Текст книги "Идеальная женщина"

Глава 7

Энджел тронула Хока за рукав, привлекая его внимание к тихой заводи справа от судна. Во время поездки по проливу ни один из них и не пытался заговорить: рев двигателей заглушал слова.

Хок легко провел катер в спокойную воду под укрытие берега. Он выключил моторы и выждал, проверяя, насколько здесь сильно течение. Оно оказалось очень слабым.

Хок встал изза штурвала, оказавшись в этот момент так близко к Энджел, что она почувствовала терпкий запах его одеколона. Его глаза были кристально чистыми, карие с золотыми прожилками, а усы казались иссинячерными.

Энджел гадала, что она почувствует, когда эти усы коснутся ее кожи. Мягкие они? Жесткие?

«Покажутся ли его усы прохладными моим пальцам, или они излучают жар, как и все тело Хока, – я чувствую его даже на расстоянии».

Энджел так глубоко задумалась, что на миг даже задержала дыхание, потом поспешно отвела взгляд от твердой линии чувственных губ Хока. Нужно было хоть чтото сказать, лишь бы нарушить тягостное молчание, но слова не шли на ум.

Опустив глаза, Энджел протиснулась мимо Хока и села за штурвал.

Хок наклонился над ней, делая вид, что рассматривает приборную доску, и по прерывистому дыханию Энджел понял, что его близость волнует ее.

Хок с трудом подавил желание коснуться жилки, которая билась на шее Энджел. Он отметил, что кровь живее заструилась по его телу – началась охота. Однако лицо его осталось бесстрастным, Как и жертва, хищник способен изобразить отступление, прекрасно зная, что оно временное.

– Ты когданибудь имела дело с таким большим катером? – тихо спросил Хок.

Энджел старательно рассматривала приборы перед собой.

– Нет.

Звук собственного голоса показался ей неестественным. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоить дико бьющееся сердце.

– Нет, – повторила Энджел. – Катер Дерри был вдвое меньше, а его мощность составляла примерно четверть от твоего.

– Был?

– Он продал его пару месяцев назад.

Энджел не стала уточнять, что Дерри продал катер, не сказав ей ни слова. Продал, чтобы расплатиться с долгами, накопившимися за первый год обучения.

Знай Энджел об этом заранее, она дала бы ему деньги или по крайней мере попыталась бы это сделать, но Дерри решил больше ничего не брать у нее, хотя прекрасно понимал, что Энджел с радостью потратила бы деньги ради его будущего.

– Ты не одобрила эту продажу, – заметил Хок.

– Это был его катер. – Энджел говорила спокойно, она уже взяла себя в руки.

– Тебе нравилось рыбачить на нем?

Энджел взглянула на собеседника, пораженная прямотой его вопросов.

– Да.

– Тебе повезло, что в этот момент подвернулся я, в противном случае пришлось бы продавать свою прелестную… эээ… улыбку… чтобы получить возможность выйти в море.

– Люди, которые берут меня к себе на лодку, платят не только за улыбку, – сказала Энджел, сознательно выражаясь двусмысленно.

– Могу поспорить.

В голосе Хока прозвучало презрение.

– Ты проиграешь спор. – Энджел посмотрела ему прямо в глаза. – У меня есть лицензия на работу инструктором по рыбной ловле.

Вместо ответа Хок лишь слегка приподнял бровь.

– Я уже раньше говорила тебе, Хок, ты ничего не знаешь обо мне.

– Боюсь, тебя ждет сюрприз, дорогая, – фыркнул он.

По насмешливому излому брови нетрудно было догадаться, что Хок имеет в виду. «Что за женщина сумела так озлобить его, что теперь он. всех их считает существами пустыми и бесчувственными?» – гадала Энджел, но тут же одернула себя: думать о женщине или женщинах в жизни Хока означало терять столь тяжело давшееся ей спокойствие. Она не могла повлиять на вынесенные из прошлого представления Хока о жизни, которыми определялось и его отношение к ней. Она имела власть только над собой, над своими мыслями и чувствами.

Сделав над собой усилие, как она научилась в те страшные месяцы после смерти Гранта, Энджел вызвала в мыслях образ прекрасной алой розы.

Одинокая роза, распускающаяся на фоне летней зари, жемчужно переливающиеся лепестки – красота, которая пережила зиму и сейчас раскрывалась в блистающей тишине.

Нечто простое и прекрасное…

Энджел чувствовала, как к ней возвращается спокойствие. Она уверенно опустила руки на штурвал, подчинив тело и разум управлению мощной машиной.

Удивленный внезапной переменой в лице Энджел, Хок внимательно следил за каждым ее движением.

Она словно отступила. Нет, не отступила, тотчас поправил он себя, она просто ушла в свой внутренний мир – тихое место, куда ему не проникнуть.

Энджел увеличила скорость, подняв вдвое обороты двигателей. Она внимательно следила за приборами. Моторы оказались прекрасно сбалансированными и работали в синхронном режиме.

Довольно улыбнувшись, она немного сбавила мощность и повела катер вперед.

Лодка послушно отзывалась на каждое ее прикосновение, легко рассекая заленоватую воду и оставляя за собой две бегущие в разные стороны дорожки.

Пока лодка двигалась по заводи, Энджел включила эхолот и внимательно осмотрела мерцающую зеленую картинку. Хок с любопытством уставился на экран размером с тарелку.

– Ты когданибудь пользовался эхолотом? – спросила Энджел.

– Нет.

Энджел ткнула пальцем в нижнюю часть экрана, затем показала шкалу глубины.

– Вот здесь мы видим дно – глубина около двадцати морских сажен. Сейчас здесь ничего нет, но… Подождика!

Не отрывая глаз от экрана, Энджел развернула лодку и медленно повела ее назад.

– Вот. – Она указала на яркие меняющиеся группы линий, которые появились примерно на глубине десяти сажен. – Косяк рыб. Похоже, селедка.

– Откуда ты знаешь?

Энджел легонько пожала плечами.

– Опыт, – просто сказала она. – Косяк сельди выглядит как неустойчивое, но очень плотное скопление линий. Видишь, как быстро они меняют свое местоположение?

Хок смотрел на экран эхолота, но видел лишь худенькие руки, которые так быстро научились справляться с катером. Кем бы ни оказалась эта женщина, она обладала координацией и быстротой реакции, свойственными прирожденному гонщику.

– Как на экране выглядит лосось?

Хок наклонился вперед, словно для того, чтобы лучше видеть экран, но на самом деле его привлекала сидящая рядом женщина. Раздув ноздри, он вдохнул нежный запах, который теперь связывался у него только с Энджел, – запах солнца, ветра и свежих цветов.

– Косяк лосося менее плотный.

Энджел на мгновение прикрыла глаза, чувствуя, как ей передается жар тела Хока.

– Лосось редко держится у дна. Если ты видишь стаю рыб у дна, то это скорее всего треска, а не лосось.

«Зачем он встал так близко? Я не могу вздохнуть, чтобы не почувствовать его запах». Энджел ощущала себя пойманной в клетку, ее спокойствие улетучивалось с каждым глотком воздуха, приносящим ей запах мужского тела.

– У тебя близорукость? – сдавленно спросила Энджел.

– Близорукость? – В голосе Хока явно слышалось удивление.

– Ну да. Когда человек ничего не видит, пока не уткнется носом в предмет своего интереса, – сухо объяснила Энджел.

Лицо Хока оказалось совсем рядом с ее лицом, и в неверном утреннем свете глаза Энджел казались зелеными изумрудами.

– Извини. Я что, слишком сильно напирал на тебя?

– Ничего страшного.

Энджел внезапно повернула штурвал и увеличила скорость катера, вынуждая Хока сделать шаг назад, чтобы удержать равновесие. Она повела катер ближе к скалам, нависающим над восточной частью пролива.

Хок смотрел, как к ним с угрожающей скоростью приближается скалистый берег. Он бросил взгляд на эхолот. Дно было в тридцати трех саженях и углублялось с каждой секундой. Хок оценивающе оглядел скалы: «По меньшей мере сто футов. Нет, пожалуй, двести».

В трещинах на поверхности росли высокие сосны, но на фоне гигантской каменной глыбы они казались скорее порослью мха.

Слегка повернув голову, Энджел следила за реакцией Хока. Человеку, незнакомому с проливом ИнсайдПасседж, покажется сумасшествием двигаться к берегу на такой скорости, но Энджел хорошо знала эти места и не боялась сесть на мель.

– Геологи считают, что это затонувший берег, – прокричала Энджел, стараясь перекрыть рев моторов. – Во время последнего ледникового периода уровень моря был значительно ниже. Затем лед растаял, и уровень моря поднялся. Скалы перед нами уходят в воду на глубину триста футов.

– Похоже на Норвегию, – проговорил Хок, с интересом поглядывая на берег.

– Один из моих подопечных на рыбалке сказал то же самое, – согласилась Энджел. – Он был родом из Норвегии. Эти фьорды вызывали у него ностальгию. Я тогда впервые поняла, что фьорд – не что иное, как долина, залитая соленой водой.

Хок посмотрел на Энджел, но она не заметила этого. Она развернула катер, и сейчас они шли параллельно берегу футах в двадцати от него. Затем остановила двигатели и попыталась оценить скорость течения. Лодку медленно сносило в море.

– Как ты думаешь, двигатели нас не подведут?

– В каком смысле?

– Они сразу заведутся?

– Я бы не стал клясться жизнью, но, – Хок пожал плечами, – в девяноста девяти процентах случаев они заводятся.

– Хорошо, я бы с радостью отдохнула от их грохота.

Их окутала благословенная тишина. Энджел инстинктивно закрыла глаза и улыбнулась.

Хок заметил выражение удовольствия на ее лице и с трудом переборол желание коснуться губами ее рта.

Еще в самом начале охоты он решил, что на этот раз жертва сама захочет ему отдаться. Разумеется, время от времени он будет касаться Энджел, хотя бы просто для того, чтобы видеть, как чувственность придает блеск ее глазам и смягчает линию губ, однако делать он это будет нежно и как бы невзначай.

Хок видел: Энджел явно не агрессивна, как большинство знакомых ему женщин. С ними он обычно уходил в сторонку, наблюдая, как раздражает их его неуловимость.

Но с Энджел придется ждать, пока она сама не придет к нему.

В любом случае, однако, конец предрешен. Насыщение, а вслед за ним раздражение и слезы. А потом он уйдет, вновь распахнув крылья в ожидании очередной охоты.

Хок скривил губы в жестокой усмешке, относящейся как к нему самому, так и к тем женщинам, которые становились его жертвами. В последнее время ему приелась охота, а еще более того – ощущение неудовлетворенности, которое неизбежно возникало на следующее утро. Ему уже явно не хватало адреналина, но чего еще можно было ожидать от женщин!

Хок познал это в свои восемнадцать лет и все же не смог полностью примириться с этим знанием. И поэтому снова и снова взмывал ввысь. Надежда шептала ему, что в жизни есть нечто иное, кроме предательства, лжи и пустоты.

Хок научился ненавидеть эту надежду, но убить ее не смог. Пока не смог.

Глава 8

– Хок?

Хок моргнул, возвращаясь к реальности. На мгновение он забыл, что рядом с ним – красивая актриса, охота за которой обещает быть весьма увлекательной, по крайней мере на время.

– Да?

– Если ты подвинешься, то я смогу достать рыболовные снасти.

Он немного отступил, чтобы Энджел смогла подняться. Она помедлила, затем быстро протиснулась мимо, оставив за собой дуновение тепла и приятного запаха, как с удовольствием отметил Хок. Однако ничто не отразилось на его лице – он выглядел, как обычно, невозмутимым, когда спокойно последовал за ней.

Энджел ловко собирала удилища, объясняя по ходу дела, почему она взяла те, а не другие. Выбранные ею удочки были длиною в восемь футов и очень гибкими.

Лодка легонько покачивалась, почти незаметно дрейфуя к мелководью.

– Я бы не стала использовать блесну для лосося, – сказала Энджел.

– Почему?

– А его пока что здесь нет.

– Откуда ты знаешь?

Губы Энджел изогнулись в улыбке.

– Я не вижу Карлсона, – объяснила она. – Этот человек обладает сверхъестественными способностями и интуицией. Должно быть, все перенял от своих индейских предков. Если поблизости есть лосось, он тут как тут.

– Старый седой лососевый шаман? – Хок весело приподнял брови.

Энджел рассмеялась, затем наклонилась над ящиком со снастью и достала катушку к спиннингу.

– Карлсон вовсе не старый, а волосы у него такие же густые и черные, как у тебя. Он дьявольски красив и суров, как скала. На тебя похож.

Голос Энджел звучал так спокойно, что Хоку потребовалась минута, чтобы осознать смысл ее слов.

– Спасибо.

Энджел достала крючок – металл блеснул на солнце.

– Благодари своих родителей, я здесь ни при чем.

Хок на мгновение опешил. Женщины часто говорили ему, что он очень хорош собою, и он устал выслушивать их комплименты, так же как устал от многого другого. Однако замечание Энджел было удивительно приятным. Она ничего не ожидала в ответ: ни ласки, ни комплимента, словно просто свидетельствовала о том, что у него десять пальцев. Что ж тут особенного, у всех десять пальцев.

Легкое возбуждение заструилось по телу Хока. Никогда раньше его жертвы не вели себя так непредсказуемо, значит, он не ошибся, позволяя Энджел самой задавать темп преследования.

Он и впредь разрешит ей вольничать, пока желание не победит его терпение.

– А что ты скажешь, если я замечу, что ты красива? – с любопытством спросил Хок.

– Скажу, что у тебя хорошее воспитание и плохое зрение.

Пока они перебрасывались словами, Энджел ловко закрепила на леске крючок.

– Никогда не жаловался на зрение.

– Тогда ты должен видеть, что у меня слишком высокий лоб, слишком выступающие скулы, волосы слишком густые, а тело очень худое.

Энджел осторожно коснулась крючка кончиком указательного пальца. Еще недостаточно острый.

– С другой стороны, – продолжала она, – у меня красивый цвет глаз, к тому же я достаточно умна, по крайней мере не слишком часто делаю глупости, – добавила она сухо.

Энджел достала маленький точильный камень и принялась затачивать крючок.

Хок следил за ней, заинтригованный этим спокойным перечислением своих достоинств.

«Строго говоря, она не погрешила против истины, – согласился про себя Хок. – Ее нельзя назвать красивой в общепринятом смысле слова, но она восхитительна. Словно калейдоскоп, где картина меняется с каждым легким движением; переливчатая мозаика цветов, перемены деликатны и нежны».

Хок был поражен. Ему казалось, что Энджел знает о своей уникальности, но интонации ее голоса подразумевали, что она не представляет интереса для мужчин.

– Ты замечательная актриса, – пробормотал Хок, вкладывая особый смысл в каждое слово этого сомнительного комплимента. – Самая лучшая из тех, что я встречал.

Энджел удивленно подняла голову.

Крючок сорвался и поранил кожу на ее большом пальце. Она отдернула руку и нахмурилась, глядя, как из пореза выступила яркая алая капелька.

– Что ты имеешь в виду?

Хок в восхищении качнул головой:

– Вот это самое, Ангел.

Он взял ее руку и, поднеся к губам, коснулся ранки языком.

– У тебя настоящая кровь, – пробормотал он, отпуская ее руку.

Движения Хока были такими быстрыми, что Энджел не сразу поняла, что произошло.

Однако тело ее отреагировало без промедления. Она ощутила теплоту его языка, быстрое касание губ. В горле словно встал ком.

Хок спокойно, как ни в чем не бывало, взял удочку из рук Энджел:

– Мне кажется, крючок уже достаточно острый.

– Да, – не глядя на него, послушно согласилась Энджел.

Она быстро прошла в рубку и проверила эхолот. Течение пронесло их мимо скал, и теперь дно быстро поднималось вверх. Глубина под катером была не более восьмидесяти футов.

Энджел рассеянно лизнула пораненный палец – кожа все еще хранила запах Хока. Пульс ее участился, она несколько раз глубоко вздохнула, вызывая в памяти образ алой розы. В свое время, когда она заново училась ходить, училась жить, это был для нее единственный способ собраться с силами и вытерпеть боль.

Энджел, нахмурившись, посмотрела на палец. Ей както не приходило раньше в голову, что ее роза того же цвета, что и кровь. Она позволила себе немного поразмышлять об этом.

Когда Энджел вернулась на корму, дыхание ее было ровным, а голос спокойным.

– Ты когданибудь ловил треску? – Энджел забрала удочку из рук Хока.

– Нет. Это трудно?

– Тебе? Сомневаюсь. Ты очень проворный.

– Еще один комплимент? Ты вскружишь мне голову.

Энджел бросила на Хока холодный косой взгляд:

– Просто еще один факт. Ну а голову твою не повернуть и бульдозером.

Левый уголок рта Хока пополз вверх.

– Ты раньше пользовался спиннингом? – спросила Энджел, отворачиваясь от взгляда горящих карих глаз.

– Да. Меня тогда отшлепали, так как я взял его без спросу.

Энджел посмотрела на стоявшего рядом высокого, сильного мужчину.

– Должно быть, это случилось, когда ты был совсем маленьким, или же они напали на тебя вчетвером.

– Мне было шесть лет. – Воспоминания затуманили глаза Хока.

Энджел смотрела на него, гадая, чем вызван этот мгновенный всплеск горя и ярости.

Да, ярость была несомненной.

Энджел знала, как подобные чувства могут рвать душу, и внезапно поняла, что детство Хока было отнюдь не радужным.

Наверное, он редко смеялся, когда был мальчиком, и почти не смеется сейчас, будучи взрослым.

– Можешь сколько угодно делать узлов на леске, – тихо проговорила Энджел, – я не стану тебя наказывать.

Хок повернулся к ней, пораженный искренним сочувствием, которое скрывалось за этими словами. Кончиком указательного пальца он легонько коснулся носа Энджел:

– Очень мудро с твоей стороны, Ангелочек. Быть может, ты не заметила, но я значительно выше и сильнее тебя.

– К тому же намного строже, – согласилась Энджел.

Глаза Хока потемнели. Искушение испробовать сладость ее губ было почти непреодолимым, но едва он собрался принять приглашение, прозвучавшее в ее голосе, как она отвернулась.

Несколько минут Энджел стояла спиной к Хоку. А потом, вновь повернувшись к нему, принялась спокойно, методично объяснять технику ловли трески на удочку.

– Вскоре мы будем дрейфовать над каменным рифом, который находится на глубине шести сажен. Там и попробуем забросить удочки. Особо привередничать не станем, я согласна и на каменного окуня; в детстве папа не разрешал мне ловить то, что я не стану есть.

Энджел передала удочку Хоку и подала ему знак подойти к борту.

Хок выбросил удилище вперед.

Легким движением руки Энджел сдвинула защелку, которая не позволяла леске соскользнуть с бобины, и тяжелый крючок тотчас опустился в воду, оставляя за собой небольшие разбегающиеся круги на синезеленой поверхности.

– Пусть крючок сперва коснется дна, – сказала Энджел, – а затем подними его футов на шесть вверх.

Хок следил, как леска, блестя на солнце, разматывается с катушки. Когда крючок достиг дна, он последовал совету Энджел, затем повернулся к ней и вопросительно приподнял бровь.

– Идея в том, чтобы треска подумала, будто на дно упала раненая сельдь, – объяснила Энджел.

– Каким образом?

– Быстро потяни удочку кверху, затем вновь опусти, через несколько секунд повтори все снова. Если голодная треска гдето поблизости, она тотчас приплывет. А потом, – Энджел легонько облизала губы, – у нас будет прекрасный обед.

Темные глаза Хока не отрываясь следили за кончиком ее языка.

– Хитрый трюк, – заметил он. – Жертва оборачивается преследователем.

Энджел покачала головой.

– Я никогда не думала об этом, – призналась она, – впрочем, треска расплачивается за все свои обеды из сельди и других рыб.

Хок чуть скривил губы:

– А ты, к примеру, когданибудь расплачиваешься?

Энджел быстро опустила глаза, чтобы скрыть затаившуюся там боль.

– Я уже уплатила сполна.

Хок помедлил, собираясь спросить, что она имела в виду. Он ждал, но Энджел так и не подняла головы. Пожав плечами, Хок решил, что это не более чем очередной ход в игре. Он вновь повернулся к удочке, немного вздернул ее, затем опустил, Энджел следила за ним, одобрительно отмечая умелое обращение с удочкой и леской.

– Неплохо получается, – сказала она.

Это было очередной констатацией факта, но никак не комплиментом.

Хок бросил на нее косой взгляд, но Энджел склонилась над ящиком со снаряжением, выбирая удочку для себя.

Некоторое время царила тишина, прерываемая только редкой вибрацией натянутой лески.

Внезапно кончик удилища у Хока прогнулся вниз, выпрямился и снова опустился.

– Поймал! – Энджел быстро отложила свою удочку в сторону. – Тяни кверху!

Хок недоумевающе посмотрел на свои руки – ему казалось невозможным поднять вверх гибкий прут.

Будто прочитав его мысли, Энджел шагнула ближе:

– Упрись локтями в бедра.

Проделав это, Хок обнаружил, что удилище оказалось почти параллельным его телу.

– Хорошо, – подбодрила его Энджел. – А теперь начинай сматывать леску. Медленно и равномерно. Эта треска никуда не денется, кроме как к нам на сковородку.

– Ты уверена, что это треска? – спросил Хок.

– Конечно. Она не слишком борется за жизнь.

Хок бросил взгляд на раскачивающееся удилище и почувствовал, как ему передается биение рыбы.

– Неужели не борется? – сухо переспросил он.

– Нет. Вот погоди, когда поймаешь лосося на такую же удочку, тогда узнаешь, что значит удержать солнце в руках.

Энджел не заметила мимолетного удивленного взгляда Хока.

Ее возбуждение, удовольствие, которое она явно испытывала, не оставляли сомнения в том, что она понастоящему наслаждается рыбной ловлей.

«Интересно, сохранит ли Энджел эту страстность в кровати?» – подумал Хок.

Удочка в его руках подпрыгнула и прогнулась.

– Тащи! – Энджел перегнулась через борт, пытаясь разглядеть пойманную рыбу.

– Такое впечатление, что эта рыбина только что прибавила десять фунтов, – удивленно заметил Хок.

Как бы в подтверждение его слов удилище изогнулось.

– Это же треска, – засмеялась Энджел. – Она заметила лодку и расправила плавники, чтобы тебе было труднее ее вытащить. Прощай обтекаемая форма. Теперь ты тащишь цементную болванку.

Хок хмыкнул и продолжил сматывать леску, пока над водой не показалось серебристое, удивительно стройное тело рыбы. Задние плавники были расправлены.

Энджел проскользнула за спиной Хока, чтобы взять сачок, который лежал в ящике у входа в рубку. Склонившись над водой, она ловко подхватила рыбу в сачок:

– Передай мне вон ту палку.

Хок огляделся и увидел предмет, похожий на топорище. Он вытащил его из гнезда.

Быстрым движением Энджел ударила рыбу по голове. По лицу ее Хок понял, что это единственная часть рыбалки, которая не приносит ей радости.

– Ты могла бы просто зашвырнуть ее в ящик и обождать, пока она не заснет, – заметил Хок.

– Я не выношу, когда рыба бьется о стенки, – призналась Энджел.

– Мягкосердечный Ангел? – насмешливо спросил Хок.

– Я жестока не более, чем того требуют обстоятельства.

Энджел достала из кармана кусачки и высвободила крючок из нижней губы трески.

– Зубы, – объяснила она свои действия.

Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть: челюсти трески усеяны острыми зубами. Истинный хищник.

Энджел открыла ящик для рыбы, бросила туда треску и захлопнула крышку. Осторожно проверив, не затупился ли крючок, она кивнула и жестом показала Хоку, что он может вновь закидывать удочку.

Они рыбачили в тишине, нарушаемой лишь ритмичным биением воды о борта катера. Следующую рыбу поймала Энджел – это был двухфунтовый каменный окунь. Хок потянулся за сачком, но она отрицательно качнула головой:

– Не надо. – Энджел принялась аккуратно сматывать леску. – Его плавники разорвут любую сеть. Кроме того, они ядовиты. Несмертельно, конечно, но неприятно.

Она снова достала из кармана кусачки и, низко склонившись к воде, одной рукой высоко подняла окуня, а другой быстрым движением освободила крючок. Затем выпустила рыбу, которая тут же юркнула в зеленую глубь, явно больше раздраженная, нежели напуганная.

– В еду нам не годится? – спросил Хок.

– Да нет, она вполне съедобна. Просто слишком мала – на один зуб.

– Больше хлопот, чем толку.

– Если ты не голоден, разумеется.

Хок вновь повернулся к своей удочке, но в этот момент в рубке ожило радио:

– …вызываем Энджи Ландж. Как слышно? Черная Луна вызывает Энджи Ландж. Ты меня слышишь? Прием.

Энджел кинулась на звук. Порывисто схватила микрофон и нажала кнопку передатчика.

– Карлсон? Это Энджи. Ты где? – Она говорила негромко, но возбужденно.

– Уже десять дней брожу по проливу.

– Ох! – В голосе Энджел явственно прозвучало разочарование. – Тебя трудно поймать, Карлсон.

– Тебя тоже. Должно быть, виной тому огромные белые крылья, что растут у тебя за спиной.

Энджел улыбнулась.

– Дерри уже час тщетно пытается связаться с тобой, – продолжал Карлсон. – Я догадался, что ты, наверное, рыбачишь за одним из островов, и предложил свою помощь.

– С Дерри ничего не случилось? – с тревогой спросила Энджел.

– Абсолютно. Ворчит, как медведь весной, но в остальном все хорошо. Есть еще сообщение для мистера Хокинса. Твой клиент?

– Да.

Неожиданно Энджел заметила, что Хок стоит в дверях рубки и слушает ее разговор.

– Дерри сказал, что звонил лорд Какеготам, хочет обсудить свое предложение. – В голосе Карлсона явно слышалась насмешка, и Энджел скривила рожицу. – Бедная Энджи. Вечно тебе достаются неуклюжие богачи, которым вздумалось порыбачить.

– Не в этот раз. – Энджел улыбнулась мужчине в дверях рубки. – Сейчас со мной настоящий ястреб.

Из микрофона раздался громкий смех Карлсона:

– Развлекайся, Энджи, но береги пальцы. Ястребы ужасно злобные птицы.

– Это тебе надо быть поосторожней, Карлсон, я слышала, со стороны Алеутских островов идет шторм.

– Знаю, потому и удаляюсь, не повидавшись с тобой.

– Позвони, когда вернешься.

– Разве я когданибудь это забывал? – Последовало недолгое молчание. – Возможно, я не смогу вернуться к двенадцатому.

– Ничего страшного. – Энджел казалась неестественно спокойной.

– Ты уверена?

– Здесь Дерри, так что со мной ничего не произойдет. – Ее голос стал мягче. – Спасибо, Карлсон. Это… очень важно для меня.

– Прибереги для меня свои теплые объятия, Ангельские Глазки.

Маленькое помещение рубки наполнил далекий треск статического электричества.

Неожиданно Энджел почувствовала себя очень одинокой. Старое прозвище вызвало к жизни слишком много мучительных воспоминаний. Карлсон был ей так же близок, как Дерри, но его голос к тому же еще напоминал ей о любви, смерти и потере. О Гранте.

И всетаки Энджел нуждалась в Карлсоне. Его дружеское участие служило как бы мостиком между прошлым и настоящим.

– Я так понял, это был лососевый шаман, – холодно заметил Хок. Его раздражала игра Энджел, задумавшей кокетничать со своим поклонником в его присутствии.

– Лососевый шаман? А… – Энджел едва заметно улыбнулась. – Да, это был Карлсон. Ты слышал сообщение?

Рот Хока искривился в циничной усмешке.

– Я его отлично слышал.

«Пожалуй, это единственное, что мне не нравится в нынешней охоте, – думал Хок. – Если Энджел намерена натравить одного поклонника на другого, то вскоре она поймет, что допустила большую ошибку. Я предпочитаю охотиться в одиночку».

Хок отвернулся:

– Отвези меня обратно в ИглХед. Мне надо сделать несколько телефонных звонков.