Текст книги "Красавица и Чудовище. Сила любви"

Глава IV

Сверкнула молния, озарив лес жутким белым светом. В следующее мгновение подул ветер, над дорогой взметнулись сухие листья, и Филипп, бежавший нервной трусцой, боязливо прижал уши. Еще через секунду в небесах грянул гром, и глаза коня округлились, он замотал головой и закусил удила.

Сидевшему на ко́злах повозки Морису показалось, что конь словно говорит: «Давай повернем обратно, пока не поздно». Однако старый мастер понимал, что уже слишком поздно. Они заплутали в чаще, которую местные жители называли «темным лесом». Про эту чащобу ходили зловещие слухи. Одни поговаривали, будто здесь живут ведьмы, другие божились, мол, тут бегают стаи волков, причем эти твари поумнее иных людей. Третьи и вовсе утверждали, дескать, здешние деревья умеют говорить. В таком местечке запросто могут померещиться злобные, горящие глаза, неотрывно следящие за одиноким путником. И уж точно никому не захочется плутать здесь, да еще в бурю.

– Возможно, на том перекрестке мне следовало повернуть направо, старина, – пробормотал Морис, сжимая трясущимися руками поводья. Небо разрезала надвое еще одна молния. – А может, мне следует перестать делать вид, будто мой конь меня понимает.

Снова сверкнула молния, только на этот раз совсем рядом с Морисом и Филиппом. В повозку она не попала, а вот старому корявому дереву повезло меньше: молния расколола его надвое. Одна половина ствола рухнула на дорогу, прямо перед Филиппом, другая половина упала в другую сторону. Приглядевшись, Морис заметил, что вторая половина дерева рухнула рядом с узкой, едва заметной тропинкой.

Морис быстро огляделся по сторонам, раздумывая, что делать. Голос разума вопил, что следует продолжать путь по дороге, но другая, крохотная часть его сознания подсказывала, что дальше никак не проехать, во всяком случае не сегодня ночью. Ему не перетащить Филиппа с повозкой через упавшее дерево, да и самому через него не перелезть. Вздохнув, он дернул поводья, направляя коня к тропинке.

– Все будет хорошо, Филипп, – пробормотал мастер, и конь нервно заржал. «Надеюсь», – добавил он про себя.

Они медленно двигались по тропе, забираясь все дальше и дальше в лес, и Морис нервничал все сильнее. Погода, и без того паршивая, совсем испортилась, причем как-то странно. Несмотря на летнюю пору, с неба начал медленно падать снег, припорошив плащ старика и выбелив коричневую шкуру Филиппа. Вдобавок установилось зловещее безмолвие. Раскаты грома стихли, и вскоре лесную тишину нарушал только перестук копыт Филиппа.

А потом раздался жуткий вой.

В следующий миг из кустов выскочил огромный белый волк, лишь самую малость разминувшись с повозкой. Оглянувшись, Морис увидел целую стаю.

– Вперед, Филипп! – закричал он, с размаху хлопая вожжами по конской спине. – Скорее!

Он мог бы и не подстегивать коня: тот помчался бешеным галопом. Однако от резкого движения старая, ветхая повозка не выдержала; она заходила ходуном, упряжь ослабла, и тележка накренилась.

Морис отчаянно закричал, повозка перевернулась, а сам он взлетел вверх. Он слышал жалобный треск и позвякивание – это разбивались драгоценные музыкальные шкатулки, – а также кровожадное завывание волков. Морис понял, что сейчас упадет и погибнет. Однако в следующий миг падение вдруг прекратилось, и мастер, поглядев вверх, понял, что зацепился за ветку дерева и теперь беспомощно на ней висит.

Тем временем Филипп стряхнул с себя остатки кожаной сбруи и, лягнув задними ногами, свалил одного волка. Увидев, что хозяин висит под деревом, конь подбежал к нему и остановился. Не теряя ни секунды, Морис извернулся, высвободился и упал прямо на конскую спину. Потом закричал «н-но!» и ударил Филиппа пятками по бокам.

Они поскакали через лес; Морис изо всех сил цеплялся за гриву коня. Волки преследовали ускользающую добычу, их глаза бешено сверкали, пасти открылись, обнажив острые зубы.

Тут Морису показалось, что он краем глаза заметил какой-то проблеск. Нежели это постройка… безопасная гавань в этом Богом забытом месте? В следующий миг стало ясно, что ему не померещилось: впереди выросли ворота, огромные, украшенные кованым узором, обледеневшие. Стоило коню и всаднику к ним приблизиться, как створки слегка приоткрылись. Филипп скакнул внутрь, и створки ворот снова закрылись, едва не прищемив конский хвост. Волчий вой вдруг сменился испуганным потявкиванием, и хищники убежали.

Если бы Морис только что не спасся от стаи волков, он, вероятно, озадачился бы их поспешным бегством и тем фактом, что ворота открылись и закрылись сами собой. Возможно, он даже задался бы вопросом: как мог такой огромный, богато украшенный замок возникнуть словно из ниоткуда? Однако Морис обо всем этом не подумал. Вместо этого он снова стукнул Филиппа пятками по бокам и поехал к замку и его обитателям.

На своем веку Морис повидал немало величественных строений, в конце концов большую часть жизни он прожил в Париже, над которым возвышаются великолепные здания. Он разбирался в архитектуре, ценил ее красоту и, сам будучи художником, восхищался мастерами, способными воплотить свои идеи в реальность. Однако все увиденное им в Париже не шло ни в какое сравнение с тем, что он лицезрел сейчас.

Большие замковые башни вздымались в небо, словно бросая вызов земному притяжению. Стены были сложены из серого камня, так что казалось, что замок вырастает прямо из земли. Дорога, по которой трусил Филипп, на поверку оказалась длинным мостом, протянувшимся над замерзшим рвом и ведущим прямо к парадному входу. Справа от огромных дверей шла широкая колоннада. К удивлению Мориса, за колоннами росли, невзирая на холод, прекрасные розовые кусты, на которых цвели белоснежные розы.

Морис почувствовал укол страха. Розы посреди зимы? Где это видано? Однако страх быстро прошел, стоило мастеру заметить просторную конюшню: ее дверь была открыта, а внутри горела лампа.

Подъехав к постройке, Морис спешился и завел Филиппа в конюшню. На пороге он помедлил и огляделся. Конюшня как конюшня, ничего примечательного.

– Вода, свежее сено, – пробормотал Морис, похлопывая коня по крупу. – Похоже, тебе здесь будет хорошо, старина. – Он обернулся и посмотрел во двор. – Отдыхай, а я пока засвидетельствую свое почтение хозяевам.

Повернувшись, он пересек двор и, поднявшись по ступеням, подошел к дверям замка. Тут у него по спине вновь побежали противные мурашки. Он увидел ряд факелов, вот только вставлены они были в железные канделябры, выполненные в виде человеческих рук, причем сделаны они были так искусно, что казались настоящими. Не удержавшись, Морис даже постучал по одному канделябру, но рука осталась неподвижной. А вот дверь – нет. Она сама собой распахнулась перед стариком.

– Ау! – позвал Морис, вглядываясь в полумрак. – Есть кто дома?

Эхо его голоса разлетелось по огромному залу. Откуда-то из глубины замка раздавались еле слышные звуки клавесина. Похоже, решил Морис, дома все же кто-то есть.

Переведя дыхание, Морис собрался с духом и пошел по залу.

– Простите меня, – воскликнул он. – Я не хотел вот так вторгаться без приглашения, но мне нужно где-то укрыться от бури. Эй?

Через высокие окна в зал струился слабый свет, так что можно было разглядеть интерьер. Заметив вешалку, Морис снял шляпу, плащ и повесил сушиться, после чего пошел дальше. Он смотрел только перед собой, поэтому не заметил, что, стоило ему повернуться к вешалке спиной, та ожила и стряхнула снег с его плаща и шляпы – совсем как собака, выбравшаяся из воды.

Стоявшие на столе большой канделябр и причудливо украшенные часы тоже не привлекли внимания Мориса. Стоило ему пройти мимо, как канделябр медленно повернулся и поглядел вслед человеку.

– Ты что творишь? – прошептали часы. Канделябр вывернул шею еще больше. – Прекрати!

Подсвечник тут же замер, но вовсе не потому, что послушался часов. Он замер, потому что Морис, услышав тихий шепот, резко обернулся.

Мучительно долгое мгновение старый мастер смотрел на часы и канделябр, потом подошел к столу, взял канделябр в руки и принялся рассматривать. Повертел так и этак, перевернул вверх ногами, покрутив вправо, влево, и наконец легонько постучал по нему пальцем. Звяк, звяк, звяк. В конце концов Морис, очевидно, решил, что канделябр вполне себе обычный, поставил его на стол и пошел дальше.

Он не видел, как канделябр держится за голову и трет лоб, не обращая внимания на негодующий шепот часов: «А я тебе говорил!»

Морис продолжал свое путешествие по замку. В центре огромного фойе располагалась ведущая на второй этаж массивная лестница. Морис миновал лестницу едва ли не на цыпочках: в этом огромном замке он чувствовал себя незваным гостем. При виде развешанного на стене оружия всевозможных видов, форм и размеров у Мориса чаще забилось сердце. Кто бы здесь ни жил, он понимал толк в геральдике. Морис прошел мимо нескольких закрытых дверей и наконец оказался перед двойными позолоченными дверями, створки которых сами собой перед ним распахнулись. За дверями, насколько мастер сумел разглядеть в полумраке, простирался огромный бальный зал. В зале тут и там валялись давно сгнившие остатки праздничного убранства; приглядевшись повнимательнее, Морис вздрогнул, заметив наскоро починенное окно.

Поежившись, мастер повернулся спиной к залу. От этого места веяло какой-то безграничной печалью. Этот зал предназначался для веселья, но превратился в обитель отчаяния и грусти. Возвращаясь обратно в фойе, Морис гадал, что же здесь случилось, почему бальный зал стал таким. Наконец он пожал плечами, точно это помогло бы прогнать охватившую его меланхолию, и вдруг краем глаза заметил какое-то движение.

Морис подпрыгнул от страха, не в силах вздохнуть, но уже в следующий миг с облегчением перевел дух, поняв, что смотрит на свое отражение. На стене висело разбитое зеркало, в центре которого зияла дыра, словно кто-то ударил по нему кулаком. Из-за дыры зеркало искажало отражение Мориса. Он посмотрел на себя: морщины под глазами стали глубже, нос съехал влево. Морис поднял руку и дотронулся до щеки, словно желая проверить, действительно ли это оптический обман или его лицо и впрямь так изменилось.

Тут Морис услышал потрескивание огня в камине – где-то совсем рядом. Повернувшись, он увидел приоткрытую дверь, а за ней – теплый свет. Старый мастер посмотрел на свои руки – они все еще дрожали после того, как он увидел зловещее зеркало. Не раздумывая ни секунды, он вошел в комнату. Там действительно жарко горел огонь, да какой! Тут имелся огромный, богато украшенный камин.

– О-о-о, так-то лучше, – пробормотал Морис, подходя к камину и протягивая к огню озябшие руки. – Как хорошо…

Когда его грудь и руки согрелись, он повернулся спиной к камину, и глаза его округлились от изумления. В комнате с камином имелась еще одна дверь, ведущая в другую комнату. Там стоял длинный, красиво накрытый стол, буквально ломившийся от яств – судя по ароматам, ужасно вкусных. У Мориса забурчало в животе.

Оглядевшись, дабы удостовериться, что поблизости нет других гостей, и никого не обнаружив, Морис покинул комнату с камином и перешел в комнату, где стоял накрытый стол. В животе у него снова заурчало. Безусловно, ему не следовало есть без приглашения… но он не справился с собой. Отломил от огромной буханки краюху хлеба, отрезал толстый кусок сыра от еще более массивной сырной головы.

– Вы не против… если я немного перекушу? – обратился мастер к невидимому хозяину этого великолепного ужина. Из-за того, что он говорил с набитым ртом, слова звучали неразборчиво. Он оглядел стол, ища, чем бы запить еду, и его взгляд остановился на изящной фарфоровой чашке, полной янтарно-желтой жидкости. Морис уже подносил чашку ко рту, как вдруг…

– Мама велела мне не шевелиться, чтобы вас не напугать.

Морис едва не выронил чашку. Неужели она только что с ним заговорила?

– Извините.

Морис вскрикнул. Очевидно, чашка, сделанная из фарфора… полная чая… чашка, которой полагается быть просто чашкой, говорила с ним. Причем дважды.

В следующий миг Морис сделал то, что обычно делает человек, столкнувшийся с говорящей чашкой: повернулся и побежал к выходу. Сдернув с вешалки шляпу и плащ, он поклонился – хорошие манеры пересилили охвативший его страх.

– Спасибо! – пробормотал он, обращаясь к темному залу. – Не знаю, как и благодарить вас за гостеприимство… и доброту.

Потом, сочтя, что приличия соблюдены, старик выскочил за дверь и помчался к конюшне.

В одном из стойл обнаружился Филипп, спокойно жующий сено. При виде вбежавшего в конюшню хозяина конь нервно переступил большими ногами. Перекинув вожжи через голову Филиппа, Морис вывел коня из стойла, горя желанием поскорее убраться из странного замка, но, когда он шел обратно к воротам, на глаза ему попалась колоннада, за которой цвели розы. Он ведь обещал Белль привезти розу. Почему-то ему казалось очень важным выполнить это обещание.

Морис остановился, успокаивающе похлопал Филиппа по шее и вошел в сад. Ни человек, ни конь не заметили на вершине колоннады большую темную фигуру. И уж конечно, ни один из них не заметил, что у сидевшего на колоннаде есть хвост и острые клыки.

– Пусть ты и не красная, – сказал Морис, выбирая из сотен цветов самую красивую розу, – но и ты подойдешь.

Сунув руку в карман, он вытащил маленький перочинный нож и занес лезвие над стеблем цветка.

В тот же миг Филипп заржал и встал на дыбы. Морис оглянулся, вопросительно посмотрел на коня и, не увидев ничего подозрительного, снова потянулся к розе. Лезвие срезало хрупкий стебель, и роза упала в подставленную ладонь старого мастера.

– Это МОЕ!

Раздавшийся вслед за этими словами рев перекрыл все прочие звуки, включая стук сердца Мориса и испуганное ржание Филиппа. Дрожа, Морис оглянулся, и в следующий миг с колоннады спрыгнула огромная тень. Мастер попятился, выронив розу, поскользнулся на обледеневшей земле и упал.

На него надвинулась тень, вдруг обретшая форму. На человека она мало походила: когда она подошла ближе, Морис понял, что видит здоровенное, покрытое мехом существо. Оно ходило на задних лапах, было одето в длинный плащ и синие штаны, но на этом сходство с человеком заканчивалось.

– Ты пришел в мой дом, ел мою еду, – пророкотало существо, опускаясь на все четыре лапы и медленно обходя Мориса по кругу. Потом вытянуло когтистую лапу и указало на упавшую розу. – И вот как ты мне отплатил.

Морис безуспешно пытался отползти, но не мог. Прежде чем он успел закричать, существо схватило его сильными передними лапами и подняло высоко над землей.

– Я знаю, как нужно поступать с ворами, – прорычало оно.

Потом повернулось и направилось обратно в замок.

Оставшийся один Филипп в ужасе заржал, сорвался с места, пулей вылетел в замковые ворота и скрылся в лесу.

Глава V

Солнце только что взошло над горизонтом, когда Белль вышла во двор покормить кур. Щебетали птицы, над холмом дул легкий ветерок, на небе ни облачка – словом, утро выдалось чудесное.

А потом Белль услышала знакомое ржание.

Обернувшись, она увидела Филиппа – тот стоял у своего загона. Бока коня тяжело раздувались, шкура взмокла от пота, он дико косил глазами и нервно приплясывал на месте.

– Филипп, – воскликнула Белль. Она подбежала к коню и завела его в загон, чтобы бедняга смог напиться. – Что ты здесь делаешь? Где?.. – Девушка замерла, у нее задрожали руки при виде обрывков упряжи. Потом она заметила разорванные поводья, и ее глаза округлились. С ее отцом случилась беда.

Не раздумывая ни секунды, Белль схватила седло, положила на спину Филиппа, затянула подпругу и надела на коня новую уздечку. Она знала, что просит от бедняги слишком много, но только он знает, где сейчас ее отец. Вскочив в седло, она ударила коня пятками по бокам.

Белль знала, что отец уехал в лес. Она не сомневалась: он поехал по той же дороге, что и всегда, но, когда деревня осталась позади и Филипп поскакал через лес, ее надежды начали быстро таять. Лес все не кончался, и найти в этой чаще человека казалось безнадежным делом.

– Быстрее, Филипп, – сказала девушка, когда конь свернул с дороги перед расколотым надвое деревом. – Отвези меня к отцу.

Лес становился все гуще, небо темнело, но Филипп отважно бежал вперед. Белль осматривала тропу, по которой они ехали, внимательно глядела по сторонам. Вдруг девушка заметила отцовскую повозку: она лежала на боку. Сделанные отцом прекрасные музыкальные шкатулки разлетелись по земле, некоторые разбились вдребезги, другие, возможно, можно было починить. И ни следа отца.

Белль слегла толкнула Филиппа пятками, заставляя двигаться дальше. Конь помчался вперед галопом, ему явно была знакома эта узкая, петляющая тропа. Белль оставалось только надеяться, что она едет в правильном направлении.

Уже в следующий миг она вздохнула с облегчением: прямо перед ней вдруг возникли, словно из ниоткуда, огромные железные ворота, за которыми темнела громада замка. Белль интуитивно почувствовала: наверняка отец где-то там, внутри. Она быстро спешилась, похлопала Филиппа по шее, прошептала ему на ухо слова утешения, похвалила за то, что привез ее сюда, и попросила подождать здесь. Она пошла было к воротам, но потом замерла. Ей не хотелось вот так, без всякой защиты входить в странный, незнакомый замок. Оглядевшись, она заметила на земле толстую ветку.

Подобрав ее, девушка взмахнула веткой над головой, как дубинкой, и только после этого вошла в замковые ворота и направилась к главному входу.

Белль даже не стала стучать. Если отец действительно где-то здесь, ей хотелось поскорее его найти. Толкнув дверь, она вошла в огромное фойе. На стенах висело несколько свечей, их света едва-едва хватало, чтобы осветить просторное помещение. Расправив плечи, девушка глубоко вздохнула и отправилась на поиски.

Когда она добралась до широкой лестницы, ее глаза немного привыкли к темноте. Вдруг ее слуха коснулся приглушенный шепот, но она никого не видела. Два голоса звучали попеременно, то тише, то громче, а потом Белль услышала, как один из них произнес: «А вдруг это та самая? Та, что снимет проклятие?»

– Кто это сказал? – спросила Белль, резко оборачиваясь и вглядываясь в полумрак, откуда, как ей показалось, доносились голоса.

Молчание.

– Кто здесь?

Тишина.

А потом откуда-то из недр замка раздался знакомый кашель. Сомнений нет, это папа. Неважно, кто это тут шепчется, нужно скорее добраться до папы. Схватив с ближайшего стола канделябр, Белль начала подниматься по длинной лестнице. Ступеньки все не кончались, похоже, лестница вела в башню. Наконец Белль добралась до самого верха и поняла, что действительно попала в башню – на редкость мрачное местечко, наверное, его использовали в качестве темницы. Напротив лестницы в стену была вставлена решетка с толстыми прутьями. За ними кто-то сидел.

– Папа? – позвала Белль. – Это ты?

– Белль? – Раздался приглушенный голос Мориса. – Как ты меня нашла?

Вбежав в полутемную башню, Белль упала на колени перед решеткой. Через узкие отверстия между прутьями она сумела разглядеть отца – он сгорбился, его плечи дрожали. Когда их глаза встретились, девушка сразу же поняла, что отец нездоров.

Поставив канделябр на пол, Белль потянулась к решетке и схватила отца за руку.

– О, папа, – жалобно ахнула она. – У тебя руки как лед. Нужно отвезти тебя домой.

К ее удивлению, Морис не согласился.

– Белль, ты должна немедленно покинуть это место! – взволнованно проговорил он. Девушка схватила было палку, собираясь ударить по решетке, но отец замахал на нее руками. – Стой! Они тебя услышат!

Белль замерла.

– Кто это «они»? – спросила она, склоняя голову набок. На ум сразу же пришли призрачные голоса, которые мерещились ей чуть ранее. – Кто запер тебя здесь?

– Нет времени на объяснения! – оборвал ее отец. – Ты должна бежать!

Девушка упрямо покачала головой.

– Я тебя не оставлю!

Отец подавил стон. Ему всегда нравились стойкость и упорство дочери, но сейчас он лишь хотел, чтобы она его послушалась. Невыносимо думать, что его милая дочурка может столкнуться с ужасным существом, запихнувшим его в клетку.

– Ты должна уйти, пока оно тебя не нашло!

– Оно? – повторила Белль.

Не успел Морис открыть рот, чтобы ответить, башня содрогнулась от оглушительного рева. Белль резко обернулась и выставила перед собой палку. Бесполезно. Она ничего не видела в темноте, зато слышала голос: низкий, рокочущий голос. Судя по тому, как он звучал, говоривший обходил девушку по кругу, отчего у Белль отчаянно заколотилось сердце.

– Кто ты такая? – спросил голос. – Как ты сюда попала?

– Я пришла за своим отцом, – ответила Белль, стараясь говорить уверенно, хотя в душе обмирала от страха. – Отпусти его.

Судя по звуку, говоривший приблизился и прошипел:

– Твой отец – вор.

Белль отпрянула, словно ее ударили, страх сменился гневом. Как смеет этот голос обвинять ее отца?

– Лжец! – закричала она.

Отец – чудесный, добрый человек, таких, как он, еще поискать. Он никогда бы не сделал ничего подобного…

– Он украл розу! – проревел голос.

Белль быстро повернула голову и посмотрела отцу в глаза. В следующий миг ее охватило чувство вины: она догадалась, что произошло.

– Это я просила привезти мне розу, – чуть слышно проговорила она.

– Белль… – грустно сказал Морис, подтверждая ее догадку. Отец сорвал розу только потому, что она просила привезти ей такой подарок. И теперь отец сидит в клетке из-за нее – это полностью ее вина.

– Наказывай меня, а не его, – сказала Белль, заставляя себя отвести глаза от отца и обращаясь к невидимому собеседнику.

– Нет! – отчаянно закричал Морис. – Он собирается держать меня в заточении вечно. Очевидно, здесь так поступают со всяким, кто осмелится сорвать цветок.

Белль нахмурилась.

– Пожизненное заключение из-за одной розы? – спросила она у теней, надеясь, что отец ошибается.

– Я получил вечное проклятие из-за розы, – ответил ей голос из тьмы. – А твоего отца я просто держу взаперти. – Последовала пауза, как если бы обладатель голоса отвлекся, думая о чем-то неприятном. Затем голос зазвучал снова, на этот раз холоднее. – Итак… ты по-прежнему желаешь занять место отца?

Белль устала разговаривать с воздухом, ей требовалось увидеть того, с кем она заключала сделку ценой в жизнь.

– Выйди на свет, – потребовала она.

У нее за спиной отец пробормотал «нет!» и отшатнулся к дальней стене камеры. Голос не отвечал. Белль протянула руку, схватила канделябр, оставленный на полу рядом с камерой, и подняла его повыше. На какой-то краткий миг свет ее ослепил, но потом глаза вновь обрели возможность нормально видеть, и Белль ахнула.

Перед ней стояло огромное существо, подобного которому Белль в жизни не видела. На голове его росли большие рога, нижняя челюсть выдавалась вперед, мускулистое тело покрывал золотисто-коричневый мех. Белль не смогла определить, велики ли передние лапы существа, сжатые в кулаки, но задние были широкие и длинные, а пальцы на них заканчивались острыми когтями. При виде этого существа в сознании Белль всплыло слово «чудовище». Тварь из кошмаров, воплощенное зло из страшных сказок, которые она читала в детстве.

Но подняв взгляд и посмотрев в глаза Чудовища, она с удивлением обнаружила, что они смотрят совсем по-человечески и в них притаилась боль. Синие, как небо поутру, они смотрели с тревогой. Белль стало почти жаль это огромное создание. А затем…

– Выбирай! – прорычало Чудовище, обнажив острые клыки.

Все чувства, кроме ужаса и отвращения, испарились. Белль снова посмотрела на отца – тот умолял ее не совершать необдуманных поступков.

– Но ты же умрешь здесь, – проговорила девушка, понимая, что так оно и есть.

– Я СКАЗАЛ, ВЫБИРАЙ! – снова прорычало Чудовище.

– Нет, Белль! – воскликнул Морис, пытаясь образумить упрямую дочь. – Я не смог спасти твою мать, но могу спасти тебя. Уходи отсюда! – Тут его скрутил сильный приступ кашля. Кашель сотрясал все тело отца. Сердце Белль обливалось кровью.

– Хорошо, папа, я уйду, – сказала девушка, чтобы успокоить Мориса, надеясь, что это поможет ему перестать кашлять. Потом повернулась к Чудовищу. – Открой дверь, мне нужна минутка, чтобы попрощаться с отцом. – Она подождала, но огромнее существо ничего не сделало. – Пожалуйста! – Чудовище проигнорировало ее просьбу. В душе Белль снова всколыхнулась горячая ярость. – Неужели ты такой бесчувственный, что даже не позволишь дочери поцеловать отца на прощание? Мы же больше никогда не увидимся!

Белль тяжело дышала, ожидая ответ Чудовища. Одно долгое, напряженное мгновение существо просто смотрело на девушку холодным, жестким взглядом, и Белль испугалась, что зашла слишком далеко. Потом Чудовище шагнуло к ней и протянуло огромную лапу. Девушка зажмурилась, думая, что оно сейчас ее ударит.

Раздалось звяканье металла. Открыв глаза, Белль увидела, что Чудовище распахнуло дверь тюремной камеры. Оно знаком велело ей войти внутрь.

– Когда эта дверь закроется, – предупредило оно, глядя, как Белль заходит внутрь, – я ее больше не открою.

Белль не колебалась: бросилась внутрь и обняла отца.

– Прости, папа, – прорыдала она. – Мне следовало отправиться вместе с тобой!

Морис положил ладони на плечи Белль и осторожно отодвинул от себя, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Это моя вина, – сказал он, качая головой. Потом погладил дочь по щеке, как делал, когда она была маленькой девочкой. В те времена это всегда ее успокаивало, теперь же она лишь зарыдала горше. Морис снова заговорил, и его голос дрожал от переживаний:

– Послушай, Белль, забудь обо мне. Я прожил жизнь…

– Забыть о тебе? – недоверчиво повторила Белль. – Как же я могу? Все, что у меня есть, это ты.

Слова Белль обрушились на Мориса, как удар в живот. Даже сейчас, в такой отчаянный и грустный час, дочь пыталась его поддержать, пыталась быть сильной. Глядя на молодую женщину, которой она стала, Морис одновременно видел девочку, которой она когда-то была. Не выдержав, старый мастер заплакал.

– Довольно, – рыкнуло Чудовище, и от звука его грубого голоса отец и дочь вздрогнули. – Пусть она уходит.

Белль и Морис крепко обнялись.

– Сейчас же! – снова зарычало Чудовище.

– Я люблю тебя, Белль, – сказал Морис. – Не бойся.

– Я люблю тебя, папа. И я не боюсь, – ответила Белль, нежно целуя отца в щеку. Одновременно она повернулась так, чтобы встать спиной к камере и положила руки отцу на плечи. Затем прошептала еле слышно: – И я убегу. Обещаю…

Прежде чем Морис успел остановить дочь, Белль сильно его толкнула, а сама рванулась назад, в камеру. Морис вылетел в дверь камеры, и Чудовище захлопнуло ее у него за спиной. Морис упал на пол и отчаянно закричал, осознав, что его дочь только что пожертвовала собой ради его спасения.

Похоже, поступок Белль потряс и Чудовище, но если Мориса он безмерно огорчил, то Чудовище просто удивилось.

– Ты заняла его место? – спросило оно у Белль. – Почему?

– Он мой отец, – не раздумывая ответила девушка.

– Он глуп, – возразило Чудовище. – Как и ты.

Не говоря больше ни слова, оно схватило мастера за рубашку и потащило за собой.

Белль подавила рыдание, уже готовое вырваться из груди. Она молча наблюдала, как отец вслед за Чудовищем исчезает на лестнице. Девушка подождала, прислушиваясь к смолкающим звукам шагов на лестнице. Наконец в башне стало тихо, и тогда Белль обессиленно осела на пол; по ее щекам потекли слезы, холодные, обжигающие, как начавшийся снег за окном. Девушка могла думать только об одном: что теперь с ней будет?