Текст книги "Дом шелка"

– Правда лишь то, что Холмса подозревают в преступлении, которого он не совершал, – ответил я.

– Но я прочитал, что он в бегах, что ему удалось вырваться из тюрьмы.

– Так и есть, господин Фицсиммонс. Ему также удалось таинственным образом уйти от своих обвинителей – таинственным даже для меня.

– Вам известно, где он?

– Ни в малейшей степени.

– А мальчик, Росс, – о нем новости есть?

– В каком смысле?

– Вы его нашли?

Видимо, Фицсиммонсу не попались на глаза статьи о жуткой смерти мальчика – при всей сенсационности этой истории имя Росса ведь названо не было. Значит, на мою долю выпало сказать гостю суровую правду.

– Боюсь, мы опоздали. Росса мы нашли, но он был уже мертв.

– Мертв? Как это случилось?

– Его избили до полусмерти и оставили умирать возле реки, в районе моста Саутворк.

В глазах директора словно мелькнула вспышка, и он тяжело сел на стул.

– Боже правый! – воскликнул он. – Кто же мог так обойтись с ребенком? Откуда в этом мире столько злобы? Что ж, доктор Ватсон, мой визит к вам оказался излишним. Я ведь думал, что помогу вам найти мальчика. Мы нашли некий предмет, вернее, его обнаружила моя дорогая жена Джоанна. Я принес его сюда, надеясь, что местопребывание господина Холмса вам известно, вы ему это передадите, а уж он, несмотря на собственные хлопоты, все-таки найдет время… – Голос его угас. – Слишком поздно. Не надо было мальчику уходить из «Чорли Гранж». Я знал, что добром это не кончится.

– Что за предмет? – спросил я.

– Я его принес. Его, как я сказал, жена нашла в общей спальне. Она переворачивала матрасы – раз в месяц мы их проветриваем и дезинфицируем. У некоторых мальчиков водятся вши… Мы ведем с ними беспощадную войну. В общем, кровать, на которой спал Росс, отдана другому мальчику, и вот мы нашли под матрасом тетрадку. – Фицсиммонс достал тонкую тетрадку в грубой обложке, выцветшую и помятую. Детской рукой карандашом на обложке было выведено имя: «Росс Диксон».

– Когда Росс у нас появился, читать и писать он не умел, но азам мы его научили. У каждого ребенка в школе есть тетрадка и карандаш. По его тетрадке видно: упражнениями он пренебрегал. Внутри сплошной хаос. Он все время рисовал какие-то каракули. А сейчас мы в нее заглянули, и то, что нашли, показалось нам важным.

Он открыл тетрадку посредине и показал нам аккуратно сложенный лист бумаги, – видимо, он был спрятан здесь от посторонних глаз. Это была реклама, дешевый листок, приглашавший на аттракцион, каких раньше было много где-нибудь в Ислингтоне или Чипсайде, но в последнее время они встречались все реже. Текст украшали изображения змеи, обезьянки и броненосца. Надпись гласила:

ДОМ ЧУДЕС ДОКТОРА ШОЛКИНСА

ЛИЛИПУТЫ, ЖОНГЛЕРЫ,

ЖЕНЩИНА-ГОРА И ЖИВОЙ СКЕЛЕТ

Диковинки со всех концов света

Вход – один пенс

Джекдо-лейн, Уайтчепел

– Я, конечно, не рекомендую нашим мальчикам посещать такие места, – сказал преподобный Фицсиммонс. – Уродцы, мюзик-холлы, дешевые балаганы. Я просто поражен, как Лондон, такой замечательный город, мирится с подобными развлечениями, где правит бал все вульгарное и противное природе. В голову приходят уроки Содома и Гоморры. Вполне возможно, доктор Ватсон, Росс потому и прятал эту рекламу, что знал: она противоречит самому духу нашей школы. А может, держал ее из чувства противоречия. Как вам сказала моя жена, мальчик был очень своевольный…

– Не исключено, что он с этой публикой как-то связан, – предположил я. – Уйдя от вас, он нашел пристанище в гостинице «Кингс-Кросс» у сестры. Но где он обитал до этого? Вполне возможно, у этих людей.

– Именно. Мне и показалось, что за эту ниточку стоит потянуть, потому и пришел к вам. – Фицсиммонс собрал свои пожитки и поднялся. – Возможно ли, что вы увидитесь с господином Холмсом?

– Я очень надеюсь, что он найдет способ со мной связаться.

– Что ж, может, этот листок наведет его на какие-то мысли. Спасибо, доктор Ватсон, что нашли для меня время. Я просто потрясен тем, что случилось с Россом. В воскресенье мы помолимся в часовне за упокой его души. Нет, провожать меня не надо. Дорогу я найду.

Он взял свое пальто и шарф и вышел из комнаты. Я уставился на листок: аляповатые строчки, примитивные картинки. Прочитал текст раза три – и только тогда мне открылось то, что я был обязан обнаружить мгновенно. Ну конечно же! Дом чудес доктора Шолкинса. Джекдо-лейн, Уайтчепел.

Я только что нашел «Дом шелка».

Глава 17
Сообщение

Моя жена вернулась в Лондон на следующий день. О своем прибытии она известила меня телеграммой из Камберуэлла, и я встречал ее поезд на Холборнском виадуке. Должен сказать, что никакая другая причина не заставила бы меня оставить Бейкер-стрит: я все равно полагал, что Холмс попытается со мной связаться, и мне претила мысль о том, что он проберется в свое жилище, невзирая на все сопряженные с этим опасности, и обнаружит, что меня там нет. Но я также не мог допустить, чтобы Мэри ехала одна через весь город. Одной из самых замечательных добродетелей моей жены было умение проявлять терпимость, мириться с моими долгими отлучками в обществе Шерлока Холмса. Она никогда не жаловалась, хотя и переживала, что я подвергаю себя опасности, и сейчас мне предстояло объяснить, что произошло в ее отсутствие, сказать, что, увы, полностью воссоединиться мы пока не сможем, нужно какое-то время, чтобы положение нормализовалось. Я сильно по ней соскучился и с нетерпением ждал встречи.

Шла вторая неделя декабря. Начало месяца было ознаменовано жуткой погодой, но сейчас на небе обосновалось солнце и, хотя на улице было очень холодно, все кругом сияло, намекая на общее довольство и процветание. Народ прибывал из загорода в таких количествах, что на площади яблоку негде было упасть. А сколько детей, взиравших на все с выпученными глазами! Казалось, только ими можно заселить небольшой город. Рабочие кололи лед и освобождали улицы от снега. Кондитерские и бакалейные лавки были увешаны веселыми гирляндами. В витринах предлагалось отведать гуся, ростбиф или пудинг, и сам воздух был наполнен ароматом жженого сахара и начинки для пирога. Я выбрался из четырехколесного экипажа и сквозь толпу протолкался к вокзалу, думая об обстоятельствах, из-за которых я совершенно выпал из предпраздничной суеты, лишился традиционных лондонских радостей. Пожалуй, в этом и заключалась отрицательная сторона моих отношений с Шерлоком Холмсом. Наша дружба затягивала меня в такие мрачные места, куда ни один нормальный человек не пошел бы по своей воле.

На вокзале народу было не меньше. Поезда приходили по расписанию, на платформах взволнованно, словно Белый Кролик из «Алисы в Стране чудес», с пакетами, свертками и корзинками, сновали молодые люди. Поезд Мэри уже прибыл, но я не сразу увидел ее, когда двери открылись и выплеснули в море метрополиса новую партию человеческих душ. Но вот и она, выходит из своего вагона… И тут произошло нечто, на секунду вызвавшее у меня беспокойство. На платформе возник мужчина и приблизился к ней, как бы собираясь поприветствовать. Я видел его только со спины – куртка с чужого плеча, рыжие волосы – и едва ли смог бы узнать при повторной встрече. Он перебросился с Мэри парой слов, потом сел в поезд и исчез из виду. Возможно, мне это только показалось. Я подошел к ней, она увидела меня, улыбнулась, я заключил ее в объятия, и вместе мы пошли к выходу, где нас ждал экипаж.

Мэри столько хотела мне рассказать о своем визите! Госпожа Форрестер была безмерно счастлива ее видеть, они стали настоящими подружками, оставив взаимоотношения хозяйки и гувернантки далеко в прошлом. Мальчик, Ричард, воспитанный и вежливый, как только оправился от болезни, стал им замечательным товарищем. Оказалось, что он запоем читает мои рассказы! Атмосфера в доме такая, какой она ее запомнила, – уютная и дружелюбная. В общем, визит оказался исключительно успешным, правда в последние дни она немножко приболела – мигрень, простуда, – и это состояние усугубилось в дороге. Вид у нее был уставший, я принялся допытываться, что с ней такое, и она призналась: есть тяжесть в мышцах рук и ног.

– Не тревожься обо мне, Джон. Чашка чая – и я живо приду в норму. Лучше расскажи про твои новости. Что за фантастическую историю я прочитала о Шерлоке Холмсе?

Я не раз терзал себя вопросом: виноват ли я, что не обследовал Мэри более тщательно? Конечно, меня тогда занимали другие мысли, а сама она не приняла свое заболевание всерьез. К тому же у меня не шел из головы странный человек, подошедший к ней. Вполне возможно, даже поставь я верный диагноз, едва ли можно было что-то изменить. Но все равно, это ощущение будет со мной до конца жизни: к жалобам жены я отнесся легкомысленно и не распознал первые признаки брюшного тифа, который вскоре забрал ее у меня.

Про незнакомца она заговорила сама, как только экипаж тронулся.

– Ты видел этого человека? – спросила она.

– У поезда? Да. Он с тобой говорил?

– Он обратился ко мне по имени. Это меня испугало.

– Что он сказал?

– Просто «доброе утро, госпожа Ватсон». Из простолюдинов. Наверное, рабочий. Он вложил мне в руку это.

Она показала матерчатый мешочек, который все это время сжимала в руке, но о котором забыла, преисполненная радости от нашей встречи, к тому же мы покидали вокзал в спешке. Теперь она передала мешочек мне. Внутри было что-то тяжелое, я поначалу решил, что это монеты, потому что услышал звон металла. Я открыл мешочек и высыпал содержимое на ладонь – оказалось, что это три увесистых гвоздя.

– Что бы это значило? – спросил я. – Он ничего не сказал? Ты можешь его описать?

– Не очень, дорогой. Я глянула на него мимоходом – ведь я искала глазами тебя. Волосы, кажется, каштановые. Небритый, грязный. Какое это имеет значение?

– Он больше ничего не сказал? Денег не требовал?

– Я же сказала. Он обратился ко мне по имени, больше ничего.

– Но кому понадобилось передавать тебе мешочек с гвоздями?

Не успел я произнести эти слова, как все понял и торжествующе воскликнул:

– «Мешок с гвоздями»! Ну конечно!

– Что это значит, дорогой?

– Подозреваю, Мэри, что это был сам Холмс.

– Ни капельки не похож.

– В этом весь фокус.

– Мешочек с гвоздями тебе о чем-то говорит?

Он говорил мне о многом. Холмс хочет, чтобы я приехал в одну из двух пивных, где мы были, когда искали Росса. Обе назывались «Мешок с гвоздями», но какую из них он имел в виду? Едва ли вторую, в Ламбете, потому что там работала Салли Диксон и полиции это место известно. Более вероятна первая, в Эдж-лейн. Понятно, он боится, что его увидят, это явственно следует из того, каким путем он решил со мной связаться. Он был переодет, и, если какой-то представитель власти видел, как Холмс подходит к Мэри или ко мне, а потом задержал бы нас прямо на платформе, он нашел бы мешочек с тремя плотницкими гвоздями, больше ничего, и никаких свидетельств того, что было передано какое-то сообщение.

– Дорогая, боюсь, мне придется тебя оставить, как только мы доберемся до дома, – сказал я.

– Тебе не угрожает опасность, Джон?

– Надеюсь, нет.

Она вздохнула:

– Иногда мне кажется, что к господину Холмсу ты привязан больше, чем ко мне. – Она увидела выражение моего лица и мягко похлопала меня по руке. – Шучу, шучу. Тебе совсем не надо ехать до самого Кенсингтона. Мы можем остановить экипаж на следующем углу. Я доберусь до дома сама, кучер поможет с багажом. – Я заколебался, и она сменила тон на более серьезный. – Езжай к нему, Джон. Если он выбрал такой сложный способ что-то тебе сообщить, значит он в очень трудном положении и ты ему нужен. Впрочем, как всегда. Ты не можешь ему отказать.

Итак, мы расстались, и я утратил контроль над своей жизнью, более того, я едва ее не лишился, маневрируя в транспортном потоке, – на Стрэнде меня чуть не переехал омнибус. Мне пришло в голову, что раз слежки опасается Холмс, значит принципиально важно, чтобы и мне никто не сел на хвост. Я некоторое время перемещался по проезжей части, уклоняясь от экипажей и заметая таким образом следы, наконец оказался в безопасности на тротуаре, внимательно огляделся и уже потом направился в нужную мне сторону. Через полчаса я был в заброшенной и убогой части Шордича. Тот паб я помнил очень хорошо. При солнечном свете обветшалый домишко выглядел чуть лучше, чем в густом тумане. Я перешел улицу и вошел в пивную. В баре сидел один человек, и это был не Шерлок Холмс. Я сильно удивился и даже вздрогнул: это был Риверс, санитар доктора Тревельяна в тюрьме Холлоуэй. На нем не было форменной одежды, но отсутствующее выражение лица, запавшие глаза и рыжие вихры не оставляли сомнений. Он сидел за столом, склонившись над кружкой портера.

– Господин Риверс? – воскликнул я.

– Сядьте рядом, Ватсон. Рад снова видеть вас.

Это был Холмс! Я тотчас понял, каким образом был обманут и как ему удалось бежать из тюрьмы буквально на моих глазах. Я прямо-таки рухнул на стул, который он подтолкнул в мою сторону. Опять он обвел меня вокруг пальца! Из-под парика и грима Холмс улыбнулся мне лучистой улыбкой, которую я знал так хорошо. В этом заключалось чудо холмсовских маскировок. Он вовсе не налегал на театральные фокусы или какой-то камуфляж, хотя без них не обходилось. Главное было в другом – он обладал даром перевоплощения, он превращался в человека, которого изображал, и, если сам в эту метаморфозу верил, остальные тоже в нее верили – вплоть до момента разоблачения. Так бывает, когда смотришь на какой-то неопределенный предмет вдалеке – скалу или дерево – и он в твоем воображении принимает форму, скажем, животного. Но когда подходишь ближе и видишь, что это на самом деле, второй раз на эту удочку ты уже не попадешься. Я сел за стол рядом с Риверсом. Но теперь мне было ясно без толики сомнений – я сижу рядом с Холмсом.

– Но как же… – начал я.

– Всему свое время, дорогой друг, – перебил меня он. – Сначала дайте мне гарантию, что не привели за собой хвоста.

– Абсолютно уверен, что прибыл сюда один.

– Но на Холборнском виадуке за вами следили двое. По виду полицейские, наверняка на службе у нашего друга, инспектора Гарримана.

– Я их не видел. Но из экипажа моей жены я выбрался, когда он проехал половину Стрэнда. Он не прекращал движения, я выскользнул под прикрытием ландо, и, даже если на вокзале за мной следили двое, они сейчас в Кенсингтоне и скребут в затылках, куда же я делся.

– Мой верный Ватсон!

– Но как вы узнали, что моя жена приезжает сегодня? Как вы вообще оказались на станции?

– Ну это проще простого. Я шел за вами от Бейкер-стрит, понял, какой поезд вы встречаете, а потом опередил вас в толпе.

– Это только первый вопрос, Холмс, и я настаиваю, чтобы вы отчитались по всем пунктам, потому что у меня голова идет кругом уже оттого, что вы сидите рядом. Начнем с доктора Тревельяна. Я правильно понимаю, что вы его узнали и попросили помочь вам бежать?

– Именно так. По счастливому совпадению наш бывший клиент попал на работу в тюрьму, хотя, как мне кажется, мою сторону взял бы любой доктор, когда стало ясно, что меня собираются убить.

– Вы об этом знаете?

Холмс окинул меня проницательным взглядом, и я понял: если не хочу нарушать клятву, данную два дня назад моему зловещему вечернему сотрапезнику, я должен делать вид, что вообще ничего не знаю.

– Я ждал этого с первой минуты ареста. Было ясно, что все улики против меня развалятся, как только мне позволят говорить, стало быть, мои враги этого не допустят. Я ждал нападения со всех возможных сторон, в частности самым внимательным образом проверял свою пищу. Вопреки общепринятому убеждению, совершенно безвкусных ядов почти нет, и уж никак не назовешь безвкусным мышьяк, которым они надеялись меня прикончить. Я обнаружил его в мясной похлебке, которую мне принесли в конце второго дня… Это была совсем топорная попытка, Ватсон, и я им за нее благодарен – они мне дали то самое оружие, которое требовалось.

– Гарриман – участник сговора против вас? – спросил я, дрожа от ярости.

– Либо инспектору Гарриману хорошо заплатили, либо он вхож в святая святых тайной организации, которую мы с вами обнаружили. Я склоняюсь ко второму варианту. Я думал о том, чтобы пойти к Хокинсу. Начальник тюрьмы производит впечатление цивилизованного человека, он взял на себя труд создать мне в исправительном доме условия, которые можно считать приемлемыми. Я решил, что, если подниму тревогу слишком рано, это только ускорит вторую, более смертоносную попытку, поэтому я попросил о встрече с доктором, а уже в лазарете с радостью обнаружил, что с главным врачом мы знакомы, это существенно упростило мою задачу. Я показал ему отравленную похлебку – немного сохранил у себя, – объяснил, какая ведется игра, что меня арестовали по ложному обвинению и мои враги хотят, чтобы из тюрьмы Холлоуэй живым я не вышел. Доктор Тревельян был потрясен. Он и так был склонен мне поверить – считал себя передо мной в долгу в связи с делом на Брук-стрит.

– Как он оказался в Холлоуэе?

– Нужда заставила, Ватсон. Вы ведь помните – после смерти своего пациента он лишился работы. Тревельян – очень одаренный человек, но не из тех, кому благоволит судьба. Проболтавшись без дела несколько месяцев, он наткнулся на должность в Холлоуэе и согласился на нее, хотя и без большой охоты. Надо попробовать ему помочь.

– Конечно, Холмс. Прошу вас, продолжайте.

– Первое, что пришло Тревельяну в голову, – поставить в известность начальника тюрьмы, но я его отговорил. Объяснил, что заговор против меня имеет глубокие корни, мои враги – люди весьма могущественные. Да, мне обязательно надо выйти на свободу, но мы не имеем права втягивать в эту историю кого-то еще, и действовать надо иначе. Но как именно? Тревельяну, как и мне, было ясно: открыть дорогу на волю силой мне не удастся. То есть попытки сделать подкоп или перелезть через стену обречены на провал. Мою камеру от внешнего мира отделяло не меньше девяти запертых дверей и ворот – как ни маскируйся, пройти через все эти преграды не удастся. Путь насилия тоже исключался. Мы проговорили почти час, и все это время я ждал появления инспектора Гарримана – он продолжал меня допрашивать, пытаясь придать достоверность его притянутому за уши мошенническому расследованию.

Затем Тревельян упомянул Джонатана Вуда. Этот несчастный провел в тюрьме почти всю свою жизнь и здесь же собирался ее закончить – он страдал тяжелым заболеванием, и предстоящая ночь должна была стать для него последней. Тревельян предложил следующее: когда Вуд умрет, я займу место покойника в гробу. Но от этой идеи я отказался после секундного раздумья. Уж слишком много возникало вопросов; в частности, мои недруги могли заподозрить неладное: почему яд, который они добавили мне в пищу вечером, не отправил меня на тот свет? Выходит, я их перемудрил? При этих обстоятельствах отправляться на волю в чужом гробу было бы чересчур. Такой маневр могли предугадать. Зато, находясь в лазарете, я обратил внимание на санитара, Риверса, особенно на его медлительность и огненно-рыжие волосы – эти свойства могли сыграть мне на руку. Я сразу увидел, что все необходимые составные части: Гарриман, яд, умирающий заключенный – на месте и можно разработать другой план, раскусить который будет не так-то просто. Я сказал Тревельяну, что именно мне требуется… Буду ему вечно благодарен за то, что сомневаться в моем плане он не стал и послушно выполнил мои просьбы.

Вуд умер незадолго до полуночи. Тревельян пришел ко мне в камеру лично и сказал о случившемся, потом отправился домой – принести то, о чем я его просил. На следующее утро я объявил, что мое собственное состояние ухудшилось. Тревельян поставил диагноз «тяжелое пищевое отравление» и переправил меня в госпиталь, где тело Вуда уже было подготовлено к отправке. Я был там, когда привезли гроб, даже помог положить туда покойника. А Риверса не было. Он получил отгул, и Тревельян принес мне парик и сменную одежду, что позволило мне загримироваться под Риверса. Гроб унесли около трех часов, и наконец все было готово. Тут надо учесть человеческую психологию, Ватсон. Мы хотели, чтобы Гарриман сделал всю работу за нас. Во-первых, обнаружится мое невероятное и необъяснимое исчезновение из надежно запертой камеры. Тут же мы сообщим ему о покойнике, которого недавно вынесли в гробу. В таких обстоятельствах у меня не было сомнений, что он попадется на удочку, и я оказался прав. Он был абсолютно уверен, что в гробу вынесли меня, и окинул лишь мимолетным взглядом придурковатого санитара, который вроде и был главным виновником происшествия. Гарриман кинулся вон, фактически облегчив мне путь наружу. Ведь это он велел отпирать и открывать двери. Именно Гарриман помог мне пройти сквозь охранную систему, которая не позволила бы мне освободиться.

– Вы правы, Холмс! – воскликнул я. – Я ведь тоже на вас толком не посмотрел. Решил, что вас ногами вперед несут к выходу.

– Кстати, ваше появление оказалось для меня полной неожиданностью, и я боялся, что вы раскроете факт вашего знакомства с доктором Тревельяном. Но вы были великолепны, Ватсон. Собственно говоря, само ваше присутствие – вместе с начальником тюрьмы – накалило обстановку, потому-то Гарриман и помчался за гробом сломя голову.

При этих словах он мне подмигнул, и я воспринял их как комплимент, хотя прекрасно понимал роль, которая в этом приключении была уготована мне. Как и актеру на сцене, Холмсу требовалась аудитория, и чем больше было зрителей, тем вдохновеннее он играл свою роль.

– Но как быть дальше? – спросил я. – Ведь вы в бегах. Ваше имя опорочено. Сам факт вашего бегства позволит убедить весь мир в вашей вине.

– Побольше оптимизма, Ватсон. Лично я считаю, что с прошлой недели чаша весов заметно склонилась в мою пользу.

– Где вы сейчас живете?

– Разве я не говорил? У меня есть комнаты по всему Лондону, как раз для таких случаев, как этот. Одна находится неподалеку, и, смею вас заверить, там куда уютнее, нежели в заведении, которое я недавно покинул.

– Пусть так, Холмс, но ведь вы, пусть и незаслуженно, нажили себе много врагов.

– Что верно, то верно. Зададим себе вопрос: что объединяет таких несхожих персонажей, как лорд Хорас Блэкуотер, отпрыск одной из самых родовитых семей в Англии, доктор Томас Экленд, покровитель Вестминстерской больницы, и инспектор Гарриман, за плечами у которого пятнадцать лет беспорочной службы в лондонской полиции? Вот вопрос, который я ставлю перед вами в обстановке, никак не схожей с обстановкой в центральном уголовном суде. Что общего у этих трех человек? Для начала все они – мужчины. Все они богаты, с хорошими связями. Мой братец Майкрофт говорил о скандале – это как раз такие люди, которые могут от него пострадать. Кстати, насколько я понимаю, вы были в Уимблдоне?

Я не мог себе представить, как или от кого Холмс об этом услышал, но сейчас на такие подробности не было времени. Я просто подтвердил факт своей поездки в Уимблдон и вкратце рассказал Холмсу о связанных с ней обстоятельствах. Как мне показалось, его особенно взволновала новость о внезапном ухудшении здоровья Элизы Карстерс.

– Мы имеем дело с соперником исключительно коварным и жестоким, Ватсон. Чтобы добраться до сути, нужно копать очень глубоко, и нам с вами необходимо во всем разобраться – тогда мы нанесем Эдмунду Карстерсу еще один визит.

– Вы считаете, что между этими двумя делами есть связь? – спросил я. – Я не вижу, как события в Бостоне и даже убийство Килана О’Донахью в частной гостинице в Лондоне можно связать с жуткой историей, которая нас сейчас занимает.

– Вы не видите этой связи по простой причине: вам кажется, что Килан О’Донахью на том свете, – ответил Холмс. – Скоро мы кое-что о нем узнаем. Пока я был в Холлоуэе, мне удалось послать запрос в Белфаст…

– Вам разрешили послать телеграмму?

– Услуги почты мне не понадобились. Преступный мир передает сведения быстрее и дешевле, и к нему есть доступ у каждого, кто не поладил с законом. В моем крыле сидел фальшивомонетчик по имени Джекс, мы познакомились на прогулке в тюремном дворе, два дня назад его выпустили на свободу. Я передал ему свою просьбу, и, как только получу ответ, мы вместе едем в Уимблдон. Но пока что и вы не ответили на мой вопрос.

– Что связывает эту троицу? Ну это очевидно: «Дом шелка».

– А что такое «Дом шелка»?

– Не знаю. Но, кажется, я могу вам сказать, где его найти.

– Ватсон, вы меня изумляете.

– А вы сами-то знаете, что это?

– Да, не так давно узнал. Но я с радостью выслушаю ваши выводы и как вы к ним пришли.

По счастью, листок с рекламным объявлением был при мне, я развернул его и показал Холмсу, заодно сообщив о недавней беседе с преподобным Чарльзом Фицсиммонсом.

– «Дом чудес доктора Шолкинса», – прочитал Холмс. Минуту он выглядел озадаченным, но вскоре его лицо прояснилось. – Ну конечно же. Это именно то, что мы ищем. Еще раз поздравляю вас, Ватсон. Пока я томился под стражей, вы занимались делом.

– Этот адрес вам о чем-то говорит?

– Джекдо-лейн? Не совсем. Но я уверен, там мы получим ответы на все интересующие нас вопросы. Сколько сейчас времени? Почти час дня. Думаю, в такое место лучше идти под покровом темноты. Вы согласитесь снова здесь встретиться часика эдак через четыре?

– С удовольствием, Холмс.

– Я знал, что на вас можно положиться. Не забудьте ваш боевой револьвер, Ватсон. Опасность подстерегает на каждом шагу, а ночь, боюсь, будет длинная.