девчонка. Закрыв глаза, я попыталась собраться с мыслями.
– Завтра мы с товарищем продаем хадронских лошадей, – сказала я, стараясь не произвести впечатление деревенской дуры.
Но я не могла все время сидеть с закрытыми глазами, тем более что его лицо было прямо передо мной.
Хадронских лошадей? Что ж, удача все еще сопутствует мне. Я ищу кобылу для… для легкой езды. Не могли бы вы мне предложить одну?
На этот раз, прежде чем ответить, я тщательно сосредоточилась.
– Есть одна небольшая каурая лошадка с хорошим, ровном шагом. Правда, она годится только для женщины: на вас у нее, пожалуй, не хватит сил.
Он вновь улыбнулся.
– Так ведь мне как раз и надо для женщины. Итак, – произнес он и, опершись на локоть, приблизил ко мне лицо настолько, что почти коснулся меня, – какую же сделку вы позволите мне с вами заключить?
Я едва не лишилась чувств. Только так могла бы я избавиться от желания придвинуться (совсем чуть-чуть) и поцеловать его прямо тут же. Его голос придавал любым его словам такой могучий соблазн, что значение их было совершенно не важно. Сердце мое бешено колотилось. С трудом я заставила себя отвести взгляд от этих насмешливых зеленых глаз.
Мне было нелегко отказать ему в чем бы то ни было, даже просто во взгляде; тем не менее теперь я хоть как-то могла распоряжаться собственными мыслями.
– Мне очень жаль, сударь, но вам придется явиться на ярмарку, как и всем прочим. Однако я дам вам знать, какая из кобыл та самая, о которой я говорю, – я опять повернулась к нему.
Он снова сидел на стуле, выпрямившись, отодвинувшись на безопасное расстояние. Хвала Владычице! Хотя, если бы подобный случай повторился, думаю, я не нашла бы в себе сил устоять. Несмотря на все мое возбуждение, до меня вдруг дошло, что похожие чувства и мысли до этого ни разу меня не посещали – по крайней мере настолько внезапно. И это меня напугало. Я встала: сердце мое колотилось.
– Прошу прощения, сударь, но я сегодня поднялась задолго до рассвета, а завтра мне нужно вставать еще раньше. Надеюсь увидеть вас завтра на ярмарке.
– Тогда позвольте, госпожа, пожелать вам спокойной ночи, ибо завтра я намерен вас вновь увидеть, – ответил он ласково, словно промурлыкал. Он взял мою руку и поцеловал ее.
Мне показалась, что его поцелуй неукротимой молнией промчался по всем моим жилам. Почувствовав такую мощь, я восторженно выдохнула. Он вновь одарил меня своей восхитительной улыбкой, в глазах его я углядела веселые искорки. Мне стоило большого труда высвободиться – я заспешила вверх по лестнице, чувствуя на себе, его неотрывный взгляд.
Впервые с тех пор, как я покинула Хадронстед, я не грезила о драконах.
Придя на торговую площадь за час до рассвета, я увидела, что в лошадиных рядах царит хлопотливая суета. Оказалось, что Джеми и работники уже заняты приготовлениями, и я, невнятно пробормотав что-то вроде «доброго утра», взяла в руки скребницу и принялась им помогать. К тому времени, когда мы закончили, солнце уже поднялось довольно высоко, и вокруг собралось достаточно народу. Конечно, наши животные были не единственными выставленными на продажу; но когда посетители узнали, что это – хадронские лошади, они столпились вокруг, задавая нам кучу вопросов, восхищаясь нашими лошадьми, наблюдая, как работники заставляют каждую из них пройтись, чтобы немного разогреть их и показать покупателям в лучшем виде. Лошадиные крупы лоснились на солнце; торговые ряды были полны продавцов и покупателей.
Джеми оставил меня в окружении людей, а сам взобрался на высокую колоду возле островка травы – он приметил это место заранее, посчитав, что отсюда будет удобнее зазывать покупателей. Подмигнув мне, он принялся громко выкрикивать:
– Хадронские лошади! Хадронские лошади! Не упускайте случай, дамы и господа! Подходите, покупайте! Подходите, покупайте! Хадронские лошади!
Я не могла удержаться от смеха. Никогда не думала, что кто-нибудь способен так горланить, а тем более Джеми. Результат был просто потрясающим. Про себя я решила, что пропустила очень многое, когда, мечтая в детстве о странствиях, не имела возможности принять участие ни в одной из подобных поездок; именем Хадрона здесь можно было творить чудеса. В мгновение ока вокруг нас образовалась огромная толпа.
– Дамы и господа! Первой продается вот эта гнедая кобыла, – объявил Джеми немного потише. По его знаку один из наших работников повел кобылу по кругу, в то время как Джеми принялся расхваливать лошадь, делая упор на лучшие ее качества. Закончил он словами: – Это четырехлетка, лучшая из табуна Ладрона: прекрасно чувствует узду, обладает веселым нравом; если бремя ее не будет тяжким, она поскачет резвой рысцой прямиком в будущее! Итак, какую же мне предложат цену за хадронскую гнедую кобылу?
Прокатился гул множества голосов, и в конце концов кобыла была продана вдвое дороже своей настоящей цены, которую я, разумеется, знала. Следующая лошадь была продана с тем же успехом, а толпа па лишь еще больше увеличилась.
– Меняем план, девочка моя, – потихоньку сказал мне Джеми. – Мы сделаем себе состояние сегодня. Никогда еще не видел, чтобы народ так неистовствовал из-за хадронских коней, – глаза его блеснули. – Должно быть, они прослышали о смерти Хадрона и знают, что у него нет сына, который смог бы продолжить его дело.
Я была в замешательстве. Джеми рассмеялся.
– Я ведь не сказал, что у него нет дочери или племянника, сына сестры. Все это часть игры, девочка моя. Сейчас я пристрою еще нескольких, пока у меня хватит голосу, а потом ты меня сменишь. Только пусть предлагают свою цену до тех пор, пока не выдохнутся, и раззадоривай их, если рвение у них вдруг начнет ослабевать. Сегодня у нас дело пойдет!
И он вновь принялся кричать голосом настоящего коробейника:
– Смотрите хорошенько и выбирайте себе по нраву! Стыдно будет не взять самого лучшего, дамы и господа! Хадронские кони! Таких нет во всей Илсе, во всех четырех королевствах Колмара! Выбирайте себе по нраву!
С восторженным трепетом я смотрела, как еще две лошади были проданы по той же цене, что и две первые, изумляясь растущему на глазах состоянию. С вестью о смерти Хадрона цены на его лошадей взлетели неимоверно. Когда была продана четвертая лошадь, Джеми позвал меня.
– Я уже начинаю хрипеть, – сказал он, вызвав смех у тех, кто стоял поблизости. – Твой черед. Окажи мне честь, – он уселся и предоставил мне вести торг.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.