Текст книги "Танцовщица"

Лейла не слышала приближения другого снаряда, ее замедленное восприятие лишь отметило появление еще одного грибовидного коричнево-красного облака пыли с какими-то твердыми включениями, разлетавшимися во все стороны. Вся сцена, казалось, протекала в молчании. Стены содрогнулись, на пол посыпались комья земли, так что обитателям укрытия пришлось закрываться руками, чтобы спасти головы. Прекрасное бездонное небо исчезло за клубами удушающей пыли – но ни одного звука. Наступившая темнота длилась бесконечно, и Лейла снова оказалась в том страшном для себя предрождественском дне, чувствуя боль от ударов. Затем кто-то помог ей подняться на ноги, бормоча слова утешения, держа за руку, пока выводил наверх, где стало светло.

Она никогда раньше не встречала этого мужчину, но он производил впечатление добропорядочного гражданина, и Лейла была благодарна за его внимание. Поддерживая ее под руку, он вел Лейлу через вздыбившуюся от разрывов снарядов дорогу.

Невдалеке лежала женщина, тело которой изогнулось под немыслимым углом. Кто-то прикрыл ей лицо, как это делают умершим. Лейла знала это лицо и любила его. Рядом с телом сидела маленькая девочка, держа погибшую мать за руку.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Трагическая гибель Нелли заставила Лейлу еще раз вспомнить слова девушки о жестокости блокады. Солдаты, разъяренные потерями среди мирного населения, которые они не могли предотвратить, пришли почти в полном составе на похороны маленькой служанки, ставшей популярной во времена постоянных встреч в коттедже Лейлы. Девушки из хора также собрались, оплакивая комическое маленькое существо, так преданное своей хозяйке.

Внешне Лейла была спокойна и сдержанна. Ей пришлось принять на себя роль, о которой она никогда не думала. Салли росла на глазах Лейлы и сейчас с удовольствием перенесла свою детскую привязанность на «Лей-Лей», как она часто называла хозяйку матери. Одна из хористок по имени Флоренс взялась за деньги ухаживать за ребенком, но именно к Лейле обращалась девочка, когда ей была нужна мама. Годы, которые Лейла провела со священником и его семьей, теперь сослужили ей хорошую службу: она заботилась о малышке, зная, что Салли для нее стала приемной дочерью.

Но это внешнее спокойствие скрывало глубоко запрятанное чувство ужасающей потери. Она с горечью думала, что потери сопровождают всю ее жизнь: сначала мать, которую она никогда не знала; затем погиб отец; многие добрые люди, кто брал ее к себе, умирали или уезжали, – все они так или иначе уходили от нее.

Затем появился Френк, лишивший ее девственности и уплывший в далекую Индию, оставив позади себя смущенную и вновь одинокую девушку. Рози была первой, кого Лейла по-настоящему любила. Но судьба разлучила ее с подругой. С Вивианом было по-иному, так как она с самого начала понимала, что их любовь должна когда-нибудь закончиться. А сейчас умерла Нелли, и снова боль утраты мучила Лейлу.

Два года назад она дала себе клятву не позволять мужчинам затрагивать ее чувства. То обещание выполнялось, и ее карьера процветала, пока она вновь не столкнулась с Вивианом. Лейла опять любит его, зная, что это снова окончится потерей. Все могло бы быть хорошо, и их отношения оставались бы достаточно сдержанными, если бы он не оказался около ее дома, когда Лейла появилась там, избитая и окровавленная. Неопровержимое доказательство того, что красота вовсе не лежит в основе его любви, так взволновало Лейлу, что она позабыла обо всем, с упоением впитывая его слова о бесконечной преданности.

С тех пор она отбросила все, ради чего долго работала, перестала ощущать себя ведущей актрисой, которая владычествует над зрителями в зале, и стала вновь простой девушкой, влюбленной в солдата. Ее раны помешали Вивиану искать удовлетворения своей страсти, чему Лейла была только рада. В конце концов их освободят, он ускачет, чтобы выполнить свой долг солдата и долг перед семьей. Гибель Нелли напомнила ей о боли, причиняемой любовью и смертью. Лучше любить один лишь театр.

Последующие после похорон дни Лейла по крупицам собирала остатки своей внутренней силы, которая несколько лет назад помогла ей в конце концов выжить.

Подобное изменение в настроении, как оказалось, свершило чудо. Постоянные упражнения для горла уже через неделю помогли восстановить былую силу голосовых связок. Нелли больше не смогла бы сказать, что кучка ослепленных верой женщин победила ее. Франц был в восторге, всячески поощряя и поддерживая партнершу, когда они возобновили свои ежедневные репетиции. Но Лейла подозревала, что подобная радость частично вызвана уменьшением ее зависимости от Вивиана, которого Франц никогда не любил.

Отношение Вивиана определить было сложнее. Хотя он также поддерживал Лейлу, выказывая любовь и понимание, он с удивительным спокойствием принял ее возвращение к рутине артистической жизни, положившей конец их встречам наедине. Но даже когда они бывали в компании друзей, которым вновь было позволено навещать ее, Лейла замечала, что Вивиан часто издалека наблюдает за ней. Каждый раз, когда она поднимала глаза, его взгляд падал на нее в безмолвной ласке – каждый раз возвращалась боль. Только после его ухода Лейла могла полностью сконцентрироваться на работе. Она понимала, что Вивиан, со своей стороны, старается облегчить ей неизбежный разрыв с ним. В его глазах вновь появилась тоска.

Все эти сложности были на время забыты, когда выяснилось, что огромное орудие, созданное Джорджем Лабрамом, закончено и прошло испытания. Названное «Длинный Сесил» в честь Родса, оно приводило в восторг не только Лабрама и его коллег, но и артиллеристов. Получив в свои руки новое смертоносное орудие, по дальности стрельбы превосходившее все ранее имевшееся у них, военные принялись обстреливать позиции буров, до того не доступные им.

Расплата последовала незамедлительно в виде безжалостных атак противника. Жители теперь боялись выйти из дома, но и закрытые двери уже не спасали. Сознательный обстрел жилого центра города, а не шахт или военных объектов расценили как попытку буров вынудить их побыстрее сдаться. Это было также принято доказательством того, что враг уверен – английские войска оставили все попытки прийти на помощь Кимберли.

День и ночь грохотали орудия Кимберли, а в ответ свистели снаряды буров. Воздух был наполнен дымом и запахом пороха. Среди голодающих, отчаявшихся жителей поселился тиф, заполнивший сначала госпитали, а затем кладбища. Еды не хватало, большинство людей употребляли в пищу конину или мясо мулов, приготовленное в странной смеси съедобных растений. Местное население, страдающее от голода больше всех, ело кошек, украденных и проданных им предприимчивыми цветными обитателями лачуг.

Световые сообщения передавались ежедневно, но Кекевич получал все тот же совет: «потерпите еще». В английских войсках назначили нового командира – лорда Робертса, что рассматривалось солдатами как обнадеживающий знак, потому что «Бобе», как все его называли, имел репутацию победителя. Но даже он просил заточенных в Кимберли людей быть терпеливыми и не сдаваться.

Январь незаметно перешел в февраль. Дни походили один на другой, и никто уже не утруждал себя изучением календаря. Затем Кимберли пережил страшный удар – смерть Джорджа Лабрама, погибшего, когда снаряд попал в Гранд-Отель. Настоящий герой – такой, каким мечтал стать фон Гроссладен, – американец пользовался огромной популярностью. Как ни глупо это выглядело, но многие верили, что буры специально убили человека, создавшего «Длинного Сесила». А когда во время его похорон, назначенных на поздний вечер для большей безопасности, начался обстрел, прошел слух, что это местные голландцы сообщили соотечественникам о времени и месте траурной церемонии, чтобы их месть преследовала Лабрама и в могиле. Общественное мнение вновь резко осудило жителей города буров, приведя к их полной изоляции.

В начале второй недели февраля появился еще один слушок, разраставшийся с невиданной быстротой. Все знали наверняка, что было получено сообщение, объявившее начало операции английских войск на следующий день. Все знали наверняка, но никто не видел самого сообщения. Информация передавалась как самая что ни на есть достоверная, и лица людей светлели. Затем на улицах города появились листовки, подписанные самим Родсом, призывающие женщин и детей прятаться во время обстрелов под землей. Советовали прийти к шахтам, где на лифтах людей опустят вниз, а там сразу же проведут в самое безопасное место.

Подобные объявления, видимо, означали, что Роде получил сведения о грядущей попытке врага захватить город или разбомбить его до прихода спасателей. Началась паника. Женщины, захватив одеяла и драгоценности, кидались к шахтам. Имеющие детей требовали, чтобы их пропустили в первую очередь, и тем, кто занимался спуском людей, чуть было не пришлось усмирять женский бунт.

Лейла весь день провела в одиночестве. Сильная головная боль приковала ее к кровати, а запах пороха и звуки взрывов лишь ухудшили состояние. Когда наступили сумерки, она встала, чувствуя себя разбитой и подавленной, – головная боль осталась в виде пульсирующих уколов за глазами. Флоренс, которая перед тем, как стать хористкой, работала в чайной, принесла последние кусочки хлеба, поджаренные и смазанные жиром, на котором она часом раньше готовила их дневную порцию мяса. Напиток, поданный с ними, был просто водой, которой залили старые чайные листики, но он оказался горячим и вполне подходящим, чтобы запить тосты. Салли получила чашку молока и оставшуюся половинку яйца. Они старались растягивать еду как можно дольше, так как каждое принятие пищи становилось важным событием в эти дни, когда больше нечего было делать.

Они все еще сидели за столом, когда звук шагов заставил Лейлу поднять глаза. Вивиан, в полном вооружении и очень серьезный, стоял за дверью, ожидая, пока его впустят. Лейла почувствовала тревогу.

– Что случилось?

Он посмотрел поверх ее головы на двоих оставшихся за столом и отвел Лейлу в дальний угол комнаты.

– Я сегодня встретил Джорджа Пика. Он сказал, что ты себя плохо чувствуешь, и я понял, что ты не видела объявлений. С тобой все нормально?

– Да. Какие объявления, Вивиан?

– Женщины и дети должны спуститься в шахты сегодня вечером. Я пришел, чтобы проводить тебя.

– В шахты?.. Кимберли будут атаковать? Скажи мне правду.

– Я не знаю правды, – признался Вивиан. – Есть определенные признаки того, что идущие нам на помощь войска начали наступление, но мы не знаем, чего ждать от буров. Если они уверены, что разобьют Робертса и его людей, то все внимание будет направлено на дорогу из Магерсфонтейна. Однако буры могут пойти на все, что угодно, лишь бы не допустить провала такой длительной осады. Они не любят терять людей в открытой борьбе, но, возможно, их командиры рискнут атаковать наших почти умирающих от голода солдат, чтобы захватить приз, о котором долго мечтали. С другой стороны, они могут усилить артиллерийский обстрел, который, как они надеются, заставит Кекевича сдаться, чтобы сохранить жизни людей и предотвратить разрушение города. В любом случае, тебе будет безопаснее с другими женщинами в шахтах. Вивиан взял ее за руку, добавив:

– Быстро собирай одеяла и подушки. Мои лошади ждут снаружи.

Лейла отчаянно сопротивлялась его попыткам подвести ее обратно к столу.

– Ты имеешь в виду, что Кимберли может вот-вот пасть?

Вивиан покачал головой, но выражение его лица было почти неразличимо в тени, отбрасываемой шлемом.

– Мы не позволим этому случиться. Иначе английская армия будет покрыта позором. Пожалуйста, собирайся. Я должен вернуться как можно быстрее.

Подсадив Флоренс на Тинтангеля и забросив ей на колени сумку с постельным бельем, Вивиан затем устроил Лейлу и Салли впереди себя на Оскаре и направился к шахтам, находившимся на другом конце города.

Лейла испытывала сильный страх, когда они скакали по пустынным темным улицам, где ежеминутно рвались снаряды и дрожала земля. Из детства вдруг всплыла фраза, которую им любил повторять священник: «Хотя я иду через долину, темную от смерти, я не должен ничего бояться». Ей казалось, что улицы Кимберли вполне подходят под то описание. Лейла подумала, а боится ли человек, который сейчас тесно прижимает ее к себе, понимает ли он, что каждый момент может стать последним.

Затем как яркий луч света мелькнула мысль, что в настоящий момент смерть станет залогом того, что они навсегда останутся рядом. Если их убьют, ей не придется видеть, как он уходит. Любовь к Вивиану охватила все ее существо, и Лейла откинулась назад, поближе к нему – все страхи были забыты, – повинуясь судьбе, решившей снова свести их вместе.

Прижавшись лицом к его груди, она слушала ровные удары сердца под ее щекой. Почему она отказалась от любви два года назад? Почему проделала то же самое здесь? Рози умерла с разбитым сердцем, но не жалея о любви к Майлсу Лемптону. Все, что она сделала ради любви к Вивиану, – только ранила их обоих и довела его до женитьбы, которая разрушила душу ее любимого.

Вскоре они добрались до шахт, присоединившись к потоку людей, толпящихся около подъемников; это место стало похоже на ад. Женщины визгливо ссорились с мужчинами, пытавшимися как-то организовать их. Дети хныкали от страха, усталости, голода, а матери почти не замечали этого, ни на минуту не прекращая борьбу за место в очередях, которые безуспешно пытались сдержать усталые шахтеры.

– Боже мой! – вскрикнул Вивиан, осаживая коня. – Неужели они не хотят, чтобы им помогли?

Подняв голову, Лейла тихо заметила:

– Они боятся, только и всего.

– Как и ты – заметил он с грубой нежностью. – Но если ты в состоянии оставаться спокойной, то почему они не могут?

Ей пришлось сказать правду.

– Может быть, они не разделяют мое желание умереть в данный момент.

Вивиан долго смотрел ей в лицо, и его молчание говорило больше, чем любые слова. Затем глубоко вздохнул.

– Я постараюсь найти вам места.

Вивиан спешился и помог им спуститься, попросив никуда не уходить, пока он не вернется, а сам направился к ближайшему спуску в шахту. Несмотря на ночную духоту, Лейла поежилась. Флоренс по-прежнему держала в руках постельные принадлежности, глядя широко раскрытыми глазами на удаляющуюся высокую фигуру Вивиана.

– Я никогда не спускалась в шахту, – объявила она испуганным шепотом.

– Я тоже, – спокойно сказала Лейла.

– Я имею в виду под землю – никогда даже не залезала в ямы. Как мы там будем дышать?

– Не знаю, – пробормотала Лейла: подобная мысль ни разу не пришла ей в голову. – Мужчины, работающие в шахтах, как-то справляются, и мы сможем.

Вздохнув, она добавила:

– Надеюсь, что другие девушки из труппы тоже здесь.

Флоренс посмотрела на нее.

– Кто-то должен был предупредить их, как твой друг предупредил нас. Он так… так великодушен ко мне. Не могли бы вы передать ему, что я очень благодарна?

Лейла выдавила улыбку.

– Он это поймет и без слов… и он вовсе не великодушен на самом деле.

Чувствуя, как сжимается горло, она добавила:

– Так получилось, что он любит хористок. Вивиан вернулся, быстро отдавая приказы, словно разговаривал со своими уланами, – голос был спокойный и уверенный.

– Женщинам с детьми предоставляется первая очередь, вы спуститесь уже в следующей партии. Вы должны подойти к мужчине с белой повязкой на рукаве, который еще проинструктирует вас. На каждом уровне находятся люди, готовые помочь устроиться поудобнее. Там же сейчас и несколько врачей. Еду поставляет «Де Бирс», и в любое время можно получить горячие напитки. Вы будете в полной безопасности.

Лейла повернулась к девушке, стоящей рядом, осознавая, что ей жизненно необходимо остаться, хоть на мгновение, одной с Вивианом.

– Возьми Салли и жди меня там. Я скоро приду. Они ушли. Салли заплакала и протянула руки

к Лейле, когда расстояние между ними увеличилось. Но Лейла уже повернулась к Вивиану.

– Твоя мать уже под землей?

– Нет. У фон Гроссладена обширные подвалы под домом. Он и устроил ее там вместе с семьей Велдонов, и надо сказать, весьма комфортно. Миттельхейтер также включен в эту группу, если хочешь знать.

– А где будешь ты?

– Военные должны нести постоянное дежурство. Вот и наступило расставание, которого она так

боялась. Если Кимберли падет, Вивиан погибнет вместе с городом. Лейла была обязана рассказать ему правду о себе.

– Я вышла замуж за Френка Дункана, потому что боялась, что ношу его ребенка. Слава Богу, это оказалось ложной тревогой, но стыд от моего поступка остался. И попытка купить меня серьгами Джулии лишь увеличила это чувство стыда. Когда ты нашел меня вместе с Френком в том подвале, он только что пытался меня изнасиловать. И когда ты так обвиняюще смотрел, я подумала, что твое мнение обо мне ничем не отличается от мнения Френка, и сочла себя павшей женщиной.

Заметив выражение боли на лице Вивиана, Лейла поспешно добавила:

– Та встреча заставила меня дать себе клятву отомстить. Я безжалостно использовала мужчин, вызывая их страсть, которая оставляла меня совершенно холодной. Иногда встречались мужчины, подобные Саттону Блайзу, но моя тактика в основном оправдывала себя до того момента, как ты вошел в дом к барону. Получая анонимные письма, мне было легко вообразить, что ты тоже то существо, которым меня называли в этих письмах. Снова вернулся стыд. Кульминация наступила в вечер Рождества, когда группа так называемых порядочных женщин заклеймила меня как шлюху.

Ее голос начал дрожать, когда она договаривала то, что должно было быть сказано.

– Когда я поднялась с земли и шла к дому, я поняла, что они правы. Френк посмотрел на служанку и увидел продажную девку, лорды и графы глазели на Лейлу Дункан и распознавали то же самое, несмотря на ее прекрасные манеры и богатую одежду. В тот день я мечтала, чтобы улицы были полны народа, указывающего на меня пальцами. Но… но единственным человеком, попавшимся мне навстречу, был… был мужчина, которого я… – Лейла на мгновение остановилась, пытаясь проглотить комок в горле. – Видеть тебя тогда было невыносимо.

Казалось, Вивиан потерял способность говорить: он молча стоял, глядя в упор на Лейлу, чей силуэт ярко выделялся на фоне вспышек от разрывов снарядов.

Зная, что прощание должно быть коротким, если они хотят сохранить хоть немного здравого смысла, она сделала отчаянную попытку сдержать свои чувства.

– Когда ты остался рядом со мной в тот вечер, твои слова о вечной любви уничтожили сомнения, вернув к жизни ту девушку, что стоит перед тобой сейчас. Ни один мужчина не будет говорить о любви к избитой, покрытой синяками и лишившейся почти всех волос женщине, если эти слова не идут от сердца. Ты дал мне гордость и достоинство – первый раз в моей жизни. И я никогда их не забуду, что бы ни случилось дальше.

Схватив Вивиана за руку, Лейла нетвердо продолжила:

– Рози отдала Майлсу Лемптону все и не жалела об этом, когда они расстались. Я же дала тебе так мало и чувствую вину. Мне действительно жалко. Прости, что обидела тебя, дорогой. Прости за то, что разрешила полюбить себя. Но прими мою любовь сейчас, иначе я не прощу себя до конца дней.

Невзирая на опасность, не обращая внимания на окружающих, Вивиан обнял ее и поцеловал с решительностью солдата, идущего в бой. Три года неразделенной страсти должен был искупить этот поцелуй; когда они оторвались друг от друга, каждый с отчаянием разглядывал лицо другого и думал, что это, возможно, в последний раз. Затем Вивиан снова притянул ее к себе и прошептал:

– Да хранит тебя Бог, моя единственная любовь. Резко повернувшись, он взобрался на Оскара и ускакал в ночную тьму, ведя в поводу Тинтагеля.

Потрясенная, зная, что огни рампы, грим и дикие аплодисменты толпы ничто по сравнению с любовью одного-единственного мужчины, Лейла побрела к спусковой шахте, придерживая рукой широкую юбку и борясь с желанием броситься вдогонку за Вивианом. Когда она почти дошла, поднимаемый женщинами шум вдруг резко усилился, так как снизу появилась кабина лифта. Толкаясь, женщины кинулись внутрь, вынудив Лейлу прибавить шаг из опасения, что она может опоздать. В свете ламп она увидела Флоренс, которую вел человек с белой повязкой. Девушка, держа в руках Салли, пыталась объяснить, что ждет еще одного человека, но мужчина нетерпеливо и раздраженно схватил ее за руку и толкнул вперед к группе женщин, некоторых из которых сопровождали не менее четырех детей.

Инстинкт заставил Лейлу побежать. Когда она, запыхавшись, подбежала к распорядителю и попыталась пролезть в огромную грязную кабину лифта, ей пришлось столкнуться с сопротивлением женщин, которым тоже не хватило места: ее чуть не сбили с ног. Женщины кричали, что у нее нет ребенка и она должна ждать своей очереди. Другие подхватили, что они-то здесь находятся уже много часов, и стали толкать Лейлу в сторону. В следующее мгновение двери кабины захлопнулись, и лифт исчез под землей. Лейла не сопротивлялась, когда ее оттолкнули от кабины, радуясь лишь тому, что Салли в безопасности и за ней присмотрит Флоренс.

Зная, что пройдет еще немало времени, прежде чем ей удастся спуститься, она присела на груду кирпича. И вдруг поняла, что совсем не хочет покидать это ночное небо, чтобы спуститься и быть замурованной под землей, пусть даже стены темницы блестят от алмазов. Здесь, наверху, где темноту наполняли звуки и запахи битвы, она чувствовала себя ближе к Вивиану. Где-то невдалеке он готовился пожертвовать своей жизнью ради спасения города. Здесь, где они попрощались, было самое подходящее место, чтобы молиться за его жизнь. И если есть действительно кто-то, прислушивающийся к молитвам, то они быстрее достигнут Его отсюда.

На ее плечо опустилась рука, и рядом раздался голос, звучавший дружелюбно, хотя и с долей тревоги. Лейла, погруженная в свои мысли, не сразу поняла, что это человек с белой повязкой. И хотя из-за звуков грохочущих пушек и взрывов она не слышала, что он говорит, было понятно его намерение отвести ее ко входу в шахту, где уже не более десятка женщин стояли, кутаясь в шали. Лейла подошла к ним и с удивлением увидела, что часы показывают полночь. Неужели она так долго сидела, жалея об упущенных возможностях, о своей неумеренной гордости и боязни сказать правду?

Когда поверхность земли уплыла наверх и полная звуков ночь сменилась на темноту, прерываемую ритмичным позвякиванием спускаемого лифта, душа Лейлы кричала от боли, вызванной расставанием с теми, кто оставался наверху. Молчаливые женщины рядом, видимо, разделяли ее чувства, потому что их мужчины тоже будут сражаться за город. Когда они снова увидят небо над головой, будет ли это возвращением к свободе или плену? Заполнят ли улицы радостные английские солдаты или хмурые бородатые буры? Станут ли их мужчины улыбающимися победителями или изможденными военнопленными? Или, может быть, они найдут их в длинном ряду гробов около братской могилы?

Последняя мысль вызвала к жизни страх перед замкнутым пространством, куда их опускали. Запах земли щекотал ноздри, постоянное звяканье лифта лишь подчеркивало расстояние от поверхности. Смогут ли они вообще подняться наверх? Вдруг неожиданно вернулись воспоминания об ударах, заставлявших ее вжиматься в землю. Окруженная, как и тогда, незнакомыми женщинами, Лейла почувствовала, как по спине забегали мурашки. И лишь слова Вивиана о поездке в неизвестность, когда ты просто не имеешь права отступить, позволили сохранить какое-то подобие контроля над собой.

Кабина остановилась. Раскинувшаяся перед ней картина немного успокоила Лейлу. Совершенно не похожая на могилу, огромная пещера освещалась электричеством, отличалась прохладой и была заполнена женщинами, тихо переговаривающимися над их спящими детьми. Пропали агрессивность и эгоизм, так сильно проявившийся наверху. Здесь преобладал дух сопереживания. Они предлагали друг другу лишние одеяла и шали, поправляли подушки у спящих рядом детей – все доказывало возвращение к реальной человечности, делавшей ненормальные условия менее заметными.

Каменная пещера, от которой ответвлялись многочисленные тоннели, была переполнена – везде сидели или лежали люди, за исключением узкого прохода в центре. Двое или трое рабочих постоянно проходили по этой дорожке, специально освобождая ее, когда туда попадал край матраса, так как многие женщины уже раскладывали постели, устраиваясь ко сну.

Те, кто спустился с Лейлой, принялись искать себе место, но она, сразу не увидев Флоренс и Салли, решила их найти. Дети в большинстве своем были прикрыты одеялами, так что вероятность увидеть дочку Нелли была невелика. Гораздо легче обнаружить взрослую женщину, поэтому Лейла осторожно пробиралась сквозь скопище рук, ног и спальных принадлежностей, заглядывая в лица. Зная, что Флоренс обязательно окликнула бы ее, если бы бодрствовала, Лейла смотрела лишь на спящих, надеясь узнать одеяла, взятые из коттеджа. Безрезультатно.

Она решила пройти снова, злясь на себя за невнимательность. Вторая попытка, предпринятая с особой тщательностью, когда она оглядывала любую женщину со светлыми волосами, также ни к чему не привела. Неосторожное движение вызвало протест, а когда она инстинктивно отшатнулась назад, возмутилась другая женщина, чьи сыновья-близнецы были потревожены, когда тяжелая юбка Лейлы коснулась их лиц. В следующую минуту один из шахтеров подошел и взял ее за руку, настаивая тихим голосом, чтобы она прекратила бесцельно бродить, мешая людям.

– Я ищу мою служанку и мою… дочь, – ответила Лейла. – Мы потеряли друг друга наверху. Они спустились намного раньше, но я не могу их найти.

Ведя ее по узкому проходу среди спящих, мужчина сказал:

– Они наверняка находятся внизу.

– Внизу? Не понимаю.

– Первые кабины были спущены на уровень полутора тысяч футов. Когда там все заполнили, мы начали высаживать здесь.

– Здесь?

– Мы находимся на уровне тысяча двести футов ниже земли.

– Как я могу спуститься на другой уровень?

– Вы не сможете, по крайней мере сейчас. Вы входили в последнюю партию. Кабина сейчас наверху и будет там, пока не начнут спускать завтрак.

– Могла бы я передать им записку? Просто сообщить, что со мной все в порядке?

– Только в случае крайней необходимости, – сказал он, качнув головой. – Послушайте, мисс. Я должен немного поспать. Утром подумаю, что я смогу сделать.

Шум кабины явился единственным доказательством того, что наступило утро. Движение лифта разбудило тех немногих, кому выпало счастье поспать среди бесконечного плача детей, чьи врожденные инстинкты сообщали им время еды и необходимость других действий. Лейле удалось подремать несколько часов. Так как Флоренс забрала с собой все постельные принадлежности, она никак не могла устроиться поудобнее. Проснувшись, Лейла чувствовала, как затекли ноги и руки, но тем не менее ей не хотелось двигаться. Было некуда идти, нечего делать. Несмотря на душный воздух, тело била дрожь, вызванная бессонницей и голодом.

Вскоре лифт остановился и на их этаже, из него вышли люди, принадлежавшие к медицинскому персоналу компании «Де Бирс». Они несли бидоны с горячим чаем и кофе для взрослых и молоком для детей, а также коробки с бутербродами. Подобное роскошество в еде многие не видели уже несколько месяцев, и оно лишь подтвердило слухи, что компания придержала запасы еды, которые следовало давным-давно раздать людям. Ни одна женщина, однако, не стала возмущаться, хватая еду с поспешностью, которую в других обстоятельствах назвали бы жадностью. Имеющих детей обслуживали первыми, и Лейла облизывала губы от нетерпения, когда получила два бутерброда и маленькую чашку горячего чая.

Настроение мгновенно изменилось. Плач детей затих, вокруг послышались смех и болтовня. Женщина рядом с Лейлой предложила ей одну из подстилок, а затем принялась восхвалять мужа, который три недели назад возглавлял отчаянный налет на позиции буров. Лейла слушала с завистью. Все, что она могла, это восхищаться мужем другой женщины.

Как только завтрак был съеден и коробки с бидонами вернулись на поверхность, Лейла решила попытаться спуститься к Салли и Флоренс. Обе, наверное, сейчас тревожатся о ней. Но прошло довольно много времени, прежде чем ей удалось завладеть вниманием шахтера, пришедшего на смену тому, кто был ночью, так как женщины завалили его вопросами о происходящем наверху.

Новости не слишком обнадеживали. Обстрел велся по-прежнему, несколько снарядов вызвали пожары, приведшие к большим разрушениям в городе. Госпиталь чудом уцелел, но здание театра разрушено. Как и раньше, никаких признаков наступления буров или подхода английских войск.

Возбуждение, вызванное завтраком, быстро улеглось. Дети расшумелись и, как следствие, стали неуправляемыми. Люди сидели так близко друг к другу, что приходилось двигаться с большой осторожностью, а малыши, настроенные поиграть, никогда не бывают осторожными. Так что Лейла объясняла свою просьбу спуститься вниз на фоне детских воплей и визга. Ответ был отрицательным, и ему сопутствовал совет оставаться там, где она есть, потому что здесь прохладнее. Протесты ни к чему не приводили. Мужчина просто повторил, что в шахте находится около тысячи душ, их трудно кормить и размещать, не говоря уже о том, чтобы перемещать кого-то вниз-вверх, повинуясь капризам взбалмошных женщин. Раздраженная, злая и подавленная невозможностью сменить одежду и умыться, Лейла вернулась на свое место, обнаружив, что оно уже занято двумя маленькими мальчиками, делавшими вид, что они солдаты, стреляющие в буров. Время тянулось медленно до тех пор, пока снова не прибыл лифт с новыми флягами. Среди находящихся в кабине был человек, которого Лейла узнала и к которому она бросилась прежде, чем он успел отвлечься на другие дела.

– Доктор Тривес, могу я попросить вас о помощи? Если вы имеете хоть какую-то власть над этими людьми, не могли бы вы помочь мне спуститься на нижний уровень, где сейчас моя служанка вместе с Салли.

Он разглядывал ее несколько минут, и на его лице отчетливо читалось удивление.

– Мисс Дункан? Я и не ожидал вас здесь встретить.

– Я не хочу быть здесь, как я вам только что объяснила, – бросила она немного грубо. – Салли привязалась ко мне после смерти матери, и, я уверена, вы согласитесь, что для ребенка будет лучше, когда я под боком.

– Да… да, конечно. Я сделаю все, что смогу, – пообещал он. – Если вы подождете, пока я проверю, все ли в порядке на этом уровне, мы можем спуститься вместе. Однако я предполагал, что мистер Роде постарается предложить что-нибудь получше для актрисы, которая столь неутомимо помогала ему, участвуя в концертах. В городе есть несколько хорошо защищенных укрытий.