Текст книги "Иоланда – дочь Черного корсара"

Глава XIII
Между огнем и водой

Прошло два дня с тех пор как эскадра флибустьеров покинула воды Маракайбо. Корабли держались поближе друг к другу, готовые дать отпор оставшимся испанским фрегатам, где-то бороздившим те же воды. На третий день, к вечеру, когда эскадра была в пятидесяти милях от острова Оруба, на горизонте неожиданно появилась свинцово-черная туча, не предвещавшая ничего хорошего.

Воздух стал необычно чистым – верный признак приближающегося урагана, от моря, внешне спокойного, запахло чем-то странным, словно какой-то гнилью.

В это время года над Большими и Малыми Антильскими островами проносятся страшные бури, вызываемые сильными западными ветрами. Ураганы приносят огромные разрушения.

Почувствовав неприятный запах и видя, что горизонт багровеет, команды на кораблях, испытавшие всю ярость бурь Карибского моря и Мексиканского залива, немного приуныли.

– Предстоит нелегкая ночь, – сказал Кармо Ван Штиллеру, задравшему голову к звездам, зажигавшимся на горизонте и казавшимся крупнее обычного.

– Скверно пахнет, – откликнулся гамбуржец, принюхиваясь к запаху моря.

– Пахнет бурей, мой друг.

– Хорошо еще, что капитан Морган перевел нас на фрегат. Он гораздо прочней «Молниеносного», у которого и корпус изношен, и мачты на ладан дышат.

– Видать, и он чувствовал приближение бури, – заметил Кармо. – Но мы на волоске от гибели.

– Это почему?

– Пленные испанцы могут воспользоваться бурей и сыграть с нами злую шутку. На месте капитана я бы высадил их со всеми остальными. И так боюсь, что за них гроша ломаного не дадут.

– Но среди них есть знатные люди, Кармо.

– Разве что капитан Валера?

– Черт возьми!

– Что с тобой, гамбуржец?

– Ты его не спрашивал, как он очутился на испанском корабле, – ведь мы с ним расстались в монастырском подземелье? Ты не находишь, что это странно?

– И то правда, – промолвил Кармо, пораженный размышлениями гамбуржца. – Почему этот человек не стал спасать шкуру, а полез в самое пекло? Уж не на помощь ли губернатору?..

– Своему дружку, которого он втравливал, как сказал дон Рафаэль, в дурные дела, – добавил Ван Штиллер. – Неплохо бы во всем разобраться.

– И я так думаю, дружище, – поддержал Кармо.

– Сам черт посылает его туда, куда отправляется дочь Черного корсара! Не будем-ка его терять из виду. У Иоланды нет худшего врага, не считая графа Медину.

Сверху донесся какой-то щелчок. Это повернулись косые паруса, хлопнувшие от порыва ветра. В этот момент на палубе появились Морган с Пьером и Иоландой.

– Надвигается буря, – сказал он, обращаясь к девушке, взглянувшей на запад, где в лучах заходившего солнца сгрудились багровые тучи. – Не боитесь, сеньора?

– Я дочь моряка, – спокойно ответила та.

– Как бы ни разбушевалась буря, нам не страшны ни ветер, ни волны, – успокоил ее Морган. – Хуже придется суденышкам: вряд ли они поспеют за нами. Пьер! Прими все меры, чтобы устоять перед ураганом или тем более циклоном.

– Что это такое? – изумилась Иоланда.

– Это страшная буря, неожиданно налетающая во время больших приливов в июле – октябре месяцах. Не всякий корабль устоит перед нею. Она поднимается два-три раза в год и наносит огромный вред, особенно островам. Иногда огромный вал образуется при почти спокойном море и настолько медленно крадется к берегу, что трудно поверить, что он несет с собой смерть. Но стоит ему подобраться поближе, как он молнией вздымается вверх, словно притягиваемый таинственным магнитом, а затем с такой силой обрушивается на побережье, что смывает целые города и поселки, срывает с якорей корабли и выбрасывает их на сушу. Иногда циклон соединяется с ураганом, и тогда становится еще страшнее.

Ужасный раскат грома, словно вспоровший брюхо свинцовой тучи и грохнувший, подобно залпу из полдюжины пушек, прервал их беседу.

Почти тотчас послышались свистящие звуки, словно где-то взвихрились бесчисленные, несущиеся с разных сторон струи воздуха. Мачты дрогнули и затрещали.

Сквозь шум вздымавшихся волн, свист ветра и скрипучее потрескивание мачт донесся голос Кармо:

– Осторожней на марсах, и да поможет нам Бог!

Море вспучивалось на глазах, черная туча с невероятной быстротой залепила небесный свод, гася звезды. На море пала глубокая тьма, которую не в силах были рассеять два больших кормовых фонаря. Ветер свистел все сильнее, его напора не выдерживали паруса. Ветру вторили волны, бившиеся о борт.

– Знаешь, что напоминает мне эта ночь? – сказал Кармо, стоявший у руля как лучший кормчий среди корсаров.

– Догадываюсь, – ответил гамбуржец, помогавший ему в трудные минуты. – Ночь, когда Черный корсар отправил на шлюпке в море дочь проклятого герцога, мать сеньоры Иоланды.

– Да, дружище, – ответил взволнованно Кармо. – Море тогда тоже бушевало и грозило бурей. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день вновь пересекутся пути Черного корсара и его любимой девушки, которая станет к тому времени королевой карибских людоедов, и он на ней женится?

– А как плакал в ту ночь корсар!

Издалека донеслось какое-то жуткое завывание, заглушившее последние слова гамбуржца.

– Надвигается могучий вал, – сказал Кармо. – Что станет с нашими скорлупками? Лишь бы не вышел он нам на траверз.

Фрегат разрезал яростно налетавшие на него волны, но и ему от них доставалось, несмотря на его большие размеры.

Марсовые уже свернули нижние паруса, оставив лишь марсели и брамсели, и все же мачты вздрагивали при каждом порыве ветра.

Остальные корабли постепенно терялись в море. Их огни уходили то к западу, то к югу, словно скрываясь от урагана. Морган просигналил им ракетами, чтобы они сами выбирали себе курс.

В полночь все суда исчезли, укрывшись, видимо, возле многочисленных островов, расположенных вдоль побережья Венесуэлы, где они могли найти надежные бухты. Фрегат, однако, продолжал путь на север, стремясь добраться если не до Тортуги, то, по крайней мере, до Ямайки, где ему не грозила опасность: это была английская колония, открытая для корсаров, получавших здесь разрешения на плавание и ведение войны против испанцев.

Море становилось все пасмурней, ветер налетал с такой чудовищной силой, что, окажись у него на пути пушки тридцать второго калибра, то и они полетели бы за борт.

Оглушительно гремел гром, заглушая команды боцманов и их подручных, беспрерывно сверкавшие молнии слепили глаза.

Морган хотя и понимал, что скоро начнется ураган, сохранял удивительное спокойствие и невозмутимость. Он был не только смелым бойцом, но и одним из отважнейших мореходов своего времени. Стоя на мостике с рупором в руке, он отдавал приказания без страха или дрожи в голосе.

Отказавшись спуститься в каюту, Иоланда стояла рядом с капитаном, ухватившись за поручни мостика. Она бестрепетно встречала брызги воды, долетавшие иногда до этого, весьма высокого, места фрегата, и с любопытством, без примеси страха заглядывала в морские пучины, в которые корабль погружался со странным уханьем.

– Вам не страшно? – часто спрашивал ее Морган.

– Я дочь моряка, – с улыбкой отвечала девушка. – Мой отец сражался в этих морях с ураганами.

Часам к двум утра с моря донесся зловещий гул. Казалось, вопит несметная орава людей, взывающих о помощи.

Морган слегка побледнел и нахмурил лоб.

– Что это? – спросила Иоланда.

– Надвигается циклон, – ответил флибустьер.

Вдруг все небо от запада до востока озарилось ярким пламенем. Непроглядные потемки сменились, казалось, кровавым жаром. Волны вспыхнули, словно освещенные изнутри множеством подводных вулканов. Одна за другой следовали молнии. Яркий свет их ослеплял моряков. Казалось, на море изливается огненный каскад, молнии падали стрелами в два-три зигзага и такими же зигзагами взвивались обратно.

Сощурив глаза, команда фрегата с ужасом наблюдала за этим зрелищем. Впервые в жизни душа Иоланды, казалось, ушла в пятки.

– Сеньор Морган!.. – теребила она капитана. – Что происходит?

– Налетели на шаровую молнию, сеньора. Спускайтесь в каюту!.. Спускайтесь!..

– Посмотрите на клотик грот-мачты!.. – послышался в этот миг чей-то голос.

Все устремили глаза на мачту. Наверху, вокруг клотика, вращался, словно собираясь оседлать его, раскаленный шар величиной с апельсин, светившийся голубоватым светом. Внезапно он лопнул с сухим треском гранаты, мачту лизнул язык пламени и в воздухе запахло серой.

– Горим! – с испугом закричали корсары.

Вспыхнул марс, и пламя, раздуваемое ветром, охватило уже косой парус фок-мачты.

Увлекая за собой дочь Черного корсара, Морган собирался было спуститься с командного мостика, как вдруг до него долетел возглас Пьера Пикардца:

– Стаксель горит! Надвигается огромный вал!..

Морган с трудом подавил желание выругаться, чтобы не напугать девушку. Но не смог удержаться от гневного восклицания:

– Это какое-то проклятие!

Но, придя тут же в себя, он помог Иоланде спуститься по трапу, по которому то и дело прокатывались волны.

– Сеньора, – слегка взволнованно сказал он, глядя ей в глаза, – Морган не из тех, кто теряет присутствие духа, положитесь на меня.

– Я ничего не боюсь, – ответила Иоланда. – Я знаю, что вы мужественный человек.

– Уйдите с палубы, сеньора. Мы во власти волн и огня, и от беды не убережешься.

– Слушаюсь, капитан.

– Ван Штиллер, займись сеньорой!.. – крикнул он гамбуржцу, спешившему куда-то с ведрами.

Проводив долгим взглядом девушку, спокойно спускавшуюся под руку с флибустьером, словно ей не грозила опасность, Морган бросился на верхнюю палубу, где возникла суматоха.

– К помпам! – гаркнул он громовым голосом.

Фрегат лег в дрейф, чтобы устоять под натиском урагана, трепавшего его с ужасной силой и гнавшего на восток. Грот-мачта и фок-мачта были объяты пламенем. Пропитанные смолой марсы, канаты, рычаги управления вспыхивали как спички, горящие куски парусины падали на палубу, отовсюду сыпались искры. От снастей, можно сказать, ничего не осталось – вещь опаснейшая во время бури, которая могла продлиться не один час и лишить корабль устойчивости.

По команде Моргана корсары пустили в ход кормовую и носовую помпы, но сделать это было не так просто – волны то и дело захлестывали палубу, угрожая смыть людей, боровшихся с пожаром. К тому же струи били не очень высоко. Корабельные снасти горели и в воде. Падавшие с огнем куски рей и парусов подвергали людей постоянной опасности. Более того. При переменном ветре пожар грозил перекинуться на бизань-мачту. И все же эти несгибаемые люди, издавна привыкшие смотреть в глаза опасности, вели отчаянную борьбу. Некоторые из них приступили уже с топорами к горящим мачтам, чтобы свалить их в море. Поняв, что усилий моряков недостаточно, Морган велел вызвать на палубу испанских пленных, которые, увидав из трюма зловещее зарево, дико вопили и выли.

Их было человек тридцать, в том числе капитан Валера и дон Рафаэль.

Услыхав команду капитана, Кармо аж подпрыгнул.

– Нам это выйдет боком, – сказал он Ван Штиллеру, присоединившемуся к своему другу. – Выпустить врагов на палубу горящего корабля!.. Куманек, смотри в оба!..

– Боюсь, ты не прав, – ответил гамбуржец. – Им тоже надо спасать шкуру.

– Да, но среди них есть один, который с удовольствием отправил бы нас ко дну. Держи ухо востро, товарищ…

– Кого ты имеешь в виду?

– Капитана Валеру.

Но тут оба вздрогнули, увидав, как накренилась грот-мачта.

– Берегись, а то рухнет! – раздалось на баке.

Люди бросились во все стороны и оттеснили друзей к борту. Это бежали матросы, которые, несмотря на угрозы Пьера Пикардца и Моргана, оставили помпы и спешили укрыться на корме.

В то же время с бушприта донесся крик:

– Внимание, рулевой!.. На траверзе – огромный вал!

Глава XIV
Девятый вал

Страшная оторопь охватила команду, когда все шестьдесят человек услыхали предупреждение марсовых о новом бедствии, грозившем фрегату. Одного пожара, значит, было мало? Должна была разыграться и водная стихия? Не хватало еще грозного вала, наводившего ужас на мореплавателей Мексиканского залива и Карибского моря, чтобы подвергнуть тягчайшему испытанию и без того потрепанный корабль?

– Мы погибли! – невольно воскликнул Кармо, бросившийся на верхнюю палубу, где находились Морган и Пьер Пикардец.

Захлестываемый ужасающими волнами, с грохотом перекатывавшимися через борт, фрегат беспомощно болтался без парусов на воде, заваливаясь то на правый, то на левый борта.

Грот-мачта, потерявшая свою оснастку и превратившаяся в огромный факел, со страшным скрипом клонилась то в одну, то в другую стороны, осыпая палубу горящими реями, остатками марса или салинга.

На палубу низвергался целый водопад раскаленных головешек, угрожая прожечь палубу и подпалить шлюпки, поднятые на борт, чтобы их не смыла вода.

Морган, сохранявший обычное хладнокровие, распорядился остановить помпы, ставшие теперь ненужными. Его страшил лишь надвигавшийся вал, который мог внезапно захлестнуть фрегат.

– Четыре человека на руль! – крикнул он. – Осторожней на повороте!.. Спасите бизань-мачту!

Зловещий треск заглушил его слова. Потеряв все реи, марс и салинг, обуглившаяся в основании грот-мачта качнулась и, описав огненную дугу, рухнула на палубу, сломав кранцы и сбросив в море легкую бортовую пушку. Поднялся такой грохот, что Морган и Пьер Пикардец на мгновение усомнились, все ли в порядке на правом борту. К счастью, набежала огромная волна и, загасив шипевшие обломки рей и тлевшую парусину, смыла мачту в море и дала кораблю выпрямиться. И весьма кстати. К фрегату неотвратимо приближался грозный вал.

Словно вздыбившись в пяти-шести швартовых от фрегата, громадная, чудовищных размеров водяная стена со зловещим гулом двигалась вперед. Ее пенистая грива была озарена отблесками пламени, лизавшими еще фок-мачту, и кучерявилась под мощными порывами налетавшего ветра.

При виде надвигающегося вала моряки фрегата поспешили перебраться наверх, на самое высокое место на корабле, где было не так опасно.

– Держаться всем за поручни и не двигаться! – скомандовал Морган. – Ван Штиллер!… Кармо!.. В каюту к Иоланде и не высовывать носа!

Оба флибустьера мигом сбежали вниз. Не успели они закрыть за собой дверь, как на корабль налетел такой исполинский вал, что его рев заглушил раскаты грома.

Наткнувшись носом на громадную волну, фрегат почти вертикально взмыл кверху, а затем со страшным скрипом рухнул в бездонную пропасть. Казалось, его скрепы не выдержат, и он рассыплется.

Вода лавиной хлынула на корабль, круша и ломая все на своем пути, захлестнула верхнюю палубу и закрутила находившихся на ней людей.

Когда фрегат снова вынырнул на поверхность воды, волна громыхала уже где-то вдали, и глубокая тьма опустилась над морем.

Водяной поток, прокатившись по палубе, сломал фок-мачту и унес ее, как соломинку, в море, но заодно потушил и пожар. Тем же потоком были смыты и многие люди, в том числе испанские пленные, оставшиеся на палубе.

Корабль устоял перед мощной волной, но чего это стоило!.. От красавца фрегата не осталось почти ничего, кроме остова, рано или поздно обреченного стать игрушкой морских волн. Из всех мачт сохранилась одна бизань. Сорван был и бушприт, первым принявший на себя удар, вспороты все борты, шлюпки исчезли и даже руль был настолько расшатан, что никуда не годился.

К довершению несчастья, буря продолжала неистовствовать, и можно было ожидать появления новой, еще более грозной волны.

– Конец всему или еще поплаваем? – спросил Пьер Моргана, прошедшего в носовую часть, чтобы взглянуть, насколько пострадал корабль.

– Хуже и не придумаешь, – ответил флибустьер. – Каюк кораблю. Теперь он и лодки не стоит. Нам-то что – мы и не такое видали. Не из таких передряг выбирались.

– Боишься за Иоланду?

– Да.

– Увидишь, спасем ее назло всем ветрам и волнам, – успокоил его Пьер. – Как ты думаешь, где мы сейчас?

– Ветер все время гнал нас к востоку, и при нашей скорости мы, должно быть, на широте Тортуги.

– Интересно, куда нас прибьет и где мы найдем пристанище?

– Скорей всего, к островам Нуэва Эспарта, – сказал Морган.

– Там, поди, испанцы?

– Не знаю.

– Лучше бы нам с ними не встречаться.

– Если удастся.

– А нельзя ли пробраться к заливу Париа?

– Мы так и поступим, чтобы при нашем плачевном состоянии не нарваться на какое-нибудь испанское судно. Пусть стихнет ураган, а там будет видно.

Но буря, казалось, вовсе не собиралась униматься. С запада все еще дул свирепый ветер, уносивший фрегат все дальше на восток. Море по-прежнему оставалось неспокойным, волна шла за волной, бросая бедный корабль из стороны в сторону, расшатывая его и без того потрепанный корпус.

Убедившись, однако, что корабль не дал течи и ему не грозят новые бедствия, команда приободрилась и слегка прибрала палубу, освободив ее от обломков мачт и такелажа. Моряки попытались поправить руль, но постоянно набегавшие на корабль волны заставили их от этого отказаться.

Под утро, с появлением первых лучей солнца, флибустьеры стали считать оставшихся в живых. Четырнадцать моряков и шесть испанских пленных были смыты за ночь в море.

– Надеюсь, унесло и капитана Валеру, – сказал Кармо, присутствовавший на перекличке, устроенной Пьером Пикардцем.

– Да нет, он здесь, да еще посмеивается, – отозвался Ван Штиллер. – Можно подумать, что он угадал твое желание.

– А дон Рафаэль?

– Жив курилка.

– Ну и досталось же фрегату!..

– А что с другими кораблями?

– Если чудовищная волна застигла их в открытом море, то не миновать им гибели, – ответил Кармо. – Ни один из наших кораблей, кроме, пожалуй, «Молниеносного», не устоит перед такой громадой.

– Значит, придется дрейфовать, пока нас не вынесет на рифы или песчаную отмель? – произнес Ван Штиллер, в глазах которого сквозило беспокойство. – Или не прибьет к какому-нибудь необитаемому острову!

– Боишься испанцев, куманек?

– У них полно колоний в Венесуэле, и, заметив нас, они захотят узнать, в чем дело. Что вы скажете, дон Рафаэль? – обратился Ван Штиллер к подошедшему плантатору.

– Вас непременно повесят и отберут дочь Черного корсара, – ответил тот.

– Насчет повесить сомневаюсь, – огрызнулся гамбуржец. – Руки коротки! Мы еще постоим за себя: пороху и ядер нам пока хватит.

– Ядер – да, а пороху… Посмотрим, чем вы станете заряжать пушки.

– О чем вы, дон Рафаэль? – нахмурился Кармо.

– Не знаю, может, все дело в буре, но я сам видел, как вода заливает батарейную палубу возле порохового склада.

– Гром и молния! – вскричал Ван Штиллер. – Это невозможно. Мы ни на что не натыкались.

– Тогда что-нибудь еще пробило борт, – сказал испанец. – Сходите вниз и убедитесь сами.

Кармо и гамбуржец уже не слышали. Бросившись к трапу, они стали спускаться на батарейную палубу, как вдруг сквозь завывание ветра и непрекращающийся рев волн до них донесся какой-то странный звук: внизу по доскам что-то каталось и гулко ударялось в борта, словно о стену билось стадо баранов.

– Вода? – спросил Ван Штиллер, пока Кармо отвязывал лампу в кубрике.

– Похоже, катаются пушки, – ответил бледнея француз. – Неужели сорвались?

– Или их сорвали…

Кубарем скатившись по трапу, оба друга остановились как вкопанные. Четыре пушки, сорвавшись с канатов, привязывавших их к бортам, носились взад и вперед по батарейной палубе, в зависимости от того, в какую сторону кренился корабль.

Массивные бронзовые чушки визжали так громко, что их наверняка услышали бы на палубе, если бы не завывание бури и грохот волн. С ужасной силой тыкались они в борта, разнося в щепы балки, скрепы и бимсы. В самой дальней части батарейного дока, недалеко от порохового склада, зияла пробоина, в которую уже врывалась вода, устремлявшаяся к корме и заливавшая трюм и складские помещения.

– Предательство! – вскричал Кармо. – Канаты не могли лопнуть от качки.

– А кто мог это сделать?

– Кто? Испанские пленные. Кто-то из них воспользовался пожаром, незаметно спустился вниз и перерезал канаты. Да еще поближе к пороховому складу, чтобы затопить боеприпасы.

– Если не остановить пушки, они пробьют борта.

– Бей тревогу, кум!

Оба бросились к трапу и сообщили Пьеру Пикардцу о грозящей кораблю опасности.

Флибустьер злобно выругался.

– Мало нам сгоревших мачт и истерзанного корабля!.. – воскликнул он. – Ко мне, моряки!

Пятнадцать-двадцать корсаров с баграми и фонарями осторожно спустились на батарейную палубу. Вырвавшиеся на свободу пушки казались живыми существами. Остановившись на миг, они разевали черные пасти и затем снова, все вместе, начинали свой бег, с металлическим лязгом перекатываясь на колесах.

Время от времени могучие орудия наталкивались на своих собратьев, стоявших у бортов. Тогда они разворачивались вокруг себя и летели в обратную сторону, так что угадать, куда они влепят новый удар, не было никакой возможности.

– Это конец! – воскликнул Пьер Пикардец.

– Если не удастся остановить пушки, они сорвут с привязи остальные, и тогда все пропало.

– Смелей, ребята! Наша жизнь на волоске!.. Сотня пиастров тому, кто остановит хоть одну пушку!

Затем, чтобы подбодрить моряков, топтавшихся на месте и боявшихся угодить под колеса массивных чудищ, он вырвал багор у одного из флибустьеров и решительно бросился на батарейную палубу, за ним – Кармо и Ван Штиллер.

Дело, за которое взялись смельчаки, оказалось настолько грудным и опасным, что у их товарищей мурашки забегали по коже. Они предпочли бы броситься на абордаж корабля, в три раза крупнее фрегата и полного врагов, нежели укрощать этих бронзовых монстров.

Сильный удар волны, вздыбившей корабль, снова привел в движение все четыре пушки.

Видя, что они понеслись назад, Пьер и его товарищи бросились к ближайшей пушке и, сунув багры в колеса, тут же отскочили в сторону, чтобы не оказаться смятыми. Сделав полоборота, пушка сломала деревянные багры, как спички, и затем снова устремилась к левому борту, когда корабль изменил положение. Чуть не задев Кармо, она с такой силой врезалась в другую пушку, что сорвала ее с канатов, на которые та была привязана.

Почти в тот же миг сорвалась с привязи еще одна пушка.

Пьер, Кармо и Ван Штиллер едва успели отскочить в безопасное место, где столпились их товарищи. Шесть пушек с головокружительной быстротой пронеслись мимо и снесли носовую переборку и нижнюю часть трапа. Затем с новой силой двинулись назад и, налетев на другие пушки, сорвали еще три.

– Мы пропали!.. – воскликнул Пьер Пикардец. – Через десять минут все двадцать вырвутся на свободу и разнесут фрегат.

Пытаться остановить их теперь было бы безумием. Понадобились бы гранаты, чтобы подорвать пушки, но, к несчастью, они находились в пороховом складе, где уже плескалась вода.

– Неужели ничего нельзя сделать? – рвал на себе волосы Кармо.

– Надо готовиться к тому, что фрегат пойдет ко дну, – ответил Пьер. – Ему настал конец.

– Морган, – сказал Пьер Пикардец, подходя к капитану. – Все кончено.

Хмурые и обескураженные, они вместе поднялись на палубу.

– Значит, пиши пропало?

– Да, пушек не остановить, а борта начинают сдавать.

– Проклятье!.. – воскликнул Морган сжимая кулаки.

Он пристально взглянул на испанских пленников, жавшихся к борту.

– Это они! – сказал он угрожающе.

– Повесить бы всех, – предложил Пьер Пикардец.

– Да, да, повесить!.. – крикнули семь или восемь моряков, слышавших предложение флибустьера.

– Смерть предателям!

Морган собирался уже отдать суровый приказ, как вдруг сзади послышался мягкий, но в то же время уверенный голос:

– Вы не отдадите такого приказа, капитан Морган. Флибустьеры, сражавшиеся с моим отцом, не должны быть палачами.

Раздвинув моряков, толпившихся возле обоих командиров и тянувшихся уже к веревкам, Иоланда подошла поближе.

– Это вы, сеньора? – с трепетом промолвил Морган.

– Я пришла вовремя, чтобы помешать ненужной жестокости.

– Они перерезали канаты у пушек, и по их милости мы скоро пойдем ко дну, сеньора, – сказал Пьер Пикардец.

– Флибустьеры – воины, а не палачи, – отрезала Иоланда – Какие у вас доказательства, чтобы казнить этих несчастных? Нет, капитан Морган, вы не пойдете на это, по крайней мере, пока я с вами. Дочь рыцаря моря, как вы его называете, не может равнодушно взирать на такую жестокость.

– Вы правы, – сказал Морган. – Помощник Черного корсара никогда не позволит сеньоре Иоланде присутствовать на подобном зрелище.

– Спасибо, капитан, – ответила девушка. – Флибустьеры горды и отважны, но и великодушны.

Никто не посмел возразить: так велико было влияние этого нежного создания на грубых морских волков.

– Сеньор Морган, – сказала девушка. – Значит, корабль идет ко дну? Скажите откровенно. Дочь Черного корсара не должна ничего бояться.

– Думаю, еще немного продержимся, – ответил флибустьер. – Даже если пушки развалят верхнюю батарею, опасность возникнет не сразу. Мы, должно быть, недалеко от островов Нуэва Эспарта. Однако не скрою, сеньора, больших надежд нет, и корабль может пойти ко дну, не добравшись до этих островов. Но не бойтесь. У нас здесь достаточно материала, чтобы построить с десяток плотов, и мы займемся этим, как только море слегка успокоится.

– Я целиком на вас полагаюсь, капитан.

– Вы восхитительны, сеньора.

– Почему? – с улыбкой спросила девушка.

– Ни одна женщина на вашем месте не вела бы себя так достойно. Чувствуется, что вы дочь Черного корсара.