Текст книги "Игра в игру"

Глава 10

Я больше не пью. И я разочаровалась в актерстве. Злосчастная профессия, в которой приходится продавать талант, тот дар, о котором Христос говорил: «Бесплатно получили, бесплатно и отдавайте». Наверное, попытки заработать на дареном и караются столь жестоко. Да, некоторые удостаиваются славы. Но они избранные – их желания совпали с тем, что им предназначил Бог. Остальные должны либо годами стучать в запертую дверь и вдруг да получить удачу «по неотступности своей», либо погибнуть. Не хочу, как известная некогда актриса, твердить в интервью о том, что овации – ерунда по сравнению с ладом в семье, о своем приходе к Богу, исключившем притворство и суету из бытия. И на последний вопрос, мол, не снимаешься – твое дело, но покажись людям, которые тебя помнят, ответить: «Они помнят меня молодой, красивой и стройной. Старая, неухоженная и толстая я их разочарую»…

Из дневника Веры Вересковой

Миновало две недели. Лиза Шелковникова уже послала рукопись в издательство, за что удостоилась цветистой похвалы Ильи Борисовича Полянского. Сергей закончил то, ради чего временно отменял все радости жизни. Пора было выполнять данные друг другу обещания. Писательница легко убедила себя, что теперь близость со сценаристом – награда ей за труды. Она убрала из ванной зубную щетку Маши, из прихожей – ее тапочки, из гостиной – фотографии. Поставила ноутбук на журнальный столик и заперла на ключ двери своей и дочкиной комнат. Явился объект мистификации, выслушал байку о снятом на пару-тройку месяцев угле и разочарованно протянул:

– Жаль, безлико все, немо, глухо, слепо. Ничего от тебя, о тебе…

Раздался звонок. Уязвленная отсутствием у Сергея чутья на нее в ее же собственном доме и нелестной характеристикой обстановки Лиза впустила Игната Смирнова. Тот удачно не был занят в этот дневной час, вместе с невестой поджидал сценариста на скамейке во дворе и поднялся в квартиру почти следом за ним. Мужчины обменялись рукопожатиями, Лизу молодой актер раскованно чмокнул в щеку и безо всякого выражения, не давая превратить какое-нибудь слово в повод его задерживать, сказал:

– Привет, мама, я на минуту, в офисе дел по горло, хоть ночуй там, представления не имею, удастся ли в ближайшие дни вырваться. Вот то, что ты просила, нет, не оставляй гостя, я занесу в кухню.

Он потряс матерчатой сумкой, из которой вызывающе торчал длинный батон – Маша настояла для правдоподобия, и уверенно скрылся с глаз. Романистка вышла в прихожую, сценарист повлекся за ней, через десять секунд там же оказался мнимый сын, избавившийся от авоськи.

– Выпей с нами чаю, так редко видимся, – подала отчего-то дрожащий голос Лиза.

– Извини, никак. Но я позвоню вечером. Сергей, до свидания.

– Приятно было познакомиться, – отозвался тот, и они снова приложили ладонь к ладони.

– Пока, мама, – сказал Игнат и, смеясь, подставил щеку.

Лиза смущенно коснулась ее губами и подумала: «Молодец, мальчик. Весьма достоверный обмен поцелуями при встрече и расставании».

– Не гони как сумасшедший. Будь осторожен, – напутствовала она.

– «Будь здоров! Обязательно буду», – процитировал Высоцкого Игнат и взглянул на сорокапятилетнего Сергея, будто сделал ему одолжение.

Сценарист кивнул с нервным смешком. Вероятно, актер решил, что «достучался до зрителя», и легко покинул декорации.

– Нормально прошло? – спросила Маша, которая приготовилась киснуть в ожидании не меньше часа и восприняла скорое возвращение жениха как провал. – Удался розыгрыш?

– Да.

– Партнерша по сцене не подвела? Одно дело просто врать, другое – врать с кем-то на пару.

– По-моему, тушевалась. Но вторая реплика была подана сносно.

– А вспомни, сколько нервотрепки было, споров, когда мама об этом заикнулась! – воскликнула девушка. – Вплоть до моральных аспектов все обсудили.

– Последнее занимало одну тебя, – рассмеялся Игнат. – Мы с Лизой просто отрывались и прикалывались. Знаешь, мне показалось, что они сейчас уедут. Сергею не по себе в вашем доме, это чувствуется.

– Тогда пошпионим тут еще минут тридцать, – доверчиво предложила Маша. – Вдруг они действительно уступят нам помещение.

У нее до сих пор холодело внутри при воспоминаниях о съемочном дне. Увидев актера в творческом раже и услышав то, что сочла чудовищными небылицами, она повадилась дорожить его вменяемостью и не перемещать в пространстве без лишней нужды: еще заведется и отколет что-нибудь несусветное.

Но судьба освободила их путь в нирвану, то есть на любимый диван, гораздо раньше. Потому что, едва Игнат вышел, Лизин поклонник бодро заявил:

– Давай рванем ко мне. У меня домик за МКАД. Пишется там отлично, но ездить на встречи долго и сложно. Приходится снимать квартиру в городе поближе к объектам киноиндустрии. Понимаешь, как давят на меня эти чужие стены? Ты сама какая-то скованная, будто хозяйка должна вот-вот вернуться.

– Твоя правда, неприятное состояние вечной бдительности – не пролей, не разбей, не испачкай. Убираемся отсюда и наслаждаемся свободой. Ты на машине или возьмем мою?

– На ней, родимой. А у тебя какая?

Лиза прикусила язык в буквальном смысле слова, но это было уже наказанием, а не профилактикой. Действительно, хронической ли алкоголичке заговаривать о своем автотранспорте. И откуда у такой новая иномарка?

– Старая «девятка», оформлена на сына. Можно сказать, заново учусь водить.

– Парень выглядит немного старше своих двадцати.

– На свою жизнь, свои заботы, свою ответственность и выглядит, – вздохнула женщина, неохотно вспомнив легенду, которую все еще предлагала мужчине.

– Даже хлеб тебе носит, – неодобрительно сказал он.

– Нужды в продуктах давно нет, но в районе моего постоянного проживания булки вкуснее, поэтому и балует. На все готов, лишь бы я не сорвалась, – объяснила она и чуть не расплакалась от отвращения к этой лжи.

Тоскливо подумала: «После сегодняшнего спектакля что-то изменилось. Будто путь отступления перестал существовать. До того еще можно было оправдаться: «Я пошутила». Или: «Я никогда не злоупотребляла спиртным, поэтому хотела выяснить степень дикости своих фантазий, проговорив их вслух. И ты после ресторана создал «эффект попутчика». А теперь? «Мы с Игнатом пошутили»? Даже звучит оскорбительно». Но прогулки на машине всегда улучшали настроение романистки, когда она запутывалась в собственных интригах. И эта не подвела, тем более что сценарист, уловив ее смятение, тактично отмалчивался.

Загородное убежище Сергея было добротной двухэтажной дачей из бруса, и Лиза сразу уразумела, что именно давило на него у нее – порядок. Ему не хватало залежей бумаг и книг на столе и подоконниках, множества разномастных чашек с остатками кофе, забытых везде, в том числе и на полу, двух махровых халатов, брошенных на спинки кресел. «Пока все обычно», – подумала она, стоически вынеся экскурсию по буеракам к кривобокому заболоченному пруду, с достойной одобрения тщательностью замаскировавшемуся в чахлой березовой роще. А после обеда из разогретых в микроволновке замороженных деликатесов спросила себя: «В который раз это повторяется?»

Но и дальнейшее оригинальностью нервишки не щекотало. Сергей был нежным, опытным, но каким-то добротно-чопорным любовником. Темперамент Лизы становился открытием для мужчин, которые ассоциировали невысокий рост и хрупкость с беззащитностью и отсутствием инициативы. Бывало, ее просили: «Полежи спокойно, милая». А сценарист был расчетлив и техничен настолько, что ей шевелиться не хотелось. Не то чтобы она притворялась бревном, но от своего естественного поведения в постели была далека. Тем не менее ей мерещилось, что перспективы есть. Человек старался доставить ей гарантированное удовольствие, поэтому на эксперименты не решился. Что в том плохого? Говоря по совести, Сергей не был исключением. Лиза никогда не ставила крест на близости после первой не слишком удачной попытки и давала второй шанс. Но и вариант «лишь бы человек был хороший» ее не устраивал. Терпимость и требовательность зрелости, способной себя прокормить.

Когда Сергей заснул сном удачливого труженика, она высвободилась из его некрепких объятий и прошлепала босыми ступнями по теплым широким половицам к столу. Уселась в кожаное офисное кресло. Такие, кажется, предназначены для боссов, потому что очень дороги. На глаза сразу попались отпечатанные на принтере листы – у нее все недавнее тоже сверху аккуратной стопкой лежало. «Если не спрятал, значит, читать можно», – догадалась Лиза. И ознакомилась с короткой заявкой. Идея показалась ей знакомой, но не до боли, скорее до приятного изумления. Далее последовал синопсис, в котором излагалось содержание ее романа. Писательница не успела разозлиться и двинулась вперед. Поэпизодники и сценарии двух серий заставили ее возвести гневные очи к потолку, над которым должны были располагаться коварные и жестокие Небеса. «Господи, за что? – подумала Лиза. – Неужели мой спешный заговор человеческой душевной боли, мое дилетантское чародейство настолько беспомощно, что ради счастья Веры Тебе пришлось дублировать мой текст сериалом? И почему Ты не предупредил меня более гуманным способом? Хотя, если презреть свою гордыню, это Твое благословение, а не подлость. Верескова актриса, судьба свела ее с режиссером, круг обязан был замкнуться на сценарии, на фильме. Все, все было правильно. А с собратом по перу я разберусь без участия Всевышнего. Нечего Ему пачкаться».

Недобро упомянутый собрат заворочался на синей простыне с желтыми корабликами, открыл глаза, заложил мускулистые руки садовода и огородника за голову, приветливо усмехнулся и спросил:

– Как тебе нравится, Лизанька?

– Как все свое, Сережа, очень. Тебе не кажется, что это – плагиат чистой, то есть грязной воды? Оставим в покое заявку и синопсис, я по собственному почину откровенничала после ресторана, ты имел право записать мою историю дома по памяти. Допустим, что по наитию, а не в результате воровства твои поэпизодники вторят моим главам, как эхо. Но сценарий – это диалоги. И они списаны из присланного тебе по электронке текста буква в букву. Ты собирался предложить мне соавторство? Вернее, напроситься в соавторы?

– Я надеялся на твою благодарность, – сухо ответил Сергей.

Он встал, не глядя на любовницу, натянул трусы, брюки и рубашку. После заминки взялся за носки и ботинки. Приблизился к столу, уперся в него сжатыми кулаками и навис над Лизой. Надо полагать, возвышение одетого мужчины над женщиной, сидевшей в чем мать родила, должно было ввергнуть ее в панику. Но она разницы их состояний даже не заметила и взвилась:

– Благодарность за что?

И сценарист внятно объяснил, что, пока она пьянствовала в обиде на черствых и неквалифицированных редакторов, люди писали, трудились, пробивались. И теперь мест в вагоне женской романистики нет. Можно стоять в толпе на платформе годами, а в следующий поезд заскочат более молодые, шустрые, сильные.

– Ты обречена со своей исповедальной прозой, – сообщил он. – Ты старомодно, да чего миндальничать, плохо пишешь. Я дал тебе возможность гордиться тем, что несколько твоих слов произнесут с экрана.

– Ничего себе несколько слов! И с какой стати ты предоставляешь мне возможность быть обворованной? И каков же ты сам, если не брезгуешь моими старомодными, плохими строками?

Он проникновенно заявил, что бережет себя для великого сценария, которым заболеет великий режиссер. А сериал – так, одолжение приятелю за невеликие деньги. И если словесную основу для продукта массовой культуры можно взять готовой у бесталанной алкоголички, которой ничего не светит, то надо брать без раздумий. Обнаглели бабы: намусорят вокруг себя куцыми мыслишками и убогими фразами, а стоит профессионалу смести их в уборочный совок, начинают верещать: «Ограбили, интеллектуальной собственности лишили!»

– Уж не премировал ли ты меня любовными утехами за то, что лишил этой собственности? – осенило Лизу.

– В некоторой степени, – картинно выпрямившись, подтвердил Сергей.

Далее писательница узнала от него, что по-настоящему одаренные люди не бывают алкоголиками – гений не допускает. Спиваются только эпигоны, кем бы они себя ни мнили. И напрасно она иронизирует по поводу того, что между ними произошло. Думает, отмучилась каких-то полгода в завязке, вымылась, накрасилась, и порвала с самой собой? Он немало пожил, написал кучу сценариев на злобу вчерашнего дня и мог бы дать клятву: прозрачного намека на то, что она грязная шлюха, ни пьяная, ни трезвая женщина не вынесет. Он был настолько уверен в дальнейшем – неумелая пощечина, громкие рыдания, спешное одевание и выскакивание вон, – что зажмурился. Но его щека осталась нетронутой, а вместо ожидаемых скулящих звуков он услышал хриплый, натужный, но все-таки хохот:

– О том, что наше дурное прошлое идет навстречу, плюет нам в лицо воспоминаниями, пробивает насквозь, возле затылка встречается с будущим и уродует его, я писала. О том, что далеко не все оправдывают и жалеют падших, щадят неудачников и сильно аргументируют свою позицию, тоже. Но не догадывалась, что при этаком отношении можно тех, кого и людьми-то не считаешь, обворовывать и при случае утишать ими похоть.

– Хватит причитать, – не желал разнообразить приемы Сергей. – Другой век за окном. Попроси у богатенького сыночка денег на юристов. И подавай в суд. Сегодня утром я отослал все, что написал, продюсеру. Ему нравится, а у него чутье на высокие рейтинги.

– Я польщена, – сказала Лиза. Надо было открывать человеку глаза на то, во что он вляпался. Занятие это опасное, поэтому она резко встала и стремительно оделась – всего-то трусики и сарафан, а уже не стыдно вылетать с пинка на улицу.

– Ты меня покидаешь? – спросил хозяин с веселостью того же качества, что и хохот гостьи. Его заметно трясло. Он рывком выдвинул ящик тумбочки, достал сигареты и с третьей спички закурил: – Дыма на самом деле не приемлешь? Тогда иди на свежий воздух, и по свежему воздуху куда хочешь.

– Как только, так сразу. Мой роман – не исповедальная проза, то есть оправдаться тем, что ты «писал с натуры», не удастся. К примеру, я не страдаю алкоголизмом, у меня не сын, а дочь, есть полтора десятка изданных книг, два фильма по мотивам… Наверное, с христианской точки зрения я грешна, ибо ввела тебя в искушение, наврав про себя с три короба. Но ты показался мне честным и стойким мужиком. Вынуждена тебя огорчить: я отослала законченный роман своему издателю пять дней назад. А синопсис находится у него уже два месяца. И официальный договор того же возраста. Так что есть кому судиться с твоим продюсером, скупщиком краденого. Как же ты, ведя точный счет векам за окном, решился присваивать чужое не заглянув в Интернет? Там достаточно информации о беллетристике Елизаветы Шелковниковой. В книжный магазин зашел бы, порыскал по полкам с бабскими излияниями.

– Ты… Ты… Пугаешь? А у тебя в договоре есть пункт об обязательствах не передавать роман в третьи руки? Так учти, ты нарушила свои обязательства, послав мне…

– Четверть его? Ха-ха. Кстати, объем сценария, насколько я поняла, с половину авторского листа. Тебе от меня перепало листов пять, на десять серий. Что ты собирался дальше делать? Рисковать здоровьем, трахаясь со мной, чтобы дочитать до конца, то есть обворовать до нитки?

– А ведь сначала красиво называла это любовными утехами. Но раз нашла более точный глагол, я не против. Напомню только, с порядочными женщинами не трахаются, а как минимум занимаются любовью.

– Верно, заниматься любовью – это минимум, не связанный с максимумом – любить. Давай закругляться. Переданный в твои загребущие руки текст есть вложение в личное письмо, где черным по белому – «выполняя твою трогательную просьбу, высылаю, надеюсь быстро узнать мнение…». О разрешении использовать его там не говорится. Уймись.

– Ладно, я все переделаю. Только уходи, видеть тебя больше не могу! – крикнул Сергей. – Теперь я понимаю убийц!

– Разумеется, переделаешь. И, чтобы не впадал зря в состояние аффекта, ставлю тебя в известность: я позвонила издателю, как только прочитала синопсис. Он в курсе твоих происков. Обещал немедленно связаться с продюсером, но я умолила не спешить. А ты проспал возможность идеально меня задушить.

Эта выдумка была не лишней в целях безопасности. Выражая солидарность с душегубами, Сергей оскалился. Лиза заметила, что у него не только кожа, но и десна побелела. Она испугалась. Но не виной, а бедой этой женщины была неспособность сойти с дистанции. Ее не меньше чем Сергея тянуло к рукоприкладству. Она тоже задыхалась в его присутствии. Но задачу помочь Вере Вересковой ее собственные горести не отменяли. И вместо того, чтобы бежать без оглядки, неисправимая романистка поинтересовалась:

– А как скоро начнутся съемки?

– Какие теперь съемки! Кастинг отменять придется! Я не уложусь в месяц!

– Месяц до кастинга? Это замечательно. Сделай ты героиню певицей. А мальчика, который с ней возится, не сыном, а фанатом. Услышал когда-то диск, влюбился в роскошный голос, разыскал обладательницу и был шокирован ее состоянием. Пашет день и ночь, копит ей на лечение, мечтает вернуть на сцену. Она же выздоравливает и делает ему ручкой. Или не делает.

– Протухло давно.

– Свежатину раздобывай сам, гений. Я недавно читала, что бывшую служительницу муз, ради которой мужчина внедряется в общество анонимных алкоголиков, будет играть в большом кино то ли Милла Йовович, то ли Николь Кидман. Вечная тема.

– Подвох в чем? Зачем сюжет подкинула?

– Чтобы тебе было чем возмещать моральный ущерб. Ты всерьез думал, что я просто уберусь?

– Поступи именно так. И я с наслаждением забуду о тебе. С твоим паршивым романом вышло недоразумение. Я устал и действительно решил сэкономить творческую энергию, раз попалось бесхозное сочинение. Думал, у тебя запала не хватит на концовку. Но извинять не буду, сама виновата, обманывала меня с первой минуты, пичкала своим бредом, как подопытного кролика. Все, не было ничего, в глаза я не видел ни тебя, ни твоих текстов.

– Видел. И я требую, чтобы мою знакомую артистку утвердили на главную роль.

– Спятила? У продюсера своих знакомых хватает.

– Выкрутись.

– Иначе?

– Иначе друг, который так ценит твою способность генерировать идеи, получит длинный список их первоисточников. Через средства массовой информации. Видишь ли, оригинальные сюжеты давно иссякли, и мы, авторы, стараемся не привлекать к этому внимание. Вы, сценаристы, тоже молча старье тасуете. Но, если я возьму на себя труд перечислить, что и откуда ты надергал, а у меня эрудиции хватит, не сомневайся, лично твои недоброжелатели и враги тех, с кем ты сотрудничаешь, не без удовольствия порезвятся на ваших костях.

Причем чем хуже сами, тем яростнее станут резвиться. И ты, причина скандала, окажешься крайним. Тебе оно надо?

– Договорились, приглашение на кастинг и симпатию продюсера я ей обеспечу. Кто она, как связаться?

– Вера Верескова, дипломированная киноактриса. Я уточню координаты ее агента и сообщу. Не вздумай менять электронный адрес или номер телефона – из-под земли достану. Смотри-ка, раздышался, порозовел. Значит, выполнить мое единственное условие тебе будет легко. А усложнять ситуацию не в моих интересах. Что ж, прощай, сволочь бездарная.

– Графоманка чертова.

Они еще долго сыпали ругательствами: одна – несясь к электричке, другой – перебирая бумажки.

Через десять минут Сергей уже сидел за компьютером и менял романистку на певицу, сына на фаната и на всякий случай водку на кокаин. А Лиза плюхнулась на сиденье в вагоне так, что чуть не отбила себе то место, которое у остальных людей мягкое, и неслышно зашептала: «Впредь не ложись с кем попало». О том, что не следует посылать кому попало рукописи, ей совсем не думалось.

Тело ломило, будто после резкого спада высокой температуры, на улице уже темнело, но с вокзала Лиза Шелковникова отправилась по адресу, который хорошо запомнила. Дать его Сергею без разрешения Веры она не могла, хотя очень хотела. Дом Вересковой находился всего в паре кварталов от ее собственного обиталища – дворами близко, так что непомерных трат сил и времени не предвиделось. Лизе необходимо было срочно известить одноклассницу о грядущем кастинге. Пока ее любимый алкоголик раскачается после пребывания в клинике, пока начнет трудиться, Вера на пробах вновь ощутит себя актрисой. Лиза не переоценивала своих угроз и знала, каковы продюсерские нравы: до главной роли вряд ли дойдет. Не возьмут – плевать, теперь есть мужское режиссерское плечо, на котором выплакаться даже приятно. А уж если повезет и ее утвердят, держись вселенная! Курс лечения к тому времени может еще не закончиться, но ради такого дела врачи должны на денек освободить пациентку из-под надзора. Это же мечта нарколога – чудесная востребованность творческой личности, спивавшейся от отсутствия таковой. Кроме того, писательница считала, что Вере нужен покой, следовательно, будоражащие душу и влекущие участие в активной деятельности известия лучше получать заранее.

Конечно, застать одноклассницу Лиза не надеялась. Но вдруг ее сын как раз явился проверить целость замков? А если удача повернулась сегодня к лесу передом, к романистке задом и в таком положении была застигнута приступом радикулита, соседи должны знать, как найти парня. Однако окна на фасаде в нужном ряду светились все до единого – редчайшее городское явление в дачный сезон. Взбодренная Лиза бегом поднялась по лестнице и нажала кнопку заляпанного красками всех подъездных ремонтов старого звонка.

– Кто там? – спросил женский голос.

Лиза не удивилась тому, что молодой компьютерный гений захватил с собой в пустующую квартиру девушку, и веско сказала:

– Знакомая. Откройте, пожалуйста.

Упрашивать не пришлось. Дверь гостеприимно распахнулась, и перед визитершей предстала немолодая растрепанная женщина с грубым испитым лицом. За ее спиной переминался с ноги на ногу мужчина, наделенный внешностью такого же качества. Оба были под градусом.

«А мальчик у Веры не промах, – решила Лиза. – Сдал квартиру, пока мама на излечении. По иронии судьбы жильцы оказались пропойцами». Она вежливо улыбнулась и сказала:

– Вечер добрый. Не поможете мне связаться с хозяином?

Женщина засмеялась:

– Не помогла бы, даже если не был бы он мне мужем. Только я тут хозяйка, а он в примаках.

– Как же так? – растерялась писательница. – Я буквально два месяца назад встречалась здесь с одноклассницей. Она говорила, что это – ее жилье.

– Шутница, однако, – подал сиплый тенорок мужчина.

– Погодь, Колька, – нежно и игриво обратилась к нему супруга. – Может, та, что снимала нашу хату на полдня, в гости кого приглашала? Как раз два месяца тому назад и было. Я на лавочке проветривалась после обеда, башка трещала. Подошла дамочка, простая из себя, чистая, с интересом, нельзя ли у какой-нибудь старушки однокомнатную занять на несколько часов, само собой, за деньги. Я, не будь дура, свою и предложила. Она велела к утру прибраться как следует. Зашла, глянула, одобрила, взяла ключи, заплатила. Мы с Колькой на радостях к его брату поехали. Вернулись, ключи в почтовом ящике, как договорено, ничего не взято, наоборот, на столе бутылка коньяка, почти что полная. Такой вот выгодной сделки сподобились за беды наши.

– Поздравляю, – вздохнула Лиза. – Извините за беспокойство. До свидания.

Ее трудно было выбить из колеи, вот и в эту она, понимая, что свалена обстоятельствами с ног, вцепилась мертвой хваткой. И позвонила в квартиру напротив. Открыта сухонькая бабулька с почти бесцветными, но излучавшими любопытство глазками:

– Вам кого?

– Скажите, а ваши соседи, муж с женой, давно тут живут?

– Катька с Колькой? Въехали году в девяностом. Выселите их, давно пора. Каждую ночь гулянки, драки, крики. Терпения нет.

– Спасибо, – промямлила Лиза и не заметила, как спустилась во двор.

Произошедшему не было объяснения. «Оно есть, просто не найдено», – сухо поправила себя романистка. И дорогой сочинила маленькую повесть об актрисе, которая хочет начать новую трезвую жизнь. Ей надо, чтобы кто-нибудь об этом узнал и обязательно поверил в ее версию, мол, квасить начала с горя, втянулась случайно и так далее. Потому что близкие, наблюдавшие за ней годами, трактуют ее судьбу по-своему и наверняка саму обвиняют во всем, что случилось. Живет она где-то поблизости. И однажды видит на улице одноклассницу. То есть видела и раньше, но тут вдруг узнает в повзрослевшей, изменившейся женщине. Встречает, выползая за пивом, раз, другой – в одно и то же время. У бедняжки возникает идея снять помещение и исповедаться. Приглашать к себе она не может: то ли в тот момент категорически не намерена продолжать отношения, то ли там такая нищета и разор, что стыдно, то ли сын запрещает и контролирует исполнение. Она залучает Лизу, отводит душеньку в монологе, позволяет себе немного коньяка, хотя едва не сломалась, прося купить его, а не легкое вино. «Как просто, – подумала писательница, открывая свою дверь. – Как грустно».

– Мама, ты вернулась? – приветствовала ее Маша.

– А я ухожу, – сообщил Игнат.

Лиза попросила его задержаться и рассказала о визите к актрисе.

– Ребята, как же мне разыскать Веру? Я договорилась, ее должны пригласить на кастинг.

– Ой, нам казалось, у вас с Сергеем личные дела. А ты все об отставной актрисе своей хлопочешь, – ляпнула Маша.

Игнат толкнул ее в бок, но Лиза не слышала замечания и продолжала ныть:

– Фамилия наверняка другая, в квартире не прописана… Одноклассников тревожить? Так ведь каждому что-то врать придется. Зачем мне Верка Верескова через двадцать лет понадобилась? Сплетен будет уйма. А вдруг она добивалась забвения? Тогда информации не получу, а улей растревожу.

– Верескова? Не знаю такую. Но поспрашиваю у наших, – взялся артист из цеховой солидарности. – Кто-то может ее помнить.

– Только осторожно, ни слова лишнего, – взмолилась зачинщица. – Я не должна была называть ее имени.

Парень торжественно обещал.

Елена Калистратова в пеньюаре вошла в свою гостиную, выщипнула из пушистой желтой грозди крупную виноградину, по-детски забросила ее в рот и улыбнулась. Воскресенье, редакционный офис остывал от жара человеческих амбиций, спешить было некуда. Она потянулась за следующей ягодой. Солнце било в окно так, что даже за завесами прикрытых от удовольствия век царил свет. Комната была наполнена вещами, словно шкатулка, в которую из пригоршни высыпали изящные безделушки разных форм и размеров. Эдуард называл здешнюю обстановку хаосом – источником дизайнерского вдохновения. Откуда ему было знать, что она – результат вдохновения другого дизайнера. О, тот мог бы стать его конкурентом во всем, если бы не переехал в Америку.

Десять минут назад Елена впервые за несколько месяцев отпустила своего Эдика по каким-то его делам с легким сердцем. И теперь после душа полулежала в кресле, довольная собой и любовником, уверенная в себе и в нем и способная ценить эту парность. Со вчерашнего вечера он был беззаботен и раскован, щедро дарил наслаждение и жадно, бесстыдно наслаждался. «Наконец-то кризис миновал, и его бывшая так и осталась в прежнем статусе, – думала Елена. – Ради этого стоило трудиться, и я потрудилась». Но Лиза никакого отношения к раскрепощенности господина Шелковникова не имела. Ему просто удалось избавиться от требовательной в постели клиентки. Ее муж решил, что достаточно заплатил за благоустройство, и, похоже, посадил жену на цепь охранять стильный дом и вычурный сад. Если бы он ее еще и кормить перестал на недельку, измученный Эдуард счел бы себя отмщенным.

Подал звонкий голосок телефон. На дисплее возникло имя сценариста, которому Елена Калистратова недавно оказала дружескую услугу. Она могла рассчитывать на благодарность, но Сергей взялся предъявлять претензии:

– Почему ты не предупредила, что эта Лиза, так сказать, в обойме, что успешно издается?

– А разве должна была? – изумилась красавица редактор. – Ты желал вблизи рассмотреть современную литераторшу, находящуюся в возрасте между школьным и пенсионным. Я подсказала, где такая ужинает по пятницам. Остальное – твоя забота, ты уже большой мальчик.

– Она мне такого наплела! Будто пьянь, трудно завязавшая с десятой попытки, книг своих в руках не державшая.

– Странная женщина. Но, может, она прочно обосновалась в каком-нибудь своем романе?

– Точно, в последнем. Настолько прочно, что я поверил. Ладно, черт с ней. Ты не знаешь Веру Верескову? Твоя Лиза отрекомендовала ее «дипломированной киноактрисой».

– Да не моя, не моя, мы лично не знакомы. А с чего ей рекомендовать тебе актрис?

Она тоже к сериалам причастна? Кстати, у нее и спроси поконкретнее.

– Э… Ну… – замялся сценарист. И выпалил: – Мы поссорились. У нее паранойя – мерещится, будто все крадут ее нетленки. Чокнутая баба, из-за нее расхотелось делать героиней писательницу. Она презентовала мне жиденький сюжет в обмен на участие в кастинге ее протеже. Заметь, сначала требовала утверждения той на главную роль, но потом умерила аппетит. Обещала днями сообщить координаты агента. Но я решил заранее навести справки. Фамилии такой никогда не слышал, а мне ее серьезным людям предлагать.

– Так не предлагай. Расплевались и расплевались.

– Нет, я все-таки порядочный человек, Лена.

– Сергей, если я что-нибудь выясню, позвоню. Идет? Как там ее, претендентку?

– Верескова Вера. Тупой псевдоним, да?

– Это псевдоним? Тяжелый случай.

– Честно говоря, я не знаю. Но не бывает же таких безвкусных настоящих имен. Пока, рассчитываю на тебя.

«Не слишком надейся, я тебе не должна», – пробормотала Елена. И, раз уж нужда сценариста заставила ее взяться за тонкий черный аппарат, тронула сенсорную панель, вызывая Игната Смирнова:

– Здравствуй, жених. Как дела?

– Родственная душа, твой глас – глас судьбы! У меня масса новостей!

– А у меня всего две минуты свободных.

– И ты их на меня, ничтожного раба Игнашку, тратишь?

– Все ерничаешь? Пока.

– Нет, подожди, прости. Только главное, ты не в курсе, где можно найти актрису Веру Верескову?

– Зачем?

– Ее одноклассница разыскивает, – пытался и не врать кумиру, и хранить Лизины секреты Игнат. – Она думает, что все артисты знакомы друг с другом. Поэтому обратилась ко мне. А я – к тебе, у тебя же обширнейшие связи. Хорошо, одной тебе открою тайну, это насчет проб на главную женскую роль.

– Все, мое время истекло. Если что узнаю, позвоню.

– Если нет, тоже позвони, – безнадежно проворчал Игнат и вдруг сообразил, что впервые пожертвовал возможностью целых две минуты повторять в трубку слово «люблю» ради будущей тещи, то есть, в сущности, ради своей семьи.

«А Вера Верескова – популярная личность, – холодно усмехнувшись, констатировала Елена. – Не послать ли кого-нибудь взять у нее интервью? Не хочется пропускать восход звезды, у меня остросовременный журнал». Она швырнула сотовый от Армани в угол дивана. Эта неуемная писательница дешевых романов будто перехватила у нее инициативу. Так нажала, стерва, что и матерый сценарист, который самого Господа Бога за сюжет не поблагодарил бы, и мальчишка, у которого на уме только, как бы сбежать из-под венца, ищут неведомую актрису. Анекдот, Лиза Шелковникова пристраивает Веру Верескову! А кто просил? Кто?! От нее требовалось лишь оставить в покое Эдуарда. Отвлечься от бывшего мужа работой над новым романом, свадьбой дочери, разборками с ментами и покалеченным издателем, блудом с готовым на авантюры собратом по перу. Какой выбор предоставила ей Елена от щедрот своих. И вернула себе Эдуарда, пока Лиза занималась всем понемногу. Так она теперь никак не угомонится, понравилось дышать в искусственно созданной атмосфере развивающегося, накаляющегося, будоражащего действия.