Текст книги "Танцовщица"

По окончании университета Вивиан пошел по пути, который позволял ему не только проявить свои великолепные способности, но и получить социальное положение и свободу. Титул Бранклиффа, возможно, никогда не будет его, но он может присоединить к своей фамилии воинское звание.

Вивиан впервые столкнулся с проявлением неприязни в обществе, когда подал заявление в элитный кавалерийский полк и получил отказ. Конечно, это не было сказано прямо, но ему прозрачно намекнули, что прискорбные обстоятельства его незаконного рождения неприемлемы для тех, кто превыше всего ценит хорошее происхождение. И в сорок девятом уланском полку было несколько человек, которым не нравилось его присутствие в их рядах, но большинство офицеров признавали его сыном двух благородных родителей и не придавали остальному значения. Событие в Ашанти раздуло угольки неприязни во вражду, равнодушие его врагов перешло в остракизм. И хотя он мало заботился о том, что думают о нем его недруги, их презрение зародило в нем сомнения относительно совершенного им поступка.

Когда карета въехала под арку Корнишского особняка, у Вивиана упало сердце. Он почти почувствовал тонкий прут, прорезающий твидовые панталоны и оставляющий рубцы на ягодицах, прочувствовал боль от доски, привязанной к спине для исправления осанки. Казалось, это было так недавно. Сколько ненависти обрушилось на ребенка, которого считали пятном на семейной родословной. Огромный серый каменный дом с колоннами на углах подействовал на него угнетающе. Окутанный туманом, Шенстоун выглядел очень мрачно. Он бывал привлекательным, когда небо было ясным, и солнечный свет, поблескивая на окнах, подчеркивал величие здания и окружавших его болот, расстилавшихся на много миль вокруг, с по-весеннему зеленым торфом, огромными холмами и бурными, голубыми потоками ледяной воды. В дверях его приветствовал Файли и экономка, миссис Хейл. Они оба засуетились вокруг него, пока парень, которого он не знал, отнес его багаж наверх. Оба слуги всегда были особенно привязаны к старшему сыну хозяина, которого считали жертвой жестоких обстоятельств, и искренне радовались его возвращению после столь долгого отсутствия.

В огромном холле было холодно, а туман, казалось, лежал прямо у массивной дубовой двери.

– Здесь дьявольски холодно, Файли! – воскликнул Вивиан, неохотно снимая пальто. – Скорее разожги огонь.

Старый слуга взглянул на огромный пустой камин, и его лицо вытянулось.

– Нужно очень много дров, чтобы протопить этот камин, и его светлость не позволяет зажигать его. Камин не топили уже полгода.

Вивиан подбадривающе обнял старика за плечи.

– А сейчас зажги, Файли, для хорошего человека. А с дедом я сам разберусь. После двух лет на экваторе здешний климат для меня слишком суров.

Миссис Хейл повернулась к Файли.

– Капитан Вивиан умрет от холода. Зажги огонь, как он говорит.

Придя в спальню, он обнаружил, что огонь там уже зажжен. Его явно зажгли недавно, потому что мебель, еще видавшая его детские слезы, была пропитана сыростью. Он с сожалением подумал о своей уютной квартире в Брайтоне или даже о фамильном доме Чарльза в Лондоне, в котором всегда было тепло и приветливо.

Наверное, сэру Кинсли и Джулии непросто было оставаться здесь у деда, среди болот, в доме, где каменный пол и сквозняки, хотя, по-видимому, дед сделал уступки по случаю приезда гостей. Похоже, что ему придется заботиться об их удобстве. Семейство Марчбанксов жило не более, чем в двадцати милях от Шенстоуна, но в декабре дороги становились трудно проходимыми и им лучше было бы заночевать у Бранклиффа.

За полчаса до обеда он спустился вниз, надеясь застать деда одного, но тщетно: в приемной его ждала целая делегация. Комната была обшита темными панелями и не изобиловала удобствами, хотя Вивиан с облегчением обнаружил, что за решеткой потрескивает огонь. Лорд Бранклифф сидел в глубоком тиковом кресле без подушек, сэр Кинсли – напротив него. Джулия с минимальным удобством расположилась в старом, покрытом чехлом кресле, малиновый цвет которого красиво контрастировал с ее голубым платьем.

Вивиан направился прямо деду, который решительным движением поднялся при его приближении. Время чуть сгорбило его, но он все еще был шести футов росту и презрительно смотрел на Вивиана. Будучи сейчас на несколько дюймов выше, Вивиан нашел его фигуру менее внушительной, чем сохранила его память. Изборожденное морщинами лицо было так же холодно.

– Как вы поживаете, сэр? – начал Вивиан.

– Ты сам это можешь увидеть, если у тебя все в порядке с глазами, – раздался резкий ответ. – Зачем ты приехал? Тебя не было несколько лет, а затем ты возвращаешься с цветом лица, как у аборигена Африки. Я полагаю, нам не приходится надеяться, что ты проявил себя в Ашанти.

Эта вызывающая реплика в присутствии Марчбанксов задела его самое больное место. Конечно, он проявил себя, убив двух захваченных в плен англичан, прежде чем самому скрыться от врагов. Люди, никогда не видевшие картины страшных зверств, способных вызвать страх даже в самых стойких мужчинах, мгновенно начинали презирать его.

Стараясь сохранить хладнокровие, Вивиан весело ответил:

– У меня не было времени на подвиги. Я был слишком занят, уворачиваясь от ядовитых змей и вождей племен, предлагавших мне купить жену.

– Фу! Не более чем щеголь на коне. Я всегда говорил это.

Вивиан повернулся, чтобы крепким рукопожатием приветствовать соседа.

– Здравствуйте, сэр. У вас все еще проблемы с овцами?

– Здравствуйте, Вивиан. Как я рад видеть вас в Шенстоуне. У меня были проблемы с овцами, пока Чарльз не сделал стену выше. Я полагаю, половина моего стада сейчас на вашей земле.

Вивиан улыбнулся.

– На свободном выпасе. Я всегда говорил, что у ваших овец пружинки под пятками. Как им иначе перепрыгнуть через стену?

– Может быть, их гонит любопытство? – раздался тихий голос за его спиной. Вивиан повернулся в сторону зачехленного кресла и буквально был потрясен.

Джулия Марчбанкс, несомненно, изменилась за время его отсутствия. Она стала не только наездницей, как рассказывал Чарльз. Всегда скорее полноватая, нежели изящная, ее фигура стала еще более чувственной: модный корсет сделал ее девичью талию соблазнительно тонкой, а части тела над и под ней неотразимо округлыми. В сапфирно-голубом бархатном платье, подчеркивающем изрядные выпуклости ее груди, она казалась удивительно самоуверенной. Джулия приветствовала его улыбкой и широко раскрытыми глазами.

– Здравствуйте, Вивиан, – тепло сказала она. – Вы купили что-нибудь?

– Овец? – спросил он, смешавшись от неожиданности.

Джулия нежно улыбнулась.

– Жену из аборигенов.

– У меня не было необходимого количества стеклянных бус, – пробормотал он. Его интерес к ней рос с каждой минутой. – А как у вас дела, Джулия?

Она продолжала улыбаться.

– Если вы сами не видите, то, возможно, лорд Бранклифф прав относительно ваших глаз. Чем мы обязаны чести видеть вас после столь долгого отсутствия? Может быть, Чарльз сказал вам, что мы интересуемся вашими лошадьми?

Ему было бы больше по душе, если бы она не касалась сейчас этой темы, но теперь он был вынужден продолжать ее.

– Да, он сообщил мне об этом. Сэр Кинсли сжал губы.

– Вы приехали, чтобы отобрать лучших из своей конюшни? – Он взглянул на дочь. – Я говорил тебе, нам нужно было приехать раньше.

Вивиан повернулся к нему.

– Некоторые лошади и так мои. И я возьму еще несколько, если они мне подойдут.

Джулия встала и подошла к нему.

– А у вас хватит стеклянных бус?

– На это хватит.

– Зачем тебе лошади? – скрипучим голосом спросил лорд Бранклифф. – Все, что ты делаешь, это гарцуешь, разодетый, как на европейский бал.

– Я, вероятно, оставлю нескольких для гостей моего брата, – ответил Вивиан спокойно.

– Нет! Я нанимал десяток человек, чтобы обучать этих животных. Крестьяне верхом на моих чистопородных скакунах! Я не позволю, ты слышишь? – Старик сел в кресло и посмотрел на Вивиана. – Зачем ты велел зажечь огонь в холле? Ну-ка объясни! Ты собираешься здесь пить портвейн или спать? Неслыханная наглость! Бессмысленное расточительство– это то, чего я не потерплю. Если тебе не удавалось лестью выпросить что-нибудь у слуг, это делала за тебя твоя мягкотелая мать. У меня пока хорошая память, мальчик. Белые волосы, белое лицо… и белая кровь.

После стольких лет свободы Вивиан мгновенно вернулся в те дни, когда стоял перед дедом, выслушивая его нравоучения. Белокурые волосы, которые он унаследовал от матери, старик всегда считал признаком слабости, тогда как Чарльз был настоящим темноволосым Вейси-Хантером. От таких слов в присутствии сэра Кинсли и Джулии он, как в детстве, остро ощутил унижение.

– В прежние дни у нас всегда был огонь в холле, – сказал Вивиан твердо, – к тому же у вас гости, сэр.

– Ха! – воскликнул дед. – Они из породы морозоустойчивых и, очевидно, покрепче тебя, даже девушка.

При этих словах Джулия продела свою руку сквозь руку Вивиана и улыбнулась ему.

– Я думаю, сейчас можно сделать послабление, сэр. Он два года жил на экваторе и, я знаю от Чарльза, едва оправился от жестоких приступов лихорадки.

– Слабак, – сплюнул дед. – Я всегда это говорил. Как и его жеманная мать. Она даже не могла проехать на лошади через редстоунское ущелье.

Вивиан не смог промолчать.

– Есть много наездниц, которые не в состоянии сыграть гамму на фортепиано, и очень мало тех, которые могут сыграть гостям сонату, – сказал он решительно. – Я думаю, что вам не следует плохо говорить о моей матери, которая достаточно здесь страдала. Это не только в высшей степени непорядочно – обсуждать человека в его отсутствие, – это оскорбительно для меня, приехавшего сюда в самое плохое время года, чтобы повидать вас, сэр.

– Ты приехал, чтобы наложить лапу на моих лошадей, – холодно возразил дед, – и, вдобавок, вынуждаешь терпеть твои дурные манеры, разговаривая со мной таким тоном. Ты ничего не получишь из моей конюшни, так и знай. В своей кавалерии ты испортишь всех моих лошадей. Сидишь в седле, как крестьянин, я всегда это говорил.

Это было настолько несправедливо, что Вивиан больше не мог сдержаться.

– Я выиграл в полку множество призов и снискал огромное уважение лучших наездников в Англии.

Я думаю, что не в вашей компетенции судить о моих способностях, когда у вас перед глазами только деревенские джентльмены, шлепающие по болоту в любую погоду на животных, замечательных лишь своей выносливостью. В любом случае вопрос о вашей конюшне– это семейное дело, и его не стоит обсуждать при гостях.

– Почему нет? – Дед надменно задрал свой орлиный нос. – Это моя конюшня, как ты, наконец, правильно заметил, и эти люди здесь для того, чтобы обсудить покупку нескольких из этих животных.

– Вы не можете продать их без согласия моего брата, – резко запротестовал Вивиан. – Он ваш наследник.

– Если он не согласен, то почему сам не скажет мне об этом?

– Он говорит, сэр. Но вы, очевидно, не слышите его.

– Значит, он недостаточно ясно выражается. Великолепный мальчик. Красивое, сильное тело. Отлично ездит верхом… и я не сомневаюсь, какого цвета у него кровь. Правда, немножко молчалив. И всегда был таким. – Он повернул к огню морщинистое лицо. – А ты – полная противоположность. Наглый… и расточительный.

Очень вовремя возвестили об обеде. Блюдо сменялось блюдом, но Вивиану кусок не лез в горло. Приходилось поддерживать разговор, который Джулия с ловкостью направляла на общие темы, искусно избегая трудных ситуаций. Вивиан был ей благодарен и мысленно ругал брата, уговорившего его нанести этот визит. Но ему все же пришлось завести разговор о земле, которую хотел купить сэр Кинсли, чтобы понять, приехали они в Шенстоун, чтобы обсудить именно этот вопрос, или только из-за покупки лошадей. Как предположил Чарльз, успех может быть более вероятным, если Вивиан будет убеждать старика продать землю. Тогда назло ему, он оставит земли себе.

Поскольку среди присутствующих Джулия была единственной леди, Вивиан с радостью взял на себя обязанность сопровождать ее после обеда в гостиную, что, по крайней мере, было приятнее, чем сидеть в компании деда. Лорд Бранклифф наслаждался хорошей едой и вином, и Вивиан с удовлетворением отметил, что экономия пока не распространилась на эту сферу.

Джулия принесла маленький поднос с чаем, и Вивиан спросил у нее разрешения выпить бренди.

Она подняла глаза и улыбнулась.

– Вам не нужно спрашивать у меня разрешения. Вы, должно быть, знаете, что я не утонченное создание, которое шокирует поведение мужчин. Став после смерти матери компаньоном отца и привыкнув к пренебрежению братьев, я гораздо лучше чувствую себя в мужской компании, чем среди сплетничающих женщин, которые хмурятся от сигаретного дыма и лошадиной задницы. У себя дома я одна против пятерых. Пейте бренди, сколько хотите, Вивиан, и если ваша речь станет бессвязной или запестреет крепкими словечками, я не умру от ужаса. Когда я почувствую, что мои уши этого больше не выносят, я просто уйду.

Вивиан слегка нахмурился, изучая выразительные линии ее тела и лицо с необычно большими глазами, – все это с их последней встречи она научилась эффектно использовать. Тогда она была деревенская девятнадцатилетняя девочка, ошеломленная недавней смертью матери и оставшаяся единственной женщиной в доме с четырьмя братьями и отцом. В двадцать три или четыре года она превратилась в зрелую женщину, которая, по-видимому, хорошо вела дом и знала, как держать себя с мужчинами. Он был глубоко заинтересован.

– Не обнаружу ли я лисицу в овечьей шкуре? Джулия перестала наливать чай и подняла глаза.

– Если я и лисица, то вряд ли покажу это. Вам придется выяснять это самому.

– Для этого я здесь пробуду слишком мало времени, – ответил он, подумав, что его брат, должно быть, совершенно очарован ею. Это создание излучает такой мощный сексуальный призыв, которого он давно не видел в женщинах. Чарльзу она не пара. Она полностью подавит его.

Отхлебнув чай, Джулия спросила:

– Для чего, на самом деле, вы подвергли себя унижению и приехали сюда? Не для того ли, чтобы попытаться помешать моему отцу купить земли, к которым он присматривается уже много лет?

– Мой ответ на это будет такой же, как и ваш мне. Вам придется выяснить это самой.

– Touche11
  Здесь: укол (фр.) (Примеч. ред.).


[Закрыть], – сказала она, и странное возбуждение засветилось в ее глазах. – Вы действительно так ловки в фехтовании, как гласит ваша репутация? Мы могли бы сразиться, прежде чем вы уедете.

– Я оставлю это удовольствие Чарльзу, – произнес он назидательно.

– С ним мы уже на равных.

– Я слышал, но должен признаться, что несколько боюсь за исход.

Искусно избежав продолжения этой темы, она предприняла новую атаку.

– Вы действительно собираетесь купить лошадей для полка, как это живо описал перед обедом Бранклифф?

– Пока я не увижу, что сейчас у Чарльза в конюшне, я не могу судить, подойдут они мне или нет, – ответил он резко.

Джулия грациозно откинулась на спинку кресла.

– Они не подойдут, смею вас уверить. Более того, я ни на минуту не верю, что вы приехали в Шенстоун только для того, чтобы купить лошадей.

– Правда? – непринужденно спросил он, стараясь придать своим манерам развязность с помощью еще одного стакана бренди. – Вы прочитали мои тайные мысли?

Легкая улыбка заиграла на ее губах.

– Они совсем не тайные. Разве это не попытка сокрушить врага своего детства единственно возможным для вас способом?

– Это попытка помочь Чарльзу сохранить то, что по закону скоро будет его.

Ее улыбка стала еще обворожительнее. Она не верила ему.

– После стольких лет ваша рана все еще так свежа!

– Что это значит? – спросил он решительно.

– Зависть, смягченная братской солидарностью в борьбе за шенстоунское наследство. – Она посмотрела на него таким же испытывающим взглядом, как и лорд Бранклифф, и продолжила: – Что касается конюшни, то в отсутствие нормального ухода великолепные животные были испорчены. Как опытный наездник, вы должны это понять. Когда Чарльз унаследует титул и имущество, он сможет пополнить свою конюшню. Отец заплатит хорошую цену за этих животных. Он хочет купить четырех меринов и кобылу. А я для себя хочу Маунтфута.

– Этот жеребец мой, – резко возразил Вивиан, – и он не продается. В любом случае для вас он слишком норовистый. Женщина никогда с ним не справится.

Ее пристальный взгляд был полон уверенности.

– Я ездила на нем сегодня утром через Требарн Тор пока не лег туман.

– Черт возьми! – воскликнул Вивиан в раздражении. – Вам следовало бы спросить у меня разрешения.

– Вас здесь не было, – мягко напомнила она.

– В Требарн Тор очень опасно в это время года, – продолжил он.

– Я знаю. Вот поэтому я и поехала.

Его раздражение перерастало в злость. Он допил бренди и сказал:

– Вам повезло, что вы успели вернуться до того, как лег туман. А что бы случилось, если бы он застал вас в пути?

– Я знаю эти болота, – прозвучал ее спокойный, сводящий с ума голос.

– Вы не знаете Маунтфута. За одну поездку всадник не может узнать лошадь. Этот жеребец своевольный и темпераментный.

– Как и его хозяин? – Джулия покачала головой. Каштановое облако вокруг ее лица переливалось в свете низкой лампы.

– Я приручала его все лето. Вас не было несколько лет, Вивиан. Многое изменилось в Шенстоуне с тех пор, как вы последний раз были здесь.

– Я это вижу, – ответил он, обнаружив, что его взор прикован к сапфировому ожерелью, покоящемуся на ее роскошной груди. – Но главное осталось неизменным. Женские руки не такие сильные, как мужские. Я сомневаюсь, что вы могли приручить такого жеребца.

Он налил себе бренди, а она нежно и дразняще спросила:

– Вы смеете сомневаться в этом?

Странно взволнованный переменой в этой девушке, которую он никогда не рассматривал с сексуальной точки зрения, Вивиан почувствовал, что клюнул на ее приманку.

– Скачки до Бинфорд Крое? Ее брови поползли вверх.

– Против такого наездника, как вы? Это действительно вызов.

Со стаканом в руке Вивиан вытянулся в кресле у огня и, прищурившись, посмотрел на нее.

– Понадобится такой наездник, как я, чтобы пригнать Маунтфута назад, когда вы свалитесь с него.

Ее огромные лучистые глаза медленно оглядывали его с ног до головы, как это обычно делают мужчины, оценивая красоту женщины. Потом она улыбнулась.

– А если я одержу победу?

– Моя дорогая Джулия. Если вы одержите победу, я отдам вам этого жеребца.

Улыбка исчезла с ее лица.

– Вы страшно самоуверенны.

– А вы необычайно очаровательны, – пробормотал он, наслаждаясь их словесной дуэлью. – Напомню вам, что Маунтфут – это лошадь, а не чувствительный мужчина.

– Обоих нужно приручать.

– Из того, что я помню о вас, у вас нет опыта ни в том, ни в другом.

– Это заявление специалиста?

– По роду моей профессии, я учу моих солдат и тренирую лошадей. И те и другие должны быть полностью послушны в бою. Да, я считаю себя специалистом в этих вещах, – согласился он, лениво поглядывая на ее живописную фигуру и думая, как было бы заманчиво подчинить ее себе. «Бедный Чарльз будет у нее под каблуком», – подумал он с сожалением.

– В нашей конюшне есть жеребец, с которым не справится даже специалист.

– Чепуха, – заявил он. Его взгляд с наслаждением скользил по белому подъему ее грудей над глубоким вырезом платья.

– Все мои братья пробовали, и безуспешно.

– Они неправильно взялись за дело. Я их знаю. Они всегда плохо обращались с животными. Некоторым лошадям требуется ласка, мягкий подход, им в уши нужно пошептать слова любви. Как некоторым женщинам.

– Из того, что я слышала, в этой области вы тоже считаетесь специалистом. Как говорится: каков отец, таков и сын.

Сквозь расслабленность и легкое возбуждение от присутствия рядом притягательной девушки он ощутил опасность и понял, что это камушек в его огород. Однако их уединение было внезапно прервано появлением обоих стариков. Вивиан поднялся, осознав, насколько откровенным для первой встречи был их tete-a-tete. Первые же слова лорда Бранклиффа испугали его.

– Ну, моя дорогая, дело улажено. Твой отец согласился купить землю на моих условиях.

– Сэр, вы не можете! – вскричал Вивиан. – Эта земля является частью имущества, и у вас есть наследник.

Дед с презрением посмотрел на него.

– Имущество мое, и я делаю с ним все, что хочу. Мне не нужно никаких франтов, гарцующих на разукрашенных лошадях и советующих, что мне делать. Хочу напомнить, что мое наследство тебя не касается и никогда не будет касаться.

Вивиан повернулся к сэру Кинсли.

– Сэр, непростительно обделывать дела за спиной моего брата. Позвольте мне переговорить с дедом от его имени. Это главная причина моего визита. Я искренне прошу вас воздержаться от покупки, пока я не использую возможность уладить это дело.

Сэр Кинсли самодовольно улыбнулся.

– Меня просить бессмысленно, Вивиан. Это земля лорда Бранклиффа, и он принял мое предложение. Мы ударили по рукам.

Вивиан снова повернулся к деду.

– Вы лишаетесь доступа в Шенстоун с запада! Это безумие.

– Молчать, – прохрипел дед, привыкший к послушанию.

– Я не буду молчать, – взбешенно заявил Вивиан. – Вы всегда считали себя опытным стратегом, но даже самый бездарный генерал никогда не отрежет подход к расположению своих войск с тыла. Вы совершаете огромную ошибку, да к тому же в отсутствие Чарльза.

– Твой брат, как ты его всегда называешь, прекрасно осведомлен о причинах, которые ты имел наглость назвать безумием. Сэр Кинсли покупает эти земли на условии, что если его дочь выйдет замуж за кого-нибудь, кроме моего наследника, они не перейдут ей в качестве приданого. – Коварная улыбка пересекла его хищное лицо. – Я обеспечиваю Чарльза женой, которая является самой сильной и отважной женщиной в Корнуолле; женщиной, которая скачет на лошади не хуже мужчины и так же метко стреляет. Я больше не желаю иметь в доме слабых, болезненных женщин с вечным платочком у глаз, убивающих время на музыку! – закончил он, насмешливо фыркнув. – Ну, что ты на это скажешь? Где твои извинения? Кто дал тебе право вмешиваться в дела, которые тебя не касаются?

Значит, Джулию Марчбанкс «покупают» для Чарльза, и он знает это. Вивиан понял, что за прошедшие годы здесь ничего не изменилось. Он все так же стоит с доской, привязанной к спине, его промахи обсуждаются во всеуслышание. Прежде чем он собрался с мыслями, звенящую тишину прорезал голос Джулии:

– Отец, Вивиан согласился объездить нашего дикого жеребца, с которым мы отчаялись сладить. Может, дадим ему попробовать, прежде чем продавать?

Вивиан повернулся и посмотрел ей в лицо. Отказ готов был сорваться с его губ. Но на ее лице было какое-то сладострастное удовольствие.

– Если я должна доказывать перед вами свое умение, дорогой Вивиан, то почему бы и вам не показать свое? – нежно добавила она.

Джулия медленно вынула из ушей сапфировые серьги, положила на ладонь и протянула ему.

– Я отдам их вам, если вы обломаете нашего жеребца раньше, чем он поломает вас.