Текст книги "Охотница за скальпами. Смертельные враги (сборник)"

– А что, дядя Джон, – шепотом обратился к индейскому агенту Джордж, – а что, говорю я, если бы мы стали сейчас стрелять по этим красным чертям, копошащимся под нами? Ведь выход так узок, что ни один из них выскочить не успел бы, мы их перебили бы в мгновение ока.

– Помешался ты, что ли? – отозвался чуть слышно Джон. – Снаружи стоит человек десять, которые таким образом обнаружат наше убежище, а именно этого-то надо избегнуть во что бы то ни стало. Смотри, кажется, они уходят?

В самом деле, обыскав пещеру и перевернув вверх дном весь колоссальный запас костей, но не догадавшись взглянуть наверх, индейцы покинули древесную пещеру и выбрались наружу. Там с шумом и гамом они рассыпались вокруг дерева в тщетных поисках следов беглецов. Казалось, загадочное исчезновение бледнолицых, граничащее с чудом, доводило их до бешенства и в то же время пугало. Однако скоро гвалт прекратился: на полянку около гигантского дерева из густых зарослей пришел новый отряд краснокожих воинов, прибытие которого временно положило конец поискам.

– Смотрите, Джон! – прошептал шериф, наблюдая за новоприбывшими. – Ваша приятельница Миннегага изволила пожаловать. С нею, должно быть, какой-нибудь из ее родственников, старый индейский мокасин, физиономия которого похожа на печеное яблоко.

– Это ее отец, мошенник, каких на свете мало, по имени Красное Облако.

– И тот самый полоумный англичанин, у которого вы были проводниками, – продолжал шериф. – Значит, он-таки не сгорел в прерии вместе с бизонами, как вы предполагали… Но у него связаны руки за спиной.

– Хорошо, что жив остался! Я, признаться, все думал, что мы несем ответственность за его гибель. Но меня удивляет, что индейцы до сих пор не сняли с него скальпа. Ба! около него кружится Сэнди Гук. Что это может значить?

– Кто это? – осведомился шериф. – Уж не тот ли самый Сэнди Гук, который так долго…

– Который занимался грабительством и вместе со своей шайкой, составленной из отчаяннейших молодцов, доходил до такой дерзости, что не раз останавливал и дочиста грабил пассажирские поезда. Потом ему перестало везти, его шайка была почти поголовно перебита в нескольких схватках, а сам Сэнди Гук, не чувствуя себя больше в безопасности, сбежал к краснокожим.

– У которых находит себе приют всякая дрянь?

– Да, шериф. Добавьте только, что индейцы принимают в свою среду только исключительно храбрых людей, а Сэнди Гук является именно одним из таких. Говорят, он среди краснокожих пользуется отличной репутацией, и я этому охотно поверю.

– Похоже на то, Джон, что вы лично знаете этого субъекта? – спросил товарища Бэд Тернер.

– Да, разумеется. Сколько раз приходилось мне с ним выпивать вместе. Если сказать по совести, то он парень ничего себе: добродушный, весельчак и шутник, и товарищ очень порядочный. Разумеется, я не стану его оправдывать: грабитель всегда остается грабителем, Но грабил он со своими компаньонами только тех господчиков, которые по степи пролетают в поездах. Никогда я не слышал, чтобы он сделал злое какому-нибудь трапперу. Наоборот, и мне, да и другим трапперам приходилось от него видеть немало добра, а когда он начинал кутить, то швырял золото пригоршнями. В общем, жаль что он связался с индейцами. Побесновавшись, он мог остепениться, заняться каким-нибудь делом, и тогда из него вышел бы совсем порядочный человек. Я думаю, шериф, вы сами знаете не одного такого перебесившегося молодца?

– Конечно, знаю, кто их не знает. А, кстати, вы меня навели на одну мысль. Про этого Сэнди Гука рассказывают, что он только хвастается, будто в его жилах течет наполовину индейская кровь. На самом же деле он чистокровный белый, сбившийся с пути парень без роду и племени. По опыту знаю, что такие люди, по крайней мере большинство из них, не отличаются дикой свирепостью индейцев. Если бы нам удалось перетянуть его на свою сторону…

– Я и сам об этом думал уже. Да как войдешь с ним в сношения? Что касается меня, я покуда предпочту сидеть тут притаившись, – отозвался Джон.

– И мы тоже, – поддакнули оба младших траппера.

Тем временем вокруг дерева продолжали все еще поиски беглецов. Индейцы, разделившись на небольшие отряды, объезжали вокруг гигантского ствола, тщательно разыскивая и рассматривая малейшие следы. Но эти поиски, разумеется, приводили только к одному результату: краснокожие убеждались, что беглецы не могли покинуть полянки и что они нашли убежище именно на дереве. Отсюда нетрудно было прийти к выводу, что бледнолицые скрываются где-нибудь в густой древесной листве. Само собой разумеется, что искать беглецов внизу после неудачного обыска в берлоге никому не приходило в голову. Искали наверху, чуть ли не у самой вершины, и, не обнаружив, прибегли к обстреливанию дерева залпами, рассчитывая, что хоть какая-нибудь шальная пуля свалит того или другого из бледнолицых на землю.

Но пули пронизывали листву или впивались в древесину, порох расходовался, а результатов не было никаких, и скоро бесцельная стрельба прекратилась. Однако убеждение, что беглецы не могут быть далеки, что им уйти было некуда, не покинуло индейцев, и они порешили расположиться тут же около дерева лагерем, оставив сторожить дерево цепь отдельных всадников. Сэнди Гук, который довольно равнодушно относился ко всем поискам вокруг дерева, все время почти не отходил от берлоги и частенько поглядывал на нее. Наконец, как будто на что-то решившись, он позвал с собой шестерых или семерых молодых воинов и отправился в берлогу.

– Черт меня побери! – бормотал он. – Что птицы могут улететь по воздуху – это я допускаю. Но чтобы у людей отросли крылья и чтобы они удрали куда-нибудь за облака, в это, признаться, я верю плоховато. По крайней мере, никто еще в мире не видел, чтобы человек летал, разве что на воздушном шаре. Воздушного шара у трапперов быть не могло. Значит, сидят они себе преблагополучно где-нибудь здесь. Надо заглянуть в берлогу, хотя мои краснокожие друзья и обыскивали ее. Признаюсь, уважаю я этих храбрых воинов. Но ума у них…

Сэнди Гук оборвал фразу и полез в берлогу.

Если произведенным краснокожими поискам не суждено было увенчаться успехом, то гораздо больше шансов имел принявшийся за то же самое дело Сэнди Гук: этот человек, как говорится, прошел огни, и воды, и медные трубы, и чертовы зубы, сам добрую половину своей жизни провел, скрываясь от преследователей в разных норах и логовищах, когда за ним по пятам гонялись пограничные войска, и в конце концов, у него выработался какой-то особенный нюх, инстинкт, безошибочно выдававший ему то, что скрывается от глаз других. Пройдясь два раза по берлоге медведя и убедившись, что пещера выела почти всю сердцевину колоссального дерева, Сэнди Гук все же несколько раз принимался простукивать стенки, думая, нет ли рядом с первою пещерой еще и второй или хотя бы какой-либо щели, в которую могли бы забиться беглецы, но убедился, что искать их надо в другом месте.

– Одно могу думать, – бормотал он, – что это дерево напоминает огромный бамбук и пещера имеет продолжение наверху. Во всяком случае, эти беглецы – ловкачи, ну, да и я не дурак! Будь я дураком, степные волки давно обглодали бы мои кости или господам представителям правосудия пришлось бы разориться на покупку на целых двадцать центов веревки для того, чтобы подвесить меня поближе к звездам. Нет, им негде быть, кроме как наверху.

С этими словами он машинально взглянул вверх, но сейчас же опустил глаза, и если бы стоявший рядом с ним индеец в это время не был занят переворачиванием лежавших на полу костей, то заметил бы, что бандит вздрогнул.

– Нет, воин! – произнес Сэнди Гук равнодушным тоном. – Здесь мы ничего не найдем. Пойдем посмотрим еще снаружи.

И он, не торопясь, направился к выходу.

Беглецы, затаив дыхание, следили за каждым движением бандита.

– Слава богу, и этот ничего не нашел! – прошептал Гарри.

– Наоборот, будь он проклят, все нашел! – гневно воскликнул Бэд Тернер. – У него нюх потоньше, чем у индейцев. И он перехитрит целый десяток краснокожих. Ну, ребята, теперь держись крепче!

– Плохо дело! Говорил я, что Миннегага сдерет с меня сегодня скальп, – глухим, полным тоскливой тревоги голосом отозвался Джон.

– Эй, Джон! Тебя, право, кто-то подменил! Я тебя совсем не узнаю. Разве, в крайнем случае, у тебя не останется в карабине одной пули, чтобы покончить с собой раньше, чем примутся сдирать с тебя скальп? – досадливо проворчал шериф из Гольд-Сити.

– Да не время мне помирать-то, – ответил Джон. – Ведь говорят – молодой Деванделль в плену у индейцев. Было бы прямо бессовестно с моей стороны, если бы я помер, не выручив его.

– Против судьбы не пойдешь, дружище…

Четырех беглецов охватило глубокое волнение, которое казалось вполне понятным, принимая во внимание их безвыходное положение. Это молчание было нарушено совершенно неожиданным образом: на полянке прогрохотал ружейный выстрел, и в то же время коническая пуля влетела внутрь убежища, едва не зацепив плечо ближе всех стоявшего к естественному окошечку Гарри.

– Вот оно, начинается! Берись за ружья, ребята! – скомандовал шериф. – Проклятый бандит открыл нас! Теперь осталось только отстреливаться.

Повинуясь его призыву, трапперы взялись за ружья, но, однако, не стреляли, потому что, осторожно заглянув в расселину, они убедились в исчезновении индейцев с поля, которое трапперы собрались обстрелять. Джон сходил с ума от злости.

– Полжизни отдал бы за то, – сказал он, – чтобы под мою пулю подвернулась Миннегага.

– А я отдал бы всю мою долю найденного здесь золота, – откликнулся Гарри, – чтобы мне удалось ухлопать этого Сэнди Гука.

– Умного человека сразу видно! – иронически отозвался шериф. – Именно Сэнди Гука убивать не следует ни в коем случае, потому что он – единственный человек во всей этой банде, с которым при случае можно было бы сговориться.

– Да ведь это он открыл нас! – протестовал траппер.

– Так что же? Он просто добросовестно исполняет свою роль усыновленного индейским племенем бродяги. А вот индейцев рекомендую не щадить. Чем больше мы их уложим, тем большее уважение к себе внушим остальным, и чем меньше их останется, тем больше шансов у нас будет на спасение.

Речь Бэда Тернера была прервана новым выстрелом и новой пулей, влетевшей на этот раз сквозь трещины в стволе дерева с другой стороны.

– Вот вам доказательство, что наше присутствие здесь обнаружено, – заговорил Тернер. – Значит, будем драться! Я беру на себя не допустить, чтобы индейцы пробрались сюда снизу, буду обстреливать медвежью берлогу. Вы, Джон, займите пост справа, а вы, молодежь, слева.

Покуда осажденные распределяли свои роли, индейцы не дремали. Они дружно обстреливали дерево, и так как древесина оказалась довольно рыхлой, то очень часто пули влетали внутрь дерева сквозь щели, но не пронизывая наружные покровы и толстые стены. Это делало почти невозможным для Гарри, Джорджа и Джона выполнение принятых ими на себя обязанностей, потому что, приближаясь к расщелинам, они рисковали быть убитыми немедленно. Им пришлось лечь на пол и стрелять, соблюдая исключительную осторожность. Но первыми же двумя выстрелами осажденным удалось уложить двух показавшихся вблизи дерева индейцев. Со своей стороны, шериф из Гольд-Сити не терял времени даром: какой-то отчаянный смельчак-краснокожий рискнул пробраться в берлогу, но был немедленно проучен за это пулей Бэда Тернера.

По-видимому, плохо взвесившие положение индейцы были мало ошеломлены и гораздо больше раздражены первыми потерями. По крайней мере, несколько человек сразу бросились поднимать трупы подстреленных и подставили себя под выстрелы осажденных. Опять загремели карабины, засвистели пули. Индейцы подняли нечеловеческий вой и разбежались во все стороны, но на полянке у корней гигантского дерева валялось несколько трупов, а двое или трое раненых, оставляя кровавые следы на сочной зелени, пытались отползти в сторону, но скоро легли под безжалостными пулями осажденных.

Около получаса обе стороны обменивались пулями, причем осажденные не несли потерь, а индейцы, хотя они по большей части стреляли из-за прикрытия, прячась за стволами деревьев, все же поплатились несколькими убитыми и тяжелоранеными. Это научило их осторожности, и теперь они стреляли только из зарослей, почти не подставляясь под выстрелы противников. Увидев это, Бэд Тернер распорядился прекратить огонь, говоря:

– Перестаньте тратить даром порох и пули, ребята! Боевые припасы еще пригодятся нам. Предоставьте индейцам развлекаться бесполезной стрельбой, сами же заботьтесь лишь о том, чтобы не подвернуться под шальную пулю.

– Вы думаете, шериф, – спросил его Гарри, – что индейцы все-таки попытаются атаковать нас?

– Если среди них много таких умных, как ты, – хладнокровно ответил Бэд, – то, конечно, попытаются. Но будет гораздо вернее предположить, что дураков среди них мало, а те, которые имелись, валяются на полянке… Нет, дружище, на приступ индейцы не пойдут. Они предпочтут взять нас измором.

– Так что нам придется здесь сидеть бог знает сколько времени? Ведь с голоду и от жажды мы не помрем, покуда не истощатся наши запасы. Что же? Сидеть так сидеть.

– Браво! Ты делаешь большие успехи, парень! Посидим, авось, что-нибудь высидим.

– Но вы на что-нибудь надеетесь?

– Надежды юношей питают и сердце старцев согревают! – с пафосом продекламировал шериф, который никогда не отказывался от случая блеснуть своей школьной ученостью. – Я все-таки не теряю надежды, товарищи, на приход генерала Честера. Если даже к нему еще не подошли подкрепления, то и так у него восемьсот человек бравых солдат, и он не такой человек, чтобы сидеть сложа руки, когда краснокожие собираются залить огнем весь край.

Снова на несколько минут воцарилось молчание. Его прервал наблюдавший сквозь узкую щель за происходящим вокруг индейский агент Джон.

– Индейцы, – сказал он, – окружив хорошо укрытыми постами наше убежище, собрались на второй полянке, и будь я проклят, если у них не происходит заседание генерального совета. Любопытно будет, к какому-то решению они придут?

– Подожди, дружище, полчаса, тогда увидишь.

В самом деле, приблизительно через полчаса индейцы приступили к исполнению нового маневра, грозившего серьезной опасностью осажденным: десятки краснокожих воинов тащили к месту боя охапки сухих веток, словно собираясь разложить большой костер.

– Я так и знал! – проворчал, произнеся проклятие, Бэд Тернер. – Эти господа принимают нас за куропаток, а сами вошли в роль поваров и собираются изжарить нас, даже не потрудившись ощипать. Знаете что? По-видимому, нам ничего не остается, как предпринять вылазку и проложить себе путь с оружием в руках, или хотя бы дорого продать свою жизнь.

– Я на все готов! – с мрачной решимостью отозвался Джон.

Осажденные уже приготовились спуститься вниз, в медвежью берлогу, но перед этим Джону еще раз захотелось посмотреть, что творится вокруг.

– Сколько знакомых тут! – воскликнул он злобно. – Все старые приятели. Вот Хитрая Лисица, Окровавленный Череп, а там, не прячась, шляется этот самый милорд. Собственно, из-за него мы и попали в такое положение.

– Бросьте, Джон! – перебил его шериф. – Не до того нам, чтобы рассматривать старых знакомых. Индейцы совсем близко.

Беглецы спустили лестницу и сошли в берлогу, а индейцы обстреливали тем временем дерево со всех сторон, продырявливая кору и всаживая в рыхлую древесину огромное количество свинца.

– Друзья! Мне пришла в голову одна идея! – воскликнул шериф, когда осажденные заняли свои места. – Правда, дело довольно рискованное, легко можно наткнуться на шальную пулю, но не останавливаться же перед этим?

– Выкладывайте, шериф, вашу блестящую идею. Надеюсь, вы не назовете блестящей мыслью попытку прорваться отсюда: индейцы все будут у нас за спиной через две минуты, притом верхами.

– Не считайте меня таким глупцом, Джон. Я думаю утилизировать труп нашего почтенного домовладельца, покойного гризли.

– Хотите забаррикадировать им выход из берлоги?

– Разумеется! Он лежит близко, оттащить его будет нетрудно.

По данному шерифом сигналу все четверо выскользнули из берлоги, схватили огромную тушу убитого зверя и с той же быстротой подтащили его к выходу из берлоги. Маневр удался блестяще, потому что индейцы были заняты обстреливанием верхних частей дерева, а когда они опомнились, было уже поздно: залегши за колоссальную тушу медведя, словно в траншее, охотники осыпали нападающих меткими выстрелами, выводя из строя ближайших врагов.

Авангард индейцев потерпел такие потери, что не выдержал и разбежался, преследуемый пулями и насмешливыми восклицаниями белых.

– Смотрите, в шкурах ягуара сидели самые обыкновенные зайцы, которые показали свою настоящую натуру, когда пришлось круто! – издевался шериф.

– Не смейтесь! Смельчаков между ними немало! – отозвался Джон. – Вот хотя бы этот молодец, который так и лезет под пулю.

И он показал на индейца большого роста, который, бравируя, держался на расстоянии полутораста метров, пренебрегая возможностью спрятаться за прикрытие, и, свирепо размахивая томагавком, пытался увлечь разбежавшихся товарищей на приступ.

– Он был, но его уже нет! – со злым смехом ответил Тернер, спуская курок. И в самом деле, атлетически сложенный индеец свалился на землю, выронив из могучих рук томагавк. Пуля шерифа пронзила его череп. Какой-то другой индеец, друг или родственник убитого, инстинктивно бросился к нему на помощь, но словно споткнулся, упал сначала на колени, потом ринулся лицом вниз и замер, не выпустив из рук ружья.

– Вы по-прежнему стреляете весьма недурно! – одобрил меткий выстрел Джона Бэд Тернер.

– Ничего особенного, каждый делает что может, – ответил скромно Джон. – Этот краснокожий отправился в пределы «Великой Небесной Прерии», где теперь займется охотой на бизонов без помехи со стороны ненавидимых им бледнолицых.

– Ну, хотя они и много рассказывают о блаженствах своего рая, но не особенно торопятся отправиться в дальний путь, чтобы представиться лично Маниту, – вмешался Гарри.

Пять или шесть минут враги обменивались пулями, но теперь индейцы держались за прикрытием и избегали высовываться, так что трапперам лишь изредка удавалось подстрелить кого-нибудь из них. В свою очередь их стрелки, стрелявшие без перерыва, не имели особого успеха. Одна шальная пуля прострелила шляпу Джона, другая – слегка оцарапала щеку Джорджа. Третья едва не уложила Тернера, но, к счастью, наткнулась на солидную медную пряжку шерифа. Но при таком неравенстве сил борьба не могла затянуться. Распоряжавшиеся осадой вожди – Миннегага, Красное Облако и Сэнди Гук двинули на беглецов две колонны молодых воинов, по двадцать человек в каждой. И хотя осажденные отстреливались отчаянно, но наступил момент, когда туша гризли уже не защищала их от пуль врагов.

– Отступай! – скомандовал шериф.

И в мгновение ока все четверо вновь очутились в верхней пещере, откуда опять посыпались выстрелы на индейцев с такой убийственной меткостью, что последние вынуждены были снова отступить. Однако, отступая, индейцы почти завалили выход из берлоги принесенными охапками хвороста. Теперь было достаточно, чтобы какой-нибудь смельчак швырнул в этот хворост горящую ветку, и тогда осажденные должны были подвергнуться неумолимой опасности быть изжаренными заживо. Они понимали, в каком положении находятся, но достигнутый в первой стадии боя успех воодушевлял их, и они питали надежду, что генерал Честер придет на выручку.

– Можно немного отдохнуть! Воспользуемся случаем и подкрепим наши силы пищей! – скомандовал шериф.

Как ни печально было положение осажденных, организм предъявлял свои права, и охотники оказали честь той немудреной пище, которая была в их распоряжении. Однако, подкрепляясь, они не забывали о собственной безопасности и при малейшем знаке тревоги были готовы приняться за свою защиту. Когда очередь сторожить перешла к Гарри, он крикнул:

– Какой-то индеец идет к нам, тащит белый флаг!

Все кинулись к расщелинам, и Джон сказал:

– Да это Сэнди Гук! Какого черта ему нужно от нас?!

– Ваш старый приятель, Джон? – засмеялся шериф. – Он пришел пожелать вам доброго утра. А может быть, его послала женщина-сахем, ваша приятельница Миннегага. Ей не терпится получить ваш скальп, и она поручила Сэнди Гуку просить вас передать этот скальп при его посредничестве.

– Да будет вам чесать язык, шериф! – отозвался Джон.

– Почему нет? Может быть, скоро нам придется замолчать навеки, так давайте наболтаемся теперь.

Тем временем Сэнди Гук, не торопясь и не выказывая беспокойства, словно совершая прогулку, приближался к осажденным, таща на плече ружье с подвязанной к нему грязной тряпкой, которая должна была изображать парламентерский флаг. В то же время он безмятежно покуривал свой калюмет, словно и в самом деле шел на свидание с приятелями.

Приблизившись шагов на пятнадцать к берлоге, он вытрусил пепел из трубки, положил на землю карабин и крикнул:

– Добрый день, джентльмены! Не правда ли, какая прекрасная погода стоит? А я к вам… хочется по-дружески поболтать немного!

– Какого черта надо тебе, жулик?! – довольно неприветливо отозвался Джон.

– Что за неприятная манера встречать так старых знакомых? – возмутился бандит. – Узнаю вас по голосу, мистер индейский агент, но не узнаю по манерам. Ваши манеры сделались удивительно грубыми. Очевидно, вы, Джон, стали вращаться в сомнительном обществе.

– Ладно, ладно! Не болтай попусту! Говори, что нужно, и убирайся.

– Ай, ай, старый товарищ! Право, вы страшно изменились к худшему. Сколько раз, бывало, мы с вами распивали дружелюбнейшим манером. А теперь вы обращаетесь со мной как с врагом. Между тем я к вам явился с самыми дружескими намерениями. Кстати, джентльмены, не помешал ли я вам завтракать? Сам-то я, признаться, уже перекусил. Но мои приятели там, в лагере, еще завтракают, и я воспользовался свободным часом, чтобы возобновить старое знакомство с вами.

– Довольно, Сэнди Гук! – прервал его болтовню Джон нетерпеливым тоном. – Правда, мне приходилось иной раз выпивать с вами. Но теперь я об этом только сожалею. Я был и остался простым траппером, вы же раньше делали глупости, но можно было рассчитывать, что когда-нибудь возьметесь за ум и приметесь за работу. На самом же деле вы связались с индейцами, и теперь между нами ничего нет общего. Говорите, что вам нужно, и возвращайтесь к своим товарищам, индейцам. А еще лучше было бы, если бы вы прислали какого-нибудь честного человека. Мы предпочли бы настоящего индейца.

Как ни был закален бандит, но эти слова укололи и его. Он покраснел, и его кулаки сжались.

– Напрасно вы относитесь ко мне так! – промолвил он глухим голосом. – Судить, конечно, очень легко, но я не просил быть судьями моего поведения и не обращался к вам с просьбой дать мне аттестат благонадежности. А потом, без шуток, я прихожу к вам вовсе не в качестве врага, а в качестве посредника между вами и вашими настоящими врагами, краснокожими.

– С каким-нибудь дельным предложением?

– Да, с предложением от Миннегаги.

– От души могу пожелать, чтобы ее взял черт! – от всего сердца выругался Джон.

– Не знаю, на что мистеру дьяволу могла бы пригодиться эта милая молодая дама, – улыбнулся бандит, к которому вернулось его обычное юмористическое настроение. – Между нами, джентльмены, хотя я нахожусь в большой дружбе с указанной персоной, но это не мешает мне по справедливости оценивать кроткий характер Миннегаги. Если она попадет в ад, то я глубоко убежден, оттуда все черти разбегутся. Но, джентльмены, рекомендую выражаться осторожнее, я не уверен, что нас не подслушивают, и какое-либо неосторожное слово может оскорбить мисс Миннегагу. Итак, я приступаю к делу…

– Ну? Выкладывайте, что угодно от нас Миннегаге!

Вместо ответа бандит смущенно почесывал затылок.

– Ну! Или у вас язык прилип к гортани? Должно быть, приятное поручение получили вы от Миннегаги! – засмеялся шериф.

– Собственно говоря, – признался Сэнди Гук, – я затрудняюсь передать вам требование моей приятельницы. Не знаю, как вы к этому отнесетесь…

– Да чего же она хочет? Чтобы мы сдались, что ли? – осведомился Джон.

– Этого ей маловато, дружище!

– Хочет мою шкуру?

– Этого многовато! Она удовольствуется одним вашим скальпом. Собственно говоря, я, со своей стороны, нахожу, что требование Миннегаги отличается умеренностью: она могла бы потребовать четыре скальпа, а обещает удовольствоваться одним, оставив в покое ваших товарищей.

– Передайте ей: пусть придет и возьмет! Но предупредите: за мой скальп поплатятся жизнью еще многие из ее соплеменников. Я буду защищаться, покуда у меня останется хоть пригоршня пороху.

– А что будет потом? Больших запасов пороху и пуль у вас быть не может. Припасов у вас тоже нет. Помощи вам ждать неоткуда. По существу, сопротивление совершенно бесполезно и бесцельно. Согласитесь, я говорю резонно: ну, вам удастся уложить еще десяток краснокожих, и все же закончится тем, что вы попадете в руки Миннегаги. Численный перевес на нашей стороне, вы это знаете отлично, а в нескольких километрах отсюда находится Сидящий Бык, с которым четыре тысячи воинов. Что же значит при таких условиях потеря какого-нибудь десятка людей? Помимо этого я напоминаю вам, мистер Джон, что вам, как порядочному человеку, надо же заплатить когда-нибудь по счету.

– Это еще что за новости? Я никому ни гроша не должен!

– Деньгами – да! Но натурой?

– К черту вашу болтовню! Говорите без обиняков!

– Ну, ладно! Послушайте, Джон! Все говорят, что это именно вы ухлопали добродетельную и кроткую мамашу Миннегаги, почтеннейшую Яллу. Так?

– Я этого никогда не скрывал! Дальше?

– Ну-с, уложив Яллу, вы, по традициям, сорвали с ее головы скальп. Так?

– Так. Дальше?

– Вы, конечно, знаете индейские предрассудки. Между прочим, эти дети природы серьезно убеждены, что ни один порядочный воин не может добиться входа в Царствие Небесное, если сам он скальпирован, а тот, кто исполнил деликатную парикмахерскую операцию, сохранил свой собственный скальп. Так вот, целая почтенная коллегия индейских колдунов племен сиу и «воронов», долго занимавшаяся гаданием на кофейной гуще, пришла к выводу, что убитая вами Ялла до сих пор тщетно мечется перед воротами индейского рая и ее благородная душа невыносимо страдает. Это будет длиться до тех пор, покуда ваш собственный скальп не попадет в руки единственной дочери Яллы, моей приятельницы Миннегаги. Миннегага – образец семейной добродетели, и душа ее полна дочерней любви. Неужели же у вас как у мужчины и притом джентльмена хватит духу отказать кроткому существу в таком пустяке, как ваш скальп?

– Послушайте, как красно говорит этот жулик! – воскликнул, смеясь, шериф из Гольд-Сити. – Ей-богу, Сэнди Гук, вы напрасно избрали себе карьеру бандита. Из вас вышел бы отличный адвокат или проповедник.

– Благодарю за признание моих скромных достоинств, – раскланялся Сэнди Гук. – Я, собственно говоря, сам давно пришел к этому убеждению. Но я предпочел бы, уж если на то пошло, отдать мой досуг благородным искусствам. Видите ли, в моей душе горит священный огонь трепетной любви к природе. Я с удовольствием занялся бы живописью. Между нами, я вчера совершил уже маленький заем у одного благородного английского лорда и, вероятно, если только не пропью сего моего благоприобретенного имущества, поступлю куда-нибудь в малярную или в Академию художеств, что, в общем-то, одно и то же.

Индейский агент не выдержал: он разразился залпом ругательств по адресу Миннегаги и ее посланца, задыхаясь от злобы.

– Остановитесь на минуточку! – крикнул Сэнди Гук. – Я вижу, вы хотите отвести душеньку, ругая меня на обе корки. Я, признаться, давно не слышал такого виртуоза по части проклятий и не прочь послушать, как вы заливаетесь соловьем. Но в театре я привык курить. Разрешите мне сначала запалить мою трубку, а тогда, прошу вас, продолжайте в том же духе, покуда не исчерпаете всю вашу программу.

Этого бесстыдства не мог перенести даже всегда сохранявший хладнокровие Бэд Тернер. Он оттолкнул Джона, ведшего переговоры, и сам просунул голову наружу.

– Довольно болтать! – крикнул он. – Говорите толком, что вам нужно, и потом убирайтесь!

– Ба! Кого я вижу! Не обманывают ли меня мои глаза? В какой почтеннейшей компании удостоился находиться я, даже не подозревая того?! Пусть перешибут мне колом спинной хребет, если это не мистер Бэд Тернер, знаменитый «истребитель бандитов»! Был бы сердечно рад пожать ваши копыта, джентльмен.

– Отложите до другого раза! – хмуро ответил Тернер. – Говорите же, что вам нужно?

– Во-первых, я хочу засвидетельствовать вам мое нижайшее почтение. Прошу принять мои искренние уверения в полном моем уважении и готовности быть вам полезным. К сему письму Сэнди Гук руку приложил. И так далее. Во-вторых, предлагаю вам, заметьте, совершенно бескорыстно и бесплатно дружеский совет: не тратьте даром пуль и пороха, не нарушайте священного завета. Это, знаете ли, относительно «не убий» и всего прочего, тому подобного…

– На каких условиях предлагает нам сдаться Миннегага?

– Э, господи боже!.. Самые пустяки. Собственно, не стоит об этом и говорить даже! Миннегага поручила мне, зная мое искусство и легкую руку, снять скальп с головы мистера Джона и принести ей. Вот и все! Уверяю вас, что мистер Джон и не почувствует, когда я стану сдирать с него волосы.

Вместо ответа шериф из Гольд-Сити схватился за карабин.

– Я не выстрелю, покуда не отсчитаю двадцати пяти! – сказал он. – Поняли, мистер бандит?

– Разумеется, понял! – хладнокровно отозвался Сэнди Гук. – По моему мнению, это означает, что вы категорически отказываетесь от переговоров. Дело ваше!

С этими словами он поднял свой карабин и не торопясь отправился восвояси. Осажденные следили за каждым его шагом, покуда он не затерялся в зеленой поросли.

– Может быть, мне следовало бы согласиться на это условие? – пробормотал угрюмо Джон. – Миннегага ведь против вас ничего не имеет, и ничего не было бы удивительного, если бы она удовлетворилась одним моим скальпом. Наконец, я лично знаю немало людей, подвергшихся оскальпированию и тем не менее оставшихся живыми. Может быть, она оставила бы меня в живых?

– Замолчи! – резко прикрикнул на него шериф. – Противно слушать, что ты тут говоришь! Мыслимая ли вещь, чтобы честные трапперы согласились предать товарища в руки краснокожих дьяволов? С какими глазами показались бы мы после этого людям?

– Мы думаем точно так же! – отозвались в один голос трапперы.

– Потом, – продолжал шериф, – обратился ты во младенчество, что ли, Джон? Да разве краснокожие считают себя обязанными держать данное слово? Они поклянутся чем угодно, пообещают что хочешь, лишь бы заполучить нас в свои руки. А затем мы подвергнемся таким пыткам, что само небо покажется с овчинку. Нет, слуга покорный. Уж погибать, так погибать в бою! К тому же теперь, загородив выход из берлоги медвежьей тушей, мы имеем под руками четыреста кило прекрасного мяса, значит, с голоду не умрем несколько дней. Будем драться! Давайте-ка покуда что подготовим несколько наше убежище к осаде.