Текст книги "Боль и сладость твоих рук"

Глава 14
Нэ фах пвох

Обнаружив наутро спящую Ирину в квартире, она нисколько не удивилась: что-то подсказывало, что она еще покажет этому домостроевцу. И Лори испытала невольную гордость за нее. Сама она понятия не имела, выспалась или нет, и на каком вообще находится свете после вчерашней пьянки, которую слабовольно продолжила в одиночку после ухода Ирины.

Во рту сухость, в глазах туман, в голове вата… отличное начало для отвратительного понедельника. Одно хорошо – ей не надо работать этим утром. Ирине, кажется, тоже…

Чтобы хоть немного его скрасить, она решила приготовить оладьи на завтрак – благо, то была не первая ночевка у Ирины, и на ее уютной просторной кухне она ориентировалась отлично.

Четвертью часа спустя, взбивая тесто, делая аккуратные кружочки на завалявшейся без дела отличной сковороде, Лори ощутила, как настроение улучшается. Еще пара минут – и захотелось включить музыку. Интересно, куда она вчера забросила отключенный телефон?

Предусмотрительно сняв с огня сковороду, она на цыпочках, чтобы не разбудить Ирину, прокралась в коридор и отыскала телефон в сумочке, а потом, улыбаясь до ушей, устроила себе мини-дискотеку с поджаркой оладьев на кухне за плотно закрытой дверью.

Сонная Ира застала ее в тот момент, когда она виртуозно изображала ковбоя, помахивая над головой лопаткой, и изумленно застыла на пороге. Лори широко улыбнулась, не останавливаясь ни на секунду и изящным поворотом запястья указала на блюдо с оладьями:

– Твой завтрак, моя прелестная саба.

– Я по-другому представляла себе эту госпожу в депрессии, – наконец, сказала Ирина, с видимым усилием подавляя снисходительную улыбку.

– А я уже не в депрессии. Мы ведь не в том возрасте, чтобы тратить на депрессию больше одного дня, верно?

Снова помахав лопаткой над головой, Лори сделала еще один пируэт и выключила огонь под сковородкой:

– Отличный тайминг – у меня все готово! Умывай свое прекрасное личико и неси свою попочку к столу.

– Уже бегу, госпожа, – снова подавляя улыбку, поклонилась Ирина, и исчезла в коридоре.

– Мне кажется, я скоро растолстею, – сказала она, когда они приступили к жадному поеданию свежей пышной выпечки. – Мой дом – гедонист. Моя лучшая подруга – тоже.

– Как вчера прошло? – спросила Лори, внимательно разглядывая сияющее лицо подруги с искренним интересом. Вопрос ее отношений с тем домом был для Лори не праздным – если Ирина могла поделиться хоть чем-то, что даст ей ключ к отношениям с Димой, это будет просто спасением.

– Он был идеален, – вздохнула Ирина.

Лори вскинула брови, побуждая ее рассказывать подробнее, и, пока Ира рассказывала, молча внимательно слушала. Под конец они обе заулыбались, когда Ирина снова упомянула о еде и гедонизме.

– Хм, похо-фэ тфой до-у нэ-фах пвох, как фа думафа, – глубокомысленно заметила она с набитым ртом.

– Еффо каф пвох, – возразила Ирина, не уступая ей в скорости поедания оладий. – Я попфафилась уфэ на дфа килогфамма.

Лори жизнерадостно улыбнулась, сделала большой глоток ароматного кофе и хотела что– то сказать, но в это время завибрировал ее телефон. Едва глянув на экран, она зажевала быстрее. Сделав еще несколько движений челюстями, она поспешно проглотила еду и ответила на звонок:

– Да, мой господин, – тихим нежным голосом пропела она, подмигнув Ирине.

– Как насчет встретиться вечером в клубе, саба? – холодно спросил Димин голос в трубке.

– Да, мой господин, – нежным голоском ответила Лори еще тише и послушнее.

– Хорошо. Я буду ждать тебя к восьми, – сказал он еще холоднее и положил трубку.

– Убегаешь? – спросила Ирина, с понимающей улыбкой наблюдая, как вскочила Лори -

практически так же, как она накануне после сообщения Тимофея.

– Да. У меня куча дел… черт!

– Что такое?

– Мне надо заехать домой. А оттуда на работу, и потом в клуб. Но я не успею.

Ирина снова улыбнулась: за пару секунд разговора со своим домом Лори полностью вошла в роль. В ее глазах была настоящая паника сабы, которая боится разочаровать своего верха.

– Спокойно. Я дам тебе свое клубное платье. Иди в душ и помой голову, – посоветовала Ирина.

– Ты солнышко, – выпалила Лори, порывисто обнимая ее, через минуту уже была в душе, а через минуту зашумела вода, сквозь шум которой оттуда донеслось: Можно взять одноразовую бритву?

– Все, что найдешь – твое, дорогая, – с улыбкой прокричала Ира в ответ, расслабленно откидываясь в любимом плетеном кресле. Подумав, она долила в свою чашку еще кофе и взяла с тарелки последний оладушек.

* * *

Только вечером в машине Лори получила возможность немного подумать. До этого она лишь лихорадочно разбрасывала все дела, чтобы освободить время. И готовилась к свиданию со скоростью электровеника, отвечала на звонки, носилась по встречам… только вечером, по дороге в клуб, мысли и страхи накрыли ее оглушающей волной.

Лори была опытным водителем – ее руки и ноги работали сами по себе, а все остальное существо оказалось поглощено мучительной неуверенностью – прежде всего, в себе. А потом – и в правильности своего выбора. Что, если ей нужен не этот мужчина? Что, если мужчины вообще не для нее?

Когда-то, давным-давно, в ее жизни уже был идеальный партнер. Идеальные – самые опасные. Когда не видишь недостатков, это ведь не значит, что их нет. Это значит, что ты слепа, как похотливая кротиха. Это значит, что ты глупа. Это значит, что ты в большой опасности.

С идеальным мужчиной ты просто не замечаешь, как переходишь с романтики на жесткие игры. А потом меняешь флоггер на ремень, ремень – на плеть. А плеть режет кожу не хуже ножа. Но еще сильнее режет то чувство – что ты сама, сама этого хотела. Хотя ты не хотела. Ты хотела совсем другого – ты хотела небольшой замок, карету, лошадку и принца.

Но настоящее море боли еще не здесь, это всего лишь прелюдия. Море боли было позже, в кабинете Макса, ее замечательного психотерапевта, который три года пытал ее как заправский палач всякого рода детскими и взрослыми кошмарами. Несбыточными мечтами. И этого она сама хотела тоже – на этот раз по-настоящему хотела: чтобы хоть немного поставить мозги на место.

Выздоровела ли она до конца? Считалось, что так, ведь теперь Лори знала: те отношения были ужасными, неправильными. Тот мужчина был совершенно больным и не заслуживал ни грамма тех чувств, которые она испытывала. Она все это знала, но какой был от этого прок, когда она осталась совсем одна? В полном вакууме, где не было отношений ее мечты и никакой возможности начать их снова?

Тот период был самым ужасным. Тогда она много думала о том, почему многие женщины-мазохистки предпочитают рисковать жизнью, почему они с большим удовольствием играют с проколами, порезами, огнем, чем идут к психотерапевту. Все, чтобы не оставаться в этом вакууме. Все ради глупых детских грез.

А самая глупая детская греза – вовсе не про принца на белом коне. Самая глупая и опасная детская греза – про то, что ты вырастешь, и больше никогда не останешься в одиночестве. Если бы Лори снимала социальную рекламу, она бы сделала такой ролик:

«Дорогие родители, никогда не рассказывайте детям сказки про «жили долго и счастливо», потому что от этого ваши дети могут стать мазохистами».

Ощутив влагу на глазах, Лори рывком вернула себя в реальность. Нельзя. Нельзя плакать до встречи с домом. Если она явится заплаканная, Дима подумает, что она чокнулась. Или снова станет идеальным и начнет успокаивать. Нет, она не хочет больше идеальных мужчин. Она хочет увидеть его настоящего. Сегодня она вызовет к жизни его темную сторону во что бы то ни стало и решит, сможет ли поладить с ней. Это надо сделать прямо сейчас, пока не стало слишком поздно.

Глава 15
Я все время боюсь

Эта новость попалась ей сразу после ухода Лори – как только она открыла поисковик. Неудивительно – ведь она просмотрела столько новостей про Тимофея за неделю! Боги контекста решили, что ей важно и срочно это знать. И ей действительно это было и важно, и срочно…

«Покончил с собой». Заголовок заставил ее внутренности сжаться до боли. Лишь пару секунд шока спустя она поняла, что это не Тимофей. Тимофей жив и здоров, но мертв какой-то его клиент. Вчитавшись в статью, Ирина поняла, что и самоубийство тоже под вопросом.

Но по тексту все выглядело так, как будто не так уж важно, что именно случилось с тем человеком – в любом случае виноват известный психотерапевт.

Резко вскочив, Ирина заходила взад-вперед по кухне. Написать ему или позвонить? Или ему вообще не нужны ее звонки и письма прямо сейчас?

Снова рухнув в кресло, она принялась перечитывать все, что было опубликовано в сети. Руки вспотели, сердце заколотилось. Звонить или не звонить? Перед глазами плясали цифры из заметок. Время смерти того человека – предположительно вчерашний вечер, а известно стало в девять утра. Взглянув на часы, Ирина убедилась, что с этого времени прошло уже пять часов. Значит, Тимофей давно знает.

Возможно, его даже разбудил звонок от журналиста. «Отказался от комментариев», – что стояло за этими словами, оставалось только гадать. Ничего не понял спросонья и бросил трубку? Знал еще с ночи и переживает уже много часов подряд? Или сидит в полиции и дает показания?

Слегка подрагивающими от волнения руками, Ирина нажала на кнопку и, встряхнув головой, поднесла трубку к уху. Она очень боялась, что он разозлится и пошлет. Но почему-то это казалось лучшей перспективой, чем заставить Тимофея думать, что ей нет до него дела, или, еще хуже – что на ее мнение о нем повлияли новости.

– Да? – ответил Тимофей так спокойно, что если бы она не знала – вообще ничего бы не заметила.

– Ты как? – негромко спросила она, стараясь не допускать сочувственных интонаций. Последнее, что нужно альфа-самцу – это ее жалость.

– В порядке, – сухо ответил он, но затем, через паузу, добавил, – много всего. Спасибо, что позвонила.

– Я… приеду, если хочешь. Если тебе надо…

Новая пауза заставила ее замереть и даже задержать дыхание. Черт, что такое она только что проблеяла? Не ровен час еще решит, что навязывается после вчерашнего. Да еще использует такой повод…

Но голос Тимофея в ответ прозвучал неожиданно нежно:

– Приезжай. Только вечером. И… не считай себя обязанной.

– Ты вообще о чем? – оторопело пробормотала Ирина. – Говори, во сколько. И куда.

– В девять. Я пришлю машину.

– Даже не думай. Судя по тому, что творится в интернете, у твоего дома могут быть журналисты.

– Ты пересмотрела американских фильмов, малыш, – хмыкнул Тимофей снисходительно, – в наших краях папарацци не охотятся. Уж точно не по мою душу.

– Я приеду сама, – твердо повторила Ирина.

– Я пришлю адрес, – согласился он, и она даже увидела, как он кивает: резко и в то же время немного покровительственно, словно дает разрешение… как всегда.

Весь день она нервничала, работала и краем глаза смотрела новости в интернете – но принципиально нового не сообщали. Тимофей по-прежнему ничего не комментировал, следствие по-прежнему работало, родственники погибшего все так же молчали. Стало известно, что у покойного был ребенок, и его забрала мать. Когда Ирина прочитала это, ей стало немного не по себе. Она вдруг поняла, что это скорее всего тот самый человек,

на которого Тимофей кричал по телефону. Тот, кто хотел запретить своему ребенку общаться с бывшей, а потом внезапно психанул и закончил вот так. Мог ли Тимофей знать, что к этому идет?

Так или иначе, ему сегодня пригодится немного поддержки и тепла, размышляла она. И вдруг поняла, что ничего не знает о нем. Была ли у него поддерживающая семья – родители, друзья? Приехал ли сегодня к нему кто-то? Сколько знакомых позвонили? Опрашивала ли его полиция?

К вечеру ее напряжение достигло пика. Она приехала домой раньше, чем рассчитывала, и оттого, что было слишком много времени, никак не могла решить, что надеть.

Примеряя серьги к платью, Ирина в последний момент сняла их и, разозлившись на себя, переоделась в третий раз… ей хотелось выбрать что-нибудь проще. Узкие джинсы и слиперы, топ на бретельках и распущенные волосы – так она кажется моложе и теплее. А Тимофей, как она поняла, не очень ценил специальную одежду. Судя по всему, он ценил только послушание.

Такси приехало мгновенно, стоило лишь вызвать, и к его дому она прибыла чуть раньше, чем договаривались. Нервно оглянувшись по сторонам, Ирина убедилась, что никого, похожего на папарацци, здесь нет: возможно, Тимофей прав. Это только в американских фильмах желтая пресса всегда толпой караулит у входа звезд, попавших в топовые заголовки.

– Ты был прав, там никого, – сказала она, как только он открыл дверь. Ирина перенервничала, и так боялась сказать не то, что выпалила это – ни к селу, ни к городу.

Тимофей выглядел намного хуже, чем накануне – заметно выделялись круги под глазами, и снисходительная улыбка получилась вялой:

– Как я и сказал, у подъездов сидят только американские журналисты, и в основном в кино. Наши просто обрывают телефон.

Он стоял перед ней в знакомых шелковых брюках и свободной чистой рубашке, но во всем его облике странным образом читалась растерянность – возможно, из-за легкой небритости и явных следов тревоги на лице. Или он как-то по-особенному смотрел на то, как она снимает пальто?

– Так отечественные журналисты – получается, милахи? – с натянутой улыбкой попыталась пошутить она.

Тимофей поднял бровь и улыбнулся еще снисходительнее:

– Не нервничай. Иди сюда, – мягко позвал он и крепко сжал ее в объятиях – так, словно это она нуждалась в утешении.

Ира уткнулась носом в его футболку и глубоко вдохнула, ощущая неуловимое изменение запаха – видимо, потому, что он тоже нервничал.

– Спасибо, что приехала, – негромко пробормотал Тимофей, уткнувшись носом в ее волосы.

– Ты один? – спросила она, когда он выпустил ее из рук. И невольно оглянулась в сторону кухни.

– Да. Я целый день был один.

– А друзья? – спросила она прежде, чем догадалась прикусить язык. Но Тимофей отреагировал невозмутимо:

– Пара человек звонили. Я сказал, чтоб не ехали – было полно разговоров с полицией и еще работа, знакомые звонили, журналисты, а потом…

– Что?

– А потом я ждал тебя, – медленно сказал он, проводя взглядом снизу вверх так, что ее соски мгновенно затвердели под топом.

Ирина открыла рот и медленно закрыла под его обжигающим взглядом. Тимофей медленно протянул руку, спустил бретельку с ее плеча, шагнул ближе и дернул топ слегка вниз, обнажая одну грудь. Не отпуская ее взгляда своим, он сжал ей сосок до боли, дождался, пока она охнула, опустила ресницы, и тогда убрал пальцы. Аккуратно поправив на ней одежду, он развернулся и пошел в кухню. Ира постояла секунду, переводя дыхание, и пошла за ним.

– Как ты? – тихо спросила она, когда Тимофей молча налил им обоим чай, сел, задумчиво, без аппетита, надкусил печенье. Ей очень хотелось погладить его по руке, но она опасалась, что он воспримет это неверно. Казалось, он вообще был не совсем здесь – возвращать его было страшно.

– Нормально, – сказал он, но по тому, каким пустым отстраненным голосом он ответил, было совершенно ясно, что ничего нормального в его нынешнем состоянии нет.

Сфокусировав на ней взгляд, он наклонил голову и рассеянно провел ладонью по ее волосам:

– Ты чудесно выглядишь, малыш.

– Спасибо, – растерянно сказала Ирина. Потом встряхнула головой, нахмурилась и начала снова:

– Можно спросить про… того человека?

– Смотря что, – процедил Тимофей, мгновенно отстраняясь. Он взял чашку чая в обе ладони и отвел взгляд.

– Он правда покончил с собой?

Тимофей перевел дыхание и сделал глоток чая прежде, чем ответить.

– По всему похоже, что да, – сказал он, наконец, по-прежнему не глядя на нее.

– Ты как-то мог этому помешать?

Резко вскинув на нее глаза, Тимофей уставился сердито и почти яростно, но Ирина ответила таким спокойным кротким взглядом, что он мгновенно просветлел лицом и качнул головой:

– Нет. Не думаю.

– Я уверена, что не мог, – мягко сказала она и наконец решилась положить ладонь на его руку. Тимофей отозвался благодарным взглядом, но мгновенно вынул ладонь из-под ее руки, чтобы положить сверху:

– Не волнуйся, малыш. Со мной все хорошо. Правда.

– С тобой не все хорошо. И это нормально, ты же живой, – сердито ответила она.

– Нижняя…

Он предупреждающе сверкнул глазами, но что-то в их глубине сказало Ире, что она снова попала в нужное место: он оживился, и его лицо еще немного просветлело. По всему было похоже, что ему очень нужно было участие, и пока что она неплохо справлялась.

– Мы еще не в игре, – мягко качнула она головой. – Не сейчас.

– Ты дождешься сегодня у меня, – проворчал он, но еле заметно кивнул, и на этот раз его взгляд был изучающим, словно он ждал от нее чего-то важного.

– Дождусь. Это был тот человек, с которым ты говорил по телефону? – спросила Ирина ровным голосом.

– Да.

Тимофей бросил это так быстро, словно едва дождался вопроса. Словно очень хотел его услышать и ответить на него.

– И это был последний разговор? – уточнила она тогда, тоже слегка кивая ему.

– Да.

Его ноздри раздулись, желваки налились, взгляд остановился на невидимой точке. Ирина еле слышно перевела дыхание и снова положила ладонь на его руку:

– Все, что ты сказал тогда, было абсолютно правильно.

Тимофей закрыл глаза, но прежде, чем это произошло – она могла бы поклясться – там мелькнула влага. Которой, впрочем, уже не было, когда он открыл их и уставился на нее исподлобья:

– Малыш. Пей чай и идем в спальню. Но сначала один вопрос.

– Какой?

– Табу на связывания. Ты хотела, чтобы я его нарушил?

Ирина ошеломленно раскрыла глаза, а за ними – и рот. Желудок обожгло. Черт. Черт, черт, как он… как он перешел в атаку так быстро?

– Я не хочу казаться излишне самоуверенным, но я вообще-то психолог.

– Что?

Ее рот мгновенно пересох, а в ушах зашумело. Он хотел казаться уверенным и самоуверенным – таким доминирующим, как только мог. Об этом была вся его поза, все внимание во взгляде, легкая ухмылка и даже еле заметное движение бровей:

– Я психолог, малыш. Это ответ на твой вопрос – как я догадался. И да, ты его не задала, просто по лицу видно.

– Тимофей, я… подожди…

– Я жду.

Он мягко улыбнулся, по-прежнему не сводя с нее глаз, и отхлебнул чай.

Ирина покраснела, переживая приступ мучительного стыда. Она солгала дому, и он поймал ее. Но как…

– Ладно. Связывания – это не настоящее табу, – признала она. – Точнее, настоящее, но…

– Действует на первый раз, – подсказал он.

– Да. Я тебя боялась. Не хотела быть полностью связанной. Это не только с тобой так… – невольно защищаясь, добавила Ира.

– Я понимаю, – спокойно кивнул он. – У тебя нет фобии, просто ты перестраховываешься.

– Да.

– Хорошо. Что еще ты забыла мне сказать?

Ирина открыла рот, потом закрыла, но потом, под его пылающим тяжелым взглядом, поспешила открыть снова:

– Порка… я все время боюсь.

– Это было табу?

– Нет… точнее… не знаю. Я вообще раньше не переносила болевых практик. Только шлепки ладонью.

– А-а, так вон оно что, – протянул Тимофей, наклоняя голову. Его брови поползли вверх – на этот раз он был действительно удивлен. Ирина покраснела до ушей. Ее глаза увлажнились:

– Мне нравится… с тобой. Я хочу пробовать больше, но я… не знаю.

– Понятно. А ты знаешь, насколько опасно врать дому о своих табу? Особенно тех, которые ты скрываешь?

На этот раз его взгляд мог бы убивать. Повинуясь какому-то порыву, Ирину скользнула вниз и опустилась перед ним на колени – послушная нижняя, умоляющая о снисхождении. Дальше делать вид, что они все еще не в игре, уже было бессмысленно.

Тимофей провел по ее щеке костяшками пальцев и легонько шлепнул:

– Плохая саба, – еле слышно произнес он. – Будешь наказана.

Глава 16
Ходячая бомба

В клубе никого не было, прямо как на их первом свидании. Только тогда это было утро после игровой ночи, полный беспорядок, а теперь – тихая дистиллированная чистота и тишина.

Дима ждал ее у входа, поприветствовал сухим кивком, молча открыл тяжелую дверь своим ключом, а затем распахнул перед ней и вторую – как настоящий джентльмен. Лори на секунду замерла, ожидая, что в лицо дохнет привычным теплом, насыщенными терпкими запахами алкоголя, кальяна, секса. Но внутри было гулко и прохладно.

– Макс знает, что мы здесь? – спросила она, привычно сбрасывая обувь у входа. Идти в раздевалку смысла не было, но ей казалось невозможно пройти внутрь в обуви – она годами заходила сюда только босиком и полуголая, в образе сабы.

– Разумеется. Давай пальто.

Дима небрежно сбросил куртку на стол охраны, положил сверху пальто Лори, и уверенно прошел через весь зал к стойке бара. Немного помедлив, она прошла за ним и осторожно села на барный стул:

– Мы не будем играть? – поняла Лори через минуту по его лицу. На нем не было непроницаемой маски дома, хотя он и выглядел очень серьезным и сосредоточенным. Эмоции все же читались – легкое раздражение, легкая воинственность. Ее верх снова сердился на нее.

– Нет, не сегодня. И ни в один из ближайших дней, – отрывисто бросил он.

– Что ты имеешь в виду? – спокойно спросила Лори с легким кивком, подобрав под себя одну ногу. Его сухость и серьезность пробуждала в ней что-то детское, и она слегка съежилась, обхватывая колени.

Дима зашел за стойку, загремел бутылками, затем зазвенел бокалами и начал что-то смешивать. Он поднял вверх бокал, посмотрел на свет сквозь получившийся коктейль, чертыхнулся, вылил и смешал заново. Снова вылил, отставил бокал в сторону и еще более сердито глянул на нее:

– Я некоторое время думал. И я решил, что я не хочу секса с женщиной, которая не хочет оргазмов со мной. Это не табу, саба, это оскорбление.

– Я знаю. Прости, – торопливо подняла руку она. – Дело не в том, что я не хочу оргазмов…

Он молча смотрел на нее, ожидая продолжения, но Лори покраснела до ушей и замолчала. Глаза наполнились слезами и настала ее очередь тихо ругаться. Она открыла сумочку, вытянула бумажные платочки, осторожно вытерла глаза. Дима снова вернулся к бутылкам и бокалам, и какое-то время они оба молчали. Лори долго суетилась со своим лицом, платочками и зеркалом, он молча смешивал коктейли для них.

Наконец, поставив перед ней нечто замысловатое и разноцветное, он уселся с другой стороны стойки и подвинул к себе второй стакан, наполненный чем-то зеленым:

– Тебе придется объяснить это, Лори. Иначе никак.

Его прямой взгляд обжигал. Он молча ждал ответа, и Лори пришлось выпить перед тем, как начать говорить. Оказалось, что разноцветный коктейль обжигал не хуже чистого виски.

– Не хочу знать, что там, – попробовала пошутить она, но он только холодно поднял бровь. – Ну хорошо… если ты хочешь…

– Да, я хочу, – выпалил он так яростно, словно она его ударила, – я очень сильно хочу знать, что с тобой не так. Потому что только это сделает меня твоим домом. И только так ты можешь быть моей нижней. Странно, что мне приходится объяснять тебе азы.

– Мне не нужно объяснять азы, – тихо процедила она, слегка отстраняясь. – И ты имеешь право знать правду о моих чувствах. Но речь идет только о тех чувствах, которые имеют к тебе, а это… ЭТО не имеет к тебе никакого отношения.

Внезапно ощутив, что начинает дрожать, Лори усилием воли взяла себя в руки и допила стакан до дна.

– То есть ты говоришь, что запрещаешь мне доводить тебя до оргазма, и это не имеет ко мне отношения? Вау, – саркастично протянул Дима.

Лори закатила глаза, потрясла головой и устало потерла лицо:

– Нет. Подожди. Просто дай мне… минуту.

– Хорошо, – внезапно смягчился он, внимательно наблюдая за ее лицом. Он слегка пригубил свой коктейль, забрал ее стакан, наполнил его снова.

Она начала говорить еще до того, как Дима закончил – глядя в его широкую накачанную спину, обтянутую черной футболкой из отличного хлопка.

– Дело в шрамах на моей спине… ты знаешь. Дело в том человеке.

– Я бы хотел убить его, – тихо сказал Дима, замирая, но не поворачиваясь. Он понял, что ей так проще начать.

– Я доверяла ему. Я шла дальше, не оглядываясь. Я шла за оргазмами. И каждый следующий был… словно ярче. Как будто лучше, чище предыдущего. И еще он был такой добрый, и до, и после. Очень внимательный.

– Понимаю, – тихо сказал он, осторожно поворачиваясь. Он старался не пялиться на ее лицо, залитое слезами, и за это Лори была очень благодарна. Она чувствовала облегчение, пока говорила, но это было облегчение, смешанное с горечью.

В висках билось только одно: «Он осознает и уйдет. Он осознает, испытает отвращение и уйдет». Именно поэтому нормальные сабы никогда не говорят с домами о предыдущих домах – как бы те ни просили.

– Дим… пожалуйста. Я хочу быть с тобой, правда. Я не хочу тебя потерять, – всхлипнула она. – Мне кажется, ты на самом деле не хочешь это слы…

– Я хочу. Поверь, – перебил он. – И я не собираюсь бросать тебя из-за этого. Я просто хочу помочь тебе. Я…

Глаза Лори расширились. С его губ не слетело слово «люблю», но она услышала его – услышала в его мыслях, в его намерении произнести это, в том, как он внезапно осекся и хмуро отвел взгляд. Ее лицо изменилось, вспыхнуло, а потом покраснело. О, боже. О, боже. Он почти сказал это. Похоже, он намного смелее, чем она.

– Хорошо, – быстро сказала она. – Дело в том, что когда я лежала в тот день в больнице, мне было очень больно. Не только физически. Когда до меня… дошло, я поняла, что полностью ничтожна. Я хуже наркомана – те стремятся к удовольствию, которое потом причиняет боль, а я не могу отказать себе в том, чтобы получать удовольствие от боли. И я просто ненавижу себя за это. Всегда ненавидела. Подожди, подожди…

Она запротестовала, когда он быстро вышел из-за стойки и крепко обнял, поскольку она уже всхлипывала в голос. Но Лори мягко высвободилась:

– Подожди, я просто хочу сказать, что я не чувствую себя в безопасности, понимаешь? И дело не в тебе, дело во мне. Я не доверяю себе, когда передаю ответственность за свой оргазм в чужие руки.

– Я не собираюсь избивать тебя плетью, – тихо и серьезно сказал он, заправляя ей волосы за ухо.

– Даже если я попрошу? – внезапно выпалила Лори.

– Даже если ты будешь умолять, – так же серьезно пообещал он.

– Это уже что-то, – грустно улыбнулась она в ответ, но легче ей почему-то не стало. Дима внимательно изучал ее лицо:

– Спроси меня. Что тебя беспокоит на самом деле?

Лори вздохнула, зажмурилась, обхватила голову руками. Если бы она сама это знала. Если бы… она представила, как сходит с ума в его объятиях, вспомнила, как это было в машине, представила будущую субботу в клубе, полную такого же наслаждения, как у них уже было дважды, полную оргазмов и того, что будет дальше и… внутри внезапно все заледенело, и ее осенило.

Она медленно подняла лицо, но смотрела не выше уровня его груди, в пустоту.

– Меня беспокоит, – глухо начала Лори, медленно находя каждое слово на ощупь, – что в мире есть тысячи способ меня уничтожить, кроме плети. Но когда я начинала игры с плетью, я не знала, как далеко это может зайти. Мне следовало остановиться, а я шла дальше. А потом, после этого, я спотыкалась на каждой мелочи, боялась всего. И теперь я просто… не знаю. Я ничего не знаю, – сказала она, и ее губы снова задрожали. Лори попыталась из прикусить, но это не помогало, и тогда она просто отвернулась.

– Ты не знаешь своих табу? Не знаешь, какие из них настоящие? – спросил Дима, стоя рядом и не сдвинувшись ни на миллиметр.

Лори молча кивнула:

– Глупо, да? Лучшая саба клуба… просто ходячая бомба, которая может взорваться в любой момент.

– Нет, не глупо. Не глупо, малыш.

Он протянул руку и обхватил ее за плечо, а потом рывком развернул к себе, крепко прижал к груди и позволил выплакаться – до тех пор, пока все слезы не иссякли, до единой.

– Я чувствую себя такой бесполезной. Ты должен меня немедленно бросить, – прошептала она, высвобождаясь из кольца его рук.

– Это первая глупость, которую я от тебя услышал за вечер. Все остальное не было глупым ни в малейшей степени, – немного сдавленным тоном отозвался он. Их взгляды встретились, и Лори поняла, что он переживает за нее.

– Если… если ты не собираешься меня бросать, – таким же сдавленным тоном отозвалась она. – Тогда я хотела бы поехать к тебе сегодня.

– Хорошо.

– Подожди, ты не дослушал, – тяжело дыша от снова поднимающихся эмоций произнесла Лори. – Я думаю, что я хочу секса. Но без игр.

– Хорошо, – невозмутимо согласился он.

Лори вытерла лицо ладонями и глубоко вздохнула.

– Интересно, если я захочу быть сверху… – задумчиво спросила она через несколько секунд.

– Не зарывайся, саба. Хватит с тебя одной порции ванили на заказ.

Его губы подрагивали от еле сдерживаемого смешка, и Лори невольно просияла улыбкой. Она не чувствовала себя так легко и свободно целые годы. Возможно, она не чувствовала себя так легко и свободно всю жизнь.