Текст книги "Холодное сердце. Другая история любви"

Ханс стоял в сумрачном зале перед дверью в комнату, где собрался совет, и выжидал. Там, за дверью, собрались сановники, послы и члены королевских фамилий. Они ждали его возвращения, но он пока не торопился. Еще не время.

Оставив Анну замерзать, Ханс побродил по замку, собираясь с мыслями. Теперь многое зависело от того, как он проявит себя в ближайшие минуты. После того как он двое суток разыгрывал роль нежного и преданного жениха, ему будет нетрудно изобразить горе от трагической смерти Анны. Куда труднее будет не проявить излишней торопливости в стремлении занять трон. Пожалуй, будет уместно, если он покажется смятенным, сердитым, немного растерянным и даже, быть может, испуганным. Иначе у кого-то могут возникнуть подозрения… А уж это сейчас совсем ни к чему.

Что ему сейчас нужно – так это представить всю историю так, чтобы она выглядела наиболее правдоподобно. Если все ему поверят, он удостоверится, что Анна мертва, и займется Эльзой. А уж убрав с дороги обеих сестер, он сделается королем Эренделла и больше никогда, никогда не вернется на Южные острова. И никогда больше не станет терпеть унижения со стороны братьев или отца.

Ну а пока он стоял возле двери и тянул время, подготавливая свое явление, дивясь в душе, до чего же все удачно сложилось. Учитывая, что по прибытии в Эренделл у него был лишь самый смутный план действий, конечный результат оказался похож на чудо. Конечно, ему пришлось лгать, манипулировать и жульничать, но ведь это всего лишь часть игры, верно? И он, следует признать без ложной скромности, оказался превосходным игроком.

Беспокойство собравшихся в комнате совета постепенно нарастало. Значит, уже скоро. Пока он видел сквозь полуоткрытую дверь, как эльдорский посол взволнованно прохаживается туда-сюда возле камина.

– Как долго, – проворчал он. – Почему принц Ханс никак не приходит?

– Полагаю, им с принцессой есть что обсудить. А когда мы видели ее в последний раз, она едва ли была в состоянии разговаривать, – заметил лорд Конгсберг. В отличие от остальных, он как будто вовсе не чувствовал холода. Он спокойно сидел в удобном кресле, положив ногу на ногу, с раскрытой на коленях книгой. Правда, за все время, что Ханс наблюдал за ним, лорд ни разу не перевернул страницу, но это было единственное, что выдавало его волнение. Поворотившись к эльдорцу, он добавил: – Не сомневаюсь, у принца все под контролем. Нам остается лишь проявить терпение.

– Но здесь все холоднее с каждой минутой, – пожаловался герцог Варавский. – Если мы ничего не предпримем, то скоро все замерзнем насмерть!

«Опять этот хорек мутит воду», – с досадой подумал Ханс. Значит, нужно войти, пока герцог не добавил ему проблем. Расправив плечи и высоко подняв голову, Ханс стер с лица самодовольную усмешку и придал ему подобающее скорбное выражение. Итак, пора начинать финальный акт этого представления.

Распахнув дверь пошире, Ханс ступил за порог комнаты. Головы всех присутствующих разом повернулись к нему.

– Принц Ханс, – приветствовал его блавенец, выступая навстречу.

Ханс чуть вскинул руку, как будто всякая мысль о человеческом общении была для него сейчас невыносимо болезненна. С трагическим вздохом он прижал ладонь к сердцу.

– Принцесса Анна… – притвориться, что слова даются ему с трудом, было несложно, – мертва, – выдавил он наконец и пошатнулся, будто сраженный этой бедой.

Пока несколько человек заботливо поддерживали его и усаживали в кресло, Ханс старательно изображал убитого горем жениха, потерявшего возлюбленную. Как следует прикусив изнутри щеку, он добился, чтобы на глазах у него выступили слезы, а вовремя вздрогнувшие плечи показали окружающим, что он с трудом, но мужественно сдерживает рыдания.

– Что же с ней случилось? – задал вопрос герцог.

Ханс удивился, услышав в его голосе нотки подозрительности. Но ответил не сразу: он уже чувствовал себя увереннее и был не против усилить напряжение. Сейчас все зависело от того, что он скажет и как остальные воспримут его слова.

– Ее убила… королева Эльза.

Он снова помолчал, пережидая, пока стихнут охи и ахи. Потом печально кивнул, позволив слезам течь обильнее. Внутренняя сторона его щеки была уже искусана в кровь, но оно того стоило. Особенно сейчас, когда он добавил следующие, тщательно взвешенные слова, которые успел продумать еще до того, как запереть Анну в библиотеке. Сейчас ему стало ясно, что именно они должны обеспечить ему успех.

– Мы поклялись друг другу быть мужем и женой, – проговорил он срывающимся голосом, – …а потом она умерла у меня на руках.

Словно это признание стало последней каплей, он уронил голову на руки и всхлипнул.

– Теперь не остается сомнений, – самым серьезным тоном изрек герцог Варавский, – что королева – чудовище и мы все здесь в опасности.

Стоявший рядом сановник из Блавении кивнул.

– Эренделл ждет вашего слова, принц Ханс.

Ханс с трудом подавил улыбку. Его блестящая сценка «скорбящий жених» сработала! Он поднял голову и медленно обвел взглядом присутствующих. Обычно жизнерадостная физиономия принца Уилса теперь помрачнела от страха, губы и толстые щеки малодушно подрагивали. Эльдорский вельможа так нервно ломал руки, что было даже страшновато – вдруг он оторвет их совсем. Даже лорд Конгсберг, который по-прежнему держался куда сдержаннее прочих, заметно побледнел. Сановников помоложе, кажется, уже тошнило от ужаса, и Ханс краем уха услышал, как один из них испуганно пробормотал: «Что же он будет теперь делать?»

Решительно поднявшись с кресла, Ханс скупым жестом утер мокрые щеки. Его момент настал.

– С тяжелым сердцем, – сказал он сумрачно, но веско, – я обвиняю королеву Эльзу в измене и приговариваю ее к смерти.

* * *

Несмотря на весь пафос этой короткой речи, пока Ханс направлялся к месту заточения Эльзы, его грызли неприятные сомнения. Ему не хотелось убивать королеву. Его было в чем упрекнуть, и уж Анна наверняка обозвала бы его притворщиком, негодяем, лгуном и прочее, но вот убийцей он никогда не был и не хотел им становиться. Убийца – это как ярлык, несмываемое клеймо, которое лишает тебя свободы выбора, низводит до уровня животного. А Ханс ненавидел, когда у него не было свободы выбора, и не хотел опускаться до уровня животного. Его братья были такими, и он не питал к ним ни малейшего уважения. Но сам он хотел, чтобы его уважали, и хотел быть уверенным, что сможет найти выход из любого, даже самого скользкого положения.

«Однако, – размышлял он, ловя на себе взгляды остальных, ожидающих его решительных действий, – иногда приходится делать исключения». Обвинение в измене, публичная казнь – это смелый поступок, и ему придется взять его на себя. «А кроме того, – подумал Ханс, – как еще можно прекратить эту зиму, если не уничтожить ее источник?»

Что ж, все очевидно: у него просто нет выбора. Иным путем получить то, что ему нужно, невозможно, значит, когда настанет час, он сделает то, что должен.

Завернув за угол, Ханс увидел двух стражников на посту у двери в камеру Эльзы. Он сам поставил их здесь, выбрав самых рослых и сильных из дворцовой стражи и вооружив их острыми мечами и, что еще важнее, огнем. Большие факелы полыхали в железных скобах на стене по обеим сторонам от стражников. Он рассудил, что единственное, чего может бояться ледяная королева, – это тепло. Хотя проверить свою теорию ему пока не довелось, Ханс решил, что от факелов хуже не будет. Завидев приближение принца, стражники приосанились и поклонились.

– Ваше Высочество, – хором приветствовали они его.

– Как там наша пленница? – спросил Ханс.

Более рослый стражник выступил вперед.

– Сначала она кричала и плакала, милорд, – доложил он. – И все время дергала свои цепи, но некоторое время назад все стихло.

Покосившись на сопровождавших его сановников, Ханс мельком заметил на их лицах беспокойство из-за того, что королеву, как выяснилось, держали в оковах.

– Это для ее же собственной безопасности, – пояснил он. – И для вашей тоже. Вы ведь не были со мной на Северной горе и не представляете, насколько она могущественна и…

В этот самый миг пол у них под ногами резко содрогнулся. Потеряв равновесие, Ханс ухватился за стену, стараясь устоять на ногах. Башню снова тряхнуло, а потом раздался оглушительный грохот. В маленьком окошке в двери камеры засвистел ветер, швыряя снежные хлопья.

Стражники тут же схватились за оружие. Ханс встал сразу за ними, велев сопровождающим оставаться на месте. Он должен был первым осмотреть камеру, прежде чем остальные увидят, что произошло, но уже заранее предчувствовал, что ничего хорошего его там не ждет.

– Она опасна, – предупредил стражник, берясь за дверную ручку. – Действуйте быстро и решительно.

«Пресвятые небеса, – раздраженно подумал Ханс. – Уж мне-то он мог бы и не говорить. Я хорошо знаю, на что способна Эльза, если ее разозлить».

Распахнув дверь, стражники ворвались внутрь, и Ханс, чуть поколебавшись, вошел следом за ними. Увиденное зрелище заставило его мысленно застонать. Там, где раньше была сплошная каменная кладка, теперь лежала лишь сиротливая кучка камней. Целая стена исчезла, как будто ее вынесло взрывом изнутри камеры. Снег уже густо запорошил пол, но там, где его не было, Ханс разглядел насквозь промерзшие плиты. Посреди камеры валялись металлические осколки – все, что осталось от кандалов, которыми Ханс сковал руки Эльзы.

От ярости глаза Ханса заволокло красной пеленой. Сбежала! Несмотря на стражу, несмотря на цепи – сбежала! И теперь она на свободе, готовая сотворить все что угодно и с Эренделлом, и – Ханс нервно сглотнул – с ним самим.

Подойдя к пролому в стене, Ханс выглянул наружу, но почти ничего не увидел из-за снега. Метель бушевала все сильнее и сильнее; еще чуть-чуть, и следы Эльзы полностью заметет.

Ханс передернул плечами, разом от холода и от злости. Эльза опять все испортила. Он ведь уже почти исполнил свой план, остался один завершающий штрих – но бегство королевы опять спутало ему все карты. Теперь, чтобы не прослыть слабаком, ему придется отправляться в погоню, а потом уж точно ее убить. Она не оставила ему выбора. Хотя он изо всех сил стремился не обагрять рук кровью, теперь иного выхода не оставалось. Тут уж победа достанется кому-то одному: либо ему, либо ей. А он не для того трудился не покладая рук, чтобы в последний момент проиграть. Он убьет ее, покончит с этой проклятой зимой и получит корону.

Собрав последние силы, Анна обхватила себя за плечи и потерла их ладонями, надеясь, что от этого ей станет хоть капельку теплее. Теплее не стало. Усилий это простое движение требовало много, а толку чуть… Да и руки ее к тому времени уже превратились почти что в куски льда. Когда ее сотряс очередной приступ озноба, Анна даже вскрикнула от боли. Сейчас эти приступы случались все чаще, и сводившие тело судороги становились все более болезненными.

Конечно, Анна понимала, что думать о будущем уже нет смысла. Скоро ее тело, как и вся эта комната, промерзнет насквозь – это всего лишь вопрос времени. Это поначалу откровения Ханса, а потом его уход разожгли в ней гнев, который хоть немного согревал ее изнутри. Да и мечты о том, как она настигнет это скользкое чудовище и раскроет перед всеми его мерзкую сущность, тоже отчасти добавили жара в сердце.

А еще ей мечталось, что Эльза вернется в Эренделл и отомстит за гибель сестры. Она спустится с Северной горы с грозной лавиной снега и льда, найдет Ханса и загонит его в угол во дворе замка. Как он будет жалко хныкать, заслоняясь руками и размазывая по щекам слезы, осознав, что ему уже не сбежать. А Эльза встанет перед ним, без всякого сострадания на прекрасном лице, и скажет: «До чего же ты жалкий человечек, Ханс. Неужели ты и вправду вообразил себя чем-то особенным? Или поверил, что Анна не разглядела твою лживость и подлость за притворством? Моя сестра была чудесная – добрая и веселая, и я очень ее любила. А ты ее погубил. За это я уничтожу тебя».

Но самая лучшая ее фантазия была не такой мстительной. В ней Анна как-то сумела выбраться из запертой библиотеки и вернуться обратно на Северную гору, где, распахнув объятия, ее уже ждала Эльза. «Я так по тебе скучала», – сказала бы ей сестра, прижимая к себе Анну. Так они и стояли бы обнявшись, долго-долго, а потом Эльза сказала бы: «Давай вернемся. Вместе. Вместе мы сумеем спасти Эренделл». А потом она прекратила бы зиму, и сестры вернулись бы домой, но больше не стали бы запирать ворота замка, а просто стали бы жить – вместе.

Захваченная этими чудесными мечтами, Анна прикрыла глаза. Ей нужно поспать пару минут. А потом ей непременно станет лучше.

– Всего минуточку, – еле слышно пробормотала она. – Чуть-чуть подремать…

Дверная ручка над ее головой брякнула и задергалась.

Анна распахнула глаза. Показалось или…

Ручка брякнула снова. Нет, не показалось! Это было на самом деле!

– Помогите, – прошептала она. – Помогите мне…

Ручка опять задергалась, что-то заскрежетало, а потом дверь с громким скрипом отворилась. Первое, что увидела Анна, по-прежнему лежа на полу, – это морковка, воткнутая в замочную скважину. В следующее мгновение в ее поле зрения показался Олаф – целый и невредимый за вычетом носа. Проковыляв в комнату, он заметил ее и радостно вскрикнул:

– Анна!

Деловито выдернув из замка морковку и пристроив ее на место, он снова поглядел на девушку и только тут заметил неладное.

– О, нет! – воскликнул он.

Анна хотела улыбнуться ему, но новый приступ озноба опять скрутил ее судорогой. Теперь она могла лишь беспомощно смотреть, как Олаф мечется по комнате, стараясь придумать, что же делать. Анна не имела представления, как снеговик оказался в замке, но сейчас ее это и не интересовало. Она просто была очень рада его видеть. К сожалению, теплее ей от этого не становилось.

Но Олаф не растерялся: заметив камин, он поковылял к нему так быстро, как позволяли его короткие ножки, и принялся накладывать в очаг дрова. Уложив их внушительной горкой, Олаф схватил спичку, зажег и сунул в растопку. В камине тут же затрепетал разгорающийся огонь.

Даже оставаясь у двери, Анна сразу почувствовала, как живительное тепло коснулось ее лица. Это было прекраснее, чем горячий шоколад или танцы босиком… или даже чем первый прыжок через живую изгородь верхом на Кьекке, или первая падающая звезда, которую ей довелось увидеть.

Увы, Олаф, похоже, тоже решил, что огонь – отличная штука, и застыл прямо перед очагом.

– Ну и ну, – зачарованно пробормотал он, глядя, как языки пламени поднимаются все выше и выше. – Так вот оно какое, тепло… мне нравится!

Анна в ужасе смотрела, как снеговик потянулся к пламени своими ручками-веточками.

– Ой! Какой жгучий! – взвизгнул он, когда огонь едва не перекинулся на его пальцы.

Рассмеявшись, он снова воззрился на Анну.

– А где же Ханс? – спросил он, ковыляя к девушке и помогая ей подняться на ноги. – И что там с поцелуем?

– Я ошиблась, – удрученно сказала Анна. – Это не истинная любовь.

Опустившись на диванчик у камина, она сгорбилась и со вздохом прикрыла глаза, стараясь согреться. Но, несмотря на жар от огня, она все равно чувствовала себя промерзшей до костей.

– Но… мы же так мчались сюда!

Анна открыла глаза и поглядела на снеговика. Он по-прежнему был рядом и сейчас смотрел на нее в смятении и растерянности. Анна вздохнула. Да, он был прав. Кристоф, Олаф и Свен мчались со всех ног. Они втроем сделали все, что было в их силах, чтобы как можно скорее доставить ее в замок, к Хансу. И все напрасно.

– Прошу тебя, Олаф, – взмолилась Анна, мягко отстраняя снеговика от огня. – Уходи! Ты же растаешь!

Олаф решительно сложил на груди ручки-веточки и затряс головой.

– Ни за что! Я не уйду, пока мы не придумаем, какой еще знак истинной любви сможет спасти тебя, – упрямо заявил он, хотя все же немного отодвинулся от огня. Усевшись на пол рядом с ней, он задумчиво потер подбородок деревянным пальчиком. – Ну как, есть какие-нибудь идеи? – поинтересовался он через минуту.

Анна не знала, что ответить. Все это время она думала, что знает, что такое любовь. Она не сомневалась, что знает это даже лучше, чем Бульда из Долины троллей. Она была убеждена, что то чувство, которая она испытала при первом взгляде на Ханса, и есть любовь. Она ведь даже посмеялась над Кристофом, который стал допрашивать ее, разбирается ли она в любви. Она отмахнулась от него, предпочитая верить своему глупому, обманутому сердцу. А теперь оказалось, что она кругом ошиблась. Глядя на славного, трогательного снеговика, она понимала, что не может даже притвориться. Да и к чему?

– Я вообще не знаю, что такое любовь, – печально сказала она Олафу.

– Ничего страшного, я знаю, – заявил Олаф, вставая и кладя ручку-веточку ей на плечо. – Любовь – это… – начал он с забавной уверенностью. – Любовь – это когда ставишь интересы другого выше своих собственных. Ну, скажем, вот как Кристоф доставил тебя к Хансу, а потом потерял тебя навсегда.

– Так Кристоф… любит меня? – изумилась Анна, приподняв брови.

– Да уж, – заметил Олаф, – ты и вправду ничего не понимаешь в любви, а?

Пока они разговаривали, Олаф снова подвинулся ближе к камину и теперь оказался у самого огня. Его лицо начало медленно оплывать от жара.

– Олаф! – вскричала Анна, со страхом глядя, как его глаза сползают к самому рту. – Ты таешь!

– Ради некоторых людей не жалко растаять, – сказал Олаф и попытался улыбнуться, но его оплывающий рот только скривился на одну сторону. Осознав, что происходит, он в панике отскочил от огня. – Только чур не сейчас! – прибавил он, опомнившись.

Пока Олаф приводил свое лицо в порядок, Анна смотрела на него, лихорадочно обдумывая его слова. Олаф гений! Конечно, именно это и есть любовь. Маленький снеговик готов подвергнуть себя опасности, потому что не хочет, чтобы она пострадала. Любовь – вовсе не красивые романтичные слова, за которыми одна пустота. Такой романтичной мишурой Ханс вскружил ей голову, а она по ошибке приняла ее за любовь. Истинная любовь заключается именно в том, что прямо сейчас, без всякой романтики, выразил Олаф: в готовности пожертвовать собой ради другого. И именно эту готовность все время проявлял Кристоф, но она была слишком слепа, чтобы заметить ее.

Любовь – это готовность сказать кому-то правду, даже если он не хочет ее слышать: вот как Кристоф говорил ей, что она совсем не знает Ханса, а она только отмахивалась. И это готовность помочь другому в ущерб себе, вот как Олаф сейчас пытается согреть ее, рискуя растаять, или как она сама отправилась на Северную гору, чтобы найти Эльзу. Или как Кристоф мчался с ней к замку, потому что думал, что Анне нужен Ханс. Хотяна самом деле ей был нужен только он, Кристоф!

«Кристоф любит меня!» От этой мысли внутри у нее словно вспыхнул вулкан. Она улыбнулась, и тепло тут же охватило ее тело и затопило сердце. Как же она могла этого не заметить? «Кристоф, – снова подумала она. – Кристоф любит меня. А я…»

В этот самый миг ветер вдруг распахнул окно, взметнув портьеры. Огонь в камине забился и почти погас, и тепло, которое уже начало просачиваться в руки и ноги Анны, согревая пальцы, мигом улетучилось.

– Не бойся, я сейчас! – крикнул Олаф, ковыляя к окну и взбираясь на подоконник. Одну створку он успешно прикрыл, но со второй замешкался. – А что это у нас там такое… – протянул он, выглядывая в окно.

Голос снеговика смолк, и Анна вытянула шею, пытаясь понять, что же привлекло внимание Олафа. Отломив свисающую над окном сосульку, снеговик поднес ее к глазу, как подзорную трубу, и радостно вскричал:

– Это Кристоф! И Свен! Они возвращаются!

– Они… правда? – переспросила Анна. Сейчас она дрожала даже сильнее, только сама не знала отчего: от холода или от мысли, что Кристоф возвращается. К ней! По крайней мере, она надеялась, что именно к ней.

Олаф кивнул.

– Они мчатся как ветер! Похоже, я ошибся, – бросил он через плечо. – Кристоф любит тебя недостаточно сильно, чтобы совсем от тебя отказаться.

Но Анна твердо знала, что это неправда. Кристоф любил ее достаточно сильно, чтобы рискнуть вернуться в замок, даже если ему придется столкнуться с Хансом или быть отвергнутым самой Анной. Она решительно попыталась встать на ноги, но ей не хватило сил.

– Помоги мне, Олаф, – попросила она. – Пожалуйста.

– Нет-нет-нет! – возразил Олаф, бросаясь к ней и снова усаживая ее на диван. – Оставайся здесь, у огня, и грейся!

– Мне нужно к Кристофу, – покачала она головой.

– Зачем? – удивился Олаф, не догадываясь, какое сильное впечатление произвели на Анну его недавние слова.

Она улыбнулась и застенчиво пожала плечами.

Олаф просиял и всплеснул ручками-веточками.

– О! Я знаю зачем! – радостно воскликнул он, возбужденно скача по комнате. – Это же и есть твой знак истинной любви! – вскричал он, указывая на окно. – Вот он, мчится через фьорд, как отважный, лохматый, пахучий король оленей!

Глядя на Олафа, Анна улыбнулась. Она всем сердцем надеялась, что маленький снеговик прав и что поцелуй Кристофа спасет ее. Но она не узнает, правда ли это, пока они не встретятся. «Поэтому я должна поспешить ему навстречу, – подумала она, дрожа все сильнее и сильнее, – пока не стало слишком поздно».