Текст книги "Дом с золотой дверью"

Глава 5

Речи рабов; сальные словечки; мерзкие сплетни уличных торговцев.

Марциал. Эпиграммы, 10.3

В воспоминаниях Амары таверна «Воробей» была просторнее и чище. Трудно представить, что раньше Амара проводила здесь долгие часы и чувствовала себя в безопасности. Когда в дверях возникают Амара и Филос, в таверне воцаряется потрясенное молчание. Единственные женщины, переступающие порог этого заведения, – проститутки. Зоскалес не сразу узнаёт в посетительнице подругу.

– Амара! – восклицает он и тут же отступает, не зная, как подобает приветствовать бывшую рабыню. Он переводит взгляд на Филоса. – А это твой… – Зоскалес явно недоумевает, кем Амаре приходится Филос: патроном или охранником.

– Это Филос, эконом моего патрона, – отвечает Амара. – Прости, у меня совсем мало времени. Я пришла выкупить Викторию. Будешь моим свидетелем?

– Вздумала враждовать с Феликсом? – Лицо Зоскалеса больше не излучает приветливость. – Ты же знаешь, что я тебе в этом не помощник.

– Нет! – натянуто усмехается Амара. – Я бы не посмела! Мне нужен свидетель. Только и всего.

Хозяин таверны настороженно кивает.

– Ладно. Я спрошу у Феликса, не против ли он. А пока тебе лучше подождать на улице. Тебе здесь не место.

– А где Никандр? – спрашивает Амара, пытаясь заглушить обиду от слов старого друга.

– Я его продал, – отвечает Зоскалес. Амара прикрывает рот ладонью. Потерять того, кто любил Дидону, – значит утратить еще одну часть подруги. Почувствовав горе Амары, Зоскалес смягчается. – Пойми, я сделал это ради его же блага, – говорит он, понизив голос. – Я боялся, что после смерти Дидоны он скажет Феликсу что-нибудь не то. Теперь он работает у Аселлины на виа Венериа.

– Спасибо, – кивает Амара. Они с Филосом выходят из таверны. Толпа на площади расступается; во взглядах читается смесь любопытства и злобы. Амаре начинает казаться, что, вероятно, надежнее было бы все же заключить сделку в кабинете Феликса.

Стоя у края дороги, Амара смотрит в сторону борделя. Ей так хорошо знаком силуэт Феликса и даже его походка, что можно было бы подумать, что она пришла на встречу с давнишним другом. Но когда Феликс приближается и черты его лица становятся различимы, в душе Амары вновь вспыхивает отвращение. «У Дидоны был нож, предназначенный ему». Отпрянув, Амара чувствует, как Филос кончиками пальцев касается ее руки. Когда-то Амара с Дидоной переговаривались, используя этот рабский безмолвный язык жестов. «Но теперь я свободна, – напоминает себе Амара. – Феликс не властен надо мной».

Вслед за господином идут Бероника с Викторией, и при виде подруг у Амары сжимается сердце – так сильно она скучала. Ей требуется усилие, чтобы не броситься их обнимать. Феликс не тратит время на приветствия, да и расстояние между ним и собеседницей его не смущает. Он так близко подошел к Амаре, что она чувствует, как неловко от этого Филосу.

– Какую из них ты хочешь? – Феликс машет рукой в сторону женщин. – Или ты пришла за обеими?

Амара вглядывается в лица Виктории и Бероники, полные иступленной надежды, и ее пронзает мучительная боль. Феликс сразу же выбил почву у нее из-под ног.

– Я пришла… – Амара осекается. Она не может сказать правду при Беронике. – Я пришла за обеими.

– Тогда с тебя пятнадцать тысяч сестерциев, – отвечает Феликс. Услышав, что сутенер дал отпор расфуфыренной особе, мужчины, стоящие у таверны, оглушают площадь смехом.

– Ты в своем уме?! – От злости Амара вдруг становится похожа на себя в прошлом, когда она была куда грубее, чем сейчас.

– Слишком дорого? – Феликс приподнимает брови. – По-твоему, они этого не стоят? Надо же, ты назначаешь цену дружбе! – с этими словами Феликс поворачивается к рабыням. – Видимо, она вас все же не любит.

Феликс искоса смотрит на Амару и ждет, что она вот-вот сдастся, но гнев заглушает боль в ее душе.

– Шлюхи стареют быстрее всех на свете, – произносит Амара с такой же холодностью, с какой к ней обращается Феликс. – Так ты сказал мне однажды. Эти двое с каждым годом будут только терять в цене, и ты это знаешь. Так что я бы на твоем месте не ехидничала. Если, конечно, прибыль все еще тебе важна.

Смотреть на подруг становится невыносимо, и Амара сверлит взглядом Феликса. По подрагивающим желвакам она понимает, что он стиснул челюсти. Ничто так не раздражает его, как публичное унижение.

– Пятнадцать тысяч – мое последнее слово.

– Три. – Амара называет сумму, за которую, как она надеялась, Феликс уступит одну рабыню.

– И кто из нас рехнулся?! – смеется Феликс. – Понятное дело, ты не можешь позволить себе двух разом, так что не трать мое время. Какую берешь? – Феликс локтем подталкивает Беронику вперед. – Вот эта помоложе. И дольше мне прослужит. Но она ленивее.

Бероника теребит висящую на шее дешевую камею – Амара помнит, что это подарок Галла, любовника рабыни. На лице у Бероники написана такая растерянность, что у Амары к глазам подкатывают слезы.

– А можешь взять мою самую трудолюбивую шлюху. – Феликс тычет большим пальцем в Викторию, обращаясь к пьянчугам, которые обступили спорящих и теперь с упоением ловят каждое слово. – Пусть тот из вас, кто видел манду лучше этой, придет ко мне и заберет свои деньги.

Пара мужчин принимается гоготать, один из них во всеуслышание сообщает о своих грядущих распутных похождениях.

Амара переводит взгляд на Викторию. Подруга запомнилась ей смешливой, неудержимой и – в подтверждение своего имени – непобедимой. Теперь же Виктория кажется ей усталой, подавленной. Она даже как будто стала меньше ростом. Амара всегда завидовала тому, как на Виктории сидит одежда, но в безжалостном дневном свете вещи рабыни кричат о своей дешевизне. Виктория смотрит на Амару в ответ почти безнадежными глазами, и Амара понимает, что готова тысячу раз проститься с деревянной коробочкой и всем, что она значит, лишь бы освободить подругу.

– Я возьму Викторию, – произносит Амара трясущимся голосом, не в силах смотреть на Беронику.

– Девять тысяч, – отвечает Феликс.

– Ты просил пятнадцать за двоих! Это же больше половины!

– Она мне дороже.

– Я дам три с половиной.

– Восемь.

– Четыре.

– Шесть, – произносит Феликс, удивляя этим резким перепадом Амару, которая уже приготовилась услышать «семь». Она все понимает по улыбке Феликса: шесть тысяч – эту цену Плиний предложил, когда выкупал Амару для Руфуса во время Сатурналий. А еще это на тысячу сестерциев больше верхнего предела, намеченного Амарой. На тысячу сестерциев больше суммы, отдав которую, Амара надолго погрязнет в долгах.

– Пять, – возражает Амара. – На рынке тебе за нее столько не дадут.

– Меньше чем на шесть я не согласен, – отвечает Феликс, и Амара видит, что он не уступит. Ведь теперь его слова слышала целая толпа.

– Тогда я заодно возьму и Британнику.

– Британнику? – Феликс недоуменно и подозрительно хмурится. – Зачем тебе эта британка?

– Британника – моя подруга, и я не хочу, чтобы она умерла в борделе. Мы оба знаем, что с ней ты прогадал: от нее одни убытки.

– А если я откажусь?

– Тогда я уйду.

Феликс пристально смотрит на Амару, пытаясь оценить серьезность ее намерений. Лицо ее совершенно равнодушно, хотя в груди бешено стучит сердце.

– По рукам, – наконец произносит Феликс. – Надеюсь, британская паскуда тебе на что-нибудь сгодится. Но я уверен, что твой патрон не обрадуется, ведь ему придется кормить еще одну прожорливую шлюху.

Амара поворачивается к Филосу, чтобы забрать восковые таблички. Эконом совершенно невозмутим, но Амара знает, что он наверняка боится того, как господин воспримет новость о двух рабынях из борделя, и не понимает, как Амара выплатит свой огромный долг.

– Прежде чем мы подпишем договор, – произносит Амара, – вот еще одно условие. Сделка будет касаться только Британники. Я хочу, чтобы ты освободил Викторию, а не продал ее мне. Шесть тысяч – достойное вознаграждение за такую щедрость.

Виктория взвизгивает и, потрясенная, едва не падает на колени. Выступив вперед, Филос поддерживает ее за локоть. Феликс молчит. Амаре неясно, застала ли она его врасплох.

– Почему же ты не освободишь ее сама? – спрашивает он, заранее зная ответ. – Ах да! Ты сама еще совсем недавно была рабыней и не можешь этого сделать. – Феликс щелкает пальцами перед носом у Амары, как часто делал, когда она принадлежала ему. – Подпишись, что отдашь деньги, и я освобожу ее.

– Освободи ее – и я подпишусь.

– Если позволите, – Филос вступает в разговор, пока Амара с Феликсом снова не начали пререкаться, – я составлю договор иначе. Деньги будут отданы как плата за передачу прав на рабыню, именуемую Британникой, и как вознаграждение Феликсу за освобождение рабыни, известной под именем Виктория. Тогда оба этих пункта будут иметь правовую силу. Если деньги не будут переданы, Феликс заберет обеих рабынь. Если Виктория не будет освобождена или Британника не будет передана Амаре, Феликс не получит денег.

Феликс явно недоволен, что раб лезет к нему с предложениями, но Филос смотрит на бывшего хозяина Амары с такой кротостью и с таким послушанием, что в его взгляде нет и намека на все отвращение, которое он испытывает. «Точно так же он смотрит на Руфуса», – проносится в голове у Амары.

– Пиши, – обращается Феликс к Филосу. – Затем, когда мы оба прочтем и подпишем договор, я освобожу ее.

– Я бы хотела позвать в свидетели Зоскалеса, – говорит Амара.

Феликс в ответ пожимает плечами.

– Зови кого хочешь.

Кто-то из пьянчуг, пошатываясь, уходит в таверну за хозяином.

Феликс и Зоскалес первыми подписывают договор, затем Филос протягивает табличку Амаре. Она пробегает глазами по тексту, стараясь не задерживаться на грабительских процентах от Феликса, и ставит подпись. Наконец подходит очередь Филоса.

Повернувшись к Виктории, Феликс берет рабыню за руку. Амара видит, что подруга дрожит.

– Виктория, при свидетелях и перед лицом богов я дарую тебе свободу, – произносит Феликс. – Отныне ты носишь мое имя – Гая Теренция Виктория, вольноотпущенная.

Виктория плачет от нахлынувших чувств. Когда Руфус освободил Амару, ей казалось, что время остановилось и что она не в силах постичь значимость этого события. Феликс притягивает Викторию к себе и целует.

– И раз ты теперь свободна, – он нежным движением убирает волосы с ее лица, – станешь ли ты моей женой?

Наступает гробовая тишина. Виктория неотрывно смотрит на Феликса, и Амара вдруг понимает, что ответом будет да.

– Нет! – вскрикивает Бероника. – Нет! – Она вырывает Викторию из объятий изумленного Феликса. – Не делай этого! – кричит Бероника, встряхивая Викторию за плечи. – Ты не можешь все испортить! Не можешь так поступить со мной! – Тут Бероника поворачивается к Амаре. – Она выбрала тебя. А на твоем месте могла быть я! Из борделя могла уйти я! Это могла быть я!

Бероника, рыдая, валится на землю, и Амара бросается к ней.

– Прости, – всхлипывает Амара, обнимая Беронику. – Прости меня, прошу. У меня был долг перед Викторией. Мне пришлось выбрать ее, пришлось.

Виктория смотрит на подруг, рыдающих в обнимку, на дорогой плащ Амары, вымазанный в грязи, и поднимает глаза на Феликса.

– Мой ответ – нет.

Глава 6

Еще не зажила ссадина от господского удара, а ему охота позабавиться.

Петроний. Сатирикон

Амара вглядывается в лицо Виктории. Размазанная сурьма, испуг в глазах. Но все же Виктория выдерживает взгляд Феликса. Она так долго любила его, так много страдала, но нашла в себе смелость проститься с ним. Амаре в это верится с трудом. Как и Феликсу, если судить по выражению его лица. Вокруг раздаются смешки: надо же, сутенера отвергла его собственная шлюха. Амаре становится не по себе, ведь она знает, что ее бывший господин никогда не забудет такого унижения. Феликс делает вид, что не услышал ответ Виктории. Он молча наклоняется к Беронике, рывком ставит ее на ноги и отвешивает подзатыльник. Амара вскрикивает, и Филос выступает вперед, готовый вмешаться. Феликс одаряет раба Руфуса злобным, презрительным взглядом. Филос пятится на прежнее место. Все знают, что законный владелец Бероники может делать с ней все, что ему вздумается.

– Не забывай, что выплаты надо делать вовремя, Амара, – напоследок бросает Феликс, увлекая Беронику за собой. – Я буду ждать тебя здесь лично.

Амаре становится нехорошо. В ушах до сих пор звучат слова Бероники: «Из борделя могла уйти я!» Виктория берет Амару за руку, и та чувствует, что подруга еле держится на ногах.

– Теперь тебя никто не тронет. – Амара обнимает Викторию, стараясь думать о той подруге, которую выбрала, а не о той, которую бросила.

К ним наклоняется Филос.

– Надо забрать вторую женщину и уходить, – шепчет он. – Пока все спокойно.

Амара оглядывается по сторонам. У таверны по-прежнему толкутся зеваки. И они только что узнали, что у Амары есть несколько тысяч сестерциев – вожделенная цель для воров.

Зоскалес, кажется, тоже встревожен. Он машет руками, подзывая праздношатающихся к себе.

– Представление окончено! – объявляет он, загоняя посетителей в таверну. – У меня еще полно выпивки.

Филос под шумок уводит Амару с Викторией в сторону борделя. У дверей на часах стоит Трасо, прихвостень Феликса. Он совсем не изменился, и Амаре кажется, что она на мгновение перенеслась в прошлое. За спиной у Трасо – угрюмое строение, обитель горя, пропахшая гарью и ужасом. Изнутри долетают рыдания Бероники.

– Чего тебе? – спрашивает Трасо, мотая головой. – Пришла за треклятой британкой?

– Приведи ее сюда, – произносит Амара. Ей невыносимо стоять на пороге вместилища ночных кошмаров и слушать плач Бероники. – Она моя.

Трасо так пристально вглядывается в Амару, что у нее почти начинает гореть кожа в том месте, куда он когда-то ударил.

– Жди здесь.

Через несколько минут в дверях, щурясь от солнечного света, возникает Британника. Она почти одного роста с Трасо, и вид у нее куда более запущенный, чем представляла себе Амара. Рыжие волосы обрублены по-мужски, поношенную тунику теребят сильные бледные руки. При виде Амары Британника расплывается в улыбке.

– Ты пришла за мной, – хрипло произносит Британника, обгоняя Трасо.

– Оно разговаривает? – удивляется Трасо. Британника всегда отказывалась сказать хоть слово на латыни. Таков был один из множества ее способов выжить в борделе.

Британника оборачивается, злобно оскалившись.

– Да, я разговариваю, – с этими словами она плюет Трасо в ноги. – Будь ты проклят!

От затрещины Британнику спасает лишь безмерное изумление, охватившее Трасо. Улучив момент, Филос оттаскивает ее на безопасное расстояние. Все четверо бросаются прочь, пропуская мимо ушей угрозы, изрыгаемые Трасо. Тот остается на посту, не решаясь отправиться в погоню. Вероятно, Феликс приказал их отпустить.

Стоит повернуть за угол, и лупанарий скрывается из виду, а перед глазами вырастает очередь в термы. Филос, Виктория, Амара и Британника пробираются сквозь толпу женщин, стараясь никому не наступить на ногу или на волочащийся подол. Во всей этой суматохе Амара чувствует, как удушливый комок в горле постепенно исчезает. Ужас перед тем, что пришлось оставить Беронику, отступает, и на смену ему приходит воодушевление. Амара сжимает ладонь Виктории. Опьяненная открывшейся безграничной свободой, Виктория будто впервые смотрит на мир, понимая, что отныне сама может распоряжаться своей жизнью.

На виа Венериа прохожие удивленно разглядывают странную женскую компанию и плетущегося позади Филоса. Выходящие из пекарни люди в открытую тычут пальцами и смеются. Амара понимает, что ей до них нет дела. С тех пор как Руфус освободил ее, она наслаждалась роскошной жизнью содержанки, но страдала от одиночества. Теперь об одиночестве можно забыть.

Они сворачивают на улицу, где живет Амара. Ей радостно видеть, с каким восхищением Виктория смотрит на полотна, развешанные у магазина тканей.

– Это правда? Ты здесь живешь? – Виктория проводит пальцами по отрезу тончайшей шерстяной ткани красного цвета, который развевается у входа в магазин. Виргула, вышедшая было, чтобы поздороваться с Амарой, замирает на месте. Ее довольно сильно смутил облик женщин, которых привела соседка.

Филос, стоя в дверях, жестами поторапливает Амару. Бронзовые заклепки на полуоткрытой деревянной двери отливают золотом. Амара просит у Виргулы прощения и, пообещав вернуться, уводит подруг в тесный коридор. Как только все оказываются внутри атриума, Филос приказывает Ювентусу запереть дверь и поворачивается к Амаре. На нем нет лица.

– Что ты наделала?

– То, что хотела, – резко отвечает Амара. Ей совсем не нравится тон Филоса.

– Шесть тысяч сестерциев? – Голос Филоса звучит все громче. – Это вдвое больше их реальной цены и вдвое больше того, что есть у тебя! – тут Филос показывает рукой на Викторию. – Думаешь, теперь ей ничего не угрожает? Она обрела в Феликсе врага! Думаешь, хоть кто-то из нас может теперь рассчитывать на спокойную жизнь? И как я объясню… – Филос не может подобрать слов, чтобы описать Британнику. – Руфус будет вне себя. Ты выставила его на посмешище!

Амара еще никогда не видела, чтобы Филос злился, и ее удивляет пылкость его речей.

– Я смогу ему все объяснить. – Амара равнодушно пожимает плечами. – И я не хотела тебя огорчить. О Британнике я подумала в последний момент.

– Ты здесь не хозяйка, – Филос говорит тише, чтобы его не услышал Ювентус. – У тебя ничего нет. Все в этом доме принадлежит Руфусу, в том числе ты сама. Тебе остается лишь его любовь, и ты ее бездарно растрачиваешь.

Филос уходит: он слишком рассержен, чтобы продолжать разговор. Глядя ему вслед, Амара чувствует, как в душе нарастает тревога.

– Ну и ну. – Виктория приподнимает одну бровь, и лицо ее принимает выражение, которое так нравится Амаре. – У тебя просто обворожительный раб.

– Он не мой раб, – отвечает Амара.

– Точно, – угрюмо соглашается Виктория. – Он только что дал нам это понять.

Амара невольно улыбается, хоть ей и неловко от этой шутки.

– Могу лишь сказать, что в доме, который тебе не принадлежит, очень красиво. – Виктория озирается вокруг. Вслед за подругой Амара тоже разглядывает атриум и видит его будто бы впервые. Высокие потолки, небольшая площадка под открытым небом, солнечные блики на поверхности бассейна с дождевой водой. Нарисованные на стенах колонны легко сбивают с толку; в узких промежутках между ними изображены сцены из жизни Венеры. Бассейн облицован не мрамором, а осколками амфор, да и сам дом кажется крошечным в сравнении с хоромами, где раньше выступали Амара с Дидоной, но Виктории, вырвавшейся из борделя, он кажется дворцом.

– Когда осмотримся, – глаза Виктории светятся восторгом, – то, может, кто-то из не принадлежащих тебе слуг подаст нам напитки? И мы наконец вкусим нашу несуществующую свободу?

– Сначала выпьем, – произносит Британника. Виктория с Амарой вздрагивают, до того силен ее непривычный акцент. Британника стоит в дверях на полусогнутых ногах, не обращая внимания на мозаичные звезды, которыми украшен пол. Амара замечает стоящего за спиной у Британники Ювентуса: тот не в силах отвести любопытный взгляд от странной женщины.

– Она что, пойдет с нами? – шепчет Виктория, под руку отводя Амару в сторону.

– Конечно, – отвечает Амара. – Сейчас поднимемся в мои покои, выпьем вина и переоденем вас. А потом я покажу вам дом.

Виктория молча вскидывает брови. К ней приближается Британника. Амаре не по себе от того, что даже в день, который должен быть наполнен счастьем, эти двое не скрывают взаимной неприязни. Подозвав к себе Марту, она просит приготовить воду для купания и отправляется к себе. Подруги следуют за ней.

Первая комната Амары довольно просторная, чтобы принимать в ней гостей: здесь есть диван, приставной стол для закусок и туалетный столик, за которым Марта обычно причесывает госпожу. Амара смотрит на черный фриз[6]6
  Горизонтальный декоративный пояс стены.


[Закрыть], украшающий стены. На его фоне резко выделяются бледные фигурки нимф, которые поют и играют на лирах. Вокруг их ног, словно клубы дыма, вьются полоски розового и желтого шелка. Руфус как-то сказал Амаре, что выбрал этот дом как раз из-за нимф, в знак восхищения ее музыкальным талантом. Показывая подругам свое жилище, Амара чувствует прилив благодарности и нежности к патрону, на смену которому приходит беспокойство. Не может же ее любовник и вправду выйти из себя, как предсказывает Филос?

Виктория восторженно взвизгивает при виде туалетного столика.

– У тебя есть зеркало! Серебряное! А сколько у тебя всяких баночек! Можно взять твои духи? Что это за аромат? Нет, молчи, я сама догадаюсь! – не дожидаясь ответа Амары, Виктория откупоривает пузырек и смазывает запястье жасминовой эссенцией. Марта, вернувшаяся с чаном воды в руках и кусками ткани под мышкой, ошарашенно смотрит на незнакомку, которая так непринужденно перебирает вещи госпожи.

– Оставь это все здесь, Марта, – говорит Амара. – Мы сами справимся. А чуть попозже принеси нам вина и хлеба.

Марта кивает, хотя ей, очевидно, не хочется упускать такую возможность собрать новых сплетен. Как только служанка удаляется, Виктория с Британникой, раздевшись, принимаются плескать на себя воду и тереть кожу грубой тканью. Амара уходит в спальню и достает из сундука два из трех платьев, подаренных Плинием. Она дорожит ими больше, чем всеми нарядами, что купил Руфус, но не может раздавать всем подряд подарки любовника, чтобы не обидеть его ненароком.

– Я возьму желтое. – Виктория примечает более изысканное платье с противоположного конца комнаты. – Красное лучше подойдет к волосам Британники.

Британника подходит к дивану, чтобы рассмотреть свой новый наряд, и нерешительно берет платье кончиками пальцев. При виде ее обнаженного тела – поджарого и угловатого – Амара вспоминает Феликса. На шее у Британники висит кожаный амулет грубой работы, темным пятном выделяясь на фоне ослепительно бледной кожи. Этот амулет, окропленный кровью гладиатора, ей на Сатурналии подарила Амара. Она выбирала его вместе с Дидоной, поэтому теперь старается не вспоминать о том дне. «Жаль, что со мной рядом сейчас не Дидона». Британника неловким движением прикладывает платье к себе, а затем роняет его обратно на диван.

– Где туника?

– Но оно же красивее, чем туника, – уверяет Амара.

– Мне лучше туника, – настаивает Британника.

– Она по-прежнему рабыня. И она права: ей лучше носить короткую тунику, – произносит Виктория. – Может, у Филоса найдется лишняя.

– Да! Так лучше! – Британника не улавливает насмешку в словах Виктории. – Я попрошу у него.

– Не надо, пожалуйста. – Амара с ужасом представляет, как голая Британника ходит по пятам за Филосом, выпрашивая одежду. Виктория еле сдерживает смех. – Я скажу Марте купить тебе новую тунику. А пока примерь это платье. Давай я тебе помогу. – Амара принимается кружиться вокруг Британники, плиссируя ткань и закалывая ее в нужных местах. Подол красного платья едва доходит Британнике до лодыжек.

Виктория тем временем облачилась в желтое. Ей оно идет больше, чем Амаре. Виктория поглаживает пальцами струящуюся ткань, и Амара понимает, что подруга вот-вот расплачется. Амару сперва тоже часто охватывало внезапное счастье, в которое верилось с трудом.

– Ты просто красавица! – говорит Амара.

Виктория подносит руку к груди.

– Спасибо, – произносит она. – За все. Я никогда не смогу отблагодарить тебя сполна.

В комнату входит Марта. Поднос едва не выпадает у нее из рук при виде Британники, сидящей на диване.

– Я думала… – бормочет Марта. – Я думала, что это мужчина.

– Ты же не думаешь, что я бы пустила в свои покои чужого мужчину, а? – резко произносит Амара. – Оставь все и уходи.

Расплескав вино, Марта неуклюже ставит поднос на приставной столик и поспешно выходит из комнаты.

Виктория буквально катится со смеху, и на этот раз к ней присоединяется Амара. Даже Британника улыбается.

– Я как мужчина. – Британника расправляет плечи, чтобы показать себя во всей красе.

Все трое принимаются за вино, вот только переживания этого дня пьянят отнюдь не хуже. Британника почти все время молчит – видимо, она понимает больше, чем может сказать, – а Виктория постоянно задает Амаре вопросы, чтобы поскорее узнать все об ее жизни. Но больше всего Викторию заботит, когда же она наконец встретится с патроном Амары.

– Какой он щедрый! Раз позволил тебе меня выкупить!

– Он об этом еще не знает, – признаётся Амара. – Я говорила ему, что подумываю нанять музыкантов. И решила, что ты сможешь для него спеть.

– Конечно смогу! – отвечает Виктория. – Я готова петь днями напролет, если он пожелает. Не захочется ли ему от меня чего-то большего? – По ее будничному тону ясно, что она готова предоставить в распоряжение Руфуса не только свой голос, но и тело.

– Нет. – Амаре такие мысли не нравятся. – Руфус – возвышенная натура. Боюсь, что такими предложениями его можно оскорбить.

– Ты спроси, – пожимает плечами Виктория. – Я совсем не против.

– А я против. – Британника складывает руки на груди.

Виктория усмехается, но Амара слышит страх в голосе Британники.

– Я знаю, – произносит Амара. – И ни за что и никогда не стану заставлять тебя спать с мужчинами, обещаю. – Она кладет ладонь на плечо британки. – Та часть твоей жизни осталась в прошлом. Здесь тебя никто не тронет.

Не желая показывать свою слабость, Британника сжимает челюсти, но Амара видит, что к ее глазам подступают слезы облегчения.

– Надеюсь, что та часть моей жизни не закончилась, – морщится Виктория.

– Это зависит только от твоего желания, – отвечает Амара. – Мне очень хочется, чтобы ты приглянулась кому-нибудь из гостей Руфуса.

Виктория вскакивает с дивана и, смеясь, принимается кружиться в новом платье. Она хватает Амару за руки и увлекает за собой.

– Покажи мне весь дом! – умоляет Виктория. – Весь!

Все трое перебегают из комнаты в комнату, словно дети. Такой неистовой радости Амара не испытывала с тех пор, как впервые переступила порог этого дома. Она отводит подруг в таблинум, столовую рядом с атриумом, а затем показывает три спальни на втором этаже.

– Ты можешь поселиться здесь, – обращается Амара к Виктории, расхаживая по внутреннему балкону. – Через какое-то время мы сможем обставить ее получше.

Стены в комнате белые, как в кабинете Амары, мебели в ней почти нет, если не считать старый диван и ветхий столик, которому больше нигде не нашлось места, но Виктория ликует. Амара уводит спутниц в одну из двух соседних комнат поменьше. В ней так же тесно, как в каморке, где спит Марта. Амара улыбается Британнике, смутившись от того, что разница между двумя спальнями так бросается в глаза.

– А ты можешь жить здесь.

Британника кивает.

– Теперь покажи сад! – требует Виктория. – Поверить не могу, что у тебя есть фонтан! – Тут она бросается вниз по лестнице, и Амара не успевает сказать ей о фреске. Когда наконец Амара догоняет подругу, та, оцепенев, стоит перед огромным портретом Дидоны. Она смотрит на Амару круглыми от потрясения глазами. – Что ты натворила?

– Увековечила память о ней.

– Но Дидона так никогда не выглядела! – Виктория машет рукой в сторону стены, изображающей зверский разгул смерти. – Она была мягкой и доброй. Это ужасно! Дидона ни к кому не питала ненависть и уж тем более никому не желала зла!

– Откуда ты знаешь, чего ей хочется теперь? – произносит Амара. – Разве у Дидоны нет права на месть?

– Но Балбус мертв! – Виктория говорит об убийце, который хотел расправиться с Феликсом, но ранил Дидону. Она указывает на оленя. – Кто тогда, по-твоему, нарисован здесь?

– Ты знаешь, кто это, – отвечает Амара. Они смотрят друг на друга до тех пор, пока холодный взгляд Амары становится невыносим для Виктории. Съежившись от горя, она через атриум направляется к той комнате, где у Амары стоит туалетный столик.

Британника берет Амару за плечо, чтобы та не пошла за Викторией.

– Оставь ее.

Две женщины Феликса, стоя в саду, смотрят на ушедшую подругу. Амара вспоминает, как Британника держала умирающую Дидону на руках, как рисковала собственной жизнью, чтобы спасти ее. Британника с мрачным удовольствием разглядывает портрет Дидоны, и Амаре кажется, что Британника едва ли не единственный человек, который полностью понимает этот ее поступок. Вдруг Британника поворачивается к Амаре.

– А как это – в последний момент?

Амара открывает рот, чтобы объяснить значение этого выражения, но видит, что Британника его уже усвоила.